Текст книги "Жить и сгореть в Калифорнии"

Автор книги: Дон Уинслоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– Да.

– Значит, такой возможности вы не рассматривали, не так ли, мистер Смит?

– Нет, рассматривал. И счел ее весьма маловероятной.

– Конечно, – говорит Кейси. – Ведь у мистера Уайта был такой убедительный мотив. – И он продолжает: – Теперь вот что. Вы сказали, что охранник, дежуривший у въезда в комплекс, где проживает мистер Уайт, видел, как он возвратился домой без четверти пять утра, правильно?

– Да, это так.

– Так он сказал вам.

– Да.

– Но вы также видели данное этим охранником под присягой показание, что он не виделмистера Уайта в ту ночь ни в четыре сорок пять, ни в какое другое время. Ведь так?

Присяжные дружно берутся за свои джойстики, голосуя «против».

Джек говорит:

– Но мистер Уайт представил это заявление охранника уже послетого, как мы отвергли претензию.

– Ах вот оно что… – говорит Кейси. – Значит, все, что мы имеем, – это только ваш рассказ о том, что видел охранник, так?

– Да.

– А данное под присягой показание мистера Дерошика вы в расчет не приняли, правда?

– Я посчитал, что это неправда.

– Понятно.

И он вычеркивает все пункты под рубрикой «Возможность». После чего переходит к заключительному вопросу, вопросу «на выход». Как и при пулевом ранении, именно сквозная рана, рана с выходным отверстием, и разрывает в клочья плоть, и забрызгивает стены частицами жизненно важных органов.

– Таким образом, – говорит Кейси, – для вас остался неизвестным отрицательный результат анализа образцов на наличие катализаторов, вы не выяснили, что залог уплачен, что кредитные карточки восстановлены, что на банковские, счета поступило более миллиона долларов, вы не выяснили, не помирились ли супруги, не было ли у жены любовника, у вас не возникло подозрений относительно сестры. Упустив из виду все эти в высшей степени важные и несомненно относящиеся к делу факты, можете ли вы по-прежнему считать, что хорошо провели это расследование?

И, как и в самом начале допроса, Кейси не заботит ответ Джека. Будет это «да» или «нет», ему все равно. Что бы Джек ни ответил, выглядеть он будет теперь неважно.

– Да, могу, – говорит Джек.

Нет, выглядит он не так уж плохо. Кейси понимает это. Он может это утверждать и не глядя на монитор с его очками «за» и «против». Он видит это по лицам присяжных.

Они в растерянности. Не знают, что и думать. Они сомневаются.

Кейси понимает, что он подвел дело к патовой ситуации.

А это не годится.

И понимает, что должен сделать ход, который ему очень не хочется делать.

90

Телефонный звонок застал Летти дома.

Она ответила. Судя по голосу, звонит подросток.

– Мне надо с вами поговорить.

С легким азиатским акцентом.

Это Тони Кы, самый толковый из той мастерской, где разбирают машины.

– О чем? – спрашивает Летти.

Она знает, о чем будет разговор, но должна поддержать игру.

После легкой заминки паренек шепчет:

– О Тране и До.

Значит, думает Летти, Дядя Нгуен почувствовал, что пахнет жареным.

– Приходи в участок, – предлагает она, считая, что следует поторговаться.

Паренек едва сдерживает смешок:

– Нет, лучше где-нибудь еще…

– Чтобы нас никто не увидел? – спрашивает Летти с легким раздражением, тоном нервной учительницы.

– Ага, чтоб не увидели.

– На чем подъехать у тебя найдется?

– Ага, найдется.

Она назначает ему встречу у поворота на Ортега. Там, где за площадкой для пикников начинается пешеходная тропа в Кливлендский национальный парк. Оставишь машину под деревьями и поднимешься немного вверх по тропе.

– Будь там к семи, – говорит она.

–  Утра?!

– Да. Учись просыпаться пораньше, – говорит она.

Дав отбой, она расчесывает щеткой волосы, чистит зубы, проделывает все необходимое с кремами и лосьонами и ложится в постель с книжкой и намерением вскоре погасить свет.

Но уснуть трудно.

Одолевают мысли.

О Пам.

Ее убийстве.

О Натали и Майкле.

И об этом сукине сыне Джеке Уэйде.

Двенадцать лет, думает Летти.

