Текст книги "Книга судьбы"

Автор книги: Брэд Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Глава шестьдесят девятая

Сидя по-турецки на покрытом линолеумом полу в окружении громоздящихся друг на друге архивных коробок, Рого перелистывал страницы четвертой по счету папки-скоросшивателя за последние пятнадцать минут.

– Что такое «ПиП»?

– «ПиП» для чего? – спросил Дрейдель, сидевший на краешке деревянного стула и читавший одну из папок Бойла.

– Здесь не сказано. Просто «ПиП», а рядом куча дат и цифр… хотя подожди, вот тут написано: «ПиП для Берлина».

–  «Показатели и предупреждения».Или, как выражался генерал Бакош, слухи и сплетни вперемешку с предупреждающими признаками, которые наша разведка собирает в отношении конкретных угроз, – пояснил Дрейдель. – А почему ты спрашиваешь? Или это то, что… – Оглянувшись на ассистента, он понизил голос до шепота. – Это то, что заказывал Бойл? Различные виды «ПиП»?

– Это настолько плохо?

– Не то чтобы плохо – просто показатели и предупреждения, как правило, содержатся в ПЕДБ.

– Ага, понятно – в президентском ежедневном брифинге. Это тот самый отчет, о котором ты рассказывал и который агент ЦРУ носит в чемоданчике, пристегнутом цепочкой к запястью?

– И то самое место, в котором принимались решения о выплате вознаграждения Римлянину, – добавил Дрейдель. – Не забывай, еще за год до покушения Римлянину отказали в получении очень крупной суммы денег за горячую информацию о террористах в Судане. Учитывая, что они были достаточно умны, чтобы их не заметили вместе в одном и том же месте, мы с уверенностью можем предположить, кто из них использовал Судан в качестве последней – и единственной – известной нам базы.

– Что-то я не очень понимаю, к чему ты клонишь.

– Троица – Римлянин, Михей, О'Ши – являются представителями Секретной службы, ЦРУ и ФБР. И когда они объединяются, то даже страшно представить, к какому объему информации получают доступ.

– Я понимаю, как они действуют… но провернуть все это… без обид, но… Неужели только ради того, чтобы получить шесть миллионов долларов?

– А почему ты думаешь, что они проделали такую штуку только один раз? Откуда нам знать: может быть, получив одно вознаграждение, они через несколько месяцев возвращались за следующим? А если они увеличивали сумму, то к тому времени, когда они решили бы сойти со сцены, шесть миллионов могли запросто превратиться в десять миллионов либо даже семьдесят или восемьдесят. Неплохой годовой заработок на вечных страхах Америки.

– Так ты думаешь, что?..

– Не зацикливайся на них– лучше подумай о том, кто еще мог иметь доступ к той же информации. Я хочу сказать, что мы живем не в вакууме. Чтобы запросить вознаграждение в размере шести миллионов долларов, они наверняка должны были знать о том, что произойдет нечто из ряда вон выходящее. А что, если не они одни знали об этом?

– Ты полагаешь, об этом знал кто-то еще?

– Пока что мы исходили из предположения, что Троица и Бойл – заклятые враги. Но с таким же успехом они могли быть и конкурентами. А что, если именно поэтому Троице было отказано в выплате многомиллионного гонорара – потому что Белый дом уже располагал аналогичной информацией, аналогичными показателями и предупреждениями, – от кого-то еще?

– Я понял тебя. Покуда Троица, или Римлянин, или как там они еще себя величали, снабжали Белый дом горячей информацией, Бойл – или кто-то другой, принимавший участие в том заседании, – пытался доказать, что он большая шишка, и организовывал утечку тех же самых сведений в прессу.

– И при этом сенсационные новости Римлянина превращались в сплетни, опубликованные в прошлогодней газете.

– Что возвращает нас к кроссворду… Если это действительно был список доверенных лиц, если Мэннинг и руководитель аппарата с его помощью пытались вычислить, кто организовал утечку информации в прессу, то, вполне возможно, этого человека искал и Бойл, – предположил Рого. – Единственное, чего я не понимаю, это почему Мэннинг и руководитель его аппарата обменивались шифрованными записками, вместо того чтобы просто подождать несколько часов и обсудить проблему с глазу на глаз?

– С глазу на глаз? В здании, где когда-то были установлены магнитофоны, записывающие все разговоры в Овальном кабинете?

– Это правда? И запись ведется до сих пор?

– Ты сомневаешься? В этом все дело, Рого. В нашем мире все прослушивают друг друга. Поэтому если ты собираешься сказать что-нибудь нелицеприятное в адрес одного из своих ближайших помощников, то лучше не произносить этого вслух.

– Пусть так. Но как это может помочь нам вычислить того, кого имел в виду Мэннинг в своем кроссворде?

– Это ты мне скажи, как. Что там написано в файлах? – поинтересовался Дрейдель. – Упоминаются какие-нибудь другие фамилии?

Рого обвел унылым взглядом тридцать восемь коробок и двадцать одну с половиной тысячу листов бумаги, сотни расписаний и тысячи сводок-резюме, которые им еще предстояло просмотреть.

– Ты действительно полагаешь, что мы успеем прошерстить все это до закрытия библиотеки?

– Не теряй присутствия духа, – посоветовал Дрейдель, перебирая папки в коробке. Лицо его просветлело, а на губах заиграла лукавая улыбка. – По-моему, дымящийся пистолет лежит прямо перед нами.

– Что? Ты что-то нашел?

– Всего только личное дело Бойла, – ответил Дрейдель, вынимая из коробки папку толщиной в дюйм. – А это значит, что сейчас мы с тобой узнаем, что президент на самом деле думал о своем старом друге Роне Бойле.

Глава семидесятая

– Послушайте, я вообще-то занят, – заявил Кенни, закрывая дверь перед носом у Михея и О'Ши. – Может быть, вы сможете зайти в другой?..

О'Ши сунул ногу в проем, не давая двери захлопнуться. Он выудил из кармана значок сотрудника ФБР и поднес к щели, чтобы Кенни мог взглянуть на него.

– Мы полагаем, что сейчас– самый подходящий момент для того, чтобы побеседовать с вами, – требовательно сказал он. Реакция Кении его ничуть не удивила. После членов семьи труднее всего расколоть старых друзей.

В глазах Кенни полыхнуло недовольство, когда он посмотрел на Михея, а потом перевел взгляд на О'Ши.

– Уэс славный мальчик, – упрямо повторил он.

– Никто и не утверждает обратного, – миролюбиво откликнулся О'Ши, когда они с Михеем вошли внутрь. Он быстро обвел взглядом кухню. То, что Уэс уже ушел отсюда, не имело особого значения. Главное заключалось в том, чтобы понять, что именно он увидел, пока находился здесь.

– Вы родились в Ки-Уэсте? – поинтересовался Михей, обменявшись взглядом с напарником.

Михей остался в кухне. О'Ши перешел в гостиную.

– В Ки-Уэсте нельзя родиться, – резко бросил Кении, явно раздражаясь.

– Тогда откуда вы знаете Уэса? – спросил О'Ши, подходя к стене с черно-белыми свадебными фотографиями.

– Может, для начала поведаете мне, чем вызваны эти расспросы? – возмутился Кении.

– Какая красота! – заявил О'Ши, разглядывая снимок коротко стриженной невесты, которая игриво покусывала жениха за ухо. – Это вы фотографировали?

– Я, но…

– Вы работали в Белом доме вместе с Уэсом? – вмешался Михей, не давая Кенни возможности взять себя в руки.

– Типа того, – пробурчал Кении. – Я был…

– Фотографом, – закончил вместо него О'Ши и взял в руки оправленный в рамочку снимок президента Мэннинга, на котором он смотрелся в кувшин для воды в Белом доме. – А-а, я помню это фото. Да вы настоящий волшебник, не правда ли, мистер… Прошу простить, не запомнил вашего имени.

– А я вам и не представлялся.

– В самом деле? Почему бы нам не исправить эту досадную оплошность? – нагло заявил О'Ши, ставя фотографию в серебряной рамочке на столик. – Меня зовут агент О'Ши, а вы…

– Кенни. Кенни Куинн.

– Подождите… Кенни Куинн? – переспросил Михей. – Откуда мне известно это имя?

– Оно не может быть вам известно, – парировал Кении. – Если только вы не являетесь редактором журнала или не работаете в пресс-центре Белого дома.

– Вообще-то я провел некоторое время в округе Колумбия, – мимоходом заметил Михей, выходя из кухни и направляясь впереди Кенни в гостиную.

Шедший за ними О'Ши заметил на столике для коктейлей папку-скоросшиватель на три кольца.

– Это ведь вы получили премию, верно? – поинтересовался Михей, стараясь привлечь внимание Кенни.

– Пулитцеровскую, – сухо подтвердил тот.

– Итак, вы были там в тот день? – задал очередной вопрос Михей.

– На гоночном треке? Нас там было много.

– Но ведь именно вы сделали тот снимок, не так ли? Снимок Трусливого Льва?

– Прошу меня простить, – заявил Кенни, поворачиваясь к О'Ши, – но пока вы не скажете, что ищете, я не стану отвечать…

Ответом ему послужило сдавленное шипение, и на лбу у Кенни появилось маленькое темно-красное отверстие. Фотограф мешком повалился на пол, а Михей, не веря своим глазам, уставился на О'Ши, который держал в одной руке пистолет с глушителем, а в другой – папку-скоросшиватель.

– Ты спятил? – взорвался Михей.

– Они опознали тебя, Михей.

– О чем ты говоришь? Этого не может быть!

– В самом деле? Тогда что, черт возьми, это такое? – заорал О'Ши, стуча стволом пистолета по пустому пластиковому кармашку.

– Да здесь могло быть что угодно…

– Не в этом кармашке, а под ним! – прошипел О'Ши и перевернул чистую страницу, за которой обнаружилась очередная фотография. – Может быть, станешь уверять меня, что это не ты? – язвительно поинтересовался он, показывая на групповой снимок, на котором, если приглядеться повнимательнее, можно было безошибочно узнать Михея, скромно стоящего в сторонке.

– Это… это невозможно… мы выкупили все до единой фотографии… просмотрели все записи…

– Очевидно, Кенни решил приберечь несколько штук для своей частной коллекции! Ты что, ничего не понял, Михей? Уэс все знает! Он ухватился за кончик ниточки, и когда он размотает весь клубок, то ты предстанешь перед ним во всей своей очаровательной наготе!

– Подумаешь, большое дело. Ну, зададут они мне несколько вопросов. Ты же знаешь, что я им ничего не скажу. Но вот это…Ты хоть понимаешь, что своей дурацкой стрельбой вызвал лавину, которая может похоронить под собой всех нас?

– Не волнуйся, – спокойно ответил О'Ши. – Я постараюсь так расположить тела, что полиция наверняка решит, что здесь произошло обычное ограбление.

–  Тела? – непонимающе переспросил Михей. – О чем ты толкуешь? У тебя что, несколько трупов?

О'Ши приподнял пистолет, и ствол его смотрел прямо в грудь напарнику.

Крепко вбитые в подсознание инстинкты дали о себе знать, и Михей метнулся вправо, а потом, подобно дикой кошке, прыгнул на О'Ши. Он слегка согнул пальцы, так что они стали похожи на когти, явно намереваясь выцарапать О'Ши глаза.

Со стороны это выглядело довольно-таки впечатляюще. Михей был очень быстр, отметил краешком сознания О'Ши. Но все-таки недостаточно, чтобы увернуться от пули.

В эту самую секунду полуденное солнце Ки-Уэста коснулось его светлых волос, отчего они вспыхнули золотистым ореолом вокруг его головы.

– Прости, Михей.

Снова раздалось негромкое шипение. Потом сдавленный стон.

И Троица стала Двойкой.

Глава семьдесят первая

– Только не говори, что потеряла его. Не расстраивай меня.

– Я не терялаего, – заявила Лизбет своему редактору, прижимая к уху сотовый телефон. Она разговаривала на ходу и только что вошла в здание редакции через главный вход. – Я просто отпустила его.

– Я разве не предупреждал, чтобы ты не говорила таких слов? Ты что, слушаешь меня и не слышишь? – поинтересовался Винсент. – В чем состоит незыблемое правило номер один?

– Всегда поддерживай разговор.

– Отлично. Вот тебе незыблемое правило номер двадцать шесть с половиной: никогда не выпускай Уэса из своего чертова поля зрения!

– Тебя там не было, Винсент, и ты не видел, как он расстроился. За пятьдесят минут – за все время полета обратно – единственное, что он сказал мне… – Лизбет умолкла.

– Лизбет, ты здесь? – встревожился Винсент. – Я тебя не слышу.

– Здесь я, здесь. Где же мне еще быть? – ответила она, помахав рукой охраннику и направляясь к лифту. – Пятьдесят минут мертвой тишины! Парень не смотрел в мою сторону, отказывался говорить со мной, даже не обругал меня ни разу. И можешь поверить, я предоставила ему для этого все возможности. Он просто смотрел в окно, делая вид, что меня здесь нет. А когда высаживал меня у редакции, то даже не попрощался.

– Ладно, он на тебя обиделся. Ты задела его чувства.

– В самую точку. Но вся штука в том, что я не просто задела его чувства. Он слишком давно занимается своим делом, чтобы его мог по-настоящему задеть какой-то репортер, но вот выражение его лица… Я сделала ему больно.

– Лизбет, избавь меня от этой сентиментальной чепухи – ты всего лишь делала свою работу. Хотя подожди, я ошибся. Если бы ты действительно делала свою работу, то в ту же секунду, как он тебя высадил, развернулась бы и последовала за ним.

– На чем? Он уехал на моей машине.

– Ага. Получается, он угналтвою машину?

Лизбет выдержала паузу.

– Нет.

Теперь пришла очередь Винсента держать паузу, и она была очень долгой.

– О господи, ты сама отдалаему свой автомобиль? – заорал он. – Незыблемое правило номер двадцать семь: не позволяй себе расчувствоваться. Незыблемое правило номер двадцать восемь: не влюбляйся в мечтателя. И правило номер двадцать девять: не позволяй грустным обезображенным парням задевать струны своего сердца и мучиться сознанием вины оттого, что они грустные и обезображенные!

– Ты даже не знаешь его.

– Если кто-то передвигается в инвалидной коляске, это вовсе не значит, что он не наедет тебе на ногу. Ты знаешь, что значит для нас эта история… особенно для тебя, Лизбет.

– И для тебя тоже.

– Но в первую очередь для тебя, – вспылил он.

Лизбет вошла в кабину лифта и нажала кнопку второго этажа.

– Ты знаешь, что такое наша работа: чтобы тебя читали, ты должна презирать людей. Так что, пожалуйста, не расстраивай меня вконец и скажи, что, по крайней мере, записала все на пленку.

Когда двери закрылись и лифт пополз вверх, Лизбет оперлась спиной о стенку кабины и прижалась затылком к пластиковой облицовке. Еще раз мысленно прокручивая события прошедшего дня, она легонько стукнула затылком о стенку. Тук, тук, тук.Снова и снова.

– Эй, послушай, ты ведь записала все на пленку, правда? – снова спросил Винсент.

Открыв сумочку, Лизбет достала миниатюрную кассету, на которой была записана большая часть их разговоров. Конечно, она отдала Уэсу магнитофон, но при этом ей не составило особого труда вынуть из него кассету, пока он разорялся и буйствовал. Естественно, сейчас… нет, не только сейчас: Еще когда Лизбет начинала запись – проклятье, действуя на одних инстинктах! – другая часть ее сознания ошеломленно наблюдала за этими действиями. Инстинкт свойствен каждому репортеру. Но только не тогда, когда он разрушает идеалы.

– Последний раз спрашиваю, Лизбет: у тебя есть запись или нет?

Лифт мелодично звякнул, оповещая о прибытии на второй этаж, и Лизбет опустила взгляд на свою ладонь, потирая крошечную кассету большим пальцем.

– Извини, Винсент, – сказала она, опуская кассету назад в сумочку. – Я попыталась остановить Уэса, но он выбросил ее за борт.

– За борт, говоришь… В самом деле?

– В самом деле.

Когда она вышла из лифта и повернула по коридору налево, на линии воцарилась тишина. И длилась она намного дольше, чем раньше.

– Где ты сейчас? – холодно поинтересовался Винсент.

– Прямо позади тебя, – ответила Лизбет в трубку.

В открытую дверь из коридора, застеленного серым ковролином, ей было видно, как Винсент перестал расхаживать по кабинету и повернулся к ней лицом. По-прежнему прижимая телефон к уху, он облизнул усы цвета соли с перцем.

– Сейчас четыре часа пополудни. Мне нужна твоя завтрашняя колонка. Немедленно.

– Ты ее получишь… учитывая, как получилось с Уэсом, я по-прежнему считаю, что лучше подождать еще день-другой, прежде чем мы опубликуем статью, которая…

– Поступай как знаешь, Лизбет. Ты всегда делаешь так, как считаешь нужным.

Коротким движением руки Винсент с грохотом захлопнул перед ней дверь своего кабинета, отчего по коридору пошло гулять гулкое эхо, отразившись даже в трубке ее сотового. Провожаемая любопытными взглядами коллег, Лизбет потащилась в свою клетушку, находившуюся как раз напротив кабинета редактора. Бессильно опустившись в кресло, она включила компьютер, на экране которого появилась почти пустая колонка из трех столбцов. На углу стола валялась скомканная бумажка с жизненно важной информацией о том, что молодой Александер Джон одержал победу в крайне конкурентном мире высокого школьного искусства. В столь поздний час избежать неизбежного не представлялось возможным.

Расправив ладонью скомканный листок бумаги, Лизбет еще раз перечитала свои заметки и автоматически нажала кнопку включения голосовой почты.

– У вас семь новых сообщений, – послышался из динамика механический женский голос.

Первые пять посланий оставили местные метрдотели, надеявшиеся заполучить бесплатное упоминание в прессе о своих заведениях взамен исключительно важных сведений о том, кто и с кем обедал у них в последнее время. Шестое сообщение касалось все той же премии, выигранной Александером Джоном, это был контрольный звонок, так сказать. А вот последнее…

– Привет… э-э… это сообщение для Лизбет, – начал мягкий женский голос. – Меня зовут…

Женщина сделала паузу, отчего Лизбет, напрягшись, мгновенно выпрямилась в кресле. Самые интересные сведения всегда сообщали люди, пожелавшие остаться неизвестными.

– Меня зовут… Виолетта, – наконец выговорила женщина. «Имя явно вымышленное, – сразу же решила Лизбет. – Еще лучше».

– В общем… сегодня я читала вашу колонку… и когда я увидела его имя, мне стало так… это неправильно, понимаете? Я знаю, что он очень влиятельный человек…

Лизбет мысленно пробежалась по своей статье, вспоминая, кого же в ней упомянула. Первая леди… Мэннинг… неужели женщина говорит о Мэннинге?

– …словом, это неправильно, понимаете? Особенно после того, что он сделал.

А она очень осторожна в выборе слов. Женщина явно знает, как причинить неприятности, но при этом боится перегнуть палку.

– Впрочем, если бы вы смогли перезвонить мне…

Судорожно нацарапав номер, Лизбет схватила свой сотовый и не медля ни секунды принялась нажимать на кнопки. От предчувствия удачи у нее загорелись уши.

Ну, давай же… сними трубку, сними трубку, сними трубку…

– Алло? – послышался женский голос.

– Привет, это Лизбет Додсон из колонки светских новостей. Я бы хотела поговорить с Виолеттой.

Секунду или две на линии стояла мертвая тишина. Лизбет ждала. А что ей оставалось делать? Новым информаторам всегда требовалось несколько лишних секунд, чтобы принять окончательное решение.

– Привет, милочка. Подождите одну секундочку, пожалуйста, – сказала женщина.

Лизбет расслышала в трубке негромкий перезвон и внезапный шум ветра. Очевидно, Виолетта была в магазине, но теперь вышла наружу, чтобы никто не мешал. А это означало, что она хочет и готова говорить.

– Вы… вы ведь не записываете наш разговор, правда? – наконец спросила Виолетта.

Лизбет бросила взгляд на цифровой магнитофон, который всегда стоял наготове у нее на столе. Но не потянулась, чтобы включить его.

– Никаких записей.

– И вы не выдадите меня? Потому что если муж узнает…

– Мы беседуем без протокола, как говорят в полиции. Никто даже не узнает, что я вам звонила. Обещаю.

На линии в очередной раз воцарилась тишина. Лизбет тоже молчала, чтобы не спугнуть женщину.

– Я хочу, чтобы вы знали: я не доносчик, – произнесла Виолетта, и голос ее сорвался.

Проанализировав интонацию и темп речи, Лизбет быстро нацарапала в блокноте: «Лет тридцать с небольшим?».

– Понятно? Я не хочу этого. Он просто… увидев его имя в вашей статье… и такой счастливый… Люди не понимают, что у него есть и другое обличье… а то, что он сделал той ночью…

– Какой ночью? – приступила к расспросам Лизбет. – Какого числа это случилось?

– Не думаю, что он плохой человек, правда, не думаю… но когда он злится… словом… он злится даже без всякого повода. А когда он по-настоящемувыходит из себя… Вы ведь знаете, какими бывают мужчины, верно?

– Конечно, знаю, – согласилась Лизбет. – А теперь почему бы вам не рассказать, что произошло той ночью?

Глава семьдесят вторая

– Я не хочу говорить об этом, – упорствую я.

– Она все время записывала вас? – растерянно спрашивает Рого. Он явно в шоке, и голос у него срывается, что слышно даже по телефону.

– Рого, может быть, мы не будем…

– Может быть, на самом деле все было не так, как тебе показалось. Я имею в виду, она ведь дала тебе свою машину и свой телефон, верно? Может быть, ты неверно интерпретировал ситуацию.

– Я слышал на пленке свой собственный голос! Как еще это можно интерпретировать?! – кричу я во весь голос, сжимая руль обеими руками и еще сильнее нажимая на педаль газа. Проскакивая мимо искривленных стволов банановых деревьев, растущих по обеим сторонам Каунти-роуд и закрывающих дорожное полотно от солнечных лучей, я слышу, что тон Рого изменился. Поначалу он был удивлен. А теперь уязвлен. И вдобавок, смущен и растерян. А ведь обычно он никогда не ошибается в людях.

– Говорил я, она спалит нас не задумываясь – и что, кто в результате оказался прав? – доносится до меня шипение Дрейделя. Он почти шепчет, а это значит, что рядом с ними есть кто-то посторонний.

– Она сказала, почему? – спрашивает Рого. – То есть я понимаю, что Лизбет – репортер, но…

– Может, хватит на сегодня, а? Сколько еще я буду повторять одно и то же? Я не хочу сейчас говорить об этом!

– Где ты находишься? – интересуется Рого.

– Не обижайся, но не скажу. Ну, ты понимаешь, на случай, если нас кто-нибудь слушает.

– Уэс, ты просто мешок дерьма! Где ты находишься? – Рого явно теряет терпение.

– На шоссе US-1.

– Врешь, ты не мог попасть туда так быстро.

– Я невру.

– Ты снова поспешил. Прекращай свои игры, Пиноккио, – мне знакомо твое заикание и замешательство, когда ты врешь напропалую. Просто скажи, где ты находишься.

– Ты должен понять, Рого, он…

– Он? Он?Опять его величество Он, – простонал Рого, разозлившись пуще прежнего. – Ты собираешься встретиться с Мэннингом?

– Он ждет меня. В расписании сказано, что я должен быть у него в четыре пополудни.

– В расписании? Этот человек целых восемь лет лгал тебе о величайшей трагедии, которая произошла в твоей жизни. Разве это не?.. – Он понижает голос, заставляя себя успокоиться. – Разве это не позволяет тебе послать его куда подальше вместе с расписанием?

– Он собирается на встречу с Мэннингом? – снова слышу я голос Дрейделя.

– Рого, ты не понимаешь…

– Я всепрекрасно понимаю. Лизбет обидела тебя… Троица напугала… и, как всегда, ты мчишься в объятия своей дорогой няньки-президента.

– Собственно говоря, я намереваюсь сделать то, что мы должны были сделать сразу же после того, как я увидел живого Бойла: отправиться к первоисточнику и выяснить, что же, будь я проклят, случилось в тот день на самом деле.

Рого молчит, а это значит, что он кипит от возмущения.

– Уэс, позволь мне спросить тебя кое о чем, – говорит он наконец. – В тот вечер, когда столкнулся с Бойлом, почему ты не отправился к Мэннингу и не сказал ему правду? Потому что был в шоке? Потому что тебе показалось, что Бойла каким-то образом пригласил в отель его старый друг? Или потому, что в глубине души, сколько бы ты ни уверял себя в обратном, ты сознаешь, что помимо отца, наставника или даже мужа Лейланд Ф. Мэннинг, в первую очередь, политик? Причем один из величайших в мире, и хотя бы только по этой причине он способен, не моргнув глазом, лгать тебе на протяжении восьми лет, причем ты даже не отдаешь себе в этом отчета?

– Ты упускаешь из виду одну вещь, Рого: а что, если он не лжет? Что, если так же, как и мы, бродит в потемках? Я хочу сказать, что если О'Ши, Михей и этот малый Римлянин, кем бы он ни был, если это они отправили Нико убить Бойда. Может быть, Мэннинг и Бойл – совсем не те плохие парни, как мы себе представляем.

– Ну вот, ты еще скажи, что они – жертвы!

– Почему нет?

– Пожалуйста, он… – Рого спохватывается и умеряет свой пыл. Он знает, что стоит ему повысить голос, и я не стану его слушать. Поэтому уже спокойным тоном он добавляет: – Если Бойл и Мэннинг были настоящими ангелами с крылышками – если им нечего было скрывать и они творили исключительно добрые дела, – почему же тогда Бойла просто не отвезли в госпиталь и не позволили властям провести надлежащее расследование? Подумай сам, Уэс: эти два человека обманули весь мир, и единственная причина, по которой они это сделали, заключается в том, что им есть что скрывать. Я не говорю, что все части головоломки встали на свои места, но хотя бы из-за одной своей лжи Мэннинг и Бойл никак не могут быть беспомощными жертвами.

– Но это и не делает их безоговорочными врагами.

– Да ты ведь и сам в это не веришь.

– Я верюв то, что Рон Бойл жив. Что Троица, воспользовавшись своими связями и влиянием, помогла Нико проникнуть в тот день на гоночный трек. Что О'Ши, Михей и этот Римлянин, в качестве членов Троицы, явно имеют зуб на Бойла. И по этой причине они прилагают все усилия, чтобы найти его. Что же касается того, как сюда вписывается Мэннинг, то об этом я не имею ни малейшего понятия.

– Тогда почему ты мчишься к нему под крылышко, как избитая жена – к мужу-тирану?

– А разве у меня есть выбор, Рого? Или я должен пойти и сдаться ФБР, где работает О'Ши? Или в Службу, на встречу с Римлянином? Или еще лучше: я отправляюсь к местным властям и рассказываю им о том, что видел воскресшего мертвеца, разгуливающего по улице. Я думаю, не пройдет и десяти минут, как явится О'Ши вместе с напарником. Они покажут свои федеральные значки, возьмут меня под арест, а потом пустят мне пулю в затылок под предлогом того, что я пытался сбежать.

– Это такая чушь, что я…

– Это правда, и ты прекрасно понимаешь это, Рого! Эти парни не постеснялись устроить покушение на одного из самых могущественных людей в Белом доме, причем сделали это на стадионе, среди белого дня, в окружении двухсот тысяч болельщиков. И ты думаешь, что они побоятся прирезать меня, как свинью, на какой-нибудь пустынной дороге в Палм-Бич?

– Скажи ему, пусть не упоминает моего имени при Мэннинге, – слышу я голос Дрейделя.

– Дрейдель хочет, чтобы ты не…

– Я слышал, – перебиваю я друга, резко выворачивая руль и делая левый поворот на авеню Виа Лас-Бризас.

Когда я объезжаю аккуратную разделительную стенку, улица сужается и по обеим сторонам ее встают живые изгороди высотой в двадцать футов, скрывая от взглядов прячущиеся за ними особняки мультимиллионеров.

– Рого, я знаю, ты не согласишься со мной, но в последние два дня я не обращался к Мэннингу только потому, что О'Ши и Михей убедили меня не делать этого. Ты понимаешь? Этот человек был рядом со мной в течение восьми лет, и единственная причина, заставившая меня усомниться в нем, заключается в том, что они – двое незнакомцев с федеральными значками– заставили меня поверить им. Никаких обид, но после стольких лет нашей совместной работы Мэннинг заслуживает лучшего к себе отношения.

– Это все прекрасно, Уэс, но давай уточним одну деталь: это не Мэннинг был рядом с тобой все эти восемь лет. Это ты был рядом с ним.

Я качаю головой и подъезжаю к последнему дому с правой стороны. По соображениям безопасности парковаться на подъездной дорожке не разрешается, поэтому я сворачиваю на поросшую травой разделительную полосу и останавливаюсь позади темно-синего арендованного автомобиля, который появился здесь раньше меня. Гости прибыли рано, а это означает, что я формально и непростительно опаздываю. Мне ничего не остается, как выскочить из машины и помчаться через улицу.

Не успеваю я добежать до десятифутового забора из фигурных досок, как из кустов доносится треск скрытого там интеркома.

– Чем я могу вам помочь? – обращается ко мне глубокий голос.

– Привет, Рей, – называю я дежурного агента по имени. – Это Уэс.

– Пожалуйста, не делай этого, – умоляет меня в телефонную трубку Рого.

Еще никогда он не ошибался так сильно. Это именно то, что я должен сделать, и немедленно. Не для Мэннинга. Для себя. Я должен знать, что происходит.

Слышен металлический лязг, и калитка медленно отворяется.

– Уэс, подожди хотя бы, пока мы не просмотрим личное дело Бойла, – буквально молит меня Рого.

– Вы роетесь в его бумагах уже бог знает сколько времени – с меня хватит. Я позвоню, когда все закончится.

– Не будь таким упрямым.

– Пока, Рого, – говорю я и даю отбой. Как легко постороннему наблюдателю давать советы боксеру на ринге, как следует вести бой. Но это моядрака. Просто я не понимал этого раньше.

Шагая по подъездной дорожке, я замечаю, что на доме нет номера. Почтовый ящик, по которому можно идентифицировать его обитателей, тоже отсутствует. Но четверо агентов Секретной службы в штатском, стоящие рядом с гаражом, сами по себе служат веской уликой. Учитывая, что Нико в бегах, дом Мэннинга взят под усиленную охрану. Упрямо выпятив подбородок и глядя на бледно-голубой особняк в колониальном стиле, я говорю себе: «Как хорошо, что мне известно, где живет президент!»