Текст книги "Книга судьбы"

Автор книги: Брэд Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Глава двадцать восьмая

– Нам сюда, – говорю я, беру под локоток пожилую женщину с копной светлых волос и эскортирую ее с супругом к президенту Мэннингу и первой леди, которые в неестественных позах замерли перед цветочным букетом размером с небольшой автомобиль. Запертый, как в ловушке, в небольшом вестибюле Центра сценического искусства Крависа, президент с застывшей улыбкой смотрит в мою сторону. Так, все понятно. Он понятия не имеет, кто эти люди. Я подаю ему гостей на подносе.

– Господин президент, вы, конечно, помните Талботов…

– Джордж… Леонора… – вклинивается в разговор первая леди, пожимая руки гостям и делая вид, что обменивается с ними поцелуями.

Впрочем, до физического контакта дело не доходит. Авторы тридцати четырех книг, пяти несанкционированных автобиографий и двух телефильмов сломали немало копий, утверждая, что главным политиком в семье является именно она. И за доказательствами далеко ходить не надо – вот они, прямо перед моими глазами.

– Как дела у Лорен? – спрашивает она, мгновенно вспомнив имя их дочери. Да, можно сказать, что я поражен до глубины души. Талботов нельзя назвать давними и проверенными донорами. Они принадлежат к когорте НЛД, новых лучших друзей, как мы называем богатенькую публику, которая окружает Мэннингов после того, как они оставили Белый дом. Старым друзьям нравилась власть, новые предпочитают славу. Или ее отсвет, по крайней мере.

– Должна признаться, вы выглядите просто потрясающе, – захлебываясь, провозглашает миссис Талбот, не сводя глаз с первой леди. Мэннинг никогда не завидовал известности и вниманию, которыми пользовалась его супруга. Первая леди всегда была неотъемлемой частью их политического тандема. Склад ума и успешная карьера ученого помогали ей прекрасно ориентироваться в результатах всевозможных опросов и подсчетах голосов избирателей, что позволило злым языкам утверждать, что расставание с Белым домом она пережила намного тяжелее супруга. Но поскольку я был с президентом в тот день, когда он прилетел домой во Флориду, именно я заказывал для него последний рейс «борта номер один», президентского самолета, и оставался на линии достаточно долго, чтобы услышать, как он прощается с телефонисткой Белого дома, то не могу согласиться со злопыхателями. Мэннинг, у которого некогда был стюард с пейджером, в обязанности которого входило лишь подавать кофе президенту по первому зову, дошел до того, что сам таскал свои чемоданы из машины в дом. Без сожаления и хотя бы некоторого душевного дискомфорта расстаться с такой властью попросту невозможно.

– Что же это такое, я опять превратился в бесплатное приложение к тебе? – громогласно провозглашает Мэннинг.

– Почему «опять», дорогой? – с невинным видом интересуется первая леди, и собравшиеся дружно смеются. Эта шутка из разряда тех, которые будут бесконечно повторять на протяжении всего сезона и которая сделает Талботов местными звездочками на небосклоне вина и сыра. При этом светское общество Палм-Бич обретет еще один стимул для того, чтобы и дальше приходить на подобные благотворительные вечеринки, билет куда стоит никак не меньше тысячи долларов.

– На счет «три», – командует фотограф, когда я втискиваю Талботов между президентом и первой леди. – Один… два…

Вспышка на мгновение заливает все вокруг ослепительным режущим светом, а я спешу обратно к очереди, чтобы взять под локоток очередного донора. На лице Мэннинга сохраняется все то же отсутствующее выражение.

– Господин президент, вы, конечно, помните, Лиз Уэстбрук…

В Белом доме мы называли такой прием «тяни-толкаем». Я тянумиссис Уэстбрук к президенту, одновременно выталкиваяс пути Талботов, вынуждая их закрыть рты, перестать нести чушь, отступить в сторону и распрощаться. Метод вполне оправдывает свое название и работает просто прекрасно – пока кто-нибудь не начинает упираться рогами.

– Ты пытаешься сыграть со мной в «тяни-толкая»? Да ведь это я его придумал! – раздается позади меня знакомый голос. Когда я, ослепленный очередной вспышкой, поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это там умничает за моей спиной, Дрейдель с широкой улыбкой на физиономии уже направляется к президенту.

Такое впечатление, что Мэннинг даже засветился изнутри, словно увидел свою любимую детскую игрушку. Я уже знаю, что в такие моменты ему лучше не мешать.

– Мой мальчик! – восклицает президент, обнимая Дрейделя.

Вот так. Я по-прежнему удостаиваюсь лишь рукопожатия, а Дрейделя он сжимает в объятиях, как родного сына.

– Мы хотели сделать вам сюрприз, – заявляю я, бросая предостерегающий взгляд на своего приятеля.

Позади него очередь страждущих ненадолго замерла. Из-за плеча президента первая леди недовольно смотрит в мою сторону. Я прекрасно знаю, что означает ее взгляд. И что ей тоже лучше не мешать.

– Сэр… церемонию необходимо продолжить…

– Надеюсь, сегодняшний вечер ты проведешь с нами, – перебивает меня Мэннинг, отступая на шаг назад, к своей супруге.

– Конечно, сэр, – отвечает Дрейдель.

– Господин президент, вы, конечно, помните Линдзонов… – говорю я, выстраивая перед ним очередную пару доноров. Мэннинг одаривает их фальшивой улыбкой и бросает на меня многозначительный взгляд. Я обещал ему, что сегодня вечером ему придется выдержать не более пятидесяти фотоснимков. Совершенно очевидно, он вел собственный подсчет, потому как сейчас подошла очередь фото на память под номером пятьдесят восемь. Когда я направляюсь обратно к очереди, Дрейдель пристраивается рядышком.

– Сколько снимков ты уже перебрал? – спрашивает он.

– Восемь, – шепчу я в ответ. – А как же твое мероприятие по сбору средств?

– Мы ограничились коктейлями. Все закончилось довольно рано, поэтому я решил заглянуть к вам, чтобы поздороваться. Ты разобрался с этой светской сплетницей?

– Не волнуйся, все в полном порядке.

Щелкает фотовспышка, и я хватаю под руку очередную богатенькую дуру, полную даму в ярко-красном брючном костюме. Очевидно, решив тряхнуть стариной, Дрейдель кладет руку на плечо ее мужа, предлагая ему двинуться вперед.

– Господин президент, вы, без сомнения, помните Стэна Джозефа, – объявляю я, выстраивая композицию для снимка на память под номером пятьдесят девять. Дрейделю же шепотом сообщаю: – Мне удалось раздобыть лондонский адрес Бойла и последний запрос, который он сделал в библиотеке.

Дрейдель ускоряет шаг под аккомпанемент очередной вспышки. Он уже обогнал меня и думает, что я ничего не замечаю.

– И что же было на последней странице? – негромко спрашивает он.

Когда я поворачиваюсь к новым лучшим друзьям, в очереди остается всего один человек. Итого, всего один, последний снимок на память. Но когда я вижу, кто это, у меня замирает сердце.

– В чем дело? – говорит Дрейдель, видя выражение моего лица.

Я останавливаюсь прямо перед нашим последним донором, молодой рыжеволосой красоткой в скромном черном костюме. Дрейдель уже собрался взять ее под локоток и проводить вперед. Она отталкивает его и кладет руку ему на плечо.

– Вас-то я и ищу, ребята, – жизнерадостно заявляет она. – Лизбет Додсон, «Палм-Бич пост». А вы, должно быть, Дрейдель.

Глава двадцать девятая

МакЛин, Вирджиния

С трудом ковыляя по обледеневшей подъездной дорожке и прижимая сжатую в кулак руку к груди, Римлянин не сводил глаз с окон оштукатуренного особняка в классическом колониальном стиле, перед которым в небольшом садике красовалась табличка «Продается». И хотя дом был погружен в темноту, он не замедлил шаг. Ему удалось скрыть рану, сунув ногу в один из старых башмаков Нико, и он ускользнул из лечебницы, помахав перед носом охраны своим значком. После этого он сделал всего один телефонный звонок. Римлянин знал, что Бенджамин дома и ждет его.

Так оно и оказалось. Подойдя к дому сбоку, он вцепился в холодный металлический поручень и сполз по короткой бетонной лестнице. Внизу из-под двери выбивался тусклый свет. Маленькая табличка над дверью гласила: «Только по предварительной записи». Римлянин не записывался на прием. У него были дела поважнее.

– Лес? – окликнул он, с трудом сохраняя равновесие. Прислонившись к дверному косяку, он понял, что уже не чувствует левой руки. На ней была та же самая черная перчатка, которая помогла ему скрыть рану в лечебнице. Нога омертвела уже больше часа назад.

– Иду, – послышался приглушенный голос.

В замке нащелкали зубцы и пружины, дверь отворилась. На пороге стоял мужчина со встрепанной шевелюрой и бифокальными очками с толстыми стеклами на пухлом носу.

– Ну, что у тебя стряслось на этот ра… Боже, это что, кровь?

– Мне н-надо… – Замолчав на полуслове, Римлянин потерял сознание и мешком повалился на землю. Как всегда, доктор Лес Бенджамин успел подхватить его на лету. В конце концов, для этого и существуют на свете двоюродные братья.

Глава тридцатая

– Господин президент, вы, конечно, помните мисс Додсон… ведущую рубрики газеты «Палм-Бич пост», – автоматически представил репортершу президенту Уэс.

– Лизбет, – поправила она его, протянув руку и стараясь разрядить атмосферу. Бросив взгляд на Уэса, она увидела, что лицо его покрылось смертельной бледностью.

– Лизбет, я запомню ваше имя, – пообещал Мэннинг. – Пусть я не знаю своих доноров, но только полный идиот не дружит с прессой.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр, – откликнулась Лизбет. Она верила каждому слову президента, хотя и внушала себе, что не стоит этого делать. «Меня остается только пожалеть», – подумала она, подавляя странное желание присесть и сделать книксен. Незыблемое правило номер семь: президенты всегда лгут лучше всех. – Рада вновь встретиться с вами, сэр.

– Это Лизбет? – поинтересовалась первая леди, делая шаг вперед, чтобы обменяться с девушкой символическим поцелуем. – Должна признаться, я просто обожаювашу рубрику, – выдохнула она. – Если не считать той статьи, в которой вы описали, как много Ли давал на чай местным официанткам. Из-за нее я чуть было не внесла вас в наш «черный список».

– На самом деле вы-таки внесли меня туда, – с нажимом возразила Лизбет.

– О, всего только на две недели. Жизнь слишком коротка, чтобы долго таить обиду.

Оценив честный ответ, Лизбет не могла не улыбнуться.

– Вы замечательная женщина, доктор Мэннинг.

– Дорогая, это нам положено рассыпаться в комплиментах в ваш адрес – хотя, положа руку на сердце, вы вполне могли бы обойтись без этих пасквилей о том, кто и сколько дает на чай. Давайте признаем, что это недостойно вас. – Похлопав супруга по руке, первая леди добавила: – Ли, скажи девушке что-нибудь важное о пользе исследований фиброзно-кистозной дегенерации, чтобы она могла оправдать свой приход сюда и сделать свою работу.

– Собственно говоря, – начала Лизбет, – я здесь не для того.

– Вам пора на сцену, сэр, – перебил ее Уэс.

– Я хотела повидаться с этими молодыми людьми, которых можно назвать вашей правой и левой рукой, сэр, – закончила Лизбет, кивком головы указывая на Дрейделя и Уэса. – Сейчас я работаю над статьей о лояльности. Хотя, быть может, мне стоит процитировать их высказывания и сделать из них суперзвезд.

– Отлично. Вы непременно должныэто сделать, – сказал президент, одной рукой обняв Дрейделя за плечи. – Вот этот малый, например, баллотируется в сенат. И если бы я имел соответствующие полномочия… то сделал бы его вице-президентом. – Мэннинг умолкает, ожидая, пока Лизбет запишет его слова.

Поняв намер, Лизбет вытащила из пухлой черной сумочки блокнот и сделала вид, что пишет в нем. Она буквально кожей чувствовала, как за спиной кипит от негодования Уэс.

– Не беспокойтесь, – обратилась она к Мэннингу. – Я постараюсь не очень им досаждать.

– Господин президент, – прозвучало позади глубокое контральто, и они повернулись к женщине средних лет в изысканном костюме и с такой же изысканной прической. Почетный председатель Фонда борьбы с фиброзно-кистозной дегенерацией Мирна Опал постучала по своим украшенным бриллиантами часикам фирмы «Шопард», намереваясь во что бы то ни стало соблюсти график. – Думаю, мы готовы, сэр.

Не успел президент сделать и шага по направлению к двери, ведущей на сцену, как Уэс пристроился рядом.

– Уэс, со мной все в порядке.

– Я знаю, но…

– …мне надо пройти до двери не больше десяти футов. Я справлюсь как-нибудь. Дрейдель, я надеюсь позже увидеть тебя за своим столом.

Он говорит эти слова, глядя на Уэса. В Белом доме они всегда придерживались этикета, согласно которому президент всегда сидел за столом рядом с теми людьми, с которыми он должен был находиться рядом. В течение четырех лет он был лишен права выбирать себе собеседников и соседей. Теперь же он мог не утруждать себя политесом. Это была одна из немногих привилегий, которые он обрел, оставив Белый дом. Наконец-то президент мог сидеть рядом с людьми, которые были ему приятны.

– В общем, не забудьте упомянуть этих славных фиброзно-дегенеративных людей в вашей завтрашней рубрике, – добавила первая леди, кивая Лизбет.

– Да, мадам, – невольно вырвалось у Лизбет, которая по-прежнему не сводила глаз с Уэса. Вот уже целое десятилетие он вращался среди самых могущественных политиков современности, но по-прежнему оставался новичком в том, что касалось умения скрывать свои эмоции. Ноздри гневно раздуваются… руки сжаты в кулаки… что бы он ни скрывал, оно грызло его изнутри, поедая заживо.

– Сюда, пожалуйста, сэр, – сказал один из двух агентов Секретной службы, взмахом руки указывая президенту и первой леди на дверь, которая вела на сцену. Подобно крысам, которых вела волшебная дудочка, председатель Фонда борьбы с фиброзно-кистозной дегенерацией, ее агент по связям с общественностью, менеджер по сбору средств, фотограф и все прочие шишки местного значения выстроились в очередь, образуя антураж, который моментально втянул в себя всех присутствовавших в фойе.

Когда за последним из них с грохотом захлопнулась дверь, воцарившаяся тишина показалась ошеломляющей. К удивлению Лизбет, Уэс оказался не единственным, кто решил остаться на месте. Рядом с ним стоял Дрейдель, и на лице его цвела теплая улыбка.

– Прошу… присаживайтесь, – предложил он, показывая на три пустых стула у покрытого скатертью стола, за которым происходила регистрация участников. Лизбет повиновалась, но показное радушие не обмануло ее. Страх часто скрывался под напускной любезностью. А если учесть, что будущий сенатор, идущий к своему избранию с целеустремленностью тяжелого танка, был явно взволнован, ее история, тянувшая прежде на «четыре с плюсом», похоже, годилась уже на «пять с минусом».

– Как идет подготовка к празднованию дня рождения? – поинтересовалась она, ставя стул к столу.

– Какая подготовка? – непонимающе уставился на нее Дрейдель.

– К дню рождения Мэннинга, – с нажимом произнес Уэс. – Мы с тобой виделись сегодня утром…

– А, да, все прекрасно, – ответил Дрейдель, тщательно поправляя пробор и водружая на нос очки в тонкой металлической оправе. – Я думал, ты имел в виду мою вечеринку по сбору средств.

– Уже решили, где вы его будете праздновать? – спросила Лизбет.

– Еще нет. Обдумываем варианты, – в один голос ответили Уэс и Дрейдель.

Лизбет согласно кивнула головой. Эти ребята прошли подготовку в Белом доме. Их не поймаешь на дешевые трюки из низшей лиги. Лучше не напирать, а постараться выяснить все, что можно, исподволь, ненавязчиво.

– Да ладно, вы разве не слышали, что сказала первая леди? – спросила журналистка. – Она сказала, что обожает мою колонку. И сюда я пришла не для того, чтобы пить вашу кровь.

– Тогда для чего вы принесли с собой орудие производства? – поинтересовался Дрейдель, кивком указывая на ее блокнот.

– Это вас пугает? А если я уберу его назад в кобуру? – предложила она, запуская руку под стул и пряча ручку и блокнот в сумочку. – Так лучше? – спросила Лизбет.

– Я просто пошутил, – отозвался Дрейдель, явно заставляя себя быть вежливым. Вне всякого сомнения, они обсуждали секрет, принадлежавший именно ему.

– Послушайте, ребята – взмолилась Лизбет. – Прежде чем вы начнете… О черт, прошу прощения…. – Сунув руку в карман черного пиджака, Лизбет вытащила оттуда сотовый телефон и нажала кнопку «прием». – Привет, Винсент… Да, только что… Ты шутишь, наверное. Подожди секунду, не клади трубку. – Повернувшись к Уэсу и Дрейделю, она добавила: – Прошу прощения, мне надо поговорить… Я быстренько. – Прежде чем кто-то из них успел отреагировать, она вскочила с места и быстрым шагом направилась к главной двери. – Проследите за моей сумочкой! – крикнула она Уэсу и Дрейделю, плечом распахивая дверь и выходя в богато украшенное канделябрами фойе Центра сценического искусства Крэвиса. Телефон она крепко прижимала к уху. Но слышала лишь голоса двух молодых людей, которых только что оставила внутри.

– Ты сказал ей, что мы занимаемся подготовкой празднования? – прошипел Дрейдель.

– А что ты хотел, чтобы я сказал? – парировал Уэс. – Что я пытался спасти то, что осталось от твоего брака?

Незыблемое правило номер восемь: если действительно хотите узнать, что думают о вас люди, выйдите из комнаты и послушайте, что они говорят. Лизбет дорогой ценой усвоила это правило на одной из вечеринок в Палм-Бич, когда местная светская львица заплатила сторожу на парковке полторы тысячи долларов, чтобы подслушать разговор Лизбет с одним из ее конфиденциальных источников. Неделей позже Лизбет сэкономила полторы тысячи и просто обзавелась двумя сотовыми телефонами. Сегодня первый телефон лежал в ее сумочке, которая осталась в комнате с Уэсом и Дрейделем. Второй она в данную минуту прижимала к уху. Когда она прятала блокнот, ей понадобилось не больше секунды, чтобы нажать кнопку ускоренного набора номера второго телефона. И вот – спустя один ложный телефонный звонок – незыблемое правило номер восемь еще раз продемонстрировало, почему оно остается одним из самых важных в ее профессии.

– Но если она узнает о Бойле… – вновь зазвучал на другом конце линии голос Уэса.

– Полегче, трусишка – она не узнает о Бойле, – возразил ему Дрейдель. – И вообще, раз уж мы заговорили о нем, расскажи, что ты узнал…

Оставшаяся одна в фойе Лизбет едва не грохнулась на пол. Бойл?Она огляделась по сторонам, рядом никого не было. Все наслаждались «Вечером с президентом Лейландом Ф. Мэннингом». Лизбет слышала раскаты его голоса, доносящиеся со сцены. К ее веснушчатым щекам прилила кровь. Наконец-то… после стольких лет… в ее руках оказалась история, тянувшая на «пятерку с плюсом».

Глава тридцать первая

– А-а-а-х! – Римлянин взвыл от боли, когда Бенджамин простерилизованными ножницами принялся срезать кусочки омертвевшей серой кожи вокруг раны в ладони. – Мне больно!

– Хорошо, это значит, что нервы не повреждены, – сухо заметил Бенджамин. Они были в маленьком кабинете в подвале, который его бывшая супруга использовала для занятий электролизом. Римлянин сидел на модерновой кожаной софе, Бенджамин раскачивался на вращающемся стуле из нержавеющей стали. – Сиди спокойно, – добавил он.

Положив большой палец на ладонь Римлянина, а остальными обхватив его кисть, Бенджамин сильно нажал на рану. На этот раз Римлянин был готов. Он даже не вскрикнул.

– Перелома костей или подвижности не наблюдается… Тем не менее нужно сделать рентген. На всякий случай.

– Со мной все в порядке.

– Ну да, я понял это еще тогда, когда ты вырубился у меня на пороге. Прямо-таки образчик великолепного здоровья. – Разогнув скрепку для бумаг, Бенджамин принялся вертеть металл в пальцах, пока у него получилось подобие окружности с кончиками, разведенными примерно на сантиметр. – Сделай мне одолжение и закрой глаза. – Римлянин повиновался, и Бенджамин легонько прижал концы скрепки к его большому пальцу. – Сколько кончиков ты чувствуешь?

– Два, – ответил Римлянин.

– Хорошо. – Бенджамин проделал ту же операцию с каждым пальцем, после чего наложил на руку Римлянину свежую марлевую повязку. Дойдя до окровавленной ступни Римлянина, он вынул из раны обрывки носка и шнурка, после чего приложил скрепку к ноге. – Сколько кончиков сейчас?

– Один.

– Хорошо. Должен сказать, это чудо, что у тебя нет перелома предплюсневой кости.

– Да, Господь на моей стороне, – отозвался Римлянин, шевеля пальцами забинтованной руки и трогая марлевую повязку. Крови не было, но боль осталась. И Нико заплатит за это.

– Постарайся не намочить рану и держи ее в приподнятом положении, – сказал Бенджамин, заканчивая бинтовать ногу Римлянина.

– Получается, я могу лететь самолетом?

– Лететь? Нет… забудь об этом. Пришло время передохнуть. Ты понял? Несколько дней тебе не стоит много двигаться и волноваться.

Римлянин хранил молчание. Склонившись, он пытался осторожно всунуть ногу в туфли, которые Бенджамин принес сверху.

– Ты слышал, что я сказал? – обратился к нему Бенджамин. – Сейчас не лучшее время бегать наперегонки.

– Сделай мне одолжение и запиши эти предписания, – ответил Римлянин, направляясь к двери и стараясь не хромать. – Я позвоню тебе попозже.

С этими словами он вышел наружу, не оглядываясь и нащупывая в кармане сотовый телефон.

Через десять цифр в трубке послышался приятный женский голос:

– Бюро путешествий и экскурсий, чем я могу вам помочь?

– Мне нужно заказать билет, – сказал Римлянин, выходя темноту ночи, где буйствовал холодный ветер, пытавшийся сбить его с ног. – Мне нужно попасть на ближайший рейс в Палм-Бич.