Текст книги "Съемочная площадка"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)
45
Все произошло стремительно. Нашелся покупатель на галереи, и новые хозяева, их было несколько, немедленно принялись за дело. Они даже не захотели, чтобы Говард оставался на переходный период: для этого у них имелись свои люди. Три дня спустя от нашей сети торговых центров осталось одно название – «Галереи Кинга». Думаю, что и названию осталось жить недолго. Как только покупатели привыкнут к новым хозяевам, те назовут компанию своим собственным именем.
Таким образом, все мы вылетели на побережье: Ли, я с детьми, Тодд, который прилетал подписывать бумаги, Говард, Сьюэллен и их дети.
Мы со Сьюэллен сразу же занялись поисками подходящего жилья. В качестве агента по недвижимости мы пригласили мать Клео, Лейлу, а ее саму использовали как советника. Я выбрала «Средиземноморскую виллу Бенедикта» – там были бассейн и теннисный корт. Тодд сказал, что именно это и нужно главе киностудии – дом со всеми удобствами в Беверли-Хиллз, своего рода вывеска. Сьюэллен предпочла Энсино. Она сказала, что Вэли подходит ей больше, так как она хочет растить детей поближе к природе и подальше от крупных городских центров. Хоть мне и хотелось, чтобы они жили по соседству, а не за двадцать-тридцать минут езды от нас, оспаривать ее доводы я не решилась. Клео попыталась было выразить свое неудовлетворение ее выбором: Вэли считался непристижным районом. А Лейла Пулитцер сморщилась, словно почувствовала неприятный запах. Но Сьюэллен достаточно было сказать одну единственную фразу: «Если вы не в состоянии подыскать нам дом в Энсино, я, пожалуй, найму другого брокера», как Лейла не замедлила вернуть себе хорошее расположение духа.
У меня их разговор вызвал легкую усмешку. Я была на раннем сроке беременности, и все мне казалось ужасно смешным. Меня беспокоила только Кэсси, заявившая, что она тоже беременна.
Я всеми силами оберегала себя от любых забот, связанных со студией. Мне хотелось быть исключительно домохозяйкой. Тем не менее Тодд предпочитал советоваться со мной по большинству вопросов.
– Так было раньше, и так будет всегда, – заявил он. – Я просто не в состоянии принять без тебя ни одного решения. Так велика моя зависимость.
От такого рода заявлений сердце мое начинало стучать учащенно, а желудок сжимался, но я говорила ему:
– Ты сделал из меня что-то вроде наркотика.
А он отвечал голосом Хэмфри Богарта:
– Но ты и есть наркотик, крошка. Ты в моей крови, и вывести тебя нет никакой возможности. – От этого у меня еще сильнее учащался пульс.
Я справилась с ремонтом дома, купила мебель, устроила детей в школы и попыталась нанять прислугу. Ли ни в какую не соглашалась поселяться с нами на постоянное жительство. Не скрою, все это были приятные хлопоты. Как владельцам студии, нам приходилось следовать определенному общественному укладу. Помимо обычных вечеринок, он включал просмотры, ужины в честь вручения премий, благотворительные мероприятия. И Тодд никогда не позволял мне от всего этого уклоняться. Даже когда мой живот стал таким огромным, что сначала в помещении появлялся он, а уж потом я.
– Мы всегда и все делали вместе, и это будет оставаться так даже в Голливуде. – Эту фразу он повторял снова и снова.
Я дала себе клятву, что несмотря ни на какие обстоятельства всегда буду находить время для старых друзей. В связи с этим я частенько навещала Кэсси – моя беременность проходила легко, а вот она сидела на домашнем режиме по причине предыдущих выкидышей.
Но в ней не было и намека на какую-то болезненность. Чтобы не подниматься по ступенькам, она устроила себе спальню внизу, и со счастливым видом расхаживала по первому этажу своего дома босиком, в одном лишь цветастом платье – ее длинные, светлые волосы были все время распущены. Она, в прямом смысле слова, напоминала цветущую розу, улыбающееся «дитя цветов», хотя движение хиппи уже вышло из моды. У нее не было и тени сомнения, что беременность пройдет удачно и она родит, наконец, здорового ребенка. Это было удивительно – мне казалось, что она должна являть собой комок нервов.
