Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Джейми потрясенно вздохнул, но быстро справился со своими эмоциями.

– Мистер Бердсли, я полагаю? – сказал он.

Человек был огромен или когда-то был таковым. Большая выпуклость его живота еще возвышалась в темноте, подобно киту, а в ладони, неподвижно лежащей на полу возле моей ноги, могло легко поместиться пушечное ядро. Но плоть руки была обвисшая и дряблой, а массивная грудь запала, под спутанными волосами, падающими на лицо, безумным светом мерцал единственный глаз.

Глаз расширился, и мужчина снова стал издавать звуки, пытаясь изо всех сил приподнять голову. Я почувствовала, как дрожь прошла по телу Джейми, и от этого мне стало еще страшнее, но я, превозмогая страх, сунула подсвечник в руки Джейми.

– Посвети мне.

Я опустилась на колени и слишком поздно почувствовала, как жидкая грязь просочилась сквозь ткань моих юбок. Человек лежал в собственном дерьме, и лежал довольно долгое время, пол был густо покрыт слизью. Он был гол и прикрыт только льняной простынею, а когда я откинула ее, то среди грязи увидела изъявленные раны.

Совершенно ясно, что случилось с мистером Бердсли. Одна сторона его лица сползла вниз, придавая лицу гротескный вид, веко обвисло, закрывая глаз, рука и нога на ближней ко мне стороне распластались вяло и неподвижно на полу, омертвевшие мускулы уже не скрывали узловатые суставы на его конечностях. Он пыхтел и блеял, высовывая язык и пуская слюну изо рта, в отчаянной попытке заговорить.

– Тише, – сказала я ему. – Не разговаривайте, все будет хорошо.

Я взяла его запястье, чтобы проверить пульс, плоть свободно двигалась на его кости, никак не реагируя на мое прикосновение.

– Апоплексия, – сказала я тихо Джейми. – Вы называете это ударом.

Я положила руку на грудь Бердсли, пытаясь успокоить его.

– Не волнуйтесь, – сказала я ему. – Мы приехали помочь вам.

Я говорила уверено, но после этих слов задумалась, какую же помощь мы можем оказать ему. Обеспечить, по крайней мере, чистоту и тепло. На чердаке было холодно почти также, как и на улице, и его кожа под густыми волосами была покрыта пупырышками.

Лестница тяжело заскрипела, я развернулась и увидела, что над полом чердака возникли пушистые волосы и тяжелые плечи миссис Бердсли.

– Как долго он находится в таком состоянии? – резко спросила я.

– Вожможно, мешяц, – сказала она после паузы. – Я не могла шдвинуть его, – сказала она, защищаясь, – он шлишком тяжелый.

Это было верно, как бы там ни было…

– Почему он здесь? – потребовал ответа Джейми. – Если вы не могли сдвинуть его, как он оказался здесь?

Он повернулся, освещая свечой чердак. Здесь было неуютно; старый соломенный матрац, несколько разбросанных инструментов и какой-то ненужный хлам. Свет попал на лицо миссис Бердсли, превращая ее светло-голубые глаза в прозрачные льдинки.

– Он… гналша жа мной, – сказала она слабо.

– Что? – Джейми шагнул к отверстию, наклонившись, схватил ее за руку и вытащил на чердак скорее против ее желания.

– Что значит, гнался за вами? – спросил он. Она сгорбила плечи, выглядя в перевязанной накрест шали круглой и домашней, как горшок для готовки пищи.

– Он ударил меня, – сказала она просто. – Я побежала по лештнице на чердак, чтобы там шпрятатьша, но он побежал жа мной… и потом он упал. И он… не мог вштать, – она снова пожала плечами.

Джейми держал подсвечник возле ее лица. Она слегка улыбалась, быстро переводя взгляд между нами, и я увидела, что ее шепелявость была вызвана тем, что ее передние зубы были сломаны и торчали из десен косыми обломками. Маленький шрам пересекал ее верхнюю губу, другой белой полосой проходил через одну бровь.

Мужчина на полу издал ужасный шум – что-то вроде разъяренного визга протеста – и она вздрогнула, закрыв глаза в инстинктивном страхе.

– Ммфм, – произнес Джейми, переводя взгляд с нее на мужа. – Да, понятно. Принесите воды, мэм. Еще света и чистые тряпки, – крикнул он ей вслед, когда она поспешила к лестнице, обрадованная возможностью уйти отсюда.

– Джейми, посвети мне, пожалуйста.

Джейми подошел и встал возле меня, держа свечу так, чтобы она освещала тело. Кинув на Бердсли мрачный взгляд со смесью жалости и неприязни, он медленно покачал головой.

– Божья кара, да, сассенах?

– Не совсем, я думаю, – ответила я, понижая голос, чтобы не было слышно внизу в кухне. Я взяла у него подсвечник. – Посмотри.

Фляга с водой и кусок хлеба, засохший и покрытый плесенью, стояли возле головы Бердсли, кусочки липкого полупережеванного хлеба валялись рядом на полу. Она кормила его достаточно, чтобы он не умер от голода. Однако в гостиной я видела множество разнообразной пищи: подвешенные к потолку окорока, бочонки с соленой рыбой, сухофруктами и квашеной капустой.

Также там были связки мехов, кувшины масла, груды шерстяных одеял, а владелец этих товаров лежал здесь в темноте, голодный и дрожащий от холода под тонкой простыней.

– Интересно, почему она не позволила ему умереть? – тихо спросил Джейми, не спуская глаз с заплесневелого хлеба. Бердсли забулькал и зарычал, сердито вращая открытым глазом; слезы катились по его лицу, а в носу пузырились сопли. Он попытался подняться, выгибая тело, и без сил упал на пол с глухим мясистым стуком, который потряс пол чердака.

– Я думаю, он понимает тебя. Вы нас понимаете? – обратилась я к больному, который стал интенсивнее булькать и пускать слюну, ясно показывая, что понимает, о чем мы говорим.

– Относительно того – почему…

Я указала на ноги Бердсли, переместив свечу ближе к ним. Некоторые раны были просто пролежнями, вызванными долгим неподвижным лежанием. Но были и другие. Ярко-красные параллельные разрезы с почерневшими краями, явно сделанные ножом, были нанесены на одно из массивных бедер. А также загноившиеся ожоги.

Джейми немного крякнул при виде их и повернул голову к лестнице. Раздался звук открываемой двери, и холодный сквозняк ворвался на чердак, заставив пламя свечи задергаться. Потом дверь закрылась, и пламя успокоилось.

– Думаю, что я могу спустить его вниз, – Джейми поднял свечу, рассматривая потолок вверху. – Можно перебросить веревку с петлей через ту балку. Но можно ли его вообще перемещать?

– Да, – сказала я отстраненно. Склонившись над ногами больного, я уловила запах, который не чувствовала довольно давно, очень плохой зловещий запах.

Я не часто сталкивалась с газовой гангреной в своей практике, но ее острый запах незабываем, даже если почуешь его только один раз. Я не стала ничего говорить, чтобы не напугать Бердсли, если он был в своем уме. Вместо этого я успокаивающе похлопала его и встала, чтобы взять у Джейми свечу и лучше разглядеть ноги мужчины.

Он отдал ее и наклонился к моему уху, прошептав:

– Ты можешь что-нибудь сделать для него, сассенах?

– Нет, – ответила я таким же шепотом. – Я могу только перевязать раны и дать трав от лихорадки. Это все.

Он мгновение стоял, глядя на массивное тело, теперь неподвижно лежащее в тени, потом покачал головой, перекрестился и быстро пошел к лестнице, отправившись за веревкой.

Я медленно пошла назад к больному, который приветствовал меня глухим «Хэхх» и беспокойным стуком одной ноги, словно кролик стучал лапой. Я встала на колени возле его ноги, говоря успокаивающие слова и держа ближе свечу. Все пальцы на его омертвевшей ноге были обожжены, некоторые были покрыты пузырями, некоторые были сожжены до черноты. Особенно два первых пальца, от которых вверх по стопе распространялся зеленоватый оттенок.

Я была потрясена догадкой, чем могли быть вызваны такие раны, и мои руки вместе со свечой дрожали. Меня пугало не только то, что здесь произошло, но и ближайшее будущее. Что, спрашивается, мы можем сделать для этих несчастных людей?

