Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Он повернул холодный взгляд на шерифа, который вытянулся и постарался выглядеть солидным.

– Понятно, – произнес Джейми спокойно, переводя взгляд от одного мужчины к другому, затем уставился на шерифа. – Надеюсь, это правда, сэр. Иначе, если я узнаю, что святому отцу… причинили вред, я буду… очень расстроен.

Шериф встретил его пристальный взгляд с каменным лицом и держал его, пока мистер Лилливайт не откашлялся, хмуро глядя на шерифа.

– У вас есть мое слово, мистер Фрейзер.

Джейми повернулся к нему и слегка поклонился.

– Я не могу просить большего, сэр. И все же не могу ли я предположить – разве святой отец не может провести этот вечер среди друзей, чтобы они могли попрощаться с ним? И чтобы моя жена могла подлечить его раны? Я бы гарантировал, что доставлю его вам утром в полной безопасности.

Мистер Лилливайт пожевал губами, делая вид, что раздумывает над ответом. Но судья был плохим актером, я сразу поняла, что он предвидел вопрос и заранее решил отказать.

– Нет, сэр, – произнес он нарочито неохотным голосом. – Я сожалею, что не могу выполнить вашу просьбу. Но если священник пожелает написать письма своим знакомым, – он указал на пачку бумаги на столе, – то прослежу, чтобы их доставили по назначению.

Джейми прочистил горло и немного вытянулся.

– Что ж, – сказал он. – Могу ли я осмелиться попросить… – он замолчал, делая смущенный вид.

– Да, сэр? – мистер Лилливайт с любопытством поглядел на него.

– Интересно, дозволено ли будет святому отцу услышать мою исповедь.

Джейми уставился на столб палатки, усердно избегая моего взгляда.

– Вашу исповедь?

Лилливайт выглядел удивленным, а шериф издал звук, который можно было принять за хихиканье.

– Что-то давит на совесть? – грубо спросил Анструтер. – Или, может быть, предчувствуете свою смерть, а?

Он злобно ухмыльнулся, и потрясенный мистер Гудвин забормотал что-то протестующее. Джейми проигнорировал их обоих, сосредоточив свое внимание на мистере Лилливайте.

– Да, сэр. Я уже давно не был на отпущении грехов и пройдет еще много времени, пока такой шанс представится мне снова. Что касается… – тут его взгляд столкнулся с моим, и он коротко, но решительно кивнул головой в сторону откинутого клапана палатки. – Если простите, господа, мы на минутку.

Не дожидаясь ответа, он схватил меня за локоть и стремительно вывел из палатки.

– Брианна и Марсали с детьми идут сюда, – прошипел он мне на ухо, как только мы оказались достаточно далеко от палатки. – Постарайся, чтобы их не увидели Лилливайт и этот ублюдок шериф.

Оставив меня в глубоком изумлении на тропинке, он нырнул назад в палатку.

– Прошу прощения, господа, – услышала я его слова. – Я подумал… есть некоторые вещи, которые мужчина не хотел бы говорить в присутствии своей жены. Вы понимаете, господа?

Раздались сочувствующие мужские голоса, и я уловила слово «исповедь», произнесенное Лилливайтом двусмысленным тоном. Джейми в ответ понизил голос до конфиденциального урчания, которое было прервано громким «Да, что вы!» шерифа и призывающим к спокойствию голосом мистера Гудвина.

Неясные голоса из палатки раздавались некоторое время, потом послышались звуки движения, и я едва успела сойти с тропинки и укрыться среди сосен, как из палатки вышли все три протестанта. День почти угас, оставив тлеющие угли облаков, освещенных заходящим солнцем, но света было достаточно, чтобы я, учитывая их близость, увидела, что они находились в замешательстве.

Они прошли несколько шагов вниз и остановились всего в нескольких футах от моего укрытия. Они стояли группой и тихонько совещались, оглядываясь на палатку, из которой теперь я могла слышать громкий голос отца Кеннета, произносящий официальное благословение по-латыни. Лампа в палатке погасла, и силуэты Джейми и священника, вырисовывающиеся на холсте, исчезли в темноте.

Фигура Анструтера придвинулась ближе к мистеру Гудвину.

– Что это за чертово превращение? – пробормотал он.

Я видела, как Гудвин выпрямился, потом пожал плечами.

– Честно говоря, сэр, я не уверен в значении этого термина, – сказал он довольно чопорно, – хотя догадываюсь, что это какая-то папистская доктрина. Возможно, мистер Лилливайт даст вам лучшее определение. Рэндалл?

– Да, – сказал судья. – Это утверждение о том, что, когда священник во время мессы произносит особые слова, хлеб и вино превращаются в тело нашего Спасителя и его кровь.

– Что? – Анструтер казался озадаченным. – Как кто-то может сделать такое?

– Превратить хлеб и вино в плоть и кровь? – мистер Гудвин тоже был потрясен. – Но это же колдовство!

– Ну, было бы колдовством, если бы это было так, – ответил мистер Лилливайт. – Церковь справедливо полагает, что ничего такого не происходит.

– Вы уверены? – в голосе Анструтера звучало сомнение. – Вы видели, как они делают это?

– Ходил ли я на католическую мессу? Конечно, нет! – высокая фигура Лилливайта вытянулась. – За кого вы меня принимаете, сэр?

– Ну-ну, Рэндалл, я уверен, шериф не хотел оскорбить вас, – мистер Гудвин положил руку на плечо друга успокоительным жестом. – Он занимается только земными делами, в конце концов.

– Нет, нет, никакого оскорбления, сэр, никакого, – поспешил Анструтер с оправданиями. – Я только имел в виду, видел ли кто-нибудь, как это происходит… ну, чтобы быть подходящими свидетелями для судебного преследования, я подразумеваю.

Мистер Лилливайт, все еще чувствующий себя оскорбленным, холодно ответил.

– Едва ли необходимо иметь свидетелей ереси, шериф, когда сами священники охотно признаются в этом.

– Нет, нет, конечно, нет, – приземистая фигура шерифа, казалось, стала еще ниже от подобострастия. – Но если я прав, сэр, паписты… э… съедают это, да?

– Да, так говорят.

– Но тогда, это проклятый каннибализм, не так ли? – Анструтер снова выпрямился, дыша энтузиазмом. – Я знаю, что это противозаконно! Почему бы не позволить этому жулику провести свой фокус-покус, и мы арестуем всю эту банду, а? Избавиться от множества ублюдков одним ударом, осмелюсь сказать.

Мистер Гудвин издал тихий стон. Он потер лицо, без сомнения, пытаясь ослабить приступ зубной боли.

Мистер Лилливайт сильно выдохнул через нос.

– Нет, – сказал он холодно. – Боюсь, что нет, шериф. У меня приказ, чтобы священнику не было разрешено проводить никаких церемоний, и он не должен принимать никаких посетителей.

– О, да? А что он тогда делает сейчас? – спросил Анструтер, указывая на темную палатку, откуда раздался едва слышный голос Джейми. Я подумала, что, возможно, он говорил по-латыни.

– Это совсем другое, – с раздражением произнес Лилливайт. – Мистер Фрейзер – джентльмен. А запрещение насчет посетителей должно гарантировать, чтобы священник не совершал секретные бракосочетания.

– Благословите, отец, ибо я согрешил, – внезапно довольно громко произнес на английском Джейми, и мистер Лилливайт вздрогнул. Отец Кеннет что-то забормотал вопросительно.

– Я виновен в грехе вожделения и грязных помыслах, обуявших мои ум и плоть, – заявил Джейми более громко, чем я считала благоразумным.

– О, что и говорить, – произнес отец Кеннет тоже внезапно громко. Он казался весьма заинтересованным. – Теперь, насчет грязных помыслов, в какой форме они к вам приходили и как часто?

– Ну, начать с того, что я смотрел на женщин с вожделением. Сколько раз? О, по крайней мере, раз сто с моей последней исповеди. Вам нужно знать, святой отец, какие это женщины, или достаточно того, что я думал сделать с ними?

Мистер Лилливайт заметно напрягся.

– Я думаю, дорогой Джейми, у нас нет времени, – сказал священник. – Но если бы вы могли рассказать один или два случая, чтобы я мог составить представление… э… о серьезности согрешения?

– О, конечно. Ну, самый худший был случай с маслобойкой.