В то утро я приехала к Кэсси около одиннадцати. Прежде чем припарковать машину, я убедилась, что машины Гая поблизости нет. Около полудня, когда мы вдвоем пили чай на кухне, в дверях появился похожий на викинга мужчина с каштановыми волосами, высокий и загорелый. На нем были джинсы и простая футболка. Входя в дом, он не удосужился ни позвонить, ни постучать. Этот факт должен был навести меня на определенные мысли, обрати я тогда на него какое-то внимание. Но меня в первую очередь поразило его сходство с Джоном Войтом. Неужели все здесь были похожи на каких-нибудь киноактеров? Или просто мои мозги перестроились на голливудский манер?
Я заметила, что в одной руке он держал букет пионов, а в другой – сосуд, на четверть, наполненный чем-то, напоминающим куриный бульон. Я смущенно улыбнулась. Такие подарки приносил мне Тодд до того, как начал дарить золотые браслеты и прочие драгоценные безделушки.
Кэсси представила нас друг другу:
– Моя подруга, моя лучшая подруга Баффи Кинг, – сказала она со значением, как бы пытаясь дать ему понять, что я на ее стороне. А затем, повернувшись ко мне, продолжила: – А это мой добрый сосед Джон Уинфилд. Уин живет в розовом замке на холме, – уточнила она.
В этот момент мне, кажется, стало ясно все. Уже не в первый раз я подумала, что жизнь как ни что другое напоминает кино. Если бы Джон Уинфилд и Гай Саварез появились вместе на экране, ни один зритель не усомнился бы, кто есть кто. Гай был мрачным, угрюмым злодеем, а Уин – отважным, но молчаливым героем. Может, в этом и была беда сериала «Голливуд и Вайн», который предстояло возродить нашей студии? Может, причина того, что после первоначального успеха он начал быстро сходить на нет, заключалась именно в Гае, которого зрители не воспринимали в роли полицейского-героя?
А если все было именно так, как я предполагала, то чего ждали эти два идиота? Зачем предавались эйфории в то время, как в воздухе кружила зловещая тень Гая? Насколько Кэсси успела раскрыть душу перед своим героем, и почему он, как и подобает герою, не подхватил ее на руки и не унес подальше отсюда? Был ли он достаточно для этого силен? Был ли он способен вырвать Кэсси из объятий Кассандры Хэммонд и противостоять возможным атакам черного злодея? Насколько мне известно, Гай Саварез был не из тех, кто с легкостью выпускает из рук свою собственность, даже если она не имеет для него никакой ценности.
А может, все это было лишь игрой моего бурного воображения, и Джон Войт – Уин – был лишь тем, кем он предстал передо мной? Очень красивым соседом, который принес куриный бульон?
Я старалась почаще видеться с Кэсси, а Клео, в свою очередь, стремилась как можно чаще видеться со мной. Было ли ее постоянное присутствие обычным проявлением дружеских чувств? Иногда казалось, что Клео взяла меня под свое крыло – она рекомендовала мне лучшего гинеколога и лучшего парикмахера: она объяснила, что для моего общественного статуса лучше, если я буду обедать в ресторане «Ма Maison» по пятницам, а не по понедельникам. Свою заботу Клео объяснила тем, что я ее лучшая подруга и пока не знакома с местными нравами. А может, на самом деле причина заключалась в том, что ее муж работал на моего мужа, и она стремилась заручиться нашим расположением?
Ну вот, выругалась про себя я, у меня уже появляются навязчивые идеи. Голливудская паранойя. Каким цинизмом было думать, что Клео беспокоится только о себе. Наверное, она просто нуждалась в дружбе – в человеке, с которым можно поделиться самым сокровенным, которому можно поплакаться. Должно быть, ей нелегко постоянно создавать видимость активности и благополучия.
Как бы между прочим, Клео рассказывала мне о том, что она сделала для Лео. На что я всегда, тоже как бы невзначай, замечала, какая она хорошая жена.
