Текст книги "Инквизитор"

Автор книги: Черил Фрэнклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

Глава 30

Поле было мертвым. Каждый узел на голове Нгури ощущал ужасную, неестественную пустоту. «Ты позволил нам умереть», – обвиняли его сломанные тростники, высохшие листья лилий и сломанные стебли, сожженные химическим огнем.

Нгури опустил туловище ближе к земле. Набрав в руку горсть высохшей почвы, он ощутил на вкус ее бесплодие. Даже твердая глина, казалось, таила в себе больше надежд на будущую жизнь. Из кусочков мертвых листьев и цветов посыпались полые оболочки личинок насекомых, и Нгури почувствовал, как напряглись его смоляные мешочки. Прожорливые чужие насекомые, алчные чужие растения, нелепое чужое вмешательство… Теперь Нгури знал источник «вахты смерти» своей планеты.

Стромви, обозревая опустошенное поле, принял твердое решение – без отчаяния, без напрасных и запоздалых обвинений, даже без гнева. Катастрофе придется смотреть в лицо. Если хрупкую красоту планеты можно будет когда-нибудь восстановить, процесс должен начинаться на честной основе. «Мой драгоценный мир никогда больше не будет таким совершенным, – вздохнул Нгури, – каким был до того, как мы позволили чужим прийти сюда».

Нгури медленно повернулся – его тело казалось налитым свинцом. «Когда яд проникает сквозь шкуру, его невозможно удалить, – подумал он. – Чтобы пережить яд врага, нужно впитать его в себя и сделать своим».

Нгури поднял широкую голову, не осознавая скорбного благородства принятой позы. «Уничтожить заражение с помощью его же смертоносной энергии!..» Он спрятал голову в шейные складки и двинулся прочь с места разрушения, имея перед собой определенную цель.

* * *

Тори перечитывала портовый журнал с начала до конца, неудовлетворенная обнаруженной информацией. Она закладывала интересные места кусочками тростника, пока воздерживаясь от выводов.

Минимум раз в месяц широкие каракули Джеффера отмечали анонимные поставки Бирку Ходжу. Но Тори уже в течение долгого времени принимала все регулярные поступления на ферму Ходжа, и была уверена, что ни одна из этих дат не соответствует ее собственным записям. Все заметки в журнале по поводу обычных корабельных поставок содержали их подробные перечни, подтверждая воспоминания девушки.

Шесть раз записи в журнал заносились мелким неразборчивым почерком Нгахи. Джеффер всегда был безответственным, исчезая на целые миллиспаны без всяких объяснений. Его последнее исчезновение произошло за три дня до «вахты смерти». Журнал не содержал никаких указаний на его возвращение.

Последние записи принадлежали Нгахи. Только одно маленькое грузовое судно прибыло с Деетари в день предполагаемого прилета Джейса и покинуло порт тем же утром. В журнале не было никаких указаний насчет пассажиров, хотя заметка о подготовке судна на воздушной подушке могла относиться к личному кораблю Джейса. Больше записей не было вплоть до той ночи, когда на полях пустой страницы появилась строчка: «Нгивик заявляет, что снова заметил неопознанного визитера. Деетари не может подтвердить».

Тори вытерла глаза, загрязненные смолой после слишком многих миллиспанов погребения под поверхностью Стромви, и отключила на ночь световую панель. В темноте смола скапливалась более обильно, но ее глаза нуждались в отдыхе, хотя прочие части тела оставались слишком напряженными для мирного сна.

– Какой еще визитер? – прошептала она в темноте, потом тихо засмеялась. – Возможно, один из свадебных гостей Сильвии, не пожелавший объявить, что прибыл первым.

Теперь брак Сильвии с Харроу выглядел невероятным событием. «Как много планов оказались разрушенными – в том числе и мои собственные, – думала Тори. – Ненавижу это нелепое ожидание исполнения ужасной стромвийской легенды или очередного поворота непредсказуемого и неумолимого колеса фортуны. Прабабушка никогда не позволяла внешним обстоятельствам властвовать над ней. Она создавала и уничтожала судьбы согласно собственной воле».

