Текст книги "Жить и сгореть в Калифорнии"
Автор книги: Дон Уинслоу
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
130
Он пускается в воспоминания об Афганистане и моджахедах.
– Они тоже не желали сдаваться, – говорит он Джеку. – Но пришлось. Видел когда-нибудь дервиша, кружащегося в припадке безумия? Вот когда их поджигаешь, они так кружатся.
Он стоит перед Джеком, глядя ему прямо в глаза. И, глядя в глаза, говорит:
– Я бизнесмен, делец. И пытался наладить с тобой деловые отношения, но ты отказался. Предпочел вести себя жестко, вести себя неразумно. Но тебе не доводилось испытать на своей шкуре, что такое русская тюрьма, ты не жил в грязи и стуже. Ты уроженец Калифорнии, вокруг тебя всегда все было залито солнцем, и неужели ты не можешь понять, что и я хочу для себя всего лишь кусочек солнца?
Мне нужно получить назад мои вещи. Мне нужны страховые выплаты. Я задолжал людям, которые убьют меня и мою семью, если не получат своих денег. Говорю это тебе, чтобы ты понял, как серьезно я настроен.
И знаешь, Джек, в чем я убедился – даже думаю, что убедились в этом мы оба, – что избавиться от прошлого невозможно.
Но я обратил свое прошлое себе на пользу, и ты можешь сделать то же самое, Джек. Оно может принести тебе богатство. Еще не поздно сказать «прощай» прошлым ошибкам. В наших силах воссоздать себя заново, Джек. Начиная с этого момента. Прошлое изменить нельзя, но строить будущее – возможно. Мы можем помочь друг другу разбогатеть. Выберем Калифорнию, Джек, Калифорнию, а не пожар. Жизнь не должна обратиться в пепел.
– Она уже обратилась, – говорит Джек.
Ники качает головой:
– Все, что от тебя требуется, – это сказать, не делился ли ты с кем-нибудь всем, что знаешь, а если делился, с кем именно. Не говорил ли ты, например, ничего Тому Кейси? Летти дель Рио? Еще кому-нибудь в полиции? Газетчикам? Отвечай на мои вопросы, Джек, черт возьми!
– Не дури, Джек.
– Ответь ему, Уэйд.
Ники волнуется. Начинает опять говорить бессвязно, как в бреду.
– Ты не умрешь сразу, Джек. Мы начнем с ног – боль будет такой, что ты и представить себе не можешь, все нервы внизу так и взвоют. Вот тогдаты захочешь мне все рассказать. Тогда,если все еще будешь жив. Но что ты сможешь предложить мне? Доски для сёрфинга? Так я не любитель прыгать по волнам. Все это так необязательно, Джек, но я в отчаянном положении, я, как бы здесь выразились, дошел до точки.Лев погиб, ему отрезали голову и подбросили ее в дом моей матери, в дом, где находятся мои дети.Даня вернулся ко мне, он сторожит детей, потому что мою мать уже похитили и собираются сжечь, если дело не выгорит,так что видишь, мне надоэто знать, Джек.
И я это сделаю, Джек, – побрызгаю на тебя хорошенько этим, как ты говоришь, катализатором,и ты умрешь не от дыма, не удушенный угарным газом, брошу спичку – ты погибнешь в огне, от пламени, которое охватит тебя со всех сторон.
– Как Памела? – спрашивает Джек.
– Нет, не как Памела, – говорит Ники. И, сделав знак Бентли, произносит:
– Открой крышку. Пускай вдохнет этот запах.
Джек и без того чувствует этот запах. Трудно не почувствовать его в закрытом помещении.