Вдруг она выпалила:
– Однажды я ушла от Лео. Это была обычная ссора. Ему не понравилось то, что я сделала. Я даже не помню, что именно. Но он сказал тогда, что я отвратительно выгляжу и что мне нужно следить за собой. И ушел, а я стала ломать голову над его словами. Как он мог сказать такое – я выглядела превосходно. Но потом поняла: он просто искал повод. Ему нужно было к чему-нибудь придраться. И тогда меня словно прорвало. Я подумала: «Посмотрим, что ты будешь делать без меня». Тогда у меня была Мария, и я оставила детей с ней, а сама собралась и ушла. Брать детей с собой в гостиницу было невозможно – пришлось бы идти к матери. А этого мне совершенно не хотелось. Я подумала, что она снова начнет распространяться о том, какое счастье быть замужем за Лео, и тогда я ее просто задушу. А ждать от нее чего-то другого тоже не приходится – ты же знаешь мою мать. Так что я оставила детей с Марией, а сама поселилась в «Бель-Эйре». Там довольно спокойно, а мне не хотелось встречать никого из знакомых. На всякий случай, я позвонила Марии и оставила ей свои координаты. Но на самом деле, мне, конечно, хотелось, чтобы она сообщила обо всем Лео, чтобы он, когда придет домой и не застанет меня на месте, запаниковал и бросился на поиски. Чтобы он на коленях умолялменя вернуться!
– Ну, и он умолял?
– Как бы не так. Я даже не знаю, стал бы он? Я поселилась в отеле, позвонила Марии, распаковала сумку, заказала обед в номер и включила телевизор. Я уставилась на экран, даже не притрагиваясь к обеду, и почувствовала, что впадаю в панику. Вдруг Лео вернулся домой, увидел, что меня нет, и просто махнул на это рукой? Что мне тогда делать? Тогда я поспешно собрала вещи и, как сумасшедшая, помчалась домой, чтобы успеть до его прихода. После этого мне в голову уже никогда не приходила мысль бросить его. Если даже у меня и возникает такое желание, я закусываю губу и жду, когда оно пройдет. Представляю, что было бы, если бы я действительно его бросила. Да я бы места себе не находила.
Мне нечего было ей на это ответить. Легко было давать советы другим…
Вдруг Клео рассмеялась – так смеются, когда поведав другому человеку что-то очень личное, затем начинают об этом жалеть.
– Боже, ты можешь подумать, что в моей жизни что-то не так, что я несчастлива.
Похоже, что Сюзанна была своей жизнью вполне довольна. Не то чтобы мы с ней часто встречались. Просто ей совершенно вскружил голову этот ее друг-адвокат, Ли Филипс. Когда я видела их вместе, мне казалось, что она в него по-настоящему влюблена. Она изменилась. Я решила, что это Ли повлиял на нее таким образом. Он не был красавчиком, как мы говорили в юности, но Сюзанна называла его «милашкой». Он и вправду был очень мил. Когда я увидела его в первый раз, меня ошеломило его поразительное сходство с Джеком Николсоном. Я понимала, что снова начинаю поддаваться соблазну сравнивать всех с киноактерами, но в данном случае сходство было неоспоримо. На нем всегда был костюм-тройка и почти неизменные темные очки. Случайно я узнала, что, когда он совершал пробежки, то облачалсяв велюровый спортивный костюм, а когда ездил верхом – надевал бриджи. Сьюэллен сказала, что не доверяет людям, которые все время ходят в темных очках. Якобы они прячутся за ними, и всегда возникает вопрос, что именноони прячут? А Клео пояснила, что в Лос-Анджелесе костюмы носят только два типа людей – театральные агенты и юристы. Наверное, она была права. Ли действительно был юристом. Но как насчет костюма в сочетаниис темными очками? Что это могло означать?
Когда Ли Филипс появлялся в костюме, Сюзанна тоже одевалась ему под стать – в строгие костюмы от Адолфо или красивые блейзеры в сочетании с юбками прямого покроя и сшитыми на заказ шелковыми блузками. Но стоило Ли Филипсу выйти на пробежку в черном или белом спортивном костюме, как в таком же одеянии оказывалась и Сюзанна. Они были близнецами.
Сюзанна на пробежке? Невероятно. Но это было фактом. Она изменилась.
– О, это замечательно! – восторгалась она. – Кислород проветривает мозги, и возникает такое ощущение, что ты паришь в воздухе! Только мои ужасные сиськи все портят. Знаешь, бегать с ними – целая проблема. – Она с вежливым презрением посмотрела на мои полные груди. – Ли так их и называет – «ужасные». Я уже подумываю вернуть их в прежнее состояние, но Ли говорит, что не стоит ничего делать спешно, сгоряча. Но мне трудно выглядеть леди, когда у меня такое. Это все Хайни виноват. Раньше я выглядела элегантно, а теперь просто непотребно, вульгарно.
– Ты не права! И потом, я не думаю, что тебе захочется переделывать все заново. Это такая возня.
– Подумаешь! Они просто имплантировали мне силикон, а теперь с тем же успехом удалят его. Мне будет намного легче бегать. Так что, Баффи, если хочешь бегать, грудь следует сделать поменьше.
– Я не думала о беге, по крайней мере в последнее время. Для меня сейчас важнее благополучно родить того, кто сидит в моем пузе, а ему или ей, скорее всего, хотелось бы иметь молочный контейнер побольше.
– Это так вульгарно, Баффи! – Я не поняла, что она имеет в виду – мою грудь или мои слова. – Но после родов ты наверняка захочешь заняться какими-нибудь упражнениями. Это необходимо каждому.
– Сказать по правде, вслед за этим ребенком я сразу собиралась родить еще одного.
– Ты в своем уме? Боже, ты же даже не католичка. Хотя какое в наши дни это имеет значение. Сегодня никто не заводит больше одного ребенка. Подумай о своих трубах!
Честно говоря, в тот момент я подумала о ее матке, которую она удалила. А еще говорит, что я не в своем уме. По крайней мере, она перестала называть свое тело «храмом» – хоть за это я была ей благодарна.
– Я, как ты выражаешься, думаю о своих трубах. Они с каждым днем становятся все старше, так что вслед за этим ребенком я собираюсь родить не одного, а еще двоих.
– Пятеро детей? Ты и вправдусумасшедшая. Если это Голливуд так на тебя повлиял, то тебе следовало бы вернуться в Огайо. – Я решила пропустить ее слова мимо ушей. Сюзанна стала барабанить своими ухоженными ногтями по крышке кофейного столика. – В эти выходные я хотела пригласить вас с Тоддом к Ли на ранчо. Это в Санта-Барбаре. Тебе, конечно, придется посидеть на зрительских местах, а вот Тодд мог бы поездить верхом. Что скажешь? Езда верхом – это отличная разминка. К тому же она снова в моде. Вообще-то Ли играет в поло. Теперь это опять популярно. Почему бы ему не подключить к этому и Тодда?
– Вообще-то, Тодд теперь очень занят, – слишком занят, чтобы подключаться к чему-то еще.
– Я представляю себе. Как дела на студии? – Похоже, что на самом деле это не очень ее беспокоило.
– Ну… – Мне начинало казаться, что теперь Сюзанна предпочитает быть модной голливудской домохозяйкой, а не голливудской суперзвездой. Я даже подумала, что как только она получит развод и двадцать миллионов долларов, они с Ли сядут на лошадей для игры в поло и скроются за горизонтом в направлении Сансета.
Через месяц с небольшим у меня родился сын Мэтью. А еще через три недели Кэсси родила дочь. Она назвала ее Дженифер, и я вспомнила, что так зовут женщину, когда-то жившую в розовом замке – Дженни Эльман, мать Джона Старра Уинфилда. Если раньше у меня и были какие-то сомнения относительно того, кто является отцом ее ребенка, то теперь они рассеялись. Отпуск Уина закончился. Я знала об этом и теперь затаив дыхание ждала, как поступит мужчина, которого я окрестила героем – хватит ли у него мужества забрать с собой на север своего ребенка и его мать? Но мне бы следовало быть прозорливее. Даже если он и пытался это сделать, у него ничего не вышло – Кэсси сказала, что он принял «временное назначение» в Колумбийский университет. Итак, положительному герою не удалось добиться успеха.
46
Когда через несколько месяцев после рождения Мэтью я вновь забеременела, моим самым яростным критиком стала Сьюэллен.
– Как ты не боишься рожать еще одного ребенка, когда мир напичкан ядерным оружием? Я тебя не понимаю.
– У тебя у самой двое детей, – стала оправдываться я.
– Если бы можно было вернуть все назад, может быть, у меня не было бы ни одного.
– То, что ты говоришь, ужасно!
– Ужасен мир, в котором мы живем…
– Не понимаю, как Говард с тобой живет, Сьюэллен. Ты все время пророчишь конец света. А раньше ты была такой веселой, такой жизнерадостной. Возраст не делает тебя лучше. Только добавляет пессимизма.
Мои слова рассмешили Сьюэллен.
– Извини меня, Баффи. Уверена, что этот ребенок будет таким же чудом, как Меган, Митч и Мэтью.
А Кэсси одобрила мою новую беременность. Сама она была в восторге от своей дочки. Ни о ком другом она и думать не могла. Гай появлялся дома исключительно редко, и она не обращала на него никакого внимания. Она по-прежнему ходила босиком, с распущенными волосами, а ее крестьянское платье почти стелилось по полу. Она повсюду носила свою дочку, посадив ее себе в специальный рюкзак, а когда приходило время кормления, просто расстегивала платье и беззаботно выполняла свои обязанности.
– А что говорит по этому поводу Гай? – Я имела в виду бесконечные визиты Уина.
– О, по-моему, он очень доволен дочкой. Только о ней и говорит. Мы с Дженифер ездим к матери, а когда возвращаемся, он каждый раз спрашивает, что она говорила о его дочери – ее наследнице?
– И что она говорит?
– Немного. Не могу сказать, чтобы она была переполнена чувствами. Она все время рассматривает лицо Дженни. Все время ищет сходство и приговаривает: «Поживем – увидим». А еще она презрительным тоном спрашивает о карьере Гая.
Не слишком много нового, со вздохом подумала я.
– А что она говорит об Уине? И что Гай о нем говорит?
Кэсси посмотрела на меня довольно холодно.
– Что может моя мать говорить об Уине? Ей даже неизвестно о его существовании. Да и Гаю едвали об этом известно. Он вообще никогоне замечает вокруг себя. Все, что его интересует, это то, что теперь есть наследница поместья Блэкстоун. Собственно говоря, Гай почти не бывает дома. Он снял какое-то жилье в Голливуде. Говорит, что хочет быть поближе к студии – у него бывает множество ночных вызовов. Насколько мне известно, сериал пошел в гору. Это правда?
Мне не хотелось быть голословной.
– Во всяком случае, так утверждает Тодд, – пробормотала я. – Но Гай же должен догадываться о тебе и Уине?
Эта тема была ей явно не по душе. Но видя мое упорство, она раздраженно ответила:
– Он отзывается о нем с презрением. Считает, что только дурак станет бесплатно присылать людей, чтобы те приводили в порядок чужой участок.
– А он не задается вопросом, почему он присылает их бесплатно?
Кэсси с горечью усмехнулась.
– Ты имеешь в виду, не задается ли он вопросом, являемся мы с Уином любовниками? – Я молча посмотрела на нее. – Нет, не задается. И знаешь, почему? Потому что считает меня безмозглой дурой. Он думает, что у меня никогда не хватило бы смелости завести себе любовника. И знаешь, что еще? Если бы даже моя мать знала о существовании Уина, она бы тоже решила, что у меня никогда не хватит на это смелости. У моей матери есть что-то общее с, Гаем. Они оба считают меня никчемной идиоткой.
Уин… Ребенок… А статус-кво сохраняется!
Клео тоже сочла мою новую беременность сумасшествием, но вслух этого не сказала. Она предпочла промолчать. На ней были ковбойская шляпа, бриджи и ковбойские сапоги цвета ружейной стали. Она нервно расхаживала взад-вперед по моему искусственному солярию, беспрерывно что-то обдумывая. Наконец, ее прорвало.
– Знаешь, что говорят в городе о студии «Кинг»?
– Что?
– Что это не настоящая студия. Что мы все телевизионщики.
– Ну, и что это означает, Клео?
– Это означает, что все считают нас неспособными снимать настоящее кино… Думают, что мы годимся лишь для телевидения. Сериалы, коммерческая реклама, телефильмы. И то лишь те, что уже побывали на экране, только подчищенные. А все настоящие картины, которые выпускает «Кинг», снимают независимые компании, лишь используя площади студии. И не важно, что «Кинг» продает картины. Продавать и снимать – это разные вещи.
С одной стороны, я могла понять Клео и даже симпатизировала ей. Она настолько самозабвенно посвящала себя работе на съемочной площадке, что воспринимала все эти разговоры как личное оскорбление. Мне, конечно, было ясно, что она выражает не только свои переживания, но и переживания Лео. Хотя студия «Кинг» и дала ему возможность улучшить свое материальное положение за счет переделки и улучшения старых материалов и телефильмов, он все же стремился к настоящему искусству – хотел стать настоящим киносценаристом и режиссером. И учитывая царящие в Голливуде настроения, я не могла его в этом винить.
Но с другой стороны, как смелаона приставать ко мне со своим нытьем, со своей критикой в адрес Тодда и того, что он делает на студии «Кинг»?
– Чтобы существовать и развиваться, студия должна делать деньги, – заявила я, сдерживая злобу. – Тодду с таким трудом удалось поставить студию на ноги после фиаско «Любви и предательства»! А Лео, несмотря на все его творческие способности, один из виновников этого кошмара. Мне кажется, Тодд тоже проявил незаурядные способности, сделав финансовое положение студии стабильным. И мне плевать, что в этом городе нас называют телевизионщиками. А если Лео это не нравится, Тодд не станет его удерживать. Если он хочет перейти в какую-нибудь более престижную фирму, мы всегда сможем обойтись и без него.
Услышав мои слова, Клео широко раскрыла глаза. Она была шокирована, даже испугана.
– Не понимаю, Баффи, почему ты так со мной говоришь. Я всегда считала, что мы подруги. – Она огляделась по сторонам, словно хотела убежать. Словно не знала, куда от меня спрятаться.
– Да, мы подруги, Клео. И надеюсь, что останемся подругами.
Она робко засмеялась.
– Но ты говоришь со мной как начальница. Ты даже угрожаешьмне, Баффи. Угрожаешь работой Лео.
– Нет, Клео, это не так. Просто я говорила с тобой честно. И потом, разве не ты говорила мне, что это город начальников? И тот, кто хочет выжить, должен подчиняться принятым здесь правилам игры?
– Я вовсе не хотела сказать ничего такого. Просто я сообщила тебе, что говорят о нас всех, о студии «Кинг». Почему, ты думаешь, на наши «теннисные воскресенья» больше не приходят те, кто хоть что-то из себя представляет?
– Мне очень жаль, Клео. Может быть, мы сможем вас заменить на этом поприще? У нас превосходный теннисный корт. А мы его совершенно никак не используем. Может будем проводить «теннисные воскресения» в нашем доме? Может, владелецстудии «Кинг» окажется более удачлив в привлечении знаменитостей?
Мы уставились друг на друга. Клео была права: я становилась другой. Я набирала власть. А мне казалось, я просто забочусь о своих беременностях.
Перед уходом она стала искать путь к примирению.
– Все говорят, что Тодд – гений, финансовый гений. Мне кажется, сегодня в этом и заключается залог успеха. Вовсе не обязательно быть гением творческим, достаточно быть гением финансовым.
Я пересказала Тодду кое-что из нашего разговора с Клео. Я думала, что он лишь посмеется над этим, но не тут-то было. Он был ошарашен.
– Слушай, Тодд, мы здесь совсем недолго. Чуть больше года. И за это время ты поставил эту чертову студию на ноги. Она стала приносить доход. Ты обеспечил работой огромное число людей…
Он задумчиво улыбнулся.
– Я и в Огайо обеспечивал работой огромное число людей. Я приехал сюда не просто для того, чтобы стать удачливым бизнесменом. Для этого не стоило все это затевать. Какой смысл лезть в кинобизнес, если не ставишь перед собой цели добиться чего-то настоящего, чего-то значительного?
– Но ты справляешься с этим великолепно!
Он кивнул головой.
– Ты имеешь в виду «Месть в субботнюю ночь»? – Речь шла о фильме, который он только что продал одной из телекомпаний и который должны были показывать по телевидению в один из субботних вечеров. – Или нашу первую полнометражную картину – «Дитя сатаны»?
– Ты делаешь все с таким вкусом!
Он улыбнулся и снова кивнул.
– Да, это действительно классный проект. Кровь, кишки, вопли подростков.
– Да, это просто замечательно! – повторила я.
– Нет, Баффи. Что такое замечательно? Это то, что замечают: то, что выглядит внушительно! А мне пока не удалось создать ничего внушительного.
О, я так болела за него! Я обняла его и крепко прижала к себе. О Тодд, ты для меня самый внушительный! Так хорошо, что ты у меня есть. Для меня не существует ничего важнее. О Тодд, самое внушительное – это моя любовь к тебе!