– Но прабабушка всегда знала, чего она хочет, – вздохнула Тори. – А я знаю только то, чего не хочу. – Правда, в последние дни она поставила перед собой цель, но пожалела об этом, как только осознала ее сущность: ей хотелось покинуть южные пещеры. Тори перестала относиться к ним как к убежищу, поняв, что не в состоянии уйти отсюда.

Все туннели, которые она, будучи соли, могла преодолеть, упирались в вертикальные шахты или душные ямы, наполненные крошащимся черноземом. Тори нигде не видела туннельных машин. Стромви стоически держали «вахту смерти» и не могли помочь ей советом. Когда она требовала показать ей путь наверх, стромви отвечали только несколькими щелчками и отказывались обсуждать эту тему.

Никто из стромви как будто больше не оплакивал Нгои и не упоминал о возвращении его тела. Подобное отношение к мертвому сородичу было беспрецедентным и внушало малоприятное доверие к выводам Джейса относительно смерти бедняги. Нгета и другие приятели-стромви едва узнавали Тори. Они всегда выглядели занятыми, но Тори чувствовала, что их смущает ее присутствие. Соли не имела роли в «вахте смерти».

За исключением Нгури, никто не обсуждал с Тори события, связанные с «вахтой смерти», а Нгури вел себя еще более странно, чем остальные. Он задавал какие-то незначительные вопросы о Бирке и Джейсе, и самые тривиальные ответы поглощали его внимание. Сравнивая вопросы Нгури с инквизиторскими методами Сессерды, Тори спрашивала себя, не сговорились ли стромви уничтожить творение Бирка Ходжа.

Бирк Ходж умер в своем кабинете на втором этаже, куда ни один стромви не мог добраться, а тем более быстро оттуда уйти. Нгои был убит зубами стромви – по мнению Джейса, его собственными. Что-то неуловимое – неизвестный враг Риллессы? – убило или похитило Джейса. Сильвия, Калем, Гиса и Талия исчезли, так же как угрюмый неряха Джеффер и другие служащие порта. Кто-то прощелкал «вахту смерти», и вполне цивилизованный народ обратился к своим самым архаичным суевериям.

Тори не донимала Нгури своими заботами о выходе из пещер. Если ответы Нгури окажутся столь же бесполезными, как и его соплеменников, она понимала, что в одиночестве ей будет еще страшнее, чем раньше. Если же он ответит разумно, ей останется только смущенно признать, что она сама не знает, куда хочет идти. Тори слишком ценила мнение Нгури, чтобы признаться в иррациональном желании убежать.

– Бегство – твой ответ на все, – бормотала девушка себе под нос, – и до сих пор это тебе не очень помогало.

Тори пыталась убедить себя, что последний случай отличается от ее прошлых ошибок. Но усиливающееся чувство клаустрофобии начало перевешивать доводы разума, заставляя ее чувствовать себя заключенной вместе с Риллессой в приют для слабоумных. Тори считала стромви существами достаточно высокого интеллекта, чтобы выносить столь примитивные суждения, но она куда меньше полагалась на чистоту их нынешних помыслов. Стромви уважали закон Консорциума, но они пребывали на его самой дальней окраине отнюдь не только в пространственном смысле. Бирк Ходж с его сомнительной этикой обосновался на Стромви не только из-за благоприятных возможностей для садоводства.

Нгури постоянно обещал уделить внимание делам, беспокоящим Тори, но всегда находил благовидный предлог для их откладывания. Его визиты с каждым днем становились все более краткими. Вообще стромви выглядели твердо решившими оставаться в своих глубоких пещерах.

Храбрость не принадлежала к характерным расовым свойствам стромви. И все же Тори ожидала от них большего. Она особо ценила Нгури и знала, что он способен на большую отвагу и столь же большую изобретательность в делах, которые считает важными.

Раньше Тори считала, что понимает ценности Нгури, но постепенно она начала сознавать, что различия между стромви и соли не ограничиваются внешним обликом. Нгури, по-своему мягко и дружелюбно, превратил ее в заключенную. Тори не знала, почему, но не намеревалась безропотно мириться с его решением.

Повернувшись на койке, Тори прижала лоб к холодной глиняной стене.

– Нгури прав, – пробормотала она. – С моей стороны было непростительной беспечностью потерять своего эксперта по связям с «чужими», даже если он и был инквизитором.