Мы не могли взять Бердсли с собой, но также не могли оставить его здесь на попечении жены. У них также не было близких соседей, которые могли помочь им. Я подумала, что, может быть, нам удастся транспортировать его в Браунсвилл; в их сарае я видела фургон. Но даже если мы преуспеем в этом, что потом?

Не было больницы, где о нем могли позаботиться. И если даже в Браунсвилле найдется семья, готовая из милосердия принять его, я не была уверена, что его состояние может значительно улучшиться. А это означало, что о нем нужно будет заботиться днями и ночами до конца его дней.

Хотя остаток его жизни мог быть очень коротким. Это зависело от того, насколько я могу справиться с гангреной. Поставив перед собой конкретную задачу, я успокоилась. Мне нужно ампутировать ему ногу, другого выхода нет. Отрезать пальцы на ноге было легко, но я боялась, что одними пальцами здесь не обойдешься. И кроме того мы рисковали тем, что в процессе операции может развиться шок, а затем инфекция.

Мог ли он чувствовать ногу? Иногда жертвы удара могли ощущать парализованные конечности, иногда нет, но никогда не могли двигать ими. Я осторожно коснулась омертвелого пальца, не спуская глаз с его лица.

Его здоровый глаз был открыт, уставившись на балки вверху. Он не взглянул на меня и не издал ни звука. Вот и ответ на мой вопрос – его нога полностью омертвела. Это было облегчением – по крайней мере, он не почувствует боль от ампутации. Мне вдруг пришло в голову, что он вообще не подозревает, что произошло с его ногой. Почему она резала его парализованную ногу? Она боялась, что здоровой ногой он мог дать ей отпор?

Сзади раздался тихий шорох, это вернулась миссис Бердсли. Она поставила рядом со мной ведро и положила кучку тряпок, потом встала рядом, наблюдая, как я смываю губкой грязь.

– Вы можете вылечить его? – спросила она спокойным отстраненным голосом, словно говорила о незнакомце.

Голова пациента внезапно повернулась, и его здоровый глаз уставился на меня.

– Я думаю, что смогу немного помочь, – осторожно ответила я, страстно желая, чтобы Джейми скорее возвратился. Кроме того, что мне был нужен мой медицинский сундучок, компания обоих Бердсли меня нервировала.

Еще больше, когда мистер Бердсли непроизвольно испустил некоторое количество мочи. Миссис Бердсли засмеялась, он взвизгнул; а у меня от этого звука на руках образовалась гусиная кожа. Стараясь не обращать внимания, я вытерла жидкость с его бедра.

– У вас или у мистера Бердсли поблизости есть родные? – спросила я спокойно, насколько было возможно. – Кто-нибудь, кто мог приехать и помочь вам?

– Никого, – ответила она. – Он вжял меня иж дома отца в Мериленде. В это мешто.

Она произнесла последние слова так, как если бы это место был пятым кругом ада. И насколько я могла видеть, дом действительно напоминал его.

Внизу открылась дверь, и долгожданный сквозняк объявил о возвращении Джейми. Раздался глухой стук, когда он поставил мой сундучок на стол, и я торопливо поднялась, желая сбежать вниз, хотя бы на время.

– Мой муж пришел с лекарствами. Я только… э… схожу…

Я обошла массивную фигуру миссис Бердсли и спустилась вниз по лестнице, вся потная, несмотря на холод в доме.

Джейми, нахмурясь, стоял возле стола и вертел в руках веревку. Он поднял голову, когда услышал мои шаги, и лицо его немного расслабилось.

– Как там, сассенах? – спросил он тихо, дернув подбородком в сторону чердака.

– Очень плохо, – прошептала я, подходя к нему. – Два пальца у него омертвели, и я должна удалить их. И она говорит, что поблизости нет никаких родственников, которые могли помочь им.

– Ммфм, – его губы напряглись, и он согнул голову к петле, которую он завязывал.

Я потянулась к медицинскому сундучку и остановилась, увидев, что на стол е также лежали пистолеты Джейми с рожком для пороха и ящичек с патронами. Я коснулась его руки и кивнула на них головой, произнеся ртом: «Что?»

Морщина между его бровями стала глубже, но прежде чем он смог ответить, ужасный рев, полный шока и ужаса, раздался сверху, за ним последовали громкие булькающие звуки, словно в трясине тонул слон.

Джейми бросил веревку и метнулся к лестнице, я следовала за ним по пятам. Он крикнул, просунув голову в чердачное отверстие, и исчез вверху. Когда я следом за ним вылезла на чердак, он боролся с миссис Бердсли.

Она стукнула его локтем по лицу, разбив нос. Это освободило его от любых запретов насчет грубого обращения с женщинами, он дернул ее, повернув к себе лицом, и ударил коротким резким апперкотом в подбородок. Челюсти ее щелкнули, и она зашаталась с остекленевшими глазами. Я бросилась вперед, чтобы подхватить свечу, когда она шлепнулась на задницу, взметнув многочисленными юбками.

– Боже… проклятая женщина, – голос Джейми из-под рукава, прижатого к его носу, звучал глухо, но с большим чувством.

Мистер Бердсли бился, как пойманная рыба, хрипя и булькая. Я поднесла свечу ближе и увидела, что он хватается рукой за шею, на которой был затянут свернутый жгутом льняной платок; его лицо стало темно-багровым, а единственный глаз вылез из орбиты. Я торопливо убрала платок, и он со свистом выдохнул зловонный воздух.

– Если бы она была быстрее, она бы его убила, – Джейми отнял от лица запачканную кровью руку и осторожно потрогал свой нос. – Христос, я думаю, она сломала его.

– Почему? Почему вы оштановили меня? – миссис Бердсли пришла в себя, хотя все еще пошатывалась. – Он должен умереть. Я хочу, чтобы он умер, он должен умереть!

– A nighean na galladh, [112]112
  Сучка (гэльск.)


[Закрыть]ты могла убить его в любое время за этот месяц, – сказал Джейми раздраженно. – Зачем, ради Бога, ждать свидетелей, чтобы сделать это?

Она посмотрела на него неожиданно ясным и острым взглядом.

– Я не хотела, чтобы он умер, – сказала она. – Я хотела, чтобы он умирал, – она улыбнулась, показывая обломанные зубы, – медленно.

– О, Боже, – произнесла я и провела рукой по лицу. Еще было утро, но мне показалось, что день длится уже несколько недель. – Это моя вина. Я сказала ей, что смогу помочь ему. Она решила, что я спасу его и, возможно, вообще вылечу.

В воздухе расплылось свежая вонь, и миссис Бердсли повернула голову в сторону мужа с гневным криком.

– Гряжная шкотина! – она встала на колени, схватила засохший кусок хлеба с тарелки и швырнула в него. Кусок отскочил от его головы. – Проклятый жлобный вонючка…

Джейми схватил вопящую женщину за волосы, когда она бросилась на распростертое тело, потом за руку отдернул ее в сторону.

– Проклятие, – сказал он, перекрывая шум. – Принеси мне веревку, сассенах, пока я не убил их обоих.

После спуска мистера Бердсли с чердака, мы с Джейми были мокрыми от пота и насквозь пропитались грязью и зловонием, кроме того, у меня от слабости тряслись колени. Миссис Бердсли, нахохлившись, сидела на стуле в углу, молчаливая и злобная, как жаба, не делая никаких попыток помочь.

Она издала возмущенный звук, когда мы положили большое неподвижное тело на чистый стол, но Джейми кинул на нее мрачный взгляд, и она замолчала, сжав рот в тонкую линию.

Джейми вытер лоб запачканным кровью рукавом и покачал головой, глядя на Бердсли. Я понимала его, даже вымытый, укрытый теплым одеялом и накормленный теплой кашицей, мужчина был в ужасном состоянии. Я тщательно осмотрела его еще раз при свете, льющемся из окна. Без сомнения, запах гангрены был ярко выражен, и кожа на ступне имела зеленоватый оттенок.

Придется удалять не только пальцы ног. Я хмурилась, ощупывая ногу вокруг разлагающейся плоти и задаваясь вопросом, можно ли ограничиться частично ампутацией пясти или отрезать ногу в лодыжке. Иссечение лодыжки будет проще и быстрее, однако в других условиях я выбрала бы частичную ампутацию стопы. В данном же случае лучше первый вариант, так как парализованный Бердсли все равно не сможет ходить.

