Текст книги "Последний камень (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

Здесь они какое-то время ехали молча. Белоснежный и ломкий снег поскрипывал под копытами коней, мороз покалывал лица, совсем, как пять дней назад, когда Рейчел приближалась к замку, и вокруг царила странная тишина. Вот большая черная птица, маша крыльями, пронеслась над ними и исчезла среди верхушек заснеженных елей.

– Рейчел! – взмолилась Айрис, едва они отъехали достаточно далеко и убедились, что никто не едет за спиной и не подслушивает. – Забери меня отсюда, в столицу! Пожалуйста… Я так устала жить с матушкой, слушать эти занудные разговоры и молитвы. Я задыхаюсь здесь. Боюсь, что умру, так и не увидев Олларию…

– Айрис…

– Неужели, твой эр бессилен? – глаза у сестры светились отчаянным тревожным блеском. – Матушка говорила, что он может все!

– Я поговорю с ним. Возможно, Ее Величество захочет видеть новую фрейлину при дворе, – не задумываясь, пообещала Рейчел.

– Спасибо! Рейчел, а Ворон – он какой?

Ворон был самым прекрасным человеком на свете, самым щедрым и любящим, самым храбрым и красивым, но Айрис это было знать необязательно. Поэтому Рейчел постаралась говорить небрежно, словно собственные слова ее не волновали, хотя сердце колотилось от странной отчаянной радости.

– Он и вправду не носит бороды и весь увешан драгоценностями?

– Не носит, но и не увешан. Алва не носят бород и усов, но волосы у них ниже плеч. Если бы Рокэ, ну, скажем, косу заплел, вышло бы в руку толщиной, не меньше.

– Ты пробовала заплести ему косу? – прыснула Айрис.

– Конечно нет, – развеселилась Рейчел, уловив жизнерадостное настроение сестренки. – Из камней он предпочитает сапфиры и бриллианты в серебре, иногда – карасы. Носит родовые цвета.

Дальше они разговаривали про происхождение Алвы и про войну, но Рейчел отчего-то было неприятно и больно обсуждать с сестрой своего эра, и потому она давала Айрис общие ответы на вопросы, кратко и, к своему стыду, почти прохладно. Айрис же этого, казалось не замечала, зато не уставала щебетать, как вырвавшаяся на свободу из клетки птичка.

– А он знает, что ты девушка? – внезапно спросила сестра, очень сильно смутившись и посмотрев на свою старенькую перчатку.

– Знает, – тяжело вздохнула Рейчел.

И рассказала Айрис о том, как ее ранили и о том, как Рокэ узнал про ее настоящую личину. Айрис же испуганно охнула несколько раз, но осталась довольна удачным для Рейчел исходом. Пришлось взять с нее слово, что не расскажет матери.

– Я никому не расскажу, – теперь в серых смешливых глазах сестры сверкал восторг. – А правда, что Рокэ Алва любит королеву?

Теперь Рейчел стало еще больнее и она, опустив голову, молча пожала плечами. Какая разница, кого он любит? Думать об этом не хотелось вовсе, гораздо интереснее и любопытнее смотреть на узорчатые снежинки, что плавно опускаются на сугробы, на гриву Бьянко, сливаясь с ней, на плечи самой Рейчел. Гораздо занятнее слушать тихое щебетание зимующих в Надоре птиц.

Айрис поняла молчание правильно и не настаивала на ответе – куда важнее ей было не узнать о любовных приключениях Рокэ Алвы, а окунуться хотя бы в мечтах в тот радостный и прекрасный чудесными открытиями мир, из которого приехала Рейчел. Если бы только сестра знала, что в нем грязи, хитрости, человеческой злобы и подлости не меньше, чем в Надоре… Но расстраивать ее сейчас горькой правдой было ни к чему. Положение спас холод – Айрис начала мерзнуть и пришлось пришпорить лошадей.

Вскоре они выскочили на большой тракт и едва не сбили Реджинальда, едущего на неказистом мерине.

– Дикон! – воскликнул он, – как я рад тебя видеть! Айри… Кузина, ты стала настоящей красавицей!

И таким образом прогулка подошла к концу. Рейчел была рада встретить кузена, кузен был счастлив общению с Айрис, а значит, в ближайшее время все должно идти хорошо. В любом случае ей хотелось остаться в одиночестве и пройти в кабинет отца. По идее, двери покоев Эгмонта должны были распахнуться перед ней еще в одиннадцать, но тогда Рейчел была слишком мала и слаба, чтобы все понять и осилить. А сейчас она справится.

Откуда-то в девушке пробудилась решительность, а потому, небрежно кинув матушке о том, что отправляется в Гербовую башню. Та, разумеется, нахмурилась и попросила объяснить причины такого решения – Рейчел пришлось сказать правду о том, что находиться в покоях графа Горика, где провела пять лет после смерти отца, уже слишком бессмысленно.

– Да, сын мой, – на удивление быстро признала Мирабелла Окделльская, и ее льдистый взгляд немного потеплел. – Вы правы. Место герцога в Гербовой башне, кем бы он не являлся на самом деле, но я же могу рассчитывать на ваше благоразумие?

– Разумеется, – согласилась Рейчел.

– Тогда передайте домоправителю Энтони этот приказ от моего имени.

И герцогиня удалилась, а ее дочь побрела искать некого Энтони, которого в прошлом встречала лишь несколько раз. Тот выслушал ее, вручил девушке железное кольцо с двумя ключами, и та вздрогнула от прикосновения ледяного металла к коже.

– Зажгите свечи, – велела она, с удовольствием отмечая, что отдавать приказы вовсе не страшно. – И пусть обед подают в Гербовую. Ужин – туда же. И пусть затопят камины.

Энтони заикнулся про лишние дрова, но Рейчел отрезала, что не собирается мерзнуть и болеть, и что последний настоящий герцог Надора явно не стремился продрогнуть до костей, а потому в его покоях горел огонь. Поднявшись по лестнице, она решительно повернула ключ в хорошо смазанном замке, затем толкнула дверь. Приемная. Здесь плотно закрыты ставни, пахло пылью и чем-то еще.

– Эр Ричард, – произнес Тэдди, тяжелыми шагами ступая по каменным плитам пола, – я принес свечи.

Ярко-желтый свет хорошо осветил окружающее пространство, и Рейчел благодарно улыбнулась слуге.

– Теперь затопи камины в кабинете и гостиной.

– Да, эр.

Она неторопливо обошла кабинет, гостиную, спальню и личную библиотеку, размышляя, было ли это место, где жил отец, когда-нибудь уютным. Единственный раз, будучи одиннадцатилетней и несмышленой, Рейчел поднялась сюда и услышала от отца, что отныне ей придется лгать и носить мужской костюм, много изворачиваться и научиться фехтовать. И теперь, будь он жив, он гордился бы тем, как старшая дочь довела все эти навыки и умения до совершенства. Интересно, расстроился бы тому, что Алва так быстро ее раскусил?

Вспомнив свой нелепый провал, Рейчел со злостью дернула бархатные занавеси и в воздух взметнулась пыль с мелкими серыми бабочками. Моль, ее надо изгонять.

Тем временем Тэдди получил еще одно напоминание о том, что обед надо подать сюда, поклонился и вышел. А Рейчел, наверное, уже в четвертый раз медленно обошла апартаменты. Забавно выходило: теперь ей предстояло спать на узкой кровати, застеленной одеялом из волчьих шкур, под барельефом в виде родового вепря на фоне скалы. А Тристаму – в крыле герцогинь. Интересно, было ли прежде в этом замке что-нибудь подобное?

Оглядев внимательно спальню, неказистая и простая обстановка которой не менялась со времен Святого Алана, Рейчел направилась в кабинет. Со стен на нее смотрели четыре портрета: отца, матушки, деда и Алана, картина, на которой изображен стоявший над трупом Рамиро Алан, несколько икон. Ящики массивного стола были взломаны и неумолимо пусты, как и полки книжного шкафа, но Рейчел показалось любопытным то, что из-под шкафа что-то выглядывало. Странно, что не заметили солдаты, с небрежной злостью обыскивая покои убитого Эгмонта, хотя и не сочли более тщательный осмотр мебели достойным для себя занятием.

– Ой… – выдохнула она, когда опустилась на корточки и обнаружила под пальцами стопку бумаги.

Листы были пожелтевшими и очень старыми, казалось, что стоит неосторожно тронуть, и они развалятся в прах, однако текст уцелел. Ровные строки, выведенные торопливым, немного размашистым почерком, сильно заинтересовали девушку, и она поспешила сесть за стол, где горели свечи, даря свет. Что же тут написано?

«Записки Рейчел Горик» – гласила крупная надпись в середине первого листа.

Камнем по сознанию ударило воспоминание о том странном варастийском сне, но Рейчел не растерялась. Любопытство разгорелось сильнее, и ей не оставалось ничего иного, кроме как склониться над находкой и внимательно ее изучать.

========== Глава 40. Записки Рейчел Горик. Часть 1 ==========

Мое имя – Рейчел Горик и эти записки о себе я желаю оставить своим потомкам. Если когда-нибудь девочка из рода Окделл окажется в подобной мне ситуации, разумеется, в том случае, если замок и титул будет возвращен роду, я имею честь рассчитывать на то, что эти записки попадут ей в руки. Если же больше ни одну несчастную не коснется эта горькая участь, то пусть мои потомки знают о том, через что пришлось мне пройти к настоящему моменту.

Я не знала, зачем отец берет меня с собой в Кабитэлу, ведь дочери и сестры герцогов должны оставаться дома. Однако, Алан Окделл, причисленный ныне Эсперадором к лику святых, желал необходимым подражать своему государю, что оставил в осажденной столице жену и сына, и у меня нет оснований осуждать его за этот поступок. Мой брат и наследник рода, Эдвард, еще слишком мал для столь дальней и тяжелой поездки, а мне незадолго до начала войны исполнилось девять лет. Я знаю, что матушка не хотела брать меня с собой в Кабитэлу, только отец настоял. Моя вина в том, что я слишком много подслушиваю. Их горячий спор был услышан случайно, еще в Надоре.

Увидеть большую и красивую столицу мне не довелось. Матушка и ее служанки сидели в своих покоях, в Цитадели, я же – в своих, и не сказать, чтобы мне было скучно. Из той части Цитадели, где находилось жилище Дома Волн, ко мне вышли Клаус и Анна, дети Эктора, и мы первое время играли втроем, пока наши отцы сражались. А потом попытались вылезти на улицы, где я нашла котенка. Анна предложила назвать его Барсом.

Я помню, что осада продолжалась несколько месяцев, и все это время мы с матушкой не покидали Цитадель. Когда потерялся Барс, отец запретил мне искать его – он боялся агариссцев. Истинное зло это не Франциск Оллар со своими марагонцами, которые рвались в Кабитэлу – это фанатичные святоши. Я ненавижу их, я исповедую абвениантство, и, записывая своей дрожащей рукой эти строки, полностью отдаю отчет в том, что меня могут обвинить в ереси. Ну и что же? Даже если и обвинят, то действующее ныне олларианство не имеет права серьезно наказать за такую малость самого Первого маршала Талига, которым я теперь являюсь.

Впрочем, обо всем по порядку.

Мой личный Закат начался, когда в Цитадель явились олларовские солдаты и, увидев меня, облаченную в мальчишеские куртку и штаны, коротко стриженную, держащую наизготовку тяжелый кинжал, приняли за наследника недавно казненного Алана Окделла. Но сперва они похозяйничали в покоях Эрнани Ракана, разграбили его, а потому никого и ничего не боялись.

Впрочем, я не боялась тоже, в первую очередь за свою жизнь.

Нарядиться мальчишкой отец велел мне еще перед дорогой. Что он задумал, теперь никто и никогда не узнает, но матушка предполагала, что Алан боялся за честь и жизнь единственной дочери. Он хотел, чтобы в случае падения Кабитэлы у меня все еще оставался шанс выжить и продолжить род, но он не представлял, скольких непосильных трудов и сколькой ужасной лжи мне будет это стоит.

Я не хочу сказать ничего плохого про отца, однако мужчины всегда сваливают на женщин самое тяжелое. И все-таки, он поступил так, словно видел дальнейшее безрадостное будущее, потому что моего бедного младшего брата не стало слишком быстро.

– А вот и щенок Алана, – весело заметил стоящий впереди смуглый человек, напяливший чужие доспехи.

– Старший щенок или единственный? – усмехнулся второй, рыжий, с зелеными жестокими глазами. – Отвечай!

Вопрос относился ко мне, и я не могла сплоховать. Не могла подвести отца, тем более, что пока еще не знала о его гибели.

– Граф Ричард Горик к вашим услугам, – глухим и напряженным голосом отозвалась я, опустив кинжал. – Мой брат остался в Надоре.

Мой брат мог проболтаться о том, что у него есть старшая сестра Рейчел, но тогда еще страшное решение не пришло ко мне, резким движением взяв за горло. Тогда я и впрямь смотрела на этих людей, как затравленный и загнанный в угол лохматый щенок. Мне было девять лет, и за какие-то жалкие минуты я успела возненавидеть весь окружающий меня мир.

– Да он не щенок, – буркнул еще один человек, – а волчонок. Надеюсь, король согласится отправить его следом за папашей.

Ответить этому грубому неотесанному мерзавцу очень хотелось, и я даже подобрала слова, честные, гневные, звонкие! Только не успела и рта раскрыть, как в распахнутые двери вошел еще один человек, крепко держа под локоть матушку. Стоило мне взглянуть на нее, как тело покрылось мурашками, а в голове заметались страшные загадки.

– Что вы делаете в покоях графа Горика? – задал вопрос, короткий и резкий, этот мужчина. – Здесь нет ничего хорошего, кроме Эсператии и пары деревянных мечей. Идите лучше опустошать покои Алана, уж там больше добра.

Если бы я кинулась за ними, защищая имущество Алана, рыжий марагонец перерезал бы мне глотку, без лишних разговоров, а потому пришлось остаться на месте и оставаться благоразумной, пусть даже то, что они творили, возмущало меня до глубины души. И только в тот момент, оглядев свою комнату, я поняла, что по обстановке комната и впрямь напоминала покои, принадлежавшие скорее графу, чем графине. Над этим тоже постарался отец.

Я не боялась за свою жизнь, но понимала, что есть долг и что есть люди, которым надо служить.

– Ричард, – твердо произнесла матушка, хотя ее голос дрожал, а в глазах застыли блестящие слезы, – вашего отца больше нет. Он казнен новой властью за убийство Рамиро Алвы.

Помедлив, я кивнула и опустила голову, достойно принимая этот удар.

– Значит, теперь я стал герцогом Окделлом?

– Нет, – ответил вместо матушки незнакомец, – вы остаетесь графом, а ваш замок и титул переходит ко мне и моим потомкам. Ваша мать час назад стала герцогиней Ларак. Так пожелал Его Величество.

– Хорошо, – ответила я, сглотнув.

Все мои мысли смешались и спутались в одно целое, мою душу обжигала сильнейшая боль, но плакать нельзя было ни в коем случае, потому что теперь на мне лежит большая ответственность. Чем умелее я стану притворяться мальчишкой, тем сноснее станет моя жизнь.

О, Четверо! Как же я тогда ошибалась!

Но в тот страшный момент, заложив за спину руки и угрюмо глядя исподлобья на выходившего из моей комнаты Гвидо Ларака, я считала иначе. Позднее стало понятно, что гораздо проще было бы назваться девочкой и быть выданной замуж за одного из отпрысков новой знати, в лучшем случае – старой, однако мне совсем не хотелось такой жизни. Я решила обмануть судьбу.

Когда приглушенные шаги марагонского мерзавца стихли, матушка посмотрела на меня, вытерла слезы и виновато улыбнулась.

– Прости, Ричард, – только и сказала она. – Я многое бы отдала, чтобы защитить вас с Эдвардом, но…

– Меня больше никогда не назовут настоящим именем? – слишком серьезным для девятилетней девочки голосом перебила я мать.

– Нет. Эти люди жестоки и опасны, чтобы раскрывать тебя перед ними, по крайней мере, сейчас. Но не все так ужасно. О твоей тайне знает Шарль Эпинэ… о ней знал и Его Величество Эрнани, но он погиб. Остальным не было дела до того, все слишком заняты войной, и…

Голос матери сорвался, но я не стала настаивать на продолжении ее фразы – мы только крепко обнялись, и она, всхлипнув, шепнула мне на ухо, что будет просить своего кузена устроить мою судьбу. Разумеется, ведь Шарль Эпинэ был ее двоюродным братом! Так что у меня, наверное, еще оставалась надежда хоть на что-нибудь.

Но очень скоро эта надежда померкла, потому что матушка и Ларак уехали в Надор, а я осталась в огромном городе, который вскоре был переименован в Олларию. Не прошло и часа, как пришли олларовские солдаты, чтобы забрать меня и запереть под замок. Новый король желал узнать, насколько опасным для его власти могу я оказаться в будущем, если меня оставить в живых. Он хотел поговорить со мной и в случае удачного для меня исхода отдать на воспитание Шарлю Эпинэ, который выпросил у бастарда мою жизнь.

Только все эти простейшие вещи я поняла много позже, а пока оставалась напуганным и настороженным ребенком, которого бросили на произвол судьбы.

399 год Круга Молний выдался для меня тяжелым, пожалуй, даже труднее, чем последующие двадцать лет бесконечной лжи.

Читать дальше у Рейчел Окделл не возникло ни желания, потому что ее душил приступ слез и душевной боли, ни времени, потому что внизу раздались торопливые и легкие шаги. Но она осторожно сложила несколько прочитанных листов вместе, повернула последний вверх тормашками, чтобы потом приступить к дальнейшему чтению, без труда найдя то место, на котором остановилась.

Кто бы мог знать, что эта бумага пролежит триста восемьдесят лет и так хорошо сохранится? Рейчел дрожала от яростной ненависти к проклятому марагонцу Оллару и к его потомкам, мысленно понимая, что теперь точно знает, кому ей мстить. И если суждено сбросить с трона ничтожного Фердинанда, то не потому, что этого неистово желают Штанцлер и мать, а потому что так хочет она сама. До конца Круга Скал осталось ровно два года, и за это время Рейчел постарается окрасить все, нажитое Олларами, в ярко-алый цвет. Так будет справедливо.

– Кто там? – спросила она, поняв, что шаги приближаются.

– Это я, Айрис. Дик, можно я буду обедать с тобой? – раздался веселый голос сестры. – Или просто посижу рядом?

– Конечно, – отозвалась Рейчел, глубоко вздохнув и постаравшись прогнать непрошеную тревогу.

Айрис поднялась, и пришлось ей улыбнуться, чтобы избежать неудобных вопросов. Листы с откровениями графини Горик успешно удалось положить на самую нижнюю полку книжного шкафа, куда вряд ли сунутся слуги без приказа, а потому сейчас сохранять спокойствие для Рейчел удавалось лучше всего.

========== Глава 41. Ложь во спасение ==========

То, что благодаря великой жертве графини Горик, ее, Рейчел Окделл, семейная ветвь до сих пор не прервалась, девушка прекрасно понимала, но все-таки ненавидела Олларов. Не приди они к власти – герцогом стал бы после Алана Эдвард, и, возможно, ее, Рейчел, сейчас не существовало бы. Эта истина была одновременно и простой для восприятия и сложной для того, чтобы согласиться с ней, поэтому пока девушка решила думать над более насущными проблемами.

Например – над непростой ситуацией Айрис. Судьбу сестры следовало устраивать, и немедленно, пока ту не назвали старой девой, и ей не осталось ничего, кроме как выйти замуж за Реджинальда, а потому Рейчел решила спросить через несколько дней, какого бы жениха предпочла бы Айрис. Сестра посмотрела на нее широко раскрытыми серыми глазами, в которых плескался неподдельный детский восторг, и ответила:

– Пока, не знаю, Дикон, но… Я выйду замуж за того, кого полюблю. Или умру.

– Послушай, Айри, – устраивать воспитательную беседу в планы Рейчел не входило, но того настойчиво требовали обстоятельства, – у каждого из Великих Домов есть долг. Мы не можем позволить себе повторить поступок Рамиро-предателя. Но даже ему было проще – он мог выбирать. Женщина же выбирать не может.

