Текст книги "Книга судьбы"

Автор книги: Брэд Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Глава восемьдесят шестая

– На мой взгляд, это самые обычные каракули, – возражаю я, изучая значки, оставленные Мэннингом на полях кроссворда.

– Да вы меня слушаете или нет? – снова кричит в телефонную трубку Лизбет. – Именно на это он и рассчитывал, нарисовав черт знает что и добавив лишние буквы, чтобы скрыть расположенные по центру инициалы. Но на моем новом кроссворде эти, как вы говорите, «обычные каракули» расположены точно в таком же порядке. Это не случайно, Уэс! Четыре точки… маленький овал… Мэннинг использовал их в качестве условных обозначений для зашифрованных сообщений.

– Да зачем ему это могло понадо…

– Вы сами говорили: любому политику нужны союзники. И любому президенту нужно знать, кому он может доверять. Может быть, это своего рода ранжир, по которому Мэннинг расположил своих сотрудников. Ну, вы понимаете, вроде табеля успеваемости в школе.

Я вынужден согласиться с логикой ее рассуждений и киваю в знак согласия. Потом перевожу взгляд на листок с кроссвордом и мысленно расшифровываю инициалы.

– Не обижайтесь, – продолжает Лизбет, – но ваш друг Дрейдель – просто кусок дерьма. Настоящее дерьмо, Уэс, которое способно избить проститутку и ударить ее головой об зеркало.

Пока она пересказывает историю Виолетты, перед глазами у меня встает образ женщины в купальном халате, выглядывающей из комнаты Дрейделя в отеле. Однако чтобы докатиться до рукоприкладства…

– Вы уверены, что этой вашей Виолетте можно верить? – спрашиваю я.

– Взгляните на список, – отвечает Лизбет. – Он ведь написан рукой Мэннинга, верно? – Когда я не отвечаю, она добавляет: – Уэс, перестаньте! Это почерк Мэннинга или нет?

– Да, это его рука, – говорю я, чувствуя, как у меня опять учащается дыхание.

– То-то и оно. Поэтому если он сам заполнял этот «табель успеваемости», то, по-вашему, четыре точки напротив его инициалов – оценка, которую он себе поставил, – это «пятерка» или жалкая «двойка»?

– Наверное, «пятерка», – высказываю я предположение, глядя на значок

– Однозначно «пятерка». И он выступает в роли шифровальщика. Я готова держать пари, что эти четыре точки – самая настоящая, доподлинная «пятерка». Может быть, даже с плюсом. А теперь посмотрите, кто тот счастливчик, который удостоился такой же оценки.

Я смотрю на список. И впервые замечаю, что и Мэннинг, и Дрейдель отмечены одним и тем же условным обозначением – четырьмя точками в квадрате.

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел Дрейдель погулять. И попался, – декламирует в телефонную трубку Лизбет.

– Послушайте, Лизбет, это еще ничего не доказывает. Ну и что, если президент доверял Дрейделю больше остальных?

– Ничего. Если только он не доверил ему сделать нечто такое, чего не мог поручить другим.

– Подождите, теперь вы записали Дрейделя в костоломы?

– Уэс, это вы работали с ними, а не я. Только не говорите, что у президента никогда не возникало личных проблем, с которыми надо было разобраться по-тихому.

– Разумеется, но улаживанием подобных вопросов всегда занимался… – Я умолкаю на полуслове.

– Кто? Бойл?

– Да. Во всяком случае, должен был заниматься. А что, если в этом все дело? Что, если такими вопросами поначалузанимался Бойл…

– …а потом стал заниматься кто-то другой?

– И вдруг их стали поручать Дрейделю, – соглашаюсь я, кивая головой. – Никто бы и не узнал, что президент пошел на небольшую рокировку, если только…

– …если только его сотрудники не обнаружили свой рейтинг в этом списке, – заканчивает вместо меня Лизбет. Она торопится развить свою мысль, – Поэтому когда Бойл увидел эту «табель о рангах», увидел, что Мэннинг и Дрейдель удостоились одной и той же оценки…

– …то понял, какое место в действительности занимает в президентской иерархии у тотемного столба.

