Текст книги "Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)"

Автор книги: Бирке Элеонор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

НЕПРОЛОГ И НЕГЛАВА

– Я много размышляю обо всем этом, но чутье то и дело возвращает меня к новой миссис Мариэн.

– К «новой»?.. – Сессиль недоуменно взглянула на Рэмона.

– Ее рвет на части, ее что-то тревожит и даже не тревожит, а именно рвет душу, изводит… Она изменилась. «Не вслух» я давно называю нашу директоршу: «новая Виола», «новая миссис Мариэн». Будто бы с исчезновением ее наигранных обликов исчезли ее размеренность, ее мудрость, она сама… Она не облачается в другие личины, а быть собой ей по всей видимости довольно тяжело. Я думаю, Воллдрим многое значил для нее, и то, что сейчас она лишилась этой части своей жизни, сломило ее.

– Ты думаешь, она готова опечалиться? Мудрейшая и старейшая среди мечтателей Земли может стать печальным мечтателем?

– Я не знаю точно. Но согласись, сегодняшнее рабочее обсуждение, проработка теорий «разлома» Воллдрима… она бесилась и никого не слушала. Временами мне кажется – ей известна истина, но она не спешит делиться секретами, и именно это гложет ее. Она почти скорбит.

– Рэмон, неужели ты думаешь, что это все дело ее рук?..

– Я так не думаю, но что-то есть в ней… Страх и осознание… Если бы я мог постичь кое-какие чувства местных, я бы узнал наверняка.

Рэмон встал с синего дивана, бывшего единственным цветным пятном в интерьере его кабинета, и медленно подошел к раскрытому окну. Здесь, на Изнанке, его величали управителем Школы Мечтателей. В реальности это значило, что подчинялся он лишь директрисе – Виоле Мариэн, под каким именем знали местные мечтатели саму госпожу Виолу Крубстерс. Никто, кроме Брегантины и четы Либель (бабушки и дедушки Элфи Смолг), семейств Беккетов и Смолгов, а с недавних пор и Хванча не ведал ее реального имени и даже помыслить не мог о том, что старушке пять сотен лет.

Каждый из мечтателей Воллдрима знает – Крубстерсы основатели молодого острова жизни, который именуют Изнанкой. «Островом жизни» называют кусок пространства, чаще ограниченного, который связан с уже существующим миром. Другие миры с ним не связать. Он, как пузырь, прикрепленный к полноценному миру. Изнанка связана с миром Вселенной; входы же в нее расположены на планете Земля. Но, что более невероятно, Крубстерсы преобразили саму Землю! Изнанка была новым пространством, а преображение Земли вписалось в уже существующий уклад Солнечной системы. Крубстерсы сумели перекроить природные равновесия враждебной планеты на нужный им лад. Создали на Земле нужную среду для живых организмов атомного строения. И все это задумали и воплотили двое! Это было не просто великой мечтой, это было почти невероятным мечтанием.

Ёрт (или «Земля») – великое творение магии человеческих мыслей, совместной мечты Крубстерсов. Муж и жена, Карл и Виола – великие мечтатели, соединившие Воллдрим и Изнанку. Вдвоем изменили планету, на которую с радостью хлынули переселенцы; мир, который заселился так быстро и обширно – это слишком невообразимо, чтобы допустить даже мысль, будто бы настолько легендарные мечтатели могут проживать с тобою рядом.

В целом заподозрить Виолу в величии никому не приходило в голову. Однако каждый восхищался ее талантом мечтателя, ее знаниями и навыками, кроме того многим приемами мечтаний владела лишь она одна.

Но не об этом сейчас…

Итак, Рэмон.

Угрюмый для окружающих, но по сути весьма задумчивый молодой человек. Впрочем, молодой он для Зеландера, но весьма зрелый для Земли. Он размерен и хладнокровен, немного наивен, но рассудителен, лишен страхов, как и любой из представителей Зеландера. Рядом с таким человеком всегда спокойно, потому что он надежен, он верен идее чуда, он верен мечтательству. Он не паникует, но действует; легко принимает решения. Он не фанатик, но приверженец чудной мечты, и мечта его мощнее многих. Однако трудно сравнивать способности к мечтательству его и, например, Виолы или огородника Хванча, ведь Рэмон был рожден в другом мире, где все не так, и способности оцениваются совсем другими категориями.

Рэмон не был землянином, он даже не из этой вселенной. Его родина – Зеландер, непривычное для нас пространство. Так называемый «цикличный» мир. В нем, куда бы вы не шли, если двигаться достаточно долго в одном направлении, вы обязательно придете в столицу. В Зелану. Кажется, именно здесь родилась фраза «Все дороги ведут…», нет, конечно, не «в Вавилон». Это лишь пересказ, адаптированный к земной мифологии. «Все дороги ведут в Зелану». Так, и только так!

Такое устройство мироздания в кругах мечтателей называют «цветком с бесчисленными лепестками». Нет начала, нет конца, но есть точка схода и это – Зелана. Город, в котором ныне проживает не меньше сотни миллионов зеландерийцев.

В родном мире Рэмона шанс родиться мечтателем составляет примерно 50 %. Оттого Зеландер считается современным мега миром мечтательства. Мифическая Фоландия, исчезнув, растворившись в небытии, давно сдала права на звание центра мечтательства, поэтому именно в Зеландере проводится съезд мечтателей всех известных миров, который называется «Фестивалем Связующих Мачт».

Виола нашла Рэмона на таком Фестивале много лет назад в Антаривусе. Это огромный город, один из многих мегаполисов Зеландера. Отличительной особенностью города являются дома, сотни тысяч низкорослых зданий, походивших на торчащие из земли луковицы с фиолетовыми перьями антенн.

В тот год сотни шебишей или проще – мечтателей – явились в Антаривус на праздник науки шеб. Иные миры, катализаторы миров или просто «острова жизни» не славились массовостью рожденных в них шеб, и их жители приезжали сюда за новыми знаниями, своих исследовательских школ чаще всего они не имели. Зато Зеландер был невероятен! Здесь знания потрясали, восхищали и были, что самое удивительное, открыты. Виола перемещалась сюда крайне редко, однако группы мечтателей из Воллдрима отправлялись на фестиваль регулярно, ведь тот был постоянным, менялся лишь город, в котором его проводили.

Рэмон был фактически беспризорником. Взрослые жители Зеландера частенько забывали о своих родительских обязанностях, ведь всякая мечта, рожденная в чьем-то жаждущем сердце, порой становилась главной идеей их жизни. Впрочем, люди не способные мечтать, чаще всего заботились о своем потомстве, а порой и о брошенных детях зеландерийских шебишей. Ко всему органы управления Зеландера всячески содействовали желаниям пришедших на фестиваль иномирцев забирать брошенных детей с собой.

Малыш Рэмон был потерянным в чужих желаниях ребенком, таких же потерянных родителей, живущих в коконе собственных мечтаний, которые создали свой мир и не показывались из него. Дети мешали их мечтательному счастью, мешали жить в гармонии и потому остались за пределами их личного мира, их вечной шебо-медитации, мешающейся со всевозможными утехами. Да, таков был мир Рэмона, таков был Зеландер!

Так происходило со многими шебишами. Родители Рэмона жили в своей мечте, а он, младший из детей, и две его сестры-близняшки, едва старше малыша, выживали сами по себе. Нет, дело было не в отсутствии еды или крова. За низшими потребностями в Зеландере следили. Ряд специальных заведений, в которых покормят, когда попросишь, дадут приют, но вряд ли станут слушать, учреждались в каждом городке и даже мелком поселении Зеландера.

Только безликие ведомства занимались «воспитанием» подавляющего числа местных детей. Однодневные знакомые лица, люди, которых Рэмон сейчас уже и не помнил. Они уделяли ему секунды времени, они могли улыбнуться или безучастно всучить ребенку миску с едой. Но Рэмону хотелось большего. По местным понятиям он был слишком впечатлителен и естественный отбор сожрал бы его. Какое-то время он возвращался домой, но потом понял, что это не имеет смысла. В шесть лет он уже не помнил, где находится его дом, забыл лица своих сестер. Лишь изредка в памяти всплывал образ матери: белокурой волшебницы, которая несколько раз веселила его своими шебо-навыками. Она мечтала так быстро и так красиво! Она создавала картинки и предметы, запахи и яства. Она была искусна в этом, великолепна и неповторима. Лицо отца Рэмон не мог припомнить, как ни старался. Порой ему казалось, что того вовсе не существовало. Плечо с подтяжками поверх белой рубахи и режущая нюх аура благовонной сигареты – вот все, что память сохранила об отце.

Дети, такие как Рэмон, вливались в Фестиваль с азартом, а те что постарше путешествовали по Зеландеру в каждый город, в котором проходило мероприятие. Там можно было сыграть на чувствах приезжих, пустить слезу и тогда тебя могли заметить, могли заплатить за мелкие поручения, или просто так – дать за несчастные глазки, а могли забрать с собой.

Когда жизнь столкнула Рэмона с Виолой, ему было восемь лет. В Зеландере детей не допускали к практикам мечтаний. Каждому с рождения вживлялся фоу – некий предмет мечты или, на зеландерийский лад, – «шебрак», блокирующий мечтательные способности. Говорили – для защиты от необдуманных мечтаний, от детской непредсказуемости, незрелого ума.

Виола прониклась к ребенку и забрала Рэмона в свой мир. Рэмон не сожалел об исходе из родного Зеландера. В чуждой ему Вселенной он познал счастье, но, что важнее, он обрел безмятежность и примирение с самими собой. Он научился не спешить, он искал уединения. В нем исчезло гнетущее одиночество, развилась самодостаточность. Помимо этого, неуютное детство искоренило в мальчонке отчаяние, он утратил даже сожаление; принимал жизнь, как есть, не ставя целей или планок, просто жил, просто мечтал.

Позже на Изнанке он обрел саму любовь, он полюбил земную женщину, взаимно. Не страстно, но легко и столь естественно.

Виола многому научила его в науке шеб – в Воллдриме это называлось «мечтательством». Первые лет шесть-семь проживания под покровительством Виолы, он не бывал на Земле. Миссис Мариэн отчего-то запрещала выходить ему за пределы Изнанки. Этот остров жизни стал его домом. Порой Рэмон раздумывал, почему так? Виола раскрыла ему столько уникальных и сложных умений. Ему одному, но всегда держала его в строгости и никогда особенно не демонстрировала своих чувств. Хотя, конечно, в каком-то смысле стала его матерью или скорее бабушкой. В целом она была закрытым человеком. Любила, возможно, как сына или внука, но душу ее он не смог постичь. Чутье зеландерийца шептало – она страдает, но чуда в ней всегда было намного больше грусти.

Весьма трудно приходилось Рэмону в учебе. Он мог лишь впитывать знания, но практика была долгое время недоступна ему. Лишь почти к 16-ти годам, фоу – блокатор шеб – полностью растворился в чреве его тела, и тогда, наконец, жизнь круто изменилась. В учебе он стремительно нагнал воспитанников Изнанки и быстро превзошел каждого. Однако этому событию Виола ничуть не удивилась, словно так и должно было случиться. Уже в 27 лет она назначила его управителем Школы Мечтателей.

Он знал – Виола искуснейшая из мечтателей этого мира, что объяснялось (по разумению самого Рэмона) ее возрастом. Скорей всего ей было не меньше сотни лет. Но как ей удалось столько прожить и сохранить силы, продолжать блистать недюжинным интеллектом? Загадка!

Частенько Рэмон думал о родном доме, о Зеландере. Он не видел родных мест с того дня, как Виола забрала его. Когда-то он хотел вернуться, но в то же время знал, что не сможет вновь покинуть лучший из миров. Рэмон долгие годы откладывал поездку в родные края. До тех пор, пока не решил: «Я не буду стремиться в Зеландер, не своими усилиями, лишь волей нечаянной мечты…»

– Рэмон, хочу сказать еще одно, – Сессиль была невозмутима, а ее взгляд сосредоточен. – Известно, что Воллдрим изначально создавался, как место «ограниченных предметов мечты». Кроме нескольких вариаций шебраков, иные мечтательные атрибуты в нем не работают. Но ведь мы не знаем, как именно задумывался мир. В него вносились разрешения или же изымались запреты? Жаль, что Крубстерсы не оставили инструкций, – Сессиль бы улыбнуться собственной шутке, но нет, это не про нее. Она осталась непроникновенной. Ее эмоции никогда не отражались на лице и даже если она нервничала, вы вряд ли бы заметили притопы или мимические пляски на ее бледном личике. Рэмон привык к ее сосредоточенности, он кивнул. Она продолжила: – Могло ли статься, что некто создал новейший шебрак, не противоречащий законам природы Воллдрима? И этот «предмет мечты» аккумулирует и/или фиксирует мысли, т. е. непрестанно источает неизменную мечту. Вот почему погода не меняется, и циклы дня и ночи замерли в одном положении. Не человек-мечтатель, но вещь!

Сессиль взглянула на Рэмона, и несмотря на ее кажущуюся невозмутимость, он распознал в ней нотки глубоко запрятанного чувства. Он слишком хорошо знал ее. Сессиль боится. Рэмон подошел и присел рядом, обнял любимую:

– Ты можешь быть права.

Сессиль бесспорно боялась. Теперь неведомое Рэмону чувство читалось в ней, как самая яркая эмоция. Он почти восхищался ее умению бояться, но захотел утешить Сессиль. Чего же она боится? Или кого? Рэмон сказал:

– Ты точно можешь быть права, – он поцеловал ее похолодевшую ладонь. – Я сам думал о чем-то подобном. Крубстерсы могли поставить запреты на известные им предметы мечты, на конкретные шебраки, и тогда что-то новое, о чем они не знали, запросто могло разрушить основы. Да, мир в мире – это всегда неразбериха. Эта Вселенная стара и трудно в ней мечтать, но Крубстерсам хотелось в Воллдриме оставить маневры для мечтаний. Как они это сделали? По средствам чего в Воллдриме мечтать возможно, но уже в десятках километров все не так? Вот если бы на эти вопросы нам ответить, мы смогли бы в разломе погоды Воллдрима разобраться. А так, странный рисунок неба и звезд, несколько солнц, – все это совершенно не ясно.

В кабинете Рэмона кроме голосов двух мечтателей не было ни звука. Странный вакуум, позволяющий дышать, не отпускал звуки слишком далеко от их источника. Рухнувшее здание на одной улице с вашим домом или плач ребенка в соседнем кабинете – вы вряд ли услышите хоть что-то. Здесь царила тишина, благоволящая мечтам, дарующая раздолье мыслям. Однако Сессиль будто услышала что-то. Она приподнялась и начертала в воздухе круг, заглянула в него:

– Уже пора. Вернемся на Совет.

– Идем…

***

– Мы не в Круге Купола! – поджав губы, съязвила Виола.

– К чему этот сарказм?!

– Да к тому, Брегантина, что мечтатели ушли из Воллдрима, а погода так и не стабилизировалась! А возможность так мечтать? Откуда она появилась?!

– Давайте рассуждать, – начал Рэмон. – Мечта осуществилась, мечтатели покинули город – это ясно, но мечты не истончились и не угасли, потому что… – он замолчал.

Пять десятков глаз смотрели на Рэмона Зеландерийского. Напряжение уже не могло нарастать, оно давно достигло предела, да и сам взрыв как будто прогремел, оставив лишь опустошение и тишину. Ежемесячный совет Изнанки длился уже более пяти часов. Короткий перерыв не слишком тут помог. Все устали, кто-то нервничал. Большинство устало даже нервничать. Мечтатели по большей части были сдержаны. Чудным мечтателям подобное скорее свойственно, нежели противоестественно. Впрочем, Виола кипятилась.

– И?.. – не смогла удержаться Брегантина.

– Рэмон?.. – гаркнула Виола.

– Я хочу, чтобы своими мыслями поделились вы, Виола, – вдруг выдал Рэмон. Он посмотрел на нее. Он был невозмутим.

– Я? Что за интриги? Рэмон, ты вообще соображаешь, что говоришь? По-моему, я уже столько раз, достаточно подробно… – крикнула она и, не договорив, отвернулась. Однако ее реплики летели мимо цели. Рэмона таким не пронять. Впрочем, он давно привык к новому «стилю переговоров» директрисы. Она разучилась держать себя в руках и весьма эмоционально реагировала на замечания. Словно защищалась.

– Ваши мысли?.. Вам наверняка есть, что сказать. Никто не обладает достаточным опытом и знаниями. Но вы лишь слушаете и критикуете. Каковы же лично ваши мысли на этот счет? – он выжидающе смотрел на директрису.

– Ты в своем уме? – сказала Виола и присела. Она устало посмотрела на своего верного помощника, которого знала порядка четырех десятков лет. – Прости, Рэмон… Я повторюсь в сотый раз… Так повлиять на природные процессы Воллдрима не мог ни один человек. Вы представляете, какой силой должен обладать мечтатель, чтобы держать погоду уже больше года? К тому же неизменную! Мир застыл, а остановить процессы, а значит саму жизнь заморозить, просто невозможно. А обратить вспять? Как с этой зимой и падающим снегом: то вверх, то вниз – вообще абсурд. – Все отчего-то метнули взгляд на Брегантину. Она как раз была образцом этого самого «абсурда». Ведь Брегантина пустила возраст свой вспять, помолодев лет на сорок, как казалось присутствующим, но сама-то она знала, что на триста пятьдесят, если не на все четыре сотни лет!

– А если их несколько или это вовсе не люди? – спросил кто-то.

– Еще сложнее. Как многим состыковать свои мечты в единое русло?.. – но тут Виола запнулась. – Сок кантробе могли использовать… Они могли перевязать свои мечты, составили их воедино и скрепили! Есть такая возможность.

– Подобными навыками в этом мире владеете только вы и… – Рэмон умолк, на него гневно взирала Виола. Он вдруг вспомнил, что знать об этом всем совещающимся вовсе не обязательно и даже вредно. – Вы умеете… делали ли вы что-то подобное?

– Повторюсь, – сказала Виола – Ты в своем уме? Я не люблю концертов и постановочных страданий, и потому притворяться я бы не стала. Я хочу изменить ситуацию. Я только этим живу в последнее время. А ты говоришь, что это могла сделать я сама?

– Нет. Я лишь думаю, что мечта с кантробе могла неправильно связаться, и тогда результат оказался бы непредсказуемым, – закончил он.

Казалось, что Рэмон на что-то намекает. Но на что? Никто из членов Совета Изнанки не понял на что именно, но все давно привыкли к его манере выражать свои мысли. Уточнять было бесполезно. Он говорит лишь то, что хочет сказать. Да и в целом он не особо заботился о том, чтобы его правильно поняли.

Дослушав фразу, Виола глубоко вздохнула и как-то успокоилась. Она уже не нервничала, но внимательно всматривалась в лицо Рэмона, будто что-то вспоминая. Рэмон молчал. Она давно научила его управляться с кантробе и конечно не жалела об этом. Это знание не должно пропасть, не такое важное. А понимание того, что она сходит с ума, становилось для нее неизбежным кошмаром.

Кого оставить после себя во главе двух миров? Земли и Изнанки? Брегантина не в состоянии контролировать мечтателей, Магдалена и Генри как-то не вовремя занялись разбором своих отношений, а главная надежда – супруги Либель сейчас были заняты другими делами. Еще парочка мечтателей с достаточным опытом оказались по ту сторону орейфусов, когда в Воллдриме случился хаос мироздания. С большим усилием удалось наладить с некоторыми из них связь, но их пребывание в других мирах было весьма полезным, потому их не призывали вернуться. Значит теперь… похоже вся надежда на Рэмона. Жаль, что он доверяет ей, ведь она так ужасно поступила с ним. А вдруг это он за ее спиной использовал кантробе?

«С ума сошла?» – она осекла саму себя.

Теперь Виола припоминала, как сама жаждала сплести сок кантробе. Как ей хотелось увидеть мечтательные нити, схватившие природу Воллдрима, позволившие мечтам исполняться практически беспрепятственно. Жаль, но сейчас нет такой возможности. Последние запасы сока она использовала, чтобы спасти малышку Элфи Смолг, а делегация, отправленная за драгоценным соком, так и не вернулась.

– Что с планом эвакуации? – спросила пожилая женщина, одетая, словно подросток, в яркий сарафан. Она явно была из творческого отделения Воллдримской школы.

– В целом готовый план… он устраивает меня, – ответил Рэмон. – Не хотелось бы его использовать, но большую часть народа мы сможем увести в другие миры.

– Когда?

– При необходимости. Наше вмешательство в городские дела все также нежелательно.

– И мы позволим оккупантам продолжать?.. – встрял руководитель Купола Природы, мистер Кипарисус.

– Есть дела поважнее, – гневно выдала Виола. – Какой смысл бороться с оккупантами, если всю планету, если не весь мир, может разорвать противоречие?!

– Но стоит подумать и об… – настаивал Кипарисус.

– А мы думаем!.. – начала было орать Виола, но Рэмон пресек ее:

– И это тоже не отпущено на самотек, господин Кипарисус. К следующему Совету, я уверен, уже доставят нужные шебраки. Однако в любом случае активные действия мы не планируем. Все это лишь для крайней нужды. К прочему, у нас нет уверенности сработают ли эти шебраки в принципе… – ответил Рэмон.

– Почему же?

– Шебраки, такие как орейфусы, бенайрисы, блокаторы и их вариации, а также сфера нисту-рум, – вот все, что может быть использовано в Воллдриме, – почти шепотом сказала Сессиль Фиганро. Всего год назад она обучала детей Воллдримской школы морским премудростям, но теперь была поглощена своей основной страстью – делилась знаниями с учениками-мечтателями об устройстве природы, о том, как ею управлять. На Изнанке это была ее основная работа. Не трудно догадаться, что ее навыки высоко ценились в расследовании причин разлома природы над Воллдримом. Она лучше других знала законы, управляющие погодой.

Полсотни заседавших посмотрели на Сессиль. Ее тихий голос был ровен и даже монотонен, но некая сила пронизывала ее речь. Возможно это была уверенность и явный лидерский потенциал. Слова Сессиль звучали внушительней почти истеричных выпадов Виолы, ярче голос других участников зарядившейся вдруг дискуссии. Зал словно опустел, а мисс Фиганро продолжила:

– Я, как и многие из присутствующих здесь, много думала о причинах разлома погоды… Иные предметы мечты не работают в мире Земли. Так уж он устроен. Впрочем, вариаций орейфусов так много… Но известно, что ныне существующие шебраки – это не предел. Вполне я допускаю, что в городе был создан новейший шебрак или же его принесли извне, и это послужило толчком к разлому законов природы. А может случилось некое новейшее явление, о котором мы и помыслить не сумели, ведь мало кто способен создать нечто доселе не существующее. Новатор-мечтатель… Я предлагаю сосредоточиться на Брегантине. Простите мисс директор, но я считаю необходимым изучить ваши шаги и предприятия, предшествующие вашему преображению. Места, где вы бывали, новые общения, знакомства. Необходимо вспомнить, когда именно началось омоложение.

Сессиль окончила речь. Молчание прервали бы дебаты, но слова холодной красавицы заставили всех задуматься. Глаза блуждали по залу, каждый из находившихся в серой комнате то и дело бросал взгляд то на Брегантину, то на Сессиль.

– Пропажа детей может быть связана со всем этим, – добавил Рэмон. – В былые времена печальные мечтатели нередко использовали жертвенные методы, чтобы усиливать свои мечты. Детей убили, ритуально… Это наиболее вероятная версия. Кто-то решился на масштабное воплощение без разбора способов достижения мечты… – Рэмон произнес вслух то, что давно витало в умах мечтателей. Дети, пропавшие в тот страшный день и накануне, скорее всего не выжили. Найти следы 11-ти мальчиков, в том числе и Харма, так и не удалось. Однако Рэмон еще не закончил: – Может статься, что некоторые из пропавших в те дни мечтателей замешаны в этой скорбной мечте. Я никого не обвиняю, но это возможно…

Спор был окончен, горестные предчувствия обычных людей и новое испытание для чуда в душе мечтателей… Каждый переживал услышанное по-своему. Убийство детей и предательство – это тяжкие события. Чудным мечтателям свойственно принимать данности, не окунаясь в сожаления, не поддаваясь желанию воображения создавать иные вариации событий.

Однако вскорости Совет завершился. Кто-то вернулся в Воллдрим, другие – к своим изнаночным делам.

На подобных заседаниях ни раз разбирались и другие версии произошедшего. Ни одна из них пока не нашла подтверждения, но все они были весьма вероятны и прорабатывались, перепроверялись раз за разом.

Но была и одна ужасающая версия: здесь замешана бабушка Харма. Анна Волгина наверняка освоила создание бездушных воплощений…