355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дон Уинслоу » Жить и сгореть в Калифорнии » Текст книги (страница 8)
Жить и сгореть в Калифорнии
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:00

Текст книги "Жить и сгореть в Калифорнии"


Автор книги: Дон Уинслоу


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

29

В легких Памелы Вэйл дыма не обнаружено.

Вот что шепчет ему в трубку женский голос.

Я не должна была тебе этого говорить, но подумала, что кому-то сообщить об этом надо. Вскрытие показало, что в легких ее дыма не содержится.

30

Доктора Уинстона Эн-Джи приход Джека не радует.

– Уходи, – слышит Джек еще в дверях.

Эн-Джи выкроил минутку, чтобы присесть и выпить чашку несвежего кофе, и не хочет никаких помех. А Джек Уэйд – именно помеха.

– Ты вскрывал утром труп сгоревшей на пожаре? – говорит Джек. – Миссис Памелы Вэйл?

– Точно.

– У нее в легких не обнаружено дыма, – говорит Джек.

–  Тебе-токто об этом наболтал?

Вот уж не знаю, думает Джек. Но спрашивает:

– На оксид углерода анализ проводил?

Эн-Джи кивает.

– Сделал анализ крови на количество карбоксигемоглобина.

Окись углерода – большая любительница кровяных шариков. Проникая в тело, СО выискивает красные кровяные шарики и соединяется с ними. В трупе человека, задохнувшегося в угарном газе, в красных кровяных шариках СО обычно раз в двести больше, чем кислорода. Процент оксида углерода в крови бывает очень высоким.

– И каков был процент впитываемости? – спрашивает Джек.

– Меньше девяти процентов, – отвечает Эн-Джи.

Ну, этим, как известно Джеку, можно и пренебречь. Такое незначительное количество СО обугленное тело могло впитать через кожу.

– Синюшность? – интересуется Джек.

– Черно-синий цвет.

– А должен бы быть красный, – замечает Джек. Окись углерода окрашивает кровь в ярко-красный цвет. – Волдыри?

– Несколько штук, – отвечает Эн-Джи. – Маленькие и наполненные воздухом.

Джек кивает. Он так и думал. Это нормально для трупа, если смерть наступила до пожара. В противном случае волдыри были бы больше и наполнены жидкостью.

– Круги?

– Отсутствуют.

Тоже понятно. На теле живого человека, попавшего в огонь, вокруг волдырей образуются воспаленные круги. Мертвое же тело не воспаляется.

– Она была мертва еще до пожара, – говорит Джек.

Эн-Джи наливает еще кофе – для Джека. Передавая ему пластиковую чашечку, говорит:

– Ты это знал заранее, иначе не прискакал бы сюда и не морочил мне голову.

– Я тебе голову не морочу.

– Морочишь. – Эн-Джи плюхается на старый деревянный стул, придвинутый к письменному столу. Выдвигает ящик металлического стола, вынимает оттуда папку. Шваркает ее на стол и предупреждает:

– Ты этого не видел.

Фотографии Памелы Вэйл.

Половины ее, во всяком случае. Ноги почти полностью сгорели. Торчат обнаженные кости щиколоток. Руки согнуты, сжаты, пальцы скрючены, словно она пыталась обороняться. Лицо – не тронуто, лиловые, цвета фиалки, глаза открыты и глядят.

Джек борется с тошнотой.

– Эй, – говорит Эн-Джи, – пришел морочить мне голову – значит, сам напросился.

– Черт, – произносит Джек.

– Твоя правда, – говорит Эн-Джи. – Что думаешь насчет того, почему полтела не тронуто огнем?

– Ножные кости обнажены, – говорит Джек. – При обычной для домашнего пожара температуре в тысячу двести градусов по Фаренгейту, чтобы добраться до костей нижних конечностей, пламени требуется минут двадцать пять-тридцать. Но здесь горело не столь долго. Возможно, пламя пошло вниз, и это спасло ее торс и лицо.

– Повезло девушке, – говорит Эн-Джи.

Джек заставляет себя еще раз взглянуть на фотографии и произносит:

– Оборонительная поза.

Имеется в виду, конечно, не бокс и не поза боксера как таковая, а обычное для человеческого тела, подвергшегося воздействию высоких температур, сведение мышц на руках и ногах. Руки поджимаются и скрючиваются, как у боксера. Единственное, что может вклиниться в этот процесс и помешать ему, – это трупное окоченение.

– Ну а окоченение?

– Отсутствует.

– И дым в легких отсутствует, и углеродных пятен вокруг рта нет, и процент углекислоты в крови низкий. И в то же время поза боксера, – говорит Джек.

– Она погибла до пожара, но незадолго перед ним, – говорит Эн-Джи.

– Лежала вверх лицом или вниз?

– Вверх.

В большинстве случаев найденные на пожарище трупы лежат лицом вниз. Трудно вообразить себе ситуацию, когда застигнутый пожаром ляжет на спину и станет ожидать, что будет.

– И это случайная смерть? – спрашивает Джек.

– Так утверждают копы, – замечает Эн-Джи. – А ведь копы не лгут.

– У нее в крови алкоголь?

– Да уж.

– А много?

– Она, что называется, выпила достаточно.

– Достаточно, чтоб отключиться?

– Трудно сказать, – задумчиво говорит Эн-Джи. – К тому же я обнаружил следы барбитуратов.

– Таким образом, дело могло обстоять так: выпила, наглоталась таблеток, накурилась, была в отключке, от сигареты загорается спиртное.

– А она ничего не чувствует, – подхватывает Эн-Джи, – но еще жива, дышит. И вдыхает дым… Нет, эта женщина погибла до пожара.

– Но каким образом?

После секундной паузы Эн-Джи говорит:

– Синяков на шее нет, следов от удавки – также, видимого повреждения трахеи – тоже нет. Следов борьбы, как говорят тележурналисты, не обнаружено. Я хотел побеседовать с ее мужем на эту тему, но его адвокат быстренько заставил меня заткнуться. Копы заявили, что пожар – это несчастный случай и смерть тоже несчастный случай. Теперь ты знаешь все, что знаю я.

– Тебя не настораживает, что муж, едва узнав по телефону о гибели жены, спешит пригласить адвоката?

– Я патологоанатом. Психологией живых организмов не занимаюсь, – говорит Эн-Джи. – Впрочем, конечно, меня это настораживает.

– Следы полового акта? – спрашивает Джек.

– Эти части тела сгорели, – говорит Эн-Джи. – А почему ты спрашиваешь?.

– Какой-нибудь маньяк мог ее изнасиловать и поджечь дом.

Эн-Джи пожимает плечами. И роняет:

– Я сохранил образцы крови и тканей. Если это интересно, отошлю их специалисту-эксперту, спрошу, что он думает насчет насильственной смерти путем удушения.

– Я могу осмотреть тело? – спрашивает Джек.

– Тело отправлено, – говорит Эн-Джи.

– Уже?

– Я дал разрешение, – говорит Эн-Джи и, увидев выражение лица Джека, краснеет. – Ну а что мне было делать? Имеется заключение пожарного инспектора, где это квалифицируется как несчастный случай, результат курения в постели. Имеется анализ крови, перенасыщенной алкоголем и барбитуратами…

– Она умерла допожара.

Эн-Джи кивает.

– Роняет сигарету, теряет сознание и умирает от передозировки еще до того, как разгорается пожар. Все сходится. Если ты выискиваешь причины, чтобы не платить по страховке…

– Твою мать, Уинстон!

– Прости, – спохватывается Эн-Джи. – Я нехорошо сказал. День был такой утомительный. Но если подытожить, то я считаю, что это передозировка. Случайный пожар, смерть в результате несчастного случая.

– Вот и отлично, Уинстон. Я просто хотел выяснить.

– Не стоит извиняться.

– Как детишки?

– Превосходно, – говорит Эн-Джи. – По-моему, они ждут не дождутся начала занятий в школе. Но вот что яжду не дождусь начала их занятий в школе, это я знаю точно.

