Текст книги "Книга судьбы"

Автор книги: Брэд Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц)

Глава пятнадцатая

Психиатрическая больница Святой Елизаветы,

Вашингтон, округ Колумбия

– Завтрак подан, Нико. Французский тост или омлет по-западному? – обратилась к нему миниатюрная чернокожая разносчица пищи. От нее пахло уксусом, а в ногти себе она вставила кусочки горного хрусталя.

– Что на обед? – пожелал узнать Нико.

– Ты меня слушаешь? Пока что мы говорим о завтраке. Французский тост или омлет по-западному?

Надевая кеды, для чего пришлось опуститься перед узкой кроватью на колени, Нико перевел взгляд на дверь и принялся изучать тележку, на которой выстроились подносы с завтраком. Он уже давно заслужил право принимать пищу вместе с остальными пациентами. Но после всего, что случилось с его матерью много лет назад, он предпочел, чтобы еду доставляли прямо в комнату.

– Французский тост, – пробурчал Нико. – Так все-таки, что у нас на обед?

В лечебнице Святой Елизаветы Нико называли ПНОУ. Он был не единственным, кто заслужил такое прозвище. Собственно, их было тридцать семь человек, и все они жили в павильоне Джона Говарда, пятиэтажном здании красного кирпича. Оно стало домом для Нико и других тридцати шести пациентов, признанных невиновными на основании умопомешательства.

По сравнению с остальными палатами, в коридорах отделения для ПНОУ всегда царила тишина. Как-то Нико случайно услышал слова врача, который сказал: «Когда в твоей собственной голове звучат чужие голоса, потребность в разговорах с кем-либо еще отпадает».

По-прежнему не поднимаясь с колен, Нико с силой затянул застежки-липучки на кедах (шнурки у него отобрали давным-давно), внимательно наблюдая, как разносчица берет с тележки поднос с французскими тостами и входит в его крошечную комнатку размером десять на пятнадцать футов. Здесь едва хватало места для деревянной прикроватной тумбочки и крашеного комода, в котором никогда не хранилось ничего, кроме Библии и старинных красных четок. Врачи предлагали Нико поставить в комнатушке диван или даже кофейный столик. Все, что угодно, лишь бы он чувствовал себя как дома. Нико отказывался, никогда не объясняя причин. На самом деле ему хотелось, чтобы обстановка оставалась скудной. Чтобы она походила на ее палату. Палату его матери. В еебольнице.

Кивая своим мыслям, он вспоминал спертый воздух обшарпанной палаты в больнице, где его мать провела последние три года своей жизни. Ему было всего десять лет, когда ее поразила болезнь Крейцфельда-Якоба. [11]11
  В просторечии – умственное расстройство, сопровождающееся потерей координации движений.


[Закрыть]Один-единственный дефектный ген в мозгу матери активировал белок CJD, который в конце концов и вверг ее в кому. Она не жаловалась, когда стал известен первичный диагноз, а маленький Нико никак не мог уразуметь, почему Господь забирает ее к себе. Даже в тот момент мать нашла в себе силы улыбнуться и благоговейно сказала, что, значит, так написано в Книге. Книге Судеб. Голова у нее тряслась, но голос оставался сильным, и она сказала, чтобы он никогда не противился Книге. Ее следовало уважать и почитать. Ей следовало внимать со всем возможным смирением. Книга будет направлять его жизнь, сказала мать. Но дело было не в одном только почитании. Мать черпала в ней силу. Уверенность. Вне всякого сомнения, его мать знала. Она не боялась. Да и как можно бояться воли Господней? Но он до сих пор помнил руки отца на своих плечах, когда тот стоял позади сына и заставлял его каждый день молить Господа вернуть мать обратно.

Первые несколько недель они молились в больничной часовне. В течение шести месяцев они приходили туда ежедневно, кроме воскресенья, свято веря, что воскресные молитвы будут более действенными, если они станут произносить их в церкви. Три года спустя Нико взмолился о другом. Всего один-единственный раз. Это случилось ясным морозным днем, в самый разгар зимы в Висконсине. Ему не хотелось в тот день идти в церковь, не хотелось надевать чистые штаны и праздничную рубашку. Особенно когда остальные мальчишки играли в снежки на улице. Поэтому в тот воскресный день, стоя в церкви с покорно опущенной головой, он стал умолять Господа не вернуть мать обратно, а забрать ее к себе. Должно быть, Книга все-таки ошибалась. В тот день его мать умерла.

