Текст книги "Жить и сгореть в Калифорнии"

Автор книги: Дон Уинслоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

101

Первое, что он видит, – это попугай.

Впечатление такое, что он движется по ограде, но Джек тут же понимает, что попугай сидит на плече одетого в белую рубашку мистера Мейснера.

– Элиот! – окликает птицу Джек.

– Элиот, Элиот, красивая птичка.

Мейснер останавливается, заглядывает за ограду.

– Астронавт, – говорит он. – Где же ваш астронавтский наряд?

– Я Джек Уэйд из «Жизни и пожара в Калифорнии».

– Я помню, помню, мистер Уэйд.

– Джек.

– Джек, – повторяет Мейснер. – Чем вам может помочь Элиот?

– Шахматные фигуры, – говорит Джек. – В прошлый раз вы что-то сказали о шахматных фигурах, об их движении туда-сюда. Я подумал, что вы имели в виду детей.

– И их тоже, – говорит Мейснер.

– Но подразумевали вы что-то другое.

Мейснер кивает:

– Грузовой фургон. А на нем шахматная фигура. Подручного. Груз. Его прибытие и отправление.

– Какой груз?

– Мебель, – говорит Мейснер.

– А видели вы, кто…

– Два азиатских паренька, двое крупных белых мужчин, Ники.

–  Красивая птичка!

– Да, ты красивая птичка, Элиот, – говорит Мейснер. Ветер ерошит оперение попугая, и птица утыкается Мейснеру в плечо и замирает так. – А это важно?

– Может быть.

– Имеет отношение к смерти Памелы? – спрашивает Мейснер.

– Думаю, да.

Мейснер отводит взгляд, устремляет его на океан. Потом, опять взглянув на Джека, говорит:

– Она была прелестная девушка. И очень милая. Не без проблем, но очень милая.

– Угу.

– Если надо, чтобы я дал показания в суде…

– Нет, – быстро прерывает его Джек. – В суде вы мне не потребуетесь. Кто-нибудь еще расспрашивал вас об этом?

– Нет.

– Говорили вы с кем-нибудь еще об этом?

– С попугаем, – говорит Мейснер. – Но не думаю, что он вник, как вам кажется?

Джек пожимает плечами.

– Мистер Мейснер, – говорит он, – не рассказывайте никому того, что рассказали мне. Ни полиции, ни адвокатам, никому. Если кто-нибудь станет спрашивать вас о том, что вы видели той ночью, говорите только, что слышали собачий лай и видели пламя. Это очень важно.

– Но я хочу помочь!

– Вы уже помогли.

Потому что теперь я знаю, что произошло.

Ники подменил мебель. Подвел грузовик, привез какое-то дешевое дерьмо, а хорошие вещи увез.

Но кто-то из его подручных оплошал. Поставил письменный стол на место, где должно было находиться бюро, и наоборот.

Таким образом, ценную мебель Ники сохранил.

Полмиллиона долларов долой.

И два миллиона претензий.

Вместе с общей суммой претензия эта покрывает все необходимые расходы Ники по возвращению своего прежнего финансового статуса.

– Спасибо, мистер Мейснер.

– Не за что.

– Есть за что.

Джек возвращается к машине.

Итак, мебель у Ники осталась. Ну и что из того?

«Доказательство», оставленное огнем на видеопленке, судом принято не будет. Его сочтут поддельным. Либо Ники заявит, что «позабыл» о том, как перед пожаром переставил мебель.

Да, но у тебя имеется свидетель, способный показать в суде, что собственными глазами видел, как увозили и привозили мебель.

Однако воспользоваться этим свидетельством нельзя, потому что стоит тебе назвать фамилию свидетеля, и они убьют его.

Что же делать?

Он едет в Лагуну.

И через десять минут передает Марло бронзовую ручку от бюро. Марло разглядывает ее секунды полторы, после чего изрекает:

– Подделка.

– Откуда вы знаете?

– Я, конечно, не Хелен Келлер, [28]28
  Келлер Хелен (1880–1968) – слепоглухонемая американская писательница, педагог и общественный деятель.


[Закрыть]– говорит Марло, – но я и не Форрест Гамп. [29]29
  Форрест Гамп – герой одноименного фильма, простодушный до слабоумия человек.


[Закрыть]А потом, я продаю антиквариат последние… м-м-м… уж не знаю сколько лет и могу заверить вас, что эта ручка от дверцы – не георгианская. Что-нибудь еще?

Ножка в форме когтистой лапы.

– Можно ее немного покорябать? – спрашивает Марло.

– Сделайте одолжение.

Марло берет деревянную пилку и, сделав два надреза, вынимает из ножки кусочек. Приближает его к свету и говорит:

– Это сделано примерно месяц или два назад. И что еще вы припасли для меня?

Медный крючок.

– Восемнадцатый век?

– Если только в прошлой жизни.

– И значит?

– Значит, не знаю, что вам и сказать, – говорит Марло. – Послушайте, мне известна каждая вещь из коллекции Ники. Я по его просьбе удостоверял подлинность большинства этих вещей. Кое-какие из них пытался купить сам. Но у Ники карманы были поглубже. Не знаю, где вы раздобыли эти цацки, но мебель, стоявшая в доме Ники, была подлинная. А это работа, как мне кажется, хорошего мастера-копииста.

– Какие-нибудь фамилии вам приходят в голову?

– Джордж Сколлинс, – говорит Марло. – Из всех мастеров мастер – первый класс. Имеет мастерскую на гари, что возле Лагуна-Каньона. Потрясающе реставрирует мебель и делает фантастические копии.

– Разве это не противозаконно?

– Может быть, и противозаконно, – говорит Марло. – Но между копией и подделкой существует разница. Все зависит от того, как вещь именуется. Очень многим нужна старинная мебель без следов времени. Они покупают Сколлинса. А некоторым нужна та или иная вещь, которая уже утрачена, и они просят Сколлинса воссоздать ее по ее изображению. Или же они хотят купить раритет, но на подлинную вещь им не хватает средств, и они покупают Сколлинса. Если они выдают это за подлинник, хвастаясь перед друзьями, – это достойно порицания, но законно. Но если они выставят ее на аукцион как подлинник, это уже будет мошенничеством. Или если они сожгут ее и попытаются слупить за нее как за подлинник со страховой компании…

– У вас есть адрес Сколлинса? – спрашивает Джек.

102

Добраться до «гари, что возле Лагуна-Каньона», это вам не баран чихал, думает Джек, скользя по извивам грунтовой дороги, идущей по склону одного из многочисленных ущелий, что ответвляются, подобно пальцам от ладони, от каньона Лагуна.

Затерянная среди небольшой рощицы усадьба Сколлинса – это даже не дом, а ряд домиков – одно– и двухэтажных, кучно стоящих на склоне.

Вернее – стоявших когда-то.

Потому что, подъехав ближе, он понимает, что возможности поговорить с Джорджем Сколлинсом у него не будет. Потому что усадьба стала теперь лишь кучкой уцепившихся за холм обгоревших остовов домишек.

Хотя по-своему и очень живописной кучкой.

Вылезая из машины, Джек чувствует себя так, словно он достиг крыши мира. Обзор потрясающий – кругом сухие бурые холмы и далеко внизу синим прямоугольником – океан. Под таким углом прямоугольник этот кажется почти вертикальным.

Чудесное место обитания.

Он идет в дом Сколлинса, чтобы порыться там немного.

Внутри все еще стоит запах скипидара, шеллака и множества других углесодержащих веществ, которые должны были послужить отличным горючим материалом.

Пламя вспыхнуло быстро и было очень горячим.

Жадный аллигатор.

Небольшой сарайчик полон деревянных предметов.

Когда загорелось, сарайчик превратился в печку.

