Текст книги "Вечно (ЛП)"
Автор книги: Дж. М. Дарховер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 49 страниц)
Она с любопытством посмотрела на Доминика.
– Он часто уезжает.
– Да, и так происходит все время, что я себя помню, – сказал он. – У него всегда имеются какие-нибудь дела вдали от нас.
– Чем он занимается, когда уезжает?
Он сухо рассмеялся.
– Я не знаю, и знать не хочу. Папа перевез нас сюда много лет назад, дабы мы не были частью того, чем он занимается. Он сказал, что хочет для нас нормальной жизни, чтобы мы могли жить, как обычные дети, но, знаешь ли, нет ничего нормального в том, что ты в период взросления ты предоставлен самому себе. И в твоей ситуации тоже нет ничего нормального. Все мы пострадали из-за его дел, и я не переношу мыслей о том, как еще мы могли пострадать, если бы были в курсе того дерьма, которого не знаем.
Она в замешательстве уставилась на него, и он улыбнулся, заметив выражение ее лица.
– Другими словами, twinkle toes[11]11
twinkle toes – в буквальном переводе «сверкающие пятки», человек с легкой поступью.
[Закрыть], меньше знаешь – крепче спишь.
* * *
Винсент положил стодолларовую купюру на блюдо для сбора средств, когда оно дошло до него, и покачал головой, когда его мать отказалась делать то же самое. Она не жертвовала церкви денег уже три года. Ее паранойя, казалось, начала набирать силу приблизительно в то же самое время. Она была уверена в том, что мальчики, прислуживающие в алтаре, воровали деньги, спуская их на наркотики и проституток, даже несмотря на то, что большая их часть еще даже не окончила среднюю школу.
Селия и Коррадо внесли свое пожертвование, и они в четвертом молча сидели на скамье, пока блюдо передавалось в толпе от одного человека к другому. Коррадо, как и обычно, был похож на изваяние, одна лишь его поза вселяла в людей страх, в то время как сестра Винсента была уравновешенной и улыбающейся. Селия была высокой, стройной женщиной с добрым, овальным лицом. У нее были гладкие, черные волосы – темные, словно ночь – и соответствующие им темные глаза.
Сегодня все скамьи были заняты людьми. Винсент осмотрел собравшихся, узнав некоторых из них. На сегодняшней мессе присутствовала большая часть высокопоставленных членов la famiglia, одетых в свои лучшие костюмы и занявших места в передней части церкви. Подобные службы становились для них грандиозным представлением – в один из дней недели они могли похвастаться своими деньгами и сделать вид, что пекутся о благополучии своего округа. Благодаря этому порядочные люди – galantuomini – чувствовали себя защищенными. И для Cosa Nostra было важно иметь поддержку со стороны общества. Существовало куда меньше шансов на то, что люди, которые их уважали – которые им доверяли – предадут их.
После того, как все пожертвования были собраны, собравшиеся направились к алтарю. Люди выстроились в длинную очередь для того, чтобы причаститься, но Винсент остался сидеть на своем месте. Коррадо пристально посмотрел на него, но ничего не сказал, занимая свое место в очереди.
Оставшаяся часть службы пролетела незаметно, все встали во время заключительной молитвы. Закончив, отец Альберто осенил всех крестным знамением.
– Месса окончена. Да пребудет с вами мир.
Они направлялись к выходу, когда отец Альберто произнес имя Винсента. Волосы у него на затылке встали дыбом, пока он оборачивался.
– Да, святой отец?
– Ты пропустил причастие, – сказал отец Альберто с искренним беспокойством на лице. – Ты пропускаешь его уже несколько недель.
В действительности, прошло уже несколько месяцев, но Винсент не стал поправлять священника.
– Я забываю соблюдать пост перед службой.
Отец Альберто знал, что он лжет.
– Церковь всегда открыта. Нет нужды назначать Господу встречу. Он всегда рядом.
– Я знаю, святой отец. Спасибо.
Винсент покинул церковь до того, как отец Альберто успел бы развить эту тему дальше, и присоединился к своей семье на ступенях собора. Коррадо и Селия стояли в стороне вместе, пока Джиа прокладывала себе путь в толпу. Она оказалась в окружении mafiosi, которые слушали ее безумные истории, пока она предавалась воспоминаниям о своем прошлом. Они улыбались и смеялись, поощряя ее продолжать, хотя им всем и было прекрасно известно о том, что она повредилась рассудком.