Глядя на пластмассовый поднос с французскими тостами и по-прежнему не поднимаясь с коленей, Нико в третий раз спросил:

– Что у нас на обед?

– Мясной рулет, – ответила разносчица, выразительно закатывая глаза. – Ты доволен?

– Разумеется, я доволен, – ответил Нико, ладонью разглаживая липучку и улыбаясь про себя. Мясной рулет. Тоже блюдо, которое должны были принести его матери в еепоследний день. В тот день, когда она умерла. Так сказала ему Троица. И они рассказали ему о масонах…

Его отец был франкмасоном, вольным каменщиком – и гордился этим. До сих пор Нико помнил сладковатый аромат сигарного дыма, который вплывал в открытые двери, когда отец возвращался домой после собраний Ложи.

Это всего лишь самый обычный клуб по интересам, заявил им Нико. Масоны занимались только тем, что продавали лотерейные билеты, собирая денежные взносы для больницы. Совсем как Храмовники. [12]12
  Члены американского тайного братства «Древний арабский орден благородных адептов Таинственного храма». Деятельность братства заключается в развитии связей между его членами, заботе о здоровье и благосостоянии друг друга и благотворительности.


[Закрыть]

Даже тогда Троица проявила терпение. Они принесли ему карты и стали учить истории. Поведали о том, как франкмасоны, прикрываясь благотворительностью, расселились по всему миру. О том, как они достигли совершенства в своей лжи, рассказывая людям, что произошли от гильдий вольных каменщиков в средние века – безобидных организаций, члены которых собирались для обмена таинствами своего ремесла. Троица знала правду: искусство масонов породило некоторые из самых почитаемых и известных сооружений в мире, начиная от храма царя Соломона и заканчивая памятником Вашингтону, но секреты, которые масоны берегли пуще глаза, заключались не только в том, как строить арки и монументы. В ночь перед смертью Мартин Лютер Кинг-младший посетил масонский храм в Мемфисе. В ту ночь он заявил своим последователям: «Может быть, мне не суждено побывать там вместе с вами». Как если бы он знал о том, что на следующий день его сразит пуля. А то, что он был в масонском храме… это не совпадение. Судьба. Всегда и только судьба. В конечном счете цели масонов остались неизменными с древних времен.

Троица объяснила ему, что даже церковь восстала против масонов, когда они объявили о своем объединении.

Замечание казалось уместным и справедливым, но Нико никогда не считал себя глупцом. В средние века было много такого, что вызывало недовольство церкви.

Но Троица не колебалась. Вместо этого они сообщили ему страшную правду. Они рассказали ему о том, что действительно случилось с его матерью в ночь ее смерти.

Глава шестнадцатая

– Прошу вас никому не говорить о том, что это я рассказала обо всем, – прошептала в трубку женщина.

Заправив за ухо непокорную прядку рыжих волос, Лизбет потянулась к крошечному магнитофону, стоявшему на столе. Убедившись, что он подсоединен к телефону, она нажала кнопку «запись».

– Даю вам слово, – пообещала Лизбет. – Это останется нашей маленькой тайной.

В качестве репортера газеты «Палм-Бич пост» Лизбет прекрасно знала о том, что законы Флориды запрещали записывать частные разговоры без согласия собеседника. Но, будучи автором и ведущей светской хроники – самого популярного раздела газеты, – Лизбет знала и о том, что стоит попросить у собеседника разрешения на запись, как он тут же замкнется и оборвет разговор. Кроме того, она должна была слово в слово воспроизвести полученные сведения. Плюс ей необходимо было иметь доказательства на случай, если какой-нибудь адвокат обвинит ее в клевете и диффамации. По той же причине в углу ее крошечного кабинетика стоял миниатюрный холодильник, забитый вином и пивом, а на углу стола красовалось блюдечко с орешками. Кто бы это ни был – коллега-репортер, заглянувший поболтать, или позвонивший незнакомец, – она свято следовала незыблемому правилу, которое усвоила шесть лет назад, когда возглавила рубрику: поддерживай разговор во что бы то ни стало.