Считаешь, что можешь взять все, что было за эти годы, и зачеркнуть, забыть.

Ан нет, не можешь.

91

– Случалось ли вам лгать под присягой?

Кейси все-таки делает этот ход. Отпивает глоток воды и после этого произносит:

– Мистер Смит, случалось ли вам лгать под присягой?

Кейси не хотелось этого делать. Он рассчитывал, что Джек сдастся уже на первых вопросах и дело будет закрыто. Увидев свои очки, Джек должен был поднять лапки кверху, а вместо этого он стал размахивать ими, так что теперь Кейси вынужден нанести сокрушительный удар, отправив Джека в нокаут, хотя делать это ему и крайне неприятно.

Особенно после того, как он видит, что лицо Джека вспыхивает.

Джек и сам чувствует, что покраснел. Ну и стыдобушка,думает он, пропади она пропадом, даже лицо горит.

Присяжные тоже видят, как он изменился в лице. Они тянут шеи, чтобы обзор был лучше.

Джек чувствует на себе их взгляды. Они словно прожигают его насквозь.

Питерс вскакивает:

– Протестую! Ваша честь! Какая связь?

– Это вопрос о том, можно ли доверять подобному свидетелю.

– Предубежденность, ваша честь, – говорит Питерс, – не столько проливает свет, сколько подогревает страсти.

Мэллон глядит на юристов, потом переводит взгляд на Джека.

– Протест отклонен, – говорит он. – Можете продолжать.

И Кейси спрашивает вновь:

– Случалось ли вам, мистер Смит, лгать под присягой?

Ладно, хватит, думает Джек.

Принимай удар.

– Случалось, – говорит он.

И замолкает.

С минуту он и Кейси молча глядят друг на друга.

Своим взглядом Кейси словно хочет сказать: «Если б только ты мог удержаться на ковре, но…»

– Вы имеете в виду процесс по поводу поджога? – спрашивает Кейси.

– Именно.

– Вы солгали насчет того, каким образом было получено признание, не так ли? – спрашивает Кейси.

– Да.

– Вы клятвенно заверили суд, что признательное показание не было получено под давлением, верно? – продолжает Кейси.

– Да.

– На самом же деле вы выбили признание из подозреваемого, правда же?

– Да.

– А затем сказали суду, что этого не было.

– Да.

– В чем и заключалась ложь.

– Да. Ложь.

– И это не было единственной вашей ложью на том процессе, верно? – говорит Кейси, думая: Прости меня, Джек! Хочешь верь, хочешь нет, но я пытаюсь спасти твою шкуру. И твое место в компании. – Вы солгали тогда не единожды, верно?

– Да.

– Вы солгали насчет улики, правда же?

– Да.

– Вы сказали, что обнаружили улику на месте пожара, не так ли?

– Так.

– Но вы не там ее нашли, верно?

– Не там.

– Как попала эта улика на место пожара? – задает вопрос Кейси.

– Я сам подложил ее туда, – говорит Джек.

Присяжные качают головами.

И жмут на свои джойстики.

Теперь вопросы Кейси катятся словно под гору. Быстрые, как беглый огонь, открывая который он не спускает глаз с присяжных, стоя спиной к свидетелю.

– Вы подложили улику, – говорит Кейси.

– Верно.

– Вышли и раздобыли канистру с керосином.

– Да.

– И заставили подозреваемого оставить свои отпечатки пальцев на этой канистре.

– Да.

– И отнесли канистру на место пожара.

– Да.

– Сфотографировали ее там. А потом сказали под присягой, что канистра была вами найдена еще при первом осмотре пожарища. Прав я или нет?

– Все было именно так.

– Вы подложили фальшивую улику, потому что были уверены в виновности подозреваемого, вы были «чертовски уверены», но вам не хватало вещественного доказательства поджогового характера возгорания, не так ли?

– Да.

Не снижая темпа допроса, Кейси поворачивается к Джеку:

– Далее. Раньше вы сказали суду, что взяли ваши образчики из дома моего клиента, – говорит Кейси, – и что в этих образчиках были обнаружены катализаторы, правда?

– Да.

– Пожарным инспектором, помощником шерифа Бентли, там же были взяты образчики, признанные экспертизой чистыми. Верно? – спрашивает Кейси.

– Так он говорит.

– На место пожара он прибыл первым?

