355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Диана Гэблдон » Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) » Текст книги (страница 17)
Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 22:19

Текст книги "Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)"


Автор книги: Диана Гэблдон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Глава 17
Сторожевой огонь

С их места сквозь брешь в скалах он мог видеть сторожевой огонь возле палатки Хейеса. Большой костер сбора уже прогорел до тлеющих угольков – слабого воспоминания о жаре вздымающегося пламени, но огонь возле палатки горел устойчиво, как звезда в холодной ночи. Время от времени рядом с костром появлялась темная фигура в килте, чтобы подбросить в него дрова. Некоторое время силуэт вырисовывался на фоне яркого света, потом фигура снова исчезала в темноте.

Он краем сознания отмечал мчащиеся облака, которые закрывали луну, тяжелое хлопанье тента над головой и черные тени от камней на склоне, но смотрел только на этот огонь и кусочек белой палатки позади него, бесформенный словно призрак.

Он замедлил дыхание, расслабил мускулы рук и груди, спины, ягодиц и ног. Он не пытался уснуть; сон бежал от него, и он не собирался искать его.

И это также не было попыткой ввести в заблуждение Клэр, убедить ее, что он спит. Она так хорошо знала его тело, его мысли, что, конечно, сразу поняла бы обман. Нет, это был просто сигнал, молчаливое послание к ней, что она может не обращать на него внимания. Она может уснуть, зная, что он закрылся в раковине своих раздумий и не предъявлял сейчас к ней никаких требований.

«Мало кто спит сегодня ночью на горе», – думал он. Ветер скрывал шелест голосов и звуки перемещений, но он чутьем охотника улавливал дюжины тихих движений, опознавал еле слышимые звуки и давал имена движущимся теням. Скрип кожаных башмаков по камням, взмахи отряхиваемых одеял. Это должно быть Хобсоны и Фаулзы собираются потихоньку уехать ночью, боясь утра и предательства.

Порыв ветра бросил сверху несколько нот музыки: концертино и скрипка. Рабы Джокасты не собирались жертвовать редкой возможностью повеселиться ни ради сна, ни из-за плохой погоды.

Тонкий плач младенца. Маленький Джемми? Нет, сзади. Значит, малышка Джоан, и голос Марсали, тихо и нежно напевающий по-французски.

… Alouette, gentil Alouette… [73]73
  Алауэтта, милая Аллауэтта (фр.)


[Закрыть]

Вот и звуки, которые он ожидал – шаги по другую сторону каменной гряды, ограничивающей прибежище его семьи. Быстрые и легкие, направляющиеся под гору. Он ждал, открыв глаза, и через некоторое время услышал слабый оклик часового возле палатки. Никаких фигур не появилось в свете костра, но входной клапан шевельнулся, открылся и снова упал, закрыв вход.

Как он и думал, общее настроение было против мятежников. И сдать преступников не считалось предательством друзей, а скорее необходимостью защитить тех, кто хотел жить по закону. Это могло быть сделано тайно – доносчики дождались темноты – но неохотно.

… j’ante plumerai la tête… [74]74
  Я оторву тебе голову (фр.)


[Закрыть]

Он задался вопросом, почему песни, которые поют детям, зачастую имеют ужасный смысл, и никто не дает себе труд задуматься над их словами. Для него мелодия песни ничего не значила, возможно, поэтому он больше внимания обращал на слова.

Даже Брианна, которая выросла, по-видимому, в более спокойное, мирное время, пела Джемми песни, внушающие страх смерти и имеющие трагический конец. При этом, она сохраняла нежное лицо, как у Девы Марии, баюкающей младенца Христа. Например, эту песню о дочери шахтера, которая утонула среди своих утят…

Он задумался о том, какие страшные песни могла петь Богородица у колыбели своего сына. Если судить по Библии, Святая земля была не более мирной, чем Франция или Шотландия.

Он бы перекрестился, прося прощения за такую мысль, но Клэр лежала на его правой руке.

– Они были не правы? – раздался тихий голос Клэр из-под его подбородка, заставив его вздрогнуть от неожиданности.

– Кто? – он нагнул голову и поцеловал ее густые кудри. Волосы пахли дымом и острым чистым запахом ягод можжевельника.

– Мужчины в Хиллсборо.

– Да, я думаю так.

– Как бы ты поступил на их месте?

Он вздохнул, приподняв одно плечо в легком пожатии.

– Не знаю. Если бы меня обманули, и не было никакой надежды восстановить справедливость, я бы убил человека, который это сделал. Но то, что было сделано там… Ты слышала об этом. Дома разрушены и преданы огню, мужчины избиты только за то, что занимали какой-то пост… нет, сассенах. Я не могу сказать, что сделал бы я, но не это.

Она немного повернула голову, и он увидел в луче света край ее высокой скулы и движение мускула на щеке возле уха, когда она улыбнулась.

– Я не думаю, чтобы ты сделал это. Не могу представить тебя частью толпы.

Он поцеловал ее ухо, не отвечая. Он слишком легко мог представить себя частью толпы. Именно это пугало его. Он слишком хорошо знал ее силу.

Один горец мог быть хорошим воином, но самый могущественный человек – всего лишь человек. Безумие, объединяло мужчин, оно правило гленами [75]75
  Узкие долины между горами (шотл.)


[Закрыть]
тысячу лет. Этот жар крови, когда слышишь крики своих товарищей, чувствуешь силу, поднимающую тебя, как на крыльях, и познаешь бессмертие – ибо если ты падешь, все равно твой дух будет вопить изо ртов тех, кто бежал вместе с тобой. И только позже, когда кровь остынет в венах, и оглохшие уши услышат плач женщин…

– А если тебя обманет не человек? А корона или суд? Не конкретный человек, а институт власти.

Он понимал, что она имела в виду. Он обнял ее и почувствовал ее теплое дыхание на суставах своих пальцев, находящихся как раз под ее подбородком.

– Нет. Не здесь. Не сейчас.

Мятежники взбунтовались в ответ на произвол людей, отдельных личностей, и их преступления могли быть оплачены кровью, но не войной – еще нет.

– Нет, – сказала она тихо, – но это будет.

– Не сейчас, – снова сказал он.

Лист бумаги с проклятым приказом был благополучно спрятан в седельной сумке. Скоро ему придется иметь с ним дело, но сегодня ночью он притворится, что его там нет. Одна последняя ночь мира с его женой в его объятиях, в окружении его семьи.

Еще тень возле огня. Еще оклик часового, еще один, прошедший через врата предательства.

– А они неправы? – небольшой наклон ее головы в сторону палатки. – Те, кто собираются предать своих знакомых?

– Да, – сказал он спустя мгновение. – Они тоже неправы.

Толпа могла править, но каждый человек по отдельности платит за то, что было совершено. Частью такой цены была утрата доверия, вражда соседа с соседом, боязнь петли, сжимающейся до тех пор, пока не останется места для милосердия или прощения.

Начался дождь; легкие брызги по тенту превратились в регулярную барабанную дробь, и воздух наполнился потоками воды. Это была зимняя гроза, молнии не освещали небо и не высвечивали невидимые горы.

Он тесно прижал Клэр, положив свободную руку на ее живот. Она вздохнула со слабым звуком боли и устроилась поудобнее, прижавшись задом к его животу и бедрам, словно яйцо в чашке. И когда она расслабилась, он почувствовал, что растворение началось, это странное слияние их плоти.

Сначала это случалось только тогда, когда он брал ее, и только в конце акта. Потом все раньше и раньше, пока одно касание ее рук не стало и приглашением, и завершением одновременно, неизбежное слияние предложено и принято. Время от времени он, внезапно охваченный страхом потерять себя, сопротивлялся этому чувству, только чтобы убедиться, что он может. Он полагал это предательской страстью, наподобие той, которая охватывает толпу мужчин, связывая их в бессмысленной ярости.

Теперь он считал, что был не прав. В Библии говорится «Да будут двое одной плотью, и что Бог сочетал, того человек да не разделяет».

