Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Они выехали из каштановой рощи на большую поляну, где стоял дом, солидный и опрятный, со стеклянными окнами, залитыми золотом уходящего солнца.

Это был простой бревенчатый дом с чистыми линиями, побеленный и покрытый дранкой, и основательно построенный, который казался впечатляющим только на фоне простых хижин большинства поселенцев. Его первая хижина, потемневшая, но крепкая, стояла тут же чуть подальше от холма. Из ее трубы также вился дымок.

– Кто-то развел огонь для Бри и Роджера, – сказала Клэр, кивнув на него.

– Это хорошо, – сказал он и сжал руку на ее талии; она издала тихий довольный звук и поерзала на его коленях.

Гидеон тоже был счастлив; он вытянул шею и заржал, здороваясь с двумя лошадьми, которые носились в загоне с приветственным ржанием. Кобыла Клэр со свисающими поводьями стояла возле ограждения; она приподняла губу при их появлении и, казалось, издевалась над ними – маленькая ведьма. Откуда-то далеко позади них раздался громкий радостный рев Кларенса: мул был очень рад вернуться домой.

Дверь распахнулась, и миссис Баг выкатилась во двор, подпрыгивая от волнения, словно шар перекати-поле. Джейми улыбнулся при виде ее и подал руку Клэр, чтобы помочь ей соскользнуть на землю, прежде чем спешиться самому.

– Все хорошо, все хорошо, а как вы, сэр? – затараторила миссис Баг еще до того, как его ноги коснулись земли. Она держала в одной руке оловянную чашку, а в другой полотенце и, не переставая вытирать ее, подняла голову, подставляя для его поцелуя морщинистую круглую щеку.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и, привстав на цыпочки, поцеловала Клэр.

– О, как великолепно, что вы дома, вы и Сам, а у меня ужин уже готов, так что вам не надо ни о чем беспокоиться, мэм. Так что заходите скорее в дом и снимайте пыльные башмаки, а я пошлю старого Арча в пивоварню, и мы…

Она подхватила Клэр под руку и потащила за собой в дом, все говоря и говоря, и продолжая энергично вытирать чашку своими короткими, но ловкими пальцами. Клэр послала ему беспомощный взгляд через плечо, и он усмехнулся, глядя, как она исчезает в доме.

Гидеон нетерпеливо ткнул его носом в руку.

– О, да, – сказал он, вспомнив свои обязанности. – Пошли, маленький злой ублюдок.

К тому времени, когда он расседлал жеребца и кобылу Клэр, протер их и задал им корма, Клэр удалось сбежать от миссис Баг. Возвращаясь из загона, он увидел, что дверь в доме распахнулась, и оттуда вышла Клэр, несколько испуганно оглядываясь через плечо, словно боялась преследования.

Куда она направлялась? Не заметив его, она развернулась и поспешила за угол дома, шелестя своими домоткаными юбками. Он, заинтересовавшись, последовал за ней.

Ага. Она уже осмотрела медицинский кабинет, а теперь, пока совсем не стемнело, шла в свой огород. Он мельком увидел ее на фоне неба за домом, последний дневной свет мерцал паутинками в ее волосах. Сейчас в огороде мало что росло, только самые живучие травы и зазимовавшие овощи, такие как морковь, лук и репа. Но это не имело значения, по возвращении она всегда отправлялась смотреть свой огород, на какое бы короткое время она не отлучалась.

Он понимал ее страсть, он сам не чувствовал себя полностью дома, пока не проверил все строения, всех животных и не убедился, что все в порядке.

Вечерний ветерок донес до него резкий запашок от уборной, говоря о том, что там вскоре потребуется его внимание. Потом он вспомнил о новых поселенцах и тут же решил, что рытье ямы для новой уборной как раз подходит для двух старших мальчиков Чизхолмов.

Он и Иэн вырыли яму, когда только поселились в Ридже. Боже, как он скучал по парню.

– Mhicheal bheanaichte, – пробормотал он. Святой Михаил, защити его. Ему нравился МакКензи, но если бы у него был выбор, он никогда бы не обменял Иэна на него. Это был выбор Иэна, а не его собственный, так что не о чем и говорить.

Отодвинув боль от потери Иэна на задворки сознания, он встал к дереву, развязал брюки и отлил. Если бы Клэр увидела его, то не преминула бы сделать, по ее мнению, остроумное замечание насчет собак и волков, метящих свою территорию. «Ничего подобного», – ответил он ей мысленно. Зачем ему идти далеко, чтобы сделать то же самое, но в худших условиях в уборной? И если принять во внимание, что это его место, и если он решил здесь помочиться… Он привел в порядок одежду, чувствуя себя более уверенным.

Подняв голову, он увидел, что она спускается от своего огорода с передником, полным моркови и репы. Порыв ветра сорвал оставшиеся листья с каштанов и закружил их вокруг нее в желтом, искрящемся светом танце.

Повинуясь внезапному импульсу, он отступил вглубь рощи и стал осматриваться.

Обычно он обращал внимания только на ту растительность, которая могла служить пищей человеку или лошади, или была достаточно твердой и прямой, чтобы пойти на доски и бревна, или затрудняла его продвижение. Но как только он присмотрелся к ней эстетическим взглядом, он был удивлен ее разнообразием.

Стебли недозрелого ячменя с зернами, уложенными в колос, напоминающий женскую косу. Высохший хрупкий стебелек, похожий на кружево по краям женского носового платка. Веточка ели, неестественно зеленая на фоне засохших растений, и оставившая пахучий сок на его руке, когда он отломил ее от дерева. Веточка дуба с сухими глянцевитыми листьями, которые своими оттенками – золотыми, коричневыми и серыми – напомнили ему об ее волосах. И немного алой лианы, выбранной за яркий цвет.

Как раз в это время, она завернула за угол дома. Углубившись в свои мысли, она прошла в футе или двух от места, где он стоял, не заметив его.

– Сорча, – позвал он тихо, и она развернулась с глазами, суженными от лучей опускающегося к горизонту солнца, потом широкими и золотистыми от удивления при виде его.

– Добро пожаловать домой, – сказал он и протянул маленький букетик.

– О, – произнесла она и поглядела на листья и прутики, потом уголки ее рта дрогнули, как если бы она хотела засмеяться или заплакать, но не была уверена, что именно. Протянув руку, она взяла у него букет, коснувшись маленькими прохладными пальцами его руки.

– О, Джейми, он прекрасен.

Она привстала на цыпочки и подарила ему теплый солоноватый поцелуй; ему захотелось большего, но она уже быстро шла в дом, прижимая маленькие глупые веточки к груди, словно они были золотые.

Он чувствовал себя глуповато-счастливым и был по-дурацки доволен собой. Ее вкус все еще сохранялся у него во рту.

– Сорча, – прошептал он и понял, что именно так он назвал ее мгновение назад. Неудивительно, что она была так удивлена. Это было ее имя на гэльском языке, но он никогда не называл ее так. Ему нравилась ее чужеземность, ее английскость. Она была Клэр, его сассенах.

И все же в тот момент, когда она проходила мимо него, она была Сорчей. И это имя означало не только «Клэр», но и свет.

Он глубоко и удовлетворенно вздохнул.

Он почувствовал внезапный голод и по пище, и по ней, но не спешил входить в дом. Определенные виды голода сладостны сами по себе; предвкушение доставляет столь же острое удовольствие, как и удовлетворение.

Раздался топот копыт, и зазвучали голоса: наконец, прибыли остальные. Ему вдруг страстно захотелось удержать дольше свое мирное одиночество, но поздно: через несколько секунд он попал в хаос – взволнованные крики пронзительных детских голосов, зов усталых матерей, приветствия вновь прибывших людей, суматоха разгрузки, необходимость напоить и накормить лошадей и мулов… и все же посреди этого столпотворения он двигался так, словно все еще был один, спокойный и умиротворенный, в лучах заходящего солнца. Он вернулся домой.

Уже наступила темнота, когда все было улажено, маленькие дикие Чизхолмы собраны и отправлены на ужин, все животные накормлены и устроены на ночь. Он пошел следом за Джефом Чизхолмом к дому, но задержался на мгновение во дворе.

Он стоял, рассеяно потирая руки от холода, и восхищался видом своего поместья. Крепкий сарай и аккуратные навесы, хорошо огороженные загоны для скота и лошадей, опрятный заборчик вокруг огорода Клэр, чтобы не пускать туда оленей. Дом белел в ранней темноте, словно доброжелательный дух, охраняющий хребет. Свет струился из каждого окна и каждой двери, и звуки смеха доносились до него.

Он ощутил движение в темноте и, развернувшись, увидел дочь, которая несла ведро свеженадоенного молока. Она остановилась рядом с ним, глядя на дом.

– Хорошо быть дома, да? – произнесла она тихо.

– Да, – сказал он, – да.

Они посмотрели друг на друга, улыбаясь. Потом она наклонилась вперед, внимательно всматриваясь в него. Она развернула его так, чтобы свет из окна падал на него, и слегка нахмурилась.

– Что это? – спросила она и что-то сбила щелчком с его плеча. Глянцевый алый лист упал на землю. Она приподняла брови при виде его. – Ты должен пойти и помыться, па, – сказала она. – На тебе был ядовитый плющ.

– Ты должна была сказать мне, сассенах, – Джейми с негодованием посмотрел на стол возле окна, куда я поставила стакан с букетиком. Яркая краснота ядовитого плюща пылала даже в полумраке спальни, освещаемой только светом от камина и одной свечой. – И ты могла бы выбросить эту дрянь. Хочешь подразнить меня, да?

– Ничего подобного, – ответила я с улыбкой, вешая передник на колышек и берясь за шнуровку платья. – Если бы я сказала тебе, ты бы отобрал его. А это единственный букет, который ты мне когда-либо дарил. И я не уверена, что получу от тебя еще один, так что я хочу сохранить его.

Он фыркнул и сел на кровать, чтобы снять чулки. Его кафтан, галстук и рубашка уже были сняты, и свет от камина мерцал на его плечах. Он почесал внутреннюю сторону запястья, хотя я сказала ему, что чувство жжения носит психосоматический характер; никаких признаков сыпи не наблюдалось.

– У тебя никогда не было сыпи от ядовитого плюща, – заметила я. – Хотя ты должен был время от времени на него попадать, учитывая сколько времени ты проводишь в лесу и поле. Я думаю, у тебя к нему иммунитет. У некоторых людей так бывает.

– О, да? – он выглядел заинтересованным, хотя продолжал чесаться. – Это так же, как ты и Брианна не можете заболеть?

– Почти, но по другой причине, – я сняла бледно-зеленое платье из домотканого полотна, сильно обтрепанное после недельного путешествия, и со вздохом облегчения освободилась от корсета.

Я встала, чтобы проверить воду в кастрюле, которую я поставила греться на горячие угли. Некоторых из вновь прибывших людей мы отправили переночевать к Фергюсу и Марсали, к Роджеру и Бри, но все равно кухня, мой медкабинет и кабинет Джейми были полны гостей, которые улеглись спать прямо на полу. Я не собиралась ложиться спать, не смыв с себя грязь путешествия, но я также не собиралась делать из этого публичное зрелище.

Поверхность воды дрожала от жара, крошечные пузырьки прилепились к стенкам кастрюли. Я сунула в нее палец для проверки, вода была восхитительно горячая. Вылив немного воды в тазик, я поставила кастрюлю снова на угли.

– Мы не совсем неуязвимы, – предупредила я его. – Некоторые болезни, например, оспа, нам совершенно не страшны. Роджер, Бри и я привиты против нее, и иммунитет постоянный. Другими болезнями, такими как холера и тиф, мы, скорее всего, не заболеем, но прививки против них не дают постоянной защиты, она со временем ослабевает.

Я нагнулась к груде седельных сумок, которые он принес и свалил возле двери. Один из пациентов дал мне настоящую губку, завезенную из Индии, в оплату за извлечение гнилого зуба. Подходящая вещь для быстрой помывки.

– А такая болезнь, как у Лиззи, малярия…

– Я думал, ты ее вылечила, – прервал меня Джейми, нахмурившись.

Я печально покачала головой.

– Нет, она всегда у нее будет, бедняжка. Я только могу попытаться уменьшить ее симптомы и сделать так, чтобы она реже проявлялась. Видишь ли, она у нее в крови.

Он стянул ремешок, которым были связаны его волосы, и встряхнул рыжими кудрями, отчего они встали дыбом вокруг его головы, словно грива льва.

– Совсем непонятно, – возразил он, поднимаясь, чтобы развязать брюки. – Ты говорила, что если у человека была корь, и если он выживет, то не сможет заболеть ею снова, потому что она у него в крови. И я не могу заразиться ветрянкой или корью, потому что болел ими в детстве, и они находятся у меня в крови.

– Ну, это не совсем то же самое, – сказала я довольно неубедительно. Мысль попытаться объяснить различие между активным, пассивным и приобретенным иммунитетами, об антителах и паразитарных инфекциях совершенно не прельщала меня после долгой поездки верхом на лошади.

Я опустила губку в тазик, позволила ей впитать воду, потом отжала, наслаждаясь ее губчатой шелковистой структурой. Тонкие струйки песка выплыли из пор и опустились на дно. Губка стала мягкой, впитав воду, но с одного края я могла все еще чувствовать твердое место.

– Насчет лошадей…

Джейми выглядел немного удивленным.

– Мы говорим о лошадях?

– Нет, но я подумала, – я махнула рукой, игнорируя несущественное различие. – Что ты собираешься делать с Гидеоном?

– О, – Джейми спустил брюки на пол и потянулся. – Думаю, я не стану его стрелять. Он довольно хороший конь. Для начала я его охолощу. Это может его немного успокоить.

– Охолостишь? О, ты имеешь в виду, кастрируешь? Да, вероятно, это поможет, хотя кажется немного кардинальным, – я поколебалась, потом неохотно произнесла. – Хочешь, чтобы я сделала это?

Он изумленно уставился на меня, потом рассмеялся.

– Нет, сассенах, я не думаю, что холостить жеребца в восемнадцать ладоней [78]78
  Мера длины, прим. равна 4 дюймам, применяется для измерения роста лошадей


[Закрыть]ростом – это работа для женщины, хирург она или нет. Для этого не требуется деликатного обращения, да?

Я была рада услышать это. Я надавила на твердое место в губке, и из большой поры внезапно появилась крошечная раковина. Она опустилась на дно, красивая миниатюрная спираль нежного розовато-фиолетового цвета.

– О, смотри, – восхищенно произнесла я.

– Какая красивая маленькая вещица, – Джейми нагнулся через мое плечо и осторожно потыкал раковину большим указательным пальцем. – Как она попала в губку, интересно?

– Думаю, что губка съела ее по ошибке.

– Съела? – рыжая бровь высоко приподнялась.

– Губки – это животные, – объяснила я, – или точнее говоря, они состоят из одного желудка. Они всасывают воду и поглощают все съедобное, что в ней есть.

– А вот почему Бри называет малыша маленькой губкой. Он тоже так делает, – он улыбнулся при воспоминании о маленьком Джемми.

– Действительно, дети так делают.

Я села и спустила рубашку с плеч, позволив одежде упасть до талии. Огонь нагрел комнату, но воздух был все еще холодным, и кожа на груди и руках покрылась пупырышками.

Джейми взял пояс и тщательно снял с него все, что там находилось, положив пистолет, коробку с патронами, кинжал и оловянную фляжку на маленькое бюро. Он взял фляжку и вопросительно приподнял бровь, глядя на меня.

Я с энтузиазмом кивнула, и он стал рыться в багаже, чтобы найти чашку. Поскольку все комнаты были забиты людьми и их багажом, все наши седельные сумки, плюс свертки и коробки, с приобретенными на сборе вещами были принесены в нашу спальню. Горбатые тени от них, пляшущие на стенах, делали комнату похожей на грот с валунами.

Джейми сам был такой же губкой, как его внук, думала я, наблюдая, как он роется в вещах, полностью голый и совершенно не стесняющийся своей наготы. Он принимал все и, казалось, мог справиться со всем, с чем сталкивался на своем пути, неважно, насколько это было знакомо или чуждо ему. С безумными жеребцами, похищенными священниками, служанками, достигшими брачного возраста, упрямыми дочерьми и зятьями-еретиками. То, что он не мог одолеть или изменить, он просто поглощал, как губка раковину.

Следуя этой аналогии, я подумала, что раковиной была я. Выхваченная из моей жизненной ниши неожиданным быстрым потоком, поглощенная и окруженная Джейми и его жизнью. Пойманная навсегда среди чужих потоков, струящихся через чужую среду.

Эта мысль вызвала во мне странное чувство. Раковина неподвижно лежала на дне тазика, красивая… но пустая. Очень медленно, я поднесла губку к затылку и сжала ее, чувствуя щекотку от потока теплой воды на моей спине.

Большей частью я ни о чем не жалела. Я сама сделала выбор, и я хотела быть здесь. И все же иногда какие-то мелочи, как, например, наша беседа об иммунитете, заставляли меня осознать, как много было потеряно из того, что я имела, и кем я была. Несомненно, какая-то часть меня исчезла, была переварена, и от этой мысли я ощутила в себе пустоту.

Джейми, нагнувшись, рылся в одной из седельных сумок, и вид его голых ягодиц, в невинном бесстыдстве повернутых ко мне, рассеял мои тревожные мысли. Ягодицы были изящной формы с округлыми мышцами и красиво покрыты золотисто-красным пушком, блестящим в свете камина и свечи. Длинные бледные колонны ног затеняли его мошонку, темную и едва видимую между ними.

Он, наконец, нашел чашку и наполовину наполнил ее. Повернувшись, чтобы вручить ее мне, и подняв глаза, он удивился, увидев, что я уставилась на него.

– Что? – спросил он. – Что-нибудь случилось, сассенах?

– Нет, – произнесла я, но, по-видимому, довольно неуверенно, потому что его брови на мгновение сошлись.

– Нет, – повторила я более уверенно и взяла чашку, с улыбкой приподняв ее в знак благодарности. – Просто думала.

Ответная улыбка коснулась его губ.

– Да? Ты не должна много думать вечером, сассенах. Будут сниться кошмары.

– Полагаю, ты прав, – я отпила из чашки, и к моему удивлению это оказалось вино – и притом очень хорошее. – Где ты раздобыл его?

– Отец Кеннет дал. Это вино для причастия, но не освященное. Он сказал, что люди шерифа все равно отберут его – пусть уж лучше оно достанется мне.

Небольшая тень набежала на его лицо при упоминании о священнике.

– Ты думаешь, с ним все будет в порядке? – спросила я. Люди шерифа не показались мне цивилизованными стражами порядка, а скорее головорезами, остановить которых мог только страх – страх перед Джейми.

– Я надеюсь, что так, – Джейми беспокойно отвернулся. – Я сказал шерифу, если святого отца обидят, то он и его люди ответят за это.

Я тихо кивнула, потягивая вино. Если Джейми узнает о том, что отцу Донахью был причинен какой-либо вред, то он действительно заставит шерифа ответить. Мысль немного встревожила меня, сейчас было не время наживать врагов, а шериф округа Оранж мог быть серьезным врагом.

Я подняла голову и увидела, что Джейми смотрит на меня с видом глубокого удовлетворения.

– Ты в хорошем теле сейчас, сассенах, – заметил он, склонив голову набок.

– Льстец, – сказала я, кинув на него холодный взгляд, и снова взяла губку.

– Ты, должно быть, набрала целый стоун с весны, – с одобрением произнес он, игнорируя мой взгляд, и обошел вокруг меня, разглядывая. – Хорошее лето было для нагула, да?

Я повернулась и бросила губку ему в голову.

Он ловко поймал ее, усмехаясь.

– Я и не подозревал, как хорошо ты поправилась, сассенах; ты была такая закутанная все эти недели. Я не видел тебя голой, по крайней мере, целый месяц.

Он все еще осматривал меня, как если бы я была главным участником на Шропширской выставке свиней.

– Наслаждайся этим, – посоветовала я ему, вспыхнув от раздражения. – Ты не увидишь такого еще долгое время!

Я потянула сорочку, закрывая свои – бесспорно полноватые – груди.

Его брови приподнялись с удивлением от моего тона.

– Ты же не сердишься на меня, сассенах?

– Конечно, нет, – сказала я. – С чего ты так решил?

Он улыбнулся, рассеяно потирая губкой свою грудь и глядя на меня. Его соски сжались от холода и торчали среди рыжих вьющихся волос, влага мерцала на его коже.

– Мне нравится, когда ты полная, сассенах, – сказал он мягко. – Полная и сочная, как маленькая курочка. Мне действительно очень нравится.

Я могла бы подумать, что он пытается загладить свои неосторожные слова, если бы голые мужчины не были снабжены идеальными детекторами лжи. Ему действительно нравилось – очень.

– О, – произнесла я и медленно спустила сорочку. – Хорошо, тогда.

Он приподнял подбородок, указывая на кровать. Я колебалась мгновение, потом встала и позволила сорочке упасть на пол рядом с его брюками. Протянув руку, я забрала у него губку.

– Я… хм… только закончу мыться, да? – пробормотала я и, повернувшись к нему спиной, поставила ногу на стул, услышав одобрительный рокот за своей спиной. Я улыбнулась про себя, но не стала торопиться. В комнате значительно потеплело, и к тому времени, когда я закончила мыться, моя кожа была розовой и гладкой, и только пальцы рук и ног еще немного мерзли.

Я, наконец, обернулась и обнаружила, что Джейми все еще наблюдает за мной, потирая запястье с немного хмурым видом.

– Ты мылся? – спросила я. – Даже если тебе ядовитый плющ не повредит, его яд может попасть на вещи, которых ты касаешься, а у меня нет к нему иммунитета.

– Я вымыл руки щелоком, – уверил он меня, положив их на мои плечи для иллюстрации. Он сильно пах едким жидким мылом, которое мы делали из нутряного сала и древесного пепла. Оно было не ароматизировано и хорошо подходило для таких вещей, как мытье полов или чистка закопченных кастрюль. Неудивительно, что он чесался, мыло довольно сильно раздражало кожу, а его руки были в царапинах и трещинах.

Я нагнула голову и поцеловала суставы его пальцев, потом взяла небольшую коробочку, где держала всякую личную мелочь и вынула баночку с бальзамом для кожи. Бальзам был сделан из масла грецкого ореха, воска и очищенного ланолина, вываренного из шерсти овец, имел приятный зеленый цвет и был ароматизирован эссенцией из цветков ромашки, окопника, тысячелистника и бузины. Он хорошо успокаивал раздраженную кожу.

Я зачерпнула немного бальзама и растерла его между ладонями, твердая сначала масса расплавилась и стала приятно теплой.

– Вот, – сказала я и взяла одну его руку между своими ладонями, втирая мазь в складки суставов и массажируя мозолистые ладони. Медленно он расслабился, позволив мне растянуть каждый палец, когда я втирала мазь в маленькие царапины и трещинки. На руках его также были следы от поводьев, которые он накручивал на них.

– Красивый букет, Джейми, – сказала я, кивая на букетик в стакане. – Однако что заставило тебя сделать это?

В то время как Джейми был весьма романтичен на свой лад, он также был довольно практичным человеком, и я не помнила, чтобы он когда-либо делал мне подарки, совершенно не имеющие практической пользы. Кроме того, он был человеком, который не видел никакой ценности в растительности, которую нельзя было съесть, использовать в лечебных целях или для варки пива.

Он слегка пошевелился, выглядя явно смущенным.

– Ну, в общем, – начал он, отводя взгляд. – Я только… я имею в виду… ну, у меня была маленькая вещь, которую я хотел подарить тебе, только я ее потерял. И когда тебе понравился букетик, который Роджер собрал для Брианны, я… – он прервался, пробормотав тихо что-то вроде «ффрры».

Мне страшно хотелось рассмеяться, но вместо этого я взяла его руку и нежно поцеловала ее. Он выглядел смущенным, но ему понравилось. Его большой палец наткнулся на полузаживший ожог на моей руке, оставленный горячим чайником.

– О, сассенах, тебе тоже нужна мазь. Позволь мне, – сказал он и наклонился, что взять зеленой массы. Он обхватил мою руку своими ладонями, теплыми и скользкими от масла и воска.

Я мгновение сопротивлялась, но потом позволила ему взять мою руку. Он делал пальцами медленные сильные круги на моей ладони, отчего мне захотелось закрыть глаза и растаять. Я тихо вздохнула от удовольствия и, должно быть, все-таки закрыла глаза, потому что не видела, как он подошел ближе, и только почувствовала краткое касание его мягких губ.

Я лениво подняла вторую руку, и он взял ее. Наши пальцы переплелись, ладони соединились. Он стоял так близко, что я чувствовала его тепло и мягкое прикосновение отбеленных солнцем волос на его руке, когда он потянулся за мазью.

Он остановился, еще раз коротко поцеловав меня. Огонь в камине шипел, как накатывающийся прибой, а его свет мерцал на побеленных стенах, как будто над нами поблескивала вода. Мы вдвоем были одни, словно на дне море.

– Вообще говоря, Роджер был не совсем романтичным, – сказала я. – Или был, смотря как посмотреть на это.

Джейми выглядел недоумевающим, когда снова взял мою руку. Наши пальцы снова переплелись, медленно потирая друг друга, и я вздохнула от удовольствия.

– Да?

– Бри спрашивала меня о контроле за рождаемостью, и я рассказала о способах, которые здесь доступны, хотя, честно говоря, они не совсем действенны, но все же лучше, чем ничего. А старая бабушка Бэкон дала мне немного семян, которые, как она говорит, индейцы используют для предохранения, и они могут быть очень эффективными.

Лицо Джейми неожиданно и смешно изменилось от расслабленного сонного удовольствия до глубокого удивления.

– Контроле против чего? Она… ты имеешь в виду… эти грязные сорняки…

– Ну, да. Или я, по крайней мере, думаю, что они могут помочь предотвратить беременность.

– Ммфм.

Движение его пальцев замедлилось, и брови нахмурились скорее от беспокойства, чем от неодобрения. Потом он вернулся к работе, массажируя мои руки сильными быстрыми движениями. Он молчал некоторое время, деловито втирая крем, словно натирал упряжь седельным мылом, и совсем не походил на мужа, ласкающего нежные руки любимой жены. Я немного пошевелилась, и он, казалось, осознал, что сделал мне больно. Он остановился, нахмурившись, потом мягко пожал мои руки, и его лицо расслабилось. Подняв мою руку к своим губам, он поцеловал ее и возобновил массаж теперь уже медленными мягкими движениями.

– Ты думаешь… – начал он и замолчал.

– Что?

– Ммфм. Тебе не кажется это странным, сассенах? Что молодая женщина, только что вышедшая замуж, думает о таких вещах?

– Нет, не кажется, – ответила я довольно резко. – Мне кажется это довольно разумно. И они не только что поженились… то есть, я имею в виду, у них уже есть ребенок.

Его ноздри раздулись в беззвучном несогласии.

– Это у нее есть ребенок, – сказал он. – Мне кажется, что молодая женщина, нашедшая подходящего мужчину, вряд ли должна думать в первую очередь о том, чтобы не забеременеть. Ты уверена, что между ними все хорошо, сассенах?

Я помолчала, раздумывая над его словами.

– Я думаю, все хорошо, – начала я, наконец, медленно. – Понимаешь, Джейми, Бри из времени, где женщины могут сами решать иметь или не иметь им детей. Она считает, что это ее право.

Широкий рот задвигался и сжался, пока он думал. Я могла видеть, что он пытался освоить эту мысль, совершенно не согласующуюся с его опытом.

– Значит, вот как? – спросил он, наконец. – Женщина может сказать, я буду или не буду рожать ребенка, а у мужчины нет права голоса, да?

Я рассмеялась.

– Ну, не совсем так. Или не всегда. Думаю, есть случайность, или невежество и глупость, многие женщины не задумываются об этом. И большинству женщин, безусловно, не все равно, что их мужчины думают об этом. Но, да… полагаю, что, в главном, ты прав.

Он кашлянул.

– Но МакКензи тоже из того времени. Значит, он не считает это странным?

– Он собирал эти сорняки для нее, – указала я.

– Да, – морщинка между его бровями осталась, но хмурый взгляд слегка прояснился.

Становилось поздно, и приглушенный ропот разговоров и смех в доме затихали. В наступающей тишине внезапно раздался крик ребенка. Мы оба замолчали, прислушиваясь, потом успокоились, когда негромкий голос его матери донесся из-за закрытой двери.

– Кроме того, совсем не странно для молодой женщины думать о таких вещах. Марсали спрашивала меня об этом перед свадьбой с Фергюсом.

– О, вот как? – он приподнял одну бровь. – Разве ты ей не рассказала?

– Конечно, рассказала!

– Что бы ты не сказала, это не работает, не так ли? – один уголок его рта приподнялся в циничной усмешке. Герман родился приблизительно через десять месяцев после свадьбы его родителей, и Марсали забеременела Джоан в течение нескольких дней, как отняла его от груди.

Я почувствовала, что щеки мои раскраснелись.

– Ничто не работает постоянно, даже современные методы. И что касается Марсали – ничто вообще не работает, если это не использовать.

Фактически, Марсали не желала беременеть не потому, что не хотела ребенка, а потому, что боялась, что мысль о беременности может помешать ее близости с Фрегюсом. «Когда мы ляжем в постель, я хочу, чтобы мне это понравилось», вспомнила я ее слова тогда и улыбнулась воспоминанию.

Я цинично подумала, что ей это понравилось, и она решила, что беременность вряд ли уменьшит ее наслаждение Фергюсом. Но что касается страхов Джейми насчет Брианны, то, конечно, между ней и Роджером существует тесная близость. Однако, это вряд ли…

Одна из рук Джейми осталась сплетенной с моими пальцами, другая тихо скользнула вниз вдоль моего тела.

– О, – произнесла я, начиная терять ход моих мыслей.

– Таблетки, ты говорила? – его лицо было очень близко, глаза прикрыты, пока он работал руками. – Значит, так это делается?

– Хм… о, да.

– Ты не взяла их с собой, – спросил он, – когда вернулась?

Я сделала глубокий вдох и выдохнула, чувствуя, что начала таять.

– Нет, – ответила я слабым голосом.

Он сделал паузу, слегка сжав ладонью внизу.

– Почему нет? – спросил он тихо.

– Я… ну… я действительно… я думала… их нужно принимать постоянно. Я не могла принести много. Есть более радикальное средство, небольшая операция. Это просто, и навсегда делает человека бесплодным.

Я сглотнула. Готовясь к возвращению в прошлое, я серьезно раздумывала о возможной беременности и рисках, связанных с ней. Я знала, что вероятность была очень маленькой, учитывая мой возраст и предыдущий опыт, но все же…

Джейми стоял неподвижно, смотря вниз.

– Ради бога, Клэр, – сказал он, наконец, низким голосом. – Скажи, что ты сделала это.

Я глубоко вздохнула и сжала его пальцы.

– Джейми, – сказала я мягко, – если бы я сделала это, то я сказала бы тебе, – я снова сглотнула. – Ты хотел бы, чтобы я сделала?

Он все еще держал мою руку. Его другая рука оставила мое укромное место и легла на мою спину, прижимая меня к его телу. Кожа его была теплой, почти горячей.

Мы стояли близко друг к другу, прижимаясь телами, несколько минут. Потом он вздохнул, и его грудь приподнялась под моим ухом.

– У меня достаточно детей, – сказал он спокойно. – У меня только одна жизнь, и она твоя, mo chridhe.

Я потянулась и коснулась его лица. Оно было изборождено морщинами от усталости и поросло щетиной; он не брился несколько дней.

Я думала об этом. И почти решилась попросить знакомого хирурга сделать мне стерилизацию. Здравый смысл говорил в пользу этого, нет смысла рисковать. И все же… не было никакой гарантии, что я переживу переход, попаду в нужное время и место, или найду его снова. И еще меньше был шанс, что я забеременею в моем возрасте.