Текст книги "Икона и топор"

Автор книги: Джеймс Хедли Биллингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 61 страниц)

В представлении монашества князь должен был быть главой упорядоченного христианского мира, и при Иване эта идея воплотилась в жизнь. Искоренялась самая возможность политического соперничества – потомственные бояре-землевладельцы, независимые города вроде Новгорода и даже те сподвижники, которые пытались мирным путем ограничить самовластие, были подавлены или уничтожены. Влияние и потенциальная независимость церковной иерархии были пресечены заточением и умерщвлением действующего митрополита – Филиппа Московского. Религиозное инакомыслие истреблялось в еврейских погромах в Западной России; в том же регионе судам и казням подверглись главы раннепротестантских движений.

Оправдание такого правления коренилось в историческом богословии Московского государства. Увесистая «Степенная книга царского родословия», составленная приближенными монахами, подталкивала Ивана к полному смыканию светской жизни с церковной. Агиография широко привлекалась при составлении жизнеописания царей, и высокое происхождение прослеживалось как от святых чудотворцев, так и от императоров античности. Иван старательно собирал исторические легенды и привлекал в Москву выразителей монашеской идеологии из Новгорода и других княжеств с тем же усердием, с каким сокрушал их притязания на политическую независимость.

Всегда и во всем Иван видел себя главой единой религиозной цивилизации, он никогда не чувствовал себя просто военным или политическим вождем. Его военная кампания 1552 г. против казанских татар представляла собой в своем роде религиозный поход вроде осады Иерихона. На Красной площади был возведен большой Покровский собор, названный впоследствии собором Василия Блаженного, юродивого, покровительству которого приписывалось взятие Казани. Собор с девятью разновысокими позолоченными шатровыми главами, увенчанными луковичными куполами, являет собой вершину московской архитектуры, разительно отличаясь от сдержанных итало-византийских соборов, построенных в Кремле при Иване III. В этом пышном стиле эпохи расцвета Московского государства было построено немало церквей, более десятка из них при Иване IV были посвящены юродивым во Христе[204]204
  59. Ковалевский. Юродство, 143, и примеч. 2, 144; также 137–142 – о юродивом Николае Салосе, чьим пророческим высказываниям об Иване IV народ приписывал спасение Пскова оттого разорения, которому подвергся Новгород в 1470 г. Хотя эти истории о «святых дураках» были украшены недостоверными деталями в народном фольклоре и романтизированы а-1а Вальтер Скотт Карамзиным, деятельность этих дураков (блаженных) была также отмечена здравомыслящими иностранцами, такими, как Джайлз Флетчер (Giles Fletcher), и их историческое значение в конце XVI в. не подлежит сомнению. М. Тихомиров говорит о «блаженном хулиганстве» Василия (М.Тихомиров. Россия в XVI столетии. – М., 1962, 78).


[Закрыть].

Законодательное собрание, созванное Иваном в 1549–1550 гг. и во многом предопределившее характер последующих выборных земских соборов, задумано было как церковный собор[205]205
  60. См.: Е.Максимович. Церковный земский собор 1549 года // ЗРНИБ, 1933, IX. Автор утверждает, что собор 1550 г., который издал свод законов («Судебник»), был в действительности результатом предшествующего Церковного Собора и сохранял, по существу, церковный характер.


[Закрыть]. Сборник церковных постановлений 1554 г., известный как «Стоглав», был призван всего лишь «укрепить старые обычаи» путем строгого регламентирования всего и вся – от иконописи до бритья и питья. Для каждодневного духовного чтения предназначались объемистые, из 27 000 страниц, «Четьи Минеи» с изображениями почти всех святых[206]206
  61. Будовниц. Публицистика, 188–207, – подробности и ссылки на эти извлечения. Об официально поддержанном собирании литературы из уделов в Москву в годы правления Ивана Грозного см.: Р.Pascal. Lc Metropolite Macairc et ses grandes entereprises litteraires// Russie et Chretiente, 1949, no 1–2, 7—16.


[Закрыть]. Вся домашняя жизнь велась по полумонашеским правилам книги по домоустройству – «Домостроя». Даже опричнина была обременена обетами, укладом и облачением монастырского образца.

Такая радикальная перестройка общества на монастырский лад стала причиной упадка светской культуры на протяжении XVI в. Если раньше в России появлялось немало переработанных светских сказок и мифов, занесенных через южных и западных славян соответственно из Византии или с Запада, то «в русской литературе XVI в. не появилось… подобного… в русской рукописной традиции XVI в. не оказывается даже тех литературных произведений, которые были известны на Руси в XV в., а впоследствии, в XVII в., получили широкое распространение»[207]207
  62. Я.Лурье. О путях развития светской литературы в России и у западных славян в XV–XVI вв. // ТОДЛ, XIX, 1963, 282–283. Рассмотрение с привлечением документов (262–288) иллюстрирует протяженность более ранних и более поздних связей.


[Закрыть]. Летописи и подновленные генеалогии, жития святых, героические сказания и полемические сочинения века очищались от «бесполезных россказней». Не только Иосиф Волоцкий, но и Нил Сорский одобрял подобную цензуру; а «Стоглав» 1551 г. установил целый ряд ограничений для светской музыки и всего светского искусства. Московское государство времен Ивана Грозного выделялось даже среди православных славян непомерностью своих исторических притязаний и религиозным укладом всей своей культуры.

Особенности московской цивилизации, окончательно сложившейся при Иване IV, наводят на исторические сопоставления не только с восточными деспотиями и западными империями, но и с двумя, казалось бы, несхожими цивилизациями: королевской Испанией и Древним Израилем.

Подобно Испании, Московия оказалась на пути чужеземных вторжений в христианский мир и в борьбе с захватчиками обрела национальную самобытность. Так же как и в Испании, в России военные действия освящала церковь. Фанатизм, порожденный слиянием политической и религиозной власти, превратил обе страны в непреклонных ревнителей исповедуемых ими ветвей христианства. Введение в Символ веры фразы «и от Сына», которое впервые раскололо Запад и Восток, произошло на соборе в Толедо, и нигде против него не выступали так резко, как в России. Русские и испанские иерархи были самыми непоколебимыми противниками примирения Восточной и Западной Церквей во Флоренции в 1437–1439 гг. Кстати, испанское представительство во Флоренции возглавлял родственник знаменитого инквизитора Торквемады.

В период стремительного роста русского могущества при Иване III ответ на вопрос, в ком видеть угрозу своей власти и как ей противостоять, русские иерархи нашли в далекой Испании. Даже если розыск «жидовствующих» в конце XV в. был вызван путаницей между ранними русскими названиями еврея («евреянин») и испанца («иверианин»), как было в свое время отмечено[208]208
  63. Я.Лурье и Н.Казакова. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV– начала XVI века. – М. – Л., 1954, 109-1 10; а также: Fennel. Attitude, 498; Будовниц. Публицистика, 52.


[Закрыть], кажется, нет сомнений, что многие из запрещенных текстов, которыми пользовались объявленные еретиками (например, «Логика» Моисея Маймонида), действительно попали в Россию из Испании. В поисках противодействия наплыву иноземного рационализма архиепископ Новгородский в 1490 г. с восхищением писал о Фердинанде Испанском митрополиту Московскому: «…Ано Фрязове по своей вере какову крепость держат! Сказывал мне посол цесарев про шпанского короля, как он свою очистил землю, и яз с тех речей и список к тебе послал»[209]209
  64. ААЭ, I, 1836, 479, приведено в статье: E.Denisoff. Aux Origines de I'eglise russe autosephale// RES, XXIII, 1947, 81; полностью обсуждение – 66–88. Русскую версию ответа и дискуссию на эту тему см.: А.Седельников. Рассказ 1490 об инквизиции//Труды Комиссии по древне-русской литературе Академии Наук, I, 1932, 33–57. Ранние русские контакты с Испанией были более глубокими, чем могли показаться на первый взгляд. См., например, ссылки на документы о сильном оживлении дипломатических связей в 1520-е гг. в статье: A.Lopez de Meneses. Las primeras ambajadas rasas en Espana // Guadernos de historia de Espana, Buenos Aires, V, 1946, 111–128. Намного глубже весь комплекс русско-испанских контактов рассмотрен в работе: М.Алексеев. Очерки… испано-русских… отношений.


[Закрыть]. За восхищением последовало подражание методам испанской инквизиции, а идеологические чистки стали называться «очищением»[210]210
  65. Термин «чистка» («purgieren», «purgiren») также использовался немецкими посетителями Москвы. См.: K.Schreinert. Hans Moritz Ayrmanns Reisen durch Livland und Russland in den Jahren 1666–1670. – Tartu, 1937, 56.


[Закрыть]. Так что последовавшая затем чистка «жидовствующих» проводилась «по образцу не второго Рима, но первого»[211]211
  66. Denisoff. Origines, 88.


[Закрыть]. Традиционалистски настроенные заволжские старцы энергично выступили против дотоле неизвестных Русской Церкви методов испытания веры, бичевания и сожжения еретиков. Хотя московские чистки были направлены против римских католиков, применялись при этом, зачастую с редким неистовством, орудия инквизиции, процветавшей в Римской Церкви.

Странные отношения любви-ненависти постоянно существовали между этими гордыми, страстными и суеверными народами – и тот и Другой руководствовался народными сказаниями о неслыханном воинском героизме; и тот и другой вдохновлялся преданиями о местночтимых святых; и тот и другой сохранил до наших дней богатую музыкальную традицию древнего атонального народного плача; и тот и другой предназначен был стать плодородной почвой для революционного анархизма и гражданских войн с глубоко интернациональным подтекстом в XX в.

Во время наполеоновского вторжения, вызвавшего подъем национального самосознания, русские вновь с особой остротой испытали чувство общности с Испанией. Испанское сопротивление – «герилья», т. е. «маленькая война», – вдохновляло вождя русского партизанского движения в 1812 г.[212]212
  67. Д.Давыдов. Опыт теории партизанского действия. – М., 1822, 2-е изд., 22–38, см. также: В.Ламанский. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании // УЗИАН, V, 1859, 365–368, и ссылки там же. О материалах, опубликованных в России об испанском сопротивлении, см.: Очерки по истории журналистики, 1, 200.
  Давыдов был не только крупным, и неоцененным теоретиком партизанской войны (с его основной идеей соединения азиатской примитивности и европейской командной системы по модели казаков: Опыт, 42), но также и поэтом. См.: В.Зверев. Партизан-поэт Д.В.Давыдов. – СПб., 1913.
  На самом деле Александр I послал войска для борьбы на стороне Наполеона против испанских партизан и позже посылал фрегаты для подавления демократической революции в Испанской Америке. Наполеон ощущал сходство между Испанией и Россией еще до своего поражения в России. Когда он упрекнул русского генерала на пути в Москву в июле 1812 г. в том, что обилие церквей в Москве – это признак отсталости «во времена, когда никто уже даже не христианин!», генерал ответил, что «русские и испанцы по-прежнему христиане». Усмотрев «дерзость» в предложенном сравнении его будущего противника с предыдущим, изрядно ему досадившим, Наполеон отмстил в своем дневнике: «…он не прав. Русские никогда не будут христианами. Испанцы никогда ими не были» (J.Lo Duca, ed. Journal secret de Napoleon Bonaparte, 1962, 125).


[Закрыть]. Реформаторы-декабристы послевоенного периода также черпали вдохновение в патриотическом катехизисе и конституционалистских планах своих испанских двойников[213]213
  68. П.Щеголев. Катехизис Сергея Муравьева-Апостола // МГ, 1908, № 11, 63–67; С.Волк. Исторические взгляды декабристов. – М. – Л., 1958, 270–272; и: М.Нечкина. Революция наподобие испанской // КиС, 1931, № 10, 3—40; М.Алексеев. Очерки, 116. В начале XIX в. Надеждин сравнивает роль, которую Россия должна была сыграть в духовном возрождении Европы, с той ролью, которую сыграла Испания в подъеме Европы из средневековья. См.: Н.Козьмин. Николай Иванович Надеждин. – СПб., 1912, 184–185. См. также: В.Боткин. Письма об Испании. – СПб., 1847.


[Закрыть].

Ортега-и-Гассет, один из наиболее проницательных испанцев XX в., отметил странное сходство между «Россией и Испанией, двумя оконечностями большой диагонали Европы… двумя коренными народами, нациями, в которых преобладают простолюдины». И в Испании, и в России «образованное меньшинство… испытывает трепет» перед народом и «не способно пропитать эту гигантскую народную плазму своим организующим влиянием. Поэтому русская действительность выглядит такой протоплазменной, аморфной, неизменно старомодной»[214]214
  69. J.Ortega у Gasset. Invertebrate Spain. – NY, 1937, 71; см. также 155. Кто-то также находит в такой критике «ленивой и глупо фаталистичной» России (например: F.Araujo. «Nichevo» // La Espana moderna, 1904, die., 177–180) известное понимание, рожденное из сходства.
  Испанская завороженость Россией, вероятно первоначально пробужденная тесными испанскими связями с католической Польшей, вызвала к жизни множество книг и брошюр о России в начале XVII в. (см.: Ламанский. О славянах, особ. 352). Русские персонажи появляются в испанской литературе конца XVII в. (например, в пьесе Кальдерона «Жизнь есть сон»); другой великий испанский писатель Лопе де Вега создал первое произведение в длинной череде западных драматических разработок истории о Лжедмитрии («Великий Князь Московский, или Преследуемый Император») спустя всего лишь несколько месяцев после смерти Дмитрия, хотя пьеса увидела светлишь в первом издании собрания его сочинений (1617 г.) и никогда не стала (несмотря на художественные достоинства) популярной.
  Испанский интерес к русской литературе возродился в конце XIX в. См.: G.Portnoff. La literatura rusa en Espana. – NY, 1932.


[Закрыть]. Даже будучи менее «протоплазменной», Испания была столь же несостоятельна, как и Россия, в устремлениях к свободе, а в грезах о всеобщей справедливости образованное меньшинство «двух оконечностей» Европы обращалось к поэзии, анархии и революции.

Русские современники всегда находились под обаянием испанской страстности и непосредственности, видя в этом духовную альтернативу бездушной чопорности Западной Европы. Они идеализировали плутовские проделки Ласарильо с Тормеса и бессмысленное геройство Дон-Кихота – «пока последнее и величайшее слово человеческой мысли», по определению Достоевского[215]215
  70. Ф. Достоевский. ПСС, XXII, 92; а также его отзыв о романе, котрый он назвал «величайшей и самой грустной книгой из всех, созданных гением человека» (XXVI, 25). См.: L.Turkcvich. Cervantes in Russia. – Princeton, 1950, – о значительном влиянии великой книги на русскую литературу и критику XIX в.; N.Evreinov. The Theater in Life. – NY, 1927, 83–97, – об экстатическом гимне «донкихотству» начала XX в.; см. также: G.Schanzer. Lazarillo de Tonnes in Eighteenth-Century Russia // Simposium, 1962, Spring, 55–62.


[Закрыть]. Один русский критик преимуществом испанской литературы перед итальянской считал меньшую зависимость испанцев от классической античности[216]216
  71. См.: La literatura cspanola en Russia // La Espana moderna, 1900, Oct., 186. Обращение к ортодоксии испанского происхождения подчеркивало сопутствующую антипатию испанского христианского мира к Риму: Archimandrite P.De Ballester. The Subconscious Orthodoxy of Spanish Race // ROJ, 1960, Dec., 4–7. Московское представление о том, что два близнеца, агенты антихриста, – это турецкий султан и Папа Римский, было равным образом распространено в Испании (и присутствовало в обеих странах перед Реформацией). См.: P.Alphandery. Antichrist dans le moyen age latin // Melanges Hartwig Derenbourg, 1909, 274–277.


[Закрыть]. Даже Тургенев, приверженный классике более других великих русских романистов, считал драмы Кальдерона равновеликими драмам Шекспира[217]217
  72. И.Тургенев. ПСС и писем. Письма: В 13 т. – М. – Л., I, 279 и 418–449.


[Закрыть]. В произведениях Кальдерона русских привлекали не столько болезненная красота и благородные чувства, сколько прихотливая интрига и ироническая позиция человека, для которого «жизнь есть сон», а в истории «все предопределено». Горести русской интеллигенции периода заката царской России немногим отличаются от чувства горечи великого драматурга на закате золотого века королевской Испании:

 
Причина – сердце у меня в груди,
Оно столь велико, что ему страшно —
Не без причины, – как бы мир
Не стал для него слишком тесен[218]218
  73. «La causa es, que de mi pecho / tan grande es el corazon, / que teme, no sin razon, / que el miindo le vienc estrecho». Приведено no: G. Brenan. The Literature of the Spanish People. – Cambridge, 1953, 277, – по ходу рассмотрения творчества Кальдерона и драмы конца «золотого века» (275–314).


[Закрыть].
 

Испания была единственной зарубежной страной, где Глинка, отец русской национальной музыки, чувствовал себя как дома. В путешествиях по Испании он записывал испанские мелодии и считал «единственными инстинктивными музыками» в Европе русскую и испанскую, отмечая их связь с восточными мотивами и способность выражать страдание[219]219
  74. Ламанский. Исторические замечания к сочинению «О славянах» // УЗИАН, V, 1859, второй ряд (серия) страниц, 100—III.


[Закрыть]. В России первая западная опера с соответствующим страстным названием «Сила любви и ненависти» была поставлена испанцем в 1736 г.[220]220
  75. Opera scria: Francesco Araja. La forza deH'amore e dell odio. См.: Финдейзен. Очерки, II, 12–13; M.Cooper. Russian Opera. – London, 1951, 10 ff. Частично музыкальная очарованность испанскими темами могла появиться благодаря тому факту, что многие музыканты и композиторы, приехавшие с первыми профессиональными труппами в XVIII в., были испанцами.
  Что касается мира поэзии, Лермонтов написал в юности мелодраму «Испанцы», а первоначально местом действия его шедевра «Демон» была Испания. Д.Чижевский усматривал параллель между мечтой об абсолютной свободе Кальдерона и утопическими ожиданиями Маяковского, поэтического трубадура большевизма: D.Chizhevsky. Majakovskij und Calderon //Aus zwei Wclten, 308–318.
  Русское чувство самоотождествления с гротескным миром Гойи, которое особенно усилилось в советский период, было некогда предвосхищено в эссе Константина Бальмонта о Гойе (К.Бальмонт. Поэзия ужаса // Мир искусства, 1899, № 1 – 12, 175–185): поэт назвал испанца пророком целого нового мира, в котором «вместо божественной гармонии сфер – неотразимая поэзия ужаса» (176).


[Закрыть]. Испания была местом действия и более известной оперы, впервые поставленной в России, – «Силы судьбы» Верди, оперы, ставшей впоследствии, возможно, самой популярной – «Кармен» Визе, и не менее популярной западной пьесы – «Дона Карлоса» Шиллера, хотя все эти произведения были созданы в Италии, Франции и Германии соответственно. Местом действия «поэмы» Ивана «Великий инквизитор» в «Братьях Карамазовых» – одной из самых известных сцен величайшего романа Достоевского – также стала Севилья времен инквизиции. Это взаимное влечение обратилось неприязнью в XX в. из-за противоположных результатов русской и испанской революций. Почти все участники гражданской войны в Испании стали жертвами сталинских чисток в конце 1930-х и в 1940-х гг. Однако коммунистическое проникновение в Латинскую Америку в конце пятидесятых и в шестидесятых не только принесло политическое удовлетворение советским лидерам, но и вызвало в народе тихое завистливое восхищение наивным идеализмом кубинской революции, – возможно, как отзвук давней притягательности романтической Испании.

Поразительно сходны Россия и Испания еще и в том, что в становлении их культур евреи играли скрытную, но весьма значительную роль. Хотя еврейское влияние труднее проследить в России, чем в Испании, многое указывает на теневое присутствие евреев в русской истории – от создания первого славянского алфавита с заимствованными из еврейского буквами «ц» и «ш» до просемитски настроенных диссидентствующих интеллектуалов в послесталинский период[221]221
  76. Черепнин. Палеография, 107; предисловие П.Блейка – P.Blake. New Voices in Russian Writing // Encounter, 1963, Apr., 32–35.


[Закрыть].

Хронология еврейской истории определенно указывает на взаимосвязанность гонений на «жидовствующих» в России с предшествующим изгнанием евреев из Испании и последовавшим за этим перемещением культурных центров еврейского мира с юго-запада на северо-западную периферию Европы – из Испании в Польшу и Западную Россию.

Враждебное отношение к евреям, разжигаемое идеологией Московского государства в XVI в., было следствием, с одной стороны, миграции на восток западного антисемитизма, а с другой, традиционной крестьянской неприязни к интеллектуальным и торговым слоям города. Однако это отношение обнаруживает внутреннее сходство между давними претензиями Израиля и новыми притязаниями Московского государства.

Народ, недавно провозгласивший себя избранным, испытывал враждебность к давнишнему претенденту на эту роль. Неудачи и разочарования, которые могли бы заставить москвитян задуматься над своим избранничеством, психологически подталкивали их к тому, чтобы проецировать внутреннюю неуверенность вовне как проявление ненависти к соперникам, тоже притязавшим на божественное благоволение.

Подобно Древнему Израилю средневековое Московское государство пророчески истолковывало порабощение и унижение, веря в особое Божественное участие в своей судьбе и развивая мессианские ожидания избавления как основу национальной сплоченности. Подобно Израилю, Московское государство было скорее религиозной цивилизацией, нежели политической структурой. Жизнь протекала в рамках религиозных предписаний и ритуалов. Подобно ветхозаветным пророкам, монахи-аскеты и юродивые считали Россию страждущей служанкой Господней и призывали народ к покаянию. Филофей Псковский обращался к царю: «…яко Ной в ковчезе, спасеный от потопа»[222]222
  77. Малинин. Филофей, приложение, 63.


[Закрыть]. Москва воспринималась как «Иерусалим» и «Новый Израиль»[223]223
  78. См. забытую работу: Н.Ефимов. Русь – Новый Израиль: Теократическая идеология своеземного православия в допетровской письменности. – Казань, 1912. См. также: И.Забелин. Русское искусство. Черты самобытности в древнерусском зодчестве. – М., 1900, 16–17.


[Закрыть], равно как и «третий Рим». Ее спаситель Дмитрий Донской уподоблялся Моисею и Гедеону; ее князья – Саулу и Давиду[224]224
  79. См., например: Сказание о Мамаевом побоище // Русские повести XV–XVI вв. – М. – Л., 1958, 17.


[Закрыть]. Как и древние евреи, москвитяне вели свой календарь от создания мира и праздновали Новый год в сентябре[225]225
  80. Отнесение Нового года к сентябрю стало поздним нововведением XVI в., что было, по-видимому, связано с возрастающей важностью празднования прощания с летом (лстопроводством) первого сентября (см. об этом: В. Unbcgaun. Remarqucs sur Pancien ealendrier russe // Melanges Georges Smets. – Bruxelles, 1952, 641–647). Нет свидетельств еврейского происхождения этого праздника, но первое сентября (праздник св. Симеона) не кажется ни по сути, ни в церковном отношении удачным днем для празднования наступления Нового года. Невозможно также автоматически принимать версию византийского происхождения. В.Мошин заключил (ТОДЛ, XIX, 1963, 46), что предшествующая русская система датирования Нового года 25 марта (праздник Благовещения Пресвятой Богородице) был скорее воспринят от Западной Европы, чем от Византии. Обращение к этой ноной системе произошло намного позже падения Византии и начала притока монахов в Московское государство. Единственный другой бесспорный пример празднования Нового года is сентябре я нахожу в дохристианской Греции. См.: Д. Giry. Manuel de diplomatique, 1925, 108. Провозглашение Нового года первого сентября ассоциировалось в Древней Руси с библейским эпизодом (Лука, 4:19), в котором говорится о том, как Христос вошел в синагогу и прочитал место из Исайи, провозглашая «лето Господне благоприятное», и сопровождалось тщательно продуманным крестным ходом в кафедральный собор, символически воспроизводившим божественный вход в синагогу.


[Закрыть], носили бороды и руководствовались разработанными предписаниями при приготовлении мяса. Москвитяне, как и евреи, возлагали надежды на последних праведников, которые вынесут все притеснения и искушения и принесут избавление богоизбранному народу.

Многое в этой пророческой страстности и ветхозаветной терминологии было продолжением византийской традиции и даже отчасти подражанием средневековой западной практике. Однако представляется, что также имело место как прямое, так и косвенное еврейское влияние, хотя ему никогда так и не было дано четкой оценки. В киевский период существовали обширные контакты с еврейским Хазарским каганатом на Кавказе, и даже если иудаизм порицался, как, например, в проповеди митрополита Киевского Иллариона «Слово о законе и благодати», князь Киевский в то же время носил и хазарский титул «каган»[226]226
  81. Гудзий. Хрестоматия, 32.


[Закрыть]. Древнерусская литература изобилует заимствованиями не только из Ветхого Завета и апокрифов, но и из сочинений о поздней еврейской истории, таких, как «История Иудейской войны». В Киеве XI в. прямые переводы с еврейского были столь же обычны, как и с греческого[227]227
  82. А.Роррё. Russie, 28–30; E.Bickermann. Sur la Version vieuxrusse dc Flavins Josephc // AIOS, VI, 1936, 53–84; H.Мещерский. «История Иудейской войны» Иосифа Флавия в древнерусском переводе. – М. – Л., 1958.


[Закрыть]; а к XII в. Киев стал, по словам одногодотошного исследователя еврейской истории, «научным еврейским центром»[228]228
  83. A.Harteivy. Hadasliim gam Yeclianim. – СПб., 1885; приведено в статье: N.SIouscliz. Les Origines du Judaisme dans Г Europe Oricntalc // Melanges Derenbourg, 79.


[Закрыть]. Похоже, что какая-то часть евреев была поглощена Московским государством после внезапного и до сих пор загадочного исчезновения хазар в XII в.[229]229
  84. О ставящей в тупик проблеме упадка Хазарского каганата и его наследия см.: D. Dunlop. A History of the Jewish Khazars. – Princeton, 1954, 222–263; также: S. Szyszman. Les Khazars: problemes ct controverses // RHR, CLI1, 1957, 174–221, -здесь автор осуждает недостаток внимания к хазарскому наследию (220–221); также см. библиографию в: BNYL, 1938, Sep., 696–710.
  Нынешний разброс мнений в оценке роли хазар в развитии русской цивилизации, как кажется, отражает своего рода историографический спор между московским шовинизмом и ленинградским космополитизмом. Москвич Б.Рыбаков называет Хазарию «паразитической» и лишенной культурной значимости (СА, XVIII, 1953, 147). Ленинградец В.Мавродин дал, причем в сталинское время, более позитивную оценку, показав влияние хазар на последующие топографические названия (В.Мавродин. Образование, 184–185). М.Артамонов энергично разошелся с Рыбаковым и многими из сталинистской школы по этому вопросу в своей важной работе (М.Артамонов. История хазар. – Л., 1962), но счел хазарское влияние на русскую культуру в большой степени кратковременным и поверхностным – см. 365–495, особ. 458–459. См. также 366, сноска 5, – о русском использовании хазарского титула в первой половине IX в.; и отрывок из Артамонова, приведенный в: Spector. Readings, 3—13.
  О еврейских литературных влияниях в киевский период см. беглое рассмотрение в кн.: Гудзий. История, 179–180; и: Chizhevsky. History, 161–162. Оно может быть дополнено обстоятельным, хотя в некоторой степени бессвязным и не до конца убедительным исследованием киевских текстов: Г.Барагц. Собрание трудов по вопросу о еврейском элементе в памятниках древне-русской письменности. – Берлин – Париж, 1924–1927, 3 части, в 2 т. См. также малоизвестную работу: И.Малишевский. Евреи в Южной Руси и Киеве в X–XII вв. // ТКДА, 1879, ссн. Наблюдения над обратным ранним русским влиянием на еврейскую письменность содержатся в кн.: А.Гарькавый. Об языке евреев живших в древнее время на Руси и о славянских словах, встречаемых у еврейских писателей. – СПб., 1865. Другой исследователь находит существенные свидетельства хазарского влияния: Н.Мещерский. Византнпско-славянскис литературные связи // ВВ, XVII, I960, особ. 67–68.


[Закрыть]. Память о них сохранила топонимика, и появление в XIII в. русских компиляций еврейских хроник и русского словаря еврейского языка свидетельствует о том же[230]230
  85. Об этом словаре 1282 г. из 174 слов, приложенном к новгородскому списку церковного канона, см.: А.Карпов. Азбуковники или алфавиты иностранных речей по спискам соловецкой библиотеки. – Казань, 1877, 12, также 43–44.


[Закрыть]. Еврейское влияние можно обнаружить и в ранней русской музыке, все еще малоизвестной и недостаточно исследованной. Как и в Испании, в России евреи выступили основными посредниками в проникновении восточных мотивов в народную музыку[231]231
  86. V.Beliaev. Kastalsky and his Folk Polyphony // ML, 1929, 387–390.
  Среди сходных элементов русской и еврейской музыки – повторяемое применение увеличенной секунды и оформление радостных и смешных песен в минорном ключе, а не в мажорном; однако взаимоотношения между этими двумя традициями никогда не были систематически изучены.


[Закрыть]. Некоторые отклонения Русской Церкви от византийской традиции распевного чтения также могут быть приписаны еврейскому влиянию[232]232
  87. Н.Компанейский полагает, что упадок авторитета греческого «кондакарного» пения в XIV в. может быть основан на том факте, что Россия имела довизан-тийскую музыкальную культуру, унаследованную от еврейского пения, и что греческая система нотации никогда не была в состоянии полностью наложиться на эту традицию (Н.Компанейский. О связи, 733–738, 820–827).
  На некоторые связи между еврейским и восточнославянским чтением нараспев в XVII в. очевидно намекает рабби С.Марголис: S.Margolis. Chibbure Likkutim. – Venice, 1715. Некоторые другие сходства подмечают Е.Вернер и Е.Велеш (E.Verncr, E.Wellesz. Ancient and Oriental Music. – Oxford, 1957, особ. 317, 329–332) и А.Идсльсон (A.Idelsohn // Acta Musicologica, IV, 1932, 17–23; Mq! 1932, Oct., 634–645). Нам представляется, что «славянская сторона» этого вопроса никогда не была серьезно изучена.


[Закрыть].

Каким бы ни было первоначальное воздействие южных евреев-кара-имов[233]233
  88. Об их влиянии см.: Vernadsky. Dawn, 216–219 и примеч.


[Закрыть], важность позднейшего наплыва евреев-талмудистов, бежавших от преследований с позднесредневекового Запада, не вызывает сомнения. Возрастающее значение многочисленной еврейской общины подтверждается появлением в обиходном языке Московии талмудических терминов, таких, как «рандар» для обозначения ренты и «кабала» для обозначения договора о найме[234]234
  89. Dubnov. History, I, 93. Термин «аренда», по-видимому, латинского происхождения (arrendare), а «кабала» – турецкого (kabala), хотя последний термин также имеет значение «тайный договор», равно как и «тайное учение» в еврейском языке. О раннем его употреблении в смысле «договор о найме» см.: И.Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка. – СПб., 1893, I, 1169–1170; также см.: REW, I, 494.
  О притоке с Запада и приходе иудейской культуры из Польши в Западную Россию см.: Y.Hertz. Die Yiden in Ookruync. – NY, 1949; Slouschz. Origines, 70–81; Л.Винер. Еврейско-немецкие слова в русских наречиях // ЖС, V, 1895, 57–70.


[Закрыть]. Меры, направленные против евреев, отчасти были вызваны признанием того, что евреи были носителями более рационалистической, космополитической культуры по сравнению с культурой Московского государства. И действительно, евреи сыграли стимулирующую роль, выйдя в конце концов из своих гетто в двадцати пяти регионах, известных как черта оседлости, и внесли значительный вклад в идеологическую закваску, художественное творчество и научную деятельность позднего периода империи[235]235
  90. Великолепная (хотя и не историческая) картина иудейской культуры маленького городка Восточной Европы представлена в кн.: M.Zborowski, Е.Herzog. Life Is with People. The Culture of the Shtetl. – NY, 1962. Cm.: J.Raisin. The Jewish Contribution to the Progress of Russia//The Jewish Forum, 1919, Feb., 129–138; Apr., 870–880; May, 939–951, – со множеством малоизвестных иллюстраций из современного периода. Неприязненную, хотя подчас с привлечением интересных данных, трактовку проблемы в православном «ключе» см. в кн.: Н.Градовский. Отношения к евреям в древней и современной Руси. – СПб., 1891.


[Закрыть]. Но страх и враждебность не уменьшились; бичевание «бездомных космополитов» и суд над «врачами-отравителями» в последние годы правления Сталина обнаруживают зловещее сходство с искоренением «жидовствующих» и казнями еврейских врачей в Московском Кремле за приписанное им отравление сына великого князя в начале XVI в.[236]236
  91. Ср. изложение в летописи (ПСРЛ, XX, 354–355) с изложением в кн.: W.Leonhard. The Kremlin Since Stalin. – NY, 1962, 45–49.


[Закрыть].

Влияние евреев на Россию значительно, однако, не столько на уровне усложненного мира искусства и науки, сколько на примитивном уровне мессианских ожиданий. Два великих периода апокалиптического возбуждения в Московском государстве – в начале XVI в. и в середине XVII – точно совпадают со временами бедствий и обновления апокалиптических настроений в еврейской общине и с яростными гонениями на евреев в Московском государстве. Очищение от «жидовствующих», возникшее в среде веровавших в мессианскую теорию третьего Рима как грубое подражание испанским гонениям, привело к резне евреев в 1648 г., которая нигде не повторилась в таких масштабах вплоть до XX в. В то время, однако, русские были разом и гонителями, и страдальцами: и русские староверы, и евреи-субботники ожидали конца света в 1666 г. Последующая история русских раскольничьих и сектантских движений насыщена апокалиптическими и иудаистскими элементами, что указывает на куда большее их взаимодействие, нежели признает большая часть как Русских, так и еврейских историков[237]237
  92. Маргаритов. История, особ. 128–133.


[Закрыть]. Хотя бы отчасти и к России приложимо утверждение: «Это не парадокс, но изначальная истина, что испанское общество становилось все более и более фанатичным в своем христианстве, по мере того как все больше и больше евреев покидало Испанию или христианизировалось»[238]238
  93. A.Castro. The Structure of the Spanish History. – Princeton, 1954, 529; и на 524–544 – классическая характеристика еврейского влияния в Испании.


[Закрыть].

Мессианские ожидания проявились с равной выразительностью среди евреев и русских в поздний имперский период как соответственно популизм и сионизм; когда же революция сотрясла Россию в 1917 г., даровитые русские евреи, такие, как Зиновьев, Каменев, Свердлов и особенно Троцкий, постарались придать делу большевиков звучание провиденциальности и захватывающей веры в то, что мессианским ожиданиям уготовано осуществиться на русской земле[239]239
  94. См.; L.Shapiro. The Role of the Jews in the Russian Revolutionary Movement // SEER, 1962, Jim., 148–167.


[Закрыть]. Но евреев, внесших в революцию столько апокалиптической страстности, новый порядок в большей степени принес в жертву, чем облагодетельствовал. Погоняемый странным идеологическим наваждением, в котором сам себе, по-видимому, не отдавал отчета, Сталин сопровождал свои все более щедрые обещания построить общество всеобщего благосостояния нарастающими гонениями на евреев. Евреев выживали из III Интернационала так же, как некогда из третьего Рима, они стали козлами отпущения для ксенофобии, этого самого долговечного наследия идеологии Московского государства.

Иван Грозный буквально напрашивается на сопоставления как с испанскими, так и с еврейскими историческими деятелями. Его религиозный пыл, идеологический фанатизм и ненависть к отступникам делают его близким по духу Филиппу II Испанскому более, чем любому другому современнику. Убеждение, что Богом призван он в вожди Его избранного народа, роднит Ивана с ветхозаветными царями, которым его постоянно уподобляли летописцы. Иосифляне, или «стяжатели», бывшие воспитателями Ивана, неуклонно настаивали на главенстве Ветхого Завета, считая неприемлемой позицию «нестяжателей», отдававших предпочтение Новому Завету и «Иисусовой молитве». Книги Царств были любимым Ивановым чтением[240]240
  95. H. von Eckhardt. Ivan the Terrible. – NY, 1949, 49.


[Закрыть]. Похоже, что в походах на Казань и в Ливонию татары представлялись ему ханаанянами, а поляки – филистимлянами. Ветхозаветную точку зрения Иван излагаете известных письмах к князю Курбскому, бежавшему из России и поселившемуся в польской Литве. Перемежая высокопарный язык грубыми оскорблениями в стиле иосифлян, Иван отстаивает свое право как вождя избранного народа, окруженного враждебными «агарянами» и «исмаилтянами», на жестокость и абсолютную власть.

«Вспомни, – задает Иван риторический вопрос, – когда Бог избавил евреев от рабства, разве он поставил над ними священника или многих управителей? Нет, он поставил над ними единого царя – Моисея»[241]241
  96. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. – Л., 1979, 131.


[Закрыть]. Израиль был слабым под властью священников, сильным под властью царей и судей. Давид, в частности, был благочестивым царем, хотя он и «повелел <…> чтобы всякий убивал невусеев»[242]242
  97. Там же, 129; см. также 128, 132–133.


[Закрыть]. Курбского, перешедшего на сторону врагов Израиля, Иван называет «собакой», осквернившей воду своей крестильной купели. Курбский не заслуживает ничего, кроме презрения, ибо, в отличие от своего слуги, гонца Шибанова, которого Иван замучил, пригвоздив копьем его ноги к земле, Курбский даже не имел смелости вернуться и предстать пред судом Бога и Царя, Его земного наместника[243]243
  98. Там же, 125–127.


[Закрыть]. Не на человеческие доводы, а единственно на божественное заступничество может уповать изменивший благому делу.

Курбский не менее, чем Иван, ослеплен московской идеологией. Он не покушается на самое ее суть, хотя, обнаруживая образованность, использует многочисленные классические образы и понятия, – он стремится только вновь и вновь оправдать свою позицию. Действительно, письма Курбского кажутся иногда не более чем мучительным повторением одного вопроса, которым он и открывает свою переписку: «Зачем, царь, сильных во Израиле истребил и воевод, дарованных тебе Богом <…> различным казням предал <…>?»[244]244
  99. Там же, 119.


[Закрыть] Отмежевываясь от поляков и литовцев, Курбский считает свое пребывание за границей временным и, защищаясь, ссылается на излюбленный Иваном ветхозаветный персонаж: «…и Давид принужден был из-за преследований Саула идти войной на землю израилеву вместе с царем-язычником»[245]245
  100. Там же, 170, ссылаясь на Саула (Первая книга Царств, 27).


[Закрыть]. Однако красноречивые оправдания из-за границы для кремлевского правителя были всего лишь доказательством внутренней неуверенности его бывшего слуги в собственной правоте. Предавая бесчестию опальных, Иван – также, как впоследствии большой его почитатель Сталин, – и утверждался в своих воззрениях, и предостерегал предполагаемых предателей.

Если Курбский как поборник традиционных прав бояр вынужден был невольно принимать идеологические притязания Московского государства, то поборники независимости церковной иерархии и городских общин пошли несколько дальше. Митрополит Филипп, выступая за независимость церковных структур, ссылался на византийский текст, который, однако, противоречил его позиции, ибо содержал доводы в пользу неограниченной царской власти[246]246
  101. Shevchenko. Source, 172–173.


[Закрыть]. «Валаамская беседа», написанная монахами древней обители на Ладожском озере, призывала к частичному возрождению старого вечевого правления в Московском государстве и в то же время защищала усиление царской власти и подтверждала ее абсолютную и богоданную природу[247]247
  102. См. новую интерпретацию в кн.: Г. Можеева. «Валаамская беседа», памятник русской публицистики середины XVI века. – М. – Л., 1958, 89–93, 98—105; обсуждение этого приводящего в недоумение документа см.: Вальденберг. Учения, 299–307.


[Закрыть]. Таким образом, при всем недовольстве правлением Ивана, никогда не существовало сколь-либо действенной программы противостояния ему. Полемисты того времени, в большинстве случаев не знавшие ничего, кроме византийского государственного догмата, вынуждены были включать в свои реформистские программы византийские тексты, облекавшие царя властью неограниченной, «в еще большей степени, чем сторонники и теоретики имперских притязаний Московии»[248]248
  103. Shevchenko. Source, 173.


[Закрыть]. Возможно, самым ярым приверженцем власти Ивана был много путешествовавший и, по сути, светский человек Иван Пересветов, доказывавший, основываясь на целесообразности, что «Царь кроток и смирен на царстве своем, и царство его оскудеет, и слава его низится. Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям… Как конь под царем без узды, так царство без грозы»[249]249
  104. Цитаты из издания Ржигой работ Пересветова даны по: Чт, 1908, I, раздел II: Сказание о царе Константине, 70–71; Сказание о Магмете-салтане, 72.


[Закрыть].

Во второй половине правления Ивана Московия действительно была царством страха, терроризируемая опричниной, закрытым орденом надзирателей, которых впоследствии часто называли заимствованным из татарского словом «тьма», обозначавшим в татарском военное соединение, а в русском языке имевшим также значение темноты. Наступление этой «темноты», в России и бегство Курбского совпали с переносом военных интересов Ивана с востока на запад. Неудачная двадцатипятилетняя Ливонская война, затеянная Иваном в 1558 г., вероятно, в большей степени, чем все его метания и безумства, объясняет кризис последних лет его царствования. Вторжением в Балтику Иван вовлек московскую цивилизацию со всеми ее притязаниями в военный и идеологический конфликт с Западом и в дорогостоящие военные кампании, потрясшие экономическую и политическую стабильность, что в конце концов привело к строительству новой, западного образца, столицы на берегах Балтийского моря. Драматическое противоречие между единообразной религиозной цивилизацией Московского государства и многогранным светским Западом породило смуты и столкновения, продолжавшиеся от Ивана до Петра Великого и запечатлевшие себя в русской культуре.