Текст книги "Королева эльфов. Зловещее пророчество"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)

Детская шалость

Никодемус задержал дыхание и помочился на грязную полоску ткани. У его мочи был темный, почти коричневый цвет.

Лутин был уверен, что яд земли уже проник в его тело! Никогда он не видел ничего, подобного серной пустыне! Земля, полная яда. На земле и в воздухе.

Кончиками пальцев он поднял кусочек материи. В легких начинало печь. С отвращением обмотал материей нос и мордочку. Все поступили так же. Все, кроме Эмерелль!

Вонь была жуткой. Никодемус с трудом боролся с подступающей к горлу тошнотой. Дышал сквозь стиснутые зубы. Каждый вдох сопровождался шипящим звуком. Отвратительно!

Лутин поспешил к остальным. Путники брели вдоль высохшего ручья. Берега покрывала желтая серная корочка. Невдалеке над землей тянулся белый дымок.

За краем лощины виднелась равнина, покрытая безводными руслами и огромными пятнами бурлящей грязи. Цвета песка были странными: зеленоватый, ржаво-красный, светложелтый, вплоть до белого. Мелкая пыль, разъедавшая глаза, словно соль, образовывала завихрения в жгучем воздухе.

Утром они проходили мимо озера, которое кобольды называют Драконьим Оком. Оно выглядело так странно, что никому даже в голову не пришло подойти к берегу. Озеро напоминало огромный, налитый кровью глаз, почти идеально круглый. В центре вода была темно-синего, близкого к черному цвета. Вокруг этого темного пятна блестело более светлое лазурное кольцо. А прямо у берега вода была кроваво-красной. Эмерелль сказала, что такой цвет получается благодаря крохотным существам, которые живут в воде. Но Никодемус не захотел в это верить.

Два дня назад на горизонте перед ними показался большой массив столовых гор. Они возвышались на горизонте подобно крепостным стенам города великанов. Поначалу горы вдалеке казались синими, а теперь – красноватыми. Но несмотря на то что путники подошли к ним миль на тридцать, они все еще были недостижимы. К этим горам Эмерелль и хотела отвести серокожих. Говорили, будто среди гор есть оазис. Никодемус сомневался, оглядывая раскинувшуюся вокруг отравленную землю.

Пустыню прорезали хребты скальных нагромождений.

Нагнав серокожих, Никодемус поднялся к краю прибрежных кустарников, чтобы посмотреть, насколько группа приблизилась к отрогам. Эти холмы были единственным ориентиром, не считая далеких гор. Воздух плясал стеклянными полосами над пустынным грунтом. Сказать, далека ли их цель, невозможно.

Иногда Никодемусу казалось, что он различает темные пятна на скалах. Есть ли там пещеры? Близился полдень. Лутин мечтал о том, чтобы переждать жару в пещере. Нужно идти по ночам! Но по какой-то причине этого не желали ни серокожие, ни Эмерелль. Ночью вокруг огромного лагеря на возвышениях расставляли посты. Однажды Никодемус ходил к часовым. Это не были обычные стражники. Они пребывали на грани сна и бодрствования. У некоторых из уголков глаз текла вязкая слюна со странным запахом. На телах был нанесен узор, напоминавший причудливо растянутые паучьи сети. Совершенно очевидно, эти украшенные бусами из раковин мужчины и женщины плели какие-то заклинания. Странные часовые сидели по ночам вокруг лагеря, но Никодемус постоянно, чаще всего в темное время, испытывал чувство, что за ними кто-то наблюдает (и при этом ничего необычного не происходило).

Лутин спустился и присоединился к кобольдам. Путники шли час за часом. Они не достигли пещер, если те вообще были, а не явились плодом воспаленного воображения полулиса. Эмерелль не устраивала привал даже во время самой сильной полуденной жары. Эльфийка казалась затравленной.

Безжалостно, как никогда прежде, гнала она их вперед.

Воды осталось совсем мало. Посреди ядовитой серной пустыни, похоже, даже магия Эмерелль не могла творить чудеса.

Вот уже три дня у них не было свежей воды. Утром Никодемус допил остатки. Несмотря на то что серокожие переносили жару гораздо лучше, чем он, – в конце концов, у них не было шерсти, – он готов был поспорить на что угодно, что у них тоже осталось мало воды. Вероятно, Эмерелль хочет отвести их к источнику? Может быть, ядовитая пустыня скоро останется позади. Никодемус поглядел на прибрежный кустарник.

Что скрывается за ним? Сейчас усталость была сильнее любопытства. Он еле держался своего места в колонне. Уставившись в пятки шедшей впереди женщины, он плелся вперед.

Земля была настолько горячей, что обжигала кожу. Никодемус поражался, как это выдерживают серокожие. Они шли босиком. Лисьехвостый полагал, что даже их дети выносливее, чем он. Вот уже несколько дней он боролся с усталостью. С утра, когда группа трогалась в путь, лутина не покидала уверенность, что он не пройдет и мили. А затем он видел серокожих детей, которые шагали со всеми без нытья. Только самые маленькие время от времени принимались плакать. Хоть их вид и не придавал сил, но появлялось желание не сдаваться. Ребятня называла его наездником драконов! Серокожие знали его народ.

Наверное, наблюдали за лутинами, когда те отправлялись к другим оазисам, пристанищам различных лутинских родов, живущих глубоко в пустыне.

Больших рогатых ящериц лжетролли считали драконами.

Серокожие были убеждены в том, что все полулисы должны быть могущественными волшебниками и воинами, раз могут подчинить своей воле драконов.

Никодемус невольно улыбнулся. Он представил, что стал рыцарем-кобольдом, который путешествует на настоящем драконе. А затем со вздохом вернулся к реальности. Он был очень уставшим путешественником с пропитанной мочой тряпкой на мордочке. Пожалуй, не может быть более разительного контраста. «Хоть моча не чужая», – с горечью подумал он.

Путники прошли мимо места, где ложе ручья примерно на сотню шагов превращалось в озеро грязи. Грязь и стоявшая сверху жижа сверкали всеми цветами радуги. Выглядело красиво. Из глубины поднимались большие пузыри, лопавшиеся на поверхности с громким чавканьем. Это было что-то новенькое. Ничего подобного в других грязевых озерцах он не видел. Некоторые пузыри держались на удивление долго. Он поймал себя на том, что считает про себя.

Дети тоже пришли в восторг. Внезапно в колонне послышался смех. Некоторые стали бросать камни и комки спекшегося песка в грязевые пузыри. Особенно большой пузырь, похоже, владел защитным заклинанием. Ни один камень не попал в него. Какая-то девочка выбежала из колонны, чтобы проткнуть пузырь пальцем.

– Нет!

Предупреждение последовало слишком поздно. Ребенок прошел в буквальном смысле три шага, а потом закричал и остановился, вместо того чтобы повернуть назад. Вязкая грязь была горячей, словно кипяток. Девочка-кобольд провалилась по щиколотки. Покачиваясь, она попыталась выбраться.

Ее мать хотела броситься на помощь, однако два воина схватили ее. Все смотрели на ребенка, но никто не пытался помочь. Девочку уже не спасти!

Подошел Мадра. Тролль вытянул руку. Но даже его длинных конечностей не хватало.

Девочка рухнула на колени. Подставила руки, но отдернула их, едва пальцы коснулись грязи.

Сквозь пропитанную мочой тряпку Никодемус чувствовал запах обожженной плоти. Сжал кулаки в бессильной ярости.

Лутин не мог избавиться от чувства, что обязан ребенку, что он не должен смотреть в сторону, хотя и не может ничего больше сделать.

Внезапно Мадра ступил в грязь. Сделал поспешный шаг, схватил кроху и вытащил ее на безопасное место. От ступней тролля шел пар, как от свиной ножки, которую вынимают из кипящей воды. Лицо исполина исказилось, но он не издал ни звука. Осторожно положил девочку в тени скалы.

Мать бросилась к малышке. Покрыла ее лицо поцелуями.

Девочка потеряла сознание. Ступни и ноги почти до самых колен стали темно-розового цвета. Прозрачная, слегка желтоватая жидкость сочилась сквозь кожу.

Потеряли свой цвет и руки бедняжки. Маленькие пальчики распухли. Когда мать подняла крохотную ладошку, чтобы поцеловать ее, кожа, словно перчатка, соскользнула с обваренных пальцев.

Из головы колонны пришла Эмерелль. Она не задавала вопросов. Одного взгляда на ребенка было достаточно, чтобы понять все. Мадра с молчаливым уважением кивнул ей. Королева опустилась на колени подле девочки.

Никодемус увидел, как эльфийка сжала в левой руке камень альвов и осторожно положила правую на ногу ребенка кобольдов, вздрогнула, закрыла глаза. Похоже, она тоже испытывала боль. Мать девочки стояла рядом, заламывая руки.

Мадра сел на песок. Его ноги были покрыты большими белыми волдырями.

– Больно? – Никодемус пожалел о глупом вопросе, едва тот успел сорваться с его губ, но было уже слишком поздно.

Тролль мрачно поглядел на лисьехвостого.

– У вас, кобольдов, тоже ведь есть большие медные котлы, в которых вы варите супы и мясо?

Лутин удивленно посмотрел на Мадру.

– Да.

– Ты когда-нибудь ребенком подходил к котлу прежде, чем он совсем остынет?

Никодемус кивнул.

– Представь, что ты не отнял руку. Может быть, хотел проверить свое мужество. – Тролль произносил слова сквозь сжатые зубы, сдерживая стон. – Ты оставил ее на горячей меди.

Пока она не стала пахнуть, как хорошо прожаренное мясо. Пока твоя плоть не сгорела почти до самых костей. Знаешь, если отрезать жаркое, то снаружи мясо серо-коричневого цвета. И только в глубине сохраняется нежно-розовый цвет. Вот представь, что вся плоть на твоей руке стала бы серого цвета. И только потом ты попытался бы ее отнять. Но уже не получится, потому что она прикипела к металлу котла. Ты тянешь, рвешь. И когда она наконец свободна, на металле остаются жалкие остатки твоей кожи. И куски плоти. Вот такое ощущение! – И, чтобы придать своим словам больший вес, Мадра поднял ноги.

Никодемус едва сумел сдержать рвотный позыв. Жесткая, испещренная бороздами кожа начала отслаиваться от подошв.

Так же как кожа девочки.

– Мой путь заканчивается здесь, – произнес тролль.

– Нет. Все будет хорошо. – Лутин смотрел на ноги Мадры, понимая, что говорит чушь.

Великан ткнул его под ребра так, что он едва не свалился.

Никодемус понимал, что это дружеский жест, но тем не менее ощупал ребра, проверяя, все ли цело.

– Для лисьеголового ты хороший друг. Я буду думать о тебе, когда буду умирать.

– Не надо говорить о смерти. Ты же великан. Вы так просто не умираете. Не от горстки горячего песка. – Краем глаза он увидел, как серокожие обращаются к Эмерелль и указывают на Мадру. – Ты такой большой… Такой… – Лутину казалось, что горло у него забито камнями.

– Не реви мне на ноги, пожалуйста!

Никодемус стукнул тролля по колену. Ощущение было такое, словно он ударил скалу.

– Глупец!

– Хороший удар. Наверняка его хватит, чтобы забить дряхлого кролика.

Мадра еще никогда не шутил с ним. Никодемус даже не знал, обладают ли тролли чувством юмора. Но от этого лучше не стало. Товарищ прощался с ним.

Подошла Эмерелль. Бросила быстрый взгляд на ноги Мадры.

Затем посмотрела на полулиса. На ее вымазанном глиной лице не отразилось ничего.

– Почему ты сделал это?

– Потому что я слишком слаб.

– Слишком слаб?

– Да, слишком слаб, чтобы смотреть, как глупый маленький детеныш кобольдов погибает из-за глупости. Теперь я умру вместе с ним.

Она снова посмотрела на его раны.

– Из-за обожженных ног умирать не обязательно.

Тролль раздраженно скривился.

– Только я выбрал неподходящее время, чтобы не мочь ходить. И, к сожалению, я не вижу здесь никого, кто был бы в состоянии нести меня.

– Можно мне коснуться твоих ног?

– Не думаю, что я это почувствую.

Эмерелль опустилась перед троллем на колени. Никодемус осознал, что таращится на ее левую грудь, находящуюся на расстоянии не более вытянутой руки. Смущенно кашлянул и отвернулся. Может быть, она сошла с ума из-за того, что потеряла трон? Глина на коже засохла, ее пронизывала сеть тонких трещин. Теперь вокруг бедер эльфийки красовалась только жалкая повязка. Странно, но ткань была безупречного белоснежного цвета, несмотря на то что сама Эмерелль испачкана с ног до головы.

Только теперь лутин заметил, что наряду с камнем альвов она носит другое украшение. Между грудей у нее висела белая раковина, которая выглядела точно так же, как и те, которые носили серокожие. Будь она мауравани, он не удивился бы такому поведению. Но видеть неприступную Эмерелль вывалявшейся в болоте было очень странно. И в таком виде эльфийка стояла на коленях перед троллем, который год назад сражался в войсках ее врагов, и лечила его раны. Мир сошел с ума! Самое время Элийи привести его в порядок.

Никодемус вспомнил об их миссии. Они должны были найти поверженную королеву и передать ее палачам. Нельзя забывать об этом! Если она сошла с ума, значит, еще опаснее, с учетом той силы, которой она обладает! Она победит Элийю и всех красношапочников. Уже только поэтому он должен выдать ее.

Вдруг ноги Мадры изменились. Опухоль спала. Поверх ран наросла новая кожа. Эмерелль вскочила.

– А теперь скорее! Этого должно хватить! Позже я еще раз осмотрю твои ноги. – Она замахала руками. – Не надо стоять и смотреть! Бегите!

Эльфийка стала погонять их сердитыми словами. А затем помчалась во главу колонны. Некоторые серокожие негромко заворчали, но никто не осмелился открыто спорить. Все происходило точно так же, как когда она сидела на троне, только масштабы помельче. Она принимала решения в одиночку и подгоняла всех. Проклятая тиранша! Она всегда будет такой!

Никодемус посмотрел на Мадру, которому все еще было больно. Да и девочка-кобольд, которую Эмерелль лечила, лежала, хныча, на руках у матери. Почему она не излечила обоих полностью, если обладала такой силой?

Через некоторое время Никодемусу показалось, что серокожие идут быстрее. Никто не разговаривал. Сейчас они полностью подчинились прихоти эльфийки. Лутин сказал бы что-нибудь, если бы его язык не распух так сильно. Ему очень хотелось восстать. Лисьехвостый подумал, что хорошо бы идти немного медленнее, вместо того чтобы постоянно спешить. Но испугался, что его просто бросят, если он не будет держать темп.

Торопился даже Мадра. Вдали послышался странный звук.

Никодемус такого никогда раньше не слышал. Остальные зашагали еще быстрее.

– Что случилось?

– Песок идет, – прошептал старый кобольд, опиравшийся на палку. – Песок идет!

Это были самые безумные слова, которые лутину когдалибо доводилось слышать. Здесь повсюду песок. С тех пор как они вместе с Мадрой притащились в эту проклятую землю через звезду альвов, он не видел ничего, кроме песка и камней!

Серокожие побежали. Эмерелль вела их через прибрежные кусты. Началась паника.

Никодемус спокойно взобрался по осыпающемуся песку.

Столовые горы на горизонте исчезли. Серо-коричневые облака висели низко над землей. Нет… Они катились по земле. Лутину потребовалось мгновение, чтобы понять, что он видит.

– Песок идет, – с трудом пробормотал он иссушенным языком.

Песчаная буря! Он слышал рассказы о них. Они могут длиться целыми днями. Песок снимает шерсть с лица и хвоста, затем кожу. Все больше и больше. Он убивает как ящериц, так и лутинов. Ничто не может справиться с бедой, если буря бушует слишком долго. Единственный шанс выжить – найти укрытие.

Эмерелль указала на утес. Неужели она все это время чувствовала, что будет буря?

– Бегите! – крикнула она, стараясь перекричать ветер, вызванный катившимся песком. Указала на темное отверстие в скале. – Туда! Это единственная пещера, где мы сможем поместиться все. Бегите!

Мадра схватил нескольких детей под мышки. Одного посадил на шею, как когда-то Никодемуса. К нему подбегали матери, передавая других детей. Он взял семерых. Затем оттолкнул остальных и побежал. Вскоре проклятый тролль оставил их далеко позади.

Сердце Никодемуса билось о ребра, словно палка о клеть. Он помчался, как не бегал никогда в жизни, отчаянно глядя на стену клубящегося песка. Пещера находилась по меньшей мере на расстоянии мили. Он знал, что не добежит. Быть может, только Мадра и семеро детей сумеют уйти.

Прощание

Кадлин смотрела в лицо мужчины, который был ее отцом и которого она почти не знала. Холод предохранил его труп от разложения. Пробитая грудь короля была скрыта под кольчугой. Кадлин видела рану, несмотря на то что и Ламби, и Мелвин пытались оградить ее от этого. Она сдерживалась на протяжении всех поминок. Но теперь дала волю слезам. Молодая женщина была одна в могильном холме. Факелы на стенах почти догорели. Остальные давно ушли. Она слышала отдаленный шум поминок в королевском зале своего отца.

– Буду ли я хорошей правительницей? Жаль, что тебя нет.

Я… – Она была еще слаба из-за болезни и сидела на козлах повозки, на которой покоился ее отец в окружении оружия поверженных врагов.

В помещении стоял затхлый запах подземелья. Могильник приказал построить Альфадас в недрах земляного холма на краю королевской деревни Фирнстайн. Потолок гробницы поддерживали толстые сосновые балки. Два факела распространяли теплый желтоватый свет. Из коридора, ведущего наружу, в ночь, тянуло холодом. Когда королева выйдет, комнату закроют тяжелым круглым камнем. А затем туннель полностью засыплют землей. Снаружи, на склоне холма, вырезанные пласты дерна снова уложат на место, и через две недели никто не сможет узнать, где именно находится вход в королевскую гробницу.

Кадлин устало поднялась. По рассказам она знала, что маленькой девочкой она часто играла в голубом платье на берегу этого фьорда. Еще знала, как во время праздника схватила медведедава по имени Кровь за раненую голову и все гости затаили дыхание от страха, что крупная собака разорвет ее на части. И будто бы она стояла рядом со своей матерью Аслой, когда волк-конь ворвался в длинный дом ярла Альфадаса.

Всего этого королева уже не помнила. В те далекие времена она была слишком мала. Тролли отняли у нее отца, ее семья распалась во время сражений в эльфийскую зиму. А когда бои закончились, ее мать решила уйти вместе с ней и Кальфом в уединенную долину вдали от селения. Мать не сказала, почему так поступила.

Кадлин знала, что Асла всем сердцем любила Кальфа, охотника и рыболова. И сама она считала Кальфа своим отцом большую часть жизни.

Молодая женщина поглядела в лицо своего настоящего родителя. Даже в смерти он казался усталым и изможденным.

Он был одинок. Так и не взял себе новой жены. Долго искал дочь и Аслу. Не сумел оправиться после гибели жены и Кадлин. Молодая королева считала, что мать должна была сообщить ей раньше, кто ее настоящий отец. И дочь сама должна была выбрать, где ей жить.

Владычица Фирнстайна взглянула на два пустых ложа – для нее и Аслы. Они напоминали узкие постели. Покрывала пошли темными пятнами. Ее ложе было маленьким. Постель ребенка. На нем лежала полусгоревшая кукла, которая когдато принадлежала ей. Альфадас отыскал эту куклу в руинах длинного дома, когда вернулся из похода в Снайвамарк. На ложе Аслы поблескивало ожерелье из разноцветных жемчужин. Отец так никогда и не смог забыть жену. Поэтому королева и отправилась на север, чтобы забрать его тело. Она должна была сделать это.

Кадлин поцеловала Альфадаса в лоб. Пообещала себе больше никогда не входить в гробницу. Пока жива.

– Увидимся в Златых Чертогах. Я знаю, ты там и ждешь меня.

Она развернулась и твердым шагом покинула гробницу.

Отерла слезы.

Едва она вышла, лейб-гвардейцы задвинули каменную дверь.

Королеву ждал Ламби.

– Долго же ты там сидела.

– Да.

Ей хотелось побыть одной. Но она понимала, что нужно идти на поминки.

– Ты будешь соблюдать мирный договор с троллями? – без экивоков спросил Ламби. – Все знают об этой истории с сердцем…

– Мелвин утверждает, что тем самым они почтили его.

– Я тоже так считаю.

Кадлин задумалась.

– Этого я герцогу не прощу.

– Но мирного договора придерживаться будешь?

Королева молчала.

– Дерзкая девчонка! Ты и ребенком была такой же! – вырвалось у Ламби.

– Насколько я слышала, меня держали вдали от тебя, когда я была ребенком.

– Твой отец столько рассказывал о тебе, что мне кажется, будто ты моя собственная избалованная дочь!

Это было уже слишком. К горлу подступил комок, и женщина поспешно закусила губу, чтобы не разреветься.

– Ты пережила эльфийскую зиму, сражалась под Нахтцинной, убила волка-коня. Ты единственная из живущих, кто подошел к порогу Златых Чертогов и вернулся обратно. И ты пошла со своим безумным сводным братом в герцогство Оргрима, чтобы вернуть Альфадаса. Вы оба не струсили перед целым войском троллей. Этого довольно на одну жизнь. Даже на две жизни достаточно. Никто не поверит в героическую сагу, которую пишет Ислейф, если ты сотворишь больше.

– Кто такой Ислейф? – Королева взяла себя в руки и радовалась, что Ламби предоставил ей возможность сменить тему.

– Ислейф – очень талантливый молодой скальд, с которым я познакомился в трактире в Гонтабу. Он по собственному почину начал слагать о тебе сагу. Я немного подправил ее. – Ламби указал на длинный дом короля. – Сочинитель тоже там, наверху. Пришло время тебе послушать, что он натворил.

– Мне неинтересны лживые истории.

– Когда короли при жизни заботятся о том, какую ложь о них распространяют, результат лучше, чем если ложь родится после их смерти! Не будь упрямым ребенком. Будь королевой! Ты знаешь… – Внезапно голос его сорвался. – У моего мальчика нет могилы. И для тех, кто пошел со мной, чтобы забрать тебя, и кого убили тролли, тоже не насыплют могильный холм. Этой ночью мы выпьем и в память о них. Идем со мной, почти их. Или уходи со своим братом, который ждет тебя внизу, у фьорда. Но тогда не возвращайся больше, слышишь?! Если этой ночью ты не будешь сидеть на троне Альфадаса и не найдешь парочку чертовски трогательных слов для наших погибших, то ты не достойна быть нашей королевой!

Она схватила его за плечи.

– Я не убегу. Но я должна попрощаться с Мелвином. А потом приду на пир. Обещаю тебе.

– Я подожду здесь, – недовольно проворчал Ламби.

До воды было совсем недалеко. Позади Кадлин услышала стук лопат, вонзавшихся в замерзшую землю. И глухой звук земли, которая падала в туннель. У нее было такое чувство, что печаль поселилась в ней, словно второй ребенок. Тяжестью в животе. Большим живым шаром.

Мелвин казался потерянным. Он стоял на берегу совсем один. Его силуэт чернел на фоне воды, в которой отражалась луна.

Подойдя к брату, Кадлин вдруг поняла, что не может найти слов. Она была бы рада, если бы он остался. Но знала, что он не может.

– Они закрывают могилу, – наконец вымолвила женщина.

Мелвин кивнул. Он казался подавленным. Может быть, тоже не любит прощаний?

– Тученырь ждет тебя?

Брат махнул рукой в направлении Январского утеса на противоположной стороне фьорда. Отвесная скала величественно возвышалась над водой. Круг из древних камней венчал ее.

– Он там, наверху. Когда ты уйдешь, он прилетит за мной.

Кадлин хотела сказать ему так много. Но шум, доносившийся из пиршественного зала, напомнил, что у нее тоже мало времени.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что у меня все пальцы на ногах и руках на месте.

– Ты хорошо регенерируешь.

– Ты же знаешь, если бы не твое защитное заклинание, я потеряла бы их. А с обмороженными щеками я до конца своих дней выглядела бы как юная девушка, у которой краснеют щеки при каждом произносимом слове.

– Думаю, ты и с седыми волосами будешь юной девушкой.

Возможно, в будущем тебе будет нелегко убедить чужаков в том, что ты королева. Тебе нужно набраться достоинства и не бегать постоянно в штанах.

Молодая женщина знала его шутки и догадывалась, что они могут стать еще грубее. Хотя, в принципе, это было не в его духе. Разве что он хотел скрыть свои истинные чувства. Кадлин взяла его руку и положила себе на живот. Ребенок бодрствовал. Она ощущала его пинки. С лица Мелвина сошла вся строгость, когда он почувствовал их.

– Его отец мертв. Если ребенок выживет, то только потому, что ты нас спас.

Он покачал головой.

– Нет…

– Не важно, что ты скажешь. Для меня это всегда будет так.

Твоя готовность выступить в одиночку против сотни троллей, твое везение спасли нас.

Он улыбнулся.

– Ты говоришь, как ваши сказители. Но нет, это было не везение. Ты нравишься Оргриму, моя упрямая младшая сестра. Вероятно, втайне он думает, что если бы ты была немного больше, серее и безволосее, то стала бы чертовски хорошей троллихой.

– А если бы ты говорил немного меньше глупостей, то был бы чертовски хорошим братом.

Он потупился. Кадлин почувствовала, что это не из-за ее слов. Было что-то, что он просто не мог произнести. Его шутки, его странное поведение… Все буквально кричало о том, что за этим стоит что-то большее. Что происходит с Мелвином? Существовал только один способ выяснить. Она сжала его руку, все еще лежавшую у нее на животе.

– Говори же.

Он удивленно поднял взгляд.

– Что?

Каким предательским может быть одно-единственное слово… Оно должно было сообщить о недоумении, но произвело совершенно противоположный эффект. Кадлин не поддалась.

Она просто продолжала смотреть на полуэльфа.

– Если Сканга призывает к себе Оргрима, это может означать только одно. В Альвенмарке будет война. А мауравани всегда были врагами троллей. Я должен забрать оттуда Лейлин… Я должен… – По его лицу Кадлин видела, как он внутренне собирает все мужество в кулак. – Мы можем прийти сюда?

Она не могла понять, почему этот вопрос стоил ему таких усилий.

– Я буду рада. Приходи ко двору. Я…

Он поднял руки, не дав ей договорить.

– Мы подыщем укромное место. Где-нибудь на границе с землями троллей. Мы будем почти невидимками.

– Зачем? Нет никакой причины тебе…

– Я выгляжу как эльф, – перебил он ее. – А здешние люди думают, что эльфы приносят несчастье. Они не забыли эльфийскую зиму, не забыли и того, как приходила Эмерелль, чтобы украсть Альфадаса. Я слышал их разговоры, когда они везли тебя.

Его слова были совершенной новостью для Кадлин. Но, может быть, дело в том, что она королева и никто не разговаривал с ней откровенно?

– Мы докажем им, что они ошибаются!

Он колебался.

Молодая женщина мягко коснулась его руки.

– Пожалуйста. Ты будешь нужен мне. Тебе здесь будут рады. – Она улыбнулась. – И ты ведь уже говорил о том, что я упряма. Горе тому, кто обойдется плохо с тобой или Лейлин.

Мы найдем место, где вы сможете жить в мире.

Казалось, Мелвину стало легче, хотя она не могла бы поклясться, что он примет ее предложение. Между ними повисло молчание. Хорошее, понимающее молчание. Наконец брат пожал ей руку.

– Они ждут свою королеву. Тебе нужно идти.

– Если ты не придешь, я отправлюсь тебя искать!

Он рассмеялся.

– Да, в это я готов поверить. – Затем обнял ее. – Не делай глупостей, – с нежностью произнес Мелвин.

Кадлин судорожно сглотнула. Смотрела ему вслед, пока он шел вдоль берега. От вершины Январского утеса, от темной скалы отделилась большая тень. Кадлин позавидовала свободе брата. Сейчас она тоже с удовольствием полетала бы на орле.

Вздохнув, королева отвернулась. Затем взяла себя в руки и направилась к Ламби, все еще стоявшему у могильного холма. Увидев ее, старый воин заметно расслабился.

– Я не готов был спорить, что ты вернешься. Но хорошо, что ты здесь. Там, наверху, почти все важные ярлы. Больше, чем во время твоей коронации. Нужно еще раз повторить эту игру. Я надену тебе на голову корону и провозглашу королевой. А наш скальд споет первую строфу героического эпоса о тебе. Все уже пьяны, все оплакали мертвецов. Тронуть их сердца будет легко. Вот увидишь, твое правление начнется… – …лживой историей!

Ламби громко расхохотался.

– Почти то же самое сказал твой отец в ночь своей коронации. И тем не менее он стал королем, о котором будут говорить еще тысячу лет. А еще он сказал, что я – человек без морали. Мне кажется, это не совсем верно… Морали мне не хватает только там, где она мешает в повседневной жизни. Вот увидишь, королю нужен такой человек рядом. Лучи будут освещать тебя. А я буду делать то, что должно делаться в тени.