Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"
Автор книги: Диана Гэблдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
– Ты уверена, мама?
Спрашивая, она в тоже время развязала свой окровавленный передник, потом свернула его. Проследив ее взгляд, я увидела за кустами Роджера, который смотрел на нее. Я увидела, как она слегка покраснела под его взглядом. Да, с ними все в порядке.
– А теперь, мистер Гудвин. Выпейте еще немного, и мы закончим с этим делом.
Я повернулась к своему пациенту, улыбаясь, и взяла в руки клещи.
Глава 6За доброе старое время
Роджер стоял на краю поляны, наблюдая за Брианной, которая помогала Клэр. Она перетирала травы, отмеряла жидкость в маленькие бутылочки и разрывала ткань на полосы. Несмотря на холод, она закатала рукава, и усилия, которые она прилагала, чтобы порвать крепкое полотно, вздували мускулы под веснушчатой кожей ее обнаженных рук.
«Сильные запястья», – подумал он с несколько тревожным воспоминанием об Эстеле из «Больших ожиданий» Диккенса. Сильное тело. Ветер на мгновение прижал юбку к твердому изгибу ее бедер, и когда она повернулась, длинная нога вырисовалась под тканью, гладкая и круглая, как ствол ольхи.
Это заметил не только он один. Половина людей из обеих групп, ожидающих приема, смотрели на Брианну; некоторые – главным образом женщины – со слегка хмурыми взглядами, некоторые – все мужчины – с тайным восхищением, смешанным с низменными мыслями, что вызвало у Роджера желание выйти на поляну и заявить свои права на нее.
«Ладно, пусть смотрят, – подумал он, подавляя это желание. – Не страшно, если она не отвечает на них, да?»
Он чуть выдвинулся из-за деревьев, и она сразу же повернула голову в его сторону. Ее немного хмурый взгляд просветлел, и на лице расцвела улыбка. Он улыбнулся в ответ, потом дернул головой, приглашая ее следовать за собой, и, не дожидаясь, двинулся вниз по тропе.
Был ли он настолько мелочен, чтобы испытывать желание показать этой толпе зевак, как его женщина оставит все и пойдет за ним? Ладно… да, он был. Смущение от осознания этой мысли было заглушено свирепым чувством собственника при звуке ее шагов на тропинке. Да, она пошла за ним.
Она несла что-то, завернутое в бумагу и перевязанное нитками. Он взял ее за руку и свел с тропинки в маленькую рощицу, где редкий занавес из красных и желтых кленовых листьев создавал подобие уединения.
– Мне жаль, что я оторвал тебя от работы, – сказал он, хотя совершенно не жалел об этом.
– Все хорошо. Я была рада уйти. Боюсь, я не сильна в обращении с кровью и кишками.
При этом признании на ее лице появилось извиняющееся выражение.
– Ничего, – уверил он ее, – это не то, что мне нужно от моей жены.
– Я так не думаю, – произнесла она, кинув на него задумчивый взгляд. – Скорее всего, в этих местах тебе будет нужна жена, которая сможет выдернуть зуб, когда он заболит, или пришить палец, когда ты отрубишь при колке дров.
Серый день, казалось, несколько омрачил ее настроение, или, может быть, на нее так повлияла работа, которой она занималась этим утром. Одного взгляда на пациентов Клэр было достаточно, чтобы привести в уныние любого – любого, кроме самой Клэр.
По крайней мере, он мог, хотя бы на некоторое время, отвлечь Брианну от ужасных реалий восемнадцатого столетия. Он обхватил ее лицо и провел холодным пальцем по густой рыжей брови. Ее лицо также было прохладным, но кожа за ухом под волосами была теплой, как и в других скрытых местах тела.
– Я получил все, что желал, – сказал он твердо. – А ты? Ты уверена, что не хочешь мужчину, который может снять скальп с индейца или добыть обед с помощью ружья? Я не чертовски хорош в этом, да?
Искра юмора вновь появилась в ее глазах, и ее озабоченное лицо слегка смягчилось.
– Нет, мне не нужен чертов мужчина, – сказала она. – Мама так называет па, когда страшно сердится на него.
Он рассмеялся.