– Все равно! – звонко ответила Айрис. – Значит, я буду первой, кто сделает выбор. Я читала про Юлианну.

Только этого не хватало. Юлианна Надорэа, связавшая свою судьбу с безродным Манлием Ферра, считалась в надорском замке вздорной девицей, что не увидела собственного счастья в помолвке с анаксом. И если помолвка Рейчел и Альдо станет расторгнутой, то по какому-то древнему гальтарскому закону Альдо посватается к Айрис. О, Четверо! Неужели Айрис предстоит стать последовательницей глупости Юлианны?

Рейчел мысленно осеклась, поймав себя на том, что уже который раз обращается к Абвениям, и решила, что необходимо будет поговорить со старенькой Нэн, которая теперь нянчила Эдит и Дейдре. Та принадлежит к числу абвениантов, и, несомненно, сможет ответить на все, интересующие лже-герцога вопросы. Но пока нужно завершить разговор с чересчур восторженной Айрис. Меньше всего Рейчел хотелось ссориться с ней из-за Рокэ Алвы.

Пусть сейчас они сидят в герцогских покоях, неторопливо завтракая, вдали от суровой матери, смущенного Реджинальда и покорных запуганных девочек в серых платьях, рано или поздно Айрис сболтнет что-нибудь неподобающее матери, и тогда можно смело ждать беды. Рейчел теперь боялась не матушкиного гнева, но его последствий.

И она оказалась права. На следующий день после этого разговора герцогиня Окделльская сказала «сыну», что была бы рада его видеть за семейным столом, потому что Лараки и она сама желают выслушать рассказы о его участиях в варастийских сражениях. Рейчел была обескуражена таким заявлением, потому что встать между материнской придурью и амбициями Айрис – означало немедленно поссориться.

– К тому же, сын мой, – добавила Мирабелла уже строже, – вы же обещали мне хранить благоразумие.

– Я его храню, матушка, – сдержанно ответила Рейчел, отчего-то сильно напомнив сейчас себе Валентина Придда.

– Но не в полной мере. Вам не следует позволять своей сестре вместе с вами принимать пищу.

– Айрис – взрослая девушка и ей вольно решать самой. К тому же, если бы она выходила в свет…

– Я не желаю продолжать этот бессмысленный спор с вами, сын мой, – оборвала дочь герцогиня, и ее льдистые глаза яростно сверкнули. – Помните, что всему, чем вы сейчас обладаете, вы обязаны мне, и проявляйте должную благодарность.

И она ушла, развернувшись, а Рейчел долго смотрела ей вслед, пока Мирабелла не скрылась за поворотом коридора. Осознавать правоту матери следовало – ведь именно она уговорила герцога назвать сыном старшую дочь, и именно благодаря ее усилиям, в руках Рейчел есть замок и Надор. Страшно подумать, но если бы Мирабелла не настояла на отправлении дочери в Лаик, ей никогда не встретиться бы с Рокэ Алвой! По крайней мере, в таких обстоятельствах.

Запутавшись окончательно, Рейчел все-таки спустилась к обеду. Стол расторопные слуги уже накрыли, но есть предстояло то же самое, что и прежде ела девушка в своих покоях: жесткое мясо с перетушенными овощами, запивая все это кислым белым вином. Эйвон с утра поехал осматривать дороги и не вернулся к обеду, но так было даже лучше. Священник прочитал эсператисткую молитву, герцогиня с удовлетворенным видом кивнула и стала расспрашивать Наля о его поездке в замок Эпинэ. По большей части ее расспросы касались Повелителя Молний.

Слушая, как мать плюется ядом в адрес Маранов и гадает о судьбе Робера, Рейчел могла спокойно жевать жесткую говядину и помалкивать. Но Реджинальд, как всегда, все испортил своей нелепой болтовней, впрочем, разве можно было ожидать от него лучшего?

– Дикон, ты ведь видел Робера Эпинэ? Во время той истории с ягодой.

– Расскажите, Ричард, о вашей встрече, – произнесла Мирабелла, устремив на дочь внимательный взор.