И какой беспорядок. Впечатление такое, что вся жизнь Сколлинса состояла из работы. У стены металлический остов кровати, а по полу разбросаны детали мебели. На стенах тени, оставленные огнем.

Джек находит возможную точку возгорания.

Электрический обогреватель. Вспыхнул быстро, судя по обгорелому пятну и золе вокруг. Не говоря уже о клочьях чего-то, похожего на обгорелые тряпки. У основания обогревателя лужицы катализатора.

Зачем было включать обогреватель в летнюю жару?

ТипичныйТедди Кул.

Джек достает телефон и набирает номер шерифской службы.

– Пожарную инспекцию, пожалуйста.

– Минуточку.

Хорошо бы хоть здесь повезло.

Повезло. Трубку берет не Бентли.

– Привет, – говорит Джек. – Это Джон Мориси из «Тихоокеанской страховой». Послушайте, ребята, у вас был недавно пожар в Лагуна-Каньоне, усадьба Сколлинса?

– Секундочку.

Опять взяв трубку, парень говорит:

– Здесь указано, что застраховано в «Страховой компании Фармера».

– У нас его жизнь застрахована. – Он делает вид, что мнется. – Я тут дела подзапустил, а босс с меня три шкуры сдирает. Не могли бы вы мне просто сказать формулировку заключения, чтобы я мог оформить выплату?

– Подождите.

Джек ждет.

– Вот, – говорит парень. – Признаки несчастного случая. Куча тряпок возле обогревателя.

– Стало быть, в результате несчастного случая?

– Так точно.

– А расследовал-то кто?

– М-м-м… должно быть, помощник шерифа Бентли.

Правильно. Все сходится.

И едва он нажимает отбой, как телефон опять верещит.

– Да? – откликается Джек.

Это Мать-Твою Билли.

– Джек…

– Да, я знаю. Я уволен.

– Я не потому звоню, – говорит Билли. – Я по поводу Летти дель Рио. Там стреляли.

103

Она сидит на смотровом столе.

Выглядит изможденной, слабой, но она жива, и Джек так чертовски благодарен за это Господу, что готов расцеловать его.

– Что случилось? – спрашивает он Летти.

– Я сглупила, – говорит она. – Пошла на свидание с осведомителем одна, была рассеянна, вот и попала в ловушку.

– Летти…

– Да нет, все в порядке, – говорит она.

– А твое плечо?

– Плечо ни к черту, но они его подправили, – говорит она. – Сегодня днем меня выпишут.

– Не спеши, – говорит Джек. – И не волнуйся.

Она глядит на него полными слез глазами.

– Один из них погиб, – говорит она.

– Тебе это как, ничего?

– Большого удовольствия не испытывала, – говорит Летти. – Но и угрызаться особо, наверно, не стоит.

– Они опознаны?

– Нет.

Но Джек замечает странное выражение ее лица.

– Что? – спрашивает он.

Она рассказывает ему то, что узнала от паренька-вьетнамца: о Тране и До и о доме Вэйлов.

– Они погибли, – говорит Джек.

– Откуда ты можешь знать?

– Я не знаю, но я так думаю, – говорит Джек. – Ники вывез подлинный антиквариат. Заменил вещи дешевыми подделками. Парень, который изготовил их, мертв. Парни, которые закинули в дом подделки, а подлинную мебель вывезли, тоже мертвы.

– И Пам.

– И Пам.

– Джек, я могу теперь возобновить…

Ее голос стал тусклым, казалось, еще немного – и она уплывет в какую-то неведомую даль.

– Ладно, – говорит Джек.

– Тебе лучше в это не встревать.

– Ладно.

– Обещаешь? – спрашивает она. – Ведь это очень опасные люди.

– Обещаю.