– Я любил ее, Джек, – говорит Ники, – любил быть с ней, в ней. Я упивалсяею. Она была сама прелесть, как солнечный свет, – она произвела на свет моих детей. Но она собралась… эта сука собралась всеу меня отнять. Выжать меня, оставить ни с чем. Она собралась подать на меня в суд, ославить меня: дескать, Ники похотливый козел, Ники – наркоман, Ники – мошенник, он гангстер.Он спит со своей матерью – что неправда, по крайней мере в том смысле, какой подразумевался. Да, она готовилась все это заявить, она сама мне это сказала. Я сказал ей, что развода не будет и ничего она у меня не отнимет – ни дома, ни денег, ни моих вещей, ни моих детей, а она сказала, что, если придется, она все это про меня выложит скорее, чем позволит моей матери дотронуться до детей, испоганить и их. Она так и сказала, дословно: испоганить. Но нет, живьем я ее не сжег. Не заставил корчиться в пламени, извиваться на нашей постели, как эта сука обычно делала, но на этот раз извиваться в огне. Я так не сделал, потому что любил ее. Я просто погрузил ее в сон, напоил ее, заставил принять пилюли, а когда она уснула в нашей постели, взгромоздился на нее. У нее была потрясающе белая изящнейшая шея. Я помню, как я впервые целовал эту шею. Ты помнишь, как это бывает, когда ты первый раз с женщиной? Помнишь эту невероятную нежность, невыразимый, бесконечный жар? Я хотел ее так неистово, ябыл весь в огне, горел тогда я, и эта сука зналаэто, знала, что делает. Она дразнила меня и заслужила гореть в огне, но я не хотел этого, я придавил ее подушкой – здесь даже есть какая-то ирония, ведь обычно она просила меня подложить подушку ей под зад, чтобы я мог проникнуть глубже, – а тут я зажал ей подушкой рот и взгромоздился на нее, она вырубилась, но ее бедра дергались и сжимались, она выгибалась дугой, а потом затихла в моих объятиях, а я все никак не мог кончить. Она дразнила меня до последнего, Джек, эта сука, и я не выдержал, я встал и только тогдаплеснул керосина вокруг нашего брачного ложа и облил керосином ее. Но я не смог лить керосин на это прекрасное лицо, я облил лишь ту ее часть, которая так меня дразнила. Я хорошенько ее облил, чтоб никогда больше не рожала детей, не поганила их. Избавиться от прошлого невозможно,Джек. Огонь охватывает тебя, и раздаются крики, слышные за много-много миль. А теперь скажи мне то, что мне так нужно узнать. Мне некогда и невтерпеж, сейчас я подожгу тебя, Джек, потому что мне необходимо получить мои деньги и мои вещи, а в заложниках у них моя мать, господи ты, боже!
И он делает знак Бентли.
Бентли поднимает канистру с бензином.
– Я никому не сказал, – говорит Джек.
Ники улыбается.
– Но почему я должен тебе верить? – говорит он. И поворачивается к Бентли. – Приступай.
Вид у Бентли неважный, но он вновь поднимает канистру.
– Мать твою, – произносит Билли.
Выхватив свою старую сорокачетырехмиллиметровую пушку, он стреляет Бентли в живот.
От выстрела вспыхивают бензинные пары.
Огонь перекидывается на Бентли.
Бентли горит, он роняет канистру, бензин с журчанием льется на пол, а Бентли, забыв все, чему его учили в школе пожарных, бегом устремляется к двери.
Он вопит, превратившись в огненный крутящийся шар, а потом сникает и падает на сухую траву.
Вот как Несчастный Случай Бентли становится причиной огромного пожара на Калифорнийском побережье.
Случайно.
131
Но Джек этого не знает.
Он все еще в горящем здании. Бензин льется из канистры, разливается по полу, испаряется, и пары, вспыхнув, образуют столб пламени, поднимающийся все выше и выше.
В огне, в дыму и мраке Джек теряет из виду Ники Вэйла.
Единственный, кого он видит, – это Мать-Твою Билли, который движется не к двери, а в глубь здания, туда, где раньше находилась кухня, и Джек думает: «Надо выбираться отсюда», но еще он думает: «Надо помочь выбраться и Билли», – и он догоняет его.
Что, похоже, глупо, думает Джек. Это полный кретинизм, потому что горят уже и чехлы на мебели, и сама мебель, и старые деревянные перекрытия. Огонь разгорелся, повсюду языки пламени, кругом полно дыма, и этот сукин сын Билли, так или иначе, тебя подставил, что ж ты бежишь за ним?
