Текст книги "Королева эльфов. Зловещее пророчество"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)

Магия крови

Крик вырвал эльфа из забытья. Фальрах не знал, где очутился.

Теплое одеяло из песка убрали. Он лежал на скале. Лицо и руки болели. Повсюду вокруг были кобольды. Некоторые пытались взобраться на него. Один наступил ему на руку. Ощущение было, словно руку ему раздавил раскаленный молот. Миг воин был уверен, что видит не ту руку, а потом постепенно начал понимать. Буря! Он не должен был снова выходить из пещеры!

Серокожие все еще бежали к выходу. Несмотря на то что там продолжал бушевать ураган.

Красный свет кольнул чувствительные глаза Фальраха. Даже веки изранил песок. Только там, где защищала ткань, песок не причинил вреда.

Он увидел Эмерелль. Она стояла на коленях в глубине пещеры. Ее окружала аура красного света. Проклятый красный свет! Вспомнилась темница в Фейланвике. Резня среди троллей и кобольдов. Из локтя королевы торчал нож. Его нож! Как он там оказался? Перед Эмерелль съежилась фигурка.

Фальрах поднялся. Он закачался, хотел было опереться рукой о стену, но в последний миг отнял руку. Своими освежеванными руками он не сможет коснуться ничего.

С каждым шагом, стараясь сохранить равновесие, он приближался к Эмерелль. Руки эльфийки обгорели ниже локтя.

Вокруг нее вились спирали красного света. Фальрах осторожно протянул к ней руку.

– Спокойно, – тихо произнес он. – Здесь нет врагов.

Кровь стекала по лезвию. Поскольку рука волшебницы была перетянута жгутом, он отважился извлечь оружие. Он почувствовал, как металл скользнул по суставу. Королева не издала ни звука. Глаза ее были широко распахнуты, но казалось, что она ничего не видит. Зрачки превратились в крохотные черные точки.

Ее руки стали выглядеть лучше. Но ладони… Ему пришлось заставить себя не отводить взгляд. Они напоминали спутавшиеся обугленные ветки. Руки, которые когда-то ласкали его. Снова вспомнился Фейланвик. Очевидно, королева могла лечить себя. Любому другому пришлось бы ампутировать кисти. Кобольд, который лежал мертвым у ее ног, хотел помочь!

Фальрах смотрел на серокожих. Все они не отрываясь пялились на него и на его возлюбленную. Они были напутаны, нерешительны… Пока что. Атакуют? Или убегут?

– Он вонзил ей в руку нож! – Это было несправедливо, но нужно исказить факты, чтобы завладеть ситуацией. – Он напал на нее! Вы забыли, как она пришла в деревню Облона?

Как вы могли на нее напасть? Забыли, что она спасла вас всех от верной гибели в песчаной буре?

Некоторые потупились. Но головокружительного успеха его слова не имели.

– Она повелительница магии. – Среди серокожих Фальрах заметил лутина. Одно неверное слово с его стороны, и все впустую. – Никодемус, встань рядом со мной.

Лутина вытолкнули вперед. Никто из серокожих не пытался защитить его.

– Вы…

По рядам кобольдов пробежал шепоток. Некоторые упали на колени, как поступали дети человеческие при виде своих идолов. Фальрах не понял, что произошло, пока краем глаза не увидел, как королева подняла руки. Ладони были безупречно белы. Ничто больше не напоминало об ожогах.

Все больше и больше кобольдов падали ниц. Даже лутин.

Фальрах знал, что это не чудо. Она использовала силу камня альвов. Но почувствовал, что здесь действует и другая сила. Что-то чужое, темное. В душу эльфа закралось недоброе подозрение, что Эмерелль получила силу из-за смерти кобольда, который так неосмотрительно попытался ампутировать ей руку. Она творила магию крови!

Скажи им, пусть отдыхают, послышался в мыслях ее голос. Через семь часов, с первым лучом солнца, мы тронемся в путь и не будем отдыхать до тех пор, пока не достигнем сада Ядэ. Только тогда мы будем в безопасности.

Он выполнил ее приказ. Кобольды были слишком напуганы, чтобы задавать вопросы. Большинство даже не отваживалось посмотреть в ее сторону.

Небесный мост и Солнечные врата

Через четырнадцать часов после того, как путники покинули пещеру, они достигли того единственного ущелья, которое вело сквозь скальный лабиринт столовых гор к саду Ядэ. Эмерелль была напряжена. Столько времени прошло с тех пор, как она была здесь последний раз? Интересно, как сейчас выглядят сады короля драконов? И как примет их газала?

Эльфийка поглядела на Фальраха. Он одним из первых взобрался по узкой тропе, которая вела вдоль склона белоснежной, словно кость, скалы. Ей кажется или раньше он двигался иначе, более… чувственно? В пещере она исцелила возлюбленного. Ей хотелось лежать в его объятиях. Не в объятиях Олловейна! Ей хотелось побыть с ним в уединении.

Несколько дней напролет! Мысли казались чужими. Может быть, поход через пустыню изменил и ее? Говорят, в пустыне можно отыскать путь к себе. Или ее изменила жизненная сила, отнятая у кобольда?

Эти мысли Эмерелль отбросила. Оставалось пройти приличный отрезок пути. Выдержать последнее испытание. Она снова посмотрела на Фальраха. Он божественно сложен. Он словно создан для того, чтобы с ним… Шаги ее стали шире.

Не сейчас!

Ущелье манило маленьким озерцом, вода в котором светилась бледно-зеленым. Раньше здесь водились кайманы; на валунах они поджидали других животных, спускавшихся со скал на водопой. Эмерелль решительно настояла на том, чтобы пойти по узкой тропе, выбитой в почти отвесной стене.

Серокожие с тоской глядели на воду, но никто не отважился возражать. Королева чувствовала ненависть кобольдов. Она была силой, заставлявшей их держаться на ногах. Большинство детей не могли идти, их приходилось нести. Один из стариков умер на последнем отрезке пути через пустыню. Но они двигались вперед.

Эмерелль тоже чувствовала смертельную усталость. Все раны были залечены, но боль истощила ее силы и травила душу. Она изменилась… Если поспать как следует несколько ночей, уговаривала себя эльфийка, это пройдет.

Стайка ярко-зеленых пальмовых стражей пролетела по ущелью. Небольшие птицы с любопытством рассматривали гостей. Наверняка никогда прежде не видели двуногих! Бодро чирикая, птицы ринулись вниз. Они летели прямо над сверкающей водой, а затем исчезли среди прибрежных пальм.

Тропа, по которой шли путники, была не более локтя в ширину. Серокожие вплотную прижимались к горячей скале и старались не смотреть вниз. У Эмерелль голова не кружилась. Кажлый раз, когда тропа поворачивала, эльфийка наклонялась над пропастью, чтобы заглянуть в ущелье с другой точки. Озеро изменило очертания. Интересно, насколько изменилась обширная долина?

Здесь, среди столовых гор, заклинание, которое серокожие столь точно называли драконьим дыханием, не имело силы.

Ветер, пролетавший над белыми скалами, за столетия вытесал в мягком камне самые причудливые скульптуры, но он не был творением магии.

Подъем длился больше часа. Эмерелль знала, что почти достигла цели, когда колонна перед ней остановилась. На цыпочках пробежав вдоль пропасти, она протиснулась вперед.

Маленькое озеро с пальмами находилось более чем в двухстах шагах под ней. Скалы почти отвесно уходили вниз. Королева обернулась через плечо, и ее охватило странное чувство – тяжесть глубоко в животе в сочетании с желанием раскинуть руки и упасть спиной назад. Она не собиралась совершать самоубийство. Она хотела убежать! Ей просто хотелось упасть.

В ее представлении падение означало полет. «Нужно поспать», – мысленно напомнила она себе.

Узкая тропа стала шире. Она змеилась вокруг широкого скального уступа, было видно лишь часть долины, которая оставалась скрытой от глаз на протяжении почти всего подъема. Небесный мост и Солнечные врата, так называли ее когда-то эльфы-драконы. Эмерелль помнила голос матери. Та часто рассказывала об эльфах-драконах. Обо всех чудесах, которые могли видеть только они.

Сама Эмерелль еще встречалась с альвами, однако созданный ими порядок вещей к тому моменту рухнул. Сверкающая империя драконов погибла, альвы отвернулись от чешуйчатых созданий, а немногим позже и от всего мира.

Небесный мост представлял собой узкую артерию черного базальта. Он раскинулся над пропастью, образованной за тысячелетия ветром и водой. В самом узком месте мост достигал всего лишь десяти дюймов. У того, кто стоял на мосту – вверху бесконечная синь горизонта, внизу двести шагов до земли, – возникало чувство, что он висит посреди неба. Ущелье в этом месте сужалось. Из-за этого усиливался ветер и тысячей незримых рук толкал и тянул смельчака, отважившегося ступить на базальт. Мать королевы, Нандалее, рассказывала, что путь через мост был одним из экзаменов эльфов-драконников. Не один отважный воин потерпел здесь поражение.

Шалин Фалах не шел ни в какое сравнение.

Чуть впереди виднелись остатки базальтового моста, рухнувшего в ущелье. И сомнения в оставшейся части сооружения усиливались стократ.

По ту сторону лежали Солнечные врата. Они состояли из белой скальной породы. Ветер проел в монолите большую круглую дыру. Лежавшие вокруг камни тоже подверглись эрозии, и перед идущим представало огромное кольцо. Семь вечеров в году заходящее солнце полностью заполняло собой внутренний круг. Странная скала была прихотью природы, однако зрелище пойманного в каменное кольцо солнца представляло собой глубокое мистическое переживание. Тот, кто доходил сюда, мог считать, что он справился и получил право стать воином драконов.

Эмерелль поглядела вниз, в долину. Конечно, кости потерпевших неудачу давно рассыпались в прах. Небесный мост и Солнечные врата были реликвиями ушедшей эпохи. Не было больше драконов, их рыцари давно стали лишь тканью древних историй, звучавших настолько фантастично, что многие ворчали, будто бы их придумали поэты и лжецы.

Эмерелль прошла мимо толпы кобольдов до моста.

– Это ваш путь. Тот, кто перейдет мост, свободен. По ту сторону Солнечных врат вас ожидает долина, где вы найдете в избытке все, что нужно для жизни.

– Госпожа, мы не настолько тяжелы, как ты. Ветер унесет нас в пропасть. – Среди колеблющихся был Добон, говоривший от имени всех.

Эмерелль была почти уверена в том, что его голос и был голосом брюзги, советовавшим предоставить ее судьбе, когда она лежала, беспомощная, в пещере. Воспоминания о разговоре были очень смутными. До конца она не будет уверена никогда. Но Добон был предводителем. Должно быть, это был он! Кто еще мог обладать таким мужеством и наглостью, чтобы предложить подобное?

При воспоминании о разговоре королеву захлестнула ярость.

– Я перейду мост. Как поступите вы – дело ваше. – Она указала вниз, в долину. – Если вы пойдете туда, не спасетесь.

Пара недель – и вы убьете всю дичь, обгложете каждый куст и каждую пальму. И вам придется вновь вернуться сюда. Вы предоставлены своей судьбе. Тебе это ничего не напоминает, Добон?

Старый кобольд со сломанным бесформенным носом подошел к ней вплотную.

– Значит, ты слышала наш разговор, госпожа. И теперь жаждешь мести? Подумай: остались только я и моя дочь. Того, кто хотел помочь тебе, ты уже убила. Мой народ не виноват.

Они не знают, о чем шла речь. Моя жизнь и жизнь моей дочери – такова цена? Тогда ты поможешь моему народу?

– Возьми за руку свою дочь. И иди с ней на мост. Покажи, сколько мужества у тебя осталось.

– Ты жестока, госпожа. У тебя когда-нибудь был ребенок?

Ты можешь понять, что это значит: взять своего ребенка за руку и пойти с ним на смерть?

– Ты собирался бросить меня, беспомощную, на произвол судьбы и осмеливаешься говорить о жестокости?

Но старый кобольд не отступил перед ее гневом. Он смотрел на нее, не отводя взгляда.

– Я хотел убить тебя, чтобы защитить племя от твоих капризов. Называй это жестокостью, если хочешь. Но скажи, какой смысл в твоем решении? Кого защищаешь ты?

Она открыла рот, но тут же закрыла его, не сказав ни слова.

Нороэлль, такова была ее единственная мысль. Эльфийская волшебница была когда-то ее подругой, доверенным лицом.

По отношению к ней она тоже была жестока. А до того было еще много других. Все изгнанные. Все, кто сломался о ее волю, все, вплоть до брата.

Поверженная королева тяжело вздохнула. Она ничего не делала без причины. Нороэлль родила ребенка демона и спрятала его, несмотря на то что знала: он может обладать силой, способной разрушить Альвенмарк. Она заслужила наказание!

Равно как и остальные. Эмерелль была правительницей Альвенмарка. Такова ее обязанность: наказывать, когда необходимо!

Или же это отговорки? Неужели она действительно жестока? Теперь она уже не королева Альвенмарка. Пристало ли ей судить серокожих? Эмерелль поняла: несмотря на то что она отказалась от короны, желание править осталось. Это было ее жизнью так бесконечно долго… Может ли она измениться?

Эмерелль отыскала взглядом Фальраха. Эльф смотрел на нее с упреком. Олловейн встал бы перед серокожими, защищая их собой. Но белый рыцарь мертв. Погиб навеки. Он не может вернуться, как Фальрах, спустя тысячелетия. От Олловейна не осталось ничего, кроме тела.

У эльфийки сжалось горло. Только сейчас она поняла, как сильно нуждалась в белом рыцаре. Он часто требовал для ее подданных ту милость, на которую не способно было ее ожесточившееся сердце. Олловейн жил бы, если бы она сумела быть великодушной. Он должен продолжать жить в ней. В ее поступках. Это все, что от него осталось.

Черный мост посреди белых скал был ее путем в другую жизнь. Она все еще пленница короны и того, что стало с ней за тысячелетия правления. И теперь она должна сбросить этот груз.

Добон стоял перед ней. Но теперь рядом с ним стояла девушка-кобольд, которая натирала ее глиной и готовила к ритуалу ловца снов. Она – его дочь?

Эмерелль опустилась на колени.

– Возьми за руку свою дочь.

Нижняя губа старика задрожала. Черты лица разгладились.

Он не возражал. Протянул Имаге костлявую руку. Кобольдесса беспрекословно повиновалась своей судьбе.

Эмерелль запела. Негромко, с закрытыми глазами. Она полностью открылась прикосновению ветра. Давно она в последний раз плела это заклинание. Тот, кто знал его, мог усмирять даже бури, если только они не были магическими, как дыхание дракона.

Когда ветер в ущелье стих, она взяла Добона за руку и вместе с Имагой повела через мост. Затем вернулась и перевела за руку следующих. И так повторялось снова и снова. Детей она перенесла на руках. Позволяла им играть со своими волосами. Каждый раз, когда она переходила мост, на сердце становилось немного легче.

К ней присоединился Фальрах. Он тоже стал провожать кобольдов к Солнечным вратам. Некоторые были настолько мужественны, что проделали путь самостоятельно, теперь, когда не нужно было бояться опасных ветров.

Поначалу серокожие были напряжены, но вскоре начали шутить. Эмерелль молчала, только негромко пела свою песню.

Она наслаждалась тем, как смотрит на нее Фальрах. Она удивила его и заслужила его уважение. Она сама удивлялась тому, как много значат для нее его взгляды. Его взгляды! Не Олловейна.

Только Никодемус Глопс оставался мрачен. Казалось, он хотел что-то сказать, но не осмеливался подойти к ней. Может быть, он был возмущен тем, что она ни словом не удостоила погибшего Мадру. Они спешно покинули пещеру на рассвете.

Эмерелль заметила, что вокруг мертвого тролля лежали амулеты и даже несколько детских игрушек. Серокожие никогда не забудут его.

Когда последний кобольд перешел Небесный мост, королева почувствовала облегчение. Словно влюбленная девушка, проходя последний раз через мост, она мимоходом коснулась руки Фальраха. И наградой ей снова стал один из этих взглядов, от которых сильнее билось сердце. В саду Ядэ они наконец смогут снова побыть одни. Долина достаточно велика, чтобы найти уединенное место.

Солнце садилось. Закат окрасил белые гребни скал в нежнорозовый цвет. Внизу, в долине, тени из светло-синих становились чернее черного.

Никто из кобольдов не прошел Солнечные врата. То ли хотят предоставить ей право сделать это первой, то ли опасаются, что по ту сторону странных врат их ждут ужасы. Королева могла понять их. Солнечные врата были выше, чем скалы столовых гор за ними. И выше Небесного моста. С того места, где путники стояли, казалось, что врата ведут не куда-нибудь, а в небо.

Серокожие по-прежнему относились к Эмерелль с недоверием. Поэтому она двиулась первой. Не колеблясь вошла в широкий крут. Только оттуда можно было заглянуть в сад Ядэ. На много миль простиралась заключенная в границы столовых гор долина. Белая пирамида величественно возвышалась над зеленью одичавшего сада. Сверкая, свет заходящего солнца преломлялся на золотой вершине огромного строения. Вопреки всем защитным заклинаниям, сплетенным во время возведения пирамиды, в трещинах между камнями росла сорная трава, а в некоторых местах в стенной кладке – даже деревья.

Остальные роскошные постройки долины исчезли в пышной зелени. Широкая площадь рядом с пирамидой, где когдато приземлялись властители мира минувшей эпохи вместе со своей свитой, терялась в зелени. Часть ее, похоже, была скрыта под новым озером. Эмерелль не могла оценить, насколько сильно изменилась долина.

Длинные тени восточных гор тянулись к пирамиде, когда первые серокожие нерешительно прошли Солнечные врата.

Они разглядывали долину с удивлением и некоторой толикой страха. Никогда прежде не видели они столько зелени и столько воды. Кобольды были созданиями пустыни. От берега озера отделилась стая больших белых птиц и устремилась к своим гнездам, куда-то на северную оконечность долины.

Сумерки быстро густели. Эмерелль стала торопить путников. По эту сторону Солнечных врат широкая лестница бежала вдоль почти отвесной стены, время от времени делая повороты на открытых площадках, с которых открывались все новые и новые фантастические виды на долину. Обрушенные крыши смотрового павильона, крупные обломки скал на террасах и лестницах, зияющие расселины на дороге свидетельствовали о землетрясениях, сотрясших столовые горы.

Эмерелль знала, что они не успеют достичь дна долины до наступления полной темноты. Но королева стремилась к другой цели. Вскоре, к удивлению кобольдов, она выбрала путь, который снова вел наверх. Ворчание серокожих эльфийка проигнорировала. Она знала, как холодно в горах ночью. Важно было отыскать надежно защищенное место для стоянки.

Очередная лестница, по которой они двигались, закончилась туннелем, пронизывавшим широкий утес. Бронзовые ворота, которыми когда-то закрывали вход, были широко распахнуты. Голубовато-зеленая благородная патина, покрывавшая металл, оставила размытые следы на каменном полу.

Рельеф, обрамлявший вход и изображавший двух вставших на дыбы пегасов, лучше пережил тысячелетия.

Землетрясение пощадило туннель, достигавший в длину пятидесяти шагов. Обломки отделки, отвалившиеся с потолка, хрустели под ногами. Пахло в туннеле, как в подвале.

Эльфийка знала, сколь близки они к цели, и ускорила шаг.

Когда путники вышли из каменного коридора, на ночном небе сверкали первые звезды. Дети альвов оказались на смотровой площадке. Она была построена не для того, чтобы любоваться пирамидой, садами и исчезнувшими дворцами. Площадка была расположена на широком скальном карнизе, с которого открывался вид на большую нишу на противоположной отвесной стене. Там, под защитой скал, находилась Старая крепость, бывшее жилище эльфов-драконников. Массивные постройки в форме игральных костей жались друг к другу. Окна были только на верхних этажах. И они были узкими, словно бойницы.

Некоторые здания выглядели так, будто в них стреляли из катапульты. Стены обрушились, частично открывая взгляду внутренние помещения. Можно было разглядеть остатки рельефной мозаики. Краски еще не поблекли. Высокие, ростом с дом каменные воины с большими остроконечными щитами несли на стенах крепости свою вахту. Они не были похожи на дворцовых стражей в парадной форме, скорее на потрепанных в боях ветеранов. Их лица были обращены на террасу. Было в этих статуях что-то тревожное. Но еще больше беспокоило то, что в трех окнах горел свет. К этому Эмерелль не была готова.

Ванная

Балдуина вызвали в королевскую ванную. Он терпеть не мог созерцать полностью обнаженное тело Кабецана. Истощенное и старое, покрытое гноящимися ранами. Но старик умел хорошо скрывать свои чувства.

Еще в коридоре в лицо гофмейстеру ударил душный пар.

Он надеялся, что худшее уже позади. Нет, Балдуин не был чувствительным. Еще несколько лет тому назад он был главнокомандующим войсками Кабецана. Сражался под Авроном и Руоннес. Видел все ужасы войны, участвовал в некоторых таких вещах, которыми совершенно не стоит гордиться.

Бледный слуга отпер дверь в ванную и бросился прочь.

Кабецан сидел на краю мраморного бассейна, от которого поднимался пар. Кроваво-красные лепестки роз плавали на воде. Танкрет, лейб-гвардеец, стоял рядом. Как и его король, он был обнажен, не считая полотенца, свободно обернутого вокруг бедер. В отличие от своего господина, он был вооружен кинжалом, изящным ритуальным оружием с роскошным рубином на рукояти. Ножны и перевязь были из алой кожи с золотым тиснением. Стоимости этого оружия было бы, пожалуй, достаточно для покупки целой деревни вместе с крестьянами.

Рядом с ним стоял стройный мальчик. На первый взгляд Балдуину показалось, что ребенку нет и десяти лет. Несмотря на жару в ванной, мальчик дрожал. Его лицо было сильно накрашено. Ему надели русый парик. И только со второго взгляда Балдуин понял, кто это. Они взяли младшего брата Элодии.

Это была ошибка!

– В последнее время ты плохо выглядишь, – произнес король.

У Балдуина возникло чувство, что петля затягивается у него на шее. Танкрет изобразил на лице презрительную улыбку. Воин был по меньшей мере лет на двадцать младше гофмейстера.

С намасленной кожей бронзового цвета он был настоящим идеалом мужчины, несмотря на то что некоторые шрамы на руках и груди, по мнению Балдуина, представляли собой недостаток. Но он знал, что Кабецану нравятся такие шрамы.

– Ты выглядишь усталым, друг мой. – Король нахмурил лоб. – Ты что-то хотел сказать?

– Мальчик… Это же брат Элодии. Вы ведь не собираетесь… – Он был слишком осторожен, чтобы высказать это. – Она ждет его писем. Было бы плохо, если бы она узнала…

Мальчик затравленно переводил взгляд с одного на другого. Он не понимал, о чем они говорят, но, похоже, догадывался о грозящей беде.

– Мне очень жаль, что я пролил чернила и испортил пергамент. Это был несчастный случай. Это больше не повторится…

Только теперь Балдуин заметил остатки чернильных пятен на руках и предплечьях ребенка.

– Но, мальчик мой, разве я похож на того, кто бы долго злился из-за таких мелочей? – Король отбросил полотенце и опустил ногу в теплую воду. Довольно вздохнул. – Хорошото как. – С некоторым усилием он опустил в воду и вторую ногу. Затем махнул мальчику рукой. – Тебя зовут Жеан, не так ли? Красивое имя для красивого мальчика. Подойди немного ближе. Я вижу не очень хорошо.

Жеан повиновался не сразу, и Танкрет схватил его и подтащил к королю. Ребенок был так напуган, что не стал ни сопротивляться, ни издавать какие-либо звуки.

Кабецан ущипнул мальчика за грудь.

– Какая безупречная у тебя кожа, Жеан. Какой дар! Ты только посмотри на меня. Это делает время со всеми, кто лишен милости рано умереть. Такая чудесная кожа… Ты знал, что пергамент делается из кожи, мальчик? Он очень дорогой.

Чтобы сделать одну-единственную книгу, нужно убить целое стадо. Кровь – вот плата за знания. Такова цена почти всего в жизни.

Балдуину стало дурно. Он уже догадывался, что произойдет.

– Повернись-ка, мой мальчик.

Жеан повиновался.

Задержав дыхание, Балдуин наблюдал за тем, как пальцы короля рисуют на спине мальчика. Они нарисовали прямоугольник на гладкой коже. Размером со страницу.

– Самый лучший пергамент получается из кожи нерожденных коз и ягнят. Представляешь? Их жизнь заканчивается, даже не начавшись. И тем не менее некоторым образом она длится столетиями, поскольку их кожа несет на себе нашу историю. Или священные писания Церкви Тьюреда. Или договоры, приносящие мир королевствам. Что ты сделал в своей жизни по-настоящему выдающегося, Жеан?

Мальчик испуганно таращил глаза.

– Жеан, ты ведь умеешь говорить, правда? Не хочешь отвечать на вопрос короля?

– Я могу написать имена всех святых, – выдавил он из себя.

Кабецан кивнул.

– Записать имена святых… Думаю, в моем дворце это могут сделать дюжины. Значит, это величайшее достижение в твоей юной жизни. Имя Гийома входит в число тех, о ком ты знаешь?

– Да, мой король. – Голос мальчика снизился до шепота.

– А ты знаешь историю Гийома? – В голосе короля появилась строгость.

– Да, он величайший из святых. – Очевидно, Жеан набрался мужества. Может быть, потому, что мог говорить о чем-то ему знакомом. – Его убили эльфы. Он был пронизан целительной силой Тьюреда. Одного касания его рук было довольно, чтобы слепые снова могли видеть, а калеки – ходить.

Балдуин увидел, как король сжал кулаки.

– Да, вероятно, он мог сделать это. Есть сотни людей, которые могут свидетельствовать о совершенных им чудесах.

Вот только он был упрямым и непослушным. Ты знал, что он отказался прийти, когда я позвал его и просил исцелить?

Мальчик покачал головой. «Он так наивен», – огорченно подумал Балдуин.

– Мой король, вы знаете, что от услуг девушки в рефугиуме мы не можем…

Он не отважился произнести имя Элодии. Не хотел, чтобы мальчик что-то заподозрил. Может быть, если Кабецан придет в себя, все образуется.

Король раздраженно отмахнулся.

– Молчи, Балдуин. Перебивать очень невежливо. Как мой маленький гость сможет научиться хорошему поведению? – Кабецан снова провел рукой по коже мальчика. – Такая нежная. – Он посмотрел на Танкрета. – Видишь? У него нет ни единого прыщика. Ни единой неровности. Ни единого шрама.

Даже покраснений нет. – Король вздохнул. – Думаю, дорогой Жеан во всем сущая противоположность мне. Как думаешь, Жеан? Это так?

Балдуин задержал дыхание. Какой бы ответ ни дал мальчик, он обернется против него. Гофмейстер слишком хорошо знал жестокие игры своего короля.

– Да, – нерешительно ответил Жеан.

– Значит, думаешь, ты лучше меня? – набросился на мальчика Кабецан.

– Нет, мой король, я…

– Ты мне перечишь! Значит, я еще и лжец!

Жеан смотрел на правителя с ужасом и непониманием.

А потом заплакал. Это было душераздирающе. Он был совершенно беспомощен.

– Прекрати ныть! Смотри, чтобы твои слезы не упали в мою ванную, глупец! Разве ты не знаешь, как сильно слезы портят кожу? Танкрет!

Лейб-гвардеец отвесил мальчику оплеуху, сбившую того с ног. Он упал перед ванной и свернулся в комочек, словно маленький беззащитный зверек. Он не мог справиться со слезами. Так и лежал, негромко всхлипывая.

Балдуин подумал о том, что Кабецан может радоваться только мертвым красивым вещам. Статуе, этому дворцу, мозаике. Всем тем сокровищам, которые он приказывает искать.

А живая красота постоянно бросала ему вызов, заставляя разрушать ее. Тело Элодии было пощажено только потому, что старик убедил себя, что девушка принесет большую пользу.

Но в рефутиуме разрушат ее душу, в этом Балдуин был уверен.

Он не знал, что с ней сделают, но девушка-цветочница умрет.

Она станет чем-то другим, когда выйдет из ворот, чтобы выполнить первое поручение своего короля.

– Вставай, Жеан! – с холодной ненавистью в голосе произнес Кабецан. – И смотри, не вздумай и слезинки пролить в эту ванну! Слезы полны ядовитых солей!

Возможно, мальчик не услышал его. Как бы там ни было, он остался лежать.

– Танкрет!

Лейб-гвардеец наклонился и схватил Жеана за плечи. Поставил на ноги. Одна рука осталась на шее мальчика.

– Жеан, как за таким безупречным лицом, в таком нежном и юном теле может таиться столько низости? Ты оскорбил меня, обозвал лжецом, а теперь еще и пытался отравить. Ты разочаровал меня. Так же как и Гийом.

– Я не хотел… – всхлипывал Жеан. – Я…

– Прекрати плакать! Танкрет, высуши его слезы!

На миг воин оторопел. Балдуин наслаждался этим мгновением. Гофмейстер знал, что гораздо умнее выполнять приказы короля незамедлительно. И Танкрет тоже знал это! Воин сорвал полотенце с бедер и отер мальчику лицо. Но это помогло мало. Малыш просто продолжал плакать.

– Жеан, – голос короля звучал примирительно, – ты не хотел меня обидеть. Ты не такой, как Гийом, правда?

Мальчик кивнул, насколько позволяла рука Танкрета на шее.

– Ты наверняка сделал бы все, чтобы помочь мне. Если бы ты мог помочь мне, ты не оставил бы меня в беде?

– Нет, конечно же нет, – продолжал всхлипывать Жеан.

– Тогда, прошу тебя, перестань плакать. Все эти слезы из-за недоразумения…

Жеан боролся с собой. Прошло некоторое время, прежде чем ребенок взял себя в руки и перестал плакать. Но страх еще не ушел, это было очевидно. Малыш чувствовал, что что-то не в порядке.

– Значит, ты хочешь помочь мне?

Жеан старательно закивал.

– Иди сюда. – Старый король немного повернулся в ванне. По воде поплыли розовые лепестки. – Видишь маленькое углубление там, на краю бассейна?

Мальчик снова кивнул. Из его груди вырвался громкий всхлип, но он сумел удержаться от слез.

– Положи туда голову, маленький мой. Это место очень удобно. Это место мой каменотес создал для того, чтобы там могла отдохнуть голова. Я тоже так часто делаю.

Ребенок повиновался. Он наивен, с горечью думал Балдуин.

Все они такие. Он видел это не впервые. Едва Жеан положил голову в углубление, Танкрет ткнул его коленом в спину, схватил за русый парик, сорвал его и швырнул вперед, чтобы затем вцепиться в настоящие волосы. Он сильно запрокинул Жеану голову, вынул кинжал и перерезал горло. Брызнула струя крови и пролилась в ванну, где образовала водовороты в жуткой гармонии с розовыми лепестками. Мальчик не издал ни звука.

Танкрет заставил его истечь кровью, словно скотину.

А Кабецан откинулся в воде и удовлетворенно вздохнул.

– Знаешь, Балдуин, алхимики несут чепуху о живой воде, целыми столетиями с огромным упорством ищут этот чудесный эликсир. А ведь его так просто найти! Живая вода течет по нашим венам. Это кровь. Кровь Жеана может смягчить мою боль лучше всякой пасты и притираний, которые наносили когда-либо на мою кожу все эти шарлатаны.

– Как скажете, ваше величество.

Балдуин с трудом сдерживал тошноту. Как же ненавидел он это чудовище! Но гофмейстер не отваживался поднять руку на Кабецана или принять участие в заговоре. Это пытались сделать дюжины людей, и все потерпели неудачу.

– Ты действительно выглядишь нехорошо, Балдуин. Тебе тоже следовало бы войти в эту ванну. Конечно, только после того, как из нее выйду я. Танкрет тоже иногда так поступает.

Сила крови разглаживает и омолаживает кожу. И усиливает тело. Если ты выпьешь немного воды, то заметишь, как она оздоровит твои кишки и печень. Детская кровь – поистине средство от всех недугов!

– Не знаю… – с трудом произнес Балдуин. На самом деле он знал совершенно точно! Ему не хотелось еще больше впутываться в преступления своего короля. – Думаю, было неразумно убивать именно Жеана. Его сестра будет ждать от него писем…