– Элейн?

– Ужасно занята, – говорит Эн-Джи. – Мы почти не видимся. Живет под девизом: «Все, кроме» – кроме диссертации.

– Передавай ей привет от меня.

– Ладно, – говорит Эн-Джи. – Да, кстати, не хочешь под конец утомительного дня немножко черного юмора?

– Давай.

– Это по поводу миссис Вэйл, – говорит Эн-Джи. – Ее собираются кремировать.

Боже правый, думает Джек.

Опять?

31

Джек глядит, как Памела Вэйл расхаживает по дому.

Жутковатое зрелище. Он сидит в просмотровой «Жизни и пожара» и смотрит видео, которое дал ему Ники.

Ее с пружин чуть ли не скребком счищать пришлось.

А сейчас она, Памела Вэйл, расхаживает по комнате, ныне полной холодного черного пепла. По той самой комнате, где на расплавленных пружинах кровати запеклась ее кровь, – Джек сам это видел. Но сейчас Памела смотрит в камеру и говорит с ним.

Что-то в этом странное, призрачное, прямо вуайеризм какой-то. Ведь он видел ее на снимках голой и обугленной, видел даже кости ее ног, а сейчас она расхаживает и говорит, обращаясь к нему.

Молодая и очень красивая– так, кажется, отозвался о ней Ники?

Справедливые слова, потому что Пам Вэйл очень красивая.

Былаочень красивая, спохватывается Джек, молодая женщина.

Наваждение какое-то, думает Джек, потому что, если не напоминать себе ежесекундно, что эта женщина мертва, то можно в нее влюбиться. На ней цветастое открытое платье. Черные шелковистые волосы обрамляют нежный овал лица, но вот глаза – глянешь в них и падаешь.

Лиловые.

Как фиалки.

Цвета совершенно неожиданного, какого Джек в жизни не видывал.

Они заглядывают в камеру, заглядывают тебе в глаза, берут в полон и не отпускают.

И ее голос.

Зов секса.

Даже когда она просто комментирует предметы меблировки и убранство дома, которые показывает камера Ники. Он держит в руках камеру и отдает Памеле шепотом распоряжения. Но не этот голос, подсказывающий ей, что говорить, пленяет Джека. В душу ему проникает ееголос, и голос этот перечисляет и описывает – телевизор, видеомагнитофон, картины, скульптуры, мебель. Он ожидал услышать пронзительный и резкий голос королевы пляжа, красотки, ставшей еще одним удачным приобретением удачливого дельца. Но это совершенно другой голос – голос женщины, матери двоих детей, владелицы дорогого дома, распорядительницы непростого хозяйства, голос, в котором чувствуется жизненный опыт. Голос этот глубже и полнозвучнее, чем можно было бы подумать. Это голос зрелой женщины, и это зов секса.

Даже и без слов ясен смысл всего происходящего. Казалось, Ники говорит: «Вот чем я владею, и этой сексуальнейшей в мире женщиной в том числе».

И она это понимает. По глазам видно, что понимает. Но она выше этого. Как же это получается? – недоумевает Джек.

Может, это из-за детей. У нее есть определенный статус – матери его детей, и с нее достаточно. А может быть, она под градусом, и алкоголь притупляет ее чувства, принося желанное забытье и возможность жить каждым днем. Джек решает, что ответа на этот вопрос нет, да это и не важно, и сосредоточивается на ее комментариях.

И на самой комнате.

Видеозапись эта для Джека бесценна, так как на ней запечатлен вид помещения до пожара.

Помещение, разумеется, очень просторное. Потолки высокие, сводчатые. От матицы отходят стропила. Натертый до блеска сосновый паркет. Обои белые, богато украшенные позолотой. Стираться такие обои уж наверное не будут. Прикрытые тяжелыми красными гардинами раздвижные двери спальни ведут на веранду. И в довершение эффекта позолоченные овалы зеркал, а в ореховых рамах старые английские гравюры со сценами охоты.