Несмотря на это, никто из них не был к ней груб и не высмеивал ее. Она была вдовой бывшего Дона, матерью консильери, и, благодаря браку своей дочери, была связана с еще одним мужчиной, занимавшим высокое положение. Они уважали ее.
И, живя в «Sunny Oaks», Джиа больше не чувствовала к себе уважения.
Винсент дожидался своей матери, которая заканчивала рассказывать свою историю. Она снова говорила об Антонио, об одном из множества приключений, которые происходили в те времена, когда Винсент и Селия были еще совсем молоды. Винсент обнаружил, что и сам улыбается, вспоминая о тех днях. Все это было еще до того, как ему пришлось пережить трагедию. До того, как в его жизни появились Маура и дети. До семьи Антонелли и этой девушки. До того, как семья Сальваторе была убита. До того, как их мир разлетелся на части.
Закончив, Джиа развернулась к Винсенту, толпа начала редеть, прощаясь друг с другом.
– Мам, ты готова…?
– Ты не причастился.
Он вздохнул. Только ее не хватало. Он собирался спросить, готова ли она вернуться в «Sunny Oaks», но ему было известно, что теперь спрашивать об этом было бесполезно. Она не сдвинется с места до тех пор, пока не выскажет ему все, что ей хотелось сказать.
– Я не мог.
Джиа улыбнулась.
– Я горжусь тобой.
Он замер, когда эти слова проникли под его плотную кожу. Никогда еще в своей жизни он не слышал этого от нее. Должно быть, она действительно сошла с ума.
– Ты гордишься мной?
Она кивнула.
– Теперь ты понимаешь, не так ли? Спустя столько лет ты все понимаешь. И именно по этой причине ты избегал причастия.
– Что я должен понимать?
– То, что ты жил в грехе. Твой брак не был признан церковью.
Улыбка Винсента померкла. Не сумасшедшая, всего лишь злобная.
– Он был признан церковью.
– Ты был так молод, Винченцо. А она была ирландкой! Она даже не была такой, как мы! Как ты вообще мог верить в то, что церковь сможет признать такой брак?
Винсент начал отвечать, но был прерван подошедшей к ним Селией.
– Маура была католичкой, мам. Их брак был освящен. Их поженил отец Альберто.
Посмотрев на свою дочь, Джиа отмахнулась от нее.
– Откуда мне знать? Меня даже не приглашали.
Ее, разумеется, приглашали, но она не пришла. Антонио появился на венчании из уважения к своему сыну, и, казалось, даже относился к Мауре с теплотой, но Джиа отказалась даже думать об этом. Если она пропустит свадьбу, думала она, то тогда сможет делать вид, что брака и вовсе не существовало.
– Тебя приглашали, – сказал Винсент. – Но ты предпочла не приходить.
– Не смеши меня, – парировала Джиа. – Я вообще ничего не знала о свадьбе до тех пор, пока она не состоялась.
– Если так и было, мам, то откуда же тогда о ней знал отец?
– А какое это имеет к этому отношение? Твой отец все время держал меня в неведении, ничего мне не рассказывая. С чего бы вдруг этот случай был чем-то новым?
Винсент пытался обуздать свой гнев.
– С того, что я лично вручил тебе приглашение. Ты взглянула на него ровно один раз, а затем выбросила.
Джиа язвительно усмехнулась.
– И эти шарлатаны еще говорят, что это у меня проблемы с памятью. Тебе, вероятно, следует проверить голову. Такого никогда не было.
К ним подошел Коррадо, засунув руки в карманы своих брюк и обводя их всех взглядом.
– О чем спорим?
– О браке Винсента и Мауры, – ответила Селия. – Снова.
– Ох, – сказал Коррадо. – Мне так жаль, что я не смог присутствовать на свадьбе.
Джиа рассмеялась.
– Они и тебя не пригласили?
– Нет, меня приглашали. Но мне показалось неуместным там присутствовать.
