Текст книги "Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)"

Автор книги: Бирке Элеонор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– Дайте руку, – сказала женщина. – Кстати, меня зовут Елизавета Либель, а вас?

– Я… Я Маргарет Глади. Но к чему все это?

– Не бойтесь, Маргарет, и наслаждайтесь зрелищем. Это еще не все. Грядет поистине чудесная мечта! – сказала Елизавета и, улыбнувшись, исчезла.

Глади посмотрела на свою ладонь, на ней лежал голубой цветок, который разгорался и морщился. Руке было тепло и даже жарко, но пламя не обжигало, а вскоре иссушенный пламенем цветок стал размытым и нечетким, а потом вовсе испарился, оставив ладонь в первозданном виде. Глади посмотрела на асфальт и сад. Огня не было, а трещины в земле вдруг пропали. Школа стояла, как и прежде, и мэрия была цела, если не считать дыры, что проделал вчера в ней Харм… или это был Крабов… Впрочем, не важно!

Вокруг не оказалось никаких следов от разрушений, которые она наблюдала собственными глазами в течение нескольких часов. Пожары, землетрясения, – было ли все это? Единственным пострадавшим от огня стался плакат, висевший когда-то на школе и гласивший заскорузлое: «Действие – добро, но сдержанность бесценна». Его ошметки болтались на ветру. Взгляд Глади метнулся к саду: горящий хвост вертолета – и его не было. Трупы исчезли. Она присмотрелась: кое-где в окнах школы замелькали детские лица.

Неужто все случилось не взаправду? Всего этого не было? Но как?!

Заметив на верхней ступеньке школьного крыльца свои туфли, незнамо кем оставленные, она растерянно прошептала:

– Грядет поистине чудесная мечта?.. Что? Все это было иллюзией? – потрясение отступало и вместе с ним презрение к колдунам этого города. Время ее смерти похоже еще не пришло, и вот Глади уже улыбается и ищет кого-то взглядом. Она посмотрела вверх и, выставив перед собой руку, поклонилась кому-то невидимому, а потом крикнула: – Вы великолепны!

***

Крабов тащил Стива уже третий час к ряду, над головой пронесся вертолет, а старик прохныкал:

– Когда же мы начнем? Когда начнем?.. Пожалуй, мы начнем… мяу-мяу.

Старший следователь едва сдерживался, чтобы не долбануть старика головой о ствол очередного дерева, преградившего им путь… придушить… сломать ему руку… хотя бы ухо или палец…

Слякоть и замерзшие руки, насквозь промокшие сапоги: а все сырость пропитанного влагой леса. Усталость и вечно ноющий Стив…

А вот и Харм! Крабов бросил деда и подбежал к мальчику:

– Убери с меня это лицо! Я превращаюсь в Дорбсона!.. – он присел на корточки, склонился перед мальчиком-мечтателем.

Харм все сделал очень быстро, но вряд ли у Крабова получится сразу прийти в себя.

– А где Стив? – спросил Харм.

– Вот же он! – злобно процедил следователь. Пот катился по его вискам, а от холодного ветра, скользящего по взмокшей шевелюре, становилось еще промозглей. В голову и горло просилась простуда.

От долгого напряжения Дорбсону становилось отчетливо страшно за свое будущее, за то, что случилось в тюрьме, за Шуршвилису, который мог обо всем догадаться…

– Это не он… – прошептал Харм. – Это не Стив!.. Это… Господин Ветхон, а где мой брат? Где Стив?

– Что, я зря?.. Все это зря? Я тащил не того? Но он всегда бы в соседней камере! ВСЕГДА-А-А-А-А-А! – Крабов вскочил на ноги.

– Это не Стив, дядя Крабов. – повторил Харм. – Где тогда мой брат?.. Дядя…

Дорбсон столько времени потратил! Он шел сюда, старался, и все напрасно?! Разочарование дало злости разгуляться, утопить любую здравую мысль, одержать победу хаосу! Возврат Крабову прежней внешности еще не успел сработать. Крабов не мог думать, голову рвало неистовство! Он жаждал убить, он так долго мечтал избавиться от старика… Ну, хотя бы избить теперь уже ненужную обузу, этого мерзкого старого урода! Надо удовлетворить сжирающее голову желание… Он посмотрел на Харма, чтобы спросить разрешения придушить старика…

Но!

Не-е-е-е-ет…

Это же тот самый малой пацан, который заставил его так напрягаться! Заставил своими сю-сю-слезами рисковать господина следователя, подставить шею под виселицу почти подполковнику, такому важному человеку в государстве!.. По полной подставиться! И все к чертям, мать их, напрасно?! Пообрывать крылья, оторвать ноги, сдать… Всех сдать!.. Наверняка в изоляторе догадались обо всем… Его поймают! И все зря… Зря! Господин следователь, господин важный человек старался зря?.. И теперь ему конец!

Стоп!

Но, если он притащит Харма обратно… его простят… его повысят… его назовут гением сыска!..

– ХР-А-А-А-А-М… – пропищал он, выставив вперед нижнюю челюсть. Он сжал кулаки.

Ему надо схватить этих двоих и притащить назад… Но Харм мечтатель, он колдун! Его лучше убить!

Крабов остановился. Он едва понимал, что не контролирует свои мысли. Что-то еще было им самим, и он тихо сказал:

– Уходите… Быстрее, пока я вас не прибил. ХАРМ! – он заорал: – У-ХО-ДИ! – Крабов глубоко дышал, а в уши долбил пульс. – Я так хочу… Ты не представляешь, как же я хочу убить вас обоих!..

Он схватился за голову:

– УБЕГАЙТЕ!

Харм обнял Ветхона, крылья развернулись на метры в обе стороны. Харм взлетел, но Крабов уже наставил на них пистолет.

– Как же я вас всех ненавижу! Вы уроды! И меня сделали таким же! Сволочи, мрази!.. – его трясло, и потому для надежности Дорбсон опустился на колено. – Я не колдун, – прошептал он. Заорал: – Я НЕ ТАКОЙ!!! Сдохни, чертов пацан! Все, сдохните!..

Крохотная мысль, прорвавшаяся через истерию и ненависть Дорбсона, крохотная мысль самого Крабова, заставила отвести взгляд. Он посмотрел на мох, в котором промокало его колено и долбанул кулаком в махровое покрывало осеннего леса, брызги разлетелись по сторонам, но мужчина продолжал пихать кулак в болотистую почву. Гаркнула птица, и Крабов посмотрел вслед улетающему мальчику.

– Пристрелю гаденыша! – он опять прицелился… но двое были слишком далеко. – Меня посадят… Меня накажут… – захныкал он. – Колдуны убежали… ПА-ЧИ-МУ-У-У-У-У-У?! – он ревел, словно дитя, которого забыли на вокзале. Истерика! Он отдался ей без остатка. – Я мущина… я мущииииинаааа. Я настоящий мууужииик…

Пистолет выпал из рук, следователь обмяк, опустил голову, да так, что уткнулся лбом в гнилую кашу. Рев и причитания прервало внезапное озарение… Вдруг… Вдруг! Вдруг маги вернуться?! Они убьют его! Убьют несчастного…

Он вскочил и, не оборачиваясь, помчался прочь. Он несся, махая руками, спотыкаясь, улепетывая от собственного страха, от жути колдовского места… убегал от Дорбсона внутри себя.

***

Ранний вечер пялился в амфитеатр сквозь дыру в потолке. Одинокая звезда, имени которой не знал никто, блистала на потемневшем небе. Зыбкий туман стелился по полу, лизал щиколотки людей. У ног тех из мечтателей, кто переминался с ноги на ногу или прохаживался по разбитому мрамору, туман резвился и подпрыгивал. Под подошвами хрустели камни, трещали осколки былой красоты.

В Уголке Просвещения было не многолюдно: Рэмон и Генри Смолг; рядом с отцом стояла Элфи, держа на руках свою кошку. Фелиссия уткнулась мордой в подмышку девочки. Здесь были и родители Магдалены, а еще Кирилл Беккет, который руководил постановочным апокалипсисом еще полчаса назад. И еще несколько мечтателей из числа тех, кем тот руководил.

– Большинство сбежало, – доложили Рэмону. – Но речь о каких-то 15–20 километрах. Военные остановились и выжидают. Надо действовать! Действовать незамедлительно, иначе они вернутся.

Генри посмотрел на чудного в плане мечтаний и чудного в плане одеяния Рэмона и грустно улыбнулся:

– Пора прощаться. Разрыв двух миров, их расхождение, могут закрыть вам проход на Изнанку, поэтому нельзя рисковать. Рэмон, Адена, Кристиан, вам действовать в сером мире, а мы постараемся справиться здесь…

– Туману Изнанки нужны трое, не меньше, – сказал Рэмон. – Остается надеяться, что мы правильно поняли его желание.

Он обвел взглядом Уголок. Огромные валуны, сегменты купола, обвалившиеся куски стен и потолка, – все эти махины легко заскользили по полу, будто сухие листья или бумажки, которые смахнул своим дыханием неторопливый бриз. Запахло морем. Это Рэмон своей короткой мечтой расчистил арену вокруг врат орея от крупных фрагментов. Он освобождал место для тех, кто должен был прийти сюда. Туман потеснился под натиском мечты зеландерийца, но вскоре вернул отобранное у него пространство.

Вскоре в Уголке Просвещения, в холле, на площади перед школой стали появляться люди. Улицы заполнились гражданами Изнанки. Здесь появились все, кто больше года прятался на островке жизни, прикрепленном к этому миру.

Люди переместились в город, вернулись домой. Жаль, но остаться в Воллдриме могли не все. Рэмон, мистер Кристиан Хванч и восьмидесятилетняя Адена были единственными, кому выпало вернуться на Изнанку, чтобы завершить замершую в семи веках мечту.

Что станет с серым миром, когда исполнится шеба Крубстерсов? Угадать было невозможно. Изнанка должна была стать транзитной точкой переноса куска Фоландии в новое пространство. Но что она такое сейчас? Новая вселенная, пузырь жизни или что-то другое? Ответа не знал никто.

Вдруг сработали врата орея. Из них стали выходить люди. Елизавета Либель принимала гостей. Их ждали. Это были зеландерийцы. Около семидесяти человек. Сильнейшие представители своего вида, опытные шебиши, пришедшие по зову друзей на помощь. Они ступали по руинам Уголка Просвещения в ожидании исполнения своей миссии. Мир Земли изменился настолько, что теперь сюда мог прийти любой и не нужен стал оберегающий Землю шебрак, без которого еще недели назад нельзя было попасть в этот мир.

Зеландерийцы принесли с собой то, что запросили супруги Либель. Две иномирянки-близняшки подошли к Елизавете и Петру. Они вручили супругам мешок с шебраками. Предметов мечты было много, возможно сотни. С их помощью и собирались действовать мечтатели Воллдрима.

Рэмон взглянул на Генри Смолга. Что предстоит ему? Да разве кто-то в последние десятилетия проделывал нечто подобное в этом мире? А в других мирах?

– Мы не знаем, как все сложится, но надеемся, что Фоландия больше не станет убивать людей этого мира и людей своих, – сказал Рэмон. – Кирилл, Генри, вы знаете что делать. Но на тебе, Генри, лежит главная задача. Ты не сомневайся – она под силу тебе! – он положил руку на плечо другу. – Существуют талантливые мечтатели, которые могли бы справиться не хуже, но нет времени искать таковых. Я сожалею, но ноша эта досталась именно тебе. Кирилл подстрахует тебя, тебя одного. Но ты отвечаешь за желания всех мечтателей и за жизни толлов всего Воллдрима.

– Рэмон, скажи мне, Магдалена уже здесь? – спросил Генри.

– О, она с Виолой. Не волнуйся, – в общем-то Рэмон не соврал.

Генри кивнул.

Рэмон еще накануне рассказал Смолгу и Беккету технику транслирования мечтаний в сознание других. Подобная практика управления разумом порой использовалась для внушения толпам людей каких-то желаний или убеждений. Действовать можно как на мечтателей, так и на толлов, но сейчас было полезно воздействие исключительно на мечтателей, так как их мечты вскоре станут оружием спасения города. Действо производится по их доброй воле, которую они выразят, взяв с собой шебраки из Зеландера. Они будут сосредотачивать свои мечты в этих предметах. А дальше дело за Генри!..

Каждому из мечтателей дали специальный шебрак, который выключал собственный разум, но принимал другой. Генри одел себе управляющий шебрак.

– Да уж, теперь нас не пустят в Зеландер, – шепнул Петр Либель своей супруге с сожалением.

– Подумаешь запрещенные шебраки клонировали, зато мы спасем Воллдрим, а может всю планету! – ответила Елизавета.

– Печальная мечта, которая станет чудом этого мира, – Перт Либель подмигнул супруге и поцеловал ее ладонь.

Дети, совсем маленькие, подростки и юноши, мужчины и женщины, старики… – каждый мечтатель получил свой шебрак. Люди в ограничительных шарах-водопадах разлетелись во все стороны.

А эти близняшки из Зеландера так походили на…

Рэмон смотрел на женщин и видел в их лицах свою мать. Возможно это его потерянные сестры. Но разве сейчас время думать об этом?

– Адена! – позвал он.

Пожилая женщина-мечтатель была готова к чему-то непредвиденному. Она выбрала участь завершения потерянной мечты Крубстерсов сама, без принуждения. Адена подошла к Рэмону.

– Я готова!

Хванч и Рэмон, а также Адена, которая вместо Сессиль, должны были отправиться на Изнанку, чтобы действовать оттуда, стояли рядом. Сила и способности Адены были идентичны таланту Сессиль. Возлюбленная Рэмона сильно пострадала во время взрыва в Уголке Просвещения, но она выжила. Она долго не приходила в себя и была слишком покалечена. Кости черепа и ребра, берцовая кость правой ноги, – все это пришлось сращивать в Испытательном Зале Изнанки. В любом случае Рэмон не хотел вылечивать ее слишком быстро. Он решил уберечь любимую и дать ей шанс на жизнь и человеческое счастье с кем-то другим, с человеком, способным чувствовать и меняться по-настоящему. Она сможет отведать живое счастье без Рэмона, всю жизнь играющего в наигранный облик. Счастье без мечтателя, давно переставшего быть человеком…

Хванч знал секрет Рэмона, ведь обладал определенным редким даром. Он знал, что сердце Рэмона не стучит, и тело его лишено привычных процессов.

– Погодите! – вдруг перед вратами орея появилась Сессиль. Приглушенный свет сумерек и обломки старинного амфитеатра. Женщина в изорванном одеянии подошла к остальным: – Я должна идти, не ты, Адена. Я! – она посмотрела на Рэмона: – Я просила Гарри вылечить меня быстрее, но он сказал – ты запретил. Неужели ты думал я не догадаюсь?

Рэмон не ответил. Он смотрел в ее прекрасное белое лицо и строгие карие глаза. Она была спокойна и уверена в себе, и даже выпачканное в кровь платье, хрустящее от малейшего ее движения, выглядело грациозно, а ноги в мягких тапочках будто не чувствовали под собой осколков и камней.

Адена сказала:

– Мы не знаем, что может приключиться, а ты еще так слаба…

– Я знаю, что приключится со мной, если я не пойду.

Адена понимала, о чем говорит Сессиль. Она знала, что значит любить и что значит не просто потерять любовь, но отказаться от нее. Она провела ладонью по лицу Сессиль:

– Твое право, Сессиль, – ответила она. – И, зная тебя, я уверена – тебя не остановить.

Сессиль обняла Адену.

– Прощайте, милая Адена! Прощайте все!

– Прощай, друг! – сказал Рэмон Генри Смолгу. – Кирилл, ты в ответе за него!

– Все будет с чудом, не волнуйся. Впрочем, о чем это я? Ты и не волнуешься, – ухмыльнулся Беккет.

Рэмон кивнул, а Генри добавил:

– Прощай! Но вдруг все-таки будет шанс на нашу встречу?..

– Не думаю, – отрезал Рэмон.

Хванч посмотрел на Генри:

– Удачи вам здесь! Да будет у вас чудная мечта!

– И тебе, друг, удачи! – ответил Генри, и пожал Кристиану руку, а Кирилл проговорил:

– Чуднее чуда станет та мечта!..

Все прощались, обнимались, Элфи едва сдерживала слезы, ведь ее месус-феи уже не вернется. Но надо было торопиться.

Сессиль взяла за руку Рэмона, а Хванч кивнул. Все трое исчезли. Никаких ореев – быстрая мечта, и они в другом мире. Все зашло слишком далеко! Реальность между Воллдримом и Изнанкой истончалась, и одно проникало в другое.

– Надо спешить! – сказал Генри. – Скоро начинаем…

Петр и Елизавета, а также их внучка Элфи вязли свои шебраки и, как и все, отправились занимать позиции.

Генри сосредоточился, а Кирилл охранял друга. Самолюбие Беккета уснуло. Счастье, когда тяжесть вины отпадает от сердца, превыше иных регалий и достижений. Кирилл просто принял лидерство друга, и даже тень зависти не трогала его. Он хорошо помнил чувства сына, да и когда-то по юности свои собственные. Об исключительности своей, о великих талантах и остром уме, о гордыне… и том что все это разрушительно. Он и сын прошли одни уроки, но сын сделал это в разы быстрей.

Рэмон предупредил, как действовать, но главное – когда.

Генри начал. Он ввел всех мечтателей в состояние между сном и явью, а потом направил свои мечтания во врата орея. Они служили ретранслятором, ведь врата воспроизводили действия ближайшего доступного шебрака. Люди погрузились в транс.

***

Земля тряслась. Школа Крубстерсов и город вокруг, вдобавок одиннадцать километров во всех направлениях оказались в коконе транзитного мира, который создавал Генри. Вскоре зона станет островом жизни, но пока она лишь переходный этап! Когда-то именно это действо неправильно провели Крубстерсы, Виола и ее муж Карл. Теперь ошибку учли и, следуя инструкции Рэмона, Генри удерживал новый мир рядом с уже существующим пространством. На месте же города требовалось сотворить кое-что поистине масштабное.

Умопомрачительная власть находилась в руках Генри Смолга, но даже краем растления не коснулась его. Он не замечал могущества, не думал о действе в этом русле.

Школа, дома и люди повисли в переходном состоянии, но Генри не смотрел, он был сосредоточен, не отходил от плана. Воображение мечтателя росло и развивалось, создавая непостижимую, но не хаотичную красоту природы на месте, где когда-то был город. Ни голод, ни волнение, ни тревога, никаких сожалений о Магдалене или переживаниях о дочери и других. Генри в этот момент стал величайшим из мечтателей Земли в умении концентрации.

Земля под Воллдримом продолжала трястись, но те, кто остался, уже не боялись. Иллюзия, изгнавшая военных, закончилась, и нынешнее землетрясение было настоящим.

На этот раз Глади смотрела и восхищалась, у нее захватывало дух. А буквально час назад она узнала кое-какие занятные детали случившегося в Воллдриме апокалипсиса.

Побросав имущество и кое-какую технику, военные убежали. Местных более-менее эвакуировали, но вышел приличный сумбур.

Оказалось, что солдат, который прибегал в школьный холл с криками об общей эвакуации, был одним из магов, точнее – он был мечтателем. Он появлялся в нескольких особо важных, с точки зрения вояк, местах Воллдрима. Прибегал с криками, воплями, с ранами, с намерением создать в армейских головах бедлам.

В итоге военные бросили даже некоторых заключенных, удерживаемых в застенках Отдела Исследований. Паника, охватившая людей, была тщательно продирижирована мечтателями. Без «помощи» Рэмона (говорили он один из самых главных здесь людей), те действовали бы намного слаженней. Рэмон возникал в десятках мест, он реализовал самое сложное: военные были дезориентированы. Иллюзорно и храбро, временами бессмысленно, Рэмон погибал, то там, то здесь; точнее делал вид, что погибает. Но самая важная его задача состояла в том, чтобы приказ об эвакуации исходил от реального начальника, иначе последующее за эвакуацией расследование могло бы навести вояк на ненужные умозаключения. Этот загримированный колдовством солдат доложил генералу о нападении колдунов, о пожарах и землетрясении. Он с блеском исполнил свою миссию, ведь долгие месяцы изучал быт и правила военных мужей. В конце доклада «умер». Погиб, как герой! Безымянный герой, которого, будь он реальным, вполне могли и наградить, конечно же посмертно.

Некоторые жители, которых Глади пока не знала, а именно: Брегантина, Пенелопа, ее отец, десятки других учителей и их семей остались в городе. Они предпочли затаиться в здании школы. Однако далеко не все остались, да и не всех предупредили о грядущем представлении. Добрые 90 % горожан все-таки бежали. Люди, которые жили здесь, в массе были не готовы к тому, что случится с городом. Большая часть умчалась вместе с паникующими военнослужащими.

Да и ладно, все это почившие в сумятице детали. Главное творится теперь!..

Прошло десять часов мечтания Генри Смолга о щадящих землетрясениях в мире Земли. В округе все еще пребывающие в трансе мечтатели.

Настал решающий момент.

Генри Смолг творил катаклизм. Земля разорвалась, раскрыв недра внутреннего пламени планеты. Брызги и фонтаны магмы летели наружу, окропляя леса и равнины по периметру мечтаний. Огненное море разливалось там, где когда-то стоял город, выжигая неповторимую, разнообразную природу волшебного места, уникального заповедника, в котором уживались растения со всего земного шара.

Восемнадцать часов спустя уже вырисовывались очертания горы, землетрясения не утихали. Русла бурлящих огнем рек накладывались в слои, меняли очертания, застывали, вылепливая контуры кратера. Тонны земли и песка, глубоколежащих пород, – все плавили тысячеградусные недра земли. Мечта сотен шебишей выворачивала леса, дороги, изоляторы и брошенные военными КПП, – все, что лежало на десятки километров от города крушилось силой мечты, выгорал любой намек на то, что когда-то здесь создавали люди.

Шебрак, висящий на шее Генри и подчиненные ему шебраки, создавали вулкан на месте города. Кроме того, шебрак иным пространством накрыл Воллдрим. Город оказался внутри вулкана, но не страдал от температур и кипящей породы. Он был не совсем в вулкане, он был рядом, но в другом мире. Пузырь одной реальности внутри другой. Едва похожий на Изнанку, но на этот раз не окольцованный туманом, весьма другой и совершенно неизведанный. Люди, бывшие внутри, видели творимый мечтателями вулкан, но те, кто был снаружи не мог увидеть город, помещенный в новый остров жизни.

Военные наблюдали, как тряслась земля, как лесная равнина ломалась и кипела, будто по ней ездили километровые плуги, будто стадо гигантских мустангов выворачивало под своими копытами земляной дерн. Будто сотни бомб врезались в нее, без перерыва кроша покой природы, который веками хранил это место от невзгод.

Дым, пепел, пламя… Небо в черных облаках, в которых то и дело вспыхивал огонь, окропляющий черноту небес, освещая ее непроглядность. Земля рвалась, а лес горел. Камни, скалы, – все подбрасывало вверх. Но уже просматривался плоский конус пылающей горы; и не снежные хлопья – лохмотья пепла опадали, раскрашивая окрестности в черно-серый, принеся огненную зиму в притаившуюся здесь весну.

Люди в форме и военная техника стояли не ближе пятидесяти километров от места, где когда-то располагался город магов. Они отступали еще… и еще… Всякие чаяния генералов совладать с волшебством сгорали под натиском созданной мечтателями стихии, превращаясь в обугленные надежды, в уничтоженные силой мысли планы…