Однажды он пережил такое разделение, он не сможет пережить его снова и остаться живым. Часовые подняли тент над костром, защищая его от дождя. Огонь колебался, когда ветер задувал на него дождь, освещая белую ткань вспышками, отчего та, словно пульсировала. Он не боялся умереть с нею от огня или от чего-нибудь еще, но боялся жить без нее.

Ветер изменил направление, принеся слабый звук смеха от маленькой палатки, где спали молодожены… или не спали. Он улыбнулся, услышав его. Он мог только надеяться, что его дочь найдет такую же радость в браке, как и он.

– Что ты будешь делать? – тихо спросила Клэр, стук дождя почти заглушил ее слова.

– То, что должен.

Это был совсем не ответ, но единственный, который он мог дать.

«Ничего нет за пределами этого круга», – сказал он себе. Шотландия потеряна, Колонии двигались в будущее, к тому, что он мог смутно вообразить из рассказов Брианны. Единственной реальностью была женщина, которую он держал в своих объятиях, его дети и внуки, его арендаторы и слуги – они были даром, который дал ему Бог, чтобы содержать и защищать.

Склон горы лежал темный и тихий, но он мог чувствовать их вокруг себя – тех, кто доверил ему свою безопасность. И если Бог даровал ему их доверие, то Он, конечно, дарует ему и силу, чтобы оправдать его.

Он стал возбуждаться от ее близости, его вставший член оказался в неудобной ловушке. Он хотел ее, желал на протяжении многих дней, но потребность отступала перед суматохой сбора. Глухая боль в его яйцах была отражением того, что – как он полагал – было болью в ее матке.

Иногда он брал ее во время месячных, когда их нужда была так велика, что они не могли ждать. Он находил это грязным и тревожащим, но в то же время захватывающим, и испытывал потом легкое чувство стыда, хотя и не совсем неприятное. Сейчас, конечно, было не место и не время для этого, но воспоминание о других временах и других местах заставило его отодвинуться от нее, чтобы не побеспокоить ее физическим выражением своих мыслей.

Все же то, что он чувствовал сейчас, не было вожделением, то есть, было не совсем вожделением. И это даже не было потребностью в ее компании, в близости ее души. Он желал накрыть ее своим телом, обладать ею, потому что если он сделает это, то может представить себе, что она в безопасности. Закрыв ее, соединившись с ней в одно тело, он мог бы защитить ее. Или так он чувствовал, даже зная, насколько бессмысленным было это чувство.

Его тело непроизвольно напряглось от этой мысли. Клэр шевельнулась и протянула назад руку. Она положила ладонь на его бедро и, помедлив мгновение, медленно провела ею выше в сонном вопросе.

Он наклонил голову и прижался губами к ее уху, спонтанно произнеся то, о чем думал.

– Ничто не сможет навредить тебе, пока я дышу, nighean donn. [76]76
  Женщина с каштановыми волосами (гэльск.)


[Закрыть]
Ничто.

– Я знаю, – сказала она. Ее члены медленно расслабились, дыхание стало легким, а живот под его ладонью мягким, и она скользнула в сон. Ее рука все еще оставалась на его бедре, закрывая его. Он лежал напряженный и бодрствующий еще долго после того, как сторожевой огонь был затушен дождем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Призыв вождя
Глава 18
Нет места лучше дома

Гидеон выбросил голову, как змея, нацелившись на ногу едущего впереди всадника.

– Не балуй! – Джейми вывернул голову гнедого прежде, чем тот смог укусить. – Сукин сын! – пробормотал он негромко. Джорди Чизхолм, не понимающий, что едва избежал зубов Гидеона, удивленно повернул голову. Джейми улыбнулся ему и с извиняющимся видом коснулся своей фетровой шляпы, посылая жеребца мимо длинноногого мула Чизхолма.

Джейми немилосердно пинал Гидеона по ребрам, ведя его мимо медленно ползущего каравана на такой скорости, чтобы у жеребца не было времени кусаться, лягаться и топтать бегающих ребятишек, а также доставлять ему иные неприятности. За время недельного путешествия он хорошо узнал привычки проклятого животного. Брианну и Марсали, ехавших в середине каравана, он перегнал на относительно небольшой скорости, но к тому времени, когда он догнал Клэр и Роджера в голове колонны, он двигался так быстро, что едва успел приподнять шляпу, приветствуя их.

– Mhic dhiobhail, [77]77
  Сын дьявола (гэльск.)


[Закрыть]
– пробормотал он, снова нахлобучивая шляпу и пригибаясь к лошадиной шее. – Слишком резвый, да? Посмотрим, как долго ты выдержишь.

Он резко развернул коня влево от дороги и пустил его вниз по склону, топча высохшую траву и ломая безлистные ветки кизила, которые при этом трещали, как пистолетные выстрелы. Что нужно этому семикратному сукину сыну, так это ровная местность, чтобы Джейми мог хорошенько погонять подлеца и вытрясти из него всю дурь. Учитывая, что ровного места нет вокруг на расстоянии двадцати пяти миль, задача Джейми предстояла трудная.

Он намотал поводья на руку, щелкнул языком и врезал каблуками по бокам коня, и они, как выстрел из пушки, помчались вниз по склону, заросшему кустарником.

Гидеон был огромным, упитанным и быстрым жеребцом, вот почему Джейми купил его. Он был также тугоуздым и злым, вот почему стоил недорого. Хотя все равно больше, чем Джейми мог себе легко позволить.

Когда они пересекли небольшой ручей, перескочили через упавшее дерево и поскакали вверх по почти вертикальному склону, заросшему порослью дуба и хурмы, Джейми уже думал, не совершил ли он самоубийство, сделав эту покупку. Это была его последняя осознанная мысль, прежде чем Гидеон, бросившись вбок, ударил ногу Джейми о ствол дерева и, вскидывая зад, помчался по противоположному склону холма в густой кустарник, распугивая выводки перепелов, с шумом вылетающих из-под его огромных плоских копыт.

Через полчаса бешеной скачки, уклонений от низких ветвей, ручьев со скользким дном, множества пересеченных холмов, которые Джейми не успевал считать, Гидеон стал если не послушным, то, по крайней мере, более управляемым. Джейми промок до бедер, набил синяки, кровь текла из полдюжины царапин, и он дышал так же тяжело, как лошадь. Однако он все еще был в седле и все еще управлял.

Он повернул голову лошади к снижающемуся солнцу и снова щелкнул языком.

– Давай, – сказал он. – Двигай к дому.

Они скакали долго, но учитывая горную местность, покрыли не такое большое расстояние, чтобы совсем потеряться. Он направил Гидеона вверх, и через четверть часа они оказались на хребте, который он узнал.

Они двигались вдоль хребта, ища безопасный спуск вниз через заросли каштанов, тополей и елей. Он знал, что караван был недалеко, но чтобы встретиться с ним, требовалось время, а ему хотелось присоединиться к людям, пока они не достигли Риджа. Не то, чтобы Клэр или МакКензи не знали дороги, нет, просто ему страшно хотелось возвратиться во Фрейзерс-Ридж во главе каравана, приведя своих людей домой.

– Христос, человек, ты вообразил себя Моисеем, – пробормотал он, покачав головой и подсмеиваясь над своими претензиями.

Жеребец был в мыле, и когда деревья немного расступились, Джейми остановился дать ему передышку, ослабив натяжение узды, но не настолько, чтобы позволить горячему скакуну выкинуть какой-нибудь фортель. Они оказались среди рощи белых берез на краю небольшого выступа над сорокафутовым пологим склоном, и он подумал, что, имея высокое мнение о своей особе, конь вряд ли совершит самоубийство, но лучше проявить осторожность на случай, если он вздумает сбросить наездника вниз.

Ветерок задувал с запада. Джейми приподнял подбородок, наслаждаясь его прохладным прикосновением к разгоряченной коже. Земля простиралась за горизонт зелеными и коричневыми холмами, расцвеченными тут и там заплатами других цветов; туман поднимался из долин, как дымы походных костров. Он чувствовал, как умиротворение охватывает его при виде этой картины, дыхание выравнивается, и тело расслабляется.

Гидеон тоже успокоился; вся злость ушла из него, как вода из прохудившегося ведра. Джейми медленно опустил руки на шею коня, и тот остался стоять с направленными вперед ушами. «Ага», – подумал он, и тут на него снизошло озарение: это было то самое место.

Место, которому нет названия, и которое узнаешь только, когда наткнешься на него. Он, вероятно, мог назвать его святым местом, только оно не имело никакого отношения ни к церкви, ни к ее святым. Это было просто место, предназначенное для него, и этого было достаточно. Он позволил поводьям упасть на шею коня, ибо чувствовал, что даже такое злокозненное существо, как Гидеон, не могло замышлять здесь неприятностей.

И действительно, конь стоял спокойно; в холодном воздухе с его массивной темной холки поднимался пар. Они не могли оставаться здесь долго, но он был рад этой короткой отсрочке – не от борьбы с Гидеоном, а от пресса людей.

Он рано научился искусству жить отдельной жизнью в толпе, хотя бы в уме, если не телом. Но он родился в горах и также рано познал очарование одиночества и исцеляющие свойства уединенных мест.

Внезапно к нему пришло видение его матери: одна из тех ярких картинок, которые копились в его голове, чтобы в какой-то момент неожиданно возникнуть перед ним, Бог знает по каким причинам – от звука, запаха, мимолетной причуды памяти.

Он ставил тогда силки на кроликов на склоне горы и был сильно разгорячен, руки его были исколоты дроком, рубашка прилипла к телу от грязи и пота. Он увидел маленькую рощицу и направился к ней в поисках тени. Там была его мать; она сидела в зеленоватой тени деревьев на земле возле ручья. Она сидела совершенно неподвижно – что было на нее не похоже – и ее длинные руки были сложены на коленях.

Она молча улыбнулась ему, и он, не говоря ни слова, подошел с ней и положил голову на ее плечо. Она обхватила его рукой, и он почувствовал покой и огромное умиротворение, зная, что находится в центре мира. Ему было пять или шесть лет тогда.

Также внезапно, как и появилось, видение исчезло, словно яркая форель, мелькнувшая в темной воде. Но оно оставило все тоже чувство глубокого покоя, словно кто-то на мгновение обнял его, и нежная рука коснулась его волос.

Он спрыгнул с седла, стремясь почувствовать сосновые иглы под сапогами, нуждаясь в физическом прикосновении к этой земле. Предосторожность заставила его привязать поводья к крепкой сосне, хотя Гидеон казался смирным; жеребец опустил голову и принюхивался к пучкам засохшей травы. Джейми постоял мгновение, потом медленно повернулся направо, оказавшись лицом к северу.

Он уже не помнил, кто научил его этому – мать, отец или старый Джон, отец Иэна, но он, поворачиваясь по часовой стрелке, стал произносить слова молитвы и закончил ее, стоя лицом к западу, где садилось солнце. Он сложил ладони чашей, и свет заполнил ее, проливаясь между пальцами.

 
– Боже, сделай безопасным мой каждый шаг,
Боже, открой мне каждый проход,
Боже, очисти мне каждый путь,
И пусть я буду в руках Твоих.
 

Повинуясь инстинкту, более древнему, чем молитва, он отстегнул от пояса флягу и вылил несколько капель на землю.

Ветер донес до него обрывки звуков, смех и оклики, шум животных, пробирающихся между зарослей. Караван был недалеко, он медленно выползал на поляну из-за холма напротив. Ему нужно было ехать и присоединиться к людям в их последнем рывке к Риджу.

Тем не менее, он некоторое время колебался, не желая нарушать очарование места. Краем глаза он ухватил какое-то движение и наклонился, заглядывая в углубляющиеся тени под кустами падуба.

Животное сидело, замерев, и совершенно сливалось с темным фоном. Он никогда не смог бы его увидеть, если бы наметанный глаз охотника не уловил движение. Крошечный котенок с серым мехом, распушенным, как головка одуванчика, и огромными немигающими глазами, почти бесцветными во мраке кустарника.

– Плутишка, – прошептал он, медленно протягивая к нему палец. – Что же ты здесь делаешь?

Дикий котенок, несомненно, рожденный одичавшей матерью, которая давно сбежала из хижины каких-то поселенцев. Он погладил пушок не его груди, и тот вонзил в его палец свои маленькие зубки.

