Текст книги "Инквизитор"

Автор книги: Черил Фрэнклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Черил Дж. Фрэнклин
«Инквизитор»

Посвящается Армандите, которая в иной Вселенной наверняка стала бы экспертом по связям с "чужими"

Иллюстрации

ДОМ ХОДЖА, 1-Й ЭТАЖ

ДОМ ХОДЖА, 2-Й ЭТАЖ (ДВЕ СЕКЦИИ)

ФЕРМА ХОДЖА И ЕЁ ОКРЕСТНОСТИ

Пролог

Корабли скоро прибудут. Долгий карантин подходит к концу. Вахта смерти, на которую столь давно заступила испуганная девчонка, почти завершила свой мрачный цикл.

Мой народ все еще рассказывает древние истории. Дети пугают друг друга огромными демонами и темнокожими великанами с руками, похожими на змей, смешивая характерные черты давно забытых рас Консорциума с порожденными воображением монстрами. Эти сказочные существа перелетают по воздуху целые континенты. Мысли детей редко погружаются в подземную колыбель их предков.

В моем детстве герои наших преданий обитали рядом с нами – в пещерах, туннелях и норах. Каждый корень имел свою легенду. В каждой пещере жила своя нимфа – добрая или злая, красивая или безобразная.

Когда-то мне приснилась пещерная нимфа. Для деетари подобные видения часто определяют их жизненный путь, но мы, стромви, оставляем мистику нашим далеким предкам, считая себя слишком благоразумными. Тем не менее я не забываю о своем детском видении, подозревая, что оно было пророческим.

Я представляю себе прошлое и вижу украшенную узорами кожу нимфы. Я чувствую ее аромат, тонкий и хрупкий, словно бледное кружево корней огненной лилии. Она твердо стоит на четырех ногах, гордо приподняв верхнее туловище. Ее покрывают несколько слоев смолы, излучающей голубое и фиолетовое сияние. Запястья и лодыжки обвивают плетеные ленты тростника маги, а голову увенчивает корона из лепестков серебряных лилий, напоминающих краски неба на рассвете, по которым я так тоскую.

Нимфа все еще пробуждает во мне чувства, которые я не испытываю уже многие спаны. Сначала видение вызывало у меня благоговейный страх, хотя нимфа очень походила на женщин моего народа. Когда я приблизилась к ней, она начала расти, пока не достигла потолка огромной пещеры. Тонкая светящаяся вуаль из усиков корней обвивала ее, обильно источая ароматную смолу.

Нимфа становилась все выше, царапая короной темно-коричневую глину над ее головой. Она приветственным жестом протянула ко мне руки, но ногти ее были острыми, как кинжалы, и выделяли кислоту, способную моментально разъесть затвердевшую смолу. Нимфа увеличивалась не только в длину, но и в ширину; ее мощные конечности как будто надувались, касаясь выщербленных каменных стен. Подобно тому, как мешочки змеи осанг вытягиваются, когда их наполняет яд, на ее голове вздувались узелки чувств.

Нимфа щелкала потемневшими от гнили зубами. Глаза с молочного цвета веками расширялись, а ноздри, напротив, становились все тоньше. Я следила, как ее безмятежное лицо постепенно искажается, как кривится внешний рот, обнажая неровные ряды зубов. Челюсть нижнего рта продолжала вытягиваться вперед, разрывая складки кожи на шее до клочьев бескровных ран. Наконец нимфа вытянулась до такой степени, что от нее осталась только тонкая прозрачная кожа, – голова, туловище и конечности превратились в подобие грубо размалеванного воздушного шара. Шар лопнул, и я проснулась.

После этого сна я боялась засыпать много ночей подряд. Страх поселился у меня в голове, заставляя зубы стучать в бессловесном отчаянии. Я не могла даже рассказать о своем сне, такой ужас он мне внушал.

Не понимаю, почему страх никак не покидал меня, почему простой и короткий сон смог нанести такую тяжкую незаживающую рану. Даже теперь он пугает меня – не так сильно, но достаточно ощутимо. Несмотря на прошедшие спаны, тот образ легко возникает в моих мыслях – и я чувствую себя по-прежнему ребенком, спящим перед пустой, как воздушный шар, королевой почти забытого прошлого моего народа.

Это был мой единственный ночной кошмар, и он случился лишь однажды, но воспоминание… нет, не тускнеет. После всего, что мне довелось видеть и вынести, тот кошмар остается источником таящихся внутри меня страхов. Он властвует над моей жизнью, напоминая о разрушительном зле, которое может таиться под мирным и прекрасным обликом. Я никогда не рассказывала о нем ни моему возлюбленному Нгеву, ни моим почтенным родителям.

Этим вечером я особо остро ощущаю их потерю. Моя собственная жизнь кажется мне пустой. Мой почтенный отец велел бы мне прекратить размышлять о призраках и наслаждаться красотой теплого ясного вечера. Постараюсь, почтенный отец, но в эти дни твоя глупая Нгина все мечется и мечется между прошлым и настоящим. Твоя дочурка теперь глубокая старуха.

Вторая луна вскоре пересечет дорогу своей сестры и закроет ее лицо. Молодежь загадывает желания, стоя возле золотистых прудов и держа наготове прутики в ожидании подходящего момента. В годы моей юности мы бросали наши желания в широкие лиловые горлышки пангуулунга, осторожно шагая среди мясистых серо-зеленых листьев и избегая хрупких фиолетовых цветов и сочных на вид плодов. Наши желания были воплощены в похожих на колючие стрелки семенах серебряной лилии, но волнение было таким же, как у нынешней молодежи. Изменилось далеко не все…

Прах моего Нгева покоится в глубине этого пруда. Я все еще ощущаю запах его кожи. Такое ароматное тепло неведомо нынешним детям Стромви, ибо перемены коснулись как исходящих от нас запахов, так и нашего восприятия. Теперешние тонкие и изысканные ароматы по-своему приятны, но они кажутся мне слишком пресными. Никто из нынешних крепких и сильных юношей не смог бы удовлетворить меня так, как Нгев, и дело не в возрасте, притупившем мои интересы. Я брала себе младших партнеров и очень любила их, но никто из них не мог пробудить мои чувства с той полнотой, ибо я принадлежу к другому времени. Если бы была жива любая из моих сестер, она поняла бы меня.

Пересечение лун… Теперь я не могу быстро двигаться, иначе и я бы присоединилась к молодежи и тоже загадала желание. Мои сыновья и дочери неодобрительно поморщились бы, глядя на глупость своей матери, но внуки одобрили бы мой поступок, ошибочно приняв его за проявление бунта против старости. А вот мои правнуки просто не знают, что обо мне думать при любых обстоятельствах, так как они слишком далеки от мира моей молодости и побаиваются меня, считая какой-то странной. Я – последняя, кто по-настоящему помнит прежние времена.

Эти дети с их прутиками ничего не знают о страданиях, жертвах и муках, которые мы переносили ради адаптации. Их не тяготит прошлое, потому что мы добились успеха. У них есть будущее, где они могут творить чудеса или, напротив, жить в простоте, которую лелеяли их предки. Когда меня не станет, последний реликт старого мира объединится с огнем и ветром мира нового, сотворенного моим отцом. Мне немного жаль, что теперь не придерживаются старого обычая, ибо я предпочла бы покоиться в земле.

Вторая луна кажется темной на фоне своей сестры. Я загадываю желание, хотя у меня нет прутика, а серебряные лилии уже давно не цветут. Пусть я проживу до окончания долгого карантина – всего один сезон. Меня никогда не покидала мечта побывать на всех планетах Консорциума, но я согласна довольствоваться и визитом к нашим соседям на Деетари.

Интересно, поприветствует ли меня матриарх Деетари как пророчицу? Я обладаю возрастом, опытом и рангом, позволяющим заслужить это звание. Отец рассмеялся бы, представив свою легкомысленную дочь в качестве лица, окруженного почетом.

Не знаю, помнит ли меня кто-нибудь за пределами этой маленькой планеты. Старый передаточный узел все еще действует, но его постоянный свет в ночном небе не слишком утешает. В последние годы новости стали поступать редко. Жизненные пути моих «чужих» друзей, с которыми меня связали общие беды, давно разошлись с моим. Карантин сделал межпланетную связь трудной и редкой процедурой.

Когда же карантин кончится, калонги прибудут восстанавливать старые связи. Ребятишки вокруг меня так же удивятся при виде калонги, как и недавно принятые члены Консорциума. Я ведь самое «чужое» существо, с каким они когда-либо сталкивались (если не считать преданий, которым они верят лишь наполовину), и я представляю собой начало Нового Стромви.

Мне нужно прожить столько, чтобы я смогла приветствовать калонги. Я должна изложить свои воспоминания сборщикам информации с Прили – только у них имеется достаточно опыта, чтобы в точности сохранить мой взгляд на нашу историю. Я сберегла все журналы моего отца, все красноречивые свидетельства «Глупости Ходжа» и даже звезду Реа.

Я не слишком важна сама по себе. Какую бы значительную роль я ни играла в молодости, я не считаю себя более значительной, чем любой представитель моего отважного народа. По многим причинам мне хочется, чтобы я не была его последним представителем. Я чувствую себя недостойной. Уверенность, которую придает выживание в трудных условиях, покинула меня. Или воспоминания о моем почтенном отце делают меня нерешительной, как младенец? Я любила отца, но он до сих пор внушает мне робость.

Луны расходятся, и молодежь медленно покидает пруды. Слышится пение тростниковых дудок. Я вижу один прутик, застрявший в пузырьке смолы на золотистой поверхности пруда. Интересно, чье желание застряло таким образом? Возможно, мое. Пузырек обладает странным могуществом, подобно пещерной нимфе из моего ночного кошмара.

Как-то один соли посоветовал мне собрать всю силу воли и победить этот ужасный сон. Он не объяснил, каким образом достичь этого чуда. Полагаю, это казалось простым для того, кто смог подчинить себе так много, что это выглядело невозможным.

Не знаю, почему я рассказала этому странному соли о своем сне. Возможно, я чувствовала, что он поймет мой страх – ведь он противостоял полой королеве.

Мы называли его Джейс. Он был другом моего отца – надеюсь, моим тоже. История изменений начинается и кончается вместе с ним. Хотя нет, она начинается и кончается с Бирком, ибо дерзость Бирка сделала Акрас полой, а Джейса, напротив, наделила богатейшим внутренним миром.

Часть первая
СЕМЕНА ГНЕВА

Глава 1

Биркай знал, в чем состоит его преступление. Неповиновение превратило его в беглеца скорее, чем это сделало бы даже убийство вождя клана Реа. Его лишили прав члена клана, но он не уступил ничего из того, что смог приобрести. Биркай отлично знал контрабандистов, их маршруты и базы, так как клан Реа процветал благодаря рейдам на не признающие закон миры. Клан не мог лишить Биркая этих знаний, как и опыта, приобретенного им за долгие спаны воинских тренировок. Даже смертное проклятие Расканнена было не в состоянии уничтожить прошлое.

Если бы Биркая спросили, он сказал бы, что разделяет страстную веру своего народа в могущество жизни и смерти эссенджи, но ему был присущ циничный прагматизм, которым обладали лишь немногие из его соплеменников. Другие реа могли проповедовать идеи свободы, но клановые узы налагали на них больше ограничений, чем закон Консорциума. Биркай же верил только в самого себя.

Клан Реа – крупнейшая из выживших групп истинных эссенджи – сохранил свои расовые отличия благодаря сознательно осуществляемому узкородственному размножению. Иногда реа укрепляли генофонд при помощи пленных соли, но они тщательно заботились об ослаблении доминирующих солийских генов. Большинство эссенджи, менее решительные, чем реа, были вновь абсорбированы соли, от которых они и вели свое происхождение. Но реа не расставались ни с обычаями, ни с членами, ни с сокровищами клана.

