Текст книги "Македонский Лев"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

– Это игры Царей, молодой человек, – перебил его Парменион. – Сегодня Филипп должен расплатиться за поражение брата. Но очень скоро стыд испытают другие.

– Что скажешь, Антипатр? – спросил Филипп. – Ты мало говорил.

– А много и говорить нечего, повелитель. Я согласен с Атталом. Мне не по нраву эта ситуация. Но ты должен ехать – иначе свадьба не состоится. Без свадьбы вторжение неизбежно.

Филипп откинулся на своем сидении и посмотрел на четверых мужчин. Все такие разные, но каждый – с уникальными навыками. Холодноглазый Аттал, который будет убивать без всякой жалости до тех пор, пока это служит продвижению его амбиций. Никанор, безрассудно храбрый и по-собачьи преданный трону, человек, который поскачет в центр смерча, если Филипп прикажет. Антипатр, холодный и рассудительный, воин, которого чтит и уважает вся армия.

И Парменион, который за несколько коротких недель возродил моральный дух македонцев, собрал воинов в единый кулак, наполнив их гордостью и чувством товарищества.

Они были разными и по внешности: Аттал – тощий, с топорным лицом, его кожа обтягивала скулы, а зубы слишком выдавались вперед, придавая ему вид едва прикрытого плотью черепа; Никанор обладал почти женскими чертами лица, стройный, с честными глазами; черная борода Антипатра сверкала как шерсть ягуара, его темные глаза смотрели пристально, изучая и высматривая больше, чем показывало выражение лица; Парменион, высокий и худой, казался младше своих сорока двух лет, но его светлые глаза были озарены очень глубокой мудростью.

На вас я и построю Македонию, думал Филипп. – Возьмем только четверых всадников, – внезапно произнес он. – Мы вместе отправимся в Иллирию и заберем мою невесту.

– Это хуже, чем безумие, повелитель, – запротестовал Аттал. – Там промышляют грабители, разбойники, люди, лишенные своих домов.

– Мы не будем все время ехать в одиночестве, – заверил его Филипп, – лишь несколько миль по Иллирии. Там нас встретят.

– Но почему только четверо, повелитель? – спросил Никанор.

Царь удостоил его холодной улыбки. – Потому что я выбираю четверых. Никто, даже Бардилл, не может указывать Филиппу, сколько человек должны с ним поехать.

После совета Филипп вышел с Парменионом в дворцовый сад. – Как проходит подготовка, стратег?

– Лучше, чем я предполагал. Пока из Фригии не подойдет новая броня, мы работаем очень просто – бег, поединки и несколько элементарных упражнений для отрядов. Что радует сердце, владыка, так это качества бойцов и их тяга к восприятию новых идей. У меня уже есть несколько младших офицеров с хорошим потенциалом.

Филипп кивнул, и двое мужчин отошли в тихое место в дальнем конце сада, усевшись в тени высокой стены. – Знаю, тебе было бы проще, Парменион, если бы мы собрали всех людей в одном месте. Но ты знаешь, почему я не могу сделать этого. Если пойдет слух, что я собираю армию, Бардилл тут же начнет вторжение.

– Только если он поверит, что сам станет целью, – заметил Парменион. – Когда встретишься с ним, убеди его, что собираешься ударить по пеонийцам, что тебя достали их набеги на македонские территории.

– Ты не знаешь Бардилла, он самый матерый волк во всей Греции. Сейчас ему должно быть где-то под восемьдесят – даже сама богиня смерти не может набраться смелости сразить его.

– Насколько крепка его власть в Иллирии?

– Достаточно крепка, – ответил Филипп. – Там обитают три основных племени, но дарданцы, которыми управляет Бардилл, – самое сильное из них. И его армия отменно вымуштрована и дисциплинирована. Более того – они уже победили. И не захотят уступать.

– Поживем-увидим, – сказал Парменион.

Филипп встал. – Я еду на восток в Кровсию. Поставки золота возобновились – но они слишком малы. В мое отсутствие ты будешь командовать армией. Все донесения будут приходить к тебе.

– Как долго ты планируешь отсутствовать?

– Не более двух недель. Затем отправимся в Иллирию – на мою свадьбу.

***

Филипп взял с собой две сотни воинов и отправился на северо-восток к горам Керкинеса, возвышавшимся к северу от Кровсии. Он никогда не видел приисков и не встречал тамошнего правителя, Элифиона. Но донесения об этом человеке не обнадеживали: он имел близкие дела с Котисом, царем Фракии, и был вторым двоюродным братом убитого претендента на престол, Павсания. Однако Филипп по-прежнему был готов простить эти связи, если сумеет переманить Элифона на свою сторону.

Они пересекли реку Аксий и поскакали через великую Эматийскую равнину, проезжая городки и селения, рощи и леса. Природа здесь была многообразна, и они видели здесь следы льва и медведя, вепря и оленя. Говорили, что на севере обитали пантеры с черной шерстью, но вот уже сотню лет ни одной из них никто не видел.

Перед самым закатом третьего дня Филипп вывел свой отряд на высокий холм, преодолев его, когда солнце уже скрывалось за западными пиками горы Бермион. Небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, а за ними солнечный свет красил небеса в пурпур и кармин. Филипп встал в стременах и вгляделся в травянистые луга, леса и горы, прикрывающие его глаза от заходящего солнца.

– Зачем мы останавливаемся, государь? – спросил Никанор, но Филипп не удостоил его внимания, устремив взор на восток, за гордые пики Мессапионких хребтов, к могучим кряжам Керкинесских гор, скалистым гигантам с бородами из снега и в плащах из леса.

Вокруг царя ожидали его люди. Филипп спешился и взошел на гребень холма. Ветер трепал его плащ, ночной холод обдавал его обнаженные руки, но перед ним раскрылась красота земли, и он не чувствовал ничего, кроме очарования заката.

Никанор подошел к нему, положив руку царю на плечо. – Филипп, ты в порядке? – спросил он мягко.

– Посмотри сюда, друг мой, – произнес Филипп. – Пройдет время, и мы станем прахом, а земля останется такой же, все эти горы и леса, холмы и равнины.

– Все они твои. Всё, что ты сейчас видишь, принадлежит тебе.

– Нет. Это обман. Я – слуга, и не более. Но и этого достаточно, Никанор. Это – великая страна. Я чувствую это до мозга костей. И я не увижу её завоёванной – только не на моем веку.

Подойдя к скакуну, он взялся за луку седла и вскочил ему на спину. – Поехали! – приказал он.

Шесть дней неспешного пути привели их к подножию Мессапионской цепи гор, и они стали лагерем в окруженной деревьями лощине.

– Расскажи мне побольше о наместнике Элифионе, – приказал Филипп Атталу. – Я хочу быть завтра подготовленным.

Аттал расстелил свой плащ и прилег у костра. – Он толстый – очень толстый. Одевается всегда в голубое. У него есть три жены, но чаще он проводит время с юными рабами-мальчиками. Он пробыл наместником одиннадцать лет. У него есть дворец, превосходящий все дворцы Пеллы – даже твой. Он собирает в коллекцию статуи и другие предметы искусства – по большей части персидские.

Филипп хмыкнул. – Мои золотые запасы истощаются, а он собирает артефакты и строит дворец! Похоже, я начинаю понимать мерзавца. А что же сами прииски? Как там идут дела?

– Откуда мне знать, государь? Я еще ни одного не видел.

– Завтра увидишь, – заверил его Филипп.

– Какая заманчивая перспектива, – буркнул Аттал, и Филипп, рассмеявшись, ткнул его в плечо.

– Тебе что же, не интересно, откуда приходит наше золото?

– Нет, – подтвердил Аттал, – только то, что оно приходит.

– Как насчет тебя, Никанор? Хотел бы ты увидеть прииски?

– Если прикажешь, государь. Но на что там смотреть? Люди ковыряются в земле, как скот. Смрад и темнота. А чем глубже, тем выше опасность обрушения свода. Я хотел бы быть погребенным после смерти, а не до.

Филипп покачал головой. – Тогда я дам тебе лист, по которому ты разыщешь гошки с плодами из Кровсии. Антипатр пойдет со мной.

– Исключительная честь для него, – усмехнулся Аттал.

– Идти с царем – всегда почетно, – сказал Антипатр, скрывая собственный гнев, хотя его темные глаза так и смотрели на Аттала.

– Я тебе не нравлюсь, так? – спросил Аттал, поднявшись и взглянув на воина в ответ.

– Ты мне ни нравишься, ни не нравишься, Аттал. На самом деле, я редко думаю о тебе.

– Будь осторожнее, когда говоришь со мной! – предостерег Аттал. – Я могу стать очень опасным врагом.

– А ну тихо, оба! – гаркнул Филипп. – По-вашему, нам не хватает неприятностей? Вот освободим Македонию, тогда… возможно… я позволю вам бросить друг другу вызов. Возможно. Но знайте одно: если кто-то из вас вступит в бой с другим без моего ведома, то я казню победителя. Если не можете быть друзьями, к моему разочарованию, то постарайтесь хотя бы терпеть друг друга. Поняли меня?

– Я не желаю вражды, государь, – сказал Аттал.

– Я тоже, – добавил Антипатр.

Филипп улегся, закутанный в одеяла, положив голову на свой чепрак из львиной шкуры, и стал смотреть на звезды – такие далекие, такие отрешенные от всяческих проблем мира. Он закрыл глаза и погрузился в сон.

Он ходил по поросшей травами равнине в серебряном свете луны, как вдруг увидел женщину, сидящую под опадающим дубом. Он осмотрелся, удивленный тем, что он здесь один. Когда он подошел к ней и приветственно поклонился, она подняла голову и откинула темный капюшон своего плаща. Ее лицо было бледным и прекрасным, глаза – темными и вместе с тем источающими свет.

– Добро пожаловать, Великий Царь, – прошептала она. Он сел рядом.

– Я не великий, женщина. Но я царь.

– Ты станешь великим – так обещала Аида; боги установили так. Но тебе кое-что понадобится, Филипп. Талисман, который ты должен добыть.

– Где я найду его?

– Он сам найдет тебя. Смотри! – Она указала на холм, с которого стекал маленький ручей, искрясь в свете луны. Там сидела другая женщина. – Иди к ней – и познай удовольствия вселенной.

Филипп собирался было задать вопрос, как вдруг темная женщина исчезла. Он встал и пошел к ручью. Женщина, сидевшая там, была почти девочкой, со стройной фигурой, маленькими круглыми грудями. Ее волосы были рыжими как отсвет огня, глаза – зелены как изумруды. Когда он опустился рядом с ней на колени, она протянула руку и ухватила его за бороду, ее рука опустилась ему на грудь, затем ударила в живот. Вдруг он обнаружил, что обнажен, как и она, и страсть обуяла его. Он повалил ее на траву, целуя ее лицо и шею, рукой лаская ее потаенные губы. Он слышал биение собственного сердца.

– Люби меня! – шептала она. – Люби меня!

Он вошел в нее, и его блаженство оказалось настолько неимоверным, что он мгновенно испытал оргазм. Что еще невероятнее, он по-прежнему оставался возбужден, его страсть казалась неутолимой. Он чувствовал, как она дрожала под ним, стонала и кричала. Он скатывался с нее, но она не отпускала его, – поглаживая нежными пальцами, лаская мягкими губами. Наконец он застонал и перекатился на спину, и так лежал, обхватив ее руками.

– Кто ты? – спросил он ее. – Я должен знать. Ты нужна мне.

– Ты еще увидишь меня вновь, Филипп. От тебя я рожу ребенка, сына Царя.

– Где мне тебя найти?

– Еще не время. Я встречусь с тобой через два года на Острове Мистерий. Там мы сыграем свадьбу; там будет зачат твой сын.

– Твое имя, назови мне свое имя!

– Назови свое имя! – закричал он.

– Что такое, государь? – спросил Никанор, подойдя к походному лежаку царя. Филипп открыл глаза и увидел звезды, ярко мерцающие в ночном небе.

– Это был сон, – прошептал он. – Дар богов.

***

Не в состоянии заснуть, весь остаток ночи Филипп сидел, воскрешая в памяти сцены из своего видения. Через два года, сказала она, они вновь встретятся на острове Мистерий. Самофракия.

Он никогда там не был – и никогда не собирался там побывать. Но теперь, он знал, только смерть смогла бы отменить его решение.

С рассветом он разбудил остальных, и они поскакали в долину копей. Кровсия не была большим поселением – меньше тысячи человек жили здесь, и дворец Элифиона накрывал своей тенью весь город, красуясь белыми колоннами и элегантными статуями, его островерхая крыша была украшена барельефом, изображавшим рождение богини Афины из чела ее отца Зевса.

Двести всадников осадили коней перед этим зданием, и Филипп спешился. Из дворцовой пристройки вышел престарелый слуга, да так и встал с отвисшей челюстью, глядя на отряд перед дворцом.

– Ты! – воскликнул Филипп. – Забери моего коня. – Слуга подошел.

– Вас… ждут? – спросил он, глядя испуганными глазами.

– Надеюсь, что нет, – ответил Филипп, всучил слуге поводья и зашагал к широким двустворчатым воротам за колоннадой. Аттал, Никанор и Антипатр пошли за ним, и все четверо остановились в просторном коридоре внутри. Персидские ковры устилали пол, статуи выстроились вдоль стен, а потолок украшала великолепная мозаика, изображавшая сцену встречи троянского принца Париса с богинями Афродитой, Герой и Афиной.

Филипп был почти смущен столь изящным окружением. Он заметил, что его грязные башмаки запачкали ковер, и что его руки были немыты.

– Элифион! – позвал он, и его голос эхом зазвучал в мраморном коридоре. Из боковых дверей выбегали слуги с паникой в глазах. Один из них, стройный золотоволосый мальчик, подбежал к Антипатру и упал ему в ноги. Воин помог ему поднятся.

– Не убивай меня! – взмолился мальчик.

– Никто не собирается тебя убивать, – сказал Антипатр. – Разыщи своего господина. Скажи ему, что Царь здесь.

– Слушаюсь, господин, – мальчик стал двигаться к ступеням, но на полпути обернулся. – Прости, господин, но… какой Царь?

– Царь Македонии, – ответил Антипатр.

Один старик вышел вперед и поклонился Филиппу. – Господин, возможно, ты захочешь подождать в андроне. Я принесу тебе попить.

– Наконец-то, – проговорил Филипп, – слуга, который знает свои обязанности. – Царь и его сопровождающие прошли за стариком в длинную комнату справа. Там стояли покрытые шелком скамьи, а стены были расписаны сценами охоты: тут всадники травили белого оленя, там – Геракл убивал Немейского льва, дальше лучники вонзали стрелы в могучего медведя. – Боги, – произнес Филипп, – по сравнению с этим Пелла – жалкая хижина. Буду весьма удивлен, если узнаю, что все это было построено не на мое золото.

Слуга принес им вина из погребов Элифиона, сладкого и крепленого. Филипп возлег на скамью, пачкая грязными башмаками драгоценный шелк.

Его лицо было мрачным, и его телохранители не сказали ни слова, пока ждали наместника. Наконец Элифион явился. Аттал говорил, что он был толст, но это было слишком мягко сказано – огромные складки жира свисали у него под подбородком, его необъятное брюхо распирало голубые персидские одежды, которые он носил. Его темные волосы были коротко острижены и венчали голову, как маленькая, не подходящая по размеру шапка. Он попытался поклониться, но брюхо перебороло его.

– Добро пожаловать, владыка, – проговорил он. – Если бы я только знал о твоем визите, то подготовил бы подобающий прием. – Голос был глубок и услужлив, как и его большие карие глаза, что не ускользнуло от Филиппа.

– Я пришел осмотреть копи, – произнес Филипп.

– Но зачем, повелитель? Там мало что достойно взора благородного мужа. Лишь огромные разрытые ямы в земле да несколько зловонных туннелей. Я с удовольствием показал бы тебе здешние плавильни.

Голос Филиппа понизился, и опасный блеск появился в его глазах. – Ты покажешь мне то, что я захочу посмотреть, – медленно проговорил он. – Ты сделаешь это, Элифион, потому что ты – мой слуга. А теперь, веди меня к копям.

Царь встал.

– Да, государь, конечно, я только оденусь; я быстро.

– Аттал! – рыкнул Филипп.

– Да, государь?

– Если этот жирный дурак ослушается еще раз, вскрой ему брюхо от паха до горла.

– Да, государь, – ответил Аттал, с усмешкой глядя на побелевшего Элифиона.

– А теперь, господа, пожалуй, пора в копи, – сказал Царь.

– Сию минуту… государь, – пролепетал Элифион. Толстый наместник приказал запрягать его повозку, и вскоре экипаж уже стоял перед дворцом. Запряженный четырьмя черными жеребцами, он представлял собой огромную колесницу, но снабженную при этом широким сиденьем с подушками. Элифион уселся в сиденье, а его возница встал за ним, взяв поводья.

Несмотря на свою незаинтересованность в копях, Аттал и Никанор поехали за Филиппом, не желая пропустить визит Царя.

Они ехали почти час, пока не достигли местности, где земля была словно пробита огромной киркой. Далеко внизу они увидели копающих рабов, а другие выходили из туннелей в горе.

Всадники медленно остановились.

Никанор обвел взглядом группу рабочих. Мужчины и женщины работали здесь вместе, их скелетообразные тела были покрыты кровавыми рубцами, а вокруг них стояли стражники с короткими плетями. Женщина справа, которая несла корзину с камнями, оступилась и упала, ударившись головой о валун. Она не заплакала, но странно поднялась на колени и встала.

Филипп во главе отряда подъехал ко входу в ближайший туннель и спешился.

Элифион с трудом выбрался из повозки. – Как ты приказывал, государь. Вот это и есть копи.

– Веди меня внутрь.

– Внутрь?

– Ты оглох?

Элифион медленно подошел к зияющему входу в подземелье, пытаясь заставить глаза привыкнуть к темноте. На стенах висели светильники, но туннель был полон клубящейся пыли. Слуга Элифиона, тот самый, что провел Филиппа в андрон, полил водой на льняную тряпицу и подал ее господину. Элифион прижал ее к лицу и вошел в подземелье. Коридор становился всё ниже, а воздух – всё тяжелее и плотнее. Далеко впереди слышались удары металлических орудий, вгрызавшихся в породу.

Душ из пыли и крошева поливал доспех Аттала, и воин то и дело нервно поглядывал на деревянные подпорки, поддерживавшие потолок. Одна из них пробила трещину, из которой сыпалась земля.

Они продолжали идти дальше.

Они подошли к телу молодой женщины, втиснутому в нишу в стене туннеля. Грязь залепила ей глаза и заполнила открытый рот. Потолок туннеля здесь был еще ниже, и они пошли дальше пригнув головы. Однако потолок становился всё ниже и ниже.

Элифион остановился. – Не знаю, что ты хочешь здесь увидеть, государь, – пробормотал он.

– Пошевеливайся! – велел Филипп. Элифион опустился на колени и пополз дальше. Филипп обернулся к остальным. – Ждите здесь, – сказал он и последовал за наместником.

Никанор повернулся к Атталу. – Как думаешь, может, нам отойти немного назад, туда, где потолок чуть повыше? Филипп не будет против, так?

Ручейки пота проложили бороздки на грязном лице Аттала. Чувствовалось, что ему не по себе и даже страшно, но он стоял на месте и смотрел на Антипатра. – Что ты думаешь? – спросил он.

– Я… э-э… не думаю, что Царь станет возражать, – ответил Антипатр. Втроем они отступили в более широкое горло туннеля, остановившись там, откуда был виден отблеск солнечного света вдалеке. Там они и стали ждать. Никанор не смог удержаться и посмотрел на мертвую женщину.

– Почему они ее не схоронили? – спросил он.

– Ты видел рабов, – сказал Антипатр. – Им едва хватает сил, чтобы на ногах стоять.

– Это как долина проклятых, – прошептал Антипатр. Со стороны входа в туннель послышались шаги, и трое мужчин посторонились, когда вереница рабов с пустыми плетеными корзинами прошла мимо, направившись в мрачную глубину шахты.

– Я иду назад, на солнце, – заявил Никанор. – Не могу здесь больше.

– Царь сказал ждать здесь, – напомнил ему Аттал. – Мне это нравится не больше твоего. Но мы должны быть терпеливы.

– Я сойду с ума, если не выберусь отсюда, – ответил Никанор срывающимся голосом.

Антипатр положил руку на плечо юноши. – Кто-то должен пойти оповестить людей, что всё в порядке. Нас уже давно не было на поверхности, и кто-то из них, возможно, начал волноваться. Подожди нас снаружи, Никанор.

Когда Никанор кивнул и побежал на свет, Аттал повернулся к Антипатру. – Кто ты такой, чтобы отменять приказы самого Царя? – шикнул он.

– Парень чуть было не сломался. Если бы я и запретил ему, он всё равно побежал бы.

– И что? Побежал бы он. Как это тебя касается?

Антипатр кивнул, начиная понимать. – Я вижу. Тогда он бы впал в немилость. Боги, Аттал, у тебя что, совсем нет друзей? Нет никого, за кого бы ты переживал?

– Только слабому человеку нужны друзья, Антипатр. А я не слабак.

Антипатр ничего не ответил, и двое мужчин ожидали в молчании, казалось, целую вечность. Наконец показалась тучная фигура Элифиона, его голубые одежды были выпачканы глиной. За ним шел Царь с грозным лицом; он вышел из тоннеля на солнечный свет, несколько раз глубоко втянул в легкие воздуха, затем повернулся к Элифиону. Толстяк отступил на шаг, видя гнев в глазах Царя.

– Что я сделал не так, государь? Скажи мне? Я верен престолу, клянусь!

Филипп с трудом мог говорить. – Кто-нибудь, дайте пить! – вскричал он, и Никанор кинулся к нему с мехом воды. Филипп прополоскал горло и выплюнул воду. – Это мои золотые копи, – произнес он наконец. – Мои. Македонские. Скажи мне, толстый дурень, что тебе нужно, чтобы добыть золото из недр?

– Инструменты, государь. Кирки, лопаты… корзины.

– И кто пользуется этими инструментами?

– Как ты видишь, рабы, преступники, воры и убийцы. Эти люди прокляты и отправлены сюда. Женщины также.

– Так ты не видишь, да? – зарычал Филипп. Работа вокруг них прекратилась; стражники с кнутами больше не наблюдали за работниками, которые бессильно опускались на землю, роняя орудия труда. Все взгляды были устремлены на злосчастного Элифиона.

– Я вижу только, что сделал всё, что только мог на благо государственного дела, – лепетал Элифион. – Золото больше не так обильно, как было когда-то, но разве я в этом виноват? Золотые жилы теперь глубже в недрах, куда мы не можем добраться.

Филипп повернулся к стражнику. – Эй, ты! – кликнул он. – Вывести всех из шахты. Всех на свет. – Парень поклонился и побежал к туннелю. – Элифион, – спокойно проговорил Царь, – я могу простить твою алчность, ты желал богатства. Я даже могу простить тебе расхищение моего имущества. Но я не могу простить тебе твою глупость. Инструменты, да. Но какой болван может допустить, чтобы эти инструменты пришли в такое состояние? Стоя одной ногой в могиле, покрытые грязью и шрамами, живя без надежды на лучшее, как эти люди могут работать? Работа в шахте требует сил, могучих рук, крепких спин. Для этого человеку нужна еда, а также вино для поднятия духа. Аттал!

– Да, государь.

– Ты возьмешь это дело в свои руки. Я оставлю тебе сотню солдат. Я хочу, чтобы рабы были накормлены и получили двухнедельный отдых, а сюда направлю новых. Найди себе толкового помощника и организуй работу так, чтобы каждый трудился не более двенадцати часов в сутки. – Филипп посмотрел в глаза воина и вдруг улыбнулся. Атталу была не по душе эта роль, и это было хорошо видно. – Также, – добавил Царь, – тебе достанется сотая часть с каждой новой добычи этого прииска.

– Благодарю, государь, – сказал Аттал, и его глаза сверкнули, когда он поклонился. – Но что делать с Элифионом?

– Кто верховный судья в Македонии? – ответил вопросом Филипп.

– Царь.

– Вот именно. Посему, я приговариваю Элифиона к пяти годам работы на этих копях. Проследи, чтобы он трудился как следует.

Элифион упал на колени. – Государь, молю…

– Увести его с глаз моих! – прорычал Царь. Трое солдат унесли ноющего толстяка прочь.

– А что насчет его жен? – спросил Никанор.

– Купите им дом в Кровсии и выделите пособие. Сокровища перевезите в Пеллу. Где его слуга?

– Я здесь, государь. Меня зовут Парал. – Филипп посмотрел мужчине в глаза. Тот был среднего роста, с коротко остриженными вьющимися волосами, крючковатым носом и темной кожей.

– Ты перс?

– Фригиец, государь.

– Сколько времени служил Элифиону?

– С того дня, как он купил меня одиннадцать лет назад, когда мне было двенадцать.

– Как ты ему служил?

– Сначала я был его мальчиком для утех – одним из многих. Потом он научил меня вести его счета.

– Где он хранит золото?

– За дворцом расположено хранилище.

– Аттал, распорядись, чтобы содержимое хранилища отправили ко мне – за вычетом сотой доли. Теперь, Парал, у тебя новый хозяин. Будешь ли ты служить ему как следует?

Слуга перевел взгляд с Аттала на Царя. – Государь, Элифион посулил мне вольную на мой двадцать пятый день рождения. Он сказал, что после этого будет платить мне за работу у него. Остается ли в действии это его обещание? Или я так и останусь рабом при новом господине?

– Я дам тебе условия получше. Через три месяца ты станешь свободным. С этого момента тебе будут платить столько, сколько назначит за твою работу Аттал. Итак, спрашиваю еще раз, ты будешь работать на нас как следует?

– Буду, государь – буду служить преданно и честно.

– Да будет так, – сказал ему Филипп.