– Это не то, чтобы встреча… – замялась она. – Адгемар Кагетский выдал Робера Эпинэ Талигу. Рокэ Алва, – отчего-то произносить это имя в материнском присутствии теперь было совсем не страшно – после прочтения первых листов из дневника графини Горик ей не страшно почти ничего, – участвовал в суде Бакры. Того требовал обычай. Подсудимому кладут на голову фрукт или ягоду, и…

– Дикон, как ты думаешь, – испортил ее блестящий план болтливый кузен, – Ворон ХОТЕЛ убить Адгемара или это вышло случайно?

– Однажды, – неохотно ответила Рейчел, – я видел, как он одной пулей загасил три свечи.

– То есть он не хотел убивать Робера?

– Возможно.

– Он хотел его унизить, – с ледяной ненавистью сказала герцогиня, – для потомка предателя нет большего наслаждения, чем держать в своих руках жизнь и честь верных Талигойе людей.

Рейчел хотела было ответить, что Рокэ не унижал пленника. Скорее наоборот – отдал ему лошадь Оскара и снабдил деньгами. Однако слишком велика была вероятность того, что мать найдет, что ответить на этот аргумент.

– Наль, а гасить свечи это очень трудно? – Айрис знала, что Рейчел не приходилось участвовать в подобном безумии, поэтому вопроса удостоился кузен.

– Очень, – подтвердил кузен с таким видом, словно только этим на досуге и занимался. – Но маршал Алва – лучший стрелок, наездник и фехтовальщик Золотых земель. Дик знает лучше меня, его эр дает ему уроки.

– Уроки чего? – неприятно удивилась герцогиня.

– Фехтования и стрельбы, – охотно объяснила Рейчел, – особенно усердно я занималась этим в Варасте. И это умение пригодилось мне во время боев, – разумеется, это обстоятельство пришлось немного приукрасить, но лучше так, чем юлить и выкручиваться нелепыми объяснениями про эра Августа.

– Это меняет дело, – герцогиня многозначительно посмотрела на серебряный кувшин, украшенный фигурками вепрей, и пожилой слуга налил ей вина. – Я хочу дожить до той минуты, когда Эгмонт Окделл будет отомщен, – она подняла кубок, – и буду счастлива, если Рокэ Алва падет от руки моего сына.

Чего-то подобного из уст матери она и ожидала услышать, но нет! Рейчел Окделл никогда не станет убийцей!

– Моя эрэа, – явно, желая загладить вину, торопливо произнес Наль, – наше время еще придет, но сейчас Дику нужно соблюдать осторожность. Тем более, вы же знаете…

– Знаю, – отрезала матушка, – но меньше всего желаю, чтобы моя дочь служила ничтожному потомку марагонца, как ее предшественница.

Вот оно как. А ведь сначала Рейчел не подумала, что у нее тоже есть предшественница, как и у Айрис. Вполуха она слушала путаное бормотание отца Маттео о молитвах и возвращении ко двору узурпатора, а потом над столом повисло молчание. И опять Наль, из самых лучших побуждений, испортил все.

– А все же, Дикон, согласись, в столичной жизни есть своя прелесть. Год назад ты не мог подарить сестре лошадь ценой в замок.

– В замок? – герцогиня снова посмотрела на дочь. – Это правда?

– Такой конь, как Бьянко, стоит не меньше трех тысяч, – бесхитростно ответил кузен и тут же получил пинок под столом.

– Это военный трофей, – солгала Рейчел как можно равнодушнее. – Этот конь был ранен и поэтому мне передал его Робер Эпинэ. Там же, в Сагранне, его вылечили, потому что рана оказалась легкой.

– Тогда все в порядке, – кивнула герцогиня Окделл.

Поймав благодарный взгляд Айрис, Рейчел глубоко вздохнула, не спеша радоваться. Она медленно падала в бездну безумия и лжи, и чувствовала это, но понимала, что сейчас, солгав матери, скорее всего, она помогла себе, Айрис и Бьянко избежать гораздо больших проблем. Но только чем закончится все это в результате?