– Да.

– Перед вами?

– Я застал его там, – говорит Джек.

– Названные вами «грязные» образчики появились после вашего прибытия, не так ли?

– Я взял их из дома.

– Теперь о дырах в полу, – говорит Кейси. – Пожарный инспектор их не увидел, так?

– Он не копал так глубоко.

– В его заключении они не упоминаются, да?

– Не упоминаются.

– То есть появляются они только после того, как появились вы, не так ли? – спрашивает Кейси.

– «Появляются» они после того, как я их раскопал, – говорит Джек.

– Но их очень легко проделать и самому, не правда ли?

– Я не делал этого.

– И так же легко пролить катализатор на лаги и бросить туда спичку, да?

– Но это просто смешно, советник!

– Очень легко притащить собственные грязные образцы на место пожара и сфотографировать их.

– Но этого не было!

–  Готовы присягнуть?

– Да.

– Так же, как присягнули тогда, верно? – говорит Кейси.

– Протестую!

– Принято.

– Присяга-то одна и та же, мистер Смит!

– Прекратите, мистер Кейси! – говорит Мэллон.

Кейси кивает и пьет воду. Делает вид, что пытается сдержать охватившее его негодование.

Затем он еще повышает ставку. Чтобы показать членам синклита, что они не смогут, просто выгнав Джека, поставить на том точку и выйти сухими из воды, он делает выпад также и в сторону руководства компании:

– Вас обвинили в лжесвидетельстве, не так ли? – спрашивает он.

– Я был признан виновным в даче нескольких ложных показаний.

– И вас выгнали из рядов полиции, – говорит Кейси, – за лжесвидетельство, за избиение подозреваемого и подложенную на место пожара улику. Прав я или нет, мистер Смит?

Кейси поглядывает в зеркало, чтобы удостовериться, что смысл его вопросов доходит до задних рядов.

– Все так.

– И вскоре после этого, – продолжает Кейси, – компания «Жизнь и пожар в Калифорнии» принимает вас на службу.

Смысл доходит. На мониторе единодушные десять очков «против».

– Да, – отвечает Джек.

– Знали ли они вашу биографию?

– Человек, взявший меня на службу, знал.

– Да уж конечно, – говорит Кейси. – Раз он присутствовал на том процессе, где вы дали ложные показания, верно?

– Похоже на то.

– Он знал, что вы лжец, – говорит Кейси.

– Да.

– Коп, давший волю рукам.

– Да.

– Знал, что вы подложили улику, желая изобличить подозреваемого в поджоге.

– Он находился в зале суда.

– И тем не менее он принял вас на работу.

– Да.

– И поручил вам не что иное, как расследование и оценку ущерба от крупных пожаров?

– Да, он принял меня в том числе и для этого.

– И этот джентльмен все еще служит в компании «Жизнь и пожар в Калифорнии»? – спрашивает Кейси, глядя на присяжных.

Некоторые из них качают головами.

– Да, служит.

– В каком качестве?

– Заведует Отделом претензий.

Присяжные, как безумные, жмут на свои джойстики. Они качают головой, а один из них громко восклицает:

– Невероятно!

– И он является вашим боссом сейчас? – спрашивает Кейси.

– Да.

– Курировал ли он вашу работу над претензией моего клиента?

– Да.

– Получили ли вы какие-либо взыскания за сделанные вами промахи?

– Нет.

– Были ли вы отстранены от этой работы?

– Нет.

– Ругал ли вас начальник?

– Нет.

И, глядя в зеркало, Кейси говорит:

– Значит, именно такая работа с претензиями и требуется в компании «Жизнь и пожар в Калифорнии», правда же? Вот над чем стоит призадуматься. Больше вопросов я не имею. Спасибо.

– Вы можете выйти из-за свидетельской трибуны, мистер Смит.

И опять Кейси:

– Простите, пожалуйста, еще один вопрос. Мистер Смит, если б у вас была возможность заново оценить претензию моего клиента, может быть, вы поступили бы как-нибудь иначе?

На перекрестных допросах это обычная каверза под завязку. Еще одна ловушка – вопрос, на который как ни ответь – все плохо. Если он ответит, что поступил бы точно так же, он распишется в высокомерии и лишний раз докажет свою злонамеренность. Скажет, что поступил бы иначе, – значит, злодей струсил и сломался.