Еще час назад я со спокойной душой счел бы, что Лизбет просто спятила: чтобы президент и Дрейдель злоумышляли вдвоем… Но теперь… Я мысленно прокручиваю в памяти последние десять минут. Вспоминаю, что сказала первая леди… в чем Бойл обвинил президента… и что уже подтвердила Лизбет… Если хотя бы половина из этого правда… Я вдыхаю полной грудью сырой и теплый воздух и стискиваю зубы, чтобы успокоить сердцебиение. Но оно не желает успокаиваться. Грудь у меня вздымается и опадает с регулярностью часового механизма. По лицу и шее ручьями течет пот.

Вдалеке, в начале квартала, на углу Каунти-роуд, белая машина с включенным указателем поворота медленно ползет в мою сторону.

– Сматывайтесь оттуда как можно быстрее, – настойчиво советует мне Лизбет.

– Уже уезжаю.

Распахнув дверцу, я прыгаю на сиденье водителя и начинаю судорожно шарить по карманам в поисках ключей. Я пришел сюда, чтобы сделать признание… и чтобы получить помощь от самого лучшего и самого могущественного человека в моей жизни. Но теперь, когда президент стал членом Четверки, а Дрейдель, оказывается, с потрохами продал нас Льву… Я пытаюсь вставить ключ, но руки дрожат так сильно, что он только царапает замок зажигания. Я предпринимаю новую попытку. Проклятье, ну почему он не вставляется?Разозлившись, я слепо тыкаю ключом, он соскальзывает и протыкает мне подушечку пальца. Меня пронзает острая боль, как будто под ноготь загнали раскаленную иглу. Но когда глаза мои наполняются слезами, я понимаю, что боль тут ни при чем. Во всяком случае, эта боль.

К горлу подкатывает комок, меня душат сдерживаемые рыдания. Я снова стискиваю зубы, но все бесполезно. Нет, не плачь, не смей… – шепчу я себе, обхватив руль обеими руками и уткнувшись в него лбом. Передо мной снова проходят долгие годы, проведенные бок о бок с президентом. За это время я узнал не только размер его обуви и то, каким подушкам он отдает предпочтение. Я знаю, что он думает: кто раздражает его, кому он доверяет и кого ненавидит. Я знаю даже то, кто, по мнению Мэннинга, до сих пор использует его. Мне известно, к чему он стремится, чего боится, о чем мечтает и на что надеется… И на что надеялся я… Комок в горле исчезает, и тело мое сотрясают сдавленные рыдания. После восьми лет… после стольких дней, проведенных вместе… О боже, как я мог так ошибаться в этом человеке!

– Уэс, вы меня слышите? – раздается в телефонной трубке голос Лизбет.

Все еще тяжело дыша и отчаянно стараясь успокоиться, я проглатываю слезы, выпрямляюсь на сиденье и наконец попадаю ключом в замок зажигания.

– Одну секунду, – шепчу я в трубку. Вдавив педаль газа, я чувствую, как колеса вгрызаются в дерн разделительной полосы, обретают опору и наконец резким рывком посылают автомобиль вперед. Смахнув слезы с глаз, я вдруг замечаю меню из китайского ресторанчика, подсунутое под один из стеклоочистителей. Я включаю «дворники», а когда они услужливо пододвигают ко мне по стеклу лист бумаги, высовываюсь наружу и хватаю его. Небрежно швырнув меню на сиденье пассажира, я вдруг краем глаза замечаю знакомый почерк на обороте, как раз под отрывными купонами. Нога моя автоматически жмет на тормоза, под протестующий визг покрышек автомобиль идет юзом и останавливается в двадцати футах от знака «Стоянка запрещена» в конце квартала.

– С вами все в порядке? – спрашивает Лизбет.

– Подождите минутку, не кладите трубку…

Я беру лист бумаги. Ошибки быть не может, почерк мне знаком. Аккуратные, тщательно выписанные мелкие печатные буквы.

Уэс, обернись и посмотри назад. Убедись, что ты один. (Прошу прощения за мелодраму.)

Резко развернувшись на сиденье, я смотрю в заднее стекло, глотая последние слезы. Ворота в особняк Мэннинга заперты. Тротуары пусты. А на разделительной полосе, поросшей травой, которая делит узкую улицу на две части, стоит только небесно-голубая арендованная машина сотрудников музея мадам Тюссо.

– Вы что-то нашли? – спрашивает Лизбет.

Руки у меня так сильно дрожат, что я с трудом разбираю последнюю фразу в записке.

Ты должен знать, что он еще натворил. Сегодня в 19:00 на…

Когда я вижу, где назначена встреча, то не верю своим глазам… Как всегда, вместо подписи красуется одна-единственная буква. «R» с вытянутым вниз хвостиком. Рон.

На языке у меня появляется сладко-горький привкус. Я подношу руку ко рту и вижу, что подушечки пальцев испачканы чем-то темно-красным. Кровь. Оказывается, я так сильно прижал зубами нижнюю губу, что прокусил ее.

– Что вы нашли, Уэс? Что там такое? – нетерпеливо спрашивает Лизбет, и в голосе ее слышатся нотки отчаяния.

Я уже открываю рот, чтобы рассказать все, но спохватываюсь, вспомнив о том, что она сделала.

– Уэс, что случилось?

– Со мной все в порядке, – отвечаю я, перечитывая записку. – Просто немного нервничаю.

На другом конце линии воцаряется молчание. Ей не привыкать иметь дело с первоклассными лгунами. А я не вхожу даже в первую десятку.

– Хорошо. Вы о чем-то не хотите говорить? – спрашивает она.

– Ни о чем. Я всего лишь…

– Уэс, если речь идет о пленке, то еще раз повторяю, что мне очень жаль. Если бы я могла все переиграть…

– Я бы предпочел больше не говорить об этом.

– Я всего лишь пытаюсь принести свои извинения. Честное слово, я не хотела сделать вам больно.

– Вы не сделали мне больно, Лизбет. Вы просто обошлись со мной, как с каким-нибудь информатором, который может дать материал для статьи. Вот и все.

Она снова умолкает. Похоже, она переживает сильнее, чем я думал.

– Уэс, вы правы, это и в самом делематериал. Причем убойный материал. Но я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: это вовсе не означает, что для меня это только лишьматериал для статьи.

– Ага, вот как? – замечаю я. – Вы произносите прочувствованную речь, гремят фанфары, звенят колокольчики, и я должен верить вам снова?

– Разумеется, нет. На вашем месте я бы не верила никому. Но это не означает, что вам не нужна помощь. Или друзья. Кстати, если бы я хотела спалить вас, то, заполучив новый кроссворд… после того как узнала историю Виолетты и Дрейделя… я могла бы позвонить своему редактору, а не вам.

Я обдумываю ее слова. Как раздумывал о нашем совместном полете на геликоптере.

– Помните уговор, который мы заключили, когда вы пообещали отдать мне эту историю? – спрашивает она. – Так вот, забудьте о нем. Я выхожу из игры. Я больше ничего не хочу знать и даже слышать об этом.

– Вы серьезно?

– Уэс, вот уже целых десять минут мой блокнот спокойно лежит в сумочке.

Я верю Лизбет. Думаю, она говорит правду. И я убежден, что она поступает правильно. Но после всего, что случилось сегодня… после Мэннинга… после Дрейделя… после практически всех… Единственный человек, которому я могу полностью доверять, это я сам.

– Как прошел ваш визит к Мэннингам? – интересуется она. – Они сказали что-нибудь, в чем я могу вам помочь?

Я опускаю глаза на послание, собственноручно написанное Бойлом, и его знаменитое «R» с хвостиком.

– Нет, ничего необычного, – отвечаю я, перечитывая записку.

Ты должен знать, что он еще натворил. Сегодня в 19:00.

Глава восемьдесят седьмая

– Как прошел ваш визит к Мэннингам? – спросила в телефонную трубку Лизбет, уходя под дождем от дома, в котором встречалась с Виолеттой. – Они сказали что-нибудь, в чем я могу вам помочь?

Уэс медлил с ответом не дольше секунды. Но для Лизбет этого было более чем достаточно. Если бы он хотел солгать, то наверняка придумал бы какую-нибудь историю заранее. А такая вот пауза… что бы он ни нес в себе, оно грызет его изнутри. И, к своему собственному удивлению, она вдруг поняла, что чем больше узнает о том, что ему довелось пережить – и что сейчас выпало на его долю, – тем сильнее страдает из-за него. Незыблемое правило номер десять, напомнила она себе: беспокойся о том, какой получается рассказ, а не о людях, о которых в нем идет речь.

– Нет, ничего необычного, – наконец ответил Уэс. Он быстренько попрощался, чтобы избежать возникшей неловкости. Но это не помогло.

Лизбет не могла его винить. Взяв в поездку магнитофон, она обманула его доверие. Но, усаживаясь за руль автомобиля и набирая новый номер, она решила, что не будет сидеть сложа руки и не позволит пренебрегать собой.

– «Палм-Бич пост», – откликнулся женский голос. – Ева слушает.

– Ева, это Лизбет. Ты уже…

– Не волнуйся, колонка готова.

– Забудь о колонке.

– Я даже вставила туда эту дурацкую школьную награду.

–  Ева!

На другом конце провода воцарилось молчание.

– Пожалуйста, только не говори, чтсгразбила мою машину.

– Ты можешь меня выслушать или нет? – взмолилась Лизбет, глядя на кроссворд, который дала ей Виолетта и который она разложила на руле. – Помнишь того забавного старичка из отдела комиксов, с такими страшными очками и остреньким подбородком полумесяцем?..

– Кассала? Который придумывал для нас кроссворды?

– Да, точно… Подожди, что ты имеешь в виду? Придумывал?Почему в прошедшем времени? Только не говори, что он умер.

– Лизбет, эта газета настолько дешевая, что они уменьшают размер шрифта в наших заголовках, чтобы сэкономить на чернилах. Неужели ты думаешь, что они будут платить лишнему сотруднику зарплату, премию и медицинскую страховку, когда за жалкие тридцать баксов могут получать синдицированный ежедневный кроссворд? [33]33
  Кроссворд, распространяемый газетным синдикатом в периодических изданиях, входящих в него.


[Закрыть]– ядовито заметила Ева. – Его уволили два года назад. Но тебе повезло, потому что в данную минуту я смотрю на алфавитный список сотрудников, работавших у нас три годаназад.

– Ты что, с тех пор не наводила порядок в своем письменном столе?

– Так тебе нужен номер его телефона или нет?

Набрав десять цифр на клавиатуре, Лизбет смотрела, как капли дождя стекают по ветровому стеклу. Она нетерпеливо притопывала ногой, ожидая, пока кто-нибудь ответит на звонок.

– Только будь дома, будь дома, будь дома…

– Слушаю, – раздался в трубке надтреснутый старческий голос с явным акцентом уроженца Среднего Запада.

– Привет, я ищу мистера Кассала, – объяснила Лизбет.

– Можете называть меня Мартин. А вы?..

– Лизбет Додсон, мы работали с вами в газете «Палм-Бич пост». И я обещаю вам, сэр, что сейчас вы услышите самый странный вопрос, который…

– Умерьте свой пыл, милочка. У меня оладьи на сковородке, и мне очень не хотелось бы, чтобы они пригорели.

– Словом, у одного моего хорошего друга возникла проблема… – Лизбет глубоко вздохнула, потянулась было за ручкой, но потом спохватилась. – Вы умеете разгадывать кроссворды?

Глава восемьдесят восьмая

Сквозь открытый люк в крыше автомобиля в салон залетали мелкие капли дождя. Нико, подрезав шедший впереди «лексус», свернул на пандус, ведущий на бульвар Окечоби.

– Эдмунд, какой у него адрес? – поправляя одеяло на груди у друга, поинтересовался Нико, когда они подъехали к светофору и остановились на красный свет у съезда с автомагистрали.

Дом номер 8385 на бульваре Окечоби.

Кивнув в знак согласия, Нико пригнулся к рулю и вытянул шею, стараясь получше разглядеть улицу, тянувшуюся перпендикулярно шоссе, с которого они только что свернули. Справа от него немногочисленные автомобили с шумом проскакивали по набережной мимо заправочных станций и мастерской по ремонту газонокосилок. С левой стороны перед Центром сценического искусства распростерлась голубая гладь Клиар-лейк, а зеленый дорожный знак на шоссе указывал на красивые высотные дома вдалеке. На фотографии, которую украл Нико, Уэс выглядел сломленным, раздавленным, зараженным прикосновением Бойла. В нем не было ничего привлекательного.

Резко вывернув руль вправо, Нико вновь подрезал тот же самый «лексус». Позади раздались возмущенные гудки клаксона, не смолкавшие добрых полминуты. Но Нико ничего не слышал. Прибавив газу, он влился в поток автомашин.

– Тебе не видно, какой это номер? – спросил Нико, указывая на табличку на ближайшем автомагазине. Капелька дождя влетела в открытый люк в крыше и поцеловала Эдмунда в щеку.

2701.

– А вон тот? – продолжал Нико, имея в виду ссудную кассу в полуквартале впереди.

Так, сейчас посмотрим… 2727.

Нико просиял. В глазах у него отразились четки, и он снова вдавил педаль газа.

Прекрасная работа, Нико. Господь явно на твоей стороне.

Думая о том же самом, Нико потянулся к деревянным четкам, свисавшим с зеркальца заднего вида «понтиака».

– Не возражаешь, Эдмунд?

Ты окажешь мне честь, сын мой. Ты честно заслужил их.

Сын мой.При этих словах Нико резко выпрямился. Естественно, Эдмунд знал, что они означают… и стоило Нико услышать их, как он вновь ощутил на губах вкус черных лакричных палочек и ореховый аромат старых, скрученных вручную сигар отца. Это было так давно… еще до того, как заболела мать. Когда они еще ходили в церковь. Когда все еще было хорошо. Не в силах сдержать радостную улыбку, Нико все кивал и кивал, надевая на шею ожерелье из четок, а потом бросил взгляд на сиденье пассажира.

Что? Что случилось, Нико?

– Ничего… Просто я… – Нико снова кивнул и глубоко вдохнул запах черных лакричных палочек. – Просто я счастлив, – признался он. – А всего через несколько минут мама – как и отец – наконец будет отомщена.

Глава восемьдесят девятая

Пять минут назад я начал рассказывать Рого о Четверке, о записке Бойла и о том, что Лизбет сообщила мне о Дрейделе. При нормальных обстоятельствах Рого уже кипел бы праведным гневом, требовал вызвать Дрейделя на кулачный бой и многозначительно восклицал: «Я же тебе говорил!». Но, как и всякий хороший актер, он прекрасно чувствует настроение аудитории.

– Что он говорит? – доносится до меня голос Дрейделя.

– Скажи, что Мэннинги дали мне завтра выходной, – говорю я в телефонную трубку, и вновь обретенный гнев едва помогает мне справиться с тлеющим беспокойством.

– Мэннинги дали ему завтра выходной, чтобы он успокоился и отошел от всей этой суеты вокруг побега Нико, – с искусством старого профессионала сообщает Рого. Обращаясь уже ко мне, он интересуется: – У тебя есть какие-нибудь идеи относительно того, почему он так поступил?

– Кто? Мэннинг? Понятия не имею. Первая леди полагает, что его обманули. Мне известно лишь, что когда Троица пыталась завербовать Бойла, они шантажировали его внебрачным ребенком. Но раскопать компромат на действующего президента Соединенных Штатов…

– Да, похоже, речь идет о чем-то поистине грандиозном, – соглашается мой друг. – Уэс, ты должен быть осторожен.

– Осторожен? Чего он опасается? – вмешивается Дрейдель. Он явно недоволен тем, что не принимает участия в разговоре. – Что он говорит?

– Рого, – предостерегаю я, – не рассказывай ему…

– Приятель, расслабься, ок? Мы обсуждаем О'Ши и Михея, – говорит Рого, не теряя самообладания. Дрейдель не отвечает, и я вдруг думаю, не слишком ли жесток к нему. Даже если то, что сказала Лизбет, правда – о Мэннинге и Дрейделе, стоящих на одной ступеньке в «табеле о рангах»…

– Спроси у Уэса, не хочет ли он встретиться, – предлагает Дрейдель. – Чтобы мы могли сверить записи и обсудить то, что удалось узнать.

– Вообще-то прекрасная мысль, – соглашается Рого.

Дрейделю его тон наверняка кажется вдохновенным и даже оптимистичным. Но я улавливаю и подтекст в его восклицании: он скорее отрежет себе правую руку, чем позволит этой встрече состояться.

Пока Рого продолжает отбиваться от Дрейделя, я резко сворачиваю направо, выныриваю из интенсивного потока движения, заполонившего в этот час бульвар Окечоби, и оказываюсь на огромной парковочной площадке перед супермаркетом «Пабликс». Обычно я придерживаюсь другого маршрута, но сейчас, глядя в зеркальце заднего вида на пустые просторы автостоянки, с удовлетворением убеждаюсь, что за мной пока никто не следит.

– Так когда же мы встретимся? – вопрошает Рого, все еще стараясь ублажить Дрейделя.

– Я полагаю, ты шутишь? – роняю я, делая разворот на парковочной площадке и устремляясь по узкой улочке с двусторонним движением к знакомому зданию в конце квартала.

– Угу… конечно.

– Отлично, тогда отделайся от него, – говорю я. – И, пожалуйста, не подпускай его ко мне и Бойлу.

– Проклятье, Рого, ты пропустил поворот! – орет Дрейдель. – Чтобы выехать на шоссе, надо было свернуть вон туда!

Мы с Рого понимаем друг друга без слов. К тому моменту, когда они доберутся до приемной доктора Энга, а потом вернутся в Палм-Бич, одной головной болью – в лице Дрейделя – у меня будет меньше.

– Отлично, договорились, Уэс, встречаемся в восемь вечера в отеле Дрейделя, – говорит Рого. – Да-да… конечно, – добавляет он, хотя я молчу. В трубке мне слышно, как он делает глубокий вдох. Голос его звучит нарочито медленно. – Прошу тебя, будь осторожен, ладно? – просит он. Мне знаком этот тон. Последний раз я слышал его, когда он стоял около моей больничной койки. – Я серьезно, Уэс. Береги себя.

– Хорошо, – отвечаю я, когда резкий правый поворот выводит автомобиль на мощеную булыжником подъездную дорожку в форме подковы перед моим домом. Миновав главный вход, я объезжаю здание и заруливаю на открытую парковочную площадку позади него. – Но буду с тобой честен, Рого: я решил, что ты будешь счастлив от того, что я наконец-таки решил постоять за себя.

– Ну да, еще бы… но в следующий раз советую потренироваться в бассейне, прежде чем переплывать Ла-Манш в одиночку.

– Я отдал ему свою жизнь, Рого. Теперь я должен получить ее обратно.

– Ты мнеэто говоришь? Уэс, я сражаюсь со всеми. Мне нравитсядраться со всеми подряд – я дерусь даже с сопливым продавцом в лавке, который норовит всучить мне пластиковый пакет вместо бумажного. Но позволь сказать тебе кое-что. Так, как делаешь это ты, с людьми не дерутся. Сначала ты находишь доказательства и улики, потом прячешь их в сейфе, потом бежишь к прессе… к властям… словом, к тем, кто может защитить тебя и не позволить, чтобы тебе вколотили твои же зубы в задницу. И поверь мне, когда они найдут тебя, ты получишь по полной программе.

– Вы все еще говорите о Михее и О'Ши? – доносится до меня голос Дрейделя.

– О ком еще мы можем говорить? – огрызается Рого.

– Рого, – перебиваю его я, – я знаю, что они нанесут удар. Больше они не лопухнутся.

– Отлично, это я и хотел услышать. Итак, если ты не можешь поехать домой, то где ты намерен скрываться в течение ближайших нескольких дней? В дешевом вонючем отеле, в котором останавливалась моя мать, или, может, в каком-нибудь более открытом месте, например фойе Центра сценического искусства? Или еще где-нибудь?

Я молчу, сдавая машину на отведенное место на парковочной площадке.

– Что ты имеешь в виду?

– Посмотри на часы, Уэс… тебе предстоит убить где-то еще два часа… поэтому, если предположить, что домой ты не вернешься…

Я снова молчу.

Клянусь, я буквально слышу, как Рого качает головой.

– А ведь сейчас ты дома, верно?

– Не совсем, – отвечаю я, и в этот момент мой автомобиль переваливает через «лежащего полицейского».

– Что значит не совсем? Что ты имеешь в виду?

– Э-э… это значит, что я… это значит, что пока что я нахожусь на парковочной площадке.

– О господи! Уэс, за каким чертом ты туда… Уезжай оттуда немедленно!

– Ты думаешь, охрана у входа не заметит…

– Это не охрана. Это всего лишь швейцар с нашитым на рубашку значком!

– Я говорю о камерах наружного наблюдения, Рого. Ведь они боятся именно этого – что их засекут! Без обид, но если бы ты удержался и только что не разболтал обо всем Дрейделю, я, скорее всего, был бы в полной безопасности.

– Просто уезжай оттуда. Сейчас же!

– Думаешь? – бормочу я, выезжая на открытое место, чтобы развернуться без помех.

– Жми на газ и уноси свою задницу, пока не стало…

Когда я переключаю рычаг скоростей на задний ход, кто-то стучит в стекло со стороны водителя. Повернув голову налево, я утыкаюсь взглядом в ствол пистолета.

Это О'Ши. Он целится мне в голову и подносит указательный палец к губам, призывая к молчанию.

– Скажи им, что с тобой все в порядке, – говорит О'Ши приглушенным голосом, доносящимся до меня сквозь стекло.

Я смотрю на пистолет и не могу отвести от него взгляда.

– П-послушай, Рого, со мной все в порядке, – шепчу в телефонную трубку.

Рого что-то отвечает, но я его не слышу.

– Скажи им, что перезвонишь, когда укроешься в безопасном месте, – добавляет О'Ши.

Я раздумываю и тут же вижу, как сгибается палец О'Ши, лежащий на спусковом крючке.

– Рого, я перезвоню тебе, когда окажусь в безопасном месте.

Не успеваю я закрыть телефон, как О'Ши рывком распахивает дверцу.

– Как я рад видеть тебя снова! – говорит он. – Ну что, удачно слетал в Ки-Уэст?