– Видишь! – Джиа посмотрела на Винсента. – Я же сказала тебе, что ваш брак не был настоящим. Коррадо со мной согласен!
Коррадо начал поправлять ее, но Винсент только лишь покачал головой, прося его тем самым не утруждаться. Несмотря на то, что отсутствие свояка на свадьбе задело его, Винсент понимал, почему тот предпочел отказаться от приглашения. В отличие от Джии, Коррадо сделал это с благими намерениями.
– Меня не волнует, что думают другие люди, – сказал Винсент. – Я знаю, что наш брак был настоящим.
* * *
Ранним утром понедельника Кармин направился в свой класс, не потрудившись дождаться звонка, и замешкался в школьном дворе, когда увидел сидящего за столиком для пикника Райана. Под глазом у него был синяк, а на боковой стороне подбородка виднелось несколько швов.
Кармин направился к нему и Райан поднял голову, когда тот подошел. Кармин уселся на скамейку напротив него, скрестив руки на груди.
– Вероятно, мне не следовало так сильно тебя хуячить. Я бы не стал этого делать, если бы знал, что ты помог ей. Но я не знал, поэтому сделал то, что сделал.
Они оба знали, что это было единственное подобие извинений, которое Кармин мог предложить.
– Да.
– Вот что я тебе скажу, – сказал Кармин, доставая из заднего кармана бумажник. Он открыл его, рассудив, что ему следует дать Райану денег, дабы компенсировать те больничные счета, которые ему, скорее всего, пришлось оплатить, но, заметив, что бумажник был пустой, он только лишь посмотрел на Райана. – Неважно. Как насчет того, что я просто буду тебе обязан?
Райан поднялся со своего места для того, чтобы уйти, но Кармин схватил его за рубашку и усадил обратно.
– Но не думай, будто это означает, что я размяк, потому что это не так.
* * *
Большую часть утра Хейвен потратила на уборку и, заканчивая около трех часов дня прибираться, услышала подъехавшие к дому машины. После того, как сигнализация была отключена, дверь в дом распахнулась. Хейвен шагнула к дверям кухни, услышав раздающиеся в доме голоса. В фойе показался доктор ДеМарко, за которым следовало четверо мужчин. От их вида у Хейвен волосы на затылке встали дыбом.
Она сделала шаг назад, намереваясь уйти, когда взгляд доктора ДеМарко встретился с ее взглядом. Серьезность его лица смешивалась с некоторой нервозностью. Она поняла, что эти мужчины, вероятно, походили на хозяина Майкла – они были равнодушными и холодными, не удостаивающими своим вниманием таких людей, как она. Они были такими же, как тот доктор ДеМарко, которого она увидела в его спальне. Они были опасными людьми. Они были монстрами.
Остальные мужчины, казалось, не замечали ее присутствия, разговаривая друг с другом, но доктор ДеМарко не отрывался от нее. Делая глубокий вдох, она шагнула вперед для того, чтобы оценить его реакцию. Уголок его губ приподнялся, когда он заметил ее движение, и она восприняла это как сигнал следовать за ними. Ее ноги дрожали, когда она вышла в фойе. Она замерла, когда дошла до гостиной, в которую прошли мужчины, не желая им мешать, но она моментально оказалась в центре всеобщего внимания. Испытывая дискомфорт под их пристальными взглядами, она про себя молилась о том, чтобы ее попросили уйти.
– Принеси нам бутылку шотландского виски и несколько стаканов, – сказал доктор ДеМарко, махнув рукой. Хейвен поспешно ретировалась из гостиной и замешкалась на кухне, понятия не имея о том, что такое шотландский виски. Она осматривала ящики до тех пор, пока не обнаружила алкоголь, после чего начала просматривать бутылки, находя, наконец, бутылку с наклейкой «Glenfiddich», которая свидетельствовала о том, что это был односолодовый шотландский виски. Закупоренная бутылка была покрыта пылью, поэтому Хейвен вытерла ее, после чего, прихватив пять стаканов, вернулась в гостиную. Она раздала стаканы мужчинам, слишком нервничая для того, чтобы смотреть им в глаза.
– Значит, это она.