Биркай вертел в руках рубиновую звезду Реа, хорошо чувствуя острые края металлической оправы. Реа специально затачивали края, так как звезда символизировала как остроту ума членов клана, так и могущество его вождя.

Великолепный, но непрактичный дизайн эмблемы был характерен для клана Реа и для эссенджи, склонных к романтическим излишествам.

Биркай располагал достаточным количеством знаний, снаряжения и драгоценностей реа, а самое главное – безжалостной энергии, чтобы преуспеть среди непризнающих закон. Если молодой соли вроде Пера Валиса мог использовать контрабандные источники для организации независимой торговой сети, то воин-реа, безусловно, был в состоянии достичь того же. Биркай повторял себе, что не нуждается в клане, и сам в это верил, за исключением тех моментов, когда он думал об Акрас.

Все одиночество, вся обида человека, лишенного права на клан и семью, сконцентрировались в мучительных воспоминаниях об Акрас – и не только потому, что она была единственным ребенком и наследницей вождя клана Реа Расканнена. Биркай думал о ней с проклятием на устах, вызванным неизбывной горечью измены. Акрас, чье имя означало «красота»… Она оправдывала свое имя, обладая красотой, так же как и силой, гибкой грацией и гордой уверенностью, что народ обожает ее.

В Акрас воплотились в чистом виде типичные физические признаки эссенджи. Характерная мускулатура – один из важнейших компонентов красоты этого народа – четко обозначалась под золотистой кожей девушки. В глазах светилось янтарное пламя. Черную прядь надо лбом обрамляли серебряные волосы, ниспадавшие на плечи пышным облаком. Акрас носила волосы распущенными – реа заплетали косу только перед битвой.

В кривом зеркале мыслей Биркая Акрас сосредоточила в себе всю красоту, славу и богатство клана Реа и всего народа эссенджи. Ее идеализированный образ не давал покоя Биркаю, оставаясь нетронутым среди обломков неудовлетворенного честолюбия. Ни одно из его намерений так и не осуществилось.

Любой честолюбивый юноша из клана Реа мог оценить по достоинству одержимость Биркая. Акрас часто выбирала себе в любовники одного из молодых воинов клана и щедро одаривала его своими ласками, пока ее благосклонность не переносилась на кого-то другого. Однако любовь Акрас даже в течение краткого промежутка времени придавала ее очередному избраннику дополнительный статус. В клане никто не сомневался, что Акрас когда-нибудь сделает одного из любовников своим мужем и военным вождем.

Биркай знал о мимолетности привязанностей Акрас, когда стремился завоевать ее. Он смеялся над глубокой страстью Таграна, над детским нежеланием Загаре признать себя отвергнутым. Биркай одобрял мудрость Акрас, не представлявшей подобных людей в качестве военного вождя. Он терпеливо ждал, когда же она пресытится слабостью и будет готовой к тому, чтобы привыкнуть к силе.

Акрас не разочаровала Биркая. Она с готовностью приняла знаки его внимания и избрала его. Позже Акрас назвала Биркая предателем, но в действительности она сама обманула доверие своего любовника.

Биркай сердито отмахнулся от мыслей о собственной вине. Гнев легко закипал в нем, когда он думал о Загаре – человеке, которого Акрас в итоге выбрала себе в мужья. Теперь Акрас твердила, что жестоко отомстит Биркаю, но он по-прежнему желал ее со страстью, понятной лишь представителям народа эссенджи. Биркай мог владеть всеми сокровищами клана Реа, но Акрас и клан изгнали его, и это означало потерю чести реа.

Мягко звякнул корабельный сигнал тревоги, и Биркай выругал сам себя. Он спрятал звезду Реа в футляр из кожи луа, засунул его под пульт управления и нажал клавишу, увеличив изображение приближающегося огромного судна. На экране дисплея с блестящего корпуса сорвалась алая звезда.

