Текст книги "Молодая кровь"

Автор книги: Джон Килленс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда Роб на следующий день пришел на работу, все товарищи начали подтрунивать над его головной болью. Элмо сказал:

– Наш Янгблад, наверно, побывал у самого лучшего врача в городе. Посмотреть на него сегодня, так он здоров как бык!

– Знаем мы этого врача! Он лечит от всех болезней, правда, Янгблад? – ухмыльнулся Эллис. – Ты такой довольный, как обезьяна, когда она грызет земляные орешки.

Примерно через час Роба вызвали к управляющему. Он сразу вспомнил, что недавно вечером на улице Оскар Джефферсон предупреждал его. Наверно, мистер Бьюсси собирается его уволить. Иначе зачем бы он стал вызывать к себе? Роб вошел в кабинет и выжидательно остановился. Управляющий, одетый очень небрежно, сидел за письменным столом, уткнув нос в бумаги. Он даже не поднял головы, хотя знал отлично, что Янгблад здесь. Роб это понял. Только спустя несколько минут мистер Бьюсси глянул на Роба, но тут же снова занялся своими бумагами, затем протянул руку к телефонной трубке. Роб вспыхнул от гнева, страх мгновенно исчез. Он сел на стул. К дьяволу мистера Бьюсси! Раз болят ноги, он будет сидеть.

Прошло еще довольно много времени, пока белый посмотрел на Роба опять, но посмотрел так, будто не знал, кто это и зачем пришел. Он хотел взглядом заставить Роба встать, но Роб даже не шевельнулся.

Наконец мистер Бьюсси заговорил:

– Подойди сюда, Янгблад! Я не хочу кричать, чтобы все нас слышали.

Роб поднялся, шагнул к управляющему и застыл в ожидании – высокий, злой, опасный.

– Доволен ты своей работой, Янгблад?

– Вполне, мистер Бьюсси.

– Есть у тебя какие-нибудь жалобы?

Робу хотелось ответить, что у него миллион жалоб, но он вспомнил замечание Эллиса о том, что в одиночку бесполезно жаловаться: выгонят—и все. Что в этом толку? Через пятнадцать минут какой-нибудь бедняк негр с радостью займет его место.

– Нет, сэр, – сказал Роб.

– Ты не лжешь, малый? – Нет, сэр.

– Говорят, что в нашем городе появился неизвестный негр, который разъезжает повсюду в новеньком паккарде. Ты знаешь что-нибудь о нем?

– Нет, сэр.

– А другие говорят, что это не негр, а высокая, красивая негритянка, – все толкуют по-разному. Ты в самом деле не знаешь и не слышал ничего?

Чего этот крэкер добивается? Какой-то негр, автомобиль…

– Нет, сэр, я ничего не знаю. Первый раз слышу.

– По-моему, это кто-то из профсоюзных вымогателей. А ты как думаешь?

– Знать ничего не знаю, мистер Бьюсси.

– Вот-вот, самое лучшее тебе и не знать ничего! Если цветной человек не хочет попасть в беду, он должен держаться подальше от таких дел. Эти профсоюзные вымогатели, болтающие о социальном равенстве и дружбе с белыми женщинами, опаснее всего для цветного человека, особенно в Джорджии!

Роб промолчал. Он был зол и боялся выдать свой гнев.

– Но я слышал кое-что и похуже, – продолжал управляющий. – Слышал, что ты тоже собираешься вступить в профсоюз.

Роб смотрел в упор на белого и даже бровью не повел:

– Да что вы?

– Да, да, так мне сказали. Дело твое, Янгблад, но пойми, что ничего путного из этого не выйдет, только деньги у тебя вытянут. – Он стукнул по столу большим красным кулаком. – Чтобы получить у нас место или сохранить его за собой, ты не должен был никому платить ни цента, ни даже полцента! А профсоюз – это просто грабеж средь бела дня, и он тебе не нужен! И как бы за него ни распиналось НИБТ,[29]29
  Негритянское исследовательское бюро по вопросам труда.


[Закрыть] я у себя никакого профсоюза не потерплю!

Роб невозмутимо глядел на мистера Бьюсси. Он еле удерживался от смеха.

– Никакого профсоюза в нашей гостинице не будет, Янгблад. Категорически заявляю. Выкинь из головы всякие нью-йоркские бредни. Можешь передать всем. А если мы поймаем этого неизвестного негра, то так его отделаем, что он до самой смерти будет вспоминать Кроссроудз в Джорджии. Ты меня понял, Янгблад?

– Да, мистер Бьюсси.

Вечером, когда после работы все собрались в раздевалке, Роб рассказал об этом товарищам. Лица их помрачнели.

– Странно, что он тебя выбрал. Почему ему надо было все это говорить тебе, Янгблад? Ты же здесь самый младший! – сказал Эллис Джорден. Коридорные озадаченно переглянулись.

– А я откуда знаю! – отозвался Янгблад.

– Значит, надо быть осторожнее, – изрек Вилл Тернер. – Бросим на время эту профсоюзную волынку!

– То есть как это бросим? – накинулся на него Гас. – Мы еще и не начинали!

– Ничего и не начнем, если будем бояться мистера Огла!

– Если мы решили объединиться и организовать профсоюз, то ни мистер Бьюсси, ни мистер Огл и никто другой нам не указчики, – сказал Янгблад.

– Все-таки я не понимаю, Янгблад, почему он выбрал именно тебя. Не иначе, кто-то из белых накляузничал ему. – Эллис Джорден оглядел хмурые, встревоженные лица негров, уже успевших переодеться и толпившихся у дверей. – Хуже гремучей змеи тот сукин сын, который доносит белому.

Бру Робинсон откашлялся.

– Что правда, то правда.

Вилл Тернер вытер потный нахмуренный лоб, Хэк Доусон скривил губы:

– Черт проклятый!

У всех был очень озабоченный вид.

В этот вечер Роб зашел к Ричарду Майлзу, и до поздней ночи они проговорили о делах в гостинице и плачевном положении негров, ухудшающемся с каждым днем. Ричард сказал Робу, что он в воскресенье собирается поехать в Атланту на собрание Ассоциации содействия прогрессу цветного населения. Кажется, в Атланте есть профсоюз, который, может быть, захочет присоединить к себе группу работников гостиницы, он обещает зайти туда и поговорить об этом. Ричард приготовил лимонад. Они сидели в крошечной гостиной, пили лимонад и ели коржики, испеченные Джозефин, беседовали о профсоюзах, об Ассоциации, о жизни на Юге. Роб смущенно поглядывал на Джозефин, на ее слегка округлившуюся талию, – она была уже на третьем или на четвертом месяце беременности. Он вспомнил Айду Мэй и прошлое воскресенье в лесу Янгблада. Боже милостивый, хоть бы ничего не случилось! А все-таки это было необыкновенно! Такого необыкновенного дня он не помнит в своей жизни.

– Когда же мы организуем отделение Ассоциации у нас в городе? – спросил Роб. Он переводил взгляд с Ричарда на Джозефин, вспоминая, что когда-то оба они были его учителями и даже не знали друг друга: были мисс Роллинс и мистер Майлз… А теперь и сам Роб стал работником, взрослым мужчиной.

– Мы как раз хлопочем о создании отделения, – ответила ему Джозефин.

– Так вы скажите мне, когда у вас все будет готово, – попросил Роб. – Я ведь могу привлечь товарищей по работе.

– Узнаешь в свое время, не беспокойся, – заверил его Ричард.

Ричард рассказал Робу, что он уже несколько раз встречался с доктором Райли и другими белыми преподавателями из университета и они разговаривали о создании отделения Ассоциации в Кроссроудзе и что доктор Райли даже пригласил Ричарда к себе на обед.

– Этот белый довольно симпатичный человек, – с улыбкой заметил Ричард.

Роб вспомнил, как его отец отзывался об Оскаре Джефферсоне, и громко засмеялся. Ричард продолжал:

– Отец доктора Райли был миссионером. Когда-то Американская ассоциация миссионеров прислала его сюда из Вермонта преподавать в Талледедже. Мне кажется, доктор Райли считает своим долгом идти по стопам отца. Я сказал ему, что неграм не нужны миссионеры. Скорее нужно просвещать белых дикарей, потому что это самые темные, самые невежественные, некультурные люди на свете.

– Ну, положим, так прямо вы ему не сказали! – усмехнулся Роб, поглядев на Джозефин.

– Сказал, уверяю тебя! – подтвердила Джозефин, и все трое расхохотались.

– А все-таки он славный человек, – серьезно сказал Ричард. – Он любит пофилософствовать, и мы с Джозефин всегда стараемся вовлечь его в спор. Сам напрашивается, вот мы и даем ему жару!

Роб поздно ушел от Майлзов. На душе у него стало легче, но он по-прежнему недоумевал, как это мистер Бьюсси пронюхал, что он застрельщик профсоюзного движения. Проходя мимо окна, он заглянул в него, увидел Джозефин и Ричарда, сидящих рядышком на тахте, и подумал: «Как расцвела и похорошела мисс Джозефин! Хорошо, что они поженились!» Да и в Майлзе чувствовалось нечто новое, он стал тверже, как будто закаленнее, и речь у него теперь иная – то ли Майлз обучился местному говору, то ли сам Роб привык к его северному акценту. Потом он подумал о себе, об Айде Мэй, о женитьбе, о будущих детях, о колледже и о том, что станет юристом, но тут же вспомнил товарищей и всю остальную дорогу ломал себе голову – кто же из них провокатор?

Воскресный номер «Морнинг телеграм» поместил огромную крикливую статью об антиамериканских влияниях янки, проникших в город и возбуждающих рабочих, главным образом негров. В статье говорилось, что в Кроссроудзе всегда были мирные, дружеские отношения между неграми и белыми, и так все должно оставаться, и Кроссроудз не потерпит никакой агитации со стороны кучки профсоюзных вымогателей. Если в городе будут обнаружены какие-нибудь иностранцы, с ними разделаются по доброй старой традиции Юга. Роба ошеломила эта статья: ни он, ни его товарищи не понимали, в чем дело.

На следующее утро Роб обслуживал нового постояльца, с виду человека богатого, и замучился, выполняя бесчисленные приказания приезжего и его элегантной молодой жены.

– Малый, отнеси эти костюмы в гладильную, а вот эти вещи миссис Пиви – в прачечную! Принеси мне льду и содовой, да поживее действуй!

А когда Роб обегал чуть ли не весь свет для этой четы, мистер Пиви, красивый плечистый великан, наверняка богач, напоминавший собой мистера Кросса, протянул Робу четвертак и без зазрения совести потребовал у него пятнадцать центов сдачи.

Пот градом лил с Роба – шутка ли, полтора часа такой беготни! Он засунул руки в карманы и, поглядывая на белого, начал греметь медяками и серебряными монетками, потом перевел глаза на хорошенькую миссис Пиви и снова на ее супруга.

– У меня нет сдачи, мистер Пиви. – А ты хорошо поискал, малый?

– Да, сэр.

– Рональд, пусть он берет весь четвертак! Уж от этого ты не обеднеешь. А мальчик, кажется, симпатичный. Мы его заставили изрядна побегать, он заслужил четвертак. – Ее сонные глаза рассеянно смотрели на Роба.

– Сейчас не такое время, чтобы по стольку отваливать на чай. Есть у него сдача, врет он!

– Да оставь ты ему четвертак, Рональд! Он славный парень!

Роб смотрел на белых, и ему казалось, что это семейная сценка из голливудского фильма. В нем бушевала злоба, пот слепил глаза. Он вернул белому четвертак.

– Не надо, мистер Пиви, времена тяжелые, я понимаю, что вам это не по карману. Я не хочу, чтобы ваша семья пострадала из-за каких-то паршивых десяти центов. – Роб стремительно повернулся на каблуках и выскочил из номера, оставив белых в недоумении.

На следующий день в гостинице всем снизили жалованье на доллар. Среди служащих пошел ропот, они ворчали и гневно переглядывались, ругая хозяев втихомолку – вслух ругать боялись, люди не доверяли друг другу. Даже некоторые белые проявляли недовольство. Вечером в раздевалке стояла тишина. Хэк Доусон осторожно огляделся по сторонам.

– Ну что же будем делать, Янгблад? Ты-то нас предупреждал, что это случится.

Роб посмотрел на Хэка. Все коридорные, затаив дыхание, боязливо глядели на Роба, ожидая, что он ответит. А он пожалел, что так молод – ведь все они и старше и опытнее его; и тут он подумал о своем будущем, об Айде Мэй, о колледже и профессии юриста, и почему-то вспомнилась статья из воскресной газеты. Ну что он может сказать этим людям?

– Вы меня не спрашивайте, – ответил он с непонятной для себя самого злобой. – Вы все здесь работаете куда дольше, чем я.

– Так-то так, Янгблад, но надо же что-то делать, черт побери!

Гас оглядел их всех.

– Янгблад давным-давно сказал вам, дуракам, что делать: договориться между собой и организовать профсоюз. А вы хотели подождать да посмотреть, что будет. Мне кажется, теперь вы уже насмотрелись, ну и дьявол с вами!

– И все-таки даже сейчас мы получаем больше, чем работники из «Роберта Ли», – заметил Вилл Тернер. – Поверьте, могло быть куда хуже! Вы помните, что было написано в воскресной газете, а ведь эти люди не шутят!

– Теперь я и вовсе не сведу концы с концами! – пожаловался Хэк. – Столько ртов надо прокормить, а чаевых с каждым днем все меньше. Иной гад прикинется таким бедняком, что хочется сунуть руку в собственный карман и дать ему на чай, когда притащишь его чемодан в номер.

Роб невольно улыбнулся. Он вспомнил мистера и миссис Пиви, которых обслуживал в это утро.

Бру Робинсон посмотрел поочередно на Роба, на Гаса и наконец на Вилла.

– А вот наш Вилл никогда не подаст голос за профсоюз, уж слишком он боится белых.

– И вовсе я не боюсь! – обиделся Вилл.

– О нет, Вилл не боится белых! – воскликнул Гас. – Он даже в уборную не пойдет, если мистер Чарли запретит ему. Так и будет ходить с полными штанами. Но он ни чуточки не боится, ни-ни!

Коридорные невесело засмеялись.

– Ну-ну, поосторожнее, Гас Маккей! Я не потерплю дерзостей от черномазого молокососа.

– Ох, – сказал Гас, глядя на Вилла с недоброй усмешкой. – Я вас понимаю, мистер Тернер, вы не позволите такому черномазому молокососу, как я, обмарать вас. Это разрешается только мистеру Чарли; пускай гадит в свое удовольствие! Кстати, извините, пожалуйста, сэр, но у моей матери черномазых молокососов не было, может быть, это у вашей были?

– Будь ты проклят, я сказал тебе: прекрати! – Вилл вскинул над головой деревянную табуретку и шагнул к Гасу. Лицо его покрылось потом, руки тряслись. Гас вскочил, настороженно выжидая.

– Ну, ну, полегче, Вилл! И ты утихомирься, Гас!

– Нечего с ним разговаривать, – кипел Гас. – И нечего такому втолковывать, что быть дядей Томом сволочное дело! К черту этого дурака!

– Вот, видали? – орал Вилл. – Видали? И я должен это терпеть? Да я тебя сейчас сокрушу! – Он взмахнул табуреткой, но Гас пригнулся, и его едва задело по плечу. Тогда он бросился на Вилла и ударил его раз в живот, раз в челюсть, и табурет полетел в дальний угол раздевалки. Тут подскочил Роб и стал разнимать Гаса и Вилла, которые фыркали, как разгоряченные кони.

– Пусти, будь ты проклят! – Но Бру Робинсон крепко держал Вилла, а Роб – Гаса.

– Вот так всегда у нас получается, – заметил Роб. – Деремся со своими, вместо того чтобы драться с мистером Чарли.

Гас пытался вырваться из рук Роба.

– Пусти меня, Янгблад! Серьезно говорю, черт побери! Этот дядя Том хотел стукнуть меня по голове табуретом! Я убью его, честное слово!

Роб оттащил Гаса в угол раздевалки.

– Видите? – сказал он сердито, обращаясь ко всем. – Видите, как мы бросаемся друг на друга, вместо того чтобы драться с кем следует? Мистер Чарли может делать с нами все, что ему угодно, мы лишь поворчим втихомолку – на том и кончим. А мистеру Оглу это только на руку, он и рад до смерти. Валяйте убивайте друг друга! – Роб повернулся и вышел из раздевалки.

Дома ему сказали, что заходил Ричард Майлз и просил Роба прийти к нему. Роб был так разозлен и подавлен событиями в гостинице, что не хотел никого видеть, даже Ричарда. Все же он пошел к нему.

Ричард Майлз познакомил Роба с человеком, которого звали Джим Коллинс; лет ему было, пожалуй, столько, сколько отцу Роба, да и роста он был такого же, только Джо Янгблад казался грузнее. Коллинс был высокий, статный, его глубоко запавшие глаза пристально смотрели на собеседника, словно пронизывая насквозь. Этот серьезный, внимательный взгляд и теплое рукопожатие, когда Ричард знакомил их, произвели на Роба впечатление.

– Мистер Коллинс – профсоюзный организатор, – пояснил Ричард.

Роб еще раз быстро окинул взглядом этого человека. От волнения у него застучало в висках. Потом посмотрел на Ричарда, уж не ослышался ли он… Неужели? Профсоюзный организатор?

Ричард Майлз засмеялся:

– Да, да, Роб, я сказал верно: профсоюзный организатор. Ты, может быть, знаешь каких-нибудь работников, которые хотят войти в профсоюзную организацию?

– Еще бы!

Они сели и начали беседовать, и Роб глаз не спускал с Джима Коллинса: такое славное лицо, такие волевые глаза. Профсоюзный организатор! И где? В Кроссроудзе, в штате Джорджия! Роба даже дрожь пробрала.

– Люди, которых я имею в виду, работают в гостинице, – запинаясь, пояснил Роб.

– Неизвестно, есть ли такой профсоюз работников гостиниц, который пожелал бы принять цветных, – сказал Джим Коллинс. – Я по крайней мере такого не знаю. Наш профсоюз заинтересован главным образом в заводских рабочих.

– О! – Роб был явно разочарован!

– Но мы можем, конечно, помочь, если есть такой коллектив, который добивается вступления в профсоюз, но не находит подходящей организации.

– Не сказал бы, что все так уж добиваются.

– Но работа-то у них тяжелая? – спросил Джим, дружелюбно улыбаясь,

– Да, сэр.

– А хозяин злой?

– Как гремучая змея!

– О, ну, значит, тогда он платит им особо большое жалованье! – заключил Джим.

– Нет, сэр, ничего этого нет. Прежде он платил три пятьдесят за полмесяца, а теперь взял да скостил по доллару. Вот и приходится рассчитывать в основном на чаевые, а чаевые-то не те, что были. Только и слышишь от постояльцев, как им стало тяжело жить.

Ричард и Джозефин с интересом слушали беседу Джима с Робом.

– Если у вас так плохо, так уж, кажется, кто-кто, а ваши должны стремиться в профсоюз, – заметила Джозефин.

– Некоторые просто боятся, – пояснил Роб, – боятся потерять работу, боятся, что при нынешнем положении другого ничего не найдут.

– М-да, – сказал Джим, – конечно, они считают, что, как ни плохо им в вашей гостинице, в других местах еще хуже. А кроме того, они ведь не представляют себе, что такое профсоюз.

– Некоторые готовы вступить, – сказал Роб, дивясь, как это Джим Коллинс, который и в глаза не видал ребят из гостиницы, все про них знает. – Некоторые уже заявили, что они готовы.

– Сколько работников в вашей гостинице? – спросил Джим.

– Точно не скажу, но человек семьдесят пять, а то и сто будет. – Роб посмотрел на высокого худощавого негра, сидевшего против него, потом оглядел комнату. Нет, это не сон, вот сидят Джозефин с Ричардом, а ему все не верится, что в Кроссроудзе, в Джорджии, он может разговаривать с представителем профсоюза – негром-организатором.

– А сколько у вас цветных?

– Не знаю наверняка, но побольше половины будет.

– А нет ли среди белых желающих вступить в профсоюз?

– Право, не знаю. – И тут же Роб вспомнил Оскара Джефферсона и встречу с ним на улице, и как вел себя Оскар у кассы, и как он вел себя на вечере песни и потом в помещении профсоюза. – Есть один порядочный человек среди них, так мне кажется. Но я еще в нем хорошенько не разобрался. Может быть, он и заинтересуется, но кто их знает, этих джорджийских белых! – Роб обернулся к Ричарду Майлзу – Вы знаете, кого я имею в виду? Оскара Джефферсона, того, что подошел к вам в зале после нашего концерта.

– Да, он вроде бы симпатичный человек, – заметил Ричард. – Таких мы как раз ищем,

Джим Коллинс перебил его вопросом:

– Оскар Джефферсон? Оскар Джефферсон? – Глубокая складка залегла у него меж бровей. – Вы сказали: Оскар Джефферсон?

– Да, сэр, – ответил Роб. – А что? Джим улыбнулся.

– Да так, ничего. Просто подумал, не родственничек ли это старого Томаса Джефферсона[30]30
  Томас Джефферсон – президент США в 1801–1809 годах. Автор «Декларации независимости».


[Закрыть] или Джефферсона Дэйвиса.[31]31
  Джефферсон Дэйвис (1808–1889) – реакционный политический деятель, идеолог рабовладельцев, президент конфедерации южных штатов, отколовшихся от США.


[Закрыть]

Роб посмотрел на Джима, потом на Майлзов и рассмеялся.

Заговорили на другую тему – об Ассоциации содействия прогрессу цветного населения, и Джозефин рассказала, что она участвует в подготовке программы для двух воскресных вечеров в театре Линкольна; они решили организовать отделение Ассоциации в Кроссроудзе. Беседовали и о многом другом: о докторе Райли, о Джо и Лори Янгбладах, вспомнили губернатора Талмеджа и, конечно, Франклина Делано Рузвельта, причем все единодушно согласились, что он довольно хороший президент.

Хозяева подали угощение – кофе и булочки с корицей, разговор продолжался. Джим Коллинс был приятный собеседник, держал он себя просто, непринужденно, и начинало казаться, что разговариваешь с родным человеком. Когда он бывал в ударе, он мог говорить без умолку, заставляя слушателей забывать обо всем на свете, но сам тоже умел слушать и любил послушать других.

Под конец он сказал Робу, что собирается ехать в южную часть Джорджии, а у них в городе намерен пробыть не больше двух дней. Не может ли Роб прийти сюда, к Ричарду, завтра и привести с собой ребят?

– Но только немного, – предупредил он, – ну там четверых или пятерых, из тех, кому действительно можно довериться.

– Хорошо, – сказал Роб, – приведу.

– А как насчет Оскара Джефферсона? – напомнил Ричард.

– Приведи, если этот крэкер нам друг, – сказал Джим. – Посмотрим, из чего он сделан.

– Привести его? – удивился Роб. – Как друга? Что-то я не очень на него полагаюсь.

– А на негров ты на всех полагаешься? – спросил Джим.

– Что вы, далеко не так!

Роб подумал, что и управляющему донес на него кто-то из цветных, кто именно – неизвестно, но что это был свой, он не сомневался.

– Все равно, если он захочет прийти, приведи его, – сказал Джим. – Ничего опасного в этом нет. Всегда найдется кто-нибудь, чтоб наушничать хозяевам, даже если на сто миль вокруг не будет белого человека.

– Да, да, приведи! – поддержал Ричард. – Может быть, у нас действительно что-нибудь выйдет.

На другой день Роб привел пятерых: Бру Робинсона, Гаса Маккея, Хэка Доусона, Эллиса Джордена и Уилабелл Бракстон. Все познакомились с Джимом Коллинсом и уселись, посматривая на него. Завязался веселый, непринужденный разговор. В начале десятого раздался звонок. Неловкая тишина воцарилась в комнате, все недоуменно переглядывались. Ричард Майлз пошел отворять и ввел в комнату Оскара. Бру Робинсон даже рот разинул от удивления. Остальные служащие гостиницы тоже удивленно уставились на белого. А Ричард сказал таким тоном, словно ничего необычайного не произошло:

– Заходите, пожалуйста, и присаживайтесь.

Он представил Оскара, все церемонно поклонились, кроме Роба, который пожал ему руку. Роб поглядел на Гаса и чутьем понял, что тот спрашивает: «Это еще что за чертовщина такая?»

Последним подошел знакомиться с Оскаром Джим. Он сидел в углу в глубоком кресле, и Оскар сначала не заметил его.

– Знакомьтесь: мистер Оскар Джефферсон – мистер Джим Коллинс, – сказал Ричард.

И тут все увидели, как вспыхнуло лицо и даже шея Оскара. Он стоял, остолбенев, не в силах поднять свою красноватую руку, чтобы пожать протянутую ему черную руку.

– Джим Коллинс? Джим… Коллинс?

Голос профсоюзного организатора прозвучал приглушенно:

– Как там плантация старика Уилкокса, а, малый?

Оскар схватил руку негра.

– Маленький Джим! – забормотал он. – Маленький Джим! Маленький Джим!

Все изумленно смотрели на них. В Кроссроудзе такого занятного зрелища никто еще не видывал.

– Гляди, на сколько я тебя перерос! – сказал Джим. – Какой же я Маленький Джим, скажи?

Тут Оскар Джефферсон начал хохотать и никак не мог остановиться. Он хохотал до слез, и лицо его стало совсем багровым. Он поглядел на всех и вытер глаза ладонью.

– Простите меня, друзья, – сказал он. – Мы с этим малым бог знает с каких пор не виделись.

– С малым? Опять? – поднял брови Джим Коллинс.

– Да нет, с мистером Кил… то есть с мистером Коллинсом.

– Ну, так-то лучше, – сказал Джим и обернулся к остальным. – Давайте, что ли, приступим к делу.

Началась беседа. Джим забрасывал коридорных вопросами, но все отвечали как-то смущенно и бестолково, подозрительно косясь на Оскара Джефферсона. Казалось, от такого разговора проку будет мало.

Тогда Джим сказал:

– Да вы не бойтесь Оскара! Он человек хороший. Я его знаю еще с тех пор, когда он был комару по колено. По-моему, он с нами. А если нет, так потом пожалеет!

Гас обрадовался, когда услышал, что Джим давно знаком с Оскаром, и остальные ребята из гостиницы тоже, потому что все они успели проникнуться огромным доверием к этому рослому негру. Им и самим хотелось держаться свободнее с Оскаром, но преодолеть смущение было не так-то легко.

Видя это, Джим сказал: «Извините, я на минуточку!»– и увлек Оскара в угол. Что он там говорил, они не слышали, но лицо Оскара становилось все пунцовее, а Джим, положив ему на плечо руку, продолжал негромко в чем-то убеждать его, и наконец Оскар ушел. Только тогда у всех развязались языки. Джим сообщил, что, насколько ему известно, в этой местности не существует профсоюза служащих гостиниц – значит, придется его организовать. Он посоветовал напечатать на ротаторе бланки заявлений и постараться завербовать как можно больше служащих, но действовать осторожно, предварительно прощупав каждого. И только когда запишется много народу, можно созвать всех вместе.

– Это нелегкая задача, – предупредил Джим. – Организовать профсоюз вообще дело трудное, особенно в Джорджии, – заключил он свою речь. – Но невозможного здесь нет. Помните только: раз уж вы взялись, то стойте друг за друга горой, что бы ни случилось. Я вижу, Янгблад, у вас тут всего лишь одна женщина, – он улыбнулся Уилабелл. – Советую вам поскорее вовлечь женщин, они всегда костяк организации. Поверьте моему опыту!

Затем он добавил, чтобы они попытались привлечь по мере возможности несколько белых. Он повторил, что знает Оскара Джефферсона с детства, тогда он был честным и порядочным малым. Тут Джим заметил сомнение и растерянность на лицах негров.

Он сделал паузу и обвел всех взглядом.

– В чем дело? – спросил он. – Может быть, вы знаете про Оскара что-нибудь такое, что мне неизвестно?

Никто не ответил.

– Я спрашиваю, может быть, вы знаете про Оскара такое, чего не знаю я?

– Мы знаем только одно: что он крэкер, – заявил Жирный Гас. – Но это-то и вы знаете. Уж за цветного его никак не примешь!

– Но вместе с тем он и рабочий, – сказал Джим Коллинс. – Не забывайте этого!

– В первую очередь крэкер, а потом уж рабочий! – возразил Эллис. – Готов спорить, что и он этого не забывает… Они никогда этого не забывают. – Эллис опустил глаза под пронизывающим взглядом Джима Коллинса и обрушился на Роба: – Удивляюсь тебе, Янгблад: нашел кого звать сюда – крэкера! Мы никогда ничего не добьемся, если будем связываться с крэкерами. Белому нельзя верить, кем бы он ни был, что бы ни говорил, а уж особенно здесь, в Джорджии!

– Ты прав, – сказал Хэк Доусон. – И все-таки мы должны привлечь на свою сторону белых, которые работают с нами в гостинице. Иначе дело наше будет дрянь.

– Видимо, все-таки он заинтересован, а то бы не пришел, – заметил Ричард Майлз.

Джим Коллинс слушал, не вмешиваясь.

– А может, даже чересчур заинтересован? Ну его к чертовой матери! – воскликнул Эллис.

– Нужно, чтобы и белые присоединились к нам, – возразил ему Роб. – Хэк верно сказал. А если есть в нашем городе хоть один крэкер, заслуживающий капельку доверия, так это Оскар. – И Роб рассказал о случае с отцом на заводе, у кассы, а также о том, как Оскар вел себя после вечера песни и в профсоюзе белых, и о своем разговоре с ним две недели назад на улице. – Испытаем его, тогда и будем говорить, – закончил Роб.

– Пожалуй, – согласился Гас. – Терять-то нам особенно нечего.

– Что ж, ладно, – сказал Эллис, – но помните, я вас предупреждал.

– А по-моему, – вмешалась Уилабелл, – чем больше народу запишется, тем лучше. Если мы не привлечем крэкеров к борьбе против мистера Огла, тогда он привлечет их на свою сторону и натравит на нас.

– Правильно, сестричка, – поддержал Джим Коллинс. – Это святая истина!

– Я знал, что ты не станешь противоречить Робу Янгбладу, – зашептал девушке Гас. – Если бы он велел прыгать с крыши гостиницы, ты бы его и в этом поддержала.

– Хм, ты прав, Янгблад всех убедит и поведет за собой хоть на край света, – отозвалась Уилабелл.

– Итак, давайте договоримся, – сказал Джим Коллинс. – Завтра вечером у меня назначена встреча с Оскаром. Я его заставлю быть со мной совершенно откровенным. Пожалуй, стоит и тебе прийти, Янгблад, и вам, сестрица… сестрица…

– Уилабелл Бракстон.

– И вам, сестрица Уилабелл. Выясним, надежный ли он человек, и если надежный, то поручим ему подумать, сколько белых он может вовлечь.

– Хорошо, я приду.

– А я все-таки стою на своем – в наш союз белых пускать не надо, – сказал кто-то.

Однако большинство согласилось с Джимом Коллинсом, и даже Эллис, Гас и Хэк сдались. Сидели еще долго, и казалось, все хотели одного – чтобы этот вечер никогда не кончился и можно было говорить обо всем на свете, не думая о том, что уже поздно. Но всему бывает конец, и Джим Коллинс попрощался с друзьями, пожелав им удачи. Он никого из них больше не увидит, кроме Уилабелл и Роба.

На другой день снова встретились с Оскаром Джефферсоном на квартире Ричарда Майлза, и все держались с ним, как с равным, особенно Джим Коллинс. Он разговаривал с Оскаром так, словно тот был негр. Оскар сказал, что нескольких белых он сумеет завербовать, но сколько именно – он не знает. Вербовать белых нелегкое дело.

– Хм, а цветных рабочих, думаешь, легче будет вовлечь? – возразил Джим. – С любыми рабочими это трудно!

– Знаю, – согласился Оскар, – но с белыми особенно!

– Это почему же? – спросил Джим. – Им что, меньше нужен профсоюз, чем другим людям?

– Думаю, что не меньше.

– Так в чем же дело? Разве ваш хозяин сделал их своими пайщиками?

Роб, Уилабелл, Ричард и Джозефин сидели и слушали, словно завороженные; им даже было жаль бедного симпатичного крэкера, и они поражались смелости этого худощавого высокого негра,

– Что и говорить, белым тоже нужен профсоюз, – краснея, подтвердил Оскар.

– В чем же тогда загвоздка? Неужели они глупее негров?

– Сам не знаю, в чем! – Оскар рассердился, в нем вдруг заговорил белый человек.

– Ты, брат, не злись на меня, – мягко сказал Джим. – Но вот хотел бы я знать, скоро ли белые бедняки дадут наконец по рукам таким типам, как Талмедж, или старик Уилкокс, или этот ваш хозяин гостиницы, которые все только втирают им очки? – Он долго и пристально смотрел на Оскара. – Ну ладно, Оскар, ты в этом не виноват. Зато уж постарайся, черт побери, сделать все, что в твоих силах, вовлеки как можно больше белых в общий профсоюз. И пусть они не думают, что делают цветным великое одолжение. Им же, дьяволам, это пойдет на пользу. Прошу прощения у дам!

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Оскар.

– Вот и хорошо, очень хорошо! – воскликнул Джим. – И держи тесную связь с Янгбладом, и с сестрицей Уилабелл, и со всеми остальными. – Он улыбнулся и вытянул свои длинные ноги, дрожащие от усталости. – Неплохо было бы сейчас глотнуть доброй маисовой, какую в старину гнали на плантации Чарли Уилкокса.

Джим оглядел всех, потом подошел к тахте и, присев рядом с Оскаром, крепко обнял его за плечи. Роб заметил, как яркая краска залила щеки белого,

– Мы с Оскаром давным-давно разрешили спор о неграх и белых, – сказал он. – Не так ли, Оскар? Ох, часто думал я и гадал: где ты, что поделываешь? Много, много раз вспоминал тебя!