Однако незнакомство с мыслительными процессами иных видов могло не только мешать, но и помогать. Нгури тоже судил со своей ограниченной точки зрения, иначе он бы понял, что Тори взбунтуется хотя бы из-за инстинктивного неприятия соли долгого пребывания под землей. Но пока девушка открыто не протестовала, он сохранял видимость дружбы.

«Нгури ожидает, что я подчинюсь ему, как Нгета, или буду избегать его, как Нгина, – размышляла Тори. – Он рассчитывает на реакцию женщины-стромви. Теперь я больше сочувствую Нгине – Нгури начал внушать мне страх».

– Бедная Нгина-ли, – шептала Тори, думая о молодой стромви. – Ты унаследовала слишком много ума у своего отца, чтобы уважать его, и слишком много независимости, чтобы безропотно ему повиноваться. – Она пока не встречала Нгину в пещерах, но не делала попыток разыскать ее.

Если Нгури и впрямь исподтишка воздвиг для Тори тюремные стены, немногие стромви стали бы ему возражать. Однако Нгина часто возмущалась «неразумными ограничениями», налагаемыми на младших ее отцом, и могла счесть перспективу помощи Тори увлекательным предприятием. С другой стороны, «вахта смерти» едва ли была подходящим поводом для озорства. Чтобы убедить молодую стромви, Тори пришлось бы прибегнуть к извращенной логике и солидной дозе лжи. Она поморщилась, желая не быть столь уверенной в своих способностях обманом вовлечь Нгину в заговор.

Тори прижала руки к усталым глазам. Перспектива обмануть доверие Нгины была малоприятной, но мысль о зависимости от кого бы то ни было – Нгури, Бирка или дяди Пера – и вовсе внушала ужас. Тори по-прежнему боялась тени с алой полоской, но этот страх улегся за последние несколько дней. Если ей предстоит сражаться, бежать или смотреть в лицо неизвестному врагу, она хочет сделать выбор сама.

Вспомнив прабабушку Мирель, Тори попыталась обуздать свои эмоции. Нгина оправится и станет только сильнее после урока, который ей преподаст соли. Винить себя не приведет ни к чему хорошему. В конце концов, стромви первыми предали ее.

– Этот аргумент, Виктория, заставил бы содрогнуться твоего друга-инквизитора. – Тори печально улыбнулась самой себе, хотя слезы прочищали ее глаза без всяких сознательных побуждений. Она вытянулась на койке, стараясь укрепить в себе жажду свободы и не думать о сомнительных аспектах решения. Если ей удастся найти Нгину в этом лабиринте пещер, туннелей и тупиков, Тори вновь обретет свободу – правда, неизвестно, для чего именно, но она не должна позволять неопределенности остановить ее.

* * *

Нгина сидела в одиночестве в одной из лечебных пещер. Она сказалась больной, и мать притворилась, что поверила ей. Нгине требовалось уединение, так как ей все еще не хватало смелости пойти к отцу. Она ждала, что он сам позовет ее, но никто не приходил. Казалось, все, кроме матери, позабыли о Нгине, но от этого ей было только легче.

Нгина нуждалась в совете, хотя всегда ненавидела просить об этом, и боялась признаться в том, что сделала. Нгина не могла заставить себя рассказать все матери, так как опасалась, что размеров ее глупости не выдержит даже материнское терпение. Она старалась молча притворяться, будто не находила Нгои, не узнала его секрет, не подала сигнал «вахты смерти»… Нгина сидела, жалея саму себя и пытаясь ни о чем не думать, так как мысли об ужасной гибели Нгои были невыносимы.

«Как может существовать такая боль?» – спрашивала она себя, невольно переносясь в темные залы оплакивания. Нгина знала Нгои всю жизнь. Его присутствие казалось само собой разумеющимся. Даже когда его нелепые руководящие указания раздражали ее, она не мыслила общество старших стромви без него.

Нгои был неотъемлемой частью этого мира, как и ее почтенные родители, и его потеря словно сделала ее семью более уязвимой. «Если я так горюю о смерти Нгои, – думала Нгина, – то я, наверное, умру, если потеряю свою почтенную мать или уважаемого отца». Мысли Нгины касались в основном личных бед, лишь смутно признавая, что смерть твердо заявила о своем присутствии на Стромви.

Услышав женский голос, спрашивающий разрешения войти, Нгина утвердительно щелкнула, даже не попытавшись выяснить личность посетителя. Тори Дарси вошла в комнату под кружевную вуаль смоляных корней, и Нгина ощутила тревогу. Она не думала о реакции на смерть соли – в том числе мистера Бирка.

Нгина представила себе мучительные расспросы и наказание, которому подвергнет ее мистер Бирк, наверняка приславший сюда Тори. В конце концов, Тори была его ассистенткой, а может, и чем-то большим, если злые мысли Нгетилы были верными.

Чувство вины Нгины еще усилилось. Она приветствовала Тори печальным щелканьем.

– Тебе не нравится «вахта смерти»? – с сочувственной улыбкой спросила Тори.

Нгина отрицательно щелкнула, радуясь прекращению долгого одиночества, но слегка негодуя на вторжение в ее горе.

– Почему вы здесь, мисс Тори?

– Твоя мать сказала, что ты неважно себя чувствуешь, и я подумала, что тебе будет приятно, если тебя кто-то навестит.

– Но почему вы вообще здесь – в южных пещерах?

Тори ответила не сразу, и Нгина решила, что женщине-соли, очевидно, не по себе из-за большого количества смолы вокруг. Столь проницательный вывод вернул ей основательно забытое чувство гордости.

– Мне было необходимо поговорить с твоим отцом, – наконец промолвила Тори. – Надеюсь, я не утомляю тебя, Нгина-ли?

– Нет, мне не так уж плохо. – Нгине не хотелось, чтобы ее расспрашивали, но она не желала снова остаться одной.

– Когда мне не по себе, иногда помогает прогулка. Не хочешь немного пройтись со мной?

– Может быть, – неуверенно отозвалась Нгина. Было бы приятно выйти из тесной комнатушки, а в компании Тори Дарси ее вряд ли кто-нибудь остановит.

Тори тепло улыбнулась.

– Может, сходим к выходному туннелю на случай, если мне внезапно понадобится свежий воздух?

Нгина пожала плечами. Одно направление не хуже другого. А в ту сторону ее почтенный отец ходит редко. Нгина подняла гибкое туловище и вытянула сильные задние ноги. Она слишком долго просидела, предаваясь печальным мыслям, и ее крепкие молодые мускулы затекли и онемели.

Тори отошла в сторону, пропуская Нгину вперед через узкий входной туннель лечебной пещеры. Когда они добрались до широкого коридора, Тори пошла рядом с Нгиной, время от времени хватаясь за стены, чтобы удержать равновесие.

– Несмотря на долгую практику, смола все еще делает меня неуклюжей, – со смехом призналась Тори. Запах ее настроения показался Нгине странным, но она была слишком поглощена собственными заботами, чтобы донимать Тори личными вопросами.

– Как вы справились со входным склоном? – спросила Нгина, находя неуклюжесть соли такой же нелепой, как их смену настроений.

– Мне помогли.

– Ну конечно, – машинально откликнулась Нгина.

Она вела Тори по одному из наименее посещаемых туннелей. «Мисс Тори не станет возражать против более длинного маршрута, – думала Нгина, – так как соли в пещерах теряют чувство направления». К удивлению Нгины, прогулка действительно немного развеяла ее мрачность. Она даже боялась теперь, что, когда Тори уйдет, ею вновь одолеет депрессия.

– Я очень рада, что вы навестили меня, мисс Тори, – с непривычной робостью призналась Нгина. – Думаю, мне был нужен друг.

Тревожный запах настроения женщины-соли стал более сильным.

– А я рада, что смогла тебе помочь, – ответила она, но ее улыбка показалась Нгине напряженной.

* * *

Сильвия задыхалась в пыльном воздухе корабля. Хотя она всегда ненавидела Стромви, ее тело жаждало влажной смолистой атмосферы планеты. Она всегда плохо переносила адаптацию. Если бы ее отец обосновался на какой-нибудь цивилизованной планете соли, ее жизнь протекала бы гораздо легче. Стромви была единственной серьезной причиной разногласий между Сильвией и ее отцом – разумеется, за исключением Сквайра. Но этот повод давно потерял свою актуальность.

Сильвия мерила шагами маленькую закрытую каюту, где она провела неизвестно сколько дней. Условия каюты были вполне подходящими для поддержания жизни, но Сильвии, разумеется, этого было мало. Она никого не видела и не слышала. Ей хотелось понять, каким образом она оказалась в абсолютно изолированном помещении. Сильвия не припоминала болезни, которая требовала бы столь строгой формы карантина. Происхождение струпьев на руках и ногах было ей непонятно, но они не указывали на сколько-нибудь серьезную опасность.

Сильвии постоянно снилась Риллесса, бешено размахивающая горящим факелом и бросающаяся на орду безликих врагов. Она отгоняла это видение как абсолютно нелепое, но оно возвращалось с раздражающим упорством. Ни в одном из снов не участвовал Калем, которому следовало находиться рядом с отчаявшейся женой, зато там появлялся Харроу, стоявший в огненном центре враждебной армии и слишком искушенный, чтобы проявлять беспокойство.

Где был Харроу, когда Сильвия так нуждалась в нем? Не то чтобы Сильвия возражала против задержки свадьбы. Она была бы рада, если бы папа вообще отказался от своего чудовищного плана. Очарование Харроу поблекло.

– Почему я позволила папе удержать меня от брака со Сквайром? Нет, – пробормотала Сильвия, – это несправедливо по отношению к папе. Я сама отказалась от свадьбы, потому что была дурой. – Она повернулась к маленькому зеркалу и скорчила гримасу своему усталому отражению.

* * *

– Забота об этой соли действует мне на нервы, – вздохнула Перека, бесплотная на вид женщина, заслуженная воспитательница клана Реа. Пятеро лучших воинов Акрас были ее детьми, причем младший из них – отпрыск Таграна. – Если она в самом деле дочь Биркая, он уничтожил в ней дух эссенджи.

– Ее скоро освободят, – отозвался Тагран.

– Под опеку Ареса? В его нынешнем настроении он способен убить ее, стоит ей потревожить хотя бы его тень. Эта женщина – недостойный враг и к тому же наша родственница. Почему мы должны ее мучить? Биркай уже лишил ее силы духа.

– Вождь клана приказала нам задержать ее, – ответил Тагран, не желая выражать собственные опасения на этот счет. – Мы не должны знать причины поступков вождя.

– Но мы с тобой знаем эти причины, Тагран, так как все помним. Акрас ненавидит дочь и сына Биркая, потому что жизнь им дала женщина-соли. Как можем мы служить ревности Акрас?

– Она вождь клана, – заявил Тагран. – Каждый из нас поклялся служить ей, и ни один достойный реа не может нарушить клятву.

– Я всю жизнь была предана вождю, – вздохнула Перека. – Когда мои братья покинули клан, я упрекала их за бесчестный поступок. Но сейчас я хотела бы увидеть их снова и взять назад свои горькие и обидные слова.

Тагран нахмурился, ибо братья Переки были его кузенами. Перека воспользовалась преимуществом момента:

– Акрас ведет нас к гибели, Тагран. Она отвергла собственного сына как предателя, но мы с тобой знаем, что единственное преступление Роаке состоит в его рождении!

– Вражда между братьями порождает много обвинений, – пожал плечами Тагран. – Слова бессмысленны. Победителя определяет сила.

– И ты веришь, что Арес мог взять верх над Роаке без прямой санкции вождя клана? Арес похож на своего отца Загаре – хороший исполнитель, но плохой вождь.

Тагран неохотно кивнул:

– Биркай был бы лучшим военным вождем.

– Ты был лучшим военным вождем, чем Загаре, – проворчала Перека, – даже если у Акрас так и не хватило ума предоставить тебе официальный статус. – Тагран весь напрягся, так как в нем давно кипело возмущение по поводу его двусмысленного положения, а такие чувства были недостойными. – Загаре привел Реа к самому горькому поражению в нашей истории, а Арес нанесет нам последний смертельный удар. Вот что предлагает нам вождь. Не победу, не достойное отмщение, а самоуничтожение, подобно тому, как шрамы на ее лице воплощают всего лишь последнюю бессмысленную клятву, а не гордое возмездие силы Реа.

– Вождь нашего клана никогда не обесчестит нас. И мы не должны обесчестить ее. – Тагран стиснул рукоятку кинжала. Про себя он мог сомневаться в суждениях Акрас, но, слыша подобную прямую критику, всегда вставал на ее защиту. Даже к выходкам Ареса он старался выказывать определенный уровень уважения. – Ее сила и решительность помогли клану выжить после потери судна-дома, когда большинство наших воинов были мертвы или ранены. Помнишь, Перека, как твои легкие сгорали от яда, пока Акрас не раздобыла достаточно адаптатора, чтобы исцелить тебя? Она купила жидкость у кууи за драгоценности клана, оружие своего отца и свои услуги и никогда не переставала пополнять запасы этого снадобья, дарующего нам свободу.

– Качество препарата достаточно скверное, учитывая цену, которую мы платим, – буркнула Перека. – У Расканнена это получалось лучше.

– Тогда мы процветали, но и сейчас мы почти восстановили наш статус как признанная сила среди независимых. Ты понимаешь, как мало независимых могут вообще приобрести любой адаптатор? Трое поставщиков могут назначить любую цену.

– Ну да, только двум кууи и одному соли удалось раздобыть достаточное количество семян релавида, чтобы производить средство, – сухо согласилась Перека. – А в результате мы – их слуги; мы, которые не должны служить никому, кроме эссенджи! Как и наш вождь, ты позабыл, что означает честь Реа.

Глаза Таграна сузились от гнева.

– А ты позабыла об уважении. Когда вождь клана выбрала Харроу Фебро и начала работать с ним, ты предсказывала, что ей не удастся его использовать. Ты говорила, что он слишком слаб, чтобы проникнуть на службу к Перу Валису. Но Фебро сыграл свою роль в исполнении планов вождя.

– Харроу Фебро слаб. Он служит нашему вождю только из трусости и стал бы служить любому, кто ему пригрозит. Он считает себя умным и ценным, потому что ему доверили один урожай релавида, но Пер Валис легко тратит такие маленькие урожаи на обнаружение возможных конкурентов – вроде нас. Меня тошнит от Харроу Фебро. Он смог занять положение в организации Пера Валиса только благодаря своему кузену и желанию продавать что угодно кому угодно.

– Кузен и слабости Харроу Фебро и были причинами, по которым его выбрала вождь клана.

– Я не отрицаю способности Акрас выбирать подходящие орудия, – отозвалась Перека. – Но ее орудия служат ее целям.

– Ты сомневаешься в ней только потому, что она не делится с тобой своими планами. Но Акрас никогда еще не подводила нас.

– Куда мы идем, Тагран? Пер Валис, скорее всего, догадался, что Фебро служит двум хозяевам, И, конечно, ему известно, где был посеян релавид. Сейчас он уже знает, где нас искать, и наверняка послал бы в погоню за нами всех наемников в Галактике, если бы релавид не посеяли на планете Консорциума, что избавило его от необходимости уничтожить нас. По приказу вождя нашего клана мы атаковали стромвийский порт, убили одних членов Консорциума и подвергаем опасности других. Консорциум не потерпит подобных действий. Наш вождь знает это так же хорошо, как Пер Валис, но ее это не заботит.

– Мы на время покинем пространство Консорциума, – объяснил Тагран, – а вернув судно-дом, мы станем достаточно сильны, чтобы справиться с наемниками Пера Валиса. Тогда за пределами контроля калонги появятся уже четыре источника адаптатора.

– Ты сам-то этому веришь? – осведомилась Перека; выражение ее лица слегка смягчилось. – Акрас использует твою преданность, Тагран, чтобы держать в узде других воинов. Она использовала способности Роаке, накачивая его реланином, но, думаю, он начал понимать, что к чему, и Акрас напустила на него Ареса.

– Роаке всегда был сыном, которого хотела Акрас, – вздохнул Тагран, признавая частицу терзавших его сомнений, – но она старалась заслужить преданность одного Ареса.

– Теперь она отталкивает и Ареса. Акрас не заботит ничего, кроме исполнения ее смертной клятвы. Акрас хочет отомстить Биркаю не потому, что он почти уничтожил ее клан, а потому, что она его любила, а он ее предал. Неужели ты не видишь, что произойдет с кланом? Даже если Консорциум не лишит нас свободы, мы не выживем. Пер Валис и его конкуренты-кууи не потерпят даже намека на соперничество в торговле релавидом, и у нас нет надежды победить таких могущественных врагов. Биркай был союзником Пера Валиса, и его смерть принесет только лишние неприятности клану.

– Ты позволила бы Биркаю остаться безнаказанным? – спросил Тагран. Этот вопрос давно его беспокоил.

– Я покончила бы с ним еще тридцать спанов назад, когда он был всего лишь беглецом-подранком вроде нас, пытающимся использовать знания Реа маршрутов и баз контрабандистов, чтобы начать новую жизнь. Вместо того чтобы скрывать от него выживание клана, я постаралась бы, чтобы он как можно скорее узнал о том, что не смог уничтожить нас.

– Медленное отмщение более полно и больше соответствует величине преступлений Биркая. Его смерть и накопленные им богатства восстановят величие Реа. Вождь клана понимает, что такое честь. Такую честь следует уважать, – мрачно закончил Тагран.

Перека гордо вскинула голову. Она никогда не обладала красотой Акрас, но она была эссенджи, и возраст не огрубил ее черты, как цвет лица не поблек.

– Одна из моих дочерей погибла во время неудачной атаки на ферму Ходжа, потому что наш вождь запретила использовать оружие. После долгих спанов наблюдения Акрас несомненно знала, что Биркай защитил свой дом от обычных энерголучей. Но ей хотелось всего лишь заставить его помучиться в предчувствии близкого отмщения. Она хочет убить Биркая собственноручно, и поэтому моя дочь умерла от руки жалкой, напуганной женщины-соли с игольником. Какая в этом честь, Тагран? Я не могу этого понять.

– Не следует оплакивать воина, павшего в битве, – ответил Тагран, мягко коснувшись коротких серебристых волос на плече Переки.

* * *

Нгури осторожно открыл панель, оглядываясь вокруг. Ему не нравились механизмы соли, так как он находил их конструкцию неуклюжей, но он разбирался в использовании каждого орудия, доставленного Бирком на планету. Нгури старался понять принципы их применения, притворяясь незаинтересованным. Он уважал Бирка Ходжа и ценил его стремление продать продукцию стромви, но никогда полностью не доверял рожденным на других планетах.

Нгури имел свои приоритеты и свои концепции хорошего и плохого. Если принципы калонги совпадали с его концепциями, это было хорошо. Если нет… Нгури пожимал плечами: калонги не знают всего и не знают Стромви.

Панель скрипнула, когда Нгури вскрыл ее, так как старый металл заржавел от влажной атмосферы планеты. Ящик лежал нетронутым в тайнике подвала «Глупости Ходжа» со времен создания этого нелепого сооружения, но Нгури не забывал о нем, как не забывал ни о чем, что скрывала стромвийская почва.

Бирк никогда толком не понимал логику обитателей планеты, порожденную подземной жизнью: стромви хранили друг от друга свои секреты, не закапывая, а выкапывая их. Нгури хищно усмехнулся, заметив, что сокровище Бирка не потускнело с годами.

Наклонившись, чтобы обследовать свою находку, Нгури почувствовал боль и жалобно щелкнул. Тяжелый путь по заросшим корнями туннелям под фундаментом «Глупости Ходжа» усилил воспаление суставов, слишком натруженных за последние дни. Боль пробежала вдоль туловища, достигнув высшей точки под шейным гребнем.

На момент Нгури испугался, что надорвал свое усталое тело. Он не осмелился бы позвать на помощь и преждевременно поделиться секретом Бирка – пусть лучше о нем пока не знают.

Напряжение в смоляных мешочках ослабло, и Нгури медленно пошевелился, высвобождая сжатые мускулы. Он еще не присоединился к последней «вахте смерти», но чувствовал, что надо торопиться. Если ему не хватит времени, то может не хватить и его планете. Он мрачно приступил к выполнению своей задачи.