– Это хорошо. – Она закрывает глаза. Бормочет: – Знаешь, смешная вещь, Джек, я вот-вот сознание потеряю, а мне слышится тот, другой, парень. Водитель, что ли? В «кадиллаке»? Он назвал меня «сука». Ну не смешно ли? А ведь я и верно – сука. Самая распоследняя.

И она теряет сознание.

Джек жмет ей руку и исчезает.

Он так зол, что, кажется, каждый дюйм его тела пылает.

Пышет гневом.

104

Джек останавливается напротив обветшалой хижины в тупичке Моджеска-Каньона. Дом некогда был белым, сейчас же он цвета грязновато-серого с бурыми вкраплениями там, где краска облупилась.

Покрасить бы его, думает Джек. Но он понимает, что хозяевам, видно, не до этого: шаткое крыльцо замусорено, а среди мусора восседают еще и четыре парня мусорного вида, похожие на байкеров. Задрав ноги на перила, они пьют пиво.

Изнутри дома рвутся мерзкие звуки – стереопроигрыватель изрыгает из себя хеви-метал, или рок-н-ролл в представлении некоторых кретинов.

Джо поднимается по ступенькам и спрашивает:

– Тедди Кул здесь?

– Это его дом, – отвечает один из байкеров.

–  Этоя знаю, – говорит Джек. – Я спросил, здесь он или нет?

– Он дома.

– Скажи ему, что к нему пришли.

– Нет.

– Почему это?

– Он занят.

Слова эти вызывают взрыв веселья у трех других.

Джек не прочь разыграть простачка.

– Чем? Что он делает?

– Трахается.

Компания гогочет. Чистые жеребцы.

– Скажите ему, чтоб сделал перерыв. Скажите, что к нему пришли для разговора.

– Мать твою так.

– Понятно. Мать мою так.

Джек сходит с крыльца. На подъездной дорожке он замечает стоящий там черный «харлей». Выглянув опять на улицу, он видит там еще три «харлея». Значит, этот «харлей» принадлежит Тедди.

Злобный конь злобного Тедди.

Джек пинает его, и тот падает.

Он пинает ногой фару мотоцикла, бьет по ручному тормозу, пока тот не отваливается.

Что вызывает у парней на крыльце своего рода смятение. И не проходит и пяти секунд, как из двери выскакивает Тедди.

Двенадцать прошедших лет его не пощадили. Линия волос отступила от лба, подобно французской армии, отступающей от неприятеля; он лишился пары-другой зубов, зато приобрел брюшко, подпрыгивающее от усилий Тедди застегнуть ширинку и одновременно надеть башмаки.

Еще стоя в одном башмаке, он орет:

– Чего ты, сволочь полоумная, с байком моим делаешь, а?

– Так это ж я, – с улыбкой говорит Джек.

– А-а, ищейка шерифская! – скалится Тедди.

–  Бывшаяищейка, – поправляет его Джек.

– Стало быть, ты в полном дерьме, бывшая ищейка, – говорит Тедди. Он надевает башмак, делает знак товарищам оставаться на месте и вразвалку спускается на подъездную дорожку. – За мной должок, ты, сволочь поганая.

Джек трясется всем телом наподобие отряхивающейся собаки.

– О-ох, напугал, напугал! Уж не тот ли это Тедди Кул, которого я валял однажды по полу, как последнюю девку, а он только корчился подо мной и постанывал?

От таких слов Тедди, конечно, теряет голову.

Одно из любимых изречений Джека – это что кретин, он и есть кретин и всегда им останется. И в данном случае Тедди его не разочаровывает, подтверждая правильность этого изречения; потому что самое глупое, что мог он сделать в данный момент, – это потянуться в задний карман джинсов за стволом.

В то время как левой рукой Тедди все еще шарит у себя за спиной, Джек левой же рукой берет его в кольцо, придавливая его руку и одновременно сильно смазывая его по крылу носа. Слышно, как хрустит хрящ. Звук этот заглушает даже рок-н-ролл.

Рука Тедди, извернувшись, все же поднимает ствол, но глаза его слезятся, и Джек, рванув его руку, сильно бьет его в нос рукояткой пистолета.

Отчего Тедди летит, как бильярдный шар от удара кием.

Он даже не чувствует, как Джек выхватывает у него пистолет, ему очень больно, но новый удар по носу, от которого кость ломается вторично, он все-таки ощущает.

Тедди стоит на подъездной дорожке на коленях, и его дружки собираются было прийти к нему на помощь, но застывают, когда Джек, наставив на них пистолет, с угрозой в голосе говорит:

– Да?

Они любят Тедди, но не настолько, чтобы принять за него пулю, а с этого полоумного станется расстрелять их всех. Поэтому, похоже, Тедди остается в одиночестве.

Довольно грустном одиночестве, потому что подъездная дорожка залита кровью, у него выбита парочка зубов, а кровь из носа все льется и льется.

Что взять с кретина, думает Джек, ведь только полный кретин, собираясь кого-то застрелить, подходит к нему на такое близкое расстояние. Чтобы застрелить кого-то, надо стрелять с того места, где он тебя не может достать.Иначе зачем носить оружие? Ну да ладно…

Он волочит Тедди по подъездной дорожке, время от времени пиная его ногой под ребра и в такт ударам говоря:

– Дам тебе на будущее совет, Тедди. Не стоит – удар– вредить – удар– дорогим мне людям! – Удар. – Усвоил – удар– это?

Он волочит его, пока голова Тедди не оказывается в гараже, тогда он нажимает кнопку, и дверца гаража опускается, придавливая шею Тедди так, что последующий разговор он ведет, обращаясь в основном непосредственно к голове Тедди.

Испытывающей сильную нехватку кислорода.

Джек думает, что в прошлый раз, когда он взял Тедди в оборот, он сожалел об этом целых двенадцать лет.

Что ж, думает он, может, и теперь мне предстоит двенадцать лет об этом сожалеть.

105

– Совсем как когда-то, помнишь, Тедди? – говорит Джек.

– Пошел ты!

– Ты был на задании сегодня утром, – говорит Джек.

– Нет.

Джек давит на дверь гаража. Сильно давит. Кажется, голова Тедди вот-вот отделится от туловища.

– Ладно, был! – выкрикивает Тедди. – Но это неофициальноепризнание. Меня подрядили.

Джек слегка отпускает дверь.

– Кто тебя послал?

Тедди плотно сжимает челюсти.

Джек надавливает. Повторяет вопрос:

– Кто тебя послал?

– Двое русских.

– Ты же прихвостень Кэззи. А он армянин, – говорит Джек. – При чем тут русские?

– Они его купили. Подмяли под себя.

– Ники Вэйл, – говорит Джек.

– Что «Ники Вэйл»?

– Ты знаешь его.

– Слыхом не слыхивал ни о каком Ники Вэйле.

Джек опять надавливает на дверь.

–  Ники Вэйл?

– Имя я слышал, – говорит Тедди. – И разговоры о нем. Большой человек он вроде. Над всеми хозяин. Capo de tutti Capi. [30]30
  Главарь из главарей (ит.).


[Закрыть]Крестный отец, мать его. Кэззи говорил, что он был в отъезде, а теперь вернулся.

– Это ты его дом поджег?

– Нет.

Но Тедди усмехается. Насколько это возможно с шеей, придавленной двухсотфунтовой гаражной дверью.

– Что тебя так веселит, Тедди Кул?

Тедди теперь уже смеется в открытую:

– Мы уделали тебя, дубина, твоя «Жизнь и пожар в Калифорнии» нам теперь подметки лижет!

– Ты рылся в моих бумагах, – говорит Джек. – Кто провел тебя в компанию?

– Да откуда мне знать?

– Сандра Хансен? ОСР?

– ОСР… Микки Маус… Откуда мне знать-то?

– Том Кейси?

– Не знаю.

Джек давит на дверь.

– Не знаю я! – хрипит Тедди. – Хоть выдави мне все мозги, разбросай их по гаражу так, чтоб потом санитарной инспекции мыть гараж пришлось, – все равно не знаю! Кто-тода провел, потому что уе…ли мы тебя, ищейка шерифская. Армяне, русские, да кто угодно, уе…ли тебя, Джек!

– А Сколлинса ты поджег? – спрашивает Джек.

– Может, и я, – говорит Тедди. – Да тебе-то что до этого? Ты угодишь в тюрьму еще до меня.

– Узнаю старика Тедди Кула, – говорит Джек. – Подбросить намоченные в керосине тряпки и зажженную спичку. Ты все такой же, Тедди, никак не вырастешь, не повзрослеешь. И мы с тобой все в той же позиции – ты хнычешь, а я тебя колошмачу!

Джек чуть отпускает дверь.

– Кто отдал приказ убить того старика, Тедди?

– Какого еще старика?

– Порфирио Гусмана, двенадцать лет назад.

– А-а, тот старый хрен! – Он глядит на Джека и улыбается. – Кэззи сказал, что ему это его босс велел. Вот Кэззи и поручил это мне. И ничего ты тут поделать не можешь, ищейка шерифская.

Сложность в том, что Тедди Кул прав. Насрать, не имея говна, затруднительно.

У тебя имеется свидетель, что в ночь пожара Ники возил туда-сюда мебель. Тот же свидетель утверждает, что Ники, вопреки его записанному показанию, на месте пожара присутствовал.

Но если воспользоваться этим свидетелем, они его убьют.

Déjà vu. [31]31
  Дежавю, то, что уже видели (фр.).


[Закрыть]

Имеются остатки подделок.

Ага, образцы тоже были. А что с ними стало?

Ты знаешь того, кто изготовил подделки.

Все это сгорело.

Хорошо. Имеются два пропавших вьетнамца, управлявшие фургоном с мебелью. Имеется попытка покушения на полицейского, расследовавшего дело о пропавших вьетнамцах.

И нет ничего, чтобы увязать это с Ники Вэйлом.

Джек оглядывает внутренность гаража и замечает канистру с бензином. Выливает на пол содержимое канистры под вопли Тедди. Последние капли Джек брызгает на голову Тедди. Несколько капель просачиваются вниз через дверь.

Джек садится на корточки возле Тедди:

– Что сделал Ники с мебелью?

– Какой еще мебелью?

– Черт, куда это я спички задевал?

–  Ни о какой такой мебели, черт тебя дери, я ничего не знаю!

Тедди не врет. Он слишком напуган, чтобы врать.

– Дай мне что-нибудь, Тедди, – говорит Джек. – Что-нибудь, чем бы я смог воспользоваться.

Тедди думает. Джек видит, что он взвешивает, что страшнее. На одной чаше весов его страх перед Ники Вэйлом, на другой – страх сгореть заживо. Джек знает, что сумеет победить Тедди, потому что пламя грозит Тедди уже сейчас, а Ники – это пока что абстракция, а в абстракциях он не силен.

– «Вествью», – говорит Тедди.

– Что?

– Вот что я могу тебе дать, – говорит Тедди. – Я слышал, как Кэззи упоминал какое-то «Вествью». Что-то, чем они с Ники Вэйлом вместе заправляли.

Джек нажимает кнопку, и дверь гаража распахивается.

Там стоят приятели Тедди с оружием и целятся в него. Три автомата, два револьвера и «глок».

– Хорошая идея, – говорит Джек. – Давайте устроим стрельбы. И поджарим на огне Тедди Кула!

–  Бросьте пушки! Бросьте пушки! – вопит Тедди.

И Джек проходит сквозь выстроившуюся цепочку к своей машине. Садится, опускает стекло и говорит:

– Он пищал, как целка, пел, как птицы поют. Что вам сказать, друзья? Эта «сука» все еще моя.

Он включает двигатель и трогает.

Гадая, что за штука такая это «Вествью».

106

Ники глядит через стол на Пола Гордона, нюхающего свой капучино, дабы удостовериться, что он с мускатным орехом, а не с корицей.

Покончив с этим важным исследованием, Гордон поднимает глаза на Ники, как бы говоря: «Вот теперь я могу и поговорить с тобой».

Ники, со своей стороны, хотелось бы поскорее покончить с этими демонстрациями горделивой самоуверенности.

– Готовы? – спрашивает он.

– Весь внимание.

– Завтра утром, – говорит Ники, – Том Кейси позвонит с предложением выплатить пятьдесят миллионов долларов и уладить дело.

Гордона охватывает волнение. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог предположить, что «Жизнь и пожар в Калифорнии» согласятся на пятьдесят миллионов. Он рассчитывал, что они выторгуют цену пониже. Очень не к месту такая предусмотрительность со стороны компании.

– Не беспокойтесь, – говорит он. – Я отвергну это предложение. Найду предлог.

Ники качает головой:

– Нет, вы его примете.

Гордон бледнеет:

– Но план был другой!

– А сейчас он изменился.

– Какого черта! – возмущается Гордон. – Я сотни таких процессов выиграл. У меня свои люди в полиции, в суде. Вы не можете это все похерить!

Ники пожимает плечами.

Гордон переходит на визг:

– Да что это вам вдруг взбрело в голову, Ники?! На Джеке Уэйде мы сможем выехать на сотни миллионов прибыли! Не соглашайтесь на столь мизерную сумму!

– Джек Уэйд свое дело сделал, – говорит Ники. – Уэйда надо исключить из игры.

И Гордон понимает.

– Ах ты, сукин сын, – говорит он. – Так ты свою игру затеял!

– Примите предложение, – говорит Ники. – И получите ваш гонорар.

– Черта с два! – говорит Гордон. – Мы вынесем все это в суд. Мы их всех потащим в суд!

– В таком случае, – говорит Ники, – вы уволены.

Гордон смеется:

– Ты не можешь меня уволить, надутый ты осел, выскочка, дерьмо из сточной канавы! Без меня они слопают тебя как миленького! Ты что, решил, что сможешь тягаться с «Жизнью и пожаром в Калифорнии», с Томом Кейси без меня?!

В целом да, думает Ники, предполагаю, что смогу с ним тягаться. Даже уверен в этом.

Он встает. И произносит:

– Вы уволены.

Гордон вылетает за дверь.

Бежит по коридору вслед за Ники с криком:

– Думаете, у вас единственного в этом городе крепкий кулак?! Это явам нужен, а не вы мне. Да захоти я, так через пять минут сюда Виктор Трачев явится! Может быть, хоть у него есть голова на плечах и он умеет загадывать на два хода вперед! Или я Кэззи Азмекяна привлеку. Уж он-то не постесняется с этим разобраться. Не позволит тебе все поломать, надутый осел, скользкая мразь с европейских задворок. Не можешь ты меня уволить!

Совершенно непристойная сцена, думает Ники, садясь в машину. Напрасно Гордон вытащил карту Трачева. И об Азмекяне упоминать тоже не стоило. Слишком самонадеян. Нехорошо. Две эти карты он должен был держать при себе.

А как вам «скользкая мразь с европейских задворок»? Впору обидеться всерьез.

Ну ладно!

Он откидывается на спинку сиденья.

Почти достиг, думает он.

В двух шагах до полной недосягаемости.

До завершения фокуса, метаморфозы протяженностью всего лишь в одно поколение.

Пятьдесят миллионов долларов ждут его завтра.

Пятьдесят миллионов чистеньких хрустящих долларов.

Но сперва предстоит одно дельце.

– В «Ритц-Карлтон»! – бросает он Дане.

Сделаем первый шаг.

Даня ждет в машине, когда пахан проводит деловую встречу.