– Оу! – он отдернул руку и осмотрел маленькую круглую ранку, из которой капала кровь. Он с негодованием поглядел на котенка, но тот просто смотрел на него, не делая ни движения, чтобы убежать. Он помедлил, потом, решившись, тряхнул рукой, разбрызгав кровь на листья – приношение духам этого места, которые, в свою очередь, тоже решили преподнести ему подарок.

– Ну что ж, – тихо сказал он, становясь на колени и протягивая руку. Очень медленно он пошевелил одним пальцем, потом другим, потом следующим и следующим, потом снова, имитируя колебания водоросли в воде. Большие светлые глаза, не отрываясь, следили за этими движениями. Он увидел, как слегка подергивается кончик хвостика, и улыбнулся.

Если он мог ловить руками форель – а он мог – то почему не поймать таким образом котенка?

Он издал тихий звук сквозь зубы – приглушенное посвистывание, словно отдаленный щебет птиц. Как загипнотизированный, котенок смотрел на мягко шевелящиеся пальцы, медленно приближающиеся к нему. Когда Джейми, наконец, снова коснулся меха, котенок не двинулся. Пальцы скользнули по тельцу, и малыш, не сопротивляясь, позволил обхватить его ладонью и поднять с земли.

Джейми держал его некоторое время, прижав к груди, и поглаживал одним пальцем, прослеживая шелковистую линию подбородка и тонкие ушки. Котенок закрыл глаза и громко заурчал, грохоча в его ладони, словно отдаленный гром.

– О, значит, ты не против пойти со мной?

Не получив возражения, он расстегнул ворот рубашки и спустил маленькое существо за пазуху, где оно, потыкавшись некоторое время в ребра, свернулось клубком, понизив свое урчание до тихой приятной вибрации.

Отдохнувший Гидеон охотно двинулся вперед, и через четверть часа они нагнали остальных. Однако временное послушание жеребца испарилось, как только они стали преодолевать последний подъем.

И не потому, что конь не мог справиться с крутым подъемом, он просто не мог выносить вида лошадей впереди себя. Даже если бы Джейми не стремился домой, и если бы это зависело от Гидеона, то они были бы уже в нескольких фарлонгах впереди всех.

Колонна путешественников растянулась более чем на полмили, каждая семья в ней двигалась со своей скоростью. Фрейзеры, МакКензи, Чизхолмы, МакЛеоды и Аберфельды. При первой возможности Гидеон нахраписто рвался вперед, распихивая вьючных мулов, овец, пеших людей и кобыл. Он даже разогнал трех свиней, которые медленно тащились за бабушкой Чизхолмов. Свиньи с испуганным хрюканьем бросились в кусты, когда Гидеон проскочил рядом с ними.

Джейми скорее разделял чувства коня, чем останавливал его. Он нетерпеливо стремился к дому и хотел добраться туда, как можно быстрее; его раздражало все, что могло задержать караван. В настоящее время основным препятствием, замедляющим движение, была Клэр, которая – черт бы побрал эту женщину – остановила свою кобылу перед ним и отправилась собирать траву вдоль дороги. Словно весь дом от пола до потолка не был забит травами, а ее седельные сумки не вспучились от них!

Гидеон, с готовностью разделяя настроение всадника, вытянул шею и ухватил кобылу за круп. Кобыла заржала, взбрыкнула и помчалась вдоль тропы, размахивая болтающимися поводьями. Гидеон довольно всхрапнул и прыгнул за ней следом, но был остановлен резким рывком.

Клэр с широко раскрытыми глазами, с руками, полными сорванных листьев и грязных кореньев, обернулась на этот шум. Она взглянула на Джейми, потом вслед исчезающей лошади, потом снова на него и извиняющимся жестом пожала плечами.

– Извини, – сказала она, но он видел, что уголки ее губ приподнялись, а улыбка замерцала в ее глазах, словно утренний свет на воде. И против своей воли он почувствовал, что напряжение оставляет его. Он собирался отчитать ее, и все еще хотел, но слова не шли на язык.

– Залазь, женщина, – сказал он вместо этого и кивнул себе за спину. – Я хочу свой ужин.