– Маслобойка? А-а… это такая с торчащей ручкой? – тон отца Кеннтет был полон печального сострадания к возможным непристойным мыслям, вызванным этим устройством.

– О, нет, отец, это была маслобойка-бочка, которая лежит на боку и с маленькой ручкой, чтобы крутить. Ну, она крутила ее с такой силой, что шнурки на ее лифе развязались, и ее груди подрыгивали туда-сюда, а рубашка прилипла к телу от пота. А маслобойка была как раз такой высоты и так закруглялась, да? что мне захотелось наклонить ее на бочку, задрать ее юбки и…

От удивления я невольно открыла рот. Это мой лиф он описывал, мои груди и мою маслобойку! Не говоря уже о моих юбках. Я помнила этот случай очень хорошо, и если он начался с нечистых помыслов, на этом он не закончился.

Шорох и бормотание отвлекло мое внимание на мужчин. Мистер Лилливайт схватил за руку шерифа, наклонившегося к палатке с жадным вниманием, прошипел что-то и потащил за собой вниз по тропе. Мистер Гудвин последовал за ними, хотя и с заметной неохотой.

Шум их ухода, к сожалению, заглушил дальнейшее описание Джейми своего греха, но, к счастью, он также заглушил шелест листьев и треск сучьев сзади меня, возвестивших о появлении Брианны и Марсали с Джемми и Джоаной на руках и Германом, который, как обезьянка, висел за спиной матери.

– Я думала, они никогда не уйдут, – прошептала Брианна, всматриваясь в то место, где исчезли мистер Лилливайт и его компания? – На горизонте чисто?

– Да. Иди сюда, – сказала я, протягивая руки к Герману, который охотно пошел ко мне.

– Ou nous allons, Grand-mère? [63]63
  Куда мы идем, бабушка? (фр.)


[Закрыть]– спросил он сонным голосом, уткнувшись белокурой головкой в мою шею.

– Шш. Увидеть Grand-père [64]64
  Дедушка (фр.)


[Закрыть]и отца Кеннета, – прошептала я ему. – Но мы должны вести себя тихо.

– О, вот так? – сказал он громким шепотом и начал напевать вполголоса очень вульгарную французскую песенку.

– Шш! – я прикрыла ему рукой рот, мокрый и липкий от того, что он ел. – Не пой, мой хороший, мы не должны разбудить младенцев.

Я услышала тихий полузадушенный звук, который издала Марсали, приглушенное фырканье Брианны и поняла, что Джейми все еще исповедовался. Он, казалось, разошелся во всю и теперь придумывал – или я, по крайней мере, так надеялась – все новые случаи. Конечно же, он ничего такого со мной не делал.

Я, вытянув шею, осмотрелась вверх и вниз по тропе, там никого не было. Я поманила девушек, и мы пробрались сквозь темноту к палатке.

Джейми резко замолчал, когда мы проскользнули внутрь, потом быстро произнес.

– И грехи гнева, гордыни и ревности… о, и немного лжи тоже, святой отец. Аминь.

Он бросился на колени, быстро прочтя молитву раскаяния по-французски, и вскочил на ноги, забрав у меня Германа, прежде чем отец Кеннет закончил говорить «Ego te absolve». [65]65
  Отпускаю тебе грехи (лат.)


[Закрыть]

Мои глаза адаптировались к темноте, и я смогла разобрать объемные формы девушек и высокую фигуру Джейми. Он поставил Германа на стол перед священником и сказал.

– Быстро, отец мой, у нас мало времени.

– У нас также нет воды, – заметил священник. – Или вы, леди, догадались принести ее с собой?

Он поднял кремень и трутницу, пытаясь вновь зажечь лампу.

Бри и Марсали обменялись удивленными взглядами и одновременно покачали головами.

– Не беспокойтесь, святой отец, – произнес Джейми успокаивающе, и я увидела, как он потянулся к чему-то на столе. Раздался короткий шорох открываемой крышки, и прекрасный горячий запах виски заполнил палатку, а слабый колеблющийся свет фитиля разгорелся в ровное ясное пламя.

– При данных обстоятельствах… – сказал Джейми, протягивая открытую фляжку священнику.

Отец Кеннет сжал губы, но скорее от подавленного смеха, чем от раздражения.

– При данных обстоятельствах, да, – повторил он. – И что может быть более подходящим, в конце концов, чем вода жизни?