Я в задумчивости покусывала нижнюю губу. Операция имела сомнительные шансы на успех, он был в лихорадке, и раны на ногах и ягодицах сочились гноем. Какова возможность, что он восстановится после ампутации и не умрет от инфекции?

Я не услышала, как миссис Бердсли подошла ко мне сзади; для такой крупной женщины она двигалась удивительно бесшумно.

– Что вы хотите делать? – спросила она равнодушным голосом.

– Пальцы на ногах вашего мужа отмерли, – сказала я. Нет никакого смысла скрывать это от Бердсли теперь. – Я должна ампутировать ему ступню.

Выбора действительно не было, и я с ужасом подумала, что мне придется провести здесь несколько дней, а то и недель, выхаживая Бердсли. Вряд ли я могла оставить его на попечение жены!

Она медленно обошла стол, остановившись у него в ногах. Ее лицо было неподвижно, и только легкая улыбка появилась и исчезла в уголках ее рта, словно против ее воли. Она долго смотрела на его почерневшие пальцы, потом покачала головой.

– Нет, – сказала она мягко. – Пушть он гниет.

Вопрос, понимает ли Бердсли, о чем мы говорим, был решен однозначно. Его открытый глаз выпучился, и он издал гневный вопль, дергаясь и извиваясь, чтобы достать ее. В своих отчаянных попытках он был близок к тому, чтобы свалиться на пол, и Джейми с трудом оттолкнул его тяжелую тушу от края стола. Когда Бердсли, наконец, успокоился, задыхаясь и мыча, Джейми выпрямился и взглянул на миссис Бердсли с видом чрезвычайной неприязни.

Она подняла плечи, натянув на них платок, но не отступила и не отвела глаз. Она вызывающе подняла подбородок.

– Я его жена, – сказала она. – Я не пожволю вам режать его. Это опашно для его жижни.

– Но он точно умрет, если я не сделаю этого, – сказала я коротко. – И ужасной смертью. Вы…

Я не смогла закончить. Джейми положил руку на мое плечо, сильно сжав его.

– Выведи ее на улицу, Клэр, – сказал он спокойно.

– Но…

– На улицу, – его рука снова сжала мое плечо, почти причиняя боль. – Не возвращайтесь, пока я не позову вас.

Его лицо было мрачно, но именно выражение в его глазах заставило меня похолодеть. Я поглядела на буфет, где возле моей аптечки лежали пистолеты, потом перевела потрясенный взгляд на него.

– Ты не можешь, – сказала я.

Он смотрел на Бердсли с застывшим лицом.

– В подобных обстоятельствах я убил бы собаку, не колеблясь ни секунды, – сказал он тихо. – Могу ли я сделать меньше для него?

– Он не собака!

– Нет, не собака, – он опустил мое плечо и обошел стол, встав сбоку от Бердсли.

– Если вы понимаете меня, закройте глаз, – сказал он спокойно. Мгновение стояла тишина, в налитом кровью глазе Бердсли, уставленном на Джейми, ясно светилось понимание. Потом веко медленно закрылось и поднялось снова.

Джейми повернулся ко мне.

– Идите, – сказал он. – Пусть это будет его выбором. Да или нет, но я позову вас.

Мои колени дрожала, и я сжала руки в складках моей юбки.

– Нет, – сказала я. Я поглядела на Бердсли, с трудом сглотнула и покачала головой. – Нет, – повторила я снова. – Я… если… у тебя должен быть свидетель.

Он колебался мгновение, потом кивнул головой.

– Да, ты права.

Он поглядел на миссис Бердсли. Она стояла неподвижно, сложив руки под передником, и переводила взгляд от меня к Джейми, от него к мужу и обратно. Джейми коротко покачал головой, потом, расправив плечи, повернулся к лежащему мужчине.

– Моргните один раз, если «да», и два раза, если «нет», – сказал он. – Вы понимаете меня?

Веко без колебаний опустилось.

– Тогда слушайте, – Джейми глубоко вздохнул и начал говорить плоским бесстрастным голосом, не спуская взгляда с лица мужчины.