– А как ты будешь называть меня, когда рассердишься? – поддразнил он. Она посмотрела на него, размышляя, и искра в ее глазах стала ярче.
– О, не волнуйся. Па не учит меня ругаться по-гэльски, но Марсали научила меня многим грязным словам на французском языке. Ты знаешь, что означает un soulard? Un grande gueule? [37]37
Пьяница, болтун (фр.)
[Закрыть]
– Oui, ma petite chou, [38]38
Да, душенька (фр.), переводится так же, как «моя маленькая капуста» (фр.)
[Закрыть]хотя я никогда не видел капусту с таким красным носом.
Он щелкнул пальцем по ее носу, и она, смеясь, отшатнулась.
– Maudit chien! [39]39
Грязная собака (фр.)
[Закрыть]
– Прибереги слова до после свадьбы, – посоветовал он. – Возможно, они тебе понадобятся.
Он взял ее за руку и потянул к подходящему валуну, потом обратил внимание на маленький пакет, который она держала.
– Что это?
– Свадебный подарок, – ответила она и протянула ему пакетик, держа его двумя пальцами, с таким видом, словно это была дохлая мышь.
Роджер осторожно взял его, но не почувствовал под бумагой ничего подозрительного. Он подкинул его на ладони, пакетик почти ничего не весил.
– Вышитый шелк, – ответила она на его вопросительный взгляд. – От миссис Бьюканен.
Между ее бровями снова появилась морщинка, а лицо стало… тревожным? Нет, какое-то другое выражение, но, черт побери, если он может найти ему название.
– Что плохого в вышитом шелке?
– В нем ничего. Дело в том, для чего он предназначен, – она взяла пакетик и положила его в карман. Поправляя свои юбки, она смотрела вниз, но он мог видеть ее сжатые губы. – Она сказала, что это для последнего одеяния.
Поскольку Брианна говорила на странном шотландско-бостонском диалекте, Роджер не сразу понял ее.
– Последнего оде… о, ты имеешь в виду для савана?
– Да. Очевидно, моя обязанность, как жены, на следующий же день после свадьбы начать ткать свой саван, – она цедила слова сквозь зубы. – И таким образом, я успею соткать и вышить саван до того, как умру при родах. А если я буду работать быстро, то успею сделать саван и для тебя, в любом случае твоя следующая жена сможет закончить его!
Он бы рассмеялся, если бы не понимал, что она была сильно расстроена.
– Миссис Бьюканен – просто дура, – сказал он, беря ее за руку. – Ты не должна расстраиваться из-за такой ерунды.
Брианна посмотрела на него из-под нахмуренных бровей.
– Миссис Бьюканен, – сказала она строго, – несомненно, глупа и бестактна. Но в одном она права.
– Конечно, не права, – произнес он с притворной уверенностью, ощутив укол беспокойства.
– Сколько жен похоронил Фаркард Кэмпбелл? – спросила она. – Гидеон Оливер? Эндрю МакНейл?
Девять жен на троих. МакНейл сегодня женится на четвертой – восемнадцатилетней девочке из Паучьего ущелья. Укол стал глубже, но он проигнорировал его.
– А Дженни Кэмпбелл родила восемь детей и проводила в могилу двух мужей, – возразил он твердо. – Что касается миссис Бьюканен, у нее самой пятеро детей, и она все еще в хорошем здравии. Я видел ее детей, головы у них, как у репы, но все здоровые.
Он получил в ответ легкое подергивание ее рта и, поощренный таким образом, продолжил.
– У тебя нет никаких оснований для боязни, женушка. Ведь у тебя не было никаких проблем с Джемми, да?
– Да? Если ты так думаешь, то в следующий раз попробуй родить сам! – резко сказала она, но уголок ее рта слегка приподнялся. Она потянула свою руку, но он не отпустил, и она оставила попытку.
– Значит, ты хочешь, чтобы был следующий раз, да? Несмотря на миссис Бьюканен? – его тон был намеренно легок, но он подтянул ее ближе и обнял, пряча лицо в ее волосах из опасения, что она увидит, как много этот вопрос значит для него.
Но он не обманул ее. Она немного отодвинулась и поглядела на него синими, как море, глазами.
– Ты женишься на мне, чтобы практиковать воздержание? – спросила она. – Ведь это единственно верный способ. Масло пижмы не всегда помогает, посмотри на Марсали!
Появление Джоан было красноречивым доказательством неэффективности этого способа регулирования рождаемости. Хотя…
– Есть и другие способы, я думаю, – сказал он. – Но если ты за воздержание, тогда оно у тебя будет.
Она рассмеялась, потому что его рука собственнически сжала ее ягодицу, пока его губы соглашались на целибат. Потом смех исчез, а синие глаза помрачнели.
– Ты уверен, да?
– Да, – ответил он, хотя мысль об этом породила тяжесть в его груди, словно он проглотил камень.
Она вздохнула и провела рукой по его щеке, по шее и задержалась в углубление внизу горла. Ее палец нажал на пульс, и биение его крови усилилось.
Он не смог сдержаться и, наклонившись, впился поцелуем в ее рот. Тяжело дыша, он чувствовал, что должен взять ее, испытывая острую необходимость соединиться с ней любым способом – руками, дыханием, ртом, ладонями. Он раздвинул ей бедра своей ногой, ее ладонь легла ему на грудь, словно собираясь оттолкнуть его, но потом судорожно сжалась, захватив рубашку вместе с кожей. Ее пальцы глубоко впились в мускулы его груди, и они тесно прижались друг к другу, задыхаясь, открыв рты и больно стукнувшись зубами.
– Я не… мы не…
Он на мгновение отстранился, пытаясь найти слова. Но ее рука скользнула под его килт, обхватив его горячую плоть уверенной прохладной ладонью, и он потерял дар речи.
– Еще раз прежде, чем мы уйдем, – сказала она, и ее дыхание окутало его теплым паром. – Как в старые добрые времена.
Она опустилась на колени на влажные желтые листья и потянула его за собой вниз.
Снова полил дождь, и ее волосы намокли. Ее глаза были закрыты, лицо было повернуто к небу, и капли дождя скатывались по нему, словно слезы. Она не знала смеяться ей или плакать.
Роджер полулежал на ней, его теплый вес дарил ей утешение и комфорт, а его килт, закрывающий их переплетенные ноги, защищал от дождя. Она обхватила руками его голову и погладила его волосы, гладкие и влажные, как черный мех тюленя.
Потом он шевельнулся со стоном, словно раненый медведь, и слез с нее. Холодный ветер ударил по ее обнаженному телу, влажному и теплому в местах, где они соприкасались.
– Извини, – пробормотал он. – Боже, мне жаль. Мне не стоило этого делать.
Она слегка приоткрыла один глаз и увидела, как он поднялся на колени, покачнулся и нагнулся, чтобы привести ее задранную юбку в благопристойный вид. Он потерял свой галстук, и порез под его челюстью снова отрылся. Она порвала его рубашку, его жилет был распахнут, половина пуговиц на нем отсутствовала. Он был весь в крови и грязи, и опавшие листья и кусочки желудей запутались в его растрепанных темных волосах.
– Все в порядке, – сказала она и села. Вид у нее был не лучше, ее груди были полны молока, и огромные влажные пятна проступили на лифе платья. Роджер увидел их и, подобрав плащ, нежно обернул его вокруг ее плеч.
– Извини, – повторил он и потянулся убрать волосы с ее лица; его рука была холодной на ее теплой щеке.
– Все хорошо, – сказала она, пытаясь собрать разлетевшиеся обломки своего «я», которые ускользали от нее, словно капельки ртути. – Прошло только полгода, и я все еще кормлю Джемми грудью. А это значит… то есть я думаю, что сейчас безопасно.
«Но как долго еще будет так?» – задалась она вопросом. Небольшие толчки желания, смешанные со страхом, все еще сотрясали ее тело.
Она должна прикоснуться к нему. Подняв уголок плаща, она прижала его к ране. Воздержание? Когда прикосновение к нему, его запах, воспоминание о последних нескольких минутах рождали в ней желание уронить его на землю и повторить все сначала. Когда нежность к нему нахлынула на нее, словно молоко, прилившее к ее грудям.
От неудовлетворенного желания они болели, и она чувствовала, как струйки молока щекотали ее ребра под платьем. Она коснулась рукой одной груди, тяжелой и полной; ее гарантии на некоторое время.
Роджер убрал ее руку, дотронувшись до пореза.
– Все в порядке, – сказал он. – Кровь уже не идет.
Он имел странное выражение – или выражения. Обычно его лицо было спокойно уверенным, даже немного суровым. Теперь его черты постоянно менялись, выражая то глубокое удовлетворение, то такую же глубокую тревогу.
– В чем дело, Роджер?
Он кинул на нее быстрый взгляд, потом отвел глаза и немного покраснел.
– О, – сказал он. – Ну. Просто мы… э… фактически в настоящее время мы не женаты.
– Конечно, нет. Свадьба будет только вечером, – она поглядела на Роджера, и смех поднялся из ее желудка, как пузырьки газа. – О, дорогой, – сказала она, сопротивляясь желанию захихикать. – Мистер МакКензи, у тебя такой вид, словно кто-то использовал тебя в лесу.
– Очень забавно, миссис Мак, – сказал он, оглядывая свой потрепанный вид. – Ты тоже побывала в хорошей драчке, если судить по твоему виду. Но я имел виду другое, мы были женаты по шотландского обычаю уже год. Но он прошел, так что формально до сегодняшнего вечера мы не женаты.
Она, прищурившись, посмотрела на него и убрала дождинки с ресниц тыльной стороной ладони, поддавшись желанию рассмеяться.
– Боже, ты думаешь, это имеет значение?
Он нехотя усмехнулся в ответ.
– Нет. Просто я сын священника, и какой-то шотландский кальвинист внутри меня шепчет, что обращаться таким образом с женщиной, не являющейся моей женой, грешно.
– Ха, – произнесла она и обхватила колени руками. Наклонившись вбок, она тихонько подтолкнула Роджера.
– Старый шотландский кальвинист. Действительно?
Он не глядел на нее, опустив глаза в землю. Капельки дождя блестели на его ясно очерченных черных бровях и длинных ресницах, серебря кожу на его скулах. Он глубоко вдохнул и медленно длинно выдохнул.
– Я не могу сказать, что твои опасения не имеют причины, – сказал он тихо. – Я не понимал, я вообще не думал до сегодняшнего дня о том, как опасен брак для женщины.
Он взглянул на нее и улыбнулся, хотя выражение беспокойства оставалось в его зеленых глазах.
– Я хочу тебя, Бри, больше, чем могу выразить. Просто я подумал, что как бы прекрасно не было произошедшее сейчас, я могу подвергнуть твою жизнь риску, если продолжу заниматься с тобой любовью. Но проклятие, если бы я хотел прекратить это!
Маленькие струйки страха слились в холодную змею, которая скользнула по ее позвоночнику и свернулась глубоко в ее животе, обвив кольцами матку. Она знала, чего он хотел, и это было не только то, чем они сейчас занимались, как бы приятно оно ни было. И понимая, чего он хочет – и почему – как она может отказать ему?
– Да, – она также глубоко вдохнула воздух и выпустила его белым облачком. – Ну что ж, я думаю, сейчас поздно волноваться об этом, – она взглянула на него и коснулась его руки. – Я хочу тебя, Роджер.
Она притянула его голову и поцеловала в губы, получая утешение в силе его рук, обвившихся вокруг нее, теплоте его тела рядом с собой.
– О, Боже, Бри, – пробормотал он ей в волосы. – Я хочу сказать тебе, что всегда буду защищать тебя, тебя и Джемми от любой опасности. И мне невыносимо думать, что именно я могу стать угрозой для тебя, что я могу погубить тебя своей любовью.
Его сердце сильно и ровно билось рядом с ее ухом. Она почувствовала, что тепло вернулось в ее руки, обхватившие его спину, и проникло глубже в тело, растопляя некоторые из ледяных струек страха.
– Все в порядке, – сказала она, наконец, желая подарить ему утешение, которое он не мог дать ей. – Я уверена, все будет хорошо. У меня подходящие бедра, все так говорят. Я просто кубышка.
Она провела рукой по роскошной выпуклости своего бедра, и он улыбнулся, последовав своей рукой тем же путем.
– Ты знаешь, что сказал мне Ронни Синклер вчера вечером. Он смотрел, как ты наклонилась, чтобы подложить дрова в костер, вздохнул и сказал: «Ты знаешь, как выбирать девушку, МакКензи? Начни с задницы и поднимайся выше!» Ой!
