Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Миссис Чизхолм бросила ей вслед сердитый взгляд, но увидев, что я смотрю на нее, закашлялась и позвала своих трехлетних близнецов, которые деловито ломали мою корзинку для шитья.

Холодный ветер снаружи стал большим облегчением после дымной кухни, и Джемми немного успокоился, хотя не прекратил корчиться и скулить. Он уткнулся горячим мокрым лицом мне в шею и, пуская слюни, яростно грыз платок.

Я медленно ходила туда и сюда по двору, поглаживая его и напевая тихо «Лиллибуллеро». [91]91
  Марш, написанный в 1689 г. Генри Перселлом, англ. композитором ирл. происхождения.


[Закрыть]Я нашла прогулку успокаивающей, несмотря на капризы Джемми. Он был один, в конце концов, и не мог говорить.

– Ты мужчина, – сказала я ему, натягивая чепчик на яркую поросль, украшавшую его голову. – И как у мужчины, у тебя есть свои недостатки, но женская драка не входит в их перечень.

Я любила отдельных женщин – Бри, Марсали, Лиззи и даже миссис Баг, но должна признать, что в общей массе я предпочитала иметь дело с мужчинами. Было ли это недостатками моего воспитания – я, в основном, росла под наблюдением моего дяди Лэмба и его персидского слуги, Фироуза – моего участия в войне или собственной индивидуальности, но я считала мужчин успокоительно логичными и, за небольшим исключением, прямодушными.

Я оглянулась посмотреть на дом. Он безмятежно стоял среди элегантных каштанов, изящно пропорциональный и крепко построенный. В окне торчало лицо с высунутым языком и скошенными глазами над приплюснутыми к стеклу носом. Через холодный воздух до меня слабо донеслись высокие женские голоса и стук.

– Хмм, – произнесла я.

Не горя желанием отправляться в поход и содрогаясь при мысли о вовлечении Джейми в вооруженное столкновение любого рода, я, тем не менее, стала находить мысль о нахождении в компании двадцати или тридцати бородатых вонючих мужчин в течение недели или даже двух весьма привлекательной. Если же это означало спать на земле…

– И в жизни дождь бывает иногда [92]92
  Г. Лонгфелло «Дождливый день», пер. Р. Митина.


[Закрыть]– сказала я Джемми со вздохом. – Но я полагаю, что ты только что узнал об этом, не так ли, бедняжка?

– Гых! – ответил он и согнулся от боли в деснах, сильно пнув коленями в мой бок. Я приспособила его удобнее у себя на бедре и дала пожевать ему свой указательный палец. Его десны были крепкие с твердыми узлами, и я почувствовала мягкое горячее пятно там, где собирался вылезть новый зуб. Пронзительный вопль донесся из дома, сопровождаемый криками и топотом бегущих ног.

– Ты знаешь, – сказала я, – думаю, что немного виски здесь не помешало бы, не правда ли?

Вытащив свой палец изо рта Джемми, я прижала его к груди и мимо креста нырнула под большую ель, как раз вовремя, поскольку двери дома распахнулись, и пронзительный голос миссис Баг зазвучал, как труба, в холодном воздухе.

До поляны с виски был длинный путь, но я не возражала. В лесу стояла благословенная тишина, и Джемми, укачанный движением, наконец, задремал, привалившись ко мне, как тяжелый мешочек с песком.

Деревья уже потеряли свою листву, и мои ноги по лодыжки погружались в золотисто-коричневый ковер. Семена кленов летали по ветру, задевая мою одежду, словно крылья. Вверху пролетал ворон. Он издал неистовый хриплый крик, и ребенок дернулся в моих руках.

– Тсс, – сказала я, прижимая его к себе. – Ничего страшного, милый, это только птица.

Однако я посмотрела ему вслед и прислушалась, нет ли второго ворона. Они были птицами предзнаменования, по крайней мере, так утверждало горское поверье. Один ворон означал изменения, два – удачу, а три – несчастье. Я попыталась больше не думать про это, но Найавене когда-то говорила, что ворон был моим проводником и моим тотемом, и я никогда не могла видеть большие черные тени наверху без некоторого содрогания.

Джемми пошевелился, издал пронзительный крик и замолчал. Я погладила его и возобновила подъем, задаваясь вопросом, какое животное было его тотемом?

«Духи животных выбирают вас, – сказала мне Найавене, – не наоборот. Вы должны внимательно следить за признаками и предзнаменованиями и ждать, когда к вам придет ваше животное». У Иэна был волк, у Джейми – медведь, так, по крайней мере, говорили тускарора. Я тогда подумала, что делать тем, у кого таким животным будет нечто унизительное, например, землеройка или навозный жук, но была слишком вежлива, чтобы спросить.

Только один ворон. Я все еще могла слышать его карканье, хотя он уже исчез из вида, но никаких криков не раздалось из ельника позади меня. Предзнаменование изменений.

– Ты мог бы не беспокоиться, – сказала я вслед птице тихо, чтобы не разбудить ребенка. – Вряд ли мне нужно твое предсказание. Я и так знаю.

Я медленно поднималась, слушая дуновения ветра и более глубокий звук собственного дыхания. Изменения были в самом воздухе, запахи зрелости и смерти разносились по ветру, и дыхание зимы ощущалось в прохладе дня. Ритмы вращающейся земли приносили свои перемены, которые ожидались, и которые ум и тело принимали с осознанием – и в целом – с миром. Но наступающие сейчас изменения имели другую природу и потому тревожили душу.

Я оглянулась на дом; с этого места я смогла увидеть только угол крыши и дым, плывущий из трубы.

– Как ты думаешь? – сказала я мягко, обращаясь к Джемми, голова которого была тепло прижата под моим подбородком. – Он будет твоим? Ты будешь жить здесь? И твои дети после тебя?

«Это будет совсем другая жизнь, – подумала я, – сильно отличающаяся от той, которая могла быть у него. Если бы Брианна рискнула провести его назад через камни». Но она не станет, и, значит, судьба мальчика находится здесь. «Думала ли она о том, – задалась я вопросом, – что оставаясь здесь, она выбрала судьбу не только для себя, но и для него?» Выбрала войну и дикость, болезни и опасность, рискнула всем ради его отца – ради Роджера. Я не была уверена, что это был правильный выбор, но этот выбор делать не мне.

«Однако, – продолжала я размышлять, – нет никакой возможности заранее вообразить, что значит иметь ребенка; никакое напряжение ума не поможет предвидеть, к чему может привести его рождение, как может повлиять на жизни и сердца».

– И это хорошо, – сказала я Джемми. – Иначе никто в здравом уме не станет рожать.

Мое возбуждение к настоящему времени утихло, успокоенное ветром и мирной тишиной безлистного леса. Поляна виски, как мы ее называли, была не видна с тропинки. Джейми несколько дней обследовал склоны хребта, чтобы найти место, отвечающее его требованиям.

Или скорее два места. Ток для соложения был построен на маленькой полянке во впадине, перегонный куб находился дальше на другой полянке возле небольшого ручейка, который обеспечивал его свежей чистой водой. Ток располагался вне прямой видимости с тропинки, но отыскать его не составляло труда.

– Нет смысла прятать его, – сказал Джейми, объясняя свой выбор, – когда любой человек с носом может найти его вслепую.

Что было достаточно верно; даже сейчас, когда здесь не было никакого зерна, которое активно бродило под навесом или поджаривалось на токе, слегка жирноватый дымный запах витал в воздухе. Когда же зерно «работало», заплесневелый острый аромат брожения ощущался на большом расстоянии, а когда проросший ячмень расстилали на токе над небольшим огнем, дымный туман висел над поляной, и запах был так силен, что при попутном ветре достигал хижины Фергюса.

Сейчас на солодильном токе никого не было. Когда закладывалась новая партия, Марсали или Фергюс присматривали за ней, но в настоящий момент крытый ток с его гладкими досками, посеревшими от использования и погоды, был пуст. Однако рядом была сложена аккуратная кучка поленьев.

Я подошла ближе, чтобы посмотреть, какие это дрова. Фергюсу нравились дрова гикори, как из-за того, что легко кололись, так и из-за сладковатого привкуса, которое они придавали солоду. Джейми с его традиционным подходом к виски предпочитал дуб. Я коснулась расколотого полена – широкие волокна, легкая древесина, тонкая кора. Я улыбнулась, значит, Джейми недавно был здесь.

Обычно на токе хранился маленький бочонок с виски, как для гостеприимства, так и в качестве меры предосторожности. «Если кто-то наткнется на девушку, когда она будет одна, лучше, чтобы у нее было что отдать им, – сказал Джейми. – Все знают, что мы здесь делаем, и лучше, чтобы никто не выпытывал у Марсали, где хранится виски». Это не был лучший виски – обычно незрелый, еще неочищенный алкоголь – но, конечно, достаточно хороший и для незваных посетителей, и для ребенка с прорезывающимися зубами.

– У тебя еще нет вкусовых рецепторов, так что никакой разницы, да? – прошептала я Джемми, который пошевелился во сне и почмокал губами, недовольно скривив свое маленькое личико.

Я осмотрелась, но никаких признаков бочонка на его обычном месте – за мешками ячменя и поленницей дров – не было. Возможно, его забрали, чтобы наполнить, возможно, украли. Совсем не проблема в любом случае.

Я повернула на север мимо солодильного тока, сделала десять шагов и повернула направо. Здесь было скальное образование, огромный гранитный блок, возвышающийся среди деревьев ниссы и кустов цефалянтуса. Однако, несмотря на солидный внешний вид, он не был цельным. Он состоял из двух плит, наклоненных друг к другу, так что внизу между ними была расселина, замаскированная кустами падуба. Я накинула свой платок на лицо Джемми, чтобы защитить от колючих листьев, и, наклонившись, осторожно пробралась между ними.

На выходе из расселины скала разбивалась на множество валунов, между которыми росли молодые деревца. Снизу место выглядело непроходимым, но сверху можно было увидеть еле заметную тропинку, ведущую к маленькой полянке, представляющую собой не больше чем промежуток между деревьями. На ней журчал маленький чистый ручей, который вытекал из скалы и исчезал в земле неподалеку. Летом полянку, закрытую листвой, не было видно даже сверху.

Теперь на подходе зимы белый камень возле ручья был хорошо заметен между безлистными деревьями ольхи и рябины. Джейми нашел этот валун, прикатил к истоку и, нацарапав на нем крест и произнеся молитву, посвятил этот ручей виски. Я было подумала пошутить о единстве святой воды и виски – вспомнив об отце Кеннете и крещение – но поразмыслив, сдержалась, полагая, что Джейми не поймет шутку.

Я медленно пробиралась вниз по тропинке, вьющейся между валунами, обошла скалу и вышла на полянку с ручьем. Я разогрелась от ходьбы, но пальцы, которыми я держала концы платка, застыли в холодном воздухе. И там, на берегу ручья стоял Джейми в одной рубашке.

Я резко остановилась, скрытая редкой порослью вечнозеленых растений.

Меня остановило не его полураздетое состояние, а нечто в его осанке и выражении лица. Он выглядел усталым, и это было не удивительно, учитывая, что ему пришлось рано встать.

Старые брюки, которые он одевал для верховой езды, лежали поблизости на земле, рядом с ними лежал аккуратно свернутый пояс со всеми атрибутами, которые он носил на нем. Я уловила также пятно сине-коричневой ткани его охотничьего килта. Пока я смотрела, он стащил рубашку через голову и бросил ее на землю, потом совершенно голый встал на колени и стал плескать воду на лицо и руки.

Его одежда загрязнилась в дороге, но сам он был достаточно чистый. «Простого мытья рук и лица было бы достаточно, – подумала я, – и, возможно, оно было бы более комфортным у кухонного очага».

Тем временем он встал, взял маленькое ведро на берегу ручья, набрал воду и облился, закрыв глаза и сжав зубы, когда вода побежала по его груди и ногам. Я могла видеть, как его яички сжались, прижимаясь к телу, когда ледяная вода потекла по темно-рыжим зарослям лобковых волос и закапала с конца члена.

– Твой дедушка сошел с ума, – прошептала я Джемми, который пошевелился, гримасничая во сне, но не обратил никакого внимания на причуду своего предка.

Я знала, что Джейми не был совсем нечувствительным к холоду, я видела, как он втянул воздух и задрожал, и я, сочувствуя, задрожала вместе с ним. Рожденный и выращенный горцем, он не рассматривал холод, голод и подобные неудобства, как достойные внимания. Но даже при этом, его теперешняя чистоплотность была чрезмерной.

Он судорожно вздохнул и вылил воду на себя во второй раз. Когда он облился в третий раз, я начала понимать, что он делает.

Хирург моет руки перед операцией, конечно, для того, чтобы они были чистыми, но это еще не все. Ритуал, когда он намыливает руки, вычищает под ногтями, трет кожу рук щеткой, повторяемый снова и снова на грани боли, является не только физической деятельностью. Это так же умственная и душевная деятельность. Акт мытья рук этим несколько маниакальным способом служит для того, чтобы сосредоточить свой ум, подготовить свой дух. Таким способом он смывает все внешние заботы, убирает все мелочи, отвлекающие его внимание, и, разумеется, смывает микробы и клетки омертвевшей кожи.

Я совершала его достаточно часто, чтобы, увидев этот особый ритуал, узнать его. Джейми не просто мылся, он очищал себя, используя холодную воду не только, как растворитель, но и как средство для приведения себя в необходимое состояние. Он готовился к чему-то, и от этого понимания по моей спине пробежала струя, холодная, как ключевая вода.

После третьего раза он поставил ведро и отряхнулся, разбрызгивая капли, слетающие с кончиков его волос на сухую траву. Все еще мокрый, он натянул рубашку и повернулся лицом к западу, где солнце уже низко висело между горами. Он стоял совершенно неподвижно некоторое время.

Свет, струящийся между безлистными деревьями был довольно ярок, и с того места, где я стояла, я могла видеть только его силуэт. Солнечные лучи просвечивали сквозь рубашку, и его тело темнело внутри нее. Он стоял, подняв голову, и прислушивался.

К чему? Я старалась дышать бесшумно и мягко прижала голову ребенка к своему плечу, чтобы он не проснулся. Я тоже вслушивалась.

Я слышала звук леса, постоянный мягкий шорох иголок и веток. Ветер был легкий, и можно было слышать воду в ручье, приглушенные звуки ее движения среди камней и корней. Я слышала очень ясно биение своего сердца и дыхание Джемми возле моей шеи, и вдруг я почувствовала испуг, словно эти звуки были слишком громкие и могли привлечь внимание чего-то опасного.

Я замерла, не двигаясь и стараясь не дышать, как кролик под кустом, пытаясь стать частью леса вокруг меня. Пульс Джемми бился в нежно-голубой вене на виске, и я склонила над ним голову, пытаясь закрыть его.

Джейми что-то громко крикнул по-гэльски. Это походило на вызов или, может быть, на приветствие. Слова казались смутно знакомыми, но здесь никого не было, полянка была пуста. Воздух внезапно похолодел и свет словно потускнел. «Облако закрыло солнце», – подумала я, но небо было чистое. Потревоженный Джемми зашевелился в моих руках, и я прижала его сильнее, чтобы он молчал.

Потом воздух шевельнулся, холод исчез, и ощущение опасности исчезло. Джейми не двигался. Напряжение оставило его, и плечи расслабились. Он слегка пошевелился, и спускающееся солнце залило его рубашку золотистым светом, а волосы вспыхнули ярким огнем.

Он вытащил кинжал из ножен и без колебаний провел лезвием по пальцам правой руки. Я увидела темную линию на концах его пальцев и закусила губу. Он подождал мгновение, чтобы кровь хорошо выступила, потом резким взмахом кисти брызнул капельками крови на камень возле истока ручья.

Положив кинжал на землю, он перекрестился окровавленными пальцами, потом медленно встал на колени и замер, склонив голову над сложенными ладонями.

Я видела время от времени, как он молился, но всегда в присутствии других людей, или, по крайней мере, при мне. Теперь он полагал, что находится один, и наблюдая, как он всей душой предается молитве, я чувствовала, что подглядываю за актом, более интимным, чем любая близость тел. Прервать его, казалось, святотатством. Я оставалась тихой и неподвижной, но уже была не просто зрителем, в моей душе тоже звучала молитва.

«Господи, – сами собой возникали в ней слова, – вверяю тебе душу слуги твоего Джейми. Помоги ему, пожалуйста». И смутно подумала: «В чем ему помочь?»

Он перекрестился и поднялся, и время снова пошло, хотя я не осознавала, что оно останавливалось. Я стала спускаться вниз, не помня, как сделала первый шаг. Я не видела, когда Джейми стал подниматься навстречу, но он шел ко мне и не выглядел удивленным, его лицо сияло при виде нас.

– Mo chridhe, [93]93
  Мое сердце (гэльск.)


[Закрыть]– произнес он нежно и наклонился поцеловать меня. Щетина на его лице была грубой, и его кожа была все еще холодной от воды.

– Надень брюки, – сказала я. – Ты замерзнешь.

– Сейчас надену. Ciamar a tha thu, an gille ruaidh? [94]94
  Как ты, рыжий парень? (гэльск.)


[Закрыть]

К моему удивлению Джемми бодрствовал и пускал слюни; синие глаза на разрумянившемся лице были широко открыты, и все его капризы исчезли без следа. Он стал извиваться и тянуться к Джейми, который мягко взял его из моих рук и прижал к груди, натягивая вязаный чепчик ему на уши.

– У нас лезет зуб, – сказала я Джейми. – Он плохо себя чувствовал, и я решила, что, может быть, поможет немного виски, но его в доме не было.

– О, да. Я думаю, мы с этим справимся. У меня есть немного виски во фляжке.

Он подошел к своей одежде, нагнулся и стал одной рукой снимать с ремня плоскую оловянную фляжку.

Потом он сел на камень с Джемми на коленях и вручил мне фляжку.

– Я была на солодильном токе, – сказала я, с легким хлопком вытащив из горлышка пробку, – но бочки там не было.

– Да, ее забрал Фергюс. Давай я сам сделаю, руки у меня чистые.

Он протянул левый указательный палец, и я налила на него немного спирта.

– Что Фергюс с ней делает? – спросила я, садясь на камень рядом с ним.

– Хранит, – ответил он неопределенно. Он засунул палец в рот Джемми, мягко потирая раздутую десну. – Вот так. Болит, да? Ай!

Он освободил волосы на своей груди из цепких рук Джемми.

– Кстати… – произнесла я и потянулась, чтобы взять его правую руку. Переместив Джемми, чтобы держать его другой рукой, он позволил мне взять ее и перевернуть вверх ладонью.

Порез был не глубоким и проходил через кончики трех пальцев – тех, которыми он крестился. Кровь уже загустела, но я налила немного виски на порез и вытерла пальцы моим носовым платком.

Он, молча, позволял мне заботиться о нем, но когда я закончила и поглядела на него, он встретил мой взгляд со слабой улыбкой.

– Все в порядке, сассенах, – сказал он.

– Да? – сказала я, глядя в его лицо, он выглядел усталым, но спокойным. Небольшая морщинка между его бровей, которую я наблюдала несколько дней, исчезла. Что бы он ни собирался делать, он начал действовать.

– Значит, ты видела? – спросил он спокойно, глядя мне в глаза.

– Да. Это имеет какое-то отношение к кресту во дворе, не так ли?

– В некотором смысле.

– Для чего он? – прямо спросила я.

Он сжал губы, продолжая протирать воспаленные десны Джемми. Наконец, он произнес.

– Ты никогда не видела, как Дугал МакКензи созывал свой клан, да?

Я была страшно удивлена, но осторожно ответила.

– Нет. Я видела, как Колум собирал клан в Леохе для принятия присяги.

Он кивнул; память о далекой ночи факелов светилась в его глазах.

– Да, – произнес он мягко, – я помню это. Колум был вождем, и люди приходили на его призыв. Но на войну их вел Дугал.

Он на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.

– Время от времени мы совершали набеги. Это были мелкие стычки, и зачастую рейдерские отряды собирались только потому, что люди были разгорячены выпивкой или утомлены скукой, или даже просто по прихоти Дугала или Руперта. Мы делали набеги как ради забавы, так и ради скота и зерна. Но собирать весь клан, всех способных мужчин для войны, нет, это случалось гораздо реже. Я видел это только один раз, но это не то, что можно когда-нибудь забыть.

Крест из сосны стоял во дворе замка, когда он проснулся однажды утром. Обитатели Леоха занимались своими обычными делами, никто не глядел на крест и не говорил о нем. Однако в замке ощущалось скрытое возбуждение.

Мужчины стояли группками тут и там, разговаривая вполголоса, но когда он подходил к ним, разговоры превращались в простую болтовню.

– Я был племянником Колума, но прибыл в замок недавно, и они знали, кто были мой отец и дед.

Дедом Джейми был Саймон Ловат – вождь Фрейзеров из Ловата, и большой недоброжелатель МакКензи из Леоха.

– Я не понимал, что затевается, но волосы на моих руках вставали дыбом всякий раз, когда я ловил чей-то взгляд.

Наконец, он отправился в конюшню и нашел там старого Алека, главного конюха Колума. Старик любил Эллен МакКензи и был добр к ее сыну, как ради нее, так и ради него самого.

– Это огненный крест, парень, – сказал он Джейми, бросая ему скребницу и кивая головой на стойла. – Ты не видел его прежде?

Он сказал, что это старый обычай, один из тех, которым несколько сотен лет; никто не знает, где он появился, кто его придумал и зачем.

– Когда горский вождь созывает мужчин на войну, – сказал старик, ловко распутывая скрюченной рукой лошадиную гриву, – он устанавливает крест и поджигает его. Огонь тут же тушат, заметь, кровью или водой, но крест все равно называется огненным, и его несут через долины и горы, и люди знают, что это призыв к мужчинам клана вооружиться и явиться на место сбора, готовыми к сражению.

– Да? – сказал Джейми, чувствуя пустоту в желудке. – И с кем мы сражаемся сейчас? Куда мы едем?

Седая бровь старика одобрительно изогнулась при слове «мы».

– Ты едешь туда, куда ведет вождь, парень. Этой ночью мы идем против Грантов.

– Да, это было так, – рассказывал Джейми. – Хотя не той ночью. Когда наступила темнота, Дугал зажег крест и призвал клан. Он облил горящее дерево овечьей кровью, и двое мужчин выехали с крестом из замка. Четыре дня спустя, во дворе замка было триста мужчин, вооруженных мечами, пистолетами и кинжалами, а на рассвете пятого дня мы выехали на войну с Грантами.

Его палец был все еще во рту ребенка, но глаза смотрели вдаль, вспоминая.

– Тогда я в первый раз поднял меч на человека, – сказал он. – Я помню это очень хорошо.

– Надо думать, – пробормотала я. Джемми стал кряхтеть и ерзать, и я взяла его к себе на колени; действительно его пеленка оказалась мокрой. К счастью, я взяла с собой запасную, которую для удобства заткнула за свой пояс. Я положила его на колени, чтобы переодеть.

– А этот крест во дворе… – сказал я тактично, не поднимая глаза от пеленок. – Он имеет отношение к милиции?

Джейми вздохнул, я подняла глаза и увидела тень памяти в его глазах.

– Да, – сказал он. – Когда-то я мог позвать, и мужчины пришли бы ко мне без вопросов, потому что они были моими. Мужчины одной со мной крови, одной земли.

Взор его полуприкрытых глаз был направлен на склон горы, возвышающейся над нами. Однако я подозревала, что он видел не лесистые склоны Каролины, а скорее голые скалы и каменистые поля Лаллиброха. Я положила свободную руку на его запястье, кожа была прохладной, но под ней я могла чувствовать жар, подобный начинающейся лихорадке.

– Они пришли к тебе, а ты к ним, Джейми. Ты пришел за ними в Каллоден. Ты взял их там, и ты вернул их домой.

«Какая ирония, – думала я, – что мужчины, явившиеся на его призыв, по большей части были сейчас в безопасности дома в Шотландии». Практически ни одно место в Высокогорье не осталось не затронутым войной, но Лаллиброх и его люди, в основном, сохранились благодаря Джейми.

– Да, это так, – он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и грустная улыбка коснулась его губ. Его рука на мгновение сжалась на моей, потом расслабилась, и морщина снова появилась между его бровей. Он махнул рукой на горы вокруг нас.

– Но мужчины здесь… между нами нет долга крови. Они не Фрейзеры, я не рожден их лэрдом и вождем. Если они придут драться по моему зову, это будет их выбор.

– Да, – сказала я сухо, – и губернатора Трайона.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Разве губернатор живет рядом с этими мужчинами, разве он имеет представление, кто явится на его призыв? – он немного поморщился. – Он знает только меня, и этого ему достаточно.

Я должна была согласиться с ним. Трайон не знал, и его не волновало, кого приведет Джейми, будучи заинтересованным только в том, чтобы Джейми явился и привел с собой достаточно мужчин, готовых сделать для него грязную работу.

Я размышляла некоторое время, вытирая Джемми подолом своей юбки. Все, что я знала об американской революции, я узнала из школьных учебников Брианны, и я, быть может, лучше многих людей знала, насколько написанное отличается от действительности.

Кроме того, мы жили в Бостоне, и естественно учебники по большей части отражали местную историю. При чтении о сражениях при Лексингтоне и Конкорде создавалось общее впечатление, что в милиции служили все здоровые мужчины колонии, которые вступали в нее при первом же намеке на опасность, горя желанием выполнить свой гражданский долг. Может быть, они горели, может быть, нет, но дикие места Каролины отнюдь не были Бостоном.

– …Коня бы я в бешеной скачке погнал, – произнесла я вполголоса, – народ Миддлсекса к оружью призвал. [95]95
  Генри Лонгфелло «Скачка Пола Ривера»


[Закрыть]

– Что? – брови Джейми подпрыгнули. – Где этот Миддлсекс?

– Ну, где-то на полпути между мужчиной и женщиной, [96]96
  Игра слов. Миддлсекс (Middlesex) состоит из 2-х слов: middle – середина и sex – пол.


[Закрыть]– сказала я, – но на самом деле это область вокруг Бостона. Хотя названа в честь Миддлсекса в Англии.

– Да? – произнес он с удивленным видом. – Ну что ж, если ты так говоришь, сассенах. Но…

– Насчет милиции…

Я подняла Джемми, который с протестующими звуками брыкался и извивался, как рыба на крючке, не желая надевать подгузник. Он пнул меня в живот.

– О, прекрати сейчас же.

Джейми потянулся и забрал его у меня.

– Давай я возьму его. Может ему нужно еще виски?

– Не знаю, но он точно будет меньше кричать с твоим пальцем по рту.

Я с облегчением отдала ему Джемми, вернувшись к ходу своих мыслей.

– Бостон основан более ста лет назад, – сказала я. – Вокруг него много деревень и ферм, причем фермы не далеко от деревень, люди живут там давно, и все знают друг друга.

Джейми терпеливо кивал головой на каждое из этих «потрясающих» откровений, полагая, что, в конечном счете, я приду к какому-либо выводу. Что я и сделала только для того, чтобы обнаружить, что это был тот же вывод, о котором говорил он.

– И если там собирают милицию, – сказала я, внезапно поняв, что он пытался мне сказать, – они являются все, потому что привыкли вместе защищать свои города, и потому что ни один человек не хочет, чтобы соседи посчитали его трусом. Но здесь… – я закусила губу, глядя на высокие горы вокруг нас.

– Да, – сказал он и кивнул головой, увидев осознание на моем лице. – Здесь по-другому.

На сто миль в округе не было достаточно большого поселения, который мог бы называться городом, кроме, наверное, Салема, города немцев-лютеран. Кроме него в этой удаленной местности не было ничего – только разбросанные фермы, иногда расположенные относительно близко друг другу, когда там селились родственники, братья или кузены. Крошечные поселения и отдельные хижины, некоторые так запрятанные между горами, что там месяцами– или годами – не видели белых лиц.

Солнце уже опустилось за склон горы, но его свет еще задерживался, пятная деревья и скалы вокруг нас золотом и окрашивая далекие пики в синий и фиолетовый цвета. Я знала, где-то среди этого холодного и блестящего пейзажа есть жилье, и теплые тела, но в пределах моего поля зрения ничего не двигалось.

Здешние поселенцы, без сомнения, придут на помощь соседу, потому что в любой момент помощь может понадобиться им самим. Здесь просто не к кому больше обращаться.

Но они никогда не боролись за общую цель, не имели ничего общего, что нужно было защищать. А оставить без защиты свои фермы и семьи ради прихоти далекого губернатора? Неопределенное чувство долга могло подвигнуть некоторых, другие отправились бы из любопытства, от любви к приключениям или в надежде на выгоду, но большинство могло пойти, если только их позовет человек, которого они уважают и которому они доверяют.

«Я не рожден их лэрдом и вождем», – сказал он. Не рожден для них, нет, но рожден для этого. Он мог стать вождем, если бы захотел.

– Зачем? – спросила я тихо. – Зачем ты сделал это?

Тени от гор удлинялись, медленно поглощая свет.

– Разве ты не понимаешь? – он приподнял одну бровь, повернувшись ко мне. – Ты рассказала мне, что случится в Каллодене, и я поверил тебе, сассенх. Люди Лаллиброха смогли вернуться домой благодаря тебе и мне.

Это было не совсем верно; любой человек, который маршировал с горской армией от Нэрна, знал, что впереди лежит бедствие. Но все же… Я смогла хотя бы немного помочь подготовить Лаллиброх не только для сражения, но и для его последствий. Неясное чувство вины, которое я всегда испытывала, когда думала о восстании, слегка ослабло.

– Хорошо, возможно. Но что…

– Ты рассказала мне, что произойдет здесь, сассенах. Ты, Брианна и МакКензи, все трое. Восстание, война и на сей раз… победа.

Победа. Я беспомощно кивнула, помня, что я знала о войнах и цене победы. И все-таки это было лучше, чем поражение.

– Ну, вот, – он наклонился, поднял свой кинжал и махнул им на горы вокруг нас, – я поклялся Короне. Если я нарушу клятву, я предатель. Мою землю отберут и, возможно, мою жизнь, а те, кто последуют за мной, разделят мою судьбу. Верно?

– Верно, – я сглотнула и обхватила себя руками, желая, чтобы Джемми все еще был у меня на руках. Джейми повернулся ко мне, взгляд его был твердым и ясным.

– Но на сей раз корона не победит. Ты сказала это. И если король будет свергнут здесь, в колониях, что станет с моей клятвой? Если я сдержу ее, то я буду предателем для мятежников.

– О, – произнесла я довольно слабым голосом.

– Понимаешь? В какой-то момент Трайон и король потеряют власть надо мной, но я не знаю когда. В какой-то момент власть захватят мятежники, но я не знаю когда. А между ними…

Он опустил кинжал острием вниз.

– Я понимаю. Безвыходная ситуация, – сказал я, ощущая внутри себя пустоту от осознания того, насколько сомнительным было наше положение.

Следовать приказам Трайона на данный момент было единственным выходом. Однако позже на ранней стадии революции… если Джейми продолжит действовать, как человек губернатора, то объявит себя роялистом, что, в конечном счете, станет для него фатальным. Однако разрыв с Трайоном раньше времени и отказ от клятвы королю… может стоить ему земли и, весьма возможно, жизни.

Он пожал плечами, слегка скривив рот, и откинулся назад, усадив Джемми на колени.

– Не в первый раз я хожу между двух огней, сассенах. Я могу выйти оттуда немного подпаленный по краям, но, думаю, я не сгорю, – он слабо фыркнул, что можно было принять за смешок. – Это у меня в крови, да?

Я тоже коротко хохотнула.

– Если ты имеешь в виду своего дедушку, – сказала я, – то признаю, он был способен на это. Однако и он попался в конце концов, не так ли?