– Вы знаете, что с вами произошло?

Моргание.

– Вы знаете, что моя жена – врач, целительница?

Глаз повернулся в моем направлении, потом снова на Джейми. Моргание.

– Она говорит, что вы перенесли удар, что излечение невозможно. Вы понимаете?

Раздраженный звук раздался из перекошенного рта. Это не стало для него новостью. Моргание.

– Ваша нога загнила. Если ее не отрезать, она будет гнить дальше, и вы умрете. Вы понимаете?

Никакого ответа. Ноздри его расширились и затрепетали, принюхиваясь, потом он с фырканьем выдохнул. Он чувствовал гнилостный запах, возможно, подозревал что-то подобное, но не знал наверняка. До этого времени. Медленное моргание.

Тихая мрачная литания [113]113
  Литания – в христианстве молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.


[Закрыть]продолжалась – вопросы и ответы, каждый, словно лопата земли из могилы. Каждая фраза, заканчивающаяся неумолимыми словами: «Вы понимаете?»

Мои руки, ноги, лицо онемели. У меня появилось странное ощущение, что комната превратилась в подобие церкви, в место, где проводится некий ритуал, ведущий к мрачному неизбежному концу.

Все было предопределено, поняла я. Бердсли сделал свой выбор давно, возможно, даже до того, как приехали мы. У него был месяц в чистилище, когда он находился в холодной темноте между небом и землей и имел время, чтобы примириться со смертью.

Он понимал?

Да, очень хорошо.

Джейми склонился над столом, держа ладонь на руке Бердсли – священник в запятнанной кровью рубашке, предлагающий прощение и спасение. Миссис Бердсли стояла неподвижно в свете, падающем из окна, словно бесстрастный ангел обвинения.

Вопросы и ответы закончились.

– Хотите ли вы, чтобы моя жена отрезала вам ногу и перевязала раны?

Одно мигание, потом два сильных моргания.

Дыхание Джейми было хорошо слышимым, каждое слово выходило с тяжелым вздохом.

– Вы просите меня лишить вас жизни?

Хотя половина лица мужчины была неподвижна, а другая испещрена бороздами от страданий и измождения, все же оно смогло выразить отношение Бердсли к вопросу. Один уголок его рта приподнялся в циничной усмешке. «Что еще мне остается?» – сказало его молчание. Веко упало и осталось закрытым.

Джейми тоже прикрыл глаза. Небольшая дрожь пробежала по его телу. Потом он передернулся, как человек, отряхивающий холодную воду, и повернулся к буфету, где лежали его пистолеты.

Я подошла к нему, положив ладонь на его руку. Он не взглянул на меня, не сводя взгляда с пистолета, который заряжал. Его лицо было белым, но руки были тверды.

– Идите, – сказал он. – Выведи ее.

Я оглянулась на Бердсли, но он больше не был моим пациентом, его тело было вне моей ответственности. Я подошла к женщине и взяла ее за руку, поворачивая к двери. Она механически двинулась за мной, не оглядываясь назад.

Двор казался нереальным, мирный и весь залитый солнцем. Миссис Бердсли вырвала свою руку и быстрым шагом направилась к сараю. Она оглянулась на дом через плечо, потом побежала и скрылась в дверях сарая, словно за ней гнались разбойники.

Я тоже почувствовала панику и чуть не помчалась следом за ней. Но удержалась, остановившись на краю двора, и стала ждать. Я чувствовала, как тяжело и медленно билось мое сердце, ударяя в барабанные перепонки.

Наконец, раздался выстрел, негромкий однотонный звук, неуместный среди мягкого блеяния коз в сарае и шороха цыплят, копающихся поблизости в земле. «В голову, – внезапно задалась я вопросом, – или в сердце?» И задрожала.

Давно перевалило за полдень, спокойствие холодного утреннего воздуха исчезло, и через двор проносился прохладный ветерок, поднимая пыль и пучки сена. Я стояла и ждала. «Он задержался, чтобы произнести молитву о душе Бердсли», – подумала я. Прошла минута, две, потом черный ход открылся, и вышел Джейми. Он сделал несколько шагов, потом остановился, наклонился и его вырвало.

Я шагнула к нему на случай, если ему была нужна моя помощь, но нет. Он выпрямился, вытер рот и, развернувшись, пошел прочь от меня к лесу.

Внезапно я почувствовала себя лишней и немного оскорбленной. Я много работала сегодня, отдавая все силы врачеванию. Я была связана с плотью, телом и духом, изучая симптомы, пульс и дыхание, ловя признаки жизни. Мне совсем не нравился Бердсли, но я была полностью поглощена борьбой за сохранение его жизни и пыталась ослабить его страдания. Я все еще могла ощущать прикосновение его вялой теплой плоти на моей руке.

Теперь мой пациент был мертв, и я чувствовала себя так, словно лишилась маленькой части своего тела. Возможно, я находилась в состоянии небольшого шока.

Я поглядела на дом, почувствовав сильное отвращение к нему и неожиданное для меня чувство страха. Тело нужно вымыть для похорон и прилично одеть. Я делала такие вещи прежде – без приступов тошноты и без энтузиазма – и все же сейчас мне не хотелось заходить туда.

Я видела насильственные смерти, и, наверное, более отвратительные, чем эта. Смерть есть смерть. Как бы она не приходила – как переход, как разлука или как долгожданное освобождение… Джейми освободил Бердсли из тюрьмы его разрушенного тела внезапно, и его дух, возможно, еще задержался в доме, не осознавая своей свободы.

– Ты суеверна, Бьючемп, – строго сказала я сама себе. – Прекрати сейчас же.

Но все еще оставалась во дворе, нерешительно топчась на месте.

Если Бердсли был недоступен для моей помощи, а Джейми не нуждался в ней, оставалась женщина, которой она может потребоваться. Я повернулась спиной к дому и пошла в сарай.

Сарай был скорее навесом с сеновалом, он был полон ароматным сеном и движущимися формами. Я стояла в дверном проеме, привыкая к полусумраку. В углу размещалось стойло, но лошади в нем не было. В другом углу хлипкий забор отделял загон для коз. В нем на охапке соломы сидела миссис Бердсли. Полдюжины коз толкались вокруг нее, меланхолично обжевывая края ее платка. Она выглядела, как бесформенная груда тряпья, но я уловила настороженный блеск ее глаз.

– Жакончилошь? – спросила она тихим голосом, едва слышимым среди блеяния коз.

– Да, – я колебалась, но она не выглядела нуждающейся в моей помощи. Мои глаза уже приспособились, и я увидела, что на ее коленях лежал маленький козленок, которого она гладила по шелковистой голове. – С вами все в порядке, миссис Бердсли?

Молчание, потом фигура приподняла и опустила плечи; напряженность немного оставила ее.

– Я не жнаю, – сказала она тихо. Я ждала, но она не двигалась и не говорила больше. Мирное общество коз, казалось, было для нее комфортным, я повернулась и вышла, завидуя ее теплой и благодушной компании.

Мы оставили лошадей в палисаднике оседланными, привязав их к молодой ольхе. Джейми ослабил подпруги и снял седельные сумки, когда приходил за моей аптечкой, но не расседлал их. Теперь это сделала я, все равно нам придется остаться здесь на некоторое время. Я также сняла с них уздечки, стреножила и пустила пастись на пожухлой зимней траве.

С западной стороны дома располагалась половина выдолбленного дерева, очевидно, служащая поилкой для лошадей, сейчас в ней было пусто. Радуясь хозяйственной работе, которая позволила мне задержаться во дворе, я наполнила поилку водой.

Вытерев мокрые руки об юбку, я огляделась в надежде найти еще какую-нибудь работу, но ничего не было. Что ж, выбора нет. Я собралась с духом, достала воды из колодца, налила в большую тыкву для питья, стоящую рядом, и понесла ее в дом, концентрируясь на усилии не пролить воду, чтобы не думать о том, что ожидает меня внутри.

Подняв глаза, я с удивлением увидела, что черный вход стоял открытый. Я была уверена, что раньше он был закрыт. Кто внутри? Джейми или миссис Бердсли?

Не заходя на кухню, я осторожно вытянула шею, чтобы заглянуть в окно. Но тут я услышала равномерный чавкающий звук лопаты, вгрызающейся в землю. Я обошла дальний угол дома и увидела Джейми, который копал землю возле одинокой рябины, стоящей на некотором расстоянии от дома. Он все еще был в одной рубашке; ветер прижимал ее белое запятнанное полотно к его телу и бросал красные пряди волос на его лицо.

Он откинул их назад запястьем, и я с потрясением поняла, что он плакал. Он плакал молча и свирепо орудовал лопатой, словно нападал на врага. Уловив мое появление из-за угла, он остановился, быстро проведя рукавом по лицу, как будто отирая пот.

Он дышал хрипло и громко, и его дыхание было слышно издалека. Я тихо подошла и предложила ему тыкву с водой и чистый носовой платок. Он не смотрел мне в лицо, но отпил глоток, раскашлялся и отпил снова, потом вернул мне тыкву и осторожно высморкался. Нос был раздут, но кровь больше не шла.

– Мы не будем здесь ночевать, да? – рискнула спросить я, усаживаясь на колоду для рубки мяса.

Он покачал головой.

– Боже, нет, – произнес он хрипло. Его лицо было покрыто пятнами, а глаза покраснели, но он держался твердо. – Мы позаботимся, чтобы он был прилично похоронен, и уедем. Я не возражаю, даже если нам придется переночевать в лесу, но только не здесь.

Я искренне согласилась с ним, но нужно было прояснить еще одну вещь.

– А… она? – спросила я осторожно. – Она в доме? Черный ход открыт.

Он крякнул и воткнул лопату в землю.

– Нет, это я. Я забыл оставить дверь открытой, чтобы душа вылетела, когда выходил, – объяснил он мне, увидев мою поднятую бровь.

Он предоставил объяснение с серьезным видом, подтвердив мои прежние страхи, и я почувствовала, как холод пробежал по моей шее.

– Понятно, – сказала я слабым голосом.

Джейми копал некоторое время, глубоко вгоняя лопату в землю. Почва была суглинистая, покрытая слоем листьев, и копать ее было легко. Наконец, не прекращая рытья, он произнес:

– Брианна как-то рассказывала историю, которую она читала. Я не совсем помню детали, но там было убийство, и убитый был злодеем, который вынудил кого-то сделать это. И в конце, когда рассказчика спросили, что нужно было сделать, он сказал: «Пусть свершится правосудие Божие».

Я кивнула, соглашаясь. Хотя быть инструментом такого правосудия человеку совсем нелегко.

– Ты полагаешь, так оно и было в этом случае? Правосудие?

Он покачал головой не в отрицание, а в замешательстве, и продолжил копать. Я наблюдала за ним некоторое время, успокоенная его близостью и гипнотическим ритмом его движений. Однако вскоре я зашевелилась, вспомнив о задаче, которая стояла передо мной.

– Думаю, мне нужно пойти обмыть тело и убрать на чердаке, – сказала я с неохотой, подбирая ноги, чтобы встать. – Мы не можем оставить женщину в таком бардаке, независимо от того, что она сделала.

– Нет, подожди, сассенах, – сказал Джейми, делая перерыв. Он немного настороженно посмотрел на дом. – Я пойду с тобой через некоторое время. А пока, – он кивнул в сторону леса, – не могла бы ты набрать камней для могилы?

Пирамида из камней? Я была сильно удивлена; это казалось излишним усложнением церемонии. Однако, без сомнения, в лесу были волки; я видела их помет на дороге два дня назад. Мне также пришло в голову, что Джейми мог изобрести предлог, чтобы мне не пришлось одной входить в дом. В таком случае таскание камней казалось вполне желательной альтернативой.

К счастью, нехватки в камнях не было. Я вытащила из седельной сумки холстяной передник, который надевала для хирургических операций, и начала сновать туда-сюда, как трудолюбивый муравей, собирающий крошки. Через полчаса такой работы мысль войти в дом уже не стала казаться мне такой ужасной. Джейми, однако, продолжал копать, так что я продолжала таскать камни.

Наконец, я остановилась, задыхаясь, и вывалила последний груз на землю возле глубокой могилы. Тени протянулись от палисадника, и воздух стал холодным; мои пальцы оцепенели – что, имея в виду многочисленные царапины и ссадины на них, было даже хорощо.