Он отскочил, смеясь, когда она шутливо ударила его.
Потом он нагнулся и очень нежно поцеловал ее. Дождь все еще падал, барабаня по мертвым листьям, устилавшим землю сплошным слоем.
Ты хочешь ребенка, не так ли? – спросила она тихо. – О котором ты точно будешь знать, что он твой?
Он некоторое время не поднимал головы, но, наконец, взглянул на нее, позволив ей увидеть ответ на своем лице. Сильное желание, смешанное с волнением и тревогой.
– Я вовсе не… – начал он, но она остановила его, закрыв его рот рукой.
– Я знаю, – сказала она. – Я понимаю.
Она понимала. Почти. Брианна, как и он, была единственным ребенком в семье и знала тоску по близости с родственной душой; хотя ее потребность в близости, в отличие от его тоски, была удовлетворена. У нее был не один любящий отец, а даже два. Мать, которая любила ее, несмотря на пространство и время. Мюрреи, семья, которую она неожиданно нашла в Лаллиброхе. И более всего, у нее был сын, ее плоть и кровь, маленький и доверчивый вес которого уверенно привязывал ее к миру.
А Роджер был сиротой, один в мире на протяжении длительного времени. Его родители погибли прежде, чем он узнал их, его старый дядя умер. У него не было никого, кто называл бы его своим; никто не любил его только потому, что он был чьей-то плотью и кровью. Никто, кроме нее. Неудивительно, что он жаждал уверенности, которую она ощущала, когда держала в руках своего ребенка.
Он внезапно откашлялся.
– Я… хм… собирался подарить его тебе вечером. Но возможно…
Он достал из внутреннего кармана сюртука и протянул ей мягкий сверток ткани.
– Что-то вроде свадебного подарка, да? – он улыбался, но она могла видеть неуверенность в его глазах.
Брианна развернула сверток, и пара черных глаз-пуговиц взглянула на нее. На кукле было бесформенное платье из зеленного ситца и волосы из красной пряжи, торчащие во все стороны. Ее сердце сильно застучало в груди, и горло сжали спазмы.
– Я подумал, что малышу она понравится, может быть, он будет грызть ее.
Она пошевелилась, и мокрая ткань платья натянулась на ее груди, родив в них ощущение покалывания. Да, она боялась, но существовали вещи, более сильные, чем страх.
– Это будет в другой раз, – сказала она и коснулась его руки. – Я не могу сказать когда, но это будет.
Он взял ее руку и сильно сжал, не глядя на нее.
– Спасибо, кубышка, – сказал он очень тихо.
Дождь становился все сильнее. Роджер откинул влажные волосы с глаз и отряхнулся, как собака, разбрызгивая воду с плотной ткани сюртука и пледа. На серой шерсти сюртука была грязь, он потер ее, но без успеха.
– Христос, я не могу жениться в таком виде, – сказал он, пытаясь снять напряжение, возникшее между ними. – Я похож на бродягу.
– Еще не поздно, – сказала она со слегка дрожащей улыбкой, поддразнивая его. – Ты все еще можешь отказаться.
– Было поздно с того самого дня, как я увидел тебя, – сказал он хрипло. – Кроме того, – добавил он, поднимая бровь, – твой отец зарежет меня, как борова, если я скажу, что передумал.
– Ха, – сказала она, но скрытая улыбка образовала ямочки на ее щеках.
– Жестокая женщина! Тебе нравится эта идея!
– Да, то есть нет, – она теперь смеялась, чего он и добивался. – Я не хочу, чтобы он зарезал тебя. Просто приятно знать, что он может сделать это. Отец должен быть защитником.
Она улыбнулась и легко дотронулась до него.
– Как ты, мистер МакКензи.
Какое-то непонятное чувство сжало его грудь, словно его жилет стал слишком тесным. Потом в груди немного похолодело, когда он вспомнил, что должен сказать ей. Отцы и их понятия о защите, в конце концов, различались, и он не был уверен, как она воспримет его рассказ.
Он взял ее за руку и увел от дождя под прикрытие зарослей тсуги где на земле, защищенной широко раскинутыми ветвями, лежали засохшие ароматные иглы.
– Давай посидим немного, миссис Мак. Это не важно, но я хочу тебе кое-что сказать перед свадьбой, – он потянул ее и посадил рядом с собой на поросший лишайником поваленный ствол дерева. Он откашлялся, собираясь с мыслями.
– Когда я был в Инвернессе перед тем, как последовать за тобой через камни, я провел некоторое время, перебирая бумаги преподобного, и наткнулся на письмо твоего отца. Фрэнка Рэндалла, я имею в виду. Оно касается незначительного факта, но я подумал… в общем, я подумал, что между нами не должно быть никаких тайн, когда мы поженимся. Я рассказал об этом твоему отцу вчера вечером. А теперь позволь рассказать тебе.
Теплые пальцы ее руки напряглись в его ладони, и глубокая морщина пролегла между бровями, пока она слушала его.
– Еще раз, – попросила она, когда он закончил. – Повтори его снова.
Он послушно повторил письмо слово в слово, как он его запомнил, и как прошлой ночью пересказал Джейми Фрейзеру.
– Значит, могильный камень с именем папы в Шотландии фальшивый? – ее голос повысился от удивления. – Папа – Фрэнк – попросил преподобного изготовить его и поставить на церковном кладбище в Сент-Килде, но па не лежит, то есть не будет лежать под ним?
– Да, он это сделал, и нет, он не будет лежать под ним, – ответил Роджер, тщательно разграничивая, кто стоит за этим словом «он». – Я думаю, что он – то есть Фрэнк Рэндалл – предназначал этот камень, как знак признательности твоему отцу – другому твоему отцу, Джейми.
Лицо Брианны покрылось красными пятнами от холода, кончики носа и ушей также покраснели.
– Но он не мог знать, что мы с мамой обнаружим этот камень!
– Я не уверен, что он хотел, чтобы вы знали о нем, – сказал Роджер. – Возможно, он сам не знал – зачем, но чувствовал, что должен сделать это. Кроме того, – добавил он, неожиданно вспомнив, – разве Клэр не говорила, что он хотел взять тебя в Англию перед тем, как погиб? Вероятно, он хотел привезти тебя туда, чтобы ты нашла его. А потом вы с Клэр решили бы как поступить.
Она сидела неподвижно, обдумывая сказанное.
– Значит, он знал, – медленно проговорила она. – Знал, что Джейми Фрейзер пережил Каллоден. Знал и не сказал?
– Я не думаю, что стоит обвинять его в этом, – мягко произнес Роджер. – Он сделал это не совсем из эгоистичных побуждений.
– Разве? – она была потрясена, но не сердита. Он видел, что она старалась рассмотреть вопрос со всех сторон прежде, чем решить, как к нему отнестись.
– Нет. Подумай, моя курочка, – убеждал он ее. Ель, на которую он оперся спиной, была холодной; упавшее дерево, на котором они сидели, было мокрым под его руками. – Он любил твою мать и не хотел снова потерять ее. Это, может быть, эгоистично, но она была его женой, и никто не может винить его за то, что он не хотел отдавать ее другому мужчине. Но это еще не все.
– Что еще? – ее голос был спокоен, синие глаза смотрели прямо, не мигая.
– Ну… что бы произошло, если бы он сказал ей? У нее была ты, еще маленький ребенок, и никто не мог предположить, что ты тоже сможешь пройти сквозь камни.
Глаза все еще смотрели прямо, но в них появилась тревога.
– Она должна была иметь выбор, – сказала она тихо, не отводя от него пристального взгляда. – Остаться с нами или вернуться к Джейми.
– Оставить тебя, – сказал Роджер, кивнув головой, – или остаться, сознавая, что Джейми жив и, возможно, достижим… и отказаться от него. Нарушить клятву, на этот раз осознанно, и оставить ребенка… или жить в тоске. Я не думаю, что это сделало бы вашу семейную жизнь легче.
– Я понимаю, – вздохнула она, пар от ее выдоха исчез, как призрак, в холодном воздухе.
– Вероятно, Фрэнк боялся дать ей выбор, – сказал Роджер, – но только потому, что спасал ее – и тебя – от боли, которую причинит необходимость сделать выбор. По крайней мере, в то время.
Ее сжатые губы расслабились.
– Интересно, какой бы выбор она сделала, если бы он сказал ей? – произнесла она немного грустно. Он притянул ее к себе.
– Она осталась бы, – сказал он уверенным голосом. – Однажды она уже сделала выбор в твою пользу, не так ли? Джейми отослал ее, чтобы спасти тебя, и она ушла. Она знала, чего он хотел, и осталась бы с тобой, пока ты в ней нуждалась. Она бы не решилась вернуться и потом, если бы ты не настояла на этом. Ты, конечно, понимаешь это?
Ее лицо смягчилось, когда она согласилась с ним.
– Думаю, что ты прав. Но все же… знать, что он жив, и не пытаться вернуться к нему…
Он прикусил язык, чтобы удержаться от вопроса. Что, если это был бы твой выбор, Брианна? Если бы вопрос стоял так – ребенок или я? Но как мужчина может заставить женщину, которую он любит, делать такой выбор, даже гипотетически? И он не спросил ради нее… или ради себя.
– Но он поставил тот камень. Зачем он это сделал?
Морщина между ее бровями от волнения углубилась.
Роджер не знал Фрэнка Рэндалла, но испытывал определенное сочувствие и даже своего рода симпатию к этому человеку. Он не совсем понимал, почему решил рассказать ей об этом письме перед свадьбой, но сейчас побудительные мотивы становились для него более ясными и более тревожащими.
– Я думаю, он считал это своим долгом. Не только по отношению к Джейми и твоей матери, но и к тебе. Если… – начал он и замолчал, сильно сжав ее руку. – Погляди. Возьмем маленького Джемми. Он мой, так же как ты, и всегда будет, – он глубоко вздохнул. – Но если бы я был другим мужчиной…
– Если бы ты был Стивеном Боннетом, – сказал она, и ее побелевшие от холода губы сжались.
– Если бы я был Боннетом, – согласился он, чувствуя отвращение к этой мысли, – если бы я знал, что ребенок мой, и его воспитывает чужой мужчина, разве не захотел бы я, чтобы однажды он узнал правду?
Ее пальцы в его руке дернулись, глаза потемнели.
– Ты не должен говорить ему! Роджер, ради Бога, обещай мне, что никогда не скажешь ему!
Он изумленно уставился на нее. Она больно впилась ногтями в его ладонь, но он не сделал ни движения, чтобы освободиться.
– Боннету? Христос, нет! Если я когда-нибудь увижу его, я не стану тратить время на разговоры!
– Не Боннету, – она дрожала то ли от холода, то ли от эмоций. – Бога ради, держись подальше от этого человека! Нет, я имею в виду, Джемми, – она сильно сглотнула и схватила его за обе руки. – Обещай мне, Роджер. Если ты любишь меня, обещай, что никогда не скажешь Джемми о Боннете, никогда. Даже если что-нибудь случится со мной…
– С тобой ничего не случится!
Она поглядела на него, и легкая кривоватая улыбка появилась на ее губах.
– Воздержание также не для меня. Может случиться, – она снова сглотнула. – И если это произойдет… обещай мне, Роджер.
– Да, я обещаю, – сказал он неохотно. – Если ты настаиваешь.
– Я настаиваю!
– И ты не хотела бы никогда знать… о Джейми?
Она сильно прикусила губу, оставив зубами багровое пятно на мягкой розовой плоти.
– Джейми Фрейзер – не Стивен Боннет!
– Согласен, – сказал он сухо. – Но я говорю не о Джемми. Я просто хотел сказать, что если бы я был Боннетом, я хотел бы знать, и…
– Он знает.
Она выдернула руку и резко встала, повернувшись, чтобы уйти.
– Он, что? – Роджер догнал ее в два шага и схватил за плечи, разворачивая к себе. Она слегка вздрогнула, и он ослабил хватку. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить голос, он спросил: – Боннет знает о Джемми?
– Хуже того, – ее губы задрожали, но она сжала их, чтобы удержать дрожь, потом раскрыла, чтобы произнести правду. – Он уверен, что Джемми – его сын.
Роджер понимал, что она не захочет снова сесть, и сильно потянул ее за руку, заставив ее идти за собой через падающий дождь и вывороченные камни, мимо стремительного потока воды в ручье и качающихся ветвей деревьев, пока движение не успокоило ее, и она смогла рассказать ему о своих одиноких днях в Речном потоке, где она была пленницей своей беременности. О лорде Грэе, друге ее отца и ее друге, которому она доверила свои страхи.
– Я боялась, что ты мертв. Все – мама, па, ты.
Ее капюшон упал с головы, но она не поправляла его. Ее рыжие волосы свисали мокрыми крысиными хвостами на плечи, и капельки дождя цеплялись за ее густые брови.
– Последнее, что па сказал мне – то есть не сказал даже, а написал, потому что я не разговаривала с ним… – она сглотнула и провела рукой под носом, вытирая влагу. – Он сказал, я должна найти силы простить его. Б-Бонетта.
– Что сделать?
Она легонько потянула свою руку, и он понял, что слишком сильно вцепился в нее. Он ослабил хватку, пробормотав извинения, и она коротко наклонила голову, принимая их.
– Па понимал, – сказала она и замолчала. Наконец, овладев своими эмоциями, она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. – Ты знаешь, что произошло с ним в Уэнтворте?
Роджер коротко и смущенно кивнул. На самом деле он мало знал, что случилось с Джейми Фрейзером там, и не хотел знать большего. Он слышал о шрамах на спине Фрейзера и сделал вывод из того немногого, что рассказывала Клэр, что они являлись лишь слабым отголоском произошедшего в Уэнтворте.
– Он понимал, – сказала она ровным голосом. – И он знал, что нужно делать. Он сказал мне – если я хочу быть… снова целой, я должна найти силы простить Стивена Боннета. И я простила.
Он сжимал руку Брианны так сильно, что чувствовал, смещение костей ее ладони. Она ничего не рассказывала ему, а он не спрашивал. До этого дня имя Боннета никогда не упоминалось между ними.
– Да? – он говорил хриплым голосом, и ему пришлось остановиться и откашляться. – Ты нашла его? Ты говорила с ним?
Она убрала влажные волосы со лба и кивнула. Грэй сообщил ей, что Боннет был схвачен и осужден. В ожидании транспортировки в Уилмингтон и последующей казни он содержался в подвалах королевских складов в Кросс-Крике. Именно туда пошла она, неся, как она надеялась, прощение ему и себе.
– Я было толстая, – она показала руками, какой большой у нее был живот. – Я сказала, что ребенок его. Его ждала смерть, и, возможно, знание о том, что он оставит кого – то на земле, могло дать ему какое-то утешение.
Роджер почувствовал, что ревность сжала его сердце так сильно, что на мгновение ему показалось, что боль была физически реальной. Кого-то оставит на земле, подумал он. А я? Если я умру завтра – а я могу! Жизнь для меня так же опасна, как и для тебя, девочка. Что останется после меня, скажи мне?
Он знал, что не должен был спрашивать. Он клялся, даже мысли не допускать, что Джемми – не его сын. Они были женаты, и Джемми был его ребенком, независимо от обстоятельств его рождения. И все же он почувствовал, как слова вытекли из него, едкие, как кислота.
– Значит, ты уверена, что ребенок его?
Она остановилась и повернулась к нему с глазами, широко открытыми от шока.
– Нет. Нет, конечно, нет! Если бы я была уверена, я сказала бы тебе!
Жжение в его груди немного уменьшилось.
– Но ты сказала ему, что ребенок его. Ты не сказала ему, что сомневаешься в этом?
– Он должен был умереть! Я хотела утешить его, а не рассказывать мою историю! Ему не стоило знать ни о тебе, ни о нашей брачной ночи… Это его не касается. Черт побери, Роджер!
Она пнула его по голени.
Он качнулся от сильного пинка, но схватил ее за руку, не давая убежать.
– Извини! – быстро произнес он прежде, чем она могла снова пнуть его или укусить, что она, по-видимому, собиралась сделать. – Извини. Ты права, это его не касается, и я не должен был заставлять тебя снова думать об этом.
Она глубоко вдохнула через нос, словно дракон, готовящийся обратить его в пепел. Искры ярости в ее глазах немного притухли, но лицо все еще пылало. Она отбросила его руку, но не уходила.