– Итак, ваша история, миссис…

– Я всего лишь пересказываю то, что мне стало известно, – упорствовала женщина. – Совершенно бесплатно.

Сделав мысленную пометку, Лизбет нацарапала «профессионал?» в своем блокноте на пружинках. Большинство людей с легкостью попадают в ловушку, когда у них спрашивают, как их зовут.

– Я бы ни в коем случае не хотела, чтобы вы ссылались на меня… – продолжала женщина.

– Я обещаю вам, миссис…

– …и я не поддамся на маленькие ухищрения, которые вы пускаете в ход второй раз подряд, – закончила женщина.

Лизбет зачеркнула знак вопроса, оставив только слово «профессионал».

Собеседница оказалась заслуживающей внимания. Лизбет ощутила прилив охотничьего азарта и принялась раскручивать телефонный шнур наподобие лассо. Когда вращение ускорилось, листочки бумаги, прикрепленные кнопками к правой стене ее кабинетика, затрепетали. Лизбет исполнилось семнадцать, когда магазин модной одежды, принадлежавший ее отцу, закрылся и семью постигло банкротство. Но когда об этом случае написала местная газетенка, выходящая в городке Бэттл-крик, штат Мичиган, досужий репортеришка, сочинивший ее, позволил себе выражение «якобы по причине недостаточного объема продаж», предполагая наличие некоего недостойного умысла со стороны ее отца. В ответ Лизбет написала открытое письмо об этом для школьной газеты. Местная газета перепечатала его вкупе со своими извинениями. Оттуда ее письмо перекочевало в газету покрупнее – «Детройт ньюс». После того как номер вышел в свет, Лизбет получила семьдесят два послания со словами поддержки и сочувствия от читателей со всех концов штата. И сейчас на стенах ее кабинетика как раз и висели эти письма – как своеобразное напоминание о силе печатного слова и наглядная иллюстрация пословицы: «Никогда не знаешь заранее, где найдешь и что потеряешь».

– Тем не менее, – продолжала женщина, – я подумала, что вам будет интересно узнать вот о чем. Хотя официальное сообщение будет сделано только сегодня вечером, Александер Джон, старший сын Джонов, проживающих в Мэйнлайн, получит премию «Золотой ключик» Национального Совета по гуманитарным наукам.

Лизбет уже начала было записывать в блокноте «премия Национального Совета…», но остановилась.

– Сколько, вы говорите, исполнилось Александеру?

– Семнадцать, естественно. То есть исполнится девятого сентября.

– Получается, это премия… для учащегося средней школы?

– Национальная премия. «Золотой ключик».

Лизбет задумчиво почесала покрытый веснушками носик. Она страдала излишней полнотой, которую пыталась скрыть, в частности, и большими желто-зелеными очками-«консервами». По утверждению худого как щепка продавца в магазине, в них она будет выглядеть моложе своих тридцати с небольшим лет. Лизбет продавцу не поверила, но очки все-таки купила. И вот теперь продолжая почесывать нос, она добилась лишь того, что прядка рыжих волос, заправленная за ухо, упала на лоб.

– Мадам, позвольте задать вам вопрос… Вы случайно не родственницамолодого Александера?

– Что? Конечно, нет! – с негодованием воскликнула женщина.

– Вы уверены?

– Вы хотите сказать, что… Послушайте, молодая леди, это очень почетная награда…

– Или, быть может, вы работаете на семью молодого Александера?

Женщина умолкла на мгновение.

– Не на постоянной основе, разумеется, но…

Лизбет нажала кнопку «стоп» на магнитофоне и швырнула ручку на стол. Только в Палм-Бич мамаша может возжелать нанять публициста, специалиста по рекламе, для освещения какой-то премии, полученной ее великовозрастным отпрыском.

– Национальная премия, надо же… – бормотала Лизбет себе под нос, вырывая испорченную страницу из блокнота. Но и комкая ни в чем неповинный листок, она не вешала трубку. Незыблемое правило номер два: ненадежный источник сегодня может стать бесценным завтра. Незыблемое правило номер три: смотри незыблемое правило номер два.