Хейвен украдкой посмотрела на мужчину в сером костюме, когда тот заговорил пронзительно высоким голосом. Его окружала аура авторитетности, он сидел в центре, все остальные сидели вокруг него. Он улыбнулся, когда она, посмотрев ему в глаза, быстро отвела взгляд.
– Да, – сказал доктор ДеМарко. – Это она.
– Приятно спустя столько времени, наконец, увидеть ее, – сказал мужчина. – Мне любопытно, Винсент. Как ты думаешь, стоила ли она того?
От горького смеха доктора ДеМарко у Хейвен по позвоночнику пробежал холодок, заставляя ее еще больше нервничать.
– Смотря, в каком плане ты об этом спрашиваешь: в личном или в деловом?
– В личном.
– Разумеется, она того не стоила.
После этих слов Хейвен едва не лишилась дыхания. Его ответ ранил ее. Неужели она была настолько никчемной?
– Но, если говорить с точки зрения бизнесмена, – сказал доктор ДеМарко, – то следует заметить, что она – усердный работник. У меня есть чистая одежда, порядок в доме и еда.
– Получается, она была неплохим денежным вложением? – спросил другой мужчина, его слова было сложно разобрать из-за сильного акцента. Хейвен посмотрела на него. Денежным вложением?
– Можно и так сказать, – доктор ДеМарко изменил свою позу и прочистил горло. – Дитя, почему бы тебе не приступить к приготовлению ужина? Сегодня к нам присоединятся мои гости.
Она кивнула.
– Да, сэр.
Сердце Хейвен учащенно билось, пока она направлялась в сторону кухни. Она облокотилась на кухонную тумбочку для того, чтобы перевести дыхание. Пока она делала глубокие вдохи, домой вернулся Доминик, и, поприветствовав собравшихся в гостиной мужчин, прошел на кухню к Хейвен.
– Ты выглядишь взволнованной, – сказал он, доставая из холодильника колу.
– Просто нервничаю, – призналась она.
Доминик вздохнул, открывая колу и облокачиваясь на тумбочку рядом с ней.
– Тебе станет легче, если я скажу, что они и меня заставляют испытывать дискомфорт?
– Серьезно?
Он кивнул.
– И так было всегда. Моя мама тоже не питала к ним теплых чувств, она всегда пыталась держать нас подальше ото всего этого, но Кармин, кажется, за многие годы проникся подобным стилем жизни.
Хейвен попыталась представить Кармина среди этих людей, но это был не тот человек, которого она знала.
– Вы знаете, зачем они приехали?
– По делам, я полагаю, но больше я ничего не знаю. Как я уже говорил, я не участвую в делах отца, – он сделал глоток колы, качая головой. – Мужчина в сером костюме – Сальваторе – их босс. А итальянского парня с акцентом зовут Джованни.
– А еще двое? – спросила она. – Вы знаете их?
– Я знаю одного из них. Нунцио. Парень с бритой головой. Мы вместе гуляли, когда были детьми, но это давно в прошлом. Мы больше не дружим.
Улыбнувшись ей, Доминик вышел из кухни.
* * *
Около часа спустя – в то время, пока Хейвен готовила ужин – в кухне послышались шаги, от этого звука кожа Хейвен начала покрываться мурашками. Оглянувшись, она заметила стоявшего в дверном проеме кухни парня по имени Нунцио. Он прошелся взглядом вниз по ее телу, и она развернулась к еде, надеясь на то, что он уйдет, когда увидит то, зачем пришел.
Она помешивала пасту, когда снова услышала шаги, парень направился прямо к ней. От той напряженности, которой было охвачено ее тело, ее мышцы охватила ноющая боль, ее руки дрожали с каждым шагом, который делал Нунцио. Он остановился рядом с ней, и она начала дрожать от того отвращения, которое испытала в тот момент, когда почувствовала своей кожей его дыхание.
– А ты гораздо симпатичнее, чем я полагал, – сказал он, слегка проводя костяшками пальцев вниз по ее руке. – Думаю, мы могли бы немного развлечься.
Он опустил руку на ее бедро. Хейвен крепко зажмурилась, желая того, чтобы он убрал свою руку. В этот же миг ее отбросило в сторону. Она налетела на плиту, ее рука приземлилась в кастрюлю с кипящей водой. Она быстро открыла глаза, ощутив опаляющую боль, и сжала другой рукой свою пульсирующую ладонь. Доктор ДеМарко прижал Нунцио к тумбочке, поднеся к его шее зазубренное лезвие кухонного ножа.