Джек знает, что все кончено. Он читает это в глазах присяжных. Присяжные видят в нем преступника. Они шокированы, злы на него и готовы вознаградить бедного, убитого горем мистера Уайта выплатой ему хотя бы миллионов двадцати пяти.

И он знает, что происходит сейчас в задней комнате: там высокий синклит писает кипятком, чтоб поскорее замять, положить под сукно это дело и выдать этому Ники Вэйлу пятьдесят миллионов.

И он говорит:

– Да, я поступил бы иначе.

– И как именно – иначе? Что бы вы сделали?

– Я бы пришил этого сукина сына.

Он встает и уходит.

92

Кейси входит в комнату наблюдения и хватает себе тарелку лазаньи со словами:

– Ну а теперь за следующиймой фокус-покус!

Так, словно он заставил раствориться в воздухе и Джека Уэйда, и все это дело, и в следующую секунду растворятся в воздухе пятьдесят миллионов денег компании, а собравшиеся здесь, конечно, без тени сомнения расстреляли бы хитрожопого юриста прямо сейчас, не сходя с места, только вот беда, он ведь самый умный юрист здесь, в Южной Калифорнии, и он нужен им позарез, чтобы их самих попечители не заставили раствориться в воздухе.

Эти шишки глядят на него так, словно хотят послать его куда подальше, но Кейси на это наплевать. Пусть злятся. Что они ему сделают? Уволят? Будто они хором говорят ему: «Мы важные шишки местного значения, так что гляди в оба, ковбой, – хочешь остаться на ранчо, думай, что делаешь», а Кейси отвечает им словами своего любимого Джона Уэйна из старого фильма «Дилижанс».

– Сдается мне, я вам пригожусь, как и этот винчестер, – лениво бросает он. – Потому что ночью уже горело несколько ранчо.

Фил Херлихи срывает зло на Мать-Твою Билли, который сидит и как ни в чем не бывало покуривает, словно не видит десятка табличек с надписью «Спасибо, что не курите», развешанных в комнате. В таких случаях Билли обычно отделывается фразой: «Ну так, значит, и не за что меня благодарить». Так или иначе, Херлихи поворачивается к Билли и чуть ли не визжит ему в лицо:

– Как тебя угораздило принять на работу этого парня?! О чем ты только думал, черт возьми?!

– Я думал о том, – говорит Билли, – что из него, мать твою, выйдет отличный работник Отдела претензий. Таким он и стал.

– Одним из лучших, – говорит Кейси. – Да и просто лучшим.

Херлихи делает вид, что не слышит слов Кейси. Любой человек в здравом уме, ставший свидетелем только что закончившегося перекрестного допроса, не решился бы вступить в спор с Кейси.

– Уволь его, – говорит Херлихи, обращаясь к Билли. – Завтра же! Или сегодня, если отыщешь.

– Я не стану его увольнять, – говорит Билли.

– Но я только что приказал тебе это сделать!

– Я слышал.

Входит парень из Юридической корпорации. Он бледен, и руки у него дрожат. Листки решения трепещут в воздухе, как призраки в полумраке чердака.

– Ну что? – спрашивает Кейси. Он все еще улыбается, а томатный соус на его губах кажется кроваво-красным.

– Двести миллионов, – говорит парень.

– Что?! – ревет Херлихи.

– Назначили двести миллионов компенсации и штрафов, – говорит парень. – Нам еще стоило труда заставить их удовольствоваться деньгами. Они вообще хотели засадить за решетку руководство компании. А один из них требовал вас повесить.

– Прийти к соглашению, – говорит Херлихи.

– Я того же мнения, – говорит Райнхардт.

– Полностью поддерживаю, – говорит Берн.

– Закроем это дело прямо сейчас, – говорит Херлихи. – Сколько они просят?

– Пятьдесят миллионов, – говорит Кейси. – Если настоящий процесс повторил бы сегодняшний, то соглашением мы экономим сто пятьдесят миллионов. Не считая судебных издержек и, разумеется, моего непомерного гонорара. А в наши дни к тому же присяжные поумнели и научились больше прислушиваться к мнению адвоката истца, так что…

– Проиграем, так подадим на апелляцию, – говорит Мать-Твою Билли.

– А основание? – рявкает Райнхардт.