Он расстегнул свой воротник и вытянул висящие на кожаном ремешке деревянный крест и маленькую стеклянную бутылочку, закупоренную пробкой.

– Святой елей, – объяснил он, открыл бутылочку и поставил ее на стол. – Благодарения Пречистой деве, что они были у меня на теле. Шериф забрал коробку с моими принадлежностями для мессы, – он сделал быструю инвентаризацию объектов на столе, отсчитывая их пальцах. – Огонь, елей, вода – что-то вроде того – и ребенок. Очень хорошо. Вы и ваш муж будете крестными родителями, я полагаю, мэм?

Он адресовал вопрос мне, так как Джейми подошел к выходу.

– Для всех их, отец, – сказала я и крепко схватила Германа, который, казалось, собирался спрыгнуть со стола. – Потерпи, милый, еще немного.

Услышав тихий свист металла, вытягиваемого из кожаных ножен, я оглянулась и увидела, что Джейми стоял на страже у входа с кинжалом в руке. Приступ мрачного предчувствия сжал мой желудок, и я услышала, как Брианна рядом потянула воздух.

– Джейми, сын мой, – произнес отец Кеннет тоном легкого упрека.

– Продолжайте, пожалуйста, святой отец, – очень спокойно ответил Джейми. – Я хочу крестить своих внуков сегодня вечером, и никто не сможет мне помешать.

Священник вздохнул с небольшим присвистом, потом покачал головой.

– Да. И если вы кого-нибудь убьете, я надеюсь, у меня будет время снова отпустить вам грехи, прежде чем нас обоих повесят, – пробормотал он, беря масло. – Если у вас будет выбор, убейте шерифа, дорогой, хорошо?

Резко переключившись на латынь, он откинул копну светлых волос Германа, и его большой палец ловко чиркнул по лбу губам и животу мальчика, делая крестное знамение, отчего тот согнулся и захихикал.

– От-имени-этого-ребенка-вы-отказываетесь-от-сатаны-и-всех-его-деяний? – спросил он, говоря настолько быстро, что я едва поняла, что он снова перешел на английский, и только успела присоединиться к Джейми в ответе крестных родителей, послушно произнеся «я отказываюсь от них».

Я нервничала, прислушиваясь к любым звукам, которые могли возвестить о возвращении мистера Лилливайта и шерифа, воображая, какая шумиха поднимется, если они обнаружат отца Кеннета, совершающего то, что они, без сомнения, посчитают незаконной «церемонией».

Я оглянулась на Джейми; он смотрел на меня и слабо улыбнулся в ответ на мой взгляд, как я поняла, пытаясь ободрить меня. Если так, то он потерпел неудачу, я слишком хорошо его знала. Он хотел, чтобы его внуки были крещены, и он сделает все, чтобы их души были вручены заботе Бога, даже если для этого ему придется умереть, или все мы попадем в тюрьму, включая Брианну, Марсали и детей. Из таких людей получаются мученики, а их семьи должны разделить их судьбу.

– Верите-ли-вы-в-Единого-Бога-Отца-Сына-и-Святого-духа?

– Упрямец, – сказала я Джейми одними губами. Его улыбка расширилась, и я отвернулась, торопливо присоединившись к его твердому «верю». Были ли это шаги снаружи, или просто ветер стучал ветвями деревьев?

Вопросы и ответы закончились, и священник улыбнулся мне, похожий на горгулью в мерцающем свете масляной лампы. Его здоровый глаз коротко подмигнул.

– Будем считать, что ваши ответы будут такими же для других детей, да, мэм? Какое крещеное имя вы дадите этому мальчику?

Не снижая темпа, священник поднял фляжку и вылил немного виски на голову мальчика, приговаривая.

– Крещу тебя Германом Александером Клоделем МакКензи Фрейзером во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь.

Герман наблюдал эту операцию с глубоким интересом и скосил большие синие глаза, когда янтарная капля проползла по его крошечному носику и капнула с кончика. Он высунул язык, чтобы поймать каплю, и сморщился от ее вкуса.

– Фу, – сказал он громко. – Лошадиная моча.

Потрясенная Марсали прошипела короткое «Тсс!», но священник просто хихикнул, снял Германа со стола и подозвал Бри.

Она держала Джемми на руках над столом, словно жертву, и не сводила глаз с его лица. Потом я увидела, как она слегка дернула головой, привлеченная звуками снаружи. Я прислушалась, звучали возбужденные, но не пьяные голоса мужчин.

Я напряглась, боясь посмотреть на Джейми. Если они войдут, решила я, то я схвачу Германа, подлезу под дальнюю полу палатки и убегу. Потом я почувствовала легкий толчок локтем, Бри пододвинулась ко мне.

– Все в порядке, мама, – прошептала она. – Это Роджер и Фергюс.

Они кивнула в темноту и обратила свое внимание на Джемми.

Кожу на моих висках закололо от облегчения. Теперь, когда я знала это, я могла разобрать властный немного носовой звук голоса Фергюса, который что-то громко повествовал, и низкий грохот шотландского говора, по-видимому, Роджера. Раздалось тоненькое хихиканье, принадлежащее мистеру Гудвину, которое сопровождалось аристократически протяжным замечанием мистера Лилливайта.

На этот раз я посмотрела на Джейми. Он все еще держал кинжал, но его рука была опущена, и плечи потеряли напряженность. Он снова улыбнулся мне, и на сей раз я улыбнулась ему в ответ.

Джемми не спал, но был очень сонный. Он не обратил внимания на елей, но холодные капли виски испугали его, он широко открыл глаза и вскинул руки. Когда Бри торопливо накинула на него одеяло и прижала к груди, он издал громкое «Иип» в знак протеста, сморщил лицо и попытался решить, достаточно ли он потревожен, чтобы расплакаться.

Бри похлопывала его по спине и шептала что-то на ухо, отвлекая. Он удовольствовался тем, что сунул большой палец в рот, с подозрительным негодованием глядя на собравшихся, но отец Кеннет уже лил виски на лоб спящей Джоан, которую держала Марсали.

– Я крещу тебя Джоан Лаогерой Клэр Фрейзер, – сказал он, следуя за Марсали, и я с удивлением поглядела на нее. Я знала, что Джоан назвали в честь сестры Марсали, но не знала, других ее имен. Я почувствовала, как у меня перехватило в горле, когда я смотрела на покрытую голову Марсали, склоненную над ребенком. И ее сестра, и ее мать Лаогера были в Шотландии, и шансов увидеть когда-либо свою тезку у них почти не было.

Внезапно глаза Джоан широко раскрылись и рот тоже. Она издала пронзительный вопль, и среди нас словно взорвалась бомба.

– Идите с миром! И быстро! – сказал отец Кеннет, проворно закупоривая бутылку с елеем и фляжку, и неистово сметая все следы церемонии. Я услышала, как снаружи зазвучали озадаченные голоса.

Марсали в мгновение ока выскользнула из палатки, прижимая к груди орущую Джоан, и таща за руку сопротивляющегося Германа. Бри задержалась на секунду, чтобы обхватить рукой голову отца Кеннета и поцеловать его в лоб.

– Спасибо, святой отец, – прошептала она и исчезла в вихре взметнувшихся юбок.

Джейми схватил меня за руку и вытолкнул из палатки, но сам остался у входа, повернувшись к священнику.

– Святой отец? – позвал он. – Pax vobiscum! [66]66
  Мир вам (лат.)


[Закрыть]

Отец Кеннет уже сидел за столом, сложив руки; чистые листы бумаги снова лежали перед ним. Он поднял глаза и слегка улыбнулся, его лицо выглядело умиротворенным, несмотря на подбитый глаз и все прочее.

– Et cum spiritu tuo, [67]67
  И со духом твоим (лат.)


[Закрыть]человек, – сказал он и поднял три пальца в прощальном благословении.

– Зачем, спрашивается, ты сделала это? – шепот Брианны, громкий от раздражения, донесся до меня. Она и Марсали шли на несколько шагов впереди нас, идя медленно из-за детей, и несмотря на небольшое расстояние их фигуры были едва различимы в темноте.

– Что сделала? Герман оставь, пойдем найдем папу. Нет, не толкай это в рот!

– Ты специально ущипнула Джоан, я видела! Из-за тебя нас чуть не поймали!

– Я должна была! – Марсали, казалось, удивилась этому обвинению. – И все равно крещение тогда уже закончилось. И они не смогут заставить отца Кеннета забрать его обратно, – она захихикала тихонько, потом прервалась. – Герман, я сказала, брось это!

– Что значит, должна! Джем, отпусти мои волосы! Ой! Отпусти, я говорю!

Джемми, очевидно, переживал приступ активности, если судить по его повторяющимся восклицаниям «Грл!» и случайными любопытными «Леб?», он был полон интереса и желания исследовать окружающее.

– Ведь она же спала! – сказала Марсали, шокированная непониманием. – Она не проснулась, когда отец Кеннет налил воду – то есть виски – ей на голову. Герман, вернись! Thig air ais a seo! [68]68
  Вернись сюда (гэльск.)


[Закрыть]Ты же знаешь, что это плохая примета, если ребенок не плачет, когда его крестят. Когда он плачет, это означает, что его оставляет первородный грех! Я не могла позволить, чтобы дьявол остался в моей малышке. Да же, mo mhaorine?

Раздались звуки поцелуев и тихое воркование Джоан, которые быстро потонули в песне, которую затянул Герман.

Бри весело фыркнуло, ее раздражение исчезло.

– Понятно. Ну что ж, если у тебя были серьезные причины. Хотя я сомневаюсь, что это подействовало на Джемми и Германа. Смотри, как они себя ведут, словно они одержимы… Ой! Не кусайся, ты, маленький злодей! Я покормлю тебя через минуту.

– Ох, ну они же мальчики, – сказала Марсали, повышая голос, чтобы перекрыть весь этот шум. – Все знают, что в мальчиках сидит сам дьявол, и я думаю, потребуется больше, чем святая вода, чтобы изгнать его, даже если в ней сорок пять градусов. Герман! Где ты выучил эту грязную песню, маленький вредитель?

Я улыбнулась, Джейми рядом со мной тихо посмеивался, слушая разговор молодых женщин. К этому времени мы были достаточно далеко от места преступления, и можно было не беспокоиться, что нас услышат среди обрывков песен, звуков скрипок и смеха, доносящихся от огней, мерцающих среди деревьев.

Дневные дела были, в основном, закончены, и люди садились ужинать, прежде чем начать веселиться и отправляться с визитами. Ароматы огня и пищи протянули свои дразнящие пальцы в холодном темном воздухе, и мой живот тихо заурчал в ответ. Я надеялась, что Лиззи оправилась достаточно, чтобы начать готовить ужин.

– Что такое «mo mhaorine»? – просила я Джейми. – Я такого слова еще не слышала.

– Думаю, это означает «моя картошечка», – ответил он. – Это по-ирландски. Наверное, Марсали узнала слово от священника.

Он вздохнул, выражая глубокое удовлетворение проведенной этим вечером работой.

– Пусть Святая Дева благословит отца Кеннета за ловкость, в один момент я подумал, что мы не успеем. Вон там не Роджер с Фергюсом?

Две темные фигуры вышли из леса и присоединились к женщинам, оттуда до нас донеслись звуки негромкого смеха и неясных голосов, прерываемые радостными воплями обоих мальчишек при виде своих отцов.

– Да, они. И еще, моя сладкая картошечка, – сказала я, сильно схватив его за руку, чтобы замедлить его ход, – что это ты рассказывал отцу Кеннету обо мне и маслобойке?

– Не хочешь ли ты сказать, что ты возражаешь, сассенах? – спросил он удивленным тоном.

– Конечно, я возражаю! – сказала я. Кровь бросилась мне в лицо, хотя я не могла сказать, было ли это от мысли о его исповеди или от памяти о самом эпизоде. Тепло также согрело меня изнутри, и судорожные боли стали утихать, когда моя матка сжалась и расслабилась от приятного внутреннего жара. Вряд ли сейчас было подходящее время и место, но, возможно, чуть позже у нас будет достаточно времени наедине… Я быстро отогнала эту мысль.

– Не говоря уже о конфиденциальности, это вообще не было грехом, – церемонно произнесла я. – Мы женаты, ради Бога!

– Ну, я же признался во лжи, сассенах, – сказал он. Я не могла видеть улыбку на его лице, но вполне могла чувствовать ее в его голосе. Полагаю, и он мог слышать ее в моем голосе.

– Я должен был придумать грех, достаточно скандальный, чтобы заставить Лилливайта удалиться, и я не мог признаться в воровстве или мужеложстве, ведь когда-нибудь мне придется вести с ним дела.

– О, значит, ты считаешь, что содомия вызовет у него отвращение, но он посчитает твое отношение к женщинам в мокрых рубашках, достойным только легкого порицания?

Его рука была теплой даже сквозь ткань рубашки. Я коснулась нижней стороны его запястья, уязвимого оголенного участка кожи, и погладила вену, которая пульсировала под ней, уходя под рукав к его сердцу.

– Понизь свой голос, сассенах, – пробормотал он, касаясь моей руки. – Ты же не хочешь, чтобы дети услышали тебя? Кроме того, – добавил он тихим голосом, наклонившись и шепча мне в ухо, – меня интересуют не все женщины, а только с милыми круглыми попками.

Он опустил руку и фамильярно похлопал меня по заду, показав замечательное чувство ориентации в темноте.

– Я даже не перейду дорогу, чтобы посмотреть на худую женщину, даже если она будет совершенно голой и мокрой с головы до ног. Что касается Лилливайта, – продолжил он нормальным голосом, но не убрал руки, которая мяла ткань юбки на моей ягодице, – он, может быть, протестантом, сассенах, но все-таки он мужчина.

– Я и не думал, что эти два состояния не совместимы, – сухо произнес Роджер, выходя из темноты.

Джейми поспешно отдернул руку от моего зада, словно эту часть моего тела охватил огонь. Хотя это был не вполне огонь, но надо признать, что его кремень выбил искру или две в растопке, какой бы сырой она не была. Однако до сна оставалось еще много времени.

Задержавшись лишь на мгновение, чтобы коротко сжать сокровенную часть анатомии Джейми, от чего он резко вдохнул воздух, я повернулась и обнаружила Роджера, сжимающегося в руках большой извивающийся объект неизвестной природы. Не поросенок, предположила я, несмотря на громкие чмокающие звуки, скорее Джемми, который яростно грыз костяшки отцовских пальцев. В случайном луче света на мгновение показался маленький розовый кулачок, который тут же исчез, врезавшись в ребра Роджера.

Джейми весело хмыкнул, но совсем не был смущен тем, что его мнение о протестантах было подслушано.

– Все девушки хороши, – процитировал он с сильным шотландским акцентом, – тогда откуда берутся плохие жены?

– А? – удивился Роджер.

– Протестантские мужчины тоже рождаются с членами, – пояснил Джейми, – но у некоторых они усыхают от неупотребления. У мужчины, сующего свой нос в чужие грехи, нет времени совершать собственные.

Я тактично раскашлялась, скрывая смех.

– А у некоторых члены становятся больше от практики, – сказал Роджер еще более сухо. – Но ладно. Я хотел бы поблагодарить вас за крещение.

Я заметила в его голосе небольшое колебание, он все еще не был уверен, как обращаться к Джейми. Сам Джейми называл его «Молодой Роджер», «Роджер Мак», «МакКензи» и, более редко, гэльским прозвищем, которое дал Роджеру Ронни Синклер из-за его голоса – Smeòraich, певчий дрозд.

– Это я должен поблагодарить тебя, charaid. Мы бы не успели, если бы не вы с Фергюсом, – сказал Джейми голосом теплым от смеха.

Высокий силуэт Роджера сейчас четко вырисовывался на фоне чьего-то костра за его спиной. Одно его плечо немного приподнялось, когда он пожал им, и он переместил Джемми, вытирая обслюнявленную руку о свои бриджи.

– Не стоит, – сказал он немного резко. – Со святым отцом будет все в порядке, как вы думаете? Брианна сказала, что его здорово побили. Я надеюсь, они не будут плохо с ним обращаться в дороге.

Джейми стал серьезным. Он слегка пожал плечами, поправляя сюртук на своих плечах.

– Я думаю, с ним все будет в порядке. Я поговорил с шерифом.

В слове «поговорил» прозвучал какой-то мрачный подтекст, который дал понять его точное значение. Хорошая взятка, возможно, была бы более эффективной, но я точно знала, что у нас было только два шиллинга, три пенса и девять фартингов на данный момент. «Лучше сэкономить деньги и положиться на угрозы», – подумала я. Джейми, очевидно, был согласен со мной.