Потому что ты верный пес, а верные псы иначе не умеют. Они остаются до конца.
Джек пригибается к полу – там больше воздуха – и низкими перебежками устремляется следом за Билли.
В кухню.
В бывшую кухню, где когда-то делались гамбургеры и сосиски и кипели кастрюли с соусом чили.
Мать-Твою Билли стоит возле чистой металлической кухонной стойки.
Он закуривает.
– Идем! – кричит Джек. – Мы сумеем выбраться отсюда!
Может быть, сумеем.
Потолок горит, и уже занялась крыша.
– Нет, – говорит Билли.
Он сует сигарету в рот и глубоко затягивается.
– Билли, я знаю, как нам выбраться! – кричит Джек. – Только идти надо сейчас.
Глаза его начинают болеть, глаза жжет, горло першит от дыма. Он оглядывается и видит пламя. Глядит вверх – огненные языки лижут кухонный потолок.
– Я не могу, Джек.
Джек начинает плакать. Мать твою, Билли!
Через секунду-другую все вспыхнет. Полетят огненные валькирии, и все охватит пламя.
Нельзя медлить, Билли.
– Я понесу тебя!
Он кричит, потому что треск от огня стоит страшный. Голодный аллигатор жадно гложет старое строение.
Билли качает головой:
– Я не переживу этого, Джек!
– Я солгу ради тебя, Билли! Скажу, что ты не имеешь к этому отношения! Только идем!
Крошечные огненные шарики пляшут в воздухе.
Вот они – огненные валькирии.
– Это не годится, Джек!
К черту споры, думает Джек. Да я силком потащу этого старого осла, если надо будет!
Он делает шаг к Билли.
Тот качает головой, вынимает из пиджака свой сорокачетырехмиллиметровый ствол.
Направляет его на Джека.
Потом говорит:
– Мать твою!
Приставляет ствол к виску и жмет на спуск.
Валькирии в воздухе.
Стадия всеохватного пламени.
132
Снаружи огонь распространяется быстро.
Ветер подхватывает пламя и несет, как любовник – долгожданную возлюбленную.
На деревья, на крыши.
На небе зарево.
Солнце садится в океан огненным шаром.
А над сушей небо уже оранжево-алое от огня, ползущего на север от скалистого мыса Дана к Ритцу и Монарк-Бэй.
Огонь идет по скалам, по траве и кустам, вспыхивают сочные эвкалипты, деревья трещат и лопаются, и кажется, что взрываются миллионы шутих. Огонь бежит, окутывает деревья возле Ритца, атакует, подобно вражеской армии, курорт, блокируя входы и выходы, в то время как другой его фланг, перекинувшись через Солт-Крик-Бич, достигает Монарк-Бэй.
Он не стучит в ворота. Не ждет, когда его впустят. Ветер бросает его на деревья, прямо на живописный и такой дорогостоящий ландшафт, деревья вспыхивают, и жар от них несется к крышам.
Натали и Майкл стоят возле окна своей комнаты и смотрят, как к ним приближается пожар. С того места, где они находятся, самого огня не видно, а видят они лишь оранжевое небо, краснеющее, как кровь, в том месте, где садится солнце. Они чувствуют дым, едкий дым жжет глаза и нос, и им страшно.
Мама сгорела вся целиком.
Папа опять уехал.
Даже бабушки не видно.
Никого, кроме тех дяденек, которых привез папа, но им некогда – они поливают водой крышу и не обращают внимания на детей, и кругом слышится лишь вой сирен, и крики, и голоса из невидимых рупоров, и строгие приказания «эвакуироваться», и общий вопль, когда загорается крыша, и Натали пытается вспомнить, что такое «эвакуироваться», а Лео прыгает, лает и путается под ногами. Дерево под окном потрескивает, как в дурном сне, и Натали думает: «Вот так и мама умерла».
На улице Летти пытается прорваться сквозь ограждение, но коп не пускает ее – говорит, что въезд гражданскому автотранспорту запрещен. Она кричит: «Но у меня там дети!» Нет, не пускают. Тогда она вылезает из машины и, бросив ее, идет пешком.
К дому.
Она мчится к дому, а деревья шипят и трещат над головой. Навстречу ей устремляется людской поток – в машинах и пешком. Там и сям вспыхивают теперь все новые и новые дома, и дым превращается в густую завесу, во мгле не видно ничего, и путь освещает только огонь. Вот и дом.
Он горит.
Пламя пляшет на крыше.
– Натали! Майкл!
Пожарный не пускает ее в дом. Она дерется, кричит:
– Там двое детей!
– Там нет никого!
– Есть! Там двое детей!
Наконец она вырывается и бежит к передней двери.
Внутри – сплошной дым, жар и темень.
133
Джек ползет в преисподней.
Он ползет на брюхе, потому что внизу, возле пола, еще есть немного воздуха, ползет под горящими кухонными столами и стойками. Ощупывает стены, пытаясь вспомнить, где дверь. Дым, гул, жар.
Вот он нащупывает дверной проем.
Эта дверь должна вести на улицу, должна, но если он ошибся, то, открыв ее, он попадет в самое пекло и пламя поглотит его. Но выбора нет, и он толкает дверь и оказывается на улице.
Горит трава.
Черт, похоже, вся Калифорния в огне.
Сквозь дым он различает человеческую фигуру.
Ники торопливо спускается по скалистой тропинке.
Джек бежит за ним.
Кашляя, задыхаясь, Джек преследует его до самого пляжа и дальше, вдоль берега. Он чувствует, как колотится сердце, почти в такт прибою. Ники замедляет бег, и Джек настигает его и хватает.
Ники выворачивается, целя пальцем в глаз Джеку. Тому удается отстраниться, удар приходится по уголку левого глаза, рассекает скулу и на секунду лишает Джека зрения, но Джек все-таки совершает бросок туда, где должна находиться шея Ники, и валит его в полосу прибоя. Сев на него верхом, он сжимает шею Ники, толкая его вниз, под воду.
Большая волна, набежав, разбивается о берег, обдавая Джека белой пеной, но он не разжимает рук. Он чувствует, как пальцы Ники дергаются, хватая его за кисти, как тот брыкается, пытаясь сбросить его с себя, но Джек держит его, не выпуская его шеи, даже когда на него накатывает новая волна.
Он держит Ники под водой, а тот вырывается, барахтается, сучит руками и ногами, а Джек думает о Порфирио Гусмане, двух погибших вьетнамских подростках, Джордже Сколлинсе и своей собственной испоганенной жизни. И он все настойчивее жмет, толкая Ники вниз, под воду, пока не чувствует, как спина Ники ударяется о камни на дне. Белая пена отступает, и Джеку открывается лицо Ники с вытаращенными глазами, и он слышит собственный голос, свой вопль:
– Хочешь сделки, Ники?! Вот тебе сделка!
Слышит сам, как он выкрикивает эти слова.
И отпускает Ники.
Волочит его за шиворот на берег.
Ники кашляет, отфыркивается и ловит ртом воздух.
А Джек готов поклясться, что слышит собачий лай.
Он глядит вверх, на скалистый уступ, где расположился Монарк-Бэй с его жителями.
Деревья горят.
Ущелье заполнил огонь.
И Джек бежит.
134
Натали крепко обнимает Майкла.
Согревает его в своих объятиях.
Укрывает от холода соленых брызг океана.
Голос велел эвакуироваться. Эвакуироваться, вспомнила она, это значит уходить из дома, и она схватила Майкла и выбежала с ним из дома как раз перед тем, как огонь с горящего дерева перекинулся на крышу.
Сначала на лужайку, оттуда на улицу, заполненную народом, спешащим в сторону Тихоокеанской автострады, но Натали сочла это ошибкой, решила, что огонь как раз там.
Остановившись на секунду, она выбрала то, что считала самым безопасным, – побережье, там, если огонь доберется до самого берега, можно хоть в воду спрыгнуть и плавать там, пока не потушат пожар.
Она подхватила под мышку Лео и, взяв за руку Майкла, стала спускаться вниз, на берег. По ступеням, ведшим к Солт-Крик-Бич, где обычно их забирала тетя Летти, перед тем как отправиться с ними на пикник на взморье или на ловлю крабов и улиток в морских заводях.
Потому что тетя Летти наверняка будет искать их, думает Натали, и придет именно на это место.
Джек бежит вдоль берега, береговые скалы в огне, дымится полуостров Монарк-Бэй, и дым все гуще. Увидеть что-то в этом дыму очень трудно, и он не знает, как ему искать Майкла и Натали, остается только надеяться, что они как-то выбрались, и вдруг он слышит собачье тявканье.
Дети узнают его.
И идут к нему, потому что он взрослый. И они его знают.
– Где мой папа? – спрашивает Майкл.
Карие глаза огромны и полны слез.
– Где тетя Летти? – спрашивает Натали.
– Не знаю, – говорит Джек. – Она была здесь?
Натали дергает головой, что означает беспокойство.
Конечно, она здесь, думает Джек. Она здесь по той же причине, что и я. Господи, только бы она не прошла в дом!
– Все будет хорошо, – говорит Джек, обнимая детей. – Все будет в порядке.
Потому что людям свойственно лгать.
Их мама погибла.
Ее убил папа.
И единственный любящий их человек, возможно, рыщет сейчас там, где их быть не может, – в огне горящего дома.
А неподалеку маячит и ждет Россия-матушка.
Но Джек повторяет:
– Все будет в порядке.
И направляется к дому.
Дом горит.
Он входит вовнутрь.
Трудно различать предметы, трудно дышать. Дом наполнен дымом.
Летти! Летти!
Он пробирается по лестнице в комнату детей.
Она лежит ничком на кровати.
– О нет, нет! Не умирай! Пожалуйста,не умирай.
Она без сознания, но дышит. Он берет ее на руки и несет вниз по лестнице.
Охваченной огнем.
Слишком много лестничных пролетов горит, слишком много дыма.
А Летти едва жива.
И он бросается в огонь.
Выныривает из пламени, выбегает за дверь, на дымный воздух, и опускает на землю свою ношу.
– Не умирай, пожалуйста! Пожалуйста, не умирай!
Она заходится в кашле. Кашель, потом вдох, и глаза открываются. Первые слова, которые ей удается выговорить, – это: «Что с детьми?»
Он опять берет ее на руки и тащит вниз на берег.
Когда они добираются туда, то видят Ники. Он стоит там, прижимая к себе детей, словно защищает их.
И, наклонившись к его уху, Джек шепчет ему:
– Давай заключим сделку!
135
А на следующий день, когда солнце уже высоко и жарит вовсю, освещает черное пожарище, и легкий ветерок поднимает в воздух пепел, Джек сидит на переднем сиденье старенького пикапа на парковке возле побережья Дана-Стрэндс. Рядом с ним сидит Летти. Она грызет сломанный ноготь.
– Он приедет обязательно, – говорит Джек.
Она кивает и вновь вгрызается в ноготь.
Проходят пять долгих томительных минут, и Джек замечает, как черный «мерседес», кружа по дороге между зарослей, приближается к парковке.
– Вот они, – говорит Джек.
«Мерседес» подкатывает. Из него вылезает Даня, затем Ники. Джек тоже вылезает из пикапа. Встреча между машин.
– Ну так по рукам? – спрашивает Ники.
– Деньги получили?
– Да.
– Значит, частьсделки состоялась.
Ники кивает.
Он вручает Джеку подписанный документ, согласно которому отказывается от своих родительских прав на Натали и Майкла. Документ составлял Том Кейси, так что Джек уверен в его юридической законности. Он проверяет подпись Ники и говорит:
– Ну что ж, по-моему, все правильно.
Ники возвращается к «мерседесу». Дверца машины открывается, и оттуда, щурясь от яркого света, вылезают дети. Натали держит под мышкой Лео. Ники обнимает детей и говорит:
– Папа теперь некоторое время будет очень занят, так что вы поживете несколько месяцев у тети Летти, хорошо?
Дети кивают, обнимая отца, глаза у всех полны слез.
Подходит Летти, и Ники передает ей детей.
– Береги их, – говорит ей Ники.
– Подождите тетю Летти в машине, ладно? – обращается она к детям.
Когда они отходят, она говорит:
– Через шесть месяцев я их усыновлю.
– Как хочешь.
Летти глядит на него в упор.
– Что ты за человек, если продаешь своих детей? – спрашивает она.
– Этот же вопрос задала мне и мама, – говорит Ники. – Она совершенно раздавлена.
И после секундной паузы добавляет:
– Но жива.
Он подходит к Джеку.
И смеется.
– Ну что, сделка совершена? И это Джек Уэйд, который никогда не вступает в сделки?
Ники получает пятьдесят миллионов. Джек и Летти дают обещание не подавать в суд и не участвовать в следствии. Джек соглашается забыть все, что ему известно о Ники, компании «Жизнь и пожар в Калифорнии» и тому подобное. Пусть Сандра Хансен идет по следу.
Оливия Хэтеуэй получает компенсацию за свои ложки.
– Это был пожар по неосторожности, – говорит Джек. – Несчастный случай. И смерть в результате несчастного случая.
– Я хотел услышать это от вас, – говорит Ники.
Стало быть, всё – проплыли.
– Теперь все это в прошлом, – говорит Джек. – Если только вы не вздумаете приняться за старое.
– Даю слово.
И Ники протягивает ему руку.
– Подите к черту, – говорит Джек.
– А вам не кажется, что я уже там?
Джек и Летти глядят вслед удаляющемуся «мерседесу».
– И ему сойдет с рук убийство, – говорит Летти.
– Но зато дети будут в порядке, – говорит Джек. – Разве это не выгодная сделка?
– Угу.
Иногда, думает Джек, в сделки все-таки приходится вступать.
Жизнь учит умению договариваться, и надо знать, когда стоит пускать в ход это умение.
– Ты приедешь сегодня? – спрашивает Летти.
– Нет.
– А в конце недели?
Джек качает головой.
– Так ты вообще не приедешь? – спрашивает Летти.
– Таково одно из условий сделки, – говорит Джек. – Они хотят, чтобы я уехал. Уехал из штата.
И вообще из страны. На территорию, недоступную американской судебной власти. Такова маленькая страховая премия, выплаченная их стороной стороне Ники и компании «Жизнь и пожар в Калифорнии». Те получают деньги и мое молчание и как ни в чем не бывало продолжают вести дела.
А я должен уехать.
И, положа руку на сердце, это к лучшему, думает Джек.
Дети достаточно пострадали, достаточно сбиты с толку. Зачем им еще и новый «папа»? Им и так пришлось туго – не позавидуешь. Пусть о них заботится одна Летти, о чем она так мечтает. Не нужно морочить им голову новыми «мамами-папами».
– Но это чертовски высокая цена, Джек, – говорит Летти.
– Стоит того.
И он указывает подбородком в сторону машины Летти.
– Да, стоит, – говорит она.
И сжимает его руку.
– Я люблю тебя, Джек.
– Я тебялюблю, Летти.
И она оставляет его руку.
– Иди, по крайней мере, попрощайся с ними.
Джек подходит к машине. Дети сидят впереди. На коленях у них – собака.
– Ну что, ребята, в деревню едете, да? – говорит Джек. – На лошадях-то кататься будете?
Они кивают с мокрыми глазами. И храбро улыбаются сквозь слезы.
Он чмокает Летти в щеку, коротко обнимает, садится в пикап.
Трогает и выжимает скорость, чтоб не оглядываться.
Врубает Дика Дейла и его группу.
Проезжает мимо нового указателя въезда на побережье:
«Мемориальный парк Памелы Вэйл».
И сворачивает на юг.