Джек прокручивает назад кассету, вытаскивает и вновь ставит ее с самого начала. Он делает записи того, что говорит Памела, и, держа на коленях представленную Ники опись, сопоставляет сказанное с наименованиями описи и проставленными ценами.

Драгоценных предметов меблировки этого дома.

Она останавливается возле письменного стола, обеими руками обводит стол («Покажи, какое богатство мы им поручаем»). И, внимая подсказкам Ники, она начинает:

– Цокольный стол красного дерева эпохи Георга Третьего. Примерные годы создания 1775-1778-й. Рифленые колонки по углам. Обратите внимание на необычной формы резные ножки.

Камера ползет вниз к необычной формы ножкам.

Джек пробегает глазами опись и находит там этот стол.

Оцененный в 34 тысячи долларов.

Пам продолжает:

– Над ним зеркало герцога Кентского.

Резьба с позолотой, завершение в форме перламутровой раковины неоклассического стиля. Добавлено позднее – 1830 год.

Джек думает: прямо что тебе Джеки Кеннеди, проводящая экскурсию по Белому дому.

Зеркало оценено в 2869.

И далее, далее – без конца:

– Приставной столик, тридцатые годы восемнадцатого столетия, явное подражание стилю итальянского Ренессанса с его любовью к позолоченному дереву, резьбе и гипсовой лепнине. Но обратите также внимание, что акантовые листья в изогнутых ножках имеют своим истоком стиль неоклассический.

30 500.

Пара позолоченных стульев эпохи Георга I.

25 000.

Ломберный столик. Георг I.

28 000.

– А вот одно из наших сокровищ, – говорит Памела. – Бамбуковое бюро в японском стиле. Красный лак. Датируется примерно 1730 годом. Ножки в форме мохнатых лап с когтями. По углам – орнамент с изображением змеи, обвивающей акантовую ветвь. Очень ценный экземпляр.

Куда уж ценнее, думает Джек.

В пятьдесят три штуки обойдется!

Камера любовно и неспешно оглаживает бюро, и Джек вынужден признать, что вещь действительно вызывает его восторг. Все вещи здесь очень красивы, любовно и добротно сделаны.

Сделаны на века.

А экскурсия все продолжается.

Парные кресла эпохи Георга II.

Красное дерево, без подлокотников.

10 000.

Кресло в стиле хепплуайт [16]16
  Стиль назван по имени английского мебельного мастера XVIII в. Джорджа Хепплуайта.


[Закрыть]
с гербом принца Уэльского.

14 000.

Позолоченная консоль работы Маттиаса Локка, стиль рококо, 1745 год.

18 000.

Джек строчит и строчит, помечая цены и особо выделяя то, что должен будет обнаруживать, просеивая оставшееся.

Есть вещи, которые не должны были сгореть, думает он, например, ручки от ящиков, может быть, наиболее плотные деревянные части мебели, такие как изогнутые ножки в форме когтистых лап, цоколи. Какие-то фрагменты должны были уцелеть, и их следует найти на пепелище.

И снова видео.

Даже в ванной георгианская мебель.

Туалетный столик, Георг II. Договорная цена – 20 000.

Стоячая вешалка эпохи Георга III.

1500 долларов.

Двойная раковина вделана в ореховое дерево, ящички тоже из ореха и выдержаны в том же георгианском стиле. Дорогое керамическое покрытие столиков имитирует мрамор. Потрясающие держатели для полотенец – из резного ореха.

И опять в спальню – оценить поле сражения.

Кровать.

Вот это да!

Называть это просто кроватью, думает Джек, то же самое, как если бы Великую Китайскую стену назвали забором. Колонок у нее, как и полагается, четыре, но основание каждой – позолочено и инкрустировано синей эмалью, выше – красное дерево с позолотой, увенчанное резными ангелами орехового дерева. Верхняя часть колонок задрапирована белым шелком, расшитым гербами, на взгляд Джека, герцогскими или какого-нибудь лорда. Колонки держат раму, с которой свисают тяжелые парчовые покрывала, старинные, тонкой работы. Судя по видео, наверху должен был находиться и поперечный крепеж, поддерживающий верхний свод с четырьмя позолоченными орлами по бокам и резной башней до потолка в середине. К колонкам привязан полог.