– Я поговорю с тетей, – сказал он, – и попрошу послать записку мистеру Лилливайту с ее мнением относительно предмета. Это будет лучшей гарантией для отца Кеннета, чем то, что могу сказать я.

– Я не думаю, что она вообще будет рада, когда услышит, что ее свадьба отменяется, – заметила я. Да, это так. Дочь горского лэрда и вдова богатого плантатора, Джокаста Камерон привыкла, чтобы все было по ее желанию.

– Нет, она не будет, – согласился Джейми, – хотя думаю, Дункан вздохнет свободнее.

Роджер рассмеялся не без сочувствия и пошел вместе с нами вниз по тропе. Он переместил Джемми, который все еще громко чмокал, под локоть, как футбольный мяч.

– Да, уж, точно. Бедный Дункан. Значит, свадьбы точно отменяются?

Я не могла видеть хмурого взгляда Джейми, но почувствовала его движение, когда он с сомнением покачал головой.

– Боюсь, что так. Они не отпустили священника, даже под мое слово вернуть его утром. Мы, вероятно, могли отбить его силой, но даже так…

– Я сомневаюсь, что это могло помочь, – прервала я его и рассказала о том, что услышала возле палатки.

– Так что я не думаю, что они отойдут в сторону и позволят отцу Кеннету провести бракосочетание, – закончила я. – Даже если бы вы отбили его, они перерыли бы всю гору и подняли всех на ноги в его поисках.

Шериф Анструтер не остался бы без помощников. Джейми и его тетя могли пользоваться большим уважением в шотландском сообществе, но католики вообще и священники в частности не были так популярны.

– Приказ? – повторил удивленно Джейми. – Ты уверена, сассенах? Это Лилливайт сказал, что у него есть приказ?

– Да, – ответила я, вдруг осознав, как странно все это было. Шериф получал приказы от мистера Лилливайта, это было его обязанностью, но кто мог отдавать приказы судье?

– Здесь есть еще королевский судья и несколько мировых судей, однако… – задумчиво начал Роджер, но его прервал громкий пронзительный крик. Свет от соседнего костра обрисовал линию его носа и высветил легкую улыбку на губах, когда он обратился к своему потомству.

– Что? Хочешь кушать? Ничего, мама скоро придет.

– Где мама? – спросила я, всматриваясь в движущиеся впереди тени. Поднялся небольшой ветер, и голые ветки дубов и гикори стучали над нашими головами, однако Джемми орал достаточно громко, чтобы Брианна его услышала. Я уловила слабый голос Марсали, занятой разговором с Германом и Фергюсом относительно ужина, но не было слышно низкого хрипловатого бостонского говора Бри.

– Почему? – спросил Джейми Роджера, повышая голос над шумом ветра.

– Что почему? Вот, Джем, посмотри. Хочешь? Конечно же хочешь. Вот умница, погрызи немножко.

Что-то блеснуло в руке Роджера, и вопли Джемми резко прекратились, сменившись причмокивающими звуками.

– Что это? Он не проглотит его? – забеспокоилась я.

– Нет, это цепь от часов, не волнуйтесь, – уверил меня Роджер, – я крепко держу другой конец. Если он проглотит ее, то я смогу вытащить.

– Почему кто-то не хочет, чтобы ты женился? – настойчиво продолжил Джейми, игнорируя опасность для пищеварительной системы его внука.

– Я? – удивился Роджер. – Я не думаю, что кого-то это волнует, кроме меня и, возможно, вас, – добавил он с юмором в голосе. – Хотя полагаю, вас больше интересовало крещение мальчика. Кстати, – он повернулся ко мне. Ветер разметал свободные концы его черных волос, и в темноте он походил на какого-то злодея. Как его назвали? При крещении, я имею в виду.

– Джеремия Алекандер Иэн Фрейзер МакКензи, – сказала я, надеясь, что запомнила имя правильно. – Ты так хотел?

– О, я не возражаю против этого имени, – сказал Роджер, осторожно обходя большую лужу на дороге. Снова забрызгал дождь; я почувствовала холодные капли на лице и увидела покрытую рябью воду в луже, куда падал свет от костра.