– Отклонение доказательств, – говорит Кейси. – Утверждать, что прошлое Уэйда к делу не относится и обращаться к этому прошлому – предвзятость и заведомая необъективность.

– Ходатайствовать in limine?

– Вот именно, – говорит Кейси. – Стоило бы попытаться снять прошлое Джека с обсуждения еще до начала процесса, но сомневаюсь, что это удалось бы. Мы могли бы также посоветовать ему в ходе предварительного слушания не отвечать на вопросы, касающиеся его прошлого, но тогда расследование не имело бы конца…

– Не дай бог, – говорит Райнхардт. – Такие расследования обычно выходят из-под контроля. Поиски документов все ширятся и ширятся, и если судье это надоест и захочется отправить Гордона на рыбалку… Нет, такого допустить нельзя.

– Это дело решенное, – говорит Херлихи и, обращаясь к Кейси: – Завтра же начинайте переговоры насчет соглашения. Постарайтесь снизить цену. Но разрешение на выплату пятидесяти миллионов санкционировано.

– Постойте-ка, – говорит Билли. – Это не ваша функция – давать такие распоряжения.

– На каждую выплату свыше миллиона тебе требуется санкция руководства, – возражает куратор Отдела претензий.

– Это если мне нужна эта санкция, – говорит Билли. – Пока что я даже на десятицентовик у вас санкции не просил!

– Мы намерены решить это мирным путем.

– Делом этим занимаюсь я, – говорит Билли.

– Ну так вот и приступайте к согласительным действиям, – говорит Райнхардт.

– Я не готов к ним приступать, – говорит Билли.

– Это сделаю я, – говорит Райнхардт. – Я вправе заключать соглашения по поводу предъявленных компании судебных претензий.

– Да, вы вправе, – говорит Билли. – Но до суда еще дело не дошло. Пока нам еще только грозят передать дело в суд. Значит, пока это еще только претензия, а заведую Отделом претензий я.

– Я могу сделать так, что ты перестанешь им заведовать, – говорит Херлихи.

– Ну так почему, мать твою, тебе этого не сделать прямо сейчас?

– Сделаю, не беспокойся!

– Давайте, давайте! Мне плевать!

– Ребята, вы что, и вправду отношения выяснять задумали? – спрашивает Кейси. – Мы тут для того, чтобы решать серьезные вопросы. Предлагаю компромисс. Мы заключаем соглашение, а Джек Уэйд сохраняет свое место.

– Джек Уэйд – это уже история, – говорит Херлихи.

– Погодите, – говорит Кейси. – Если дело в суд не идет, зачем увольнять Джека?

– Подождем следующего раза, – говорит Райнхардт.

– Ну, снимите его с пожаров, – говорит Кейси. – Поручите ему падения и травмы на улицах, собачьи укусы и протечки водопроводных труб.

– Не проще ли приговорить его к расстрелу? – говорит Билли.

– Ты ставишь мне палки в колеса, Билли!

– Мать вашу! – взрывается Билли. Он вскакивает с места. – Ведь все, что позволил себе Джек Уэйд, – это делать свое дело. Скажу вам больше того: в этом несчастном деле Тедди Кула и Кэззи Азмекяна, будь они трижды прокляты, он тоже не сделал ничего предосудительного – он лишь выполнял свою работу! Они были виновны, и каждая собака, мать твою, это знала. Лжесвидетельство, мать вашу, скажите пожалуйста! Правда это была, и больше ничего! Мерзавцы и вправду совершили поджог! И Ники Вэйл – тоже!

– Билли…

– Заткнись, Том, сейчас я говорю! Я в этой компании тридцать лет, и вот что я вам скажу: ходишь по-собачьи, машешь хвостом по-собачьи, поднимаешь заднюю лапку, чтобы пописать, – значит, ты собака и есть! И Джек Уэйд это знает, и Том Кейси – ты тоже это знаешь, что бы ни утверждали там эти дураки. И можно сколько угодно жать на эти чертовы джойстики, мать их так и растак, хоть всю ночь до утра, но пожар этот как был поджогом, так и остался, а устроил этот, мать его, поджог Ники Вэйл, и жену свою убил он, и я не стану платить ни цента этой сволочи, и Джека Уэйда я увольнять не стану, а если вам это не по вкусу, можете увольнять меня. Мне, мать вашу, на это начхать!

И при общем гробовом молчании он направляется к двери.

В дверях он оборачивается и смотрит на них долгим взглядом.

– У этой компании раньше были принципы, – говорит он. – А теперь здесь можно творить что угодно. Все прахом пошло, так вас и растак!

Он уходит.

– Да… ну… – говорит Кейси.

– Мы платим пятьдесят миллионов, – говорит Берн, – а через три месяца, так или иначе, нам обращаться в Страховую комиссию насчет повышения тарифов, так что дебет наш будет значительно восполнен, если нам удастся доказать, что нам это позарез необходимо.

Кейси больше не слушает.

Все решено.

93

Джек гонит «мустанг» в южном направлении.

Проносится мимо съезда в сторону «Жизнь и пожар в Калифорнии», мимо съезда, ведущего к его кондоминиуму, выезжает на автостраду на Ортегу и поворачивает на восток.

Направляясь к Ортеге на восток, надо быть готовым к целому ряду крутых спусков, отчего вашу собачку на заднем сиденье непременно стошнит. Дорога идет через перевал Кливлендского национального парка, кругом тянутся голые и каменистые холмы – это и есть «парк», и вдруг вы словно кидаетесь в пропасть к городку Лейк-Эльсинор внизу – впечатление такое, будто вы достигли края земли и дальше уже все – обрыв. Преодолевшие эту дорогу могут это подтвердить.

Здесь водителю не позавидуешь. На этом серпантине ты устремляешься вниз, то и дело балансируя и скользя на космической банановой кожуре. Ты затерян в пространстве, ты белка-летяга, ты воздухоплаватель. Да будь у тебя хоть первокласснейшая спортивная машина, оснащенная всем необходимым для трудной дороги, все твое оснащение не поможет тебе в воздухе, потому что нужнее всего здесь были бы крылья или парашют, тогда бы ты смог как-то снивелировать противоречие между центробежной и центростремительной силой на этих поворотах.

Случалось, байкеры сверзались здесь в пропасть, и дорожная спасательная служба даже не могла их найтив этих маленьких, как бомбовые воронки, прорытых ими самими кратерах внизу.

На этом серпантине теряешь силы и расходуешь злость.

Вот Джек этим и занимается.

Он вымещает злость на дороге – рулит, переключает скорости, крутит баранку, налегая на нее так, словно ведет свой «мустанг» не по дороге на Ортегу, а по равнинной дороге где-нибудь в Небраске, словно говорит самому себе: «Какие еще повороты? К черту их!» Как будто он у штурвала космического корабля «Энтерпрайз».

Нет, было бы неправдой утверждать, что он намеренно ищет погибели на этой дороге. Он не то чтобы стараетсяпогибнуть, он только не очень старается непогибнуть.

Потому что какая, в сущности, разница, думает Джек.

Работы теперь я лишился.

А другой жизни, кроме работы, у меня нет.

Если не считать ежедневного ритуала сёрфинга на Дана-Стрэндс. Которого тоже вскоре не будет.

Его поглотят «Морские зори».

Он чувствует легкое кипение адреналина в крови, когда притормаживает, чтобы оглядеться в поисках дома Летти.

Посреди всей этой глухомани.

Наконец он находит ее дом ярдах в ста пути по проселочной дороге, по обеим сторонам которой раскинулись луга. За рощицей проглядывают несколько строений, и, подъехав поближе, он видит надпись: «Дель Рио».

Сидя в машине, он удивляется, какого черта он приехал сюда, потом решает, что это было ни к чему, и уже готов развернуть «мустанг», чтобы ехать обратно, как вдруг замечает, что в окнах дома зажигается свет.

Он выключает мотор и вылезает из машины.

Она выходит в ночной рубашке поверх джинсов и босая.

Волосы растрепанные.

Стоя на подъездной дорожке, она глядит на него.

Словно хочет сказать: «Что это ты здесь делаешь?»

– Кончено, – наконец произносит он. – Я продул это дело. Мы проиграли.

Секунду-другую она как бы обдумывает услышанное, потом говорит:

– Ты приехал сюда, чтобы мне это сказать?

После паузы, длящейся не меньше минуты, он слышит собственный голос, который произносит:

– У меня ничего не осталось в жизни.

Ему кажется, что он где-то далеко и голос его несется издалека.

Она подходит к нему, берет его под руку и ведет в дом.