Текст книги "Съемочная площадка"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)
22
Летом, ровно через год, пьеса Лео была поставлена на телевидении, с Сюзанной в главной роли. К моему большому огорчению, мы не сумели ее посмотреть, поскольку ее не передавали по центральным телеканалам. Правда многие местные студии показывали ее, но не в нашем районе. Однако через неделю позвонила Клео и сообщила, что спектакль имел грандиозный успех.
– И поверишь ли: твоя Сюзанна получила прекрасные отклики.
– Здорово! – обрадовалась я за Сюзанну.
– Лео решил: пусть она в основном молча появляется в кадре и произносит лишь очень короткие реплики. Он поставил спектакль так, что главная героиня в лице Сюзанны, как призрак, проходит через все сцены, но в диалогах почти не участвует. Знаешь, Лео был автором, режиссером и продюсером одновременно, все лежало на нем. Пьеса имела успех, и в результате Лео получил приглашение из Голливуда, – сообщила Клео с гордостью преданной супруги.
Все, кто принимал участие в постановке телеспектакля, извлекли из этого какую-то выгоду. Все, кроме Лео. У Дюреля, который был спонсором постановки, тут же расхватали всю партию духов от Сюзанны. Сама телестудия вызвала огромный интерес у новых спонсоров. Сюзанне, ко всеобщему удивлению, предложили серьезную роль в драматическом театре. И только Лео получил приглашение всего лишь от какой-то компании «Голдмен-Лессор продакшенз», исполнявшей заказы телевидения. Так что хотя это и Голливуд, но все-таки только телевидение. А он мечтал о драматическом театре!
Он попросил Сюзанну замолвить за него словечко, потребовать, чтобы его назначили режиссером ее пьесы. Лео утверждал, что только благодаря ему одному она получила такое признание. Благодаря ему ей так повезло.
Сюзанна рассмеялась ему в лицо.
– Драматург просто выкинет меня со сцены, если я попрошу за тебя – ничтожного режиссера телепостановок, который даже не работает на центральном телевидении. Да и вообще, зачем ты мне сдался, Лео?
– Потому что благодаря моему режиссерскому умению ты сыграла так, что критикам не за что было раздирать тебя на части.
– Правда? Я знаю, чего ты хочешь, Лео. Ты хочешь, чтобы все поверили, что я не могу играть без тебя. И на телевидении, и на сцене. Ты хочешь, чтобы и тебе перепало от успеха Сюзанны, как Штайнеру от Гарбо. Но я не собираюсь сажать тебя себе на хвост. И потом: чем ты сможешь отблагодарить меня?
Лео с трудом сдерживал ярость.
– Я собираюсь подписать контракт с Голливудом после того, как будет поставлена твоя пьеса. Я договорюсь, чтобы тебе достались главные роли в двух… трех фильмах. Ведь именно этого ты хочешь? Сниматься в кино?
Сюзанна язвительно рассмеялась.
– Думаешь, я дура? Весь город знает, что тебе предложили контракт на телевидении, а не в кино. Грандиозная сделка! – фыркнула она.
Он готов был ее задушить. Но снова взял себя в руки и заметил:
– Я нужен тебе, Сюзанна. Благодаря мне ты хорошо смотрелась в телепостановке. И благодаря мне ты будешь хорошо смотреться на сцене.
– Ни хрена подобного, Мейсон! Мне никто не нужен, чтобы я хорошо смотрелась. А кроме того, все твои обещания – вранье. Ты обещал помочь мне избавиться от Поли – и что? Он так и висит у меня на шее и продолжает блевать на мои коврики. А работа, которую ты обещал подыскать для него? Он выдержал только неделю…
– Я старался. Разве моя вина, что в первый же день он надрался до полусмерти?
– А средство, которое прописал ему твой проклятый шарлатан? Вы же чуть не угробили его! Я хотела избавиться от Поли, но не ценой его жизни.
– Кто же мог подумать, что при этом он будет продолжать пить. Каждый дурак знает, что нельзя смешивать транквилизаторы с алкоголем.
– А кто ему сказал, что это были лекарственные инъекции? Он-то думал, что ему впрыскивают витамины. Ты сам уверял его, что это витамины.
– Что ты хочешь доказать, Сюзанна? Ведь ты знала, что это не витамины. И все знали.
– Нет, я не знала, – возразила она, правда, без особой уверенности в голосе. – Вернемся к началу нашего разговора. Так почему ты думаешь, что я нуждаюсь в тебе? На самом деле все наоборот: это ты теперь хорошо смотришься благодаря мне.
Она рассмеялась. Лео захотелось схватить ее за шиворот и швырнуть носом в стену.
– Ничего у тебя не получится, Сюзанна! Ты еще будешь умолять меня дать тебе хоть какую-нибудь роль в Голливуде. И знаешь, что я сделаю в ответ? Я выгоню тебя ко всем чертям!
– Но я не хочу переезжать в Лос-Анджелес, Лео. Не хочу бросать мать, друзей, работу… Мою работу! – с отчаянием в голосе говорила она. – Лео, скоро я получу повышение. Мне обещали… Это нечестно, Лео!
– А разве честно, что я пишу пьесу, ставлю ее, причем ставлю так, что эта сучка Сюзанна чуть ли не становится звездой и в результате ее приглашают в драматический театр, а меня нет! Мне остается либо уехать в Голливуд и работать на «Голдмен-Лессор», либо остаться здесь на этой убогой студии. Но я не собираюсь оставаться. Если мне не светит сцена, я согласен на Голливуд. И ни ты, ни твоя идиотская работа не остановят меня. Если уж тебе так дорога твоя работа, то почему бы тебе не остаться?
Он метнулся в спальню, захлопнув за собой дверь, но Клео бросилась за ним.
– Лео, но ведь ты не всерьез это говоришь!
– К черту! Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что именно этого и хочу – уехать в Лос-Анджелес. Пускай они подавятся своим театром! Милти Сирс уехал в Лос-Анджелес в прошлом году и сейчас живет полной жизнью. Солнце. Теннис. Приемы с директорами студий. Обеды. Там все и происходит. Там, а не здесь. Здесь упадок. Выгляни в окно. Что ты видишь? Грязные улицы. Серые лица. Сплошное запустение. Ни пальм, ни апельсинов. Я вовсе не собираюсь долго торчать на их телевидении. Я познакомлюсь с нужными людьми, и ты не успеешь оглянуться, как я начну снимать фильмы. Но если для тебя важнее твоя вшивая работа, что я могу еще сказать, кроме как пожелать удачи!
И чтобы придать своим словам большую весомость, он принялся доставать вещи из шкафа. Клео запаниковала.
– Когда ты собираешься уехать?
А как же ее брак! Ее квартира! Ее замечательная мебель!
Он зло улыбнулся.
– Передумала? Тоже собираешься в путь?
Ей хватило нескольких секунд, чтобы принять решение.
– Я еду с тобой, потому что наш брак все-таки что-то для меня значит, – еле слышно сказала она, стараясь ответить как можно более достойно.
– В таком случае тебе нужно поставить в известность своих боссов. Я отправлюсь на следующей неделе.
– Почему так скоро?
– Раз я еду, то я еду. Зачем убивать тут время? Но если тебя больше волнуют твои работодатели, а не я…
Его слова повисли в воздухе.
– Нет, Лео, конечно, нет, – поспешила ответить она. – Ты же знаешь: наверняка у Бета есть знакомые на какой-нибудь студии. Наверняка мне удастся получить работу в отделе прозы. Почему бы мне ее не получить? Специфика та же самая, знакомая мне…
«Значит, ты надеешься обскакать меня и в Голливуде? Надеешься работать на крупной студии, тогда как мне придется с трудом пробивать себе дорогу, чтобы наконец распрощаться с телевидением? Ни за что!» – сказал он себе.
– Не думаю, что тебе придется искать себе работу, Клео. Полагаю, у тебя не будет на это времени.
– Почему? Что ты имеешь в виду?
– Думаю, нам пора строить семью. Мужчина, у которого есть настоящая семья, вызывает больше уважения в тех краях. В их глазах это человек солидный, а не какой-нибудь прохиндей. Да и Калифорния – отличное место для воспитания детей. Они вырастают высокими и красивыми. Может быть, оттого, что там много солнца и фруктов. Нам понадобится дом. У них всякий уважающий себя человек живет в доме, а не в квартире. В доме, окруженном пальмами. И раз уж мы купим такой дом, его нужно будет обставлять. А это, Клео, у тебя получается хорошо. Это то, что тебе особенно удается… – Что он хочет этим сказать, недоумевала Клео. – А после того, как мы обзаведемся домом, мы начнем устраивать приемы, – продолжал Лео. – Намного чаще, чем здесь. Именно так в Голливуде делаются дела. На приемах или в садах с бассейнами. Как видишь, ты будешь очень за-ня-та. Очень за-ня-та. И мне бы хотелось, чтобы ты поработала в какой-нибудь их благотворительной организации. Все крупные приемы устраиваются на благотворительные средства. Так что, – он счастливо улыбнулся, – у тебя будет полно дел.
– А где мы возьмем деньги, Лео? На все это будет уходить много денег. Много де-нег, – передразнила она его. – Нам нужна большая зарплата.
– Твоя зарплата? Гроши. Гро-ши. «Голдмен-Лессор» обещает платить мне две тысячи в неделю. Это не какая-нибудь дерьмовая местная телестудия. Там не мелочатся. И это только начало. В среднем там платят по пять тысяч в неделю. Плюс права. Плюс проценты. Плюс доля в общем доходе, – убеждал он ее.
– Но ты же говорил о доме. А мы ничего не отложили.
Он задумался на секунду.
– В Калифорнии покупают дома за несколько тысяч, но вначале платят только одну тысячу. Разве ты не знаешь? Кстати, у меня идея. Я знаю, как тебе тяжело расставаться здесь со всем. А как насчет того, чтобы попросить твою мать поехать с нами? Она могла бы пожить у нас, пока не найдет себе подходящее жилье. Ей наверняка удалось бы продать за большие деньги свой дом в Тинафлайе и приобрести что-нибудь в Калифорнии. Да и помогла бы тебе с ребенком.
«Помогла бы с ребенком? Но я еще даже не беременна». Конечно, мама была бы не против поехать в Калифорнию. Она была бы рада что-то изменить в жизни. К тому же она души не чает в Лео. Клео пожала плечами. И на что ей в самом деле жаловаться? Жизнь в Голливуде, как расписал ее Лео, не кажется такой уж отвратительной. Скорее даже привлекательной. Кроме того, если она собирается обзавестись ребенком. Обставить дом и с помощью умелой экономки поддерживать в нем порядок, зачем ей вообще думать о работе? В конце концов, такую жизнь действительно можно назвать хорошей.
23
К Рождеству Сьюэллен простила меня за то, что я перетащила ее в Акрон. Она уже обжилась на новом месте, вступила в местную женскую организацию, начала активно работать в ассоциации родителей и учителей при детском саде, в который ходил Пити, и буквально за три дня до рождения Ребекки устроила загородный прием для кандидатов в члены правления школы.
Клео, подавшейся на западное побережье, в отличие от меня, посчастливилось забеременеть. Об этом она сообщила мне в рождественской открытке. Тамошняя жизнь ей явно пришлась по душе. Она вместе с Лео и своей матерью с нетерпением ждала появления ребенка.
Не успела я оглянуться, как прошло несколько месяцев, снова наступило лето, и пора было посылать подарок для Джошуа Мейсона, недавно родившемуся в далеком солнечном краю. Я купила подарок в магазинчике «Дар Небес», который открылся в недавно построенной нами Галерее Виа Венето в Колумбусе, а через две недели получила ответное письмо от Клео.
«Мэйсоны
570 Н. Палм Драйв
Беверли-Хиллз, Калифорния
10 июня 1972 года
Дорогая Баффи.
Мне ужасно понравилось твое одеяло для коляски и набор подушек, которые ты подарила нашему малышу Джошуа. Они прекрасно будут смотреться в коляске, которую Лео заказал в Англии. В Беверли-Хиллз английские коляски так же обязательны, как и немецкие автомобили (кроме «роллсов», конечно).
Мы переехали в новый дом. Это чудная гасиенда. В два этажа. Как ты поняла по нашему адресу (кстати, не забудь его себе переписать), мы живем на Палм Драйв в северной части города. То есть там, где НАДО. Наш дом находится в ряду 500-х номеров, а чем «выше» ты живешь, тем престижнее. Лео не успокоится, пока мы не доберемся по крайней мере до 800-х номеров. Но он говорит, что жить там, где мы живем сейчас, все-таки лучше, чем в Долине. Я заметила, что сам Боб Хоуп живет в Долине, и каждый знает, что он богат как Крез. На что мне Лео ответил, что Боб может себе это позволить: всем известно, что ему принадлежит половина Долины (я говорю о долине Сан-Фернандо).
Излишне говорить, что у нас есть бассейн (Лео совершенно не умеет плавать, но ему хотелось иметь бассейн просто так, для красоты). Тут хорошо принимать гостей. Что мы и делаем. Мы переехали в этот дом, когда Джошу исполнилось лишь три месяца, а Лео заявил, что необходимо немедленно устроить новоселье, поскольку ему хотелось ублажить одного исполнительного продюсера (чтобы заключить нужный контракт). При этом мы успели обставить дом только наполовину и, конечно, не отделали его. К счастью, мама еще с нами, иначе одна, да к тому же с ребенком на руках, я бы не справилась.
Ты же знаешь, какой Лео требовательный. Он хотел, чтобы в доме все было так, как он задумал, а у нас в запасе была только неделя! И пять вечеров подряд до назначенного дня он ходил по комнатам и кричал: «Больше ламп! Здесь темно, как в морге! Мне нужно больше, ламп!» Я пыталась объяснить, что на поиски ламп уйдет больше времени, чем на поиски мебели. Но поверишь ли? На следующий день я пошла по магазинам и купила эти самые лампы – целых восемь штук! А за два дня до приема Лео вбил себе в голову, что диван в его рабочем кабинете не того цвета, и нужно срочно переменить обивку. Спорить с ним было бесполезно. Я знала, что мне не найти сумасшедшего, который согласился бы обивать диван за два дня до приема, и взялась за дело сама. Всю ночь я выкраивала и насаживала материал на БУЛАВКИ, а потом мне оставалось только перекреститься, чтобы какая-нибудь булавка не застряла у гостя в заднице.
И мы успели подготовиться к приему. А Лео сказал: «Вот видишь! Можешь, когда пожелаешь. Все, что от тебя требуется, это взять пример с меня и приложить усилия». В тот момент мне захотелось пристукнуть его, но, по правде говоря, в день приема я подумала, что он пристукнет меня, потому что нам не прислали обещанных продуктов. Мне казалось, что сейчас либо он убьет меня, либо его самого хватит удар. Выяснилось, что поставщики перепутали числа. Я не могла осуждать Лей за его вспышку. К нам вот-вот придет сто пятьдесят человек, а еды нет! Тогда я сделала единственное, что мне пришло в голову – помчалась прямо в «Нейт и Элс» (это здешний магазин деликатесов, в котором продают настоящую нью-йоркскую солонину) и скупила все, что там было. Потом побежала в «А Фонг» (китайский ресторан в соседнем доме) и забрала все яйца и жареные ребра. К счастью, злополучные поставщики все-таки прислали несколько официантов (я пригрозила, что ославлю их на весь город, если они не выполнят нашу просьбу).
Но вопреки всему, вечеринка прошла замечательно. Мы принимали гостей у бассейна, погода стояла божественная, Джошуа ни разу не захныкал, а Лео договорился о своем контракте.
Как я уже сказала, мама пока еще живет с нами, хотя купила себе двухкомнатную квартиру на Уилшире и переедет туда, как только строительство дома будет полностью закончено. Она очень нам помогает. Она внесла деньги за наш дом. Мама вообще всегда нас поддерживала. Она любит Лео, к тому же она одна из тех немногих людей, которые ему нравятся. Знаешь, самое смешное то, что Лео убеждает ее сделать пластическую операцию. Он даже присмотрел ей парочку кавалеров! Женщинам за сорок здесь живется невесело. Ведь вокруг столько пикантных крошек, которые предпочитают флиртовать с солидными мужчинами, способными что-то для них сделать. (Думаю, я не рассказываю тебе ничего нового). Практически каждый пожилой мужчина, с которыми работает Лео, бросил свою старую подругу и подыскал себе что-нибудь более свеженькое. И пожилым женщинам почти некуда пойти развлечься. Никто за ними не ухаживает, и им приходится довольствоваться тем, что есть – то есть заботами о собственном доме и уплатой счетов. Даже на приемы их никто не приглашает. Конечно, мама всегда старалась держаться в форме. Кто знает? Может быть, когда она подтянет морщины, ей еще удастся кого-нибудь подцепить. Правда, говорят, что после операции человек выглядит примерно на десять лет моложе. И если мама будет выглядеть на сорок, не знаю, имеет ли вообще смысл затевать это дело. По-моему, в Голливуде это не поможет.
Я пригласила на новоселье Кэсси. Она пришла со своим самцом. И была бледна и молчалива. Ты в курсе, что недавно у нее опять случился выкидыш? Бедная Кэсси. Вот уж и впрямь бедная маленькая богачка. Она всегда подавлена, хотя многие бабы отдали бы последнее, чтобы оказаться в койке с Гаем Саварезом. И наверное, надо хорошо знать нравы Лос-Анджелеса, чтобы понять, с каким пиететом относятся к ее матери. Она тут настоящая королева-мать. Ее имя красуется на дверях каждого приюта в городе. Если же на какой-то вывеске его нет, значит, просто тот приют не заслуживает участия. Конечно, окружение мадам Хэммонд – общество не из веселых. И, взглянув на Гая Савареза, удивляешься, почему он не принят туда. Кажется, это было бы вполне естественно. (Лео утверждает, что он еще добьется своего). К нему как-то настороженно относятся, хотя «настороженно» – не совсем то слово… когда с ним разговариваешь, возникает ощущение, что ты ему неприятен и что весь мир ему противен. Прошу, когда будешь писать Кэсси, не проговорись о том, что я тебе сейчас сказала. Я хочу, чтобы мы с ней оставались друзьями. В Голливуде начинаешь ценить настоящую дружбу, потому что здесь это большая редкость. Только не пойми меня неправильно… я люблю Голливуд!
Здесь очень весело, и надеюсь, вы с Тоддом приедете к нам в гости. Может быть, вам здесь так понравится, что вы надумаете построить у нас Королевскую галерею. Крепко целую Тодда, Меган, Сьюэллен, Говарда и их двоих малышей. Тебе ужасно повезло, что Сьюэллен живет вместе с тобой. Завидую, что рядом у тебя сестра, которая может разделить с тобой все заботы. Правда, и я не одна, а с мамой.
Люблю тебя, Клео».
В общем создавалось впечатление, что у Клео в Голливуде все складывается вполне благополучно и она счастлива, как и я. Мне наконец удалось забеременеть, новый торговый центр процветал, каждый день я проводила в заботах о Тодде и Меган (не без помощи Ли) и благодарила благосклонную ко мне судьбу. А недалеко жили Сьюэллен и Говард со своими детьми. Это была идеальная семья семидесятых годов, в которой росли двое детей обоего пола. Я подумала о Кэсси. Надо будет срочно написать ей, сказать, как я переживаю за нее из-за того, что у нее был выкидыш, и вообще дать ей понять, что я помню о ней. Не мешало бы послать письмо и Сюзанне. В Нью-Йорке состоялся спектакль с ее участием, а через день показ прекратился.
Бедная Сюзанна! Ее дебют на сцене обернулся страшной личной катастрофой: критики просто сожрали ее. «Королева благовоний источает смрад». «Вонь от Сюзанны заполнила всю сцену. Теперь ее нужно проветривать». «Как актриса Сюзанна оказалась на диво восхитительным человеком. Ее место в витрине». Один критик счел нужным пояснить ситуацию: «Пришло время убедиться, что Леонард Мэйсон, уехавший из Нью-Йорка в более гостеприимный Голливуд, оказался весьма толковым драматургом и режиссером. Решив поставить на телевидении свою пьесу с Сюзанной в главной роли, он так построил сцены и диалоги, что действие происходило как бы вокруг красавицы героини, поскольку полагаться на ее скудный талант не приходилось. Однако Рон Херши, автор пьесы, и Боб Куртц, режиссер «Ухода», не обладают такой интуицией, как Мэйсон. Так что, поскольку мудрость их подвела, остается лишь надеяться, что найдется кто-нибудь, кто посоветует Сюзанне и дальше заниматься рекламой парфюмерии или же, подобно мистеру Мэйсону, отправиться в Голливуд, где больше ценятся внешние данные, чем актерские способности»».
И все-таки я была уверена, что Сюзанна воспрянет духом и снова займется коммерческой рекламой, снова будет появляться на страницах «Вог» и «Харперс базар», пока не придумает, что делать дальше. Ничто не могло обернуться для Сюзанны полным крахом – тем более что у нее сохранялся контракт с фирмой «Дюрель».
24
Я была на третьем месяце беременности, когда позвонила Сюзанна, чтобы сообщить ужасное известие. Умер Поли!
О нет, только не дорогой славный Поли!
Несчастный случай, сказала Сюзанна. Роковой несчастный случай. Он принял лекарство вместе с алкоголем…
Я первая поняла, что нужно поехать поддержать Сюзанну.
– Она просит нас сейчас же отправиться в Нью-Йорк, – сказала я Тодду. – Она говорит, что ей нужна наша помощь, чтобы пережить несколько следующих дней.
Поначалу Тодд воспротивился.
– Ей нужна наша помощь? Никто ей не нужен. Ведь это Сюзанна! У нее есть она сама. Вот все, что ей нужно. Это Поли нуждался в чьей-нибудь помощи, черт возьми, но сейчас уже слишком поздно.
Он сел, закрыл лицо руками и разрыдался.
– Но Тодд, у нее был такой убитый голос. Совсем не ее голос. Мне кажется, сейчас мы действительно нужны ей.
– А ты? Не хочу, чтобы ты расстраивалась, ты все-таки беременна…
– Я в порядке. Правда. Все будет нормально.
Той же ночью мы улетели. Я даже не подозревала, что все остальное время теперь уже Тодд будет меня уговаривать пожалеть Сюзанну, а не наоборот.
– Полиция проводит расследование, – раздраженно говорила Сюзанна. – Они полагают, что это самоубийство. Какая, в конце концов, разница, как это назвать: случайным совпадением лекарств и алкоголя или самоубийством? Ведь речь не идет об убийстве. На самоубийство тоже не похоже. Говорят, что в таких случаях оставляют записку. А записки не было. Никакой записки!
Сюзанна великолепно выглядела в черном. И на черном фоне роскошная нитка жемчуга.
Со времени нашей последней встречи она немного похудела, если это вообще возможно в ее случае, лицо было бледным и уставшим, а желтые кошачьи глаза округлились еще больше. Да, она выглядела великолепно, и это действовало мне на нервы. Как смеет она блистать своей красотой, когда Поли лежит в холодном морге!
– Он стал совершенно неуправляемым! – кричала Сюзанна, пытаясь пробудить в нас сочувствие к НЕЙ. – Абсолютно неуправляемым. Я предупреждала его. Вы знаете, что я предупреждала его! – Она начала всхлипывать. – Я говорила ему каждый день, что лекарства в сочетании с алкоголем могут привести к смерти. Я повторяла ему, что он играет с динамитом, отравляет себя. Так оно и получилось. Если бы он так не глумился над собой, он был бы сейчас с нами, правда? – жалобно спросила она. У нее потекла тушь, и мне даже стало приятно, что она проявила слабость. Нехорошо выглядеть такой неотразимой, когда Поли лежит мертвый… – Я благодарю Бога, что он не совершил самоубийства, что там не было никакой записки. Просто случайная передозировка… сочетание… – она запнулась на середине фразы. – И все-таки моя репутация пошатнулась. Все подумают, что мы были любовниками и…
Это заявление доконало меня.
– Что значит: подумают, что вы были любовниками? Ничего более нелепого я не слышала. А что, по-твоему, могут подумать люди? Вы с Поли жили вместе уже несколько лет. Надеешься, люди считают, что вы лишь держались за руки? Он с самого начала пожертвовал своей карьерой ради твоей. Бог свидетель, он пожертвовал всей своей жизнью ради тебя. Не забывай об этом.
Моя атака в буквальном смысле сбила ее с ног, и она упала на тахту.
– Баффи, как ты можешь так говорить? Ты! Ты же знаешь, как мне был дорог Поли!.. Ты должна понять, что я сейчас чувствую…
Чтобы успокоить меня, Тодд положил руку мне на плечо, в его глазах появилась тревога оттого, что я так вспылила. Потом он с сочувствием посмотрел на Сюзанну, убежденный в том, что она искренне горюет.
На этот раз Сюзанна обратилась к Тодду.
– Я знаю: Баффи не верит, но это правда. Мы не были настоящими любовниками. Мне приходилось спать с Поли, только когда он меня принуждал. Когда был пьян и заставлял меня… когда я не могла отказать ему, опасаясь, что он что-нибудь выкинет… Никогда я не спала с ним по собственному желанию, рассказывала она Тодду даже с некоторой гордостью в голосе.
Во мне снова закипела ярость. Чем, черт возьми, она так гордится! Что Поли мертв и что ни разу при его жизни она, ее величество, не отдалась ему не то чтобы даже по любви, а просто из-за хорошего отношения к нему!
Мне стало дурно. Тодд был прав. Нам не следовало приезжать. Она не заслуживала никакого участия. Я поднялась. Подождала, пока поднимется Тодд. Он последовал моему примеру, однако не без колебаний. Он оглянулся на Сюзанну, и его лицо ясно говорило: прежде чем уйти, мы должны быть уверены в том, что поступаем правильно.
В глазах Сюзанны появилась паника, когда она поняла, что мы собираемся оставить ее. Она быстро встала и подошла ко мне с протянутыми руками, с мольбой на лице. Вдруг она оступилась и упала.
– Баффи! – заплакала она, стоя на коленях и цепляясь за мое платье. – Ты не можешь бросить меня сейчас. У меня больше никого нет. Даже Уэс предал меня. Ублюдок! Он так боится, что его поганое имя будет стоять рядом с моим! Никто здесь не знал настоящего Поли, каким он был на самом деле… Как мы с ним жили в старые добрые времена, до того, как Поли… Поэтому мне очень нужно, чтобы вы оба были сейчас со мной. Вы оба помните…
Сейчас я уже ни в чем не была уверена. Я взглянула на Тодда. Он ободряюще кивнул мне, обнял и помог Сюзанне подняться на ноги.
– Для меня сейчас больнее всего то, что Поли таки не осуществил своей мечты, – сказала она с улыбкой и жалобно посмотрела на меня в поисках сочувствия. – Он так и не попал в Голливуд… – Она прямо-таки готова была рвать на себе волосы. – Он так любил кино, – продолжала она, с мольбой глядя на Тодда. – Ты же помнишь, правда? Как он говорил о кино и кумирах прошлых лет. Ему так хотелось стать частью этого мира! Ему хотелось войти в этот мир, писать о нем, рассказать всем свету о чудесах кино. – Мы все снова сели. – Как жаль, что я поехал в Нью-Йорк, а не туда, – произнесла она уже более спокойным голосом. – Может быть, тогда все было бы по-другому…
Каким образом? Ты что, любила бы его больше? Или меньше использовала бы его? Разве лучше было бы Поли умереть не в Нью-Йорке, а в Голливуде от лекарств и алкоголя?
Тодд принялся утешать ее и отослал в спальню за свежим носовым платком. Когда она вышла, он тихо сказал:
– Мы приехали поддержать Сюзанну, и мы это сделаем, несмотря ни на что. Даже если она предала Поли, мы не предадим ее. Ведь речь уже идет не о Сюзанне, не правда ли? Речь о том, кто мы на самом деле.
Рассуждения Тодда всегда вызывали во мне уважение. Казалось, он умеет отметать все ненужное и доходит до самой сути. Что мы за люди? Никто не давал нам права судить, мы можем только помогать. Я мысленно поблагодарила Бога за то, что Он ниспослал мне Тодда.
Когда Сюзанна вернулась, Тодд заметил:
– Если бы он оставил записку, было бы глупо с твоей стороны сохранить ее. И действительно, совершенно не нужно. Но записки не было?..
– Я же говорила, – сказала Сюзанна, расширив глаза, – не было никакой записки.
– Правильно. И я об этом. Но если бы она была…
Как только следователь вынес заключение, что смерть наступила в результате случайной передозировки, состоялись похороны. Похоже, родных у него не было. Самым близким человеком, присутствовавшим на церемонии, оказалась Сюзанна. Я уже решила, что худшее позади. Однако Сюзанну, встречавшую гостей, ожидал новый удар.
– Джеффри Дюрель не пришел на похороны, – разрыдалась она, размазывая краску по лицу. – Его так и не было.
Сюзанна уже не переживала по поводу предательства своего женатого политика. Сейчас ее волновал только Джеффри Дюрель.
– Может, он заболел. Или уехал из города по делам, – говорила я, пытаясь утешить ее.
– Нет. Просто это скандал. Неважно, самоубийство или нет, – это скандал, пятно на моем имени. А он собирался возобновить мой контракт. Причем на более выгодных условиях. Они будут рекламировать новый шампунь, мой шампунь. Они хотели назвать его «Златовласка»! – причитала она. – Отсутствие Джеффри означает, что он передумал. Он не желает, чтобы его компания была связана со мной. Проклятый Поли!
И тут она запнулась, потрясенная собственными словами и посмотрела сначала на меня, а потом на застывшее лицо Тодда.
– Я не это хотела сказать. Я только хотела сказать, как мне его не хватает! Если б он был жив. Он был так ласков со мной, когда я провалилась в этой дурацкой пьесе. Так ласков… – Она обратилась к Тодду. – Тодд, ты такой умный, скажи, что делать. Мне необходим новый контракт. Эта неудача на Бродвее очень повредила мне. Ты же знаешь, каковы люди. Стоит тебе слегка оступиться – и они уже отвернулись от тебя. Они думают, будто твоя неудача может запятнать их.
Тодд на секунду задумался и предложил объявить неделю Сюзанны в Галерее Кинга, чтобы во всех центрах устроили продажу ее фирменных товаров и особое внимание уделили рекламе нового шампуня. Можно провести дополнительные рекламные шоу, в которых периодически будет появляться сама Сюзанна на фоне танцующих «златовласок». Это лишний раз укрепит позиции компании «Дюрель». В Галерею Кинга постоянно обращались различные компании с просьбой организовать рекламную продажу их товаров, но торговым залам было просто не под силу удовлетворить пожелания такого количества заказчиков.
Сюзанна радостно обняла Тодда.
– Какой ты молодец, Тодд! Это будет очень много для меня значить. Но удастся ли таким образом полностью изменить?..
Тодд облизнул губы, как будто они у него пересохли.
– Ты можешь сделать еще одну вещь. Даже странно, что ты сама до этого не додумалась. Очень старый прием.
– Какой? – с нетерпением спросила Сюзанна.
– Ты спала когда-нибудь с Дюрелем?
Сюзанна покраснела.
– Я…
Она взглянула на меня. Она призналась мне в этом, когда мы в последний раз были в Нью-Йорке. И сказать сейчас «нет», она не могла.
– Иногда… Крайне редко.
– Тогда поторопись сделать это снова, – брякнул Тодд. – А потом скажи ему, что беременна. Многие мужчины в таких случаях не могут отвертеться. И предупреди, что собираешься доносить ребенка.
Я не могла поверить своим ушам. Он что – шутит? Да нет, не похоже.
Сюзанна вспыхнула, смущенно улыбнулась и опустила глаза.
– Тогда ему придется развестись с женой.
Мы собирались улететь в Акрон ранним утром. Сейчас мы мрачно глядели в воды фонтана у «Плазы». Сегодня ни ему, ни мне не хотелось туда нырять, тем более что весь день меня мучила тянущая боль в области матки.
– Если ей удастся увести Дюреля от жены, в этом будем виноваты мы, и наши руки в крови, – с горечью произнесла я.
– Знаю, – вздохнул он. – Не могу себе простить. Но я не думал, я понятия не имел, что Дюрель женат. А ты?
– Я тоже… Не припомню, чтобы она когда-нибудь… – И тут я почувствовала резкую боль. Потом еще. И тогда я поняла, что это за боль. Выкидыш! Боже, помоги нам! Тодд! Не руки у нас в крови: она течет по моим ногам! Я повернулась к мужу. – Кажется, у меня сейчас будет выкидыш… – И разрыдалась. – Но я же не виновата. Я не позволяла себе ничего такого, что мне нельзя…