Увидев яркую вспышку, Биркай прижался к спинке сиденья, пока его корабль дергался, избегая смертоносного огня. Судно реа в точности повторило маневр корабля Биркая – сверкнула еще одна молния, на сей раз едва не достигшая цели. Биркай крикнул в микрофон, зная, что его слова достигнут гигантского судна перед очередным выстрелом:

– Только трус позволяет машинам сражаться вместо себя, Загаре. Ты слаб, у тебя нет чести. Ты позоришь реа!

Корабль Биркая снова увернулся, но на пульте блеснул сигнал предупреждения: последние десять миллиспанов бегства почти истощили ресурсы маленького корабля. Что нельзя было сказать о хитрости и решительности его самого.

В течение спана с лишним Биркаю удавалось ускользать от реа, но он понимал неизбежность прямого столкновения. Биркай убил Расканнена и бежал со звездой Реа и крее'ва – двумя важнейшими эмблемами власти вождя клана. Он успокаивал себя мыслями, что вынужден сражаться с собственным народом не по своей воле. Навязав ему необходимость драться ради спасения жизни, они не оставили ему иного выбора.

Автоматическая система обороны корабля Биркая позволила ему избежать еще двух атак, хотя плотное защитное покрытие почернело от огня противника и корабль дрожал от напряжения. Изображение судна реа на экране вновь стало четким, когда атаки внезапно прекратились. Маленький корабль перестал дергаться, по-прежнему оставаясь настороже. Биркай ждал, улыбаясь, – он хорошо представлял себе проблему, стоявшую перед Загаре, который был способным воином, но не обладал дарованиями вождя.

Глубокий голос Загаре наполнил корабль Биркая:

– Как смеет вор, изменник и убийца говорить о чести реа?

Биркай постарался, чтобы в его голосе не было слышно страха и волнения, ибо подобные слабости недостойны воина-реа.

– Ты обвиняешь, не имея доказательств, предатель друзей, – ответил он. – Пусть народ реа рассудит нас судом чести. Или ты опасаешься, что у меня хватит сил доказать свою правоту?

– У тебя нет никакой правоты, – промолвила Акрас.

Биркай задрожал от радости при звуках ее бархатного голоса, несмотря на звучащее в нем презрение.

– Неужели ты все позабыла, моя Акрас? – мягко осведомился Биркай, надеясь, что пробудит в ней невольные воспоминания, говорящие в его пользу.

– Я ничего не забыла, – отрезала Акрас.

– Тогда позволь мне воспользоваться моими законными правами, – предложил Биркай, и в его голосе вновь послышалась гордая уверенность воина-реа. – Посмотри мне в лицо, Загаре, и брось мне вызов, чтобы отстоять права, которые ты узурпировал, став военным вождем реа.

– Поставь свой корабль в нижний отсек, – фыркнул Загаре. – Ты не заслуживаешь передышки, предоставляемой законом, над которым надругался, но твое бесчестье не запятнает клан. Только попав в отчаянное положение, ты вспомнил о своих правах, но я гарантирую тебе их соблюдение. Я казню тебя в соответствии с законом и получу истинное наслаждение, воспользовавшись этой привилегией.

Биркай нажал кнопки, обеспечивающие стыковку с большим судном. Он отключил сигнал тревоги, так как верил в слепоту честности Загаре, считая его глупцом.

Когда его корабль вошел в стыковочный отсек, Биркай приготовил крее'ва – принадлежащий вождю клана аналог даар'ва, мощного оружия военного вождя реа. В период своего изгнания Биркай посвятил много времени изучению этой древности. В отличие от звезды Реа, крее'ва служила весьма практичным орудием власти, хотя легенды об ее разрушительной силе давно превратили ее из оружия в эмблему.

Даар'ва могла видоизменять химические соединения в газах и жидкостях, создавая смертоносные концентрации элементов, генерируя пространственные решетки из влаги или мельчайших частиц для отражения или распространения сигналов и разрушения чувствительных систем. Крее'ва обладала способностью трансформации энергии, что давало возможность создавать новые элементы и перемещать уже существующие. Конечно, ни первое, ни второе не могло значительно воздействовать на стабильность твердых тел, но оба раритета были в состоянии производить радикальные изменения в окружающей среде – как временные, так и постоянные.

Смутные воспоминания об опасностях, которые таит в себе крее'ва, удерживали два последних поколения, исключая вождей клана, от экспериментов с ней. Биркай активировал управление крее'ва со злобной решимостью, взбешенный обычаем, который ему приходилось нарушать. Он не считал себя виноватым – Расканнен просто отказывался понимать его, отказывался действовать разумно, отказывался вести народ реа к заслуженному им величию.

Правда, Дамона начинала прислушиваться, но ее смерть превратила Расканнена в слабое существо, способное лишь оплакивать свою жену и военного вождя клана. Взяв на себя обязанности военного вождя после смерти Дамоны, Расканнен был не в состоянии даже задуматься о каких-либо честолюбивых планах. Биркай был убежден, что он должен стать военным вождем, если Расканнен сохранит власть. Но близорукое поведение Расканнена вынудило его нарушить традицию и самому заняться изучением крее'ва. Обнаружив Биркая с крее'ва, Расканнен первым нанес удар. Биркай вовсе не намеревался убивать вождя клана и отца обожаемой Акрас. Как она могла поверить, что ее возлюбленный способен на такую подлость?

Но Акрас поверила. Хуже того, она приняла Загаре в качестве своего супруга и военного вождя. Теперь Акрас стала вождем клана, и реа повиновались ей, а следовательно, и Загаре. Это было неизбежно. Но правление Загаре долго не продлится.

Биркай улыбнулся, когда огромное судно реа поглотило его корабль. Отсек загерметизировался, тут же появились охранники, вооруженные традиционными ножами и энергопистолетами. Впереди шел сам Загаре, его узкое лицо цвета слоновой кости обрамляла грива серебряно-черных волос. Красный плащ военного вождя развевался в ритме его шагов. Рубиновая военная звезда отбрасывала красноватые тени на гладко выбритый подбородок.

Биркай нащупал вторую ручку управления крее'ва. Замерцала алая спираль. Загаре подошел к кораблю Биркая и с раздражением посмотрел на закрытую дверь. Биркай повернул четвертую, третью и пятую ручки. Засветились еще три спирали, в то время как первая продолжала пульсировать. Нижний стыковочный отсек корабля реа наполнил оглушительный рев.

Биркай отдернул руку от крее'ва, напуганный исходившими от нее звуковыми волнами. Его более ранние опыты разрушали фотонные цепи, но не производили подобных шумовых эффектов. Уверенность Биркая слегка поколебалась, когда он понял, что знает о крее'ва меньше, чем ему казалось. Биркай полагался на надежность сравнительно примитивной электроники его корабля, так как материалы, используемые в старых конструкциях, были менее чувствительны к действию крее'ва. Крее'ва должна была защитить своего владельца в пределах запрограммированного радиуса, но и этот результат мог оказаться непредсказуемым. Биркай коснулся нескольких кнопок на пульте управления, чтобы проверить, не повредило ли его невежество электронные системы, в которых он все еще нуждался.

Рев начал стихать, по-прежнему заглушая свирепые крики Загаре, поносившего вероломство Биркая. Беглец видел, как реа мечутся в жутковатой безмолвной пантомиме. Атмосфера в отсеке начала изменяться. Волны мельчайших смертоносных частиц, порожденных направленным энергетическим полем крее'ва, распространились за пределы корабля Биркая.

Охранники застыли, ощущая боль, причиняемую действием крее'ва, но некоторым удалось отступить, прежде чем двери отсека закрылись. Задыхаясь от невыносимой боли, Загаре, стоявший дальше всех от выхода, сорвал с плаща рубиновую звезду и швырнул ее между сдвигающимися створками. Если он и произнес при этом смертное проклятие, никто его не услышал. Двери отсека запечатались наглухо.

Биркай одобрительно кивнул. Загаре мертв – эта часть его мести свершилась. Биркай сомневался, что двери отсека способны спасти судно реа, но, по крайней мере, они еще функционировали. Клан Реа мог уцелеть. Предоставляя им шанс, Биркай действовал в соответствии с его понятиями о чести.

Биркай не оплакивал семью и друзей, потому что они единодушно отвернулись от него. Он надеялся, что Акрас выживет, хотя и радовался ее поражению. Биркай хотел, чтобы она признала в нем победителя реа и поняла, какую совершила глупость, предпочтя ему Загаре.

Биркай прождал дюжину микроспанов, прежде чем отключить смертоносное излучение крее'ва. Потом он набрал код, наружные двери отсека распахнулись, и тело Загаре унеслось в безвоздушное пространство.

Приведя в действие двигатель своего корабля, Биркай покинул судно реа. Он не стал заявлять о своей победе, выражая тем самым презрение к людям, избравшим такого беспомощного военного вождя, как Загаре. Это оскорбление должно было ранить их сильнее смерти.

Датчики корабля Биркая засекли вдали крейсер беркали, двигавшийся в направлении судна реа, очевидно надеясь завладеть им. Перспектива превращения грубыми беркали дома гордых реа в тюремную баржу покоробила Биркая, но он не сделал попытки помешать захвату. Реа предали его и заслужили любой позор, который может пасть на них.

* * *

Даар'ва распознала свою «кузину» – оружие, которое Биркай обратил против реа, – но вождь клана поняла весь объем предательства Биркая и без помощи даар'ва. Мониторы корабля реа демонстрировали происходящую катастрофу, пока поле деятельности крее'ва не достигло какой-то жизненно важной системы и не вывело камеры из строя. Наблюдатели, постоянно следящие за врагами или избранными жертвами, обнаружили на своих экранах метку собственного корабля в ранге оптимальной цели. Когда же и их экраны погасли, многие предположили, что корабль совершил самоуничтожение.

Воины-реа, привыкшие к судну, которое обслуживает само себя, изо всех сил пытались поддержать его с помощью ручного управления. Бывалые воины недопустимо медленно выполняли срочные операции – несмотря на строгую дисциплину, их шокировало нападение одного из их соплеменников. Реа осудили Биркая, но они никак не могли предположить, что он использует крее'ва против своего клана.

Акрас видела на мониторе гибель Загаре и шептала имя его убийцы. Только Тагран слышал ее, ибо только он остался с ней в маленькой командной рубке, когда Загаре удалился взять под арест преступника. Загаре не считал осуществление этого акта правосудия достойным воинов, охраняющих вождя клана. Акрас не оспаривала его решение, хотя и задержалась в командирской рубке и не запретила Таграну остаться с ней. Даже если бы в рубке никого не было, корабль вполне мог защитить себя от такого незначительного противника, как Биркай, – кроме тех случаев, когда противник располагает оружием вроде крее'ва в пределах корабельной защитной сферы.

Тагран положил руку на гладкое плечо Акрас, но она продолжала молча смотреть на пульт управления, как будто пойманная тем же вакуумом, который поглотил тело ее мужа. Тагран сочувствовал горю Акрас несмотря на то, что предвидел неудачу Загаре в качестве военного вождя. Тагран хорошо знал и Загаре, и Биркая, так как все трое с детских лет вместе учились и тренировались. Загаре часто побеждал Биркая в учебных сражениях, но уступал ему там, где требовались стратегические таланты. Тагран пытался предупредить об этом старших воинов, но они отмахнулись от его слов, сочтя их продиктованными завистью. Сейчас он испытывал мрачное удовлетворение от того, что оказался прав.

Огненно-золотые глаза Акрас смотрели вдаль и как будто не следили за бешеной активностью на экране монитора.

– Акрас, – обратился к вождю Тагран, пытаясь извлечь ее из неестественного транса, словно поглотившего всю жизненную энергию. – Ты – вождь клана, и сейчас не время для оплакивания.

Акрас отодвинулась от него и коснулась клавиши связи.

– Приготовьте тактические корабли для эвакуации, – распорядилась она, и ее глубокий голос разнесся по широким коридорам судна реа. – Охрана, рапортуйте в командную рубку. – Ее монитор погас.

– Эвакуационные корабли? – переспросил Тагран. – Ты не можешь покинуть судно – наш дом! – Он никогда не стал бы оспаривать решение Расканнена или Дамоны, но свойственный реа инстинкт повиновения еще не распространился на Акрас с ее ослепительной улыбкой и звонким дразнящим смехом. Тагран продолжал любить ее с безмолвной страстью и не мог думать о ней как о вожде клана. Акрас была создана для красоты, подобно алому шелку, который она носила вместо кожаных одежд воина.

– Отец обучил меня тому, что вождь клана должен знать о крее'ва, – мрачно ответила Акрас. – Клан не может остаться на этом корабле и выжить.

Тагран не стал возражать. Акрас по-прежнему выглядела стройной, прекрасной и пылкой, но что-то в ней словно застыло.

Двери раздвинулись. Военная охрана – шестеро сильных мужчин и женщин в блестящих тугих килтах из кожи луа и медных нагрудниках – вошла в командирскую рубку.

– Мы не можем оставаться здесь, – объявила Акрас. – Мы должны покинуть корабль, пока не стали беспомощной добычей галеры беркали. У нас есть немного времени, так как предатель-реа не так хорошо разобрался в крее'ва, чтобы устроить нам моментальную гибель. Соберите ваши команды и отправляйтесь на корабли. Мы должны выжить, чтобы отомстить.

Явное колебание охраны обеспокоило Таграна, заставив его понять собственное безрассудство, проявившееся в оспаривании приказа вождя. Повиновение делало клан сильным, а сила делала их свободными. Акрас должна требовать повиновения – это ее право и ее долг. У клана нет другого вождя.

Каспар, старый воин, чьи волосы уже превратились из серебряно-черных в седые, рассудительно промолвил:

– Акрас, крее'ва уже сделала коридоры возле стоянок кораблей смертельно опасными. Даже если мы захотим добраться до эвакуационных кораблей, у нас хватит защитных костюмов для перехода только тридцати воинов, а детского снаряжения и того меньше. Мы не можем покинуть судно-дом. Нам нужно собрать клан в верхнем ярусе и ждать, пока не прекратится действие излучения.

– Неужели ты ничего не понял, Каспар? – фыркнула Акрас. – У нас нет защитного снаряжения, чтобы оставаться здесь. Верхний ярус не способен обеспечить длительную защиту от действия крее'ва. Что бы мы ни сделали, многие из нас погибнут, и все мы пострадаем от яда излучения. Мы должны покинуть этот корабль, пока еще живы и можем спастись от беркали, так как вскоре станем слишком слабыми, чтобы сражаться с ними. Раздайте остатки адаптатора тем, у кого нет других защитных средств.

– Но тогда его запасы истощатся, – запротестовал Каспар, обменявшись раздраженным взглядом с другим стражем.

В бешенстве Акрас сорвалась с места и прижала лезвие ножа с бронзовой рукояткой к горлу Каспара.

– Ты забыл, что мой отец мертв и теперь я вождь клана? – холодно осведомилась она. Воины молча уставились на молодую женщину, ранее проявлявшую интерес только к любовным делам. Каспар разинул рот от изумления. Даже Тагран, знавший Акрас лучше других присутствующих, был ошарашен при виде суровой незнакомки в развевающихся алых шелках. – Я вождь клана, и мне должны повиноваться!

– Конечно, вождь, – пробормотал Каспар.

Отпустив стража, Акрас порезала ему ухо. Каспар прижал ранку рукой, чтобы остановить кровь, но недовольство на его лице сменилось уважением. Небольшое кровопускание было знаком предупреждения, достойным Расканнена. Тагран отметил такое же изменение на лицах остальных охранников и подумал, был ли кто-нибудь обеспокоен в той же степени, что и он.