– Не дотрагивайся до моей собственности, Косоглазый, – сказал он резким тоном.
Нунцио безучастно посмотрел на него.
– Я услышал тебя.
Лезвие ножа находились настолько близко к его коже, что вот-вот повредило бы ее. Хейвен могла видеть, как пульсирует вена на его шее, пока его сердце бешено колотилось. Спустя мгновение доктор ДеМарко сделал шаг назад, и Нунцио, бросив на Хейвен взгляд, вышел из кухни. Бросив нож на тумбочку, доктор ДеМарко направился к Хейвен.
Она отпрянула от него.
– Я сожалею.
Игнорируя то, что она вздрогнула, он взял ее руку для того, чтобы осмотреть ожог.
– Ты ни в чем не виновата.
Набрав в раковину холодной воды, он опустил в нее руку Хейвен, сказав ей, чтобы она держала ее в воде в течение двадцати минут. После того, как доктор ДеМарко ушел, Хейвен смотрела на часы, отсчитывая время. Как только двадцать минут прошли, она спустила из раковины воду и заново принялась за приготовление пасты.
* * *
Приехав домой после футбольной тренировки, Кармин заметил выстроившиеся перед домом взятые на прокат седаны. Их вид заставил его занервничать. Отец вернулся из Чикаго не один.
Заходя в дом, Кармин дошел до фойе и услышал голос Сальваторе. Быстро взглянув на находящуюся на кухне Хейвен, он направился в гостиную.
Сальваторе улыбнулся, когда он вошел.
– Ах, Principe! Вот и мой крестник!
Кармин поцеловал внешнюю сторону руки Сала, когда тот протянул ее ему. Если и существовала такая традиция, от которой Кармина подташнивало, то ею точно было целование руки.
– Рад Вас видеть, Сал.
– И я тебя, мой дорогой мальчик. Мы только что о тебе говорили.
– Что-нибудь хорошее? – спросил Кармин.
– Твой отец рассказывал нам о том, чем ты занимался.
Он усмехнулся.
– Значит, плохое.
Винсент поднялся со своего места, качая головой, пока остальные смеялись.
– Если вы нас извините, друзья, то мы ненадолго отлучимся. Мне нужно поговорить со своим сыном.
Сал махнул ему в знак согласия, и Кармин побледнел, заметив выражение лица своего отца. Он прошел за ним, начиная паниковать. Винсент остановился в фойе.
– Поднимайся в мой кабинет. Я приду через минуту.
Глава 16
Кармин опустился в черное, кожаное кресло в кабинете своего отца, пытаясь казаться непринужденным, хотя на самом деле внутри него царил полнейший хаос. Он постукивал пальцами по подлокотнику до тех пор, пока через несколько минут позади него не открылась дверь.
Сев за свой стол, Винсент открыл ноутбук. Он не произносил ни слова, не обращая никакого внимания на присутствие Кармина, который начинал нервничать еще больше. Зачастую молчание его отца было куда хуже, чем крики.
– Тебе нравится число тринадцать, Кармин?
Кармин нахмурился, услышав вопрос.
– Конечно. В смысле, это же всего лишь цифра.
– Никогда не понимал этой одержимости числом тринадцать, – сказал Винсент, что-то печатая на своем ноутбуке и не удостаивая Кармина взглядом. – Существует даже психическое расстройство, связанное с боязнью этого числа – трискаидекафобия. В южной части Италии слово «tredici» – то есть число тринадцать – используется и в качестве сленга, означающего, что чья-то фортуна изменила ему.
Он замолчал, и кабинет погрузился в тишину. Кармин снова начал барабанить пальцами по подлокотнику.
– Знаешь, я ценю всю эту малозначительную ерунду, и, если я когда-нибудь буду принимать участие в «Jeopardy», то это, возможно, сможет мне пригодиться, но сейчас я не понимаю, какое, блять, это имеет ко мне отношение.
Винсент перестал печатать, и Кармин тяжело вздохнул. Он сам только что сыграл отцу на руку.
– Lasciare in tredici.
– Хочешь сказать, что удача только что отвернулась от меня?
– Не только от тебя, – ответил Винсент, возвращая свое внимание ноутбуку. – И просто, чтобы ты знал – я буду просматривать камеры, поэтому не смей нюхать порошок в моем доме.
– Я не употребляю кокаин, – сказал он, сделав паузу перед тем, как закончить предложение, – больше.
– Хорошо, потому что меня не обрадовала бы необходимость платить пластическому хирургу за то, чтобы он привел в божеский вид это красивое лицо, которое бы ты обезобразил. Однажды я видел женщину, которая настолько испортила свой нос, что в итоге осталась с чем-то вроде свиного пяточка. Придется показать тебе фотографии.
– Мне не нужна хирургия. Я завязал. И изменился.
Винсент посмотрел на него.
– Изменился? Кстати, говоря о числе тринадцать, Кармин. Ты в курсе, что Райану Томпсону наложили тринадцать швов?
Кармин закатил глаза.
– Слушай, если все дело в Хэллоуине, то я…
Винсент поднял руку, призывая его тем самым замолчать, и Кармин прекратил свои попытки объясниться. Если отец в принципе не желал его слушать, то, как было известно Кармину, он не сможет до него ничего донести.
– Когда мне поведали о Хэллоуине, я моментально подумал о том, чтобы отослать тебя куда-нибудь, но я не могу этого сделать. Ты понадобишься мне здесь. Но это не означает того, что это просто так сойдет тебе с рук. Тебе необходимо научиться контролировать свой темперамент.
– Так в чем заключается мое наказание?
Еще немного попечатав, Винсент откинулся на спинку своего кресла, и посмотрел через стол на Кармина.
– Мне нужно еще одно одолжение.
– Ну, конечно же.
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь присмотрел за девушкой.
Кармин недоверчиво посмотрел на отца.
– Хочешь, чтобы я шпионил за ней?
– Нет, не совсем, – ответил Винсент. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь следил за ее безопасностью. Днем я застал на кухне Косоглазого, он дотронулся до нее.
В Кармине закипела ярость. Он вскочил на ноги настолько быстро, что его кресло едва не полетело на пол.
– Что значит «дотронулся»?
– Он не навредил ей, хотя она обожгла руку, – беспечно ответил Винсент, игнорируя гневную вспышку Кармина. – Я подумал, что его действия были нежелательными, и разобрался с этим.
– Разобрался с этим? Почему он все еще здесь?
Кармин сжал руки в кулаки, борясь с желанием по чему-нибудь ударить.
– Да, я разобрался, – повторил Винсент. – Да что с тобой такое?
Взглянув на отца, Кармин снова сел в кресло.
– Ты же знаешь, что мне не нравится подобное дерьмо.
– Знаю, но разве я только что не говорил тебе о необходимости контролировать свой темперамент? – спросил Винсент. – Я не доверяю Косоглазому, и я бы избавился от него, если бы мог, но Сал ослеплен тем, что чисто формально тот является членом семьи. Ты же знаешь, что у Сальваторе не осталось кровных родственников после того, как его брат и сестра были убиты вместе со своими семьями. И именно по этой причине он питает к тебе настолько сильную привязанность. Он относится к тебе, как к сыну – ты его крестник. Будет нелегко заставить его поверить в то, что Косоглазому нельзя доверять.
– Ты думаешь, что он может быть настолько опасным? Он всегда казался мне сопляком.
Винсент вздохнул.
– Сейчас у нас и без того назревает множество проблем. Нам на хвост сели федералы, поэтому тому, что происходит, так сказать, внутри крепости, сейчас уделяется крайне мало внимания. Думаю, Косоглазый более чем рад воспользоваться сложившейся ситуацией.
– Но почему его заинтересовала Хейвен?
– Вероятно, потому, что ему известно о том, что ему нельзя ею интересоваться.
Сердце Кармина застучало у него в ушах, когда он услышал эти слова. Нельзя?
– Ты имеешь в виду то, что кому-то вроде нее нельзя быть с одним из вас?
– Я имел в виду то, что он не имеет права дотрагиваться до того, что ему не принадлежит, – сказал Винсент. – Хотя твой вариант тоже подходит.
– Так ты считаешь, что это неправильно?
– Разумеется, – ответил Винсент. – В насилии не может быть ничего правильного.
– Я имею в виду отношения по обоюдному согласию.
Винсент покачал головой.
– Ты действительно думаешь, что девушка в ее положении сама решит согласиться на нечто подобное? Она скажет «да» только лишь по причине того, что ее научили никогда не говорить «нет». Кроме того, девушка должна быть достаточно сильной для того, чтобы увидеть в человеке мужчину, а не хозяина, увидеть то, кем, а не чем он является. И только потому, что это может случиться, не означает того, что это должно произойти. Это только лишь обеспечит всех сердечной болью.
Кармин ничего не говорил, ответ отца очень сильно подействовал на него. Он никогда так сильно не задумывался об этом. Он видел в ней только лишь девушку.
– В любом случае, действия Косоглазого были нежелательными, – сказал Винсент. – Мне следовало подумать, что подобное может произойти, но я ничего не мог с этим поделать.
– Ты мог бы отправить ее наверх. И он не узнал бы о том, что она вообще здесь.
– С каких это пор мы стали трусами? – спросил Винсент. – Но я не смог бы ее спрятать даже в том случае, если бы захотел. Сал интересовался ею по причине того, кто она такая, поэтому было лучше, чтобы она вышла к ним. В противном случае они бы сами ее нашли.
Кармин нахмурился.
– И кто она такая?
– Прости?
– Ты сказал, что он спрашивал о ней по причине того, кто она такая. Ее отец – важная шишка или что-то вроде того? Майкл Антонелли?
Винсент уставился на него.
– Откуда ты узнал, что он приходится ей отцом? Не помню, чтобы я рассказывал тебе об этом.
Кармин пожал плечами.
– Возможно, Хейвен упоминала об этом.
– Я удивлен, – сказал Винсент. – Майкл не признавал отцовства, поэтому об этой детали знают совсем немногие.
– Так, значит, он все-таки играет в этом значимую роль, раз ребенок, отцом котором он является или не является, для всех так важен.
– Отец Майкла – Фрэнки – был мудрым человеком, но он уже мертв. Он умер несколько лет назад. А Майкл – всего лишь соучастник, он никогда не был членом семьи и никогда им не станет. Но все это неважно. Как и то, кем является эта девушка. Косоглазый заинтересовался ею, и только лишь по этой причине мне нужно, чтобы ей обеспечили безопасность.
Кармин по-прежнему ничего не понимал, но ему было известно, что больше отец не станет ничего ему рассказывать.
– Ладно, как скажешь. Я присмотрю за ней.
* * *
В гостиной царила напряженность, пока собравшаяся за столом группа мужчин молча ужинала. Кармин вилкой размазывал еду по тарелке, пытаясь игнорировать те взгляды, которые бросал на него с противоположной стороны стола Нунцио.
– Что ж, Кармин, – начал Сальваторе, ослепительно улыбаясь. – Через несколько месяцев тебе исполнится восемнадцать. У тебя уже есть какие-нибудь планы на будущее?
Шесть недель назад Кармин ответил бы на этот вопрос, не задумываясь – он бы сказал, что прибудет в Чикаго в день своего восемнадцатилетия – но теперь он не мог думать только лишь о себе. Девушке, в данный момент находящейся двумя этажами выше и спрятанной в комнате, словно пленница, удалось проникнуть в его сердце. Он понятия не имел о том, каким образом он сможет изменить ее положение, но он был намерен найти какой-нибудь способ.
Он пожал плечами, не зная, что ему ответить, и Винсент прочистил горло.
– Кармин может распоряжаться своей жизнью так, как ему захочется, но мне нравится мысль о том, что он останется здесь, по крайней мере, до тех пор, пока не закончит школу.
Нунцио рассмеялся.
– От школы нет никакого толку. Что в наши дни может дать человеку наличие диплома – работу в «Макдоналдсе»? Деньги делаются в других сферах, в которых бумажка из какой-нибудь там школы играет очень незначительную роль.
Винсент снова заговорил, его тон стал резким.
– Возможно, в нашей работе диплом и не имеет никакого веса, но дело не в бумажке из школы. А в том, чтобы закончить начатое, быть до конца преданным и не размениваться на разные вещи. Нет ничего хуже конъюнктурщиков.
Кармин знал, что теперь речь шла не о средней школе.
– Я бы не назвал подобное поведение конъюнктурным, – сказал Нунцио. – Я бы сказал, что это больше походит на адаптацию к меняющимся условиям и смене приоритетов.
– Приоритеты не должны меняться, когда ты поклялся оставаться на выбранном тобой пути, – ответил Винсент. – Матери Кармина тоже хотелось бы того, чтобы он это понимал.
Кармин посмотрел на отца, крайне удивленный тем, что он упомянул ее, в то время как Нунцио только лишь пожал плечами.
– Но Маура больше не с нами, поэтому, не все ли равно, чего бы ей хотелось?
За столом раздался резкий, коллективный вздох, когда Винсент вскочил на ноги, ей стул полетел на пол.
– Не смей даже произносить ее имени, scarafaggio[12]12
scarafaggio (ит.) – таракан.
[Закрыть]! И не смей проявлять неуважения к своей семье! Ты всегда должен оставаться преданным, несмотря ни на что!
Схватив Винсента за руку, Сальваторе вывел его из гостиной. Кармин обвел взглядом собравшихся за столом, замечая, что все, кроме Нунцио, казались столь же шокированными, как и он сам.
Вернувшись в гостиную, Винсент и Сальваторе снова взялись за ужин, не сказав ни слова. Единственным звуком в гостиной был звон лязгающих о посуду вилок. Это действовало Кармину на нервы.
– Я могу выйти из-за стола?
Бросив салфетку на свою тарелку, он вышел из гостиной, не дожидаясь разрешения.
* * *
Хейвен досматривала конец передачи «Jeopardy» в своей комнате, когда услышала приближающиеся к ее комнате шаги. Она ощутила беспокойство, когда ручка повернулась, и дверь без стука отворилась. Кармин зашел к ней с тарелкой еды. Она испытала облегчение, когда увидела его, но оно сошло на нет, когда она заметила выражение его лица.
– Что-то не так?
– Нет, – ответил он, закрывая за собой дверь. – Ну, может быть, немного. Мой отец не хочет, чтобы ты сейчас была одна.
Она приподняла брови.
– Так ты присматриваешь за мной?
– Полагаю, можно и так сказать.
– Почему именно ты?
Его плечи поникли от ее вопроса, он поджал губы.
– Со мной настолько невыносимо проводить время?
Поняв, о чем он подумал, она покачала головой.
– Я не это имела в виду. Я просто удивилась тому, что твой отец обратился именно к тебе.
– Вероятно, так он наказывает меня за то, что я избил Райана, – сказал он. – Но я не считаю это наказанием или чем-то вроде того.
Она улыбнулась.
– А я уже собиралась спросить «Неужели со мной настолько невыносимо?».
Закатывая глаза, он поставил перед ней тарелку.
– Это ужин для тебя, невыносимая ты моя.
Поблагодарив его, она принялась за еду, не понимая, почему он продолжал стоять у двери.
– Не собираешься присесть?
– Я не знал, хочешь ли ты этого, – сказал он, нервничая и засовывая руки в карманы. Он вытащил из кармана небольшой, белый тюбик. – Отец сказал, что ты обожглась.
– Все не так уж и плохо, – ответила она, вытягивая руку.
Он сел рядом с ней.
– Неважно, плохо или нет, ты попросту не должна была обжечься.
Кармин осторожно намазал мазью ее ожог. Закончив, он встретился с ней взглядом. Она смотрела на него, завороженная цветом настолько явственно меняющихся оттенков его настроения, и суровое выражение его лица смягчилось, когда он кивнул головой на ее тарелку.
– Тебе действительно следует поесть, пока все не остыло.
* * *
Хейвен опустила голову на плечо Кармина, пока они лежали и смотрели фильм. Она провела кончиками пальцев по его предплечью, поглаживая внешнюю сторону его кисти. Перевернув ее, она проследила пальцами линии на его ладони. Его пальцы дрогнули, когда она задела татуировку у него на запястье.
– Ты действительно в это веришь? В то, что никому нельзя доверять?