– Если будет возможность, я непременно вставлю вашу новость в свою колонку, – добавила Лизбет. – Хотя свободного места у нас практически не осталось.

В этом заявлении содержалась еще большая ложь, нежели в предположительно омолаживающем и стройнящем действии желто-зеленых очков. Но, швыряя скомканный лист бумаги в мусорное ведро и кладя на место трубку телефона, Лизбет не могла не обратить внимания на то, что страница ее рубрики на экране компьютера практически пуста.

Двадцать дюймов. Почти восемьсот слов. Ежедневный объем рубрики «Светская хроника». Плюс фотоснимок, естественно. Пока что она располагала лишь пятью дюймами заметки о том, что дочь местной светской львицы выходит замуж за профессионального игрока в бильярд («Четверка с плюсом», – подумала Лизбет). Кроме того, в ее распоряжении имелась четырехдюймовая сплетня недельной давности о состязании по нецензурной брани между каким-то подростком и главой местного департамента транспортных средств («тройка с минусом», в лучшем случае). С сожалением взглянув на скомканный лист бумаги в пластмассовой мусорной корзине, Лизбет снова уставилась на практически пустой экран монитора. Нет, сказала она себе. Отчаиваться еще слишком рано. Она даже не…

– Почта! – прозвучал жизнерадостный голос, и над стенкой ее клетушки появилась рука, размахивающая жиденькой пачкой писем.

Подняв голову, Лизбет сразу поняла, что если потянется за пачкой, то этот таинственный некто просто отдернет руку, поэтому принялась ждать, пока рука… и ее владелец… не покажутся из-за угла.

– Доброе утро, Винсент, – приветствовала она, не дожидаясь, пока он предстанет перед ее взором.

– Скажи мне, что у тебя уже есть что-нибудь хорошее сегодня, – сказал Винсент, и его седые усы цвета соли с перцем забавно, как гусеница, зашевелились над верхней губой.

Он швырнул пачку корреспонденции на ее и так изрядно захламленный письменный стол. И только когда письма веером разлеглись перед Лизбет, она заметила, что у каждого конверта надорван уголок.

– Ты вскрыл мою почту? – не веря своим глазам, спросила она.

– Я твой редактор. Это моя работа.

– Твоя работа заключается в том, чтобы вскрывать мою почту?

– Нет, моя работа состоит в том, чтобы твоя колонка была самой лучшей. И когда такое случается, когда все жители этого города только и делают, что перешептываются со своими соседями об очередном восхитительном скандале, который ты так ловко раскопала, мы обычно получаем от двадцати до тридцати писем в день, плюс обычные пресс-релизы и приглашения. Знаешь, сколько писем пришло тебе сегодня утром? Шесть. И это включая приглашения. – Глядя через ее плечо на почти пустой экран монитора, Винсент добавил: – Ты сделала ошибку в слове «департамент».

Лизбет недоверчиво перевела взгляд на экран компьютера и принялась перечитывать текст.

– Ага, я таки заставил тебя посмотреть на то, что ты там накропала, – заявил Винсент, негромко посмеиваясь собственной незамысловатой шуточке.

В красно-голубых подтяжках поверх спортивной рубашки с короткими рукавами и галстуком в тон Винсент походил на особу королевской крови на ставке редактора, поселившуюся в Палм-Бич.

Разозлившись, Лизбет потянула одну из подтяжек, отчего та стала похожа на тетиву лука, и со щелчком отпустила ее.

– Ой… больно, – пожаловался Винсент, потирая живот. – Я всего лишь высказал свое мнение.

– В самом деле? И в чем же оно заключается? В том, что я должна раскопать очередную историю о занятиях оральным сексом в горячей ванне?

– Послушайте, мисс, эта история, по крайней мере, была смешной.

–  Смешной?А мне нужны не смешные истории. Мне нужны хорошиеистории.

– Например? Вроде засекреченного источника, которая нашептала тебе на ушко кучу обещаний, а потом исчезла с лица земли? Как, ты говоришь, ее звали? Лили?

– Айрис.

Лизбет ощутила, как у нее загорелись кончики ушей. Четыре месяца назад какая-то женщина, представившаяся Айрис, позвонила Лизбет прямо на работу по прямому номеру. Лизбет казалось, что она расслышала слезы в дрожащем голосе женщины. Та долго обдумывала каждую фразу, колебалась… Лизбет знала, что такое страх. Примерно за двадцать минут Айрис поведала ей свою историю: что несколько лет назад она делала тайский массаж в местной бане… и там увидела мужчину по имени Байрон… как она была счастлива, тайно встречаясь с одним из самых могущественных и влиятельных людей в Палм-Бич. Лизбет не могла не обратить внимания на то, как фотографически подробно Айрис описывала свои с ним физические отношения… как он перешел к насилию и в конце концов сломал ей ключицу и челюсть. Лизбет глубоко взволновала исповедь женщины. И письма на стенах клетушки, казалось, поддерживали ее в этом мнении. Но когда она поинтересовалась настоящим именем Байрона – да и самой Айрис, кстати говоря, – разговор прервался, женщина на другом конце линии повесила трубку.

– Она тебя просто дурачила, решила сыграть на жалость, – заявил Винсент.

– Может быть, ей стало страшно.

– Скорее всего, ей нужно было привлечь к себе внимание.

– Очень может быть, что она вышла замуж и теперь до ужаса боится, что муж выгонит ее из дома, узнав, что его обожаемая женушка работала в бане девушкой по вызову. Подумай сам, Винсент. Наши источники предпочитают хранить молчание только в том случае, если им есть что терять.

– Ты имеешь в виду, они боятся потерять работу? Или страшатся за свою карьеру? Или не хотят лишиться любимой колонки светских сплетен?

Лизбет одарила его ледяным взором. Нимало не смутившись, Винсент ответил ей тем же.

– Шесть, – обронил он, повернувшись, чтобы уйти. – Всего шесть писем на этот раз.

– Да мне плевать, пусть хоть одно.

– Нет, тебе не все равно. Ты хороший журналист, но никудышная обманщица, дорогуша.

И Лизбет впервые не нашлась, что ответить.

– Кстати, – мимоходом заметил Винсент, – если позвонит публицист, специалист по рекламе, и сообщит о какой-то художественной премии для семейства Джонов… не будь снобом. Шестая страница у тебя совершенно пуста. А добрые славные имена придадут ей некоторый вес и завершенность.

– Но если эта история окажется выдумкой…

– Тыковка, мне жаль расстраивать тебя, – крикнул ей Винсент уже из коридора, – но за сплетни не дают Пулитцеровскую премию.

Оставшись одна в своей клетушке, Лизбет в который раз уставилась на пустую страницу на экране монитора, а потом перевела взгляд на скомканный лист бумаги в мусорной корзине. Она нагнулась и полезла под стол, чтобы достать его, и в это мгновение над головой зазвонил телефон. От неожиданности она вздрогнула и больно ударилась затылком о край стола.

– У-у-у… – простонала она, одной рукой потирая ушибленное место, а другой снимая трубку. – Светская хроника. Это Лизбет.

– Привет, я… м-м… словом, я работаю в «Четырех сезонах», – неуверенно начал мужской голос. – Я действительно попал туда, где платят за…

– Только если она того заслуживает, – немедленно откликнулась Лизбет, все еще потирая затылок, но уже полностью переключившись на нового абонента. Она заключила негласное соглашение со всеми сотрудниками местных отелей. Сотня долларов за любой намек на историю, которую она сможет опубликовать в своей колонке.

– В общем… м-м… я обслуживал одного из старых сотрудников президента Мэннинга, – сказал он. – И… не знаю, можно ли отнести его к разряду знаменитостей, но если вам интересно…

– Мне очень интересно. – Лизбет нажала кнопку «запись» и потянулась за ручкой. Даже в лучшие времена для нее не было более заманчивой приманки, чем имя «Мэннинг». – Это как раз те самые люди, о которых мы так любим писать.

Глава семнадцатая

– Наверное, будет лучше, если мы прогуляемся по свежему воздуху, – предлагает О'Ши. Характерная горбинка на его носу свидетельствует о том, что ему уже приходилось держать удар. Он, конечно, пытается прикрыть ее солнцезащитными очками, но не заметить некоторые вещи просто невозможно. Как только он продемонстрировал мне значок агента ФБР, мы стали объектом самого пристального внимания посетителей.

– Пожалуй, вы правы, – соглашаюсь я, спокойно встаю с кресла и иду за ним по открытой террасе, которая приводит нас к бассейну. Если я рассчитываю сохранить в тайне свой визит в сие богоугодное заведение, то последнее, что мне нужно, это чтобы меня увидели в публичном месте в обществе сотрудника ФБР.

Окруженный со всех сторон высокими пальмами, бассейн являет собой образец уединенного уголка (в такую рань все шезлонги еще пусты), но по какой-то неведомой мне причине О'Ши не собирается здесь останавливаться. И только когда мы проходим последнее гигантское растение, высаженное в открытый грунт в горшке, я вижу, куда он смотрит: на двух мужчин в небольшой деревянной кабинке. Они складывают полотенца, готовясь к новому дню. О'Ши по-прежнему не замедляет шаг. Что бы ему ни было нужно, он намерен выбрать для этого подходящее место, где нам никто не помешает.

– Послушайте, не могли бы вы сказать, куда мы?..

– Как прошла ваша поездка в Малайзию?

Когда О'Ши обращается с этим вопросом ко мне, я как раз смотрю ему в затылок.

А он даже не оборачивается, чтобы взглянуть на мою реакцию.

– М-м… нормально.

– И президент прекрасно провел время?

– Не вижу, что могло бы ему помешать, – разозлившись, отвечаю я.

– И не случилось ничего, достойного внимания? – любопытствует О'Ши, вышагивая по тропинке, покрытой водой. Откуда-то издалека доносится рокот волн, но только когда в мои кожаные туфли набивается прибрежный песок, я понимаю, что мы вышли на частный пляж позади бассейна. Пустые шезлонги, пустой домик спасателей. Безлюдный пляж протянулся на многие и многие мили.

Когда мы проходим мимо крошечного домишки, в котором хранится оборудование, арендуемое для подводного плавания, из-за него появляется мужчина с расчесанными на пробор каштановыми волосами и хлопает меня по спине. У него отсутствует верхний кончик левого уха. Особая примета.

– Поздоровайся с моим напарником. Его зовут Михей, – поясняет О'Ши.

Я поворачиваюсь лицом к отелю, но стена пальм позволяет мне разглядеть только балконы на верхних этажах здания. Вокруг ни души. В то же мгновение я понимаю, что Михей тоже замедлил шаги, оказавшись таким образом у меня за спиной.

– Пожалуй, тебе стоит присесть, – заявляет О'Ши, указывая на один из шезлонгов.

– Мы ненадолго тебя задержим, – добавляет Михей у меня за спиной.

Резко повернувшись, я направляюсь к тропинке.

– Наверное, мне стоит позвать…

– Мы видели рапорт, который ты подал в Службу, Уэс. Мы знаем, что ты видел в Малайзии.

Споткнувшись, я замираю на месте. Неловко взмахнув руками, чтобы не упасть, я поворачиваюсь и вижу бескрайний океан за спинами Михея и О'Ши. Волны безостановочно накатываются на берег. Так, они решили взять быка за рога. Очевидно, хитрости и уловки не относятся к числу их сильных сторон.

– О чем вы говорите? – спрашиваю я.

– О твоем рапорте, – отвечает О'Ши. – Мужик пятидесяти с чем-то лет, ростом с Бойла, с таким же весом и бритой башкой, хотя по каким-то причинам ты не упомянул о цвете его глаз. А также о том, что ты решил, что это он и есть.

– Послушайте, я не знаю, чтовидел в тот вечер…

– Все в порядке, Уэс, – нараспев произносит Михей. – Бойл действительно был в Малайзии. Так что ты не сошел с ума.

Большинство людей на моем месте испытали бы облегчение, и только. Но мне слишком часто приходилось иметь дело с сотрудниками правоохранительных органов, так что я успел выучить все их приемчики и трюки. Вот этот называется «соответствие тона». Он рассчитан на скрытое влияние на настроение жертвы. В его основе лежит тот факт, что вы подсознательно стремитесь отвечать тем же тоном, каким обращаются к вам. Когда на вас кричат, вы кричите в ответ. С вами разговаривают шепотом, и вы тоже переходите на шепот. Обычно этот прием используется для укрепления духа свидетеля, пребывающего в угнетенных, расстроенных чувствах, или же для того, чтобы утихомирить слишком наглого подозреваемого. Михей только что спел для меня, рассчитывая, что я запою в ответ. Но тут есть одна проблема. Агенты ФБР не поют – и я тоже. Если они решили прибегнуть к манипуляции и поиграть со мной в интеллектуальные игры, значит, дело нечисто.

– Бойл на самом деле жив? – спрашиваю я, отказываясь признать что-либо.

О'Ши внимательно наблюдает за мной. Он впервые рассматривает мои шрамы.

– Я знаю, что для тебя это очень личное…

– Вас этоне касается! – кричу я в ответ.

– Мы здесь не для того, чтобы обвинить тебя в чем-то, – мягко замечает Михей.

– Идите к черту со своими фокусами! Рассказывайте, что происходит.

Налетевший порыв ветра растрепал тщательно уложенную прическу Михея. О'Ши неловко переступает с ноги на ногу. Песок попал ему в туфли, и он понимает, что начал с неверной ноты. Впрочем, они выделяются не только одеждой. Двое агентов обмениваются взглядами, и О'Ши едва заметно кивает.

– Бойл никогда не упоминал группу под названием «Троица»? – наконец спрашивает Михей.

Я отрицательно качаю головой.

– А Римлянина?

– Это тоже группа?

– Это один человек, – отвечает О'Ши, наблюдая за моей реакцией.

– Предполагается, что я его знаю? – ядовито интересуюсь я.

Агенты вот уже второй раз обмениваются взглядами. О'Ши, прищурившись, смотрит на утреннее солнце, которое пробилось-таки из-за туч.

– Ты хотя бы имеешь представление о том, сколько времени мы охотимся за Бойлом? – спрашивает О'Ши. – Или ты думаешь, что все началось с его чудесной смерти? Мы следили за ним в Белом доме, ожидая, пока он допустит ошибку. А когда он ее сделал… пуф… была разыграна беспроигрышная карта, позволившая ему избежать тюрьмы.

– Получается, когда его застрелили…

– …мы сели в лужу. Он обманул нас, как и всю Америку. Мы даже закрыли дело и отправили его в архив. Но три года спустя он совершил первую ошибку – в Испании его засек один наш бывший соотечественник, который оказался в достаточной мере помешанным на политике, чтобы узнать его. К счастью, он сразу же позвонил нам. Но не успели мы предпринять какие-либо действия, как автомобиль свидетеля таинственным образом взлетел на воздух перед его же домом. Профессиональная работа – пластиковая взрывчатка «Сем-текс-Н» со взрывателем нажимного действия. Нам снова повезло, никто не пострадал, но намек был недвусмысленным. Свидетель решает, что он ничего не видел.

– И вы думаете, что Бойл умеет обращаться с «семтексом»? Я имею в виду… он же всего лишь бухгалтер.

– Это всего лишь означает, что он знает, как платить людям, манипулировать ими и стирать отпечатки своих пальцев со всего, к чему прикасался.

– Но он…

– …зарабатывает на жизнь тем, что охотится на людей. Это его любимое занятие, Уэс. Именно это он проделывал в Белом доме… и с нашими агентами… и особенно со Службой. – Видя смущение и непонимание у меня на лице, он добавляет: – Да ладно тебе, ты наверняка уже сам это вычислил. Двенадцать минут в карете «скорой помощи»… ошибочная кровь… Почему, по-твоему, Мэннинг и Служба помогли ему исчезнуть? По доброте сердечной? Он же термит, Уэс: выискивает уязвимые места, а потом пользуется чужими слабостями. Ты понимаешь, о чем я говорю? Он питается падалью, живет за счет слабостей. Любых слабостей.

Он таксмотрит… впиваясь в меня ярко-голубыми глазами…

– Подождите, вы хотите сказать, что я…

– Мы смотрели твое личное дело, Уэс, – поясняет О'Ши, вытаскивая сложенный лист бумаги из внутреннего кармана пиджака. – Тебя семь лет наблюдал доктор Коллинз Уайт. Здесь написано, что он специалист по критическим случаям. Специфическое выражение, ты не находишь?

– Откуда вы узнали? – спрашиваю я.

– Поставленный диагноз: расстройство панического типа и посттравматическое сочетанное стрессовое состояние…

– Это было восемь лет назад! – заявляю я им.

– …вызывающие маниакальное поведение, проявляющееся во включении и выключении света, открывании и запирании дверей…

– Это даже не…

– …а также неодолимая тяга к многократному повторению молитв, – ничтоже сумняшеся, продолжает О'Ши, которого ничуть не смутили мои выкрики. – Это правда? Что, именно таким образом ты надеялся справиться с последствиями покушения? Без конца повторяя одни и те же молитвы? – Он переходит ко второй странице. – А ведь ты никогда не проявлял особой религиозности, а? Типичная реакция Нико.

Я чувствую, как глаза у меня наполняются слезами, а удушье сжимает горло. Давно уже со мной никто так не…

– Я знаю, что тебе сейчас нелегко, Уэс, – добавляет О'Ши. – Хуже, чем когда ты впервые столкнулся с Бойлом. Но мы можем помочь тебе выпутаться, каким бы материалом на тебя он ни располагал.

Помочь мне выпутаться?

– Вы думаете, что я?..

– Что бы он тебе ни предлагал, ты только увязнешь еще глубже.

– Он мне не предлагал ничего, – заявляю я.

– И поэтому вы подрались?

– Подрались? О чем вы, черт побери?

– А сломанный кофейный столик? А стекло, разбившееся на мелкие кусочки после того, как ты врезался в него? Мы же видели рапорт, – вклинивается в разговор Михей. На этот раз он говорит нормальным тоном, безо всякого напевного речитатива.

– Я не знал, что встречу его там!

– Правда? – саркастически вопрошает Михей, и темп его речи ускоряется. – Посредине выступления президента в чужой стране ты оставляешь его, хотя тебе полагается быть рядом…

– Клянусь…

– …и исчезаешь за кулисами, прямиком направившись в комнату, где совершенно случайно оказывается Бойл…

– Я не знал об этом! – во всю силу легких ору я.

– У нас есть агенты, которые были там! – взрывается Михей. – Они обнаружили вымышленное имя, под которым Бойл останавливался в отеле! А когда они побеседовали с портье, работавшими в тот день, одна из них узнала тебя на фотографии, сказав, что тыискал именно его. Ну что, может быть, теперь ты захочешь начать сначала или предпочтешь увязнуть еще глубже? Просто расскажи нам, почему на встречу с ним Мэннинг послал тебя, а не кого-то из агентов Службы.

Вот уже второй раз они говорят о том, что Мэннинг и Секретная служба замешаны в этом деле, и я впервые понимаю, что они пришли не за мной. Это охотники на крупную дичь. К чему стрелять в волчонка, когда имеешь возможность завалить льва?

– Мы знаем, что Мэннинг был добр к тебе…

– Вы ничего не знаете о нем.

– Собственно говоря, это не совсем так, – возражает О'Ши. – Мы знаем его так же, как знаем и Бойла. Поверь мне, Уэс, когда они были у власти, ты не видел и половины того, что они…

– Я был с ними каждый день!

– Ты был с ними на протяжении последних восьми месяцев, когда их заботило лишь переизбрание на второй срок. И ты думаешь, это настоящая реальность? То, что ты знаешь, какие сэндвичи они предпочитают, вовсе не означает, что ты имеешь представление о том, на что они способны.

Будь на моем месте Рого, он бы подскочил и двинул его в челюсть. Я же лишь начинаю ковырять носком туфли в песке, стараясь зарыться поглубже. Все, что угодно, лишь бы устоять на ногах. Судя по тому, что они мне только что рассказали, у Мэннинга руки по локоть в грязи. Но, быть может, они всего лишь ловят рыбку в мутной воде. Но с таким же успехом они могли говорить правду. Как бы то ни было, после всего, что Мэннинг сделал для меня… после того как он снова взял меня к себе и был рядом все эти годы… Я не стану кусать руку, которая меня кормит, пока сам не разберусь в происходящем.