Она рассмеялась и взобралась на лошадь, подобрав юбки. Гидеон, не обрадованный дополнительной ношей, повернул голову, пытаясь достать зубами все, до чего мог дотянуться, но Джейми был готов к этому, он стегнул концом поводьев жеребца по носу, заставив того отдернуть голову и удивленно зафыркать.

– Вот тебе, маленький ублюдок.

Он натянул шляпу глубже на лоб и помог надежно устроиться жене, которая подтолкнула юбки под свои бедра и обхватила его руками за талию. Она была без башмаков и чулок, и ее длинные голые лодыжки белели на темной шкуре гнедого. Он дернул узду и пнул лошадь немного сильнее, чем было необходимо.

Гидеон попятился, развернулся и попытался снести их обоих нависающей ветвью тополя. Котенок, грубо вырванный из дремотного состояния, впился когтями в живот Джейми и тревожно замяукал, но этот звук потонул в более громком вскрике Джейми. Он резко завернул голову коня, выругался и пнул его в бок левой ногой.

Непокорный Гидеон прыгнул, как кузнечик. Раздалось тихое «иик!», и он ощутил внезапное чувство пустоты за своей спиной, когда Клэр слетела в кусты, как куль с мукой. Гнедой, почувствовав удила во рту, внезапно развернулся и бросился вниз по склону через заросли ежевики. Выскочив на берег, он заскользил по грязи и упавшим листьям, почти приседая на задние ноги. Потом он выпрямился, мотнул головой и беспечно зарысил к кобыле Роджера, которая стояла возле ручья и смотрела на них с таким же удивлением, как и ее спешившийся наездник.

– Все в порядке? – спросил Роджер, вопросительно приподняв одну бровь.

– Конечно, – ответил Джейми, пытаясь отдышаться и в тоже время сохранить достоинство. – Как ты?

– Прекрасно.

– Хорошо, – он уже прыгал с седла, говоря это. Бросив поводья МакКензи и не теряя времени, чтобы удостовериться, что тот поймал их, он бросился назад, крича. – Клэр! Ты где?

– Я здесь! – бодро отозвалась она и появилась из-за тополей с листьями в волосах и немного прихрамывающая, но в остальном вполне невредимая.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, все хорошо. Я собираюсь пристрелить этого коня, – он быстро прижал ее к себе, желая увериться, что она действительно не пострадала. Она тяжело дышала, но казалась успокоительно целой и здоровой. Привстав на цыпочки, она поцеловала его в нос.

– Не стреляй его, пока мы не доберемся до дома. Я не хочу идти остаток пути пешком.

– Эй! Оставь это, идиот!

Он отпустил Клэр, развернулся и увидел, что Роджер выхватил пучок каких-то потрепанных растений из-под любопытного носа Гидеона. Еще растения – что за мания собирать всякую дрянь? Клэр, все еще запыхавшаяся после инцидента, заинтересованно наклонилась вперед, рассматривая траву.

– Что это, Роджер?

– Это для Бри, – ответил он, протягивая их для осмотра. – Это те растения?

На недоброжелательный взгляд Джейми они были похожи на пожелтевшую ботву морковки, которую слишком долго не выкапывали с грядки, но Клэр потрогала пожухлую листву и одобрительно кивнула.

– О, да, – сказала она. – Очень романтично!

Джейми произвел негромкий звук, тактично указывая, что им лучше начать двигаться, пока их не нагнали Бри и медленно движущееся семейство Чизхолмов.

– Да, да, – сказала Клэр и похлопала его по плечу, как он решил, желая успокоить его. – Не фыркай, мы идем.

– Ммфм, – произнес он и, нагнувшись, подставил ладонь под ее ногу. Подкинув ее в седло, он дал Гидеону «только-попробуй-ублюдок» взгляд и запрыгнул на коня позади нее.

– Подожди остальных и приведи их наверх.

Не дожидаясь кивка Роджера, он дернул узду и направил жеребца на тропу.

