Текст книги "Последний пророк"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Господи! – воскликнул Фарадей, а Уилер рассмеялся.
– Это просто койоты, – успокоил его Уилер. – Так они кричат, когда настигают свою добычу.
От странного лая и воя у Фарадея по коже забегали мурашки. Звери кричали, как маленькие ведьмочки, которые мучают свою жертву.
– Фарадей!
Они повернулись и увидели Беттину, она высунула только голову из-за откидной двери палатки. Она как женщина благопристойная, не показывалась перед мужчинами в неглиже. На ее лице был белый крем, а волосы спрятаны под ночным чепцом.
– Что за шум? – закричала она.
– Просто койоты, мэ-эм, – объяснил Уилер. – Скоро, как только начнут есть, они успокоятся.
И в этот момент койоты резко смолкли.
Беттина скрылась в палатке, один из братьев Пинто, которого явно испугал ее внешний вид, сказал что-то своему брату, и они оба разразились бурным хохотом.
Не придавая значения тому, что только что произошло, Фарадей снова обратил свой взор на заброшенные, призрачные руины, разбросанные по всему каньону, они и страшили, и манили его. Ему не терпелось приступить к раскопкам.
– Куда они ушли? – произнес он вслух, имея в виду древних людей, когда-то живших здесь.
– Никто не знает, – пожал плечами Уилер. – Просто исчезли.
Возможно, они и исчезли, подумал Фарадей, но не навсегда. Он пришел их найти.
– Я хотел бы пораньше завтра встать, если вас это устроит.
Уилер посмотрел на него:
– Меня? Я не собираюсь идти туда. Дальше вы уже сами, доктор Хайтауэр.
– О чем вы говорите? Я нанял вас…
– В качестве проводника, это все, – уточнил Уилер, искоса посмотрев на груду валунов и камней на другой стороне плоской равнины. – Я не хожу по их развалинам.
– А где вы собрали коллекцию керамики, о которой мне рассказывали, и какие места вы исследовали?
– Нет места в Юте, Колорадо, Аризоне и Нью-Мексико, которого я не исследовал и частично не раскопал. Но туда я не хожу. – Он развернулся и посмотрел Фарадею прямо в глаза. – И вам тоже не советую.
– Почему?
– Я считаю вас христианином, сэр. Я хочу сказать, богобоязненным христианином, а не тем, кто появляется в церкви, когда его мучает совесть. Вы живете в согласии с Евангелием, я прав? Ни один истинный христианин не ступил бы на нечестивую землю, что простирается по этому каньону.
– Нечестивая?
– Проклятая. Призрачная. Называйте ее, как хотите. Я боюсь этого места.
– Кажется, археологи ничего не боятся.
– Вероятно, они атеисты. Послушайте, мой друг. Один совет от одного богобоязненного христианина другому. Есть причина, по которой это место называют запрещенным. Есть причина, по которой навахи никогда не пойдут туда.
– Языческое суеверие, – не согласился Фарадей с Уилером. Сам он чувствовал, как покалывает его шея, ему снова показалось, как что-то, или кто-то, неуловимое промелькнуло перед ним.
Джон Уилер долго смотрел на Фарадея, пытаясь оценить этого богатого джентльмена из Бостона – высокого и добродетельного, с аккуратно подстриженной бородкой и отлично уложенными волосами, в темном костюме, в рубашке с накрахмаленным воротничком и галстуком. Фарадей был больше похож на проповедника, чем на исследователя. Уилер не стал спорить:
– Делайте, как вам нравится. Но только без меня.
33
Фарадей практически не спал.
Совесть мучила его, он физически боролся с ней, простыня на походной кровати, ночная одежда полностью промокли. Он падал на пол и молился, пока боль не пронзала его колени, потом с трудом вставал. Он молил Бога, чтобы Он направил его, просветил его и опроверг пугающие слова Джона Уилера. Но к рассвету Фарадей не услышал ни какого ответа. Всевышний так же молчал, как в то утро, когда умерла Абигейл.
«Бог испытывает меня, – написал Фарадей в своем дневнике, на странице, датированной 12 сентября 1915 года. Утренний кофе остывал в жестяной кружке. – Он не дает мне легких ответов. Я должен бороться за каждый свой шаг. Ковбой уверен, что развалины посещают призраки. Он сказал, что какое-то несчастье случилось там, что зло по-прежнему существует. Должен ли я идти туда, пройти через это испытание и таким образом найти дорогу к Богу? Или должен повернуть назад и тем самым явить Богу чистоту своего сердца?»
Но он не мог не посетить запрещенное место. Обстоятельно все продумав, он взял свой альбом, карандаши, бинокль, панаму, а также для уверенности маленький томик Библии и направился в сторону каньона. Беттина и Моргана на лошадях, неохотно, последовали за ним. Свояченица отказалась оставаться одна в лагере с Уилером и индейцами, заявив, что прогулка на свежем воздухе пойдет только на пользу ее племяннице.
Под дружелюбным солнцем они исследовали развалины. Фарадей пытался оправдать свои страхи прошлой ночью разыгравшимся воображением. Они находили только стены, камни и песок. Не видели никаких призраков-оборотней, никаких каннибалов.
Но Фарадей все равно был настороже, хотя и не представлял, откуда ждать беды.
Беттина с зонтиком над головой изящно переступала через камни, приподнимая юбку и обнажая высокие зашнурованные ботинки, словно она перепрыгивала через лужи на проспекте Содружества. Моргана, самая драгоценная маленькая фея Фарадея, как эльф, порхала с камня на камень, от стенки к стенке, заглядывая в зияющие окна и дверные проемы, кричала: «У-у!» и смеялась. Ей было всего пять лет, и она ничего не боялась. Чувство любви переполняло сердце Фарадея.
Оставив ее играть на безопасном месте среди валунов, он направился через булыжники и камни. Таинственная привлекательность этого места овладевала им. Настроившись на лирический лад, он рассуждал: «Там, где когда-то ходили люди, теперь ползают только скорпионы и змеи, а в небе над своим гнездом медленно кружит одинокий орел». Заглядывая в зияющие дыры окон и осматривая пустые комнаты, Фарадей размышлял, не так ли чувствовал себя Шлиман, когда обнаружил Трою, или Эванс, когда откапывал величественный дворец в Кноссе.
Подойдя к плоскому мощеному пространству между двумя земляными ямами, явно вырытыми человеком, Фарадей остановился. Площадка местами была расчищена, и она тоже, казалось, была делом человеческих рук. Фактически это был пол под открытым небом. Возможно, несколько столетий назад это была городская площадь? Между двумя ямами, которые Уилер называл «кивы», возвышался каменный холм. Он тут же приковывал к себе внимание.
Высотой примерно по пояс, этот холм был отвесным и, насколько Фарадей мог судить, не служил никакой определенной цели. Он не был частью стены, стоял на открытом пространстве.
Фарадей посмотрел на север, где отчетливо были видны первые ряды комнат, Беттина и Моргана их внимательно осматривали; затем он взглянул направо, где древний город, казалось, просто растворялся в скалах. Комнаты и террасы, кивы и предполагаемая площадь были ему понятны. Но для чего по центру навалена эта груда камней?
Установив свой раскладной стульчик и положив на землю холщовую сумку с альбомом и карандашами, Фарадей приступил к расчистке каменной кладки от наваленных камней, поднимая и отбрасывая их в сторону.
– Стой там, где стоишь, или я буду стрелять!
Фарадей резко повернулся и увидел два дула дробовика, нацеленных ему в грудь. Мужчина, который держал оружие, посмотрел на него злыми глазами, а затем не менее злым голосом приказал:
– Убирайся отсюда! Ты, мерзкий ублюдок! Или я убью тебя!
Фарадей поднял руки вверх, будто его поймали за воровством, и, заикаясь, произнес:
– Но я… видите ли… нет необходимости…
– Все в порядке, Ангер. Достаточно. Ты испугал джентльмена.
Фарадей повернулся и увидел полного мужчину в помятом белом костюме, который, тяжело дыша, шел к ним. Его щеки горели румянцем, а лысина сияла на солнце.
– Он на моем участке! – резко выпалил мужчина с дробовиком.
– Ты что, не видишь, он всего лишь турист? Ангер, тебе следует кругом расставить таблички, если ты не хочешь, чтобы невинные люди бродили по твоей территории. – Новоприбывший улыбнулся широкой улыбкой и протянул Фарадею руку. – Гарольд Сойер, университет Джона Хопкинса. А там моя кирка, позади вас.
Фарадей опустил руки, но продолжал следить за ружьем.
– Что все это значит?
– Позвольте, мы сначала зайдем сюда, можно? А потом я вам все объясню. Видите, здесь веревка.
Теперь Фарадей увидел, что в нескольких дюймах от земли, между двумя деревянными колышками, была натянута тугая веревка.
– Это участок Ангера, – спокойно объяснил Гарольд Сойер, а его приятель с ружьем по-прежнему держал Фарадея на прицеле. – Вы противоправно нарушили частное владение.
Фарадей нахмурился:
– Этот человек застолбил часть этих развалин? Это законно?
– Боюсь, что да. Когда-то всю эту территорию безнаказанно грабили мародеры. Затем, чтобы защитить руины, в это дело вмешалось правительство. Теперь любой человек может заплатить и получить особое разрешение на раскопки. Некоторые владеют теперь большими территориями. Вы можете осмотреть все вокруг, но только не приближайтесь к участкам, огороженным веревкой Ангера.
– Он убил бы меня?
– Сначала выстрелил бы, властям сказал бы – думал, что это был лось.
Сощурив глаза от яркого солнечного света, Фарