Текст книги "Икона и топор"

Автор книги: Джеймс Хедли Биллингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 61 страниц)

Прямое воздействие Швеции, могущественной протестантской соперницы и северной соседки Московского государства, было навряд ли менее значительным, чем усиление протестантского влияния в рамках антиуниатского движения в Западной и Южной России.

Шведское присутствие начало ощущаться в 1590-х гг., после захвата и разграбления шведами самого северного русского монастыря в Петса-мо на Северном Ледовитом океане[365]365
  115. Событие, описанное в знаменитом финском романе Сантери Ивало «Юхо Весайнен» (Santcri Ivalo. Juho Vesainen, 1894), который оказал значительное влияние на финское самосознание.


[Закрыть] и выдвижения шведских колонистов и евангелистов в район Ладожского озера. Настоящее влияние началось, однако, с попыток Швеции ограничить польское продвижение в Россию в период «Смутного времени». Шведский король Карл IX, дядя Сигизмунда, протестант, во имя «всего христианства» предпринял кампанию в поддержку сопротивления нового царя, Шуйского, католической Польше[366]366
  116. Шведские документы в: Г.Форстен. Политика Швеции в смутном времени // ЖМНП, 1889, фев„333.


[Закрыть]. В 1607 г. Карл направил русским трактат об овладении новейшим европейским военным искусством – первый трактат такого рода в России[367]367
  117. «Kriegsbuch» Фроншпергера. П.Бобровский: Переход России к регулярной армии. – СПб., 1885, 131–137; Оч (6), М., 1955, 572–573. Когда несколькими годами позже в Германии появились более продуманные и проработанные трактаты Вальхаузсна (Wallhauscn), их почти немедленно перевели на русский язык.


[Закрыть], а в последующие годы прислал три беспрецедентных пропагандистских воззвания «ко всем чинам Московского государства» с призывом не даваться в рабство «польским и литовским собакам»[368]368
  118. Воззвания от 15 июня и 24 сентября 1608 г. и 3 июня 1609—го см. в: Форстен. Политика, 339–341.


[Закрыть]. В последующие месяцы шведы предприняли широкомасштабную интервенцию от Новгорода до Ярославля, включавшую антикатолическую пропаганду в Соловецком монастыре и других центрах русского Севера и захват почитаемого Валаамского монастыря на Ладожских островах.

Шведы и в самом деле стали непризнанными героями освобождения Москвы от польской оккупации. Вслед за вторжением в Польшу в 1609 г. они снабдили Московское государство деньгами и направили в него Кристернуса Сома, голландского генерала, состоявшего на шведской службе, который помог подготовить армию Скопина-Шуйского к решающим баталиям 1609–1610 гг., покончившим с Сигизмундом вовне и восстанием казачества внутри[369]369
  119. См. важное, посмертно опубликованное исследование: Г.Бибиков. Опыт военной реформы 1609–1610 гг. // ИЗ, XIX, 1946, 3—16. Скопин-Шуйский стал героем наиболее достоверных сказаний и сказок на тему военного героизма того времени (см.: Гудзий. История, 344–346; Русская повесть XVII века / Под ред. И.Еремина – Л., 1954, 28–38 – текст сказания о его смерти, и 344–349 – комментарий) и, возможно, не имел себе равных в народной любви, пока в XIX столетии не возродилась громкая слава Минина, Пожарского и кампании 1612–1613 гг.


[Закрыть]. Народное ополчение Минина и Пожарского, которое в 1612–1613 гг. выдворило польское шляхетское войско из Москвы во второй, теперь уже последний раз, являлось в некотором отношении зачаточным вариантом той совершенно новой армии гражданского типа, с помощью которой шведы быстро расправились с аристократическими армиями Габсбургов в Тридцатилетней войне. В 1612 г., в разгар польского вторжения, собравшийся в Ярославле земский собор вступил в переговоры со Швецией, желая видеть на пустующем российском престоле шведского кронпринца[370]370
  120. См.: Г.Замятин. К вопросу об избрании Карла Филиппа на московский престол. – Тарту, 1913, с историографическим обзором 1–7. См. также: В.Бочкарсв. Шведо-русские отношения в смутное время и осада Пскова 1615 г. – Псков, 1916; и ценные дополнительные подробности: со шведской стороны – в: H.AImquist. Sverige och Ryssland, 1595–1611. – Uppsala, 1907; Die Zarenwahl des Jahres 1613 // ZOG, 1913, III, 161–202; с российской стороны – в: П.Любомиров. Очерк истории нижегородского ополчения 1611–1613 гг. – М., 1939.


[Закрыть]. В то же самое время Англия предложила России статус протектората[371]371
  121. I.Lubimenko. A Project for the Acquisition of Russia by James I // EHR, XXIX, 1914, 246–256.


[Закрыть]. Голландцы, которые соперничали с Англией и скоро вытеснили ее как главного зарубежного торгового партнера России, в 1621 г. помогли наладить выпуск в России первого информационного издания, рукописных курантов, и во многом обеспечивали быстро растущую российскую армию как снаряжением, так и личным составом[372]372
  122. Флоровский. Чехи, 355–356 – о курантах (от «courante», а также в России – «колокольный звон»). А.Шлосберг. Начало периодической печати в России // ЖМНП, 1911, сен., 75–76, – автор предполагает, что куранты имелись в обиходе и раньше. Воспроизведение текстов и обсуждение см. в: Шлосберг, 78– N8, и: Чт, 1880, II, 37–46. Об англо-голландском соперничестве см.: I. Lubimenko. The Struggle of the Dutch with the English for the Russian Market in the Seventeenth Century//TRHS, VII, 1924, особ. 3 8-50, и другие ее статьи: RH, 1922, Sep.-Oct., 1-22; RES, IV, 1924; см. также статьи Лаппо-Данилевского (ЖМНП, 1885, сен.) и С.Архангельского (ИС. 1936, № 5). В начале XVII в. английские инвестиции никогда не достигали даже трети голландских; вовлеченность англичан в дела Московского государства резко уменьшилась во время английской Гражданской войны. К 1631 г. даже Ватикан получал известия из Москвы от голландца – католика Николаса Янсена. См.: E.Shnuirlo. Kurie a Pravoslavny vychod v letech 1609–1654. – Praha, 1928, 316–317, ч. 2, 78–83.


[Закрыть]. Дважды – в 1621–1622 и в 1643–1645 гг. – датчане были близки к заключению королевских браков с новым неокрепшим домом Романовых[373]373
  123. Об этих и других попытках организации прозападных браков см.: Д.Цветаев. Из истории брачных дел в царской семье московского периода // РВ, 1884, №№ 7, 8.


[Закрыть].

Распространение шведского влияния на заре правления династии Романовых все еще остается недооцененным. Швеция не только отобрала у России, согласно Столбовскому договору 1617 г., доступ к Восточной Балтике, но последовательно распространила свою гегемонию вдоль побережья за Ригу, а в Новгороде и других важных торговых центрах России сохраняла свои торговые льготы. В 1621 г. монастырь Святого Кирилла предоставил шведам право на рыбный промысел на озере Белом, в глубине России, а между Швецией и расположенным на Белом море Соловецком существовали тесные взаимоотношения – вплоть до решительного разрыва с лютеранами, объявленного в 1629 г. митрополитом Новгородским во имя целостности Северной России.

Причиной тревоги последнего стал активный прозелитизм, осуществлявшийся шведами, которые в 1625 г. учредили в Стокгольме славянскую книгопечатню. Православных священников, живших под шведским господством, обязывали по меньшей мере раз в месяц посещать лютеранскую службу, а в 1625 г. вышло первое из двух изданий лютеранского катехизиса на русском языке. Другой катехизис, с целью обращения финнов и карелов в христианство, был напечатан на кириллической версии финского языка. В 1631 г. энергичный новый генерал-губернатор Ливонии Юханнес Шютте основал на месте будущего Санкт-Петербурга школу, где в числе других предметов преподавался и русский язык. В 1632 г. на месте бывшей Иезуитской академии в Тарту (Дорпат, Дерпт, Юрьев), в Эстонии, был открыт Лютеранский университет[374]374
  124. О программе лютеранского обучения в Ливонии см.: Dalton. Beitrage, I, 50– 132. О Шютте (Skytte) и специфической роли Швеции в Ливонии см.: R. Liljedahl. Svensk forvaltning i Livland 1617–1634. – Uppsala, 1933, особ. 273–280, 487–540.
  Шведско-русские конфессиональные распри в 1630-х и 1640-х гг. были проанализированы на материале Ингерманландии (район, в котором позднее был построен Санкт-Петербург) в работах: C.Ohlander. От den Svenska Kyrkore formationen uti Ingermanland (1617–1704). – Uppsala, 1900, особ. 9-15, 29-121, и: A.Soom. Ivangorod als selbststiindige Stadt 1617–1649 // Opetatud Eesti seltsi Aastaraamat (Tartu), 1937, особ. 242–264.
  О защитной, по существу, деятельности православных в этом регионе см.: И.Чистович. История православной церкви в Финляндии и Эстляндии. – СПб., 1X56; также: J.Salcnius. Kreikanusko Suomessa. – Porvoo, 1873; E.Backman. Den Kalvinska kyrkans trosbekannelse och katekis // Suoincn Kirkhohistorialliscn Seuran Vuosikirja, 1938, 30–32; а также исторический раздел (1 —178) в кн.: N.Berg. Exertitatio historico-tlieologica de statu ecclesiae et religionis Moscoviticae. – Stockholm, 1704 (Liibeck, 1709). Этот труд, написанный главой теологической академии в Уппсалс, является первой из всех когда-либо написанных работ о Русской Церкви и до сих пор остается бесценцым источником. См.: Рущинский. Быт, 33–34.


[Закрыть]. В 1640 г. в Турку (Або), главном порту и столице Шведской Финляндии (чье название, возможно, происходит от русского «торг»), было основано высшее учебное заведение. В 1633–1634 гг. в Ливонии была учреждена лютеранская обер-консистория с шестью унтер-консисториями и солидной программой народного образования. Университет в Тарту и академия в Киеве – основанные в 1632 г. иностранцами и с преимущественно латинской учебной программой – были, в определенном смысле, первыми в России высшими учебными заведениями, появившимися за столетие с лишним до Московского университета в 1755 г. Таким образом, когда Киев был отвоеван у поляков в 1667-м и Тарту у шведов – в 1704-м, эти события имели как политическое, так и культурное значение.

Не оставались в стороне и реформированные протестантские церкви. К концу 1620-х гг. в Москве были по меньшей мере одна кальвинистская церковь, которую поддерживали в основном постоянно проживавшие в городе голландцы, и три лютеранские церкви[375]375
  125. Все, очевидно, были построены после разрушения польскими интервентами всех подозрительных мест отправления протестантских служб. В работах: Цветаев. Протестантство, 49–66; Olearius. Voyages. – Amsterdam, 1727, 382–383, – идентифицированы две лютеранские, две голландские реформатские и одна англиканская церкви в Москве 1630-х гг., а протестантское население исчислено в более тысячи дворов. См. также: A.Fechner. Chronik der Evangelischen Gcmcinden in Moskau. – M., 1876, I, 20—369 и карты, против vii.


[Закрыть], а наличие русскоязычного кальвинистского катехизиса 1620-х или 1630-х гг., западный прототип которого разыскать не удалось, указывает на известные попытки приспособить кальвинистскую литературу к русской аудитории[376]376
  126. B.Silfversvan. Eras poliittincn haaveilija 1600-luvulla // Hisloriallincn Aikakauskirja (Helsinki), 1934, 161–183. Автор считает, что катехизис для окружения царя подготовил авантюрист-дипломат Якоб Руссель, имевший французское гугенотское прошлое и ставший тем самым интриганом, что сыграл ведущую роль в вовлечении России в антикатолическую коалицию 1630-х гг. Это заключение оспаривает другой исследователь (E.Backman. Den trosbekannelse), который рассматривает этот труд как работу, посвященную позднему XVII в., но чьи расследования обнаруживают другие интересные свидетельства протестантского прозелитизма на российской почве (особ, см. материалы, цитируемые на 30–32). Безотсылочные дополнительные дводы в пользу авторства Русселя предложены в работе: I.Mikkola. Un Zelatcur du Calvinisme aupres du Tsar Mikhail Fedorovich // Melanges Jules Legras, 1939, 215–219. Катехизис в собрании Финской национальной библиотеки в Хельсинки переплетен с комплектом документов, относящихся к Голландии конца XVII в., и взят, по всей видимости, из семейной библиотеки Матвеевых, но это не дает основания исключить каллиграфические и стилистические моменты как довод в пользу того, что первоначально катехизис был составлен в начале XVII в. и, вероятно, переведен одним из многих голландцев, состоявших на службе у Московского государства. До Первой мировой войны в Валаамском монастыре хранился сборник кальвинистских институций 1577 г. издания (Редкости валаамской монастырской библиотеки // ИЛ, 1914, № 2, 242–243; ныне уже отсутствует в библиотеке Куопио, Финляндия, где справки наводились в феврале 1961 г.).


[Закрыть].

При таком многообразии протестантских сил, действовавших в пределах Московского государства в начале XVII в., неудивителен быстрый рост антикатолических настроений. Одним из первых шагов, патриарха Филарета, с 1619 г. соправителя России вместе с сыном, царем Михаилом, стало требование повторного крещения всех католиков, а в 1630-х гг. были приняты дискриминационные законы, запрещающие вербовать в Западной Европе наемников римско-католического вероисповедания[377]377
  127. Мулюкин. Приезд, 111–115; Цветаев. Протестантство, 4, 173–178.


[Закрыть]. Продолжающаяся экспансия иезуитских школ на западе России и в Польской Украине, образование новой католической епархии в Смоленске и провозглашение Сигизмундом «Вселенской Унии» православия с католицизмом усилили в 1620-х гг. антикатолические настроения[378]378
  128. О попытках распространить после «Смутного времени» католическое влияние на запад России и Украину см. материалы и анализ в: E.Schmuiio. Kurie; также: И.Чистович. Очерк истории, 98 и далее. Об одновременных попытках в православной Молдавии см.: R.Ortiz. Per la storia della cultura Italians in Rumania. – BucurcSti, 1916, 67 и далее. О хитрой дипломатии Швеции, которая содержала и вербовала наемников с целыо вовлечь Россию в 1632 г. как фактического восточного союзника в Тридцатилетнюю войну, см. основополагающую работу: D.Normian. Gustav Adolfs politik mot Ryssland och Polcn under tyska kriget (1630–1632). – Uppsala, 1943 (с приложением российских и венгерских материалов из: Вайнштейн. Россия, особ. 102–162). См. также материалы в многочисленных статьях по этому вопросу Б.Поршнева, особ.: ИАН(И), 1945, № 5, 319–340; ИЖ, 1945, № 3; СкС, 1956, 1. Довольно близорукой точке зрения Поршнева, считающего, что главным делом всех без исключения было навредить России (заявлена открытым текстом в: УЗАОН, 1948, ПО), отчасти противостоит статья А.Арзыматова (СкС, 1956, I, особ. 77–93) и, косвенно, – намного более тонкий анализ Вайнштейна. Общее пренебрежение религиозным фактором, обычное для всех советских подходов, может быть исправлено, если свериться со статьями: A.Szelagowski // КН, 1899, IV, 685–700, – о связях Швеции с польскими протестантами, и; G.von Ranch. //AR, 1952, II, 187–198, – посвящена протестантско-православному конфликту.
  Мулюкинское подробное исследование личного состава и бесценный труд Платонова «Москва и Запад» делают совершенно понятным интенсивный приток в Россию начала XVII в. североевропейских протестантов. Дополнительный материал, подчеркивающий шведские экономические контакты и влияние (всегда ценимые менее, чем влияние и контакты голландцев, англичан, датчан и голштинцев, которые в основном предпочитали писать книги о своих впечатлениях), представлен в: К. Якубов. Россия и Швеция в первой половине XVII в. // Чт, 1897, 3; A.Soom. Die Politik Schwedens bezuglich des russischen Transithandcls iiber die est-nischen Stiidtc in den Jahrcn 1636–1656. – Tartu, 1940; а также в важных документах из Пскова и Новгорода, опубликованных в: Русско-шведскис экономические отношения в XVII в. М. – Л., I960. Дополнительный документальный материал о шотландском влиянии см. в: A.Francis Steuart. Scottish Influences; и в: Papers Relating to the Scots in Poland. – Edinburgh, 1915. О структуре иностранных поселений в Москве см. анализ Е.Звягинцева в: ИЖ, 1944, № 2–3.


[Закрыть]. Шведы поддержали и вдохновили нападение России на Польшу в 1632 г., а победа шведов в том же году над католическим императором при Брейтенфельде была отмечена в Москве особым молебном и праздничным колокольным звоном. Новгородские православные купцы помещали портреты победоносного Густава-Адольфа в места почитания, обычно отводимые для икон[379]379
  129. Olearius. Voyages, 352–354.


[Закрыть].

На самом деле русское общество не понимало, в какой степени молодая династия связала себя с протестантами, до тех пор, пока в 1644 г. датский кронпринц не прибыл в Москву для женитьбы по протестантскому обряду на дочери царя Михаила. В 1641 г. успешная акция ведущих церковных иерархов по недопущению этой свадьбы из религиозных соображений вкупе с растущим сопротивлением отечественных купцов экономическим уступкам иноземцам приостановила поступательное движение Московского государства в сторону протестантизма. Но к тому времени, как Россия начала ограничивать активность протестантских элементов и готовиться к войне со шведами, она попала в глубокую техническую и административную зависимость от более удаленных «германцев», в первую очередь от голландцев. От этой зависимости было трудно нее всего избавиться, поскольку порождали ее настоятельные потребности армии в период войны с поляками и шведами.

Начиная с 1550-х гг. – с того времени, как Иван Грозный создал штатную русскую пехоту на жалованье (стрельцов) и начал-широкомасштабную вербовку иностранных наемников, – в России началась ускоренная «военная революция»[380]380
  130. См. статьи А.Чернова (ИЗ, XXXVIII 1951, 281–290) и А.Зимина (ИЗ, LV, 1956, 344–349). Н.Шпаковский указывает (ЖМНП, 1898, сен., 146), что с самого начала в стрельцах состояли как русские, так и иностранцы.


[Закрыть]. Число как стрельцов, так и наемников возрастало, и в первые три десятилетия XVII в. процент простых неблагородных солдат снизился в российской армии с пятидесяти до двадцати пяти[381]381
  131. Моя оценка основана на цифрах, приведенных в: Оч(6), 441.


[Закрыть]. Шведское и голландское влияние в России заявило о себе более длинными копьями, более мобильными воинскими соединениями, более строгой муштрой и применением – впервые – военных карт. Польские противники – и не зря – завидовали «голландской хитрости» российской армии[382]382
  132. Бибиков, 7—15; Райнов. Наука, 380–384. Военная картография возникла, очевидно, в Восточной Европе при Стефане Батории. См.: Roberts. Revolution, 27.


[Закрыть].

Когда голландцы подключились к шведам, помогавшим строить российскую армию для ведения в 1632–1634 гг. вялой войны с Польшей, в армии Московского государства начался самый эффектный за всю ее историю рост – с более или менее стабильной цифры в 100 000 человек до численности порядка 300 000 к концу победоносной антипольской кампании в 1660-х гг.[383]383
  133. Цифры, которые Ключевский (Сказания, 96) предлагает для описания общего роста армии от мирного времени до военного, представляются соответствующими этому периоду, поскольку оценки, на которых основывается цифра 300 000, относятся ко времени войны с Польшей в 1654–1667 гг. В действительности эта цифра ниже, чем общие цифры, предложенные для исчисления максимальной военной мощи в работах: Е.Сташсвский. Смета военных сил Московского государства в 1663 г. – Киев, 1910, 13–16. и: R.Boussingault // BRP, V, 1859, 3–4, 28. П.Милюков (Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. – СПб., 1905, 52–53) оценивает мощь армии в 1681 г. в 260 000.
  Бобровский (Переход, 75–76) исчисляет армию 1676 г. в 255 000; Оч(6) (450) говорят о цифре «более 200 000» после поглощения Левобережной Украины в 1667 г. Даже если возражать против преувеличения военной мощи в ранние годы (см.: Nef. War, 91–92) и настаивать на общей цифре в 215 000, которую Сташевский выводит из документа 1663 г. (Смета, 13, – но он же считает сс недостоверно малой), это все равно не покажет реального роста размеров армии в период между этой датой и той, к которой относится следующая твердая оценка (В.Кабузан. Материалы ревизии как источник по истории населения России XVIII – первой половины XIX в. // ИСР, 1959, № 5, 136 и таблица), которая составляет к 1719 г. 219 000. Реформа Петра, таким образом, выступает в действительности как вариант скорее административной реорганизации, широких изменений в составе населения и перестройки общества наподобие тех, что имели место при Алексее. Петровская реформа, конечно, обеспечила прочную основу для дальнейшей экспансии, которая привела к удвоению численности армии ко времени восшествия на престол Екатерины (Кабузан, 13).


[Закрыть]. Большая часть офицеров и многие простые солдаты были привезены из североевропейских протестантских стран, так что добрую четверть этой раздувшейся армии составляли иностранцы[384]384
  134. Сташсвский (Смета, 12–14) считает, что в 1663 г. 60 ООО из 215 ООО в армии были казаки. Австрийский эмиссар Майерберг – без систематического подсчета иностранцев – насчитал в 1662 г. четырех генералов, более сотни полковников и неисчислимое количество младших офицеров (Ключевский. Сказания, 96). В.Пичета (История Московского государства. – М., 1917, 71) утверждает, что процент наемников возрос от 6 процентов в относительно маленькой армии 1662 г. до 27 в намного большей армии 1663 г. Е.Трифильев (Новые культурные течения в московском государстве в XVII в. – Одесса, 1913, 10) полагает, что иностранный контингент составлял к 1681 г. 90 ООО человек.


[Закрыть].

Эти западные пришельцы (подобно многим из новоассимилированных татар, южных славян и прочих) были лишенными «корней» людьми, полностью зависимыми от государства. Они стали главной частью новой элиты, состоявшей на государственной службе, – дворянства, которое постепенно вытеснило более старую и традиционно привязанную к земле аристократию. Другими новшествами, которые в начале XVII в. сопутствовали и способствовали «военной революции» в России, были рост управленческой бюрократии, усиление власти местных воевод и упрочение крепостного права как гарантии снабжения государства продуктами и рабочей силой.

Типичным представителем новой военно-управленческой верхушки, участвовавшей в преобразовании российского общества в годы слабого правления Михаила Романова, был Иван Черкасский[385]385
  135. См.: М. Яблочков. История дворянского сословия в России. – Спб., 1876, 216–217; и библиографическую статью: В.Бенешевич // РБС, XXII, 214–215 (здесь он представлен как богатейший человек Московского государства), а также о его отце, – "195–196. Перечень некоторых даров, поднесенных ему (и Шереметеву, который возвышался одновременно и также блистательно), см. в: Savva, архиепископ Тверской. Sacristie patriarcale dite synodale de Moscou. – M., 1865 (2-e изд. с иллюстрациями), 24–30; также: Оч(6), 157.


[Закрыть]. Отцом его был сменивший вероисповедание мусульманин с Кавказа, который поступил на службу к Ивану Грозному и был первым воеводой Новгорода, где женился на сестре будущего патриарха Филарета и подружился с блистательным шведским наемником, генералом Делагарди. Иван был воспитан как солдат, преданный царю и независимый от местных интересов соседних шведов он обучился военному ремеслу и с ними же в период «Смутного времени» сотрудничал, направляя общественное мнение против поляков. В день царской коронации в 1613 г. за военные заслуги ему (вместе с освободителем Москвы Дмитрием Пожарским) было жаловано боярство. Установив личный контроль над многими московскими. канцеляриями, в том числе создав полутеррористическую организацию, известную как «приказ сыскных дел», он был, наверное, самой влиятельной фигурой в правительстве Московского государства вплоть до смерти в 1642 г.[386]386
  136. И.Гурлянд. Приказ сыскных дел. – Киев, 1903, особ. 8–9, 15–19, – о деятельности этого «бюро расследований» (чьи руководители были известны как «сильные») и о контроле Черкасского над ним; также: А.Чернов. К истории поместного приказа // ТИАИ, IX, 1957, 227, – касательно другого приказа, который, согласно сравнительно недавнему исследованию, контролировал Черкасский.


[Закрыть] Привлечение шведских и голландских военных и управленческих кадров (и дружба с ними) обеспечивало ему успех на протяжении всей его карьеры. Он приветствовал шведов и союз «меж великого государя нашего царского величества и меже королевского величества» как силу, направленную против «римские веры еретисов, папежан, иезавитов»[387]387
  137. Из соболезнующего письма губернатору Ливонии по случаю кончины Густава-Адольфа, в: Н.Голицын. К истории русско-шведских отношений//Чт, 1903, IV, Раздел III, 6; см. также: Вайнштейн. Россия, 134–135.


[Закрыть]. Он настаивал, чтобы русские, как и шведы, защищали свою «государскую природу» от новых притязаний Рима на установление мировой империи. В стремлении превзойти шведов и голландцев (которые осыпали его наградами зачастую более щедрыми, чем царские) он ввел использование шифра в русской дипломатической переписке[388]388
  138. Он связывался непосредственно с царем секретным шифром, созданным патриархом Филаретом «для своих государственных и посольских тайных дел». См.: А.Попов. Русское посольство в Польше в 1673–1677 годах. – СПб., 1854, 268,271.


[Закрыть].

В 1632 г. голландцы построили в Туле первый современный русский оружейный завод и арсенал, а в 1647-м напечатали в Нидерландах первое для русской пехоты военное руководство по рукопашному бою и строевой подготовке, которое стало вдобавок первой книгой на русском языке, напечатанной с применением медных клише[389]389
  139. Об «Учении и хитрости ратного строения пехотных людей» см.: А.Сидоров. Древнерусская книжная гравюра. – М., 1951, 252–255; иллюстрации оттуда см. в: Оч(6), 455. Оценку влияния «Учения» см. в исследовании: П.Епифанов // УЗМГУ, CLXVII, 1954, 77–98. Анализ языка (и примеры заимствований из голландской военной терминологии) см. в: С. Stang // SUN, 1952, 1—86; текст был переиздан в 1904 г. в Санкт-Петербурге под ред. Мышлаевского. Это перевод Валхаузена (Wallhausen).


[Закрыть]. К строительству фортификационных сооружений были привлечены французские гугеноты, и создание первой на юге линии защитных укреплений положило конец давней уязвимости России перед лицом грабительских набегов с этого направления[390]390
  140. См.: А.Яковлев. Черта, 5—14, и подробные карты в конце книги, равно как: Оч(6), 467–477. О сохранявшейся угрозе со стороны татар, нагайцев и других степных захватчиков в начале XVII в. см.: А.Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине ХУП в. – М. – Л., 1948, 222–227.


[Закрыть].

Последним побочным следствием контактов русских с их более отдаленными «германскими» союзниками стал, наконец, поворот России в сторону моря. Восточная Балтика (и, по существу, некоторые северные реки и озера) сделалась предметом распрей, в которых шведы имели унизительное для не имевшего выходов к морю Московского государства преимущество; а распространение российского владычества на юг, вниз по Волге и Дону, привело к столкновению с персидскими и турецкими морскими силами в районах, где эти реки впадали соответственно в Каспийское и Черное моря. Таким образом этот период, длившийся с конца XVI до конца XVII в. и вобравший в себя покорение Сибири и продвижение России к Тихому океану, отмечен рядом попыток основать российский флот. Помощь русским в этом деле оказывали датчане (стремившиеся укрепить Россию в противовес Швеции) и даже в большей степени англичане и голландцы (желавшие защитить свои торговые пути, бравшие начало соответственно в их портах Архангельске и Холмогорах на Белом море и проходившие по российским рекам в страны Востока). Первым, кто подумал о морском флоте, был Иван IV; Борис Годунов был первым, кто приобрел корабли для плавания под российским флагом;

Михаил Романов первым основал речной флот, а Алексей первым построил военный корабль, способный плавать в океанических водах[391]391
  141. См. ценный труд: Е.Квашнин-Самарин. Морская идея в русской земле, история допетровской Руси с военно-морской точки зрения. – СПб., 1912. Автор в полном объеме рассматривает большей частью забытые интересы допетровской России; а о роли в этом деле Голландии (и в меньшей степени – Англии и Дании) см. особ. Резюме, 147. Другие подробности попыток при Михаиле см. в статье: В.Дружинин //ЖМНП, 1917, фев., особ. 234–239; при Алексее – Н.Попов // Русская беседа, 1858, IV, 2–5.


[Закрыть].

Важной особенностью этой российской ориентации на североевропейские протестантские государства была ее исключительно военная и административная направленность. Московское государство не переняло у этих развитых наций ни религиозных, ни культурных, ни образовательных идей. Для заинтересованности Московии в чисто военной и управленческой сторонах светского просвещения показателен тот факт, что слово «наука», которое в дальнейшем обозначало в России именно науку и образование, в первом военном руководстве 1647 г. являлось синонимом «военной сноровки»[392]392
  142. См.: Stang // SUN, 1952, 84.


[Закрыть]. Научная революция пришла в Россию после военной, и естественные науки на протяжении многих лет считались в основном вспомогательными для военного дела.

Длительное военное противостояние, окончившееся поражением Польши в войне 1654–1667 гг. и победой над Швецией полвека спустя, в культурном отношении изменило русских победителей гораздо больше, чем побежденных. Польша и Швеция были привязаны к формам и идеалам минувшего века, тогда как Россия подверглась серьезной трансформации, нацеленной в будущее. То, что было монолитной монастырской цивилизацией, сделалось многонациональным светским государством. При Алексее Михайловиче и его сыне Петре Великом Россия даже в условиях отрицания католической веры успешно восприняла эстетическую и философскую культуру Польши, а также управленческую и технологическую культуру Швеции и Голландии, отказавшись как от лютеранской, так и от кальвинистской формы протестантства.

Символом польского влияния было включение в 1667 г. в состав расширяющегося Московского государства давно утраченной «матери городов русских», культурно развитого и частично латинизированного Киева. Обретение Киева (наряду со Смоленском, Черниговом и другими городами) распалило воображение, но нарушило спокойствие Московского государства, знаменуя и возврат к полузабытому единству домонгольских времен, и освоение культуры и просвещения гораздо более высокого уровня.

Символом шведского влияния стал последний из трех великих центров русской культуры – Санкт-Петербург, «окно», которое Петр прорубил в Северную Европу в начале ХѴIIІ в. и сделал новой столицей России. Построенный с безжалостной симметрией на месте старой шведской крепости и названный голландским именем, Петербург воплощал собой наступление в Московском государстве времен холодных балтийских методов эффективного управления и военной дисциплины, которые преобладали в германском протестантизме. За обретением двух этих важнейших городов последовало значительное расширение территории за счет Польши и Швеции на протяжении полутора столетий: поглощение Восточной Польши и большей части Украины в конце XVIII в., а Финляндии и балтийских провинций – в начале XIX. Но решающий перелом в психологии связан с возвращением Киева и строительством Санкт-Петербурга.

Объединение этих двух проникнутых западным духом городов в одно политическое целое с Москвой дестабилизировало культуру. Борьба за Восточную Европу вызвала глубокие общественные изменения и одновременно вовлекла широкие слои населения в идеологические и духовные споры. Когда в XVII столетии ручеек западного влияния превратился в мощный поток, русские, казалось, заметались в растущем отчаянии. В самом деле, XVII в. полностью, а также начало XVIII можно рассматривать как продолжение «Смутного времени»: период нескончаемого насилия, растущих заимствований у Запада параллельно с активнейшим его неприятием. На конечной стадии противостояния Московского государства и Запада глубокий раскол вышел наконец на поверхность.

III
ВЕК РАСКОЛА

От середины семнадцатого века до середины восемнадцатого

ГЛУБОЧАЙШИЙ КОНФЛИКТ ХѴІІ и начала XVIII вв. между практической необходимостью овладеть умениями и «хитростями» иноземцев и эмоциональной потребностью хранить верность благочестию, религиозным традициям Древней Московии.

Ведущая ролъ религии в национальном возрождении, последовавшем за политическими унижениями «Смутного времени» при продолжавшейся экономической и политической зависимости от Запада. Рост престижа и богатства монастырей, приведший к расколу между двумя реформирующими направлениями внутри Церкви в годы правления царя Алексея (1645–1676). Усилия «черного» монастырского духовенства, дававшего обет безбрачия, по поддержанию центральной роли религии в русской культуре с помощью расширения власти московского патриарха (высший духовный сан, введенный в 1589 г.), облеченного особыми прерогативами при патриархе Филарете (1619–1633), отце царя Михаила, и претендовавшего на теократию при патриархе Никоне (1652–1658 гг.; официально низложен в 1667 г.). Параллельная борьба «белого», обязанного жениться приходского духовенства за поддержание центральной роли традиционной религии с помощью проповедей перед простым народом, призывов к чистоте нравов и фундаменталистской приверженности принятым формам богослужения. Взаимное уничтожение теократов, возглавляемых Никоном, и фундаменталистов, возглавляемых протопопом Аввакумом (1621–1682); осуждение обоих собором 1667 г.; черты сходства с более ранним конфликтом между католицизмом и протестантством на Западе, который также привел к полному ослаблению обоих религиозных направлений и торжеству нового светского государства.

Появление в последние годы царствования Алексея театра, живописи, музыки и философии западного типа. Попытки найти религиозные ответы на Западе, особенно во время регентства Софьи (1682–1689), начало сектантства хлыстовского толка. Консолидация светского государства в западном духе при Петре Великом (1682–1725), особенно после его первого посещения Западной Европы в 1697–1698 гг. Основание в 1703 г. Санкт-Петербурга – голландского типа военно-морского оплота на Балтийском море, который надолго стал символом геометрического единообразия, равнения на Запад и скрытых за этим фасадом жестокости и выморочности правления династии Романовых. Основание Академии наук в 1726 г. и открытие человеческого тела на портретах и в балете. Различные попытки в ΧVIII в. защитить и вновь утвердить былой москвитянский порядок наперекор общей тенденции – централизованному и светскому правлению аристократии; общинность старообрядцев, многочисленные возглавляемые казаками крестьянские восстания и возрождение «старцами» монастырского влияния на исходе XVIII в.

Ценой русского приобщения к Европе стало участие в почти непрерывных войнах, из которых возник новый монархический абсолютизм конца XVII – начала XVIII вв. Русское приобщение было частью более глубоких взаимосвязей, возникавших между Восточной Европой и Западной. Густав-Адольф, превративший Швецию в образец для многих европейских стран, ощутил эту связь на исходе третьего десятилетия XVII в., указав – еще до заключения союза с Россией, – что «все европейские войны сплетаются в один клубок, становятся одной всеобщей войной»[393]393
  1. Письмо Оксенштерны от I апреля 1628 г. приводится в: Вайнштейн. Россия, ПО. Упоминание о войне в единственном числе характерно для шведской дипломатии. Руссель несколько лет спустя в письме к царю упоминает «великое междоусобие, которое Всевышний Бог рассеял во всех углах христианской земли» (цит. В. Поршневым – СкС, I, 1956, 65 и примем. 144). В Германии эту войну тоже рассматривали как единую непрерывную бойню, хотя название «Тридцатилетняя война» представляет собой искусственный германоцентристский термин (см.: F. Carsten. A Note on the Term «Thirty Years War»// History, 1958, Oct., особ. 190–191).
  Во многих лучших общих историях Европы XVII столетия Северная и Восточная Европа практически, или даже вовсе, не упоминаются (см., например: G. Clark. The Seventeenth Century. – Oxford, 1947, 2d ed.; C.V. Wedgwood. The Thirty Years' War. – London, 1957, p; C. Friedrich. The Age of the Baroque, 1610 to 1660. -N.Y., 1952, p; и даже заведомо сравнительный труд – R. Merriman. Six Contemporaneous Revolutions. – Glasgow, 1937). Более или менее подробно эта часть Европы рассматривается в книгах: D. Ogg. Europe in the Seventeenth Century. – London, 1925; W. Rcddaway. A History of Europe from 1610 to 1715. – London, 1948; и, особ.: W.PIatzhoff. Geschichte des europaischen Staatensystems, 1559–1660. – Miinchen – Berlin, 1928. См. дискуссию об «общем кризисе семнадцатого столетия», который «достиг наиболее острой стадии между 1640 и 1670 годами»: Е. Hobsbawm. The General Crisis of the European Economy in the 17th Century// PP, 1954, May, 38; также вторую часть этой важной и богато документированной статьи – РР, 1954, Nov., 44–65; статью чешского историка: J. Роііsensky. The Thirty Years War// PP, 1954, Nov., 31–43; и еще документированные монографии Вайнштейна, Поршнева и других исследователей в СССР, позволяющие составить значительно более богатую картину взаимосвязей, чем пока можно найти в общих историях любой европейской страны.


[Закрыть].

Всеобщая война – очень неплохое определение для схватки, которая довольно быстро сменила сверхнебесные идеалы пещерным поведением и прокатывалась взад и вперед по континенту, подчиняясь своим особым ритмам и логике. Католическо-протестантская война между шведами и поляками в начале века угасла как раз тогда, когда конфликт в 1618 г. распространился дальше на Запад через имперскую Богемию. Затем, в том самом 1648 году, когда в Западной Европе завершилась очень запутанная и крайне свирепая Тридцатилетняя война, на Востоке вновь вспыхнули военные действия, сопровождавшиеся самой большой единовременной резней евреев, какую мир знал до Гитлера[394]394
  2. Количество жертв во всех подсчетах того времени заметно разнится, но в бойне, устроенной Хмельницким, погибло, видимо, около 200 тысяч человек, то есть более трети еврейского населения Восточной Европы. См. различные оценки в: N. Hanover. The Abyss of Despair (от 'Yeven Metzulah' – букв, «глубокая трясина»), 122, примеч. 1; а также: Dubnov. History, I, 66, 153–158; Н. Graetz. History of the Jews. – Philadelphia, 1895, V, 15; «Melanges Dercnbourg», 76.


[Закрыть]. Следующие семьдесят пять лет Восточная Европа почти все время представляла собой поле сражения. Ветераны Тридцатилетней войны и Гражданской войны в Англии нанимались на службу к тому, кто платил больше, и приносили с собой бедствия, болезни, штыки и безнадежное признание, будто «самое состояние рода людского есть не что иное, как status belli»[395]395
  3. Так приведено на странице перед предисловием в кн.: R. Merriman. Revolutions. Состояние войны. Перефразированное латинское выражение «casus belli» (повод к войне).


[Закрыть]. Мало-помалу, хотя отнюдь не сокрушающе, Россия выходит победительницей из сражений, пронизанных страстным стремлением к тотальной победе (и нежеланием соглашаться на что-либо прочнее временного перемирия), которое прежде характеризовало только пограничные войны мусульман и христиан[396]396
  4. Для общего представления о вкладе шведов в современные методы ведения войны и в государственность см.: М. Roberts. Revolution; О. Ribbing. Nordic Characteristics of War// Revue Internationale d'histoire militaire, 1955, no. 15, 231–232.
  Об этом новшестве в европейских методах войны см. работу Г.Целлера (G. Zeller) в серии: Р. Renouvin (ed.). Histoire des relations internationales, 1955, II, 207–208. Превосходный, охватывающий весь континент анализ решающе важной и часто попросту не рассматриваемой Первой Северной войны как своего рода распространения вширь и усиления свирепых стадий Тридцатилетней войны можно найти в работе: Е. Haumant. La Guerre du Nord ct la Paix d'Oliva, 1893. Об ужасах этой войны для России см.: Бобровский. Переход, 113–124.


[Закрыть]. В войнах 1650 – 1660-х гг. вероисповедания уже ни малейшей роли не играли: русские дрались с русскими и использовали шотландских католиков-роялистов, чтобы нанести поражение католическому королю Польши. Тогда же католическая Франция воевала с католической Испанией; лютеранская Дания – с лютеранской Швецией; протестантская Голландия – с протестантской Англией. Когда наступило полное истощение, а военные действия перекинулись в такую даль, как Нью-Йорк, Бразилия и Индонезия, стабилизирующие силы начали восстанавливать порядок в континентальной Европе. К концу Войны за Испанское наследство в 1713 г. и Северной войны в 1721 г. в Европе воцарился относительный покой. Турки были укрощены, а между монархами установился мир – все они стремились удержать монополию на власть внутри своей страны и равновесие за ее пределами.

Заключительный иронический штрих: шведы, которые вначале втянули русских во «всеобщую войну», были наголову разбиты теми же самыми русскими в последней великой битве этой войны под Полтавой в 1709 г. Эта попытка Карла XII нанести поражение далеко превосходящим силам русских на далекой Украине, сговориться с еще более далекими казаками и турками, как-то странно гармонирует с героической нереальностью века. Стратегические перспективы «всеобщей войны» в Восточной Европе с начала и до конца отмечены каким-то барочным великолепием: от мечты Поссевино об обновленном католицизме, который через Россию достигает Индии и проникаете Китай, где заправляли иезуиты, – до фантастического русско-саксонского проекта на исходе века, согласно которому Москва заключила бы союз с Абиссинией, чтобы соединиться с Персией для крестового похода против турок, а затем, предположительно в союзе с протестантской Европой, сокрушить Рим[397]397
  5. Pierling. La Russie, III, 36-310, 445–448; Rome et Demetrius, 1878, 145–146. Цветаев. Сношения с Абиссинией в XVII в. // РА, 1888, кн. 1, 205–210. Хорватка-толик Юрий Крыжанич в 1641 г., задолго до своей первой поездки в Россию, подготовил меморандум, в котором поместил Россию в единый стратегический контекст с Балканами, Эфиопией и Индией. См.: С. Белокуров. Из духовной жизни московского общества XVII в. – М., 1902, 88-106; а также: JGO, 1964, Oct., 331–349.


[Закрыть].

Как и многое в искусстве барокко, проекты эти опирались на иллюзии, на невротическое желание увидеть невозможное. Реальность вселенской войны в Восточной Европе была даже еще более жестокой и страшной, чем Гражданская война в Англии или Тридцатилетняя война в Германии. Историки этих восточных областей так и не смогли найти нейтрально-описательные наименования для периодов особых ужасов и разрухи, которые последовательно выпали на долю их разных народов. Русские до сих пор с болью и смятением говорят о «Смутном времени», поляки и украинцы – о «Потопе», восточноевропейские евреи – о «Глубокой трясине», а шведы и финны – о «Великой ненависти»[398]398
  6. См.: Hanover. Abyss; еще одно описание, данное евреем – современником событий и озаглавленное «Смутное время» (Meir of Szczebrzeszyn. Tzok Ha-itin. – Cracow, 1650); статью о польском и украинском «потопе»: Д. Маггид // Збірник праць еврейськоі юторично-археографічноі KOMicii. – У Киим, 1929, И, 247–271; и рассказ о том, как польские протестанты в течение того же периода были также превращены в козлов отпущения, – J. Tazbir. Bracia Polscy w latach 'potopu' // L. Climaj. Stndia nad arianizmem. – Warszawa, 1959, 451–490.


[Закрыть].

Военные удары извне сопровождались политическими и экономическими судорогами внутри по мере того, как цари укрепляли централизованную бюрократическую власть в своих владениях и налагали непосильное бремя на крестьянство. После, казалось бы, пика своего влияния рыхлые представительные собрания (русский земский собор, шведский риксдаг, польский сейм, еврейский Совет четырех земель и прусский штенде) все в конце XVII столетия внезапно рассыпались или утратили реальную власть. Аграрному обществу Восточной Европы навязывались новые псевдовоенные формы дисциплины, по мере того как «экономический дуализм» раскалывал нарождающуюся современную Европу на все более предприимчивый, динамичный Запад и крепостной, статичный Восток[399]399
  7. S. Hoszowski. L'Europe ccntrale devant la revolution des prix XVI е et XVII е sie-cles // AESC, 1961, mai-juin, особ. 45 5-45 6.


[Закрыть].

Нигде эти судороги не были более жуткими, чем в России XVII в. Массовые сдвиги населения и перемены в структуре общества происходили с ошеломляющей быстротой[400]400
  8. Трезвое документированное исследование стремительных изменений населения в относительно изолированном центральном районе вокруг Москвы можно найти в: Ю» Готье. Замосковный край в XVII веке. – М., 1937.


[Закрыть]. В Россию хлынули тысячи иностранцев; сами русские пролагали путь к Тихому океану; в городах вспыхивали бунты; крестьяне восставали, сторицей платя насилием за насилия; казаки и наемники предпочитали сражениям грабежи и массовую резню. Не будет преувеличением предположить, что на протяжении XVII столетия – в первые годы «Смутного времени» и Первой Северной войны соответственно – треть населения Великой Руси погибла на войне и от сопряженных с ней эпидемий и голода[401]401
  9. Один исследователь (F. Prinzing. Epidemics Resulting from Wars. – Oxford, 1916, особ. 76) отмечает, что в Германии во время Тридцатилетней войны от чумы людей погибло даже больше, чем в сражениях.
  Точной статистики до XVIII в. не существовало, и оценки следует делать осмотрительно. В. Корецкий (ВИ, 1959, № 3, 121–122) полагает, что с наступлением «Смутного времени» только от голода погибла треть населения. Иностранец, находившийся там в то время (J. Margeret. Estat dc rempire dc Russie et grand duche de Moscovie, 1860, 72), полагал, что в одной Москве было 120 тысяч публичных похорон. Н. Фирсов (Н.Фирсов. Голод перед смутным временем в московском государстве. – Казань, 1892, 6–7) утверждает, что умерших было 500 тысяч. Даже если взять наименьшую цифру, считая, что она относится ко всей Великороссии, а также включает смерти от моровых поветрий и на полях сражений, общий итог все равно будет равен по меньшей мере трети населения, численность которого, по оценке Готье для района Москвы, составляла 600–700 тысяч человек (Край, 167).
  Статистика начальных чумных лет войны 1654–1667 гг. более фрагментарна, но еще более ужасающа. Видимо, в московских иностранных слободах погибло 80 % налогоплательщиков (Л. Абцедарский. Белорусы в Москве XVII в. – М., 1957, 20); а статистика по монастырям и другим поддающимся оценке средоточиям населения (Bruckner. Beitrage, 48–52) показывает, что общее число погибших редко оказывалось менее 45 %. Из 362 слуг боярина Бориса Морозова в живых осталось 19 – из чего следует, что среди бедных слоев населения, статистические данные о которых найти особенно трудно, смертность была еще выше. Англичанин Коллинз (S.Collins. Present State, 45) оценивал общее число погибшего населения не менее чем в 700–800 тысяч человек; а Медовиков (П.Медовиков. Историческое значение царствования Алексея Михайловича. – М.,1854, 76, примеч. 2) называет 700 тысяч. Это составляет примерно десятую часть населения империи, только что начавшей расширяться. Общее описание чумы 1654–1655 гг. см. в кн.: Е. Волкова. Моровое поветрие. – Пг., 1916.


[Закрыть]. В шестидесятых годах XVII в. английский врач при царском дворе писал, что соотношение женщин и мужчин в окрестностях Москвы равно десяти к одному, а русские источники говорят о людоедстве на передовой линии и о волках в тылу – четыре тысячи их якобы бесчинствовали в Смоленске в лютую зиму 1660 г.[402]402
  10. Collins. Present State, 45; Берх. Царствование, 129.


[Закрыть]».

Не умея понять происходящие вокруг изменения, не говоря уж о том, чтобы справиться с ними, русские обратились к насилию и отчаянно цеплялись за формы и различия, уже утратившие смысл. Первый русский напечатанный свод законов – «Соборное уложение» 1649 года – был жестко иерархичным во всех частностях и санкционировал насилие, закрыв крестьянству все пути к избавлению от крепостной зависимости и введя телесные – вплоть до смертной казни – наказания за великое множество мелких проступков. Только кнут упоминается в этом своде 141 раз[403]403
  11. Евреинов. История наказаний, 34. См. также различные предписания для отсечения членов (25–32) и об усилении узаконенных жестокостей в конце XVII и особенно в начале XVIII в. (48–72).


[Закрыть]. XVII в. был эпохой, когда прежние ответы устарели, однако взамен им еще не были отысканы новые. Неизбежное угасание старой Московии отлично выражают названия первых трех глав классического «Угасания средневековья» Иоганна Хайзенги: «Насилие как образ жизни», «Пессимизм и идеал жизни иной» и «Иерархическое понятие общества».

И Запад тоже не обрел ясного понимания, несмотря на все возрастающее число его солдат, врачей и умелых мастеров в Москве, а русских послов – за границей. Последние оскорбляли всех, постоянно требуя, чтобы длинные титулы царя произносили со всей полнотой и точностью, а их вездесущие и отнюдь не благоуханные телохранители тем временем срезали кожу с дворцовых кресел себе на обувь и оставляли следы экскрементов на стенах и полах. Западные путешественники старались превзойти друг друга рассказами о русской грязи, угодничестве и беспорядке, причем хватало подлинно комичных сцен, чтобы у западных наблюдателей сложился не аналитический, но чисто анекдотический подход к России. Голландского врача, который привез с собой в Москву флейту и скелет, чуть не растерзала толпа за попытку поднимать мертвецов из могил[404]404
  12. Olearius. Voyages, 204–205.


[Закрыть]; а во время Первой Северной войны английский врач был казнен, так как упоминание им «cream of tartar» (винный камень) было принято за выражение симпатии к крымским татарам[405]405
  13. Passages from the Diary of General Patrick Gordon. – Aberdeen, 1859, 53.


[Закрыть]. Большинство западных авторов на протяжении XVII в. продолжали отождествлять русских с татарами, а не с остальными славянами. Даже в славянской Праге в книге, изданной в 1622 г., Россию наряду с Перу и Аравией отнесли к особенно необычным и экзотическим цивилизациям[406]406
  14. Флоровский. Чехи, 405, примеч. I. Даже трезвомыслящий и отлично информированный голландец (Adrian van Nispen. Verscheyde Voyagien. – Dordrecht, 1652) объединяет сообщение о Московии с сообщениями об Исландии, Гренландии и Сиаме. Широко бытовало мнение, будто река Обь ведет в Китай. О других превратных представлениях допетровской эпохи см.: Lubimenco. Role, 50 и след.


[Закрыть], а за год до того в относительно близкой и просвещенной Упсале была защищена диссертация на тему «Христиане ли русские?»[407]407
  15. Диссертация: J. Bothvidus (praes.), A. Prutz (rcsp.). Theses de Quaestione utrum Muschowitac sint Christiani? – Stockholm, 1620 (rcpr.: Liibeck, 1705). См.: А. Галкин. Академия в Москве в XVII столетии. – М., 1913, 9, примем. 3. Эта диссертация отнюдь не такая примитивная, как дают понять Рущинский, Милюков и др. Даже в 1665 г. бывший лютеранский пастор в Ревеле (Таллине) в Эстонии задает тот же вопрос: J.Gerhard (praes.), J. Schwabe (resp.). Tsurkov' Moskovsky sive dissertatio theologica de rcligione Ritibusque Ecclesiasticis Moscovitarum. – Jena, 1665.


[Закрыть].

Ирония, разумеется, заключается в том, что в этом столетии Россия была куда более истово христианской, чем все более и более секуляризировавшийся Запад. И в чем бы ни крылись исходные причины кризиса, который поразил Московское государство в этом бурном столетии, облечен он был в религиозную форму. Раскол, который роковым образом разделил и ослабил русское православие при царе Алексее, наложил свою печать на все области этой органически религиозной цивилизации. Административная консолидация и постройка новой западной столицы Петром Великим, сыном Алексея, не перекинули мост через идеологические пропасти, порожденные расколом, но только углубили их, сделали сложнее. Религиозные распри продолжали тяготеть и над современной Россией.