Довольный тем фактом, что был впереди всех, Гидеон угомонился и спокойно поднимался, пересекая заросли граба и тополя, каштана и ели. Даже сейчас, поздней осенью некоторые листья остались на деревьях, и теперь желтые и коричневые листочки, как тихий дождь, медленно падали вниз на гриву коня и растрепанные густые кудри Клэр. Ее волосы распустились, когда она упала, и Клэр не стала собирать их.

Хорошее настроение вернулось к Джейми вместе с чувством движения вперед и было значительно подкреплено случайным обнаружением потерянной шляпы, которая висела на ветке дуба, словно повешенная туда дружеской рукой. Однако какое-то смутное беспокойство мешало ощущению полного покоя в его душе, хотя вокруг лежали мирные горы, воздух был полон синевы и пах лесом – влажным и вечнозеленым.

Потом с внезапным ударом под ложечку он осознал, что котенок пропал. На его груди и животе зудели царапины, которые малыш сделал в отчаянной попытке вырваться наружу; он, должно быть, вылез через ворот рубашки и свалился с его плеча в безумной скачке вниз по склону. Он огляделся по сторонам, вглядываясь в тени под деревьями и кустами, но надежда была напрасной. Тени загустели и удлинялись, и кроме того они сейчас были на дороге, тогда как с Гидеоном они мчались через лес.

– Иди с Богом, – пробормотал он и коротко перекрестился.

– Что? – спросила Клэр, немного поворачиваясь в седле.

– Ничего, – сказал он. В конце концов, это был дикий кот, хотя и маленький. Несомненно, он выживет.

Гидеон заволновался, приплясывая, и Джейми понял, что сильно натягивает узду. Он ослабил хватку на поводьях и также расслабил руку, которой обхватил Клэр; та глубоко вздохнула.

Его сердце быстро билось.

Он никогда не мог возвращаться домой без некоторого чувства опасения. В течение многих лет после Восстания он жил в пещере, приближаясь к дому только в темноте и с большими предосторожностями, никогда не зная, что может найти там. Не один горец, вернувшись домой, находил на его месте пепелище, и обнаруживал, что его семья исчезла. Или еще хуже, она была там.

Можно было приказать себе не воображать никаких ужасов, но проблема была в том, что ему совсем не надо было воображать их, для этого было достаточно памяти.

Конь напряг задние ноги, рванувшись вперед. Бесполезно убеждать себя, что это другое место, здесь существовали свои собственные опасности. Если не было английских солдат, то были мародеры. Слишком беспокойные, чтобы пустить корни и трудиться, они бродили по горам, занимаясь грабежом и разбоем. Набеги индейцев. Дикие животные. И огонь. Всегда огонь.

Он отправил вперед чету Багов с Фергюсом в качестве сопровождающего, чтобы по приезде Клэр не пришлось одновременно заниматься размещением прибывших людей и заботиться о гостеприимстве. Чизхолмы, МакЛеоды и Билли Аберфельд с женой и маленькой дочкой некоторое время должны были пожить с ними в большом доме. Он сказал миссис Баг, что она должна взять на себя приготовление пищи. Имея приличных лошадей, не обремененные детьми и поклажей, Баги должны были прибыть в Ридж два дня назад. Никто не вернулся от них доложить, если что-то пошло не так. Значит, все было хорошо. Но все же…

Он не сознавал, что Клэр была тоже напряжена, пока она внезапно не расслабилась, положив руку на его ногу.

– Все в порядке, – произнесла она. – Я чувствую запах печного дыма.

Он поднял голову, чтобы понюхать воздух. Она была права, сильный запах горящих поленьев гикори плавал в воздухе. Не памятная ему вонь пожарищ, а домашний запах, благоухающий обещанием тепла и пищи. Миссис Баг, по-видимому, выполняла его указания.

Они завернули за последний поворот и увидели высокий дымоход из плитняка, вздымающийся над деревьями, и султан дыма, завивающийся над коньком крыши.

Дом был на месте.

Он с облегчением вздохнул, заметив теперь и другие домашние запахи: насыщенный аромат удобрений из конюшни, запах копченого мяса, висящего под навесом. Дыхание ближнего леса – мокрое дерево, гниющие листья, камни и бегущая вода – нежно коснулось его щеки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю