Текст книги "Книга судьбы"

Автор книги: Брэд Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Глава сорок вторая

– Удостоверение личности, пожалуйста, – такой фразой встречает меня коренастый и здоровенный охранник афроамериканец, когда я прохожу через стеклянную дверь и вступаю в отделанный серым мрамором холл нашего здания. Как правило, обычно по утрам я ограничиваюсь лишь приветственным кивком Норме, тучной латиноамериканке, которая работала в утреннюю смену последние три года. Сегодня Нормы нет. Бросив быстрый взгляд на лапищу нового охранника, я замечаю бежевый микрофон-манжету, который он зажал в кулаке. На его плече красуется эмблема с надписью «Служба безопасности Фламинго». Но меня не проведешь, я научился различать агентов Секретной службы в любом обличье.

Теперь, когда Нико на свободе, никто не хочет рисковать.

Выходя из лифта на четвертом этаже, я вижу ту же самую картину. К обычному дежурному в костюме и галстуке, стоящему на страже у флагов в нашей приемной, добавился агент у пуленепробиваемых дверей и еще один, охраняющий вход в личный кабинет президента в конце коридора. Тем не менее увиденное и вполовину не удивляет меня так, как знакомый голос, который слышится несколькими дверями далее в момент, когда я вхожу в свой кабинет.

– Вы уверены, что это нормально? – Этот голос раздается из кабинета нашего руководителя аппарата.

– Абсолютно, – отвечает Клаудия, когда они выходят в коридор. – По правде говоря, если бы ты не позвонил, я бы своими руками удавила тебя. И онтоже, – добавляет она, имея в виду президента.

Она останавливается как раз перед моей дверью.

– Уэс, угадай, кто будет работать в нашей конторе всю следующую неделю, – говорит она, входя и жестом ассистента фокусника указывая на дверь.

– П-привет, дружище!

В мой кабинет, держа под мышкой толстую папку-скоросшиватель, заходит Дрейдель.

Я восторженно хлопаю в ладоши, изображая изумление. «Что ты здесь делаешь?» – спрашиваю я взглядом.

– Фирма попросила меня…

– Они не просили, – вмешивается Клаудия, по обыкновению беря бразды правления в свои руки. – В последнюю минуту у них случилась реструктуризация депозита, а поскольку он уже был здесь, то ему приказалиостаться и уладить дело. Но мы же не можем допустить, чтобы он попрошайничал в каком-нибудь бизнес-центре в отеле, верно? Учитывая, сколько у нас в офисе свободного пространства.

– Это всего лишь на неделю, – говорит Дрейдель, видя мою реакцию.

– Уэс, с тобой все в порядке? – интересуется Клаудия. – Я решила, что со всей этой суетой вокруг Нико ты будешь рад знакомому лицу… – Она обрывает себя на полуслове, осознав, что проболталась. – Нико… Господи, какую же глупость я сморозила! Уэс, ради бога, прости меня… Я даже не подумала о том, что ты и Нико… – Она умолкает и делает шаг назад, беспомощно теребя узел на затылке, словно хочет спрятаться в него. Впрочем, растерянность быстро сменяется жалостью. Как всегда. – Как ты, держишься? Если хочешь отправиться домой…

– Со мной все нормально, – упрямо говорю я.

– Прошло столько лет, и вот… Я никогда не думала о тебе как о… – Она не произносит последнего слова, но все равно слышу его.

–  Калеке со шрамами.

–  Жертве, – уточняет Дрейдель, и Клаудия благодарно кивает.

– Именно так. Как о жертве, – повторяет она, вновь обретя почву под ногами. – Вот что я имела в виду. Только то, что ты… ты не жертва, Уэс. Ни сейчас… И никогда не был ею, – настаивает она, как будто это имеет какое-то значение. Впрочем, подобно всякому профессиональному политику, она не позволяет извинениям затянуться надолго. – А теперь, Дрейдель, позволь мне показать тебе нашу комнату для волонтеров, там есть компьютер и телефон – думаю, тебе там будет удобно. Уэс, просто чтобы ты знал: сегодня утром я разговаривала со Службой, и они сказали, что не ожидают никаких инцидентов, так что, пока не будет других распоряжений, расписание остается почти таким же, как всегда.

– Почти таким же?

– Большую часть дня они советуют ему оставаться дома – ну, ты понимаешь, на всякий случай, – говорит она, надеясь сгладить неприятное впечатление от своих слов. Вся проблема в том, что последний раз Мэннинг вносил изменения в свое расписание несколько лет назад, когда врачи решили, что у него рак прямой кишки. Тогда речь шла о его жизни или смерти. – Так что забудь о совещании с дилерами государственных ценных бумаг, – быстро добавляет она, направляясь к двери. – Хотя ты все равно понадобишься, ведь вечером у него встреча с представителями музея мадам Тюссо.

Прежде чем я успеваю вымолвить хотя бы слово, на столе звонит телефон.

– Если это пресса… – начинает Клаудия.

Я бросаю на нее выразительный взгляд.

– Извини, – говорит она. – Если бы ты знал, сколько звонков я приняла вчера вечером…

– Поверьте мне, я говорил «нет» все утро, – отвечаю я. Она машет рукой на прощание и уходит. Я не поднимаю трубку в ожидании, что Дрейдель последует за ней. Он не трогается с места.

– Клаудия, я присоединюсь к вам буквально через секунду, – говорит он, стоя у моего стола.

Я в бешенстве смотрю на него и яростным шепотом спрашиваю:

– Какого черта ты здесь делаешь?

Он глядит на меня с невыразимым удивлением.

– Ты что, шутишь? Я помогаю тебе.

Телефон звонит снова, и я бросаю взгляд на дисплей, который Дрейделю с его стороны стола не виден. Там появляется надпись «Президентская библиотека».

– Это может быть архивист, – замечает Дрейдель, перегнувшись через стол, чтобы бросить быстрый взгляд на дисплей. – Может быть, у нее уже готовы бумаги Бойла.

Телефон звонит опять.

– Что, тебе уже не нужны его бумаги? – интересуется он. Я закатываю глаза, но возразить нечего – он прав. Схватив трубку, я отвечаю:

– Это Уэс.

Дрейдель подкрадывается к двери и осторожно выглядывает в коридор, чтобы убедиться, что мы одни.

– Привет, Уэс, – раздается в трубке негромкий голос. – Джеральд Ланг… из офиса куратора, помните? Хотел спросить, не найдется ли у вас свободной минутки, чтобы потолковать об экспозиции о помощниках президента.

Лицо Дрейделя озаряется деланной улыбкой. Там кто-то есть.

– Эй, кого я вижу! – с преувеличенной радостью восклицает он, жестом приглашая кого-то в мой кабинет.

– Дрейдель, не сейчас! – яростно шепчу я, прикрыв трубку рукой. Только цирка мне сейчас и не хвата…

– Дрейдель? – спрашивает со своего конца линии Ланг. Он явно услышал мои слова. – А я как раз пытаюсь связаться с ним. Он ведь был помощником Мэннинга в Белом доме, не так ли?

На пороге моего кабинета Бев и Орен повисли на Дрейделе. Бев обняла его так крепко, что ее силиконовая грудь практически раздавила личное письмо Мэннинга, которое она держала. Блудный сын вернулся. Глядя на их радостные лица, я почувствовал в животе сосущую пустоту. Не из ревности. Или зависти. Я не нуждался в том, чтобы они спрашивали меня о Нико или о том, как я себя чувствую. Мне больше не нужна была жалость. Зато я очень хотел знать, почему Дрейдель, не разжимая объятий, то и дело бросает через плечо взгляды в мою сторону. В глазах у него плескалась усталость, а темные круги под ними явственно свидетельствовали о том, что прошлой ночью спал он совсем мало. Что бы ни было тому причиной, оно задержало его допоздна.

– Уэс, вы меня слышите? – спрашивает с другого конца линии Ланг.

– Да, нет… я вас слышу, – отвечаю я, подходя к стулу сбоку от стола. – Дайте мне… не могли бы вы дать мне немного времени на раздумья? Со всей этой суетой вокруг Нико у нас здесь настоящий сумасшедший дом.

Повесив трубку, я перевожу взгляд на своего друга. Друга, который нашел для меня эту работу. И научил меня всему, что я знаю. И навещал меня, когда… когда ко мне приходили только родители и Рого. Так что мне плевать, что там говорит и думает Рого. Если Дрейдель здесь, значит, тому есть веская причина.

Похлопав Орена по спине и поцеловав Бев в щеку, он наконец прощается с ними и возвращается в мой кабинет. Поджав под себя ногу, я усаживаюсь за стол и внимательно изучаю улыбку у него на лице. Можно отбросить сомнения. Он пришел, чтобы помочь.

– Итак, с архивистом ты разделался, так? – спрашивает он. – А как насчет Лизбет? В котором часу мы встречаемся с ней? – Когда я не отвечаю, он добавляет: – Я ведь тоже был там… прошлой ночью, Уэс. И ты сказал, что сегодня утром встречаешься с ней.

– Так оно и есть, но…

– Тогда давай не делать глупостей. – Он подходит к двери и захлопывает ее, чтобы нам никто не помешал. – Вместо того чтобы сломя голову мчаться на встречу в последнюю минуту, давай приедем заранее. – Глядя мне в глаза, он добавляет: – Что? Ведь ты же хочешь, чтобы я пошел с тобой, верно?

– Нет… разумеется, – бормочу я, поудобнее устраиваясь в кресле. – Почему я не должен этого хотеть?

Глава сорок третья

Кингсленд, Джорджия

Тот самый Томас Джефферсон?

– Троица… неужели ты этого не видишь? – спросил Нико, обеими руками сжимая руль на уровне живота. Кивком головы показав Эдмунду на расстеленную между ними на приборной доске карту, он добавил: – Вашингтон, Джефферсон, Ланфан. Первоначальная Троица.

Что такое «первоначальная Троица»?

– Троица, Эдмунд. Она существовала всегда, с незапамятных времен. Троица, рожденная уничтожить, – и сегодня Троица, призванная спасти.

Получается, Троица преследует Троицу – типа замкнутого круга…

– Вот именно! Именно по кругу! – возбужденно воскликнул Нико и, потянувшись к солнцезащитному козырьку над сиденьем, вытащил ручку. – Вот так они и выбрали себе символ!

Держа руль одной рукой, Нико подался вперед и принялся ожесточенно рисовать что-то на уголке карты.

Круг со звездой?

– Пятиконечная звезда, также известная под названием пентаграммы, – пожалуй, самый широко используемый религиозный символ в истории – неотъемлемая часть любой культуры, начиная от майя и египтян и заканчивая китайцами.

Вашингтон и Джефферсон каким-то образом раскопали его?

– Нет, нет, нет… обрати внимание – Вашингтон был франкмасоном… По слухам, Джефферсон тоже был им. И неужели ты думаешь, что они не знали, что делают? Речь шла не о том, что они что-то раскопали. Это было именно то, чему их учили. У звезды пять лучей, верно? В Древней Греции пятерка было мужским числом. Кроме того, она обозначала число стихий: огонь, вода, воздух, земля и душа. Даже церковь прибегала к использованию пентаграммы, только представь себе – пять ран Иисуса Христа, – продолжал Нико, бросив быстрый взгляд на четки, раскачивающиеся на зеркале заднего вида. – Но если перевернуть этот символ, вывернуть его наизнанку, то получится его полная противоположность. Этот знак почитают ведьмы, он используется в оккультной практике и его…

…используют франкмасоны.

– Теперь ты понимаешь, да? Я знал, что ты поймешь меня, Эдмунд! Они вызывали этот символ веками – помещали его на своих зданиях… над своими арочными входами… даже здесь, – сказал Нико, ткнув указательным пальцем в карту, в то место, где на Пенсильвания-авеню располагался наиболее известный ее квартал.

Белый дом?

– Они использовали и испытывали его в течение многих веков по всему миру. Крепости в Испании, замки в Ирландии, даже старые каменные церкви в Чикаго. Но для того чтобы дверь открылась, им нужно было нечто большее, чем правильные символы и заклинания…

…им нужна была власть.

– Не просто власть, а верховная власть. В этом заключался урок пирамид и Храмов Соломона – центров власти и могущества – до наших времен, и не зря франкмасоны до сих пор называют Соломона своим первым великим магистром! Вот почему они собирали под своими знаменами всех лидеров в истории! Чтобы получить доступ к власти! Я знал, что ты увидишь и поймешь это! Хвала Господу! – Нико едва сдерживался, глядя на реакцию Эдмунда. – Я знал, что ты увидишь и поймешь это сам!

Но… но как могло получиться, что никто в Белом доме не замечал двери с пентаграммой на ней?

–  Двери?Двери можно снимать и заменять, Эдмунд. Даже Белый дом горел и реставрировался. Нет, для этой цели масоны поставили свою метку кое на чем более долговечном… – Нико снова обратился к карте. – Следи за ориентирами, – сказал он, обводя кружком каждую точку на карте. – Первый – Дюпон-серкл… Второй – Логан-серкл… Третий – Вашингтон-серкл… Четвертый – Маунт-Вернон-сквэар… И пятый, – он приподнял ручку и ткнул ее в последнюю точку, – Пенсильвания-авеню, 1600. [24]24
  Адрес Белого дома.


[Закрыть]

– Дверью является само здание. И оно стоит прямо перед нами вот уже свыше двухсот лет, – добавил он, соединяя точки. Так, как в свое время показала ему Троица.

О Господи!

– Господь не имеет к этому никакого отношения, Эдмунд. Это монстры, чудовища, – настойчиво убеждал его Нико. – И именно с ними мы и сражаемся. Чтобы пометить эту территорию, Джефферсон даже изобрел для нее собственную эмблему.

И снова Нико начал что-то рисовать на уголке карты. К его изумлению, с каждой новой линией, появляющейся из-под кончика ручки, глаза наполнялись слезами. Это был тот самый символ, забыть который он не сможет никогда.

Нико, с тобой все в порядке?

Нико кивнул, стиснув зубы и отказываясь смотреть вниз, на символ – циркуль и угольник. Помни об уроках. Никаких слез. Только победа. Не отрывая глаз от дороги, он назвал координаты, которые выучил много лет тому назад.

– Начни с Капитолия и веди пальцем вниз по Пенсильвания-авеню, до самого Белого дома, – начал он давать указания, чувствуя, как в висках появилась давящая боль. Борись с ней. Загони монстра обратно. – Теперь сделай то же самое, только уже от Капитолия вниз по Мэриленд-авеню – до самого мемориала Джефферсона, его собственной усыпальницы! Теперь переходи к Юнион-стейшн и проведи от него линию к Луизиана-авеню, а потом, от южной стороны Капитолия, еще одну вниз по Вашингтон-авеню. Эти линии соединятся перед Капитолием…

На этот раз Эдмунд промолчал.

– Циркуль и угольник. Самый священный масонский символ…

…И он указывает прямо на двери Белого дома… неимоверная власть сосредоточена в одном-единственном месте. Для чего им?.. К чему они стремятся? Захватить власть над миром?

– Нет, – холодно ответил Нико. – Они пытаются уничтожить его. – Уже позабыв о ноющей боли в висках, он добавил: – Добро пожаловать, Эдмунд, – добро пожаловать к истине.

Я… я не могу в это поверить.

– Когда-то так говорил и я… и думал тоже.

Но сделать это так, чтобы никто ничего не заметил…

– Они делали это у всех на глазах! Тринадцатого октября тысяча семьсот девяносто второго года масонская ложа Мэриленда номер девять заложила угловой камень Белого дома на церемонии, состоящей чуть ли не из одних масонских ритуалов. Прочти об этом в архивах – это правда! Надпись на медной табличке углового камня гласит, что он был заложен двенадцатого, но любой достойный доверия исторический труд утверждает, что он был заложен тринадцатого!

Тринадцать. Число Зверя.

– В тринадцати кварталах к северу от Белого дома они построили Дом Храма, национальную штаб-квартиру франкмасонов!

Снова тринадцать!

– Теперь ты видишь всю глубину их предательства и коварства. Долгие века они ждали своего часа! Семьсот лет назад мы думали, что император Священной Римской империи – тот самый, кого церковь нарекла врагом номер один. Но масоны умели ждать. Ждать знака. Знамения. Ждать появления настоящей мировой державы. Ждать и готовиться. И тогда наступит конец света!

Получается, что дверь, которую они пытались открыть…

– …ведет в ад.

Ну конечно! Они пытались освободить Тварей… раскачать равновесие! Нико, ты хотя бы понимаешь, что ты затеял? В Писании прямо сказано об этом! Сначала приходят Два Зверя…

– …они приходят с помощью духов! Сначала ученик – грешник…

Это ведь Бойл, правильно? Грешник!

– Потом Лидер – человек во власти…

Мэннинг!

– И через него восстанет Темная Сущность – настоящий Зверь, и создаст он самое могучее из всех царств!

Получается, что Зверь, которого они пытались освободить…

– Это Антихрист, Эдмунд. Им нужен Антихрист! И если бы не Троица, он бы уже пришел! Скажи мне, что понимаешь, о чем мы говорим! Без Троицы переизбрание Мэннинга было неизбежным! И вся верховная власть была бы сосредоточена в его руках! А Бойл явил бы собой живое воплощение грехов человеческих! И вдвоем они стали бы ключами, способными открыть дверь!

Первая Троица сделала все, чтобы он появился на свет, тогда как последняя Троица приложила все силы к тому, чтобы уничтожить его! Альфа и Омега! Предназначение свершилось!

– Да, да… предназначение – их судьба – как сказано в Писании! «Дорогие дети… антихрист придет. Он уже находится в нашем мире!»

Последние слова Нико выкрикнул, и брызги слюны, вылетевшей у него изо рта, забрызгали лобовое стекло изнутри.

Выходит, ты застрелил Бойла вместо Мэннинга, потому что…

– В Колизее его обожателей? В окружении просителей? Мэннинг находился на пике своего влияния!А что, если бы его убийство послужило катализатором пробуждения Зверя? Нет – как и говорила Троица… лучше убрать Бойла, который был… был… был… Неужели ты не понимаешь? – заорал Нико, в исступлении колотя кулаком по рулевому колесу. – Без Бойла остался бы только один Зверь! Один ключ вместо двух! А одним ключом дверь не открыть!

Нико переводил взгляд с Эдмунда на дорогу и обратно. Дыхание его было неровным и прерывистом, тело сотрясала крупная дрожь. Он слишком долго молчал… и вот теперь, высказавшись наконец… с трудом перевел дух.

– Великий грешник – как мой отец – всегда был знаком. Знамением. Разве ты… разве ты не слыхал о грехах Бойла? – выкрикнул Нико, хватая воздух широко открытым ртом.

Внезапно дорога перед грузовиком раздвоилась и поплыла – это внезапно хлынувшие слезы затуманили ему взор. Он подался вперед, судорожно вцепившись в руль, желудок скрутила острая боль.

– Что он сделал с собственной?.. А потом с моим…

Тыльной стороной ладони он смахнул с глаз непрошеные слезы. Они ручьем катились по щекам и падали ему на грудь, как капель с крыши. Не сопротивляйся, – сказал он себе. – Будь благодарен за то, что сумел выговориться… Почитай Книгу… Спасибо, мама… Спасибо тебе…

– Т-ты понимаешь? – взмолился он, обращаясь к Эдмунду, и в голосе его явственно зазвучал акцент Висконсина, от которого он, казалось, навсегда избавился много лет назад. – А люди ничего не знают, Эдмунд. Учитель и ученик. Мастер и подмастерье. Мэннинг и Бойл, – говорил он, грудью ложась на руль. – Как отец и сын. Вот почему я был избран. И вот почему у меня забрали мать. Чтобы испытать меня… чтобы остановить моего отца… и закрыть дверь для дьявола. Чтобы она оставалась закрытой и чтобы никогда не наступила Великая Тьма.

Сидящий рядом с ним на месте пассажира Эдмунд не издал ни звука.

– П-пожалуйста, Эдмунд… пожалуйста, скажи мне, что все понимаешь…

Эдмунд снова промолчал. Как, впрочем, молчал последние пять часов, с того момента, как они выехали с заправочной станции в Южной Каролине.

Ремень безопасности наискось перехватывал его грудь, но Эдмунд все равно слегка завалился вправо, упершись плечом в дверь со стороны пассажира. Правая рука бессильно свесилась, левая покоилась на коленях.

Когда грузовик с открытой платформой с грохотом въехал на эстакаду, вознесшуюся над водами реки Святой Марии, и запрыгал на неровностях бетонной дороги, голова Эдмунда склонилась вправо и он начал биться лбом о стекло окна. Грузовик с дребезжанием подпрыгивал на стыках, и всякий раз голова Эдмунда с негромким стуком ударялась о стекло.

– Я знал, что ты поймешь меня, Эдмунд, – восторженно выдохнул Нико. – Спасибо тебе. Спасибо за то, что поверил…

Бум… бум… бум…С равномерностью часового механизма голова Эдмунда ударялась о стекло. И от этого негромкого ритма невозможно было спрятаться или избавиться. Но Нико не обращал на него внимания. Как не обращал внимания на хлюпающий звук, с которым перепачканные в крови пальцы Эдмунда скользили по виниловой обивке сиденья. Или на засохшую кровь, которая фонтаном хлынула Эдмунду на грудь, когда Нико ключами от машины располосовал ему горло.

– Я знаю, но все равно рад, что ты понял, – пробормотал Нико, справившись с волнением и вытирая слезы. Подпрыгнув на ухабе в последний раз, грузовик съехал с эстакады над рекой Святой Марии и официально оставил позади себя границу штата Джорджия. С правой стороны промелькнул выцветший оранжево-зеленый дорожный знак. «Добро пожаловать во Флориду – штат Солнечного Света».

Глава сорок четвертая

Полтора часа спустя я подрулил к тротуару перед Первым американским банком, на втором этаже которого располагается офис Рого. Когда моя машина останавливается, из дверей здания не спеша выходит Рого и направляется к пассажирскому сиденью. Он все еще зол на меня за то, что я встречаюсь с Лизбет. Но его прежняя злость – ничто по сравнению с тем тихим бешенством, в которое он приходит, увидев на своем месте Дрейделя.

– Как поживает мир штрафных талонов за превышение скорости? – жизнерадостно окликает его Дрейдель, опустив стекло со своей стороны.

– Точно так же, как чикагская политика, – отвечает Рого, метнув на меня многозначительный взгляд. Открыв дверцу, он усаживается на заднее сиденье. – Сплошная коррупция.

Первая их встреча, много лет назад, прошла в аналогичном ключе. Оба адвокаты, оба слишком самоуверенные и упрямые для того, чтобы видеть друг в друге что-то, кроме недостатков.

На протяжении всей поездки Рого угрюмо сопит сзади, а мы мчимся по Саут-Дикси-хайвэй, по обеим сторонам которой выстроились невзрачные частные лавочки. Время от времени он оглядывается назад, чтобы убедиться, что нас никто не преследует. Я для той же цели пользуюсь боковым зеркальцем.

– Сюда… – показывает Дрейдель, как будто я не был здесь не меньше десяти раз. Нажав на тормоза, я резко сворачиваю вправо, на парковочную площадку перед местом нашего назначения – широким, грязно-белым офисным зданием, занимающим большую часть квартала. Перед самым зданием раскинулась маленькая площадь со статуей черепашки, одетой в черный костюм и солнцезащитные очки, комично играющей на клавишных. Предполагается, что это должно выглядеть смешно. Почему-то никто из нас не смеется.

– Паркуйся внизу, – говорит Рого, указывая на двухэтажный бетонный гараж, примыкающий к зданию. – Чем меньше людей увидит нас, тем лучше. – Он вызывающе смотрит на меня в зеркало заднего вида. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он имеет в виду. То, что я приехал сюда, достаточно плохо уже само по себе. А то, что я взял с собой Дрейделя, еще хуже.

Последний делает вид, что не замечает раздраженного состояния, в котором пребывает Рого. Глядя в окно, он, похоже, поглощен созерцанием большой коричневого цвета вывески, которая частично закрывает псевдобетонные колонны здания, – «Палм-Бич Пост».

– Ты уверен, что это разумно? – спрашивает Дрейдель, когда солнце скрывается из глаз, а мы поднимаемся по кольцевой дороге на второй этаж уже темного гаража.

– У тебя есть на примете местечко получше? – вопросом на вопрос отвечаю я.

В этом все и дело. Куда бы мы ни направились и где бы ни спрятались, подслушать нас – плевое дело. Но здесь, в самом сердце… мне все равно, насколько они могущественны – Мэннинг, ФБР, даже Служба… никто из них не может позволить себе открытой конфронтации с прессой.

– Какой план действий на случай, если она пошлет нас куда подальше? – интересуется Рого в тот момент, когда мы входим в главные двери здания и попадаем в холл, пол в котором выложен плитами оранжево-розового и черного мрамора. Это последняя жалкая попытка заставить нас повернуть назад. Дрейдель кивает головой в знак согласия, но не замедляет шаг. Подобно мне, у него в этом деле имеется личный интерес. И судя по тому, что я видел в его комнате в отеле, он не расположен давать Лизбет еще один повод напечатать его фамилию крупными буквами.

– Сотовые телефоны и пейджеры, – возвещает загорелый охранник с серебряными волосами, когда мы подходим к металлоискателю и рентгеновской установке. Я ставлю на ленту сумку и кладу рядом телефон. Но стоит мне пройти под рамкой рентгеновской установки, как высокий мраморный каньон оглашает пронзительный визг зуммера.

Чувствуя себя ужасно глупо, я принимаюсь шарить по карманам в поисках ручки или…

– Ваш значок, – говорит охранник, указывая на лацкан моего пиджака.

Вымученно закатив глаза, я возвращаюсь назад, рывком снимаю пиджак и кладу его на ленту конвейера.

– Выбросил бы этот значок, да и дело с концом, – советует мне Дрейдель. – От одного вида этих голов меня в дрожь бросает, а они еще и болтаются, как…

– Эй, парни, – вмешивается в разговор охранник. Склонив голову к плечу, он изучает картинку на экране монитора рентгеновской установки. Он стучит пальцем по изображению и делает выразительную гримасу. – По-моему, вам стоит взглянуть на то, что я нашел…