Вот и объяснение того, думает Джек, почему верхнюю половину тела Пам Вэйл огонь пощадил. Вне всякого сомнения, полог упал на нее, загасив пламя и защитив ее торс.

В изголовье кровати – панель с вырезанными на ней гербами.

Серьезная вещь.

Памела Вэйл так комментирует кровать:

– Это гордость нашей коллекции, кровать неоклассического стиля, выполненная по эскизу Роберта Адама в 1776 году. Сохранена в подлинном виде, за исключением матраса и пружин, потому что мы хотели, как вы понимаете, сделать ее поудобнее, а также некоторых частей ткани, которые пришлось заменить. Вещь эта…

Джек перелистывает опись, чтобы отыскать цену.

325 500!

За кровать, которая теперь почти полностью превратилась в головешку!

Все это старинное дерево, вся эта позолота, ткани…

… вспыхнули как факел.

Возможно, проделав дыру в крыше.

Но это же должно было наполнить дымом и легкие Памелы Вэйл.

Так же, как и вся эта прекрасная мебель Ники Вэйла.

Даже и та, что находилась в других частях дома, наверняка окажется попорченной дымом и водой, но в данный момент Джека интересуют прямые потери.

Он складывает суммы за утраченное имущество на калькуляторе.

587 500.

И новая мебель.

Джек проверяет дату, написанную на наклейке: 21 июня 1997 года.

21 июня, думает Джек, Ники Вэйл запечатлевает на видео полную опись всего своего драгоценного имущества. И меньше чем через два месяца все это сгорает в огне.

Включая его жену.

Которая в денежном исчислении тянет еще на 250 тысяч.

Таким образом, еще до начала всякого обсуждения цены самого строения и личного имущества мы уже имеем сумму – 837 500 долларов.

Неудивительно, что Ники так поспешил с претензией о выплате страховки.

Речь идет о больших деньгах.

32

Гектор Руис делает свой ловкий финт.

Вернее, завершает этот финт, потому что его новый старый фургон уже на въезде с Кателла на Пятьдесят седьмую в Анахайме. С ним новая фальшивая лицензия, новые пассажиры из числа мексиканцев-нелегалов, позади него Октавио, впереди – Мартин, и Дански маячит на свободной правой полосе.

Финт его ловок на удивление, так как провернуть всю подготовку и обеспечить наличие двух первых вещей за один день – не так-то легко, уж не говоря о том, что утомительно.

Но Гектор с женой переезжают в новую квартиру, а жена присмотрела новый спальный гарнитур, так что…

Ведь Гектор никогда не боялся работы.

Он смотрит на спидометр и сбавляет скорость до тридцати.

Видит, что Мартин шпорит свой «додж-кольт», въезжая на автостраду.

В момент, когда Дански бросает свою «камаро» на встречную полосу, Дански сигналит, Мартин жмет на тормоза, Гектор тоже тормозит, выворачивает руль вправо и слегка касается правого заднего бампера Мартина.

Хорошо-о, думает Гектор.

Глядит в зеркальце заднего вида, и тут настает черед Октавио.

Гектор моргает и вглядывается опять, потому что это не Октавио, а бензовоз, мчащийся на шестидесяти пяти в час, и водитель чуть ли не стоя жмет на тормоза, и слышно, как с шипением сжимаются эти тормоза тяжелого грузовика, но нет, ничего не выйдет у тебя, парень!

Представление начина… – думает Гектор за полсекунды до того, как бензовоз врезается в фургон и обе машины, вспыхнув, образуют огненный шар, взмывающий в небесную высь теплой калифорнийской ночи.

Программе «Свидетель новостей» пятого канала посчастливилось заснять кадры ужасной автокатастрофы с патрульного вертолета, что и было показано в одиннадцатичасовых новостях.

Зрелище захватывающее.

Синий костюм перегибается через спинку своего кресла и спрашивает:

– Из наших, что ли?

– Может быть, и из наших.

Но услышав, как Джимми Дански объясняет блондинке-репортерше: «Это было как удар молнии, и я просто чудом спасся», они уже не сомневаются, что «из наших».

Стоящая возле обломков репортерша лопочет что-то о «восьми погибших, по-моему мексиканцах».

Цветастая рубаха глядит на пылающий фургон и говорит:

– Фу-ты ну-ты, бобы пережаренные.

– Язык-то свой вонючий попридержи, – говорит ему Ники Вэйл.

33

Похороны выливаются в скандал.

Поначалу все пристойно.

Джек сидит в епископальной церкви Иисуса-на-Волнах, которая официально, конечно, зовется иначе, но местные привыкли называть ее так, потому что белокаменный и слегка изогнутый ее абрис смахивает на вздымающийся гребень волны, вот и выходит Иисус продвинутый, Иисус – чемпион, которому нипочем любой вал прибоя.

Доброго тебе сёрфинга.

И молись на волнах Иисусу.

Джек немного удивлен, что заупокойная служба происходит в христианской церкви, но потом он вспоминает: еврей один Ники, Памела же шикса, [17]17
  Нееврейка (идиш).


[Закрыть]
что, возможно, тоже не слишком-то порадовало свекровь, когда сын сообщил ей о своем выборе.

Все идет как полагается. Церковь не то чтобы переполнена – ведь помещение большое, – но и пустой не кажется. Собравшиеся в основном местные богачи. Выглядят они хорошо – здоровые, цветущие, и сразу видно, какие усилия они прилагают, чтобы так выглядеть. Их фигуры наводят на мысль о бодибилдинге и тренажерных залах, а загар – о часах, проведенных на открытых кортах. И все-то они друг друга знают, думает Джек, глядя, как они здороваются, и ловя обрывки их приглушенных разговоров.

…бедная Памела, ужас какой…

…и потом начинать вращение…

…ручка графитовая…

…я потерял двенадцать фунтов…

…Ники совершенно разорен…

…седло под таким наклоном, что нагрузка на коленные суставы не слишком велика, и…

…по крайней мере, драки за опекунство не будет…

…кардиокикбоксинг…

Хорошо представлен и фонд «Спасите Стрэндс». Об этом говорят фирменные пуговицы его активистов на одежде многих собравшихся. Джек считает, что выставлять эти знаки напоказ на похоронах не слишком уместно.

Бывают ситуации, когда лучше не проявлять столь бурной активности.

Семья появляется из боковой двери, что возле алтаря, – Ники, матушка Валешин и дети. Все одеты в черное, цвет пожарища, думает Джек.

Ники выделяется особенной, другого слова не подберешь, элегантностью. Широкие плечи облегает шелковистый, с узкими лацканами пиджак, брюки тоже шелковистые. Белая рубашка с воротником-стойкой и черные замшевые ботинки. Как будто Ники пролистал странички спецвыпуска модного журнала «Современный стиль траура для молодых продвинутых вдовцов», а освоив эти странички, поспешил в бутик «Армани». Выражение лица у него мягкое и скорбное, но не слишком; кажется, всем своим видом он показывает: «Я в глубоком горе, но должен держаться ради детей». Джек вынужден признать, что выглядит он, черт возьми, просто сногсшибательно.

С десяток разведенок в толпе стараются вовсю, выражая что угодно, только не скорбь, и если, думает Джек, сразу же после кофе с пирогом Ники не залучат в койку, то он, Джек, ни черта не понимает во флирте и проиграет большое пари.

Детишки кажутся идеальными героями воскресного представления для детей – безукоризненно одетые, замечательно воспитанные, невыразимо печальные.

Священник милостиво гладит по головкам детей, после чего поднимается на кафедру. Выжидает, пока стихнут звуки органа, а потом обращает к пастве улыбчивое лицо.

Джеку кажется, что он видел его по телику. Во всяком случае, прическа у него как у выступающего по телику – серебристо-седые волосы зачесаны назад, но не так, как у какого-нибудь набриолиненного и хлыщеватого работяги, такая прическа у Хосе Эберта обойдется баксов в семьдесят пять. И очки у этого священника с телеэкрана как у летчика-аса, а черная с лиловой каймой и белой полоской воротничка сутана имеет удивительное сходство с нарядом Ники и его воротником-стойкой.

Но вот священник перестает улыбаться и говорит:

– Мы собрались здесь во славу жизни…

И начинается обычное в таких случаях: дескать, Господь всемогущ, парень что надо, и нет для него невозможного, и тем не менее возлюбленные наши то и дело умирают, объяснить это противоречие нам не дано, и потому давайте говорить не о смерти, а о жизни, и разве не чудесную жизнь прожила Памела – с любящим мужем и двумя очаровательными детьми, и разве не была она чудесной женой и матерью, и жизнь прекрасна, а Памела сейчас воссоединилась с дружком моим Господом в месте злачном, с каким даже и нашему округу не сравниться; а прах ее мы развеем над океаном, который она так любила, возле любимого ею побережья, и каждый раз при взгляде на океан мы будем вспоминать о Памеле, а Иисус любит Памелу, как и Господь ее любит, и Господь наш любит всех вас, как и Иисус всех вас любит, и все мы должны любить друг друга, потому что никогда не знаешь, когда Господь подбросит тебе под ноги банановую кожуру и одним махом, как это произошло и тут,прихлопнет вас, – последние слова, конечно, не были сказаны священником, но буквально так его понял Джек, так он подумал.

Нет, добрый врачеватель душ, Не-Знаю-Как-Тебя-Там, похоже, я видел его в метро клянчащим подаяние, разливается соловьем насчет того, как все собравшиеся должны сплотиться воедино ради помощи Ники и его малышам, взяться всем миром – дела хватит на всех, и, слава богу, у детишек есть любящая бабушка, которая позаботится о них и тоже окажет помощь. (Джек ищет глазами мешок для пожертвований и слышит, как сидящая через проход от него женщина, похоже, фыркает, в то время как священник, возведя очи к кедровому потолку, произносит «Господу помолимся».)

За чем следует долгая молитва об упокоении души Памелы Вэйл и ниспослании мира и начала исцелениядля Ники и Натали – тут впервые Джек узнает имя миссис Валешин, – а также детишек. Потом орган разражается какой-то жуткой мелодией из фильмов ужасов, и когда Джек поднимает глаза, он видит за кафедрой Ники, призывающего собравшихся выступить с воспоминаниями о Памеле.

Собравшиеся не заставляют себя долго ждать. Друг за другом человек десять поднимаются на кафедру и рассказывают о том, как провели с Пам день на пляже, как любила Пам закаты, как она любила детей… Одна женщина даже поведала о том, как ездила с Пам за покупками, а другая – как они с Пам вместе были на экскурсии и наблюдали китов.

Но никто не хочет и словом обмолвиться о том, что Пам пила горькую, вспомнить, как ее вырвало однажды на вечеринке, как в другой раз, сев пьяной за руль, она врезалась на своем «лексусе» в толстую сосну на обочине, как, накачавшись валиумом, залезла в машину и уснула прямо на пикнике.

Все избегают рассказов о ее драках и скандалах с Ники, как швыряли они друг в друга посудой, как однажды на яхте она прилюдно выплеснула стакан прямо ему в лицо, рассказов о том, как Ники не пропускал ни одной юбки – разведенки ли, скучающей мужниной жены, либо даже какой-нибудь прыткой официантки из бара.

Все это растворилось в дымке заката, который так любила Пам.

Не воспоминания, а какие-то обрывки, думает Джек. Но вот иссякают и они, и Ники с затуманенным взором, но с тихой и мужественной улыбкой спрашивает, не хочет ли выступить еще кто-нибудь.

И тогда из-за спины Джека раздается женский крик: «ТЫ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ, СУКИН ТЫ СЫН!»

И начинается скандал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю