Текст книги "Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)"

Автор книги: Бирке Элеонор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Глава 27. Трудно быть Дорбсоном

– У меня не записано… – сохраняя выдержку, сказал молодой офицер.

– Ты что не расслышал приказа?

Кирпичная будка; сквозняк, гуляющий по узкой проходной; в противовес ему – дышащий из окошка комнатки постовых жар. Там в полном обмундировании парились три человека.

Стекло тюремной витрины запотело, и Крабов не смог разглядеть кто, кроме упрямого лейтенанта, нынче на посту. Этот всегда был дотошным, но, если надавить, волновался и впадал в ступор.

– Господин Дорбсон, я все слышал. Предъявите…

– Я должен забрать своего подследственного! – крикнул Крабов и долбанул ногой в деревянное перекрытие. – Я прибыл проследить, чтобы с ним никто не говорил. Я сам заберу его, у меня и разрешение есть! А ты требуешь еще какие-то документы?.. Лейтенант, тебе что, пропуска мало и удостоверения? Проснись ты уже!

– Я должен… вы не по графику…

– Зови главного по КПП! – Крабов злился по-настоящему, без притворства. Родинка на носу морщилась и блестела под лампой, светившей ему в лицо.

– Я сейчас за главн…

– И ты, идиот чертов, не можешь решить? Ты что первый раз видишь меня?!

– Нет, но…

– Ставь чертову печать, и я сдам оружие!

– Все же…

– Журнал давай, пока я тебя не арестовал за препятствие особо важной работе. Личный состав уже эвакуируют? Доложите! – он сморщил нос, будто от лейтенанта воняла и громко шлепнул о деревяшку стола табельным оружием.

– Нет, но…

– Доложите!!! – Крабов еще раз долбанул по столу, на этот раз кулаком, да так что рассек кожу на костяшке указательного пальца.

– Я не уполномоч…

Крабов схватил мальца за погон и оторвал его, а потом швырнул под ноги сидевшему внутри солдатику, схватил его за второй пагон и притянул к себе:

– Убью гад. Доложи!

Чуть отпрянув от брызжущего слюной майора, лейтенант сбиваясь промямлил:

– Личный состав эвакуируют. Осталось еще несколько заключенных, остальных уже вывезл…

– Камера 12, третий этаж? Этот на месте?

– Так точно! – лейтенант вытер щеку.

– Живи пока, идиот.

– Вы не уполномоч…

Крабов оттолкнул заплеванного офицера, который был приличным рангом ниже разъяренного следователя:

– Открывай! – тот, вжав шею в плечи, все же открыл магнитный замок, и следователь прошел.

Главный по КПП долго смотрел в спину Дорбсону, решая включать тревогу или нет. Он переваливался с ноги на ногу на скрипучем полу, держа в руке табельное следователя, и скрип этот резонировал со скрипящим предчувствием, накатившим на офицера. Подставился? Пронесет?

Да и черт с ним, с этим дуболомом! Пропустив эту сволочь внутрь, дежурный нарушил правила? Несомненно! Чертова служба! Собутыльник подполковника Шуршвилису, с которым те частенько кутили прямо в изоляторе, наглостью и тупостью добился своего. Дежурный махнул рукой и, подозвав своего заместителя, чтобы тот принял пост и оформил оружие Дорбсона, скрылся в глухой комнате, взялся за порванный камзол.

В лике Дорбсона Крабов шагал по плацу. Он облизнул кровь, проступившую на пике кулака. Харм остался в лесу, он уговорил мальчика не лезть сюда. Он пообещал, что приведет Стива сам.

Солнце, отстреленное от взмокшего асфальта, вонзалось в глаза; долбала уши некая форточка. Формальное и потому безликое здание изолятора, разрезанное пологой тенью наполовину, будто усмехалось надежде Крабова выпутаться из этого рамсова приключения целым, неразоблаченным… Тряска взведенных двигателей, жалобы птиц, треск взлохмаченного сквозняком леса и крики военных – всеобщая суета. Может на него не обратят внимания?

Шагая мимо вынесенного скарба изолятора, обходя, замечая и пропуская мимо взгляда впивающиеся в глаза мелочи, Крабов погрузился в себя. Он в десятый раз прогонял диалоги и двусмысленные, трехсмысленные … десятисмысленные фразы, которыми он орудовал, когда выяснял кто нынче ведет «Дело Старика». Ведь помимо трех основных следователей прислали парочку новеньких, с которыми он не успел познакомиться. Он прокручивал в голове, как выуживал по своим каналам информацию, как потревожил добрых десять человек, пока не выяснил все необходимое. К радости Крабова этим везунчиком (в кавычках), который занимался старым психом, все еще был Дорбсон. Дурак Дорбсон! Проблема состояла в том, что сволочного идиота изображать весьма сложно. Впрочем, с ролью «сволочи» он справится, а вот идиотом быть не приходилось. Не ляпнул ли Крабов лишнего пытаясь разузнать все необходимое? Возможно ли что он прокололся?

В целом, удалось даже раздобыть транспорт! Его оставили, как он и приказал, на обочине в пяти километрах от изолятора. На нем Крабов и приехал сюда. Что точно – Дорбсон вляпался по полной, ведь именно на его имя джип и оформили. Ну а что? Добринов помер, а сгнобить за служебные преступления второго конкурента?.. Почему бы и нет?! Выкрасть заключённого то еще преступление. А мага? Тем паче!

На плацу стояли четыре грузовика и парочка военных джипов. Загружали документы, работников изолятора, имущество. Колдовская зона была еще далеко, но Фейи велел перевезти всех уже сейчас. В машинах не было заключенных – только личный состав. Собаки отчаянно лаяли на Крабова, впрочем, они лаяли на всех подряд. Крабову стало жуть как страшно. Собак он… не любил и боялся? И почему он раньше этого не замечал за собой? Проходя мимо, он предпочел с внушительным запасом посторониться слюнявых охранников.

– Доложите! Меня интересует заключенный из ДДТ12. Я веду его дело. Где мне его найти?

Лейтенант, что следил за погрузкой, пробежался глазами по спискам.

– Он отбудет со следующей группой. Медицинский спец. автомобиль уже на подъезде.

– А сейчас где он? – опять лизнул кулак.

– Его еще не оформляли. Он в своей камере, – малец закончил фразу осознанным закрытием глаз и коротким кивков, вроде как соглашаясь с самим собой.

– Понял. Пометьте у себя – я сам его вывезу.

– Хм, сами?.. Так мне отбой давать «спец. меду»? Машина-то почти приехала, – он недоверчиво пялился в лицо Дорбсону.

– Не задавай глупых вопросов! – психанул Дорбсон. – Конечно отменяй, дурак!

– Оформите все у дежурного изолятора, – лейтенант покраснел. Неожиданным оскорблением хорошо было придавить морально. Крабов знал это и раньше, но почему-то сейчас, от стресса ли или от напряжения, но это принесло ему некое удовлетворение. Он плавно выдохнул и шмыгнул носом.

Лейтенант продолжал:

– Дежурный выпишет вам необходимые бумаги, а заверить надо будет у зама изолятора. Генерал сейчас на другом объекте.

– Само собой. Кто из замов? Шуршвилису?

– Так точно!

– Вольно! – махнул Крабов и приложил ладонь, куда полагалось, сыграв в своеобразное «аминь», но в воинском варианте. Лейтенант повторил ту же формальность и продолжил руководить погрузкой.

Игра в другого человека, угроза разоблачения?.. Причин мозгового хаоса было рамсец как предостаточно. Внутри Крабова изменялось восприятие. В нем росла злость, в первую очередь от тупости окружающих. Ведь он так умен. Как же он умен! Но откуда эта… скованность в движении и ужас, что его видят насквозь? А вдруг они догадываются, кто он на самом деле? Вдруг они видят… Нет, не то, что он Крабов, но то, что он слабак?

«Так, сосредоточься», – приказал себе Крабов, поднимаясь в изолятор по наружной лестнице. Стук подошвы о железо заставил его напрячься. Казалось десятки людей внизу, собаки, автоматы, – все смотрят ему в спину. Его вот-вот раскроют, раскусят, пристрелят… Сырость пробирала до костей, впрочем резвилась психосоматика. Крабова потряхивало, и шаг его то и дело терял твердость.

И вот он оказался внутри. К счастью, и к удивлению же, он без особых проблем получил нужные документы у дежурного, а подполковник Ширшвилису, увидав его, расплылся в улыбке и пригласил присесть:

– Принес?

Крабов рухнул на стул, пытаясь сообразить, что ответить. Нежданно для собственной шкуры он заржал. Подполковник прикурил и, ухмыльнувшись, выдал:

– Ну у тебя и память, чертов бездельник!

– Замотали дела… – развел руками Крабов.

– Ну-ка посмотри на меня.

Крабов впялился в подполковника и опять заржал. Ширшвилису слегка напрягся.

– Твою мать, Дорбсон, хорошо, что Фейи нет. Ты пришибленный какой-то… Пил?..

– Нет, просто со вчерашнего еще не отошел… – этот стандартный ответ в миру военном оставался актуальным практически в любой ситуации. Работа в бесконечном стрессе вынуждала… Пили почти все!..

– Нельзя же так… Я вот видишь в порядке и до вечера никакого опохмела… – он дунул в ладонь и быстро нюхнул полученный результат. Удовлетворенный лишь наполовину он продолжил: – Вот! Я конечно понимаю, что мы тут… нервы и все такое, но внешний вид… Приведи себя в порядок. Петрушечью таблетку дать?

Крабов махнул:

– Не. В каком тут будешь порядке? – наигранно возмутился Крабов, застегивая ворот, оттряхивая с плеча перхоть. – Столько со старой сволочью из двенадцатой вожусь. Молчит гад! Может его вывести в лес… с лопатой? иногда помогает. Как считаешь?

– Уже обсуждали… – Шуршвилису откинулся на кожаную спинку кресла и выдул дым в потолок. – Тебе не кажется, что здесь чем-то воняет? Целое утро никак не пойму…

Крабов повел носом, принюхался:

«Рамсец,» – чуть не выдал он свое фирменное, но вовремя спохватился и резюмировал:

– Паленое что-то…

Шуршвилису стряхнул пепел:

– Делай с этим старым психом то, что считаешь нужным. Только не в колдовской зоне, естественно! а так… В общем все в твоих руках! – он в очередной раз стряхнул пепел в мраморную пепельницу, представляющую собой раскрытый рот с зубами и, нюхнув воздух, сморщился.

– Само собой не в зоне. Я же не… Я все продумал…

– Ну будет уже, иди… Тут у меня столько бумажной работы… Но завтра обязательно захвати, то, о чем я просил. Ты кстати не забыл еще, машину-то мою уже перекрасили?

– Врадек, обижаешь…

– Ну-ну… Ладно, держи свои бумаги, – он протянул заверенное разрешение на вывоз старика из 12-той, и Крабов-Дорбсон, схватив сокровенную бумажку, вышел из кабинета.

Какая удача! Дорбсон весьма близко общается с подполковником? Вместе выпивают? «Хороший мужик этот Врадек, – подумал Крабов, шагая на второй этаж, в часть изолятора, где держали подследственных. – Но я круче!»

Следователя ненадолго придушил кашель, и он остановился, стал поправлять форму, плюнул на ладонь и прилизал волосы, но вдруг сообразил, что занят какой-то ерундой и двинулся дальше.

Он шагал по коридорам. Здесь и вправду воняло паленым, а еще мокрой побелкой. Постовых было в три раза меньше, чем должно. Один солдатик отвечал сразу за три проходных. Это немного затягивало продвижение, однако стоило намного меньших нервов и объяснений. Последний, коротко выстриженный солдат, его выбесил, и Крабов, уже приноровившись, брызжал слюной тому в лицо, отчитывая мальца и для надежности знатно обматерив беднягу, в апогее пихнул его в грудки.

Камера ДДТ14, в которой держали Харма была закрыта, но рядом в проволочном органайзере нет папки с данными о заключенном, а значит 14-тая камера сейчас пуста.

«Бедняга Харм, наконец-то ты свободен», – подумал Крабов, почувствовав при этом, будто его обманули.

– Открывай ДДТ12!

– Документы при вас?

– Держи!

«В каком же я дерьме и все из-за какого-то мальчишки. На что я подписался? Что я тут делаю?..» – изумлялся Крабов и вдруг понял, что его мысли и вот эта нервозность… Это так не похоже на него. Он бывал и раньше в гадских ситуациях, но сейчас… Что с ним творится?

Солдат возился с ключами, потом безумно долго искал ручку, медленно же что-то писал в своих бумагах… В табеле, потом еще в двух тетрадках регистрации, опять перебирал ключи, поправил очки…

– Быстрее, чертов идиот! – выругался Крабов.

– Уже все… Извините за задержку…

– Да заткнись ты, открывай уже!

Солдатик наконец отворил замок и толкнул дверь.

– Эй, ты в камере, выходи! – крикнул Крабов в темноту, а потом повернулся к постовому: – Почему там темно?

– Он стал буйным. Теперь мы ему выключаем свет. Это его успокаивает. Вы же сами приказали…

– Ах, да, – сообразил Крабов и опять крикнул в камеру: – Ну, поторопись!

В камере что-то зашевелилось. Из мрака показался худой старик, с впалыми щеками. Он шаркал ногами по полу, и от противного звука Крабов готов был…

…а еще здесь воняло мочой. Ну как тут сохранить самообладание?!

Следователь облизнул рану на кулаке. Его ноздри раздувались, а рожа под натиском гнева давно раскраснелась. Тряся родинкой, он процедил:

– И долго еще господин следователь будет ждать?!

Глава 28. Стив

К Стиву кто-то пришел? Кто зовет его?.. Неужели Харм?..

– Теперь я не умру, – прошептал Стив. – Я больше не могу… Мне конец… Харм…

Жара, духота и затхлость. Долгий голод, сухая кожа и нескончаемый тремор в теле. Иногда Стиву казалось, будто на него смотрит брат. Харм говорит, что придет за ним. Он не сомневается в спасении их обоих. Он тоже сидит один, он также, как и Стив, давно несвободен. Почему он не пал духом? Почему Харм уверен в некой чудной мечте, которая победит?..

В последних видениях Стив увидел за спиной у Харма огромные крылья, тот мог летать. Людей на крылах не бывает – уверял себя Стив. Это всего лишь красивая мечта о спасении. Обманчивая, но красивая, раскрашенная отчаянием мечта…

Сны о Харме помогали Стиву. В первые дни пребывания в одиночной изоляции его накрывала безнадежность, и он пытался свести счеты с жизнью, но именно тогда ему впервые привиделся брат. Он вселил в Стива веру в хороший исход. Подсознание заставило Стива искать, и вскоре на ощупь, в темноте каменной комнаты Стив обнаружил сырую стену – источник влаги. Он обследовал стену внимательней и в выемке меж камней ему удалось отыскать ложбину, из которой сочилась невесть откуда вода. Так он поверил брату, что надежда есть. Он каждый день ждал, что Харм вот-вот придет за ним.

Зрение Стива давно свыклось с темнотой, и нынче он мог различать открыты ли его глаза или нет. Пищи не было вовсе, но Стив привык голодать.

Дома, в Воллдриме, он мог не есть семь, десять…пятнадцать дней. Ему нравилось мучить себя голодом, он ждал момента, когда голод сменялся безразличием к еде. Тогда он острее чувствовал другое… Проявлялись сами чувства, они делались ярче. Он сам становился живее. Через время Стив начинал питаться, рассчитывая позже вновь ощутить блаженное самоистязание.

Сейчас голод был вынужденным, но, если бы мальчик признался самому себе, то понял – о чем-то подобном он непрестанно мечтал. Еще когда жил среди Дриммернов.

Дни, недели… за все время, проведенное здесь, Стив не видел ни одного человека, а за дверью висела невозмутимая тишина. У него появлялся собеседник лишь во снах, потому и наяву он стал разговаривать с братом, будто тот был рядом.

Стив прислонился к стенке, за которой держали его брата. Старший сын Дриммернов всматривался в дверь на противоположной стороне квадратной комнаты, едва веря, что дверь когда-нибудь откроется. Стив дремал, просыпался, бормотал…

Вдруг голос Харма вонзился в уши Стива, сквозь сон Харм прокричал:

– Это не он, это не Стив!

Стив открыл глаза. Он четко слышал голос брата! Или не слышал? Это был всего лишь сон…

– Это я, – прошептал Стив. – Ты ошибся, это я. Я здесь…

Вдруг дверь дернулась и неспешно стала раскрываться внутрь, царапая пол. Она скрежетала словно рыдая. Стив был ошеломлен. Ведь именно это приснилось ему секунды назад. Харм пришел за ним? Он… нет, он прилетел, нашел его, сумел открыть дверь! За дверью ничего не видно, но Стив вновь услышал:

– Где мой брат? Где Стив?!

Померещилось?

Стив поднялся и, шатаясь, подошел к дверному косяку. Распахнутая минуту назад темнота, была густой и совершенно непроглядной, казалась плотной. Воображение кричало – в нее нельзя войти, она, как стена, твердая! Стив шепотом позвал:

– Харм, это я… Я здесь!

Там дальше что-то трется о металл. Ковыряют замочную скважину? Похоже… Он сам когда-то пытался открыть замок. Наверное, где-то рядом есть комната, в которой сидит Харм. Он пытается выбраться?

– Пробуй еще! Харм, я здесь. Я теперь смогу выйти. У тебя есть ключ?

От волнения… от истощения… у Стива закружилась голова, он сел на пол.

– Пытайся! У меня почему-то получилось…

Далекий скрежет металла прекратился. Стив услышал удары о железо. Видимо его услышали! Стив позвал:

– Нуу, давай же! Это ты? – еще удар и еще, а за ним молчание. – Харм! Отзовись! Не смей бросать меня!!!

Силы покидали Стива, и он лег. Царапая пол, он смотрел в тьму, рыдал без слез, боясь просунуться в нее хотя бы руку. Он не осмелиться выйти за дверь… А вдруг там вовсе не Харм? Брат стал родным, близким, единственным человеком, которого Стив смог бы полюбить. Жаль, но мальчик не понимал новых чувств и не знал, что делать, не умел наполниться ими.

От страха и бессилия Стив не решался, да и не смог бы сейчас встать даже на колени. Видение, ставшее продуктом его мимолетной злости, вспыхнуло и погасло в сознании мальчишки, прежде чем он отключился. Ему почудилось, будто он подошел к треклятой стене, за которой сидит Харм, и разорвал ее; легко, как бумагу… Посыпались камни, несколько упало рядом. Стива укрыло бетонной крошкой.

Неизвестно сколько времени прошло с тех пор как разум Стива обрушился в тревожный сон, но разбудил мальчишку вой, то ли собачий, то ли чей-то еще. Сотни голосов выли в прерывистом унисоне. Стив долго жил в гудящей тишине, но сейчас, услыхав нечто кроме шума, создаваемого им самим, он улыбнулся. Стив открыл глаза, и их резанула боль: в них что-то попало. Он не сразу сообразил, что волосы шевелит сквозняк, а по спине под рубахой бегает ветер. Он присел и потер глаза, быстро заморгал, пытаясь очистить их от песка. Тот был и во рту, попал в нос. Стив несколько раз чихнул. Наконец он смог видеть. В комнате стало светлее. Воздух с примесями тухлятины, был свежее, чем раньше. Перед глазами мальчика маячил дверной проем и кусок стены за ним. Здесь точно стало светлее!

Стив позвал:

– Харм? Ты там?.. – он облокотился рукой о пол. В ладонь впилось нечто острое, колючее. Повсюду валялись камни, большие и маленькие. Что произошло? Откуда они взялись? Он чихнул, и с волос осыпалась серая пыль. Стив закрыл глаза и отряхнул лицо, волосы, высморкался в подол рубашки.

– Харм, я попью воды и пойду. Я честно пойду. Я постараюсь…

Он повернулся к углу, в котором вился живительный ручеек и враз забыл о воде. В стенке, смотрящей на распахнутую дверь, была громадная дыра. Края дыры висели словно разрезанные огромными ножницами, а за ней простиралась равнина. Она казалась синей. Стив встал на ноги и подошел к разорванной его безнадежной мечтой стенке. Шокированный он будто обрел капельку сил. Равнина: ни деревца или кусточка, ни одного бугорка, гладкое ровное поле и безлюдье. Он смотрел на простор, упирающийся в располосованное небо, и не верил чуду своего освобождения.

Воздух бил в его грудь и лицо. Он уносил запах немытого тела в темноту за дверью. Помочь брату? Но тогда он будет не один… Как быть с кем-то? Что из этого выйдет? Он не умеет… Что он скажет? Что скажет ему Харм?

– Я не могу, – прошептал Стив. – Я только посмотрю…

До земли всего ничего – половина его роста. Он пролез в дыру. Равнина не казалась – была синей, синей с кровавым оттенком. Мальчишка упал на колени. Он хватал синюю траву не руками – зубами, словно изголодавшийся теленок, которого вывели на луг. Он рвал ее и почти не разжевывая глотал. Стив не сразу понял, что она будто резиновая, безвкусная и конечно же несъедобная. Стив закашлялся. Его вырвало, ведь растительность создавалась быть декорацией, не пищей, имитацией жизни, насмешкой над живностью этого мира.

Мальчишка лег на спину и хрипло простонал. Строение, из которого он вылез было единственным в обозримом пространстве. Метров семь в высоту, неровные черные стены, которые, изгибаясь убегали в линии горизонта. Повсюду из них торчали каменные выступы. Они были причудливых форм и окутывали строение, делая его похожим на лохматого каменного червя: извилистого, скользкого. Кругом пустота и где-то вдали жалостные стоны. Окрестности Стива не заботили, сознание настроилось на главное. Сейчас он мог думать лишь о еде. Голод захватил его, и даже мысли о Харме утонули в зове его истощенного разума, ведь обоняние чуяло – пища! Она где-то здесь!

Вдруг с крыши здания стала подниматься грязно-красная туча. Она пролетела над мальчишкой слишком низко, неуклюже. Внутри нее клокотала жидкость и на фоне мрачного неба, расчерченного неровными серыми и фиолетовыми линиями, она ширилась и раздувалась, но главное – она выглядела так аппетитно! Казалось она вот-вот лопнет. Жаль, но этого не случилось. Туча неспешно поднималась выше и удалялась прочь. Одновременно вой и писки невидимой живности становились громче и отчаянней: вдалеке орали животные.

За тучей Стиву не угнаться, но ведь она появилась прямо тут. Стив знал, что это правда. Эта странным образом рожденная идея захватила его настолько, что он, затратив немало сил, взобрался на крышу здания по неровным каменным выступам.

Наверху Стиву открылся вид на низко висящее солнце, тусклое, словно уставшее светить. Оно болталось на толстом золотом канате. И равнина… Во все стороны убегала эта странная синяя равнина. Всего пару секунд мальчик смотрел на странный феномен солнца, походившего скорей на воздушный шарик на веревочке. Но главным было не оно и не синяя пустота вокруг!

Крыша, на которой стоял Стив, представляла собой ровный черный глянец с невысокими бортиками по периметру, и новая туча зарождалась как раз здесь! Над ней само пространство рвалось и вновь смыкалось, выплевывая некие вещества. Тут и там из шрамов мироздания вылетали компоненты питательной жидкости.

Стив подошел к висящей на уровне его груди туче, бывшей размером с головку капустного кочана. Он зачерпнул из нее. Вкус был не слишком приятным, но инстинкт потребовал добавки. Стив знал – нельзя переедать и потому не торопился. Один раз в Воллдриме он едва не умер, когда наелся вареной картошки после многодневного голодания. Три жмени в нынешних обстоятельствах он посчитал предостаточными.

Вскоре перепачканный в коктейле и уставший он прилег, быстро уснул.

Случился беспокойный сон. В нем братья и сестра, и… мужчина, который следил за их домом.

Тогда, бессчетное количество дней назад Стив сидел у дороги. Без внимания к миру за пределами дома Дриммернов, ни за кем не наблюдал, ничто его не увлекало. Так мальчишка избегал домашних дел, бесконечных поручений, которыми закидывала его мать. Она – чужая, уродливая женщина; отец – тихий и пустой, и шумная малышня… – нет, никто ему не нужен. Единственный человек, который вдруг заинтересовал Стива – это брат Харм. Тот отчего-то начал ходить в школу. А может в том был толк? Однажды Стив чуть было не пошел за ним, но в последний момент не решился. После в полном одиночестве он днями просиживал на разбитом бревне, валявшемся на обочине.

Мужчина, которого Стив видел впервые, несколько часов стоял в тени у соседского забора, постоянно что-то нашептывал, махал руками, будто был не один и вел беспокойную беседу. Стив собирался уже уйти, встал с бревна, но мужчина окрикнул его, попросив задержаться. Незнакомец подошел. У него были странные глаза: абсолютно черная радужка и, как огненная бездна, рыжий, то сужающийся, то расширяющийся зрачок. На худощавом теле был броский темно-зеленый костюм. Он с натугой облегал ноги, грудь и руки, а горловина рубашки едва не душила мужчину. Одежда явно была ему мала. И как он в ней не задыхался? Стив сразу понял – в мужчине есть нечто неуловимо-притягательное, его хотелось потрогать, хотелось прикоснуться к этой великолепной перчатке, что плотно сидела на его правой руке… эта бежевая гладкая ткань…

– Похоже мы не дождемся его… – сказал мужчина и кивнул. – А Виола может понять слишком быстро… Я естественно ее основные места отгородил, но она хитрая старуха… Что ж нам делать-то с тобой? – он смотрел в непонимающее лицо Стива. – Харм… Д-а-а-а-а, он бы мне пригодился… Видишь перчатку? Для него я вот это местечко держу. – Он указал Стиву на кружок, блестящий на внутренней стороне перчатки. Все другие кружочки походили на смоляные стеклышки, а этот оставался прозрачным, как обычное стекло. Мужчина добавил: – Знаешь, что это такое?.. Хочешь себе?.. Не бойся!

Он метнул взгляд направо, налево. Он нервничал и торопился, а Стив не знал, что сказать, да и не привык разговаривать. Мужчина говорил совершенно непонятные ему вещи. Он искал Харма? Возможно это был его школьный учитель.

– Эх, на Изнанку бы еще заглянуть… – сокрушался тот. – Ты слышал? В школьном огороде оказывается есть проход! Одна дура-мечтательница мне подсказала, но ты не волнуйся. Она уже сдохла. Все тут какие-то хилые. Не готовы… Не готовы… Слабаки… Глупые слабаки… Нерешительные и глупые…

Стив попятился и уперся в перекладины забора, а мужчина склонился над ним. Он улыбался. Почему он рассказывал все это Стиву? Он точно знал – Стив никому не расскажет о том, что услышал. К тому же за столетия одиночества Галахан привык размышлять вслух. Он перестал разделять слова и мысли. Его единственным собеседником многие столетия был лишь он сам.

Под землей что-то взорвалось, и почва под ногами Стива задрожала. Старший из детей Дриммернов повернул голову и увидел: дом его семьи затрясло. Стив рванул было к дому, но незнакомец схватил его за руку:

– О! уже началось! – он взглянул на небо и кивнул. – Ладно. Может встретим нашего Харма где-нибудь по дороге. Тогда… Тогда выкину того, первого. Не люблю я слюнявых… А ты любишь? – он широко улыбнулся, выставив белоснежные зубы.

Стив отпрянул, но мужчина коснулся пальцем его лба, и мальчика, словно дым, засосало в последнее оставшееся отверстие собирательной перчатки.

Мальчишка не помнил, как попал в этот мир, как Галахан принес его сюда. Долгое время Стив был пленником перчатки. В реальности этого он помнить не мог. Пару месяцев назад Галахан поместил его в черную комнату, для проверки его способностей. Но об этом много позже.

Сам же господин Галахарии долгое время был пленником собственного мира, отчего же в связи с этим не помучить детей? Однажды, за много месяцев до своего появления в Воллдриме, он словил крохотное воспоминание своего брата Ветхона. Тогда Галахан наконец воплотил орейфус, позволивший ему попасть в обитаемые миры, отыскать сначала Зеландер, а потом саму Землю!..

Стив проснулся и заплакал. Тринадцатилетний мальчишка, исхудалый и неграмотный, никогда не знавший любви и не видевший заботы. Его никто не замечал, он не был нужен в целом мире никому. Сон о брате не исчез, но Стив осознал, что единственным человеком, который обратил на него внимание, был чужак со странными глазами. Чуть страшными, но скорее добрыми… нет, не добрыми – понимающими глазами. Стив увидел в Галахане знакомое ему одиночество. Этот человек показался почти родным… Это был почти он сам…

– Как я оказался здесь? Это другая страна или другая жизнь? – Стив вдохнул смрад Галахирии и прошептал: – Харм, я найду тебя… Я найду тебя, брат. Ты не будешь один, мы станем все делать вместе…

Стив перестал бояться. Он вернулся в комнату своего заточения и вышел в темный коридор, в который еще недавно не решался войти. Теперь коридор казался не таким уж темным. Мальчик обошел десятки комнат, открывал двери, одну за другой. Удивительно, но те оказались незапертые. Большинство комнат пустовало, в трех он нашел трупы мальчишек. Смердящие или высушенные. Он не испугался, нет. Он не ведал что есть смерть. В одной из комнат сидел мальчишка, намного младше Стива. Увидав Стива, малыш обнял его и долго навзрыд плакал. Вскоре уже вдвоем они изучали здание дальше. Жаль, но Харма они не нашли. Лишь еще один труп и комнату, вымощенную усохшими лоскутами чьей-то плоти.

Полость дома-червя казалась бесконечной. Дети блуждали в его чреве час или больше того. Малыш устал. Еще не закончив исследование длинного коридора, Стив вместе с новым знакомым вернулись к единственному выходу из здания. Они взобрались на крышу. Солнце висело выше, а канат стал тоньше, будто растянулся. Туча выросла. Малыш набросился на коктейль, напился его, позже долго корчился от боли и мучился, пока наконец не уснул. Стив тоже перекусил. Он прилег рядом, неотрывно смотрел в небо, которое было чужим, как и все в этом мире. Но даже уныние небес Стив счел прекрасным! Ветер ласкал втиснувшуюся в кости кожу, гладил подростка по шершавой коже, цепляясь за ребра, стеная о едва сохранившейся в его теле жизни. Он ворошил волосы Стиву, даровал толику блаженства.

Харм где-то здесь. Надо вернуться и поискать еще…

– Харм, и тебе будет хорошо! – прошептал Стив.

Он закрыл глаза и зевнул.

– Приснись мне… Покажи, где тебя искать… Я найду. Я буду стараться. Харм…

– Харм? Чё за Харм?

Стив открыл глаза. Над ним склонился парнишка в желтом комбинезоне-шортах.

– Вас двое? Сразу двое выбрались?! – парнишка был удивлен. – А этот мелкий пацан живой или нет? – Он толкнул младшего ногой, и тот сквозь сон заскулил. – Живой! Это хорошо!

– Что? Ты кто? – Стив присел и с опаской подогнул под себя ноги.

С довольной улыбкой, нагловато сложив руки на груди, на него пялился некий наглец.

– Меня зовут Марк. Но господин называет меня – «первым галом», потому что я первый из всех выбрался, – ответил мальчишка. – А вы кстати последние из этого корпуса для проверки таланта. Вообще только мы трое смогли проверку осилить, а другие – фу! В нас есть шеба, мы круче всех! А я так вообще – первый гал! – он был рад, то ли встрече, то ли тому, что был одним из особенных. – Я уже давно освободился, но другие уже не придут. Они все сдохли! Они не были шебишами или слабыми были, а тебя и этого мелкого я поздравляю!

Он протянул Стиву руку, но тот нахмурился. Марк рассмеялся и схватил Стива за плечи, потряс его:

– Молодцы мы! Молодцы!.. Чего застыл? Ты хоть понимаешь, что мы самые-самые?!

– Самые?.. – пацан больно сжимал Стива за плечи, но Дриммерн терпел, не смея вырваться из цепких пальцев Марка.

– Господин собирает детей отовсюду, с разных миров… Приносит сюда и садит по одному в каменных камерах. Кто сможет не умереть и выберется, тот избранный. Остальные – слабаки!

– Слабаки?..

– Да! Слабаки!

– Марк, а тут был… знаешь такой… такой мальчик… такой, с веснушками. Он мой брат.

– Куча народу была, – сказал Марк, дыша в лицо Стиву. – Господин проверял нас. Галахан могучий! В день, когда он забирал нас в свою перчатку, господин оставил в горе Мирис убивающий шебрак. Камень смерти – так он сказал. Он спрятал его в пещере и теперь дурацкая Земля уничтожена! А если он не сработает, есть еще подарочки. Господин Галахан умный. Он не прощает!

– О чем ты говоришь? Земля уничтожена? Что это такое?