========== Глава 42. Записки Рейчел Горик. Часть 2 ==========

Записи, оставленные графиней Горик увлекли Рейчел Окделл настолько, что она часто читала их по вечерам, при мерцающем желтом свете свечей. Интересная, пугающая, наполовину схожая с ее собственной, история дальней прабабки завораживала и поражала ее воображение. Графиня Горик писала о начале Круга Скал, о своей верной службе Франциску Оллару, о коротких визитах в родовой замок, который теперь ей не принадлежал, и… признавалась в убийстве младшего брата.

Сначала Рейчел не поверила в последнее, ей пришлось перечитать эту фразу несколько раз, прежде чем внутри разлилось горячим страхом осознание реальности. Горик действительно виновата в смерти Эдварда Окделла, но не так все просто было, как казалось на первый взгляд.

Я не ожидала, что в последний год Круга Молний ко мне явится Леворукий. Так странно было видеть его не на старых картинах, а по-настоящему. И я не имела силы шевельнуться, либо смотрела перед собой прямо, даже не дрожа. Отчего-то совсем не возникало страха.

– Здравствуйте, граф, – поздоровался он тихим и спокойным голосом.

– Здравствуйте, – я слегка волновалась, глядя на него во все глаза. – Это вы забрали моего Барса? Мне так сказал Рамиро Алва.

– Разумеется, – подтвердил он, без тени улыбки на бледном лице. – Именно я. Мне приходится забирать души умерших котов в Закат.

Мне было десять лет, я лежала в своей комнате, в замке Эпинэ, закутавшись в одеяло, и затравленно смотрела на Чужого. Кажется, взмахом руки или щелчком пальцев он зажег уже погасшие свечи, и они заполыхали тревожными желтыми огнями. Смотреть в его ярко-зеленые глаза казалось для меня невыносимым, потому что этим взглядом, наверное, он виде человека насквозь.

Наш разговор шел долго. Обо мне и о моем брате, который пока, насколько известно Леворукому, благоразумно молчит, запуганный чужаками в доме, но, как любой ребенок, способен проболтаться о единственной сестре по имени Рейчел. Чужой не искушал и не настаивал на необходимости оборвать его жизнь, но задал всего лишь один вопрос.

– На что вы рассчитываете, графиня? – теперь он намеренно назвал меня настоящим титулом. – Чем готовы пожертвовать ради того, чтобы сохранить свою тайну?

Служа на юге Эпинэ, это будет сделать почти невозможно, и все-таки шанс у меня имелся. Сперва я стану перетягивать грудь длинными кусками плотной ткани, а потом – пить какие-нибудь идеально подходящие для такой ситуации отвары. Но ни один мужчина не обошелся без убийства невинного человека, значит, за это придется взяться и мне.

Прости меня, Эдвард!

Тогда я долго колебалась и смотрела широко раскрытыми глазами на Леворукого, а тот молчал, рассматривал неказистую обстановку комнаты, которую, впрочем, даже при стольких свечах ночью рассмотреть трудно.

Время текло медленно, а воск тихо капал в медные отверстия подсвечника и застывал крупными светло-желтыми каплями. Свечи плакали и умирали. Я тоже хотела бы плакать, но у меня не получилось. Эдвард… Маленький и веселый мальчик, который никому ничего плохого не сделал, но мог подвести меня и матушку под еще больший гнев марагонского мерзавца… Если он останется в живых и узнает, что необходимо держать язык за зубами, справится ли? Не потребует ли от меня отречься от титула графа в свою пользу? Делать, это ему, по сути, незачем, Окделлы потеряли все, однако я продолжала помнить то, как дядя прадеда Святого Алана убил всех братьев и сестер маленького Эдварда, в надежде на герцогство. Я слишком много помнила и слишком много боялась. Страшно не наедине с солдатами бастарда, страшно наедине с раздирающими тебя противоречивыми мыслями.

– Что вы решили? – спросил Леворукий ближе к утру, с той же холодной учтивостью. – Мне пора уходить.

– Только если это будет быстро, – ответила я глухо, уткнув лицо в ладони.

Вина от того тяжелого поступка терзает меня до сих пор. Через несколько месяцев матушка написала мне о том, что на Эдварда упала тяжелая картина и что он погиб, однако ни слова о том, что братец успел рассказать Лараку что-нибудь ненужное.