Текст книги "Молодая кровь"

Автор книги: Джон Килленс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Доктор Райли оглядел комнату так, словно ожидал увидеть здесь еще кого-то, потом подошел к столу и взял трубку, но не закурил.

–  Никак не могу, профессор. Я крайне занят. Мне предстоит завтра выступать в Атланте; я как раз готовил речь, когда вы пришли. – Его широкий лоб покрылся потом. Казалось, голова у него пухнет от яростного раздумья.

Ричард присел было, но тут же поднялся.

–  Речь идет о жизни человека, доктор. Чертовски хорошего человека. Вы мне про выступление в Атланте не рассказывайте! Я и сам собирался там выступить. Ваш долг поехать с нами. Медицинская профессия требует присяги. И каждый врач ее дает.

–  Вам известна моя позиция в расовом вопросе, профессор. Я с вами во всем безоговорочно согласен. Дело не в этом!

–  Нет, именно в этом, доктор! И я хочу, чтобы вы поняли свою вину. Джо был линчеван вашими соплеменниками, и теперь ваш долг поехать в Рокингем-куотерс.

Райли вытаращил на Ричарда свои голубые глаза. В его негромком голосе появились сердитые нотки:

–  И все-таки я не могу этого сделать. Это невозможно. Я лишусь места в университете. – Его охватило раздражение, свойственное белым, когда им противоречат, и он старался это скрыть.

– Вы лишитесь места! А Джо Янгблад лишится жизни! А что, вы думаете, будет с доктором Джемисоном? Он может лишиться права на врачебную практику! – Ричард понимал, что это запрещеный удар ниже пояса, но перед ним неотступно стояло доброе, спокойное лицо Джо. Если у Родерика Райли есть какое-нибудь слабое место, он должен его нащупать. – Между прочим, – сказал он, поворачиваясь к своему спутнику, – да будет вам известно, Джемисон, что доктор Райли не какой-нибудь заурядный белый. Нет! Его отец был знаменитым христианским миссионером, а сам он еще более просвещенный и смелый человек, чем его отец.

Доктор Райли плотнее завернулся в свою домашнюю куртку и сердито шагнул к двери.

–  Слушайте, Майлз, я не желаю больше терпеть ваши оскорбления. Ей-богу, я не позволю собой командовать!

Но Ричард, не двигаясь с места, заговорил еще громче.

– Только подумать, доктор Джемисон, что этот человек собирается произнести завтра смелую, умную речь на конференции по межрасовому сотрудничеству. Он будет выступать в негритянской церкви по вопросу о том, как улучшить отношения между белыми и неграми. Вот бы мне съездить в Атланту, выступить там и прогнать его с трибуны!

Доктор Райли повернулся. Лицо его стало пунцовым. Он поглядел сперва на Джемисона, потом на Майлза.

–  Это нечестно с вашей стороны, Майлз. Вы знаете, что случится, если я…

–  Да, знаю. Пусть это нечестно с моей стороны, но те белые тоже поступили нечестно с Джо. Вы не так нужны в Атланте завтра, как нужны сегодня в Кроссроудзе.

–  Но, черт возьми, Майлз, я…

–  Райли, вы разумный человек с благородной душой. Сейчас поставлена на карту не только жизнь Джо Янгблада, но и ваша совесть. Вы ведь не такой, как вся эта городская чернь. Я знаю, вы не такой! И я требую, чтобы вы подчинились велению вашей совести.

Доктор Райли посмотрел на Джемисона и на Ричарда.

–  Ладно, забирайте аппарат!

–  Спасибо, доктор, но и вы нужны нам, не только аппарат!

–  Понимаю, – еле слышно произнес Райли.

–  Я знал, доктор, что вы согласитесь, – сказал Ричард, облегченно вздохнув.

Проехав через весь темный, пустынный город и добравшись до Рокингема, врачи поспешили к больному. Осмотрев его, они вышли в кухню и доктор Джемисон сказал, обращаясь ко всем:

–  Джо необходимо перелить кровь, большое количество крови. Я прошу вас найти желающих дать ему свою кровь. Это нужно срочно.

Все торопливо разошлись, а доктор с помощью Дженни Ли начал готовиться к проверке группы крови и к переливанию. Разложили на столе инструменты, передвинули койку из другого конца комнаты вплотную к кровати Джо.

Вскоре выстроилась очередь доноров. Ричард Майлз стоял первым. У него оказалась та же группа крови, что у Джо, как и еще у троих из двадцати человек.

Около часа ночи в глазах Джо засветилась жизнь, он оглядел комнату и сделал попытку шевельнуться, узнал Дженни Ли, улыбнулся ей и взглядом спросил: «Где мама и Роб?» В эту минуту вошла Лори и, увидев, что глаза Джо повеселели и он порывается заговорить, она вдруг загорелась страстной надеждой. Нет, не плакать надо сейчас, нет!.. Лори видела, что он борется, чувствовала это так, словно сама была на его месте. И вдруг – опять слепой взгляд, глаза тускнеют, сознание меркнет…

Роб наблюдал, как слабеет с каждой минутой большой и сильный мужчина, и этот мужчина был его отец, был его друг и больше того – он был Человек, он был Джо Янгблад! Роб чувствовал, что бессилен помочь ему: ни он, ни Дженни Ли, ни мама не могут даже дать отцу кровь, и это еще усугубляло его душевную боль.

Всю ночь приходили люди, они казались Робу братьями и сестрами, особенно те, кто работал с ним вместе, – Эллис, Бру. Даже Элмо вдруг стал ему родным.

Врачи, сделав рентгеновский снимок, обнаружили пули и очаги кровоизлияний и начали подготовку к операции. Доктор Джемисон велел Дженни Ли пойти отдохнуть, но та наотрез отказалась. Она держала лампу, когда требовалось посветить, подавала во время операции все, что ей приказывали, хотя были минуты, когда она ничего не видела из-за слез, и все-таки не уходила от постели. Врачи трудились с отчаянным упорством. В комнате – духота, ни малейшего ветерка, запах лекарств, мухи, комары, светляки… А они копаются у папы внутри, и кровь, кровь, кровь, алая кровь повсюду, кровь ее папы, – неужели он выживет после такой потери крови?! Папа, папочка! Доктора обливаются потом, как рабочие. Неужели он выживет? О господи, господи! Дженни Ли напряженно отдувается, чувствуя страшную горечь во рту… Как кружится голова… Но она должна выстоять… должна выстоять… Она не смеет покинуть его… И она проглатывает горькую желчь – она должна выстоять…

Оскар Джефферсон никак не мог заснуть. «Немыслимо спать в этакую дьявольскую жарищу!» – повторял он себе. Однако Джесси Белл спала, и из соседней комнаты доносился храп сыновей. С той минуты, как Оскар услышал в гостинице о несчастье Янгбладов, он не мог уже думать ни о чем другом. В мозгу теснились лица Джо Янгблада, Джима Коллинса, Маленького Джима, Роба Янгблада, мистера Мака. Весь день, стоя у плиты, он не переставал думать о Джо Янгбладе, а вокруг него все служащие без конца говорили о том, что, мол, черные обезьяны совсем от рук отбились, и Рой Бэйкер бросал на Оскара такие взгляды, будто он повинен во всем случившемся.

Такой жаркой ночи Оскар и не запомнит. Воздух в комнате спертый – тяжелый, кислый запах спальни; рядом с ним ровно дышит Джесси Белл, за стеной громко храпят сыновья. Оскар поминутно ворочается с боку на бок, ощущая в затылке тупую назойливую боль. Память о Маленьком Джиме мучает его совесть, образы Роба Янгблада, Джо Янгблада, сына Оскара и мистера Мака окружают со всех сторон.

Отец… Чарли Уилкокс… Плантация, погубившая мать и всю семью Килгроу. Вспомнился вечер, когда произошла драка с отцом и он побежал к неграм в Низину и мать Маленького Джима смазала его раны, накормила и положила спать вместе со своим сыном; в памяти всплыл ночной разговор с Джимом и оба Джима – Большой и Маленький – с ружьями наготове. Потом Оскар вспомнил, как несколько недель, тому назад встретил Джима на квартире учителя и как ребята из гостиницы боялись слово молвить при нем, потому что он белый. И Джим сказал ему, отведя его в сторону: «Оскар, они бы очень хотели тебе верить, ужасно хотели бы, но сейчас они еще не могут. Прежде докажи им, что у тебя добрые намерения. Убеди их в этом. Для них ты всего-навсего один из крэкеров. А вдруг ты подослан следить за ними?» Джим горестно улыбнулся Оскару. «Знаешь, какие они? Помнишь, я еще в детстве тебе говорил: если ты проявишь себя человеком по отношению к негру, он всячески постарается ответить тебе тем же, но все-таки ружье у него будет наготове!» Оскар встал с постели, босиком прошел в каморку, где спали сыновья, – и храп их показался ему особенно громким, – оттуда на крыльцо; зачерпнул из ведра ковшиком воду и жадно выпил. Холодная вода несколько освежила его; Оскар вернулся в комнату и снова лег, но заснуть никак не мог. Два выстрела в спину с очень близкой дистанции… Может быть, Джо Янгблада уже нет в живых. По радио вчера передали, что мистер Мак вне опасности – вот проклятый сукин сын! Мистер Мак и Джо, Джо и мистер Мак, белые и черные, черные и белые… Пускай ему не рассказывают басни о том, что случилось в очереди, – он-то знает правду, как если бы сам все видел собственными глазами! Ведь видел же он когда-то, как мистер Мак хотел обжулить Джо Янгблада! Оскар снова встал, оделся и вышел во двор. Посмотрел на небо – яркая полная луна уже уплывала к горизонту. Интересно, который час? Он белый человек и вовсе не обязан беспокоиться о цветных. Он, Оскар Джефферсон, белый, а Янгблады чернокожие; зато мистер Мак и мистер Лэм белые, такие же, как он. Вчера вечером, когда стемнело, люди с ружьями, винтовками и толстыми дубинками пришли звать его с собой. Ему кричали: «Пойдем с нами, Оскар, проучим хорошенько кое-кого из черномазых!» А потом: «Ишь какой защитник негров нашелся!» Но Оскар не пошел. Он стоял в палисаднике и смотрел вслед этим людям, уходившим, словно на пикник, со смехом и веселой болтовней. Оскар вспомнил тот далекий день в своей молодости, когда соседи так же звали его на облаву на негров, а он не пошел. Мать! Маленький Джим! То были такие же молодчики, как эти; и братья и отец находились вместе с ними… Уж и натворили они дел в ту ночь – уничтожили все семейство Килгроу, всех, кроме Маленького Джима… Оскар не сразу заметил, что два его сына выскользнули из дому и присоединились к веселой компании – он их увидел, когда они уже были далеко на дороге.

–  Сонни, Джим, назад сию же минуту! – закричал он и, когда мальчики вернулись, предупредил: – Если вы сегодня хоть шаг сделаете из дому, клянусь, я убью вас!

А старший, Оскар, скромно стоявший возле изгороди, подошел к отцу и сказал:

–  Я-то не пошел бы с ними, па. Мне и говорить об этом не надо. Зачем я стану ловить бедных негров? Они мне ничего плохого не сделали!

Оскар оглядел темный дворик и подумал, что скоро начнет светать. Пора идти, если решил. В Кроссроудзе стояла такая безмятежная тишина, что просто не верилось, будто здесь могло стрястись ужасное событие и назревает что-то еще более страшное. Такая тишина, что слышен был малейший шорох в курятнике. Ну, пора! Оскар выглянул из-за угла дома на улицу.

–  Па, ты куда?

Оскар обернулся и в предрассветной мгле разглядел старшего сына, стоявшего в одних трусах. Этот мальчик всегда как-то больше льнул к отцу, чем остальные сыновья. В детстве, бывало, куда он, туда и маленький Оскар. Словом, папин сын. Только с ним отец и говорил откровенно.

–  Не спится мне, сын. Пойду пройдусь.

–  А можно мне с тобой?

–  Ну зачем же? Я только пройдусь – и домой. Скоро приду обратно.

–  И я с тобой, па!

Во мраке смутно белела фигура полуодетого семнадцатилетнего юноши. Оскар поглядел на сына и сказал:

– Ладно, тогда поскорей надевай штаны. – И какого дьявола парень проснулся? Плохо спит – отцовская черта. Он вообще копия отца, все это признают.

Они зашагали по пыльной дороге в сторону Рокингема. Оба молчали, но они и без слов понимали друг друга. Сын был ростом с отца и такой же широкоплечий, только потоньше в талии.

–  Куда мы идем, па? – спросил он наконец.

–  В Рокингем.

–  За…зачем?

–  Искать Джо Янгблада.

Юноша остановился как вкопанный и с изумлением поглядел на отца.

–  Нет, что ты, сын, не по такому делу! Не по такому, конечно! Мы просто узнаем, не нужна ли наша помощь.

–  А почему же у тебя пистолет торчит из кармана?

–  А потому, что неизвестно, сын, какая помощь им понадобится! Надо быть готовыми. – В памяти всплыла фраза про ружья наготове.

–  А что, если нас встретит кто-нибудь из белых?

–  Не знаю, сын. Не могу тебе сказать. Тогда посмотрим. Заранее что загадывать!

–  О! – протянул юноша, и они пошли дальше в брезжущем свете дня. Возле дороги еще мерцали, как ночью, светляки, но в городе уже кудахтали куры, заливались лаем собаки.

– Вот слушай и рассуди, сын, – заговорил Оскар. – Злее змеи, чем старый Мак Тернер, нигде не сыщешь, хоть весь лес обыщи. Нет, все же есть, пожалуй, еще один такой – Лэм Дэйвис. А вот лучше людей, чем Янгблады, не найдешь на всем божьем свете – ни среди белых, ни среди цветных. Слушай дальше. Когда я работал на заводе, Мак Тернер просто изводил меня: то не так да это не так. Он меня и прогнал оттуда. Какой же я был бы идиот, если бы пошел с этой белой шантрапой, с этой бандой олухов выслеживать Джо Янгблада за то, что он не дал Маку украсть у него трудовые гроши! – О! – протянул еще раз сын.

–  Никакой мне не друг этот проклятый Мак Тернер, и плевать я хотел на то, что у него белая кожа! – злобно проворчал отец, словно сын возражал ему, хотя на самом деле он спорил с самим собой, и юноша это понимал.

Так они шагали вместе по дороге в этот предутренний час, и Оскар хотел, чтоб сын понял, почему он считает своим долгом не просто уклониться, как тогда, в детстве, от участия в облаве на негра, затеянной белыми бедняками, не просто убежать прочь, как тогда убежал от заводских ворот во время забастовки, а сделать нечто иное, большее. Теперь он стал зрелым человеком, и сознание его тоже стало зрелым. Но выразить все это словами Оскар не умел, он даже самому себе не мог это толком объяснить. Предутренние звуки наполняли воздух. «Только бы не встретить белых по дороге!» – неотступно думал Оскар. Он вспомнил о тех двух работниках гостиницы, которые, как и он, подписали заявление в профсоюз, и порадовался, что их не было среди этих одурманенных горожан, гурьбой валивших мимо его дома вчера вечером. Возможно, они примкнули к другой такой же компании, но, слава богу, хоть он их не видал! Оскар краем глаза поглядел на решительное лицо своего сына. Он уже, наверное, сто раз рассказывал мальчику про свою встречу с Джимом Килгроу на квартире цветного учителя.

Наконец сын первый нарушил молчание.

–  Вот уж и Рокингем виден, – сказал он сиплым, срывающимся голосом.

– Да, правда, – отозвался Оскар.

Люди в Рокингеме бодрствовали всю ночь – они залегли в канавах, стояли за деревьями, прятались на террасах, и взоры всех были устремлены на восток, откуда явилась к ним беда и могла явиться снова. Все вглядывались в редеющую тьму, туда, где начинался рассвет и уже розовела заря.

Этой ночью они так упорно вглядывались в темную дорогу, что почти научились видеть в темноте. Но когда пришла беда, в этом не оказалось надобности. Внезапно свет факелов прорезал мрак, и отчетливо стали видны фигуры куклуксклановцев в белых балахонах и крэкеров в рабочей одежде с ружьями в руках. Никто из негров не стал терять времени и не побежал советоваться с Рэем Моррисоном или с Гасом Маккеем: усталые люди были взвинчены до предела, и пальцы машинально ощупывали курок. И не успели еще белые приблизиться, как, разрывая ночную тишину, грянули выстрелы. Зацокали пули, поднимая пыль. Мгновенно рассеялась толпа на дороге, люди с факелами и в белых балахонах кинулись назад, взметая столбы пыли. Долго еще лаяли им вслед винтовки, даже когда они исчезли из виду. С тех пор прошло часа четыре, но никто не сомкнул глаз ни на минуту: хмурые, наэлектризованные, все ждали нового налета. Но было тихо. Теперь уже скоро утро.

–  Посмотри, кто там на дороге? – крикнул дозорному Рэй Моррисон с крыльца одной из хижин. – Идет кто-нибудь или мне кажется? – Рэй спустился в палисадник. Все разом встрепенулись и начали вглядываться в пыльную дорогу, уводившую к горизонту, где скоро должно было показаться солнце. Но из тумана вынырнуло не солнце, а две какие-то фигуры.

–  По-моему, белые!

Элвуд Дэйли присел на краю канавы и долгое время старательно целился.

–  Можно, Рэй, я их сейчас возьму на мушку? Выпустить в них заряд, а, ребята? Кто за это?

–  Погоди минутку, Элвуд! Пускай раньше подойдут. Мне хочется поглядеть, какие это сумасшедшие крэкеры решились прийти сюда вдвоем, когда здесь целый полк злющих-презлющих негров! Послушаем сначала, что они нам скажут.

– Отправим их к сатане в ад – и точка! Они-то нас никогда не слушают!

–  Что верно, то верно! Небось задумали какой-нибудь подвох!

–  Позволь мне, Рэй, хоть кусочек откусить. Я же не всю свинью, только кусочек!

–  Валяй, мне что! Хотя погоди минутку, вон там Янгблад. Что случилось, Роб?

–  Дядя Рэй, папе нужна еще кровь. И срочно. – Рэй посмотрел на Роба, потом на обступивших их людей.

–  Слышите, что Роб говорит? Джо нужна еще кровь.

–  У меня не та группа. Доктор уже смотрел.

–  И у меня не та!

–  И у меня тоже!

У всех был такой удрученный, виноватый вид, будто они нарочно выбрали себе неподходящую группу крови.

–  Нас уже всех проверяли, Роб, – сказал Рэй. – Каково состояние Джо?

–  Неважное, дядя Рэй. Ему необходима еще кровь.

–  Господи, я бы с радостью дал свою! Роб повернул к дому.

–  Я сейчас приду. Может, мне еще удастся кого-нибудь найти, – крикнул ему Рэй.

–  Эй, вы, белые люди! Какого черта вам здесь надо? – заорал Элвуд Дэйли.

Белые остановились. Старший из них сказал:

–  Нам ничего не надо. Мы хотим найти Джо Янгблада.

–  Поворачивайте назад, в свой Белый город, не то мы вам покажем Джо Янгблада!

–  Мы пришли ему помочь. Это кто, не его ли сын сейчас здесь был? – спросил белый. – Эй, Янгблад, Янгблад!

Но Роб не слышал. В этот момент он был поглощен одной мыслью – где бы достать кровь для отца. Он уже свернул с дороги и был довольно далеко.

– Это же Янгблад, да? – краснея, с отчаянием допытывался Оскар. – Разве не он?

–  Сами видите—не отзывается!

–  Да не нужна этим черномазым помощь! – буркнул белый помоложе. – Пошли домой!

Элвуд сказал, целясь в них из ружья:

–  Вот так отправить бы вас обоих к чертовой матери на тот свет! Пальнуть в башку, чтоб все мозги разлетелись! Могу только уважить – в лоб, чтоб видели свою смерть, а не как вы Джо Янгблада – в спину!

–  Хватит тебе о справедливости толковать! Стреляй и кончено! – скомандовал Рэй Моррисон. – Белые с Джо не церемонились!

Элвуд нацелился прямо в лоб Оскару. Тот побледнел, как полотно. С другого конца поселка к ним шел человек с пистолетом. Заметив белых, он припустил во всю прыть.

–  Двух крэкеров поймали, двух крэкеров! – Он подбежал, задыхаясь, и остановился как вкопанный, изумленно тараща глаза: – Оскар Джефферсон!

–  Эллис Джорден! – закричал Оскар.

–  Вы за каким чертом сюда явились?

Все глазели на пришельцев, словно на бородатую женщину в цирке. Оскар вспомнил, что он белый и что для них, наверно, его появление здесь – потеха, и ом весь залился краской. К черту этих нахальных негров! Он нащупал дрожащей рукой пистолет в заднем кармане. Но тут же подумал, что мистер Мак – белый, а Джо Янгблад, и Роб, и Джим – как там теперь его новая фамилия? – чернокожие, и вспомнил, что Джим сказал ему: «Прежде докажи им, Оскар, что у тебя добрые намерения… Убеди их в этом… А вдруг ты подослан следить за ними?» Оскару стало даже жарко, и он почувствовал неловкость перед сыном.

–  Мы-то шли сюда помочь, но, вижу, мы тут не нужны!

– Не трогай пистолет, не то мы тебя сделаем покойником, никому уж тогда помогать не сможешь! Ты его знаешь, Эллис?

– Еще бы не знать Оскара Джефферсона! Он же работает у нас в гостинице! Довольно симпатичный крэкер. Ты с ним тоже знаком, а, Рэй?

–  Я ни с какими крэкерами не знаюсь. Мне известно только, что его зовут Оскар Джефферсон.

–  Как Джо? – спросил Оскар.

–  Плох! – ответил Эллис. – Сейчас опять переливали кровь.

–  А где он? – спросил Оскар.

–  Вам зачем это знать?

–  Не говори, Эллис! Не рассказывай ничего белым!

Оскар вспыхнул. Он хотел повернуться и уйти, но боялся, что Элвуд может в него выстрелить.

Рэй презрительно смерил взглядом обоих Джефферсонов.

–  А почему бы вам, господа белые, не дать свою кровь? Слышали, что человек сейчас говорил: ему нужно сделать переливание.

Все уставились на белых. Оскара бросало то в жар, то в холод. Он смотрел прямо перед собой, но краешком глаза заметил, что сын его побледнел. Идя сюда, в Рокингем, он не представлял себе ясно, чем они смогут помочь неграм. «Придем – увидим на месте», – думал он. Но, конечно, ему и в голову не приходило, что понадобится дать свою кровь. Разве можно мешать кровь белого человека с кровью негра?

– Да никому эти крэкеры и не собираются помогать! – сказал Элвуд. – Опять они с какими-нибудь фокусами. Беду себе ищут!

–  Ну, так как же вы на этот счет, а, господа белые? – спросил Рэй. – Или соглашайтесь, или проваливайте.

–  Мы согласны дать свою кровь, – сказал Оскар с дрожью в голосе, – если врач позволит.

–  А что, кровь белых отличается от крови цветных? – смущенным тоном спросил Элвуд.

–  Кровь – это кровь, – сказал Рэй. – Неужели ты не понимаешь?

–  Гляди за ними в оба! Я им все же не верю! – А чего нам бояться, их же только двое!

В сопровождении четырех негров Оскар с сыном безмолвно и быстро прошли к дому Уилабелл. Рэй поднялся на крыльцо и ввел их за собой в комнату. Рядом с Джо на койке лежал Ричард Майлз – от него переливали больному кровь. Джо снова пришел в сознание и, пытаясь заговорить, что-то невнятно бормотал. Итак, двое белых оказались в негритянском доме среди негров, желающих пожертвовать свою кровь.

– Док, эти люди хотят предложить свою кровь, – сказал Рэй, обращаясь к доктору Джемисону.

Тот пристально посмотрел на белых.

–  А это можно, док? – спросил Оскар. – Может белая кровь смешаться с цветной?

Врач переглянулся со своим коллегой. Из кухни вышла Лори. Ричард Майлз присел на койке.

–  Такого понятия, как белая кровь и черная кровь, не существует, – объяснил доктор Райли. – Кровь у всех людей красная. Разница только в группах. А кровь не знает цветных барьеров.

Оскар лизнул языком губы.

–  Я готов для проверки. А ты? – обернулся он к сыну.

У того на миг даже голос пропал, он поперхнулся и наконец, весь трепеща, ответил чуть слышно:

–  И я готов.

–  Постойте в сторонке, мы вас позовем, – сказал доктор Джемисон, стараясь говорить спокойно. – Тут еще двое перед вами.

Когда дошла очередь до них, первым проверили Оскара. Он стоял навытяжку, губы его слегка дрожали, лицо то краснело, то бледнело. Сын его вышел вперед, стиснул зубы и лишь слегка поморщился, когда врач проколол ему палец и взял из него немного крови. Потом кровь проверили на стеклянных пластинках, и доктор Джемисон, покачав головой, сказал Оскару:

–  Нет, ваша кровь не подходит.

Тот даже не сумел скрыть радость. Сын мельком взглянул на Оскара и, высунув кончик языка, внимательно наблюдал, как исследуется на стеклышке капля его крови.

–  А вот ваша кровь подходит, молодой человек, – заявил врач, взглянув на юношу. Тот весь побелел, а врач деловито спросил – Вы готовы, молодой человек?

Юноша стоял как вкопанный, глазами вопрошая отца: «Что же мне делать? Что мне делать? Ты меня. втянул в эту историю!» Но по глазам отца понял, что решать придется самому. Впервые в жизни он почувствовал себя взрослым в полном смысле этого слова.

И Оскар-сын, бледный как полотно, медленно вышел вперед, его положили на койку рядом с большим черным человеком. Добрые глаза Джо слабо улыбнулись. Ресницы дрогнули, и губы шевельнулись, пытаясь что-то произнести. Кровь белого юноши потекла в вену Джо Янгблада. Румянец начал постепенно возвращаться к Оскару. Когда переливание окончилось, он вскочил было на ноги, но голова его закружилась, ноги подкосились, и он снова прилег, чтобы прийти в себя. Потом, когда он уже поднялся с койки, к нему подошла Лори и, пожав обе его руки, сказала: «Да благословит вас бог!» Так она говорила всем, кто отдавал ее мужу свою кровь. Все вели себя так, будто ничего особенного не произошло, только доктор Райли обнял обоих Джефферсонов, как найденных братьев. Смущенный Оскар вышел с сыном на кухню, и сыну дали напиться из общего деревянного ковшика.

Во дворе к ним подошел Роб и пожал обоим руки. Гас Маккей сказал:

–  Здорово, Оскар!

Они перемолвились несколькими словами, но Роб не спускал глаз с кухонной двери, все время неотступно думая об отце. Подходили другие люди и тоже заговаривали с Джефферсонами, и ощущение неловкости постепенно сглаживалось; скоро уже и Гас, и Билл Бринсон, и Элмо Томас, и Уилабелл держали себя просто, не смущаюсь.

– Черт! – тихо сказал Элмо. – Если мистер Огл желает, чтоб его жильцы были обслужены, ему, кажется, придется перевезти сюда свою гостиницу!

Гас, сдержанно улыбаясь, сказал Оскару:

– Вы оба мне очень нравитесь. Вы теперь наши друзья. Думаю, что недалеко то время, когда будет еще много таких, как вы!

Младший Джефферсон покраснел.

Вскоре Оскар заявил, что им пора уходить – обоим надо сегодня утром на работу. Они пожали всем неграм руки, прошли в комнату и там распрощались с остальными, а потом пустились в обратный путь по пыльной дороге навстречу солнцу. В голове оставались еще сомнения и путаница, но вместе с тем появилось ощущение чего-то нового, светлого, и отец и сын стали как-то ближе друг другу. Негры, толпившиеся во дворе Уилабелл, смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду. Гас покачал головой.

–  Молодцы! Мне они нравятся. Надеюсь, что они и потом не будут трусить.

Постепенно разошлись все, кому надо было идти на работу. Часа через четыре, когда было уже около девяти, ясное воскресное утро омрачила свинцовая туча, появившаяся на горизонте; сверкнула молния, басовито зарокотал гром. Роб в это время стоял с друзьями во дворе под смоковницей, хмурый, встревоженный. Он чувствовал себя то взрослым мужчиной, то мальчишкой. И вдруг из дома раздался такой вопль, что было слышно во всем Рокингеме; сердце Роба дрогнуло, внутри все перевернулось. Вопль повторился, потом еще и еще раз; Роб хотел бежать, но не мог оторвать ноги от земли. Все пошли, а он остался. Вопли то замирали, то усиливались, и Роб плакал, не замечая ни людей, ни собственных слез.

–  О господи! Роб! Роб! Папа скончался! Папа скончался! Господи помилуй!

Роб вытер глаза и направился к дому. Он взошел на крыльцо и через кухню, полную плачущих, прошел в комнату, где лежал умерший.

–  Роб! Робби! Роб! Нет больше нашего папочки! Нет его больше!

Крича и плача, Дженни Ли рухнула на пол. Доктора бережно подняли ее и уложили на койку. Роб заставил себя посмотреть на кровать, где лежал, укрытый белой простыней, мертвый великан. Неправда, не может этого быть! Роб поискал глазами мать и увидел ее с другой стороны, у изголовья – ее коричневое лицо казалось теперь пепельным. Но это же неправда, папа не умер! Рядом с мамой, обнимая ее, стояла Айда Мэй. С тех пор как случилось несчастье с отцом, Роб видел ее в первый раз.

Он подошел к ним и обнял обеих. Айда Мэй тихо рыдала.

–  О Роб, Роб! – сказала она, целуя его в щеку. – Я не могла раньше сюда попасть. Я выехала из Форсайта, как только узнала.

Роб чувствовал, что у матери подкашиваются ноги.

–  Все кончено, сын, все теперь кончено! – услыхал он мамин шепот, исполненный безнадежности.

Роб молчал, он не мог говорить. И вдруг он отчетливо услышал голос отца: «Это лишь начало!» Когда это было? В прошлый понедельник за завтраком.

Вдвоем с Айдой Мэй Роб увел мать в кухню, посадил на стул, и Айда Мэй начала обмахивать ее бумажным веером. Роб нежно погладил мамины плечи и пошел опять в комнату. Он приподнял простыню и долго смотрел сквозь слезы на спокойное черное лицо и добрые улыбчивые глаза, еще никем не закрытые. Как сквозь туман, до него донесся бархатный голос священника Ледбеттера:

–  Бог дал, бог и взял. Да будет благословенно имя божие!

В кухне причитала мать:

– Нет, Иисус Христос, нет! Я этого не переживу! Я не могу, я не могу!.

Потом Роб слышал, как доктор Джемисон говорил шепотом своему коллеге:

–  Это же черт знает что, доктор Райли! Он мог бы выжить. Он бы не умер, если бы его сразу приняли в городскую больницу!

Белый врач лишь печально покачал головой.

В кухню вошел священник Ледбеттер и присел за стол рядом с Лори, устремившей невидящий взгляд куда-то в пространство. Вокруг сидели Айда Мэй, Ричард и Роб с красными от слез глазами.

–  Благослови господь вас и ваших близких, сестрица Янгблад. Мне пора. Надо подготовиться к службе.

Все тревожно посмотрели на маленького священника. Одна только Лори казалась безучастной.

– Вы все-таки будете служить сегодня в церкви? – спросил Ричард. – Разве вы не боитесь крэкеров?

Священник молитвенно поднял глаза. С востока доносились раскаты грома. Потом он посмотрел на маленькую группу.

–  Я откажусь лишь в том случае, если господь ударит в церковь молнией и предаст ее огню. Если же ничего этого не произойдет, наше молитвенное собрание состоится, как и всегда, в воскресенье утром. Всевышний не дал мне никаких других наказов.

Никто не стал ему возражать.

–  Ну, я ухожу, – сказал священник. – Благослови всех вас господь! Я приду вечером.

Лори подняла на него взгляд.

–  Будьте осторожны, ваше преподобие!

–  Погодите минутку, пастор Ледбеттер! – сказал Ричард и, быстро выйдя с ним из кухни, велел нескольким мужчинам проводить священника до дому. Этот разговор происходил на улице возле машины Ледбеттера.

–  Нет, друзья, – твердо возразил священник. – Я вам очень благодарен, но сегодня я отдаю себя под покровительство милосердного бога.

–  И все-таки вреда не будет, если вас проводят люди, – настаивал Ричард.

Священник посмотрел на Ричарда, затем на встревоженные лица остальных и задумался.

– Ну ладно, брат Майлз. Я согласен. Наш народ с незапамятных времен относился трезво к религии. Негры всегда придерживались принципа: на бога надейся, а сам не плошай!

Приехав домой, он позвонил по телефону всем священникам города и просил их рассказать в сегодняшней проповеди о Джо Янгбладе. У себя в Плезант-гроуве он говорил своей пастве о богобоязненном человеке Джозефе Янгбладе, великом, бесстрашном черном солдате армии христовой, убитом во цвете лет фарисеями. «Аминь!» – ответили прихожане. Именем бога он призывал всех явиться на панихиду в Плезант-гроувскую церковь и привести с собой побольше народу. «День похорон мы еще не знаем, – сказал он, – но это будет сообщено». Пусть все придут, даже если потребуется уйти с работы на несколько часов раньше.

Солнце ярко освещало цветные витражи и лик Христов на всех стенах. Люди обмахивали бумажными веерами черные, коричневые и желтые лица, стучали ногами и вытирали глаза. Ведь только неделю назад, в воскресенье, Джо Янгблад сидел вот здесь, на этом месте, со своей семьей! Все скорбно качали головами, потом один из сидевших в первом ряду что-то крикнул, раздались возгласы и из других рядов. И все прихожане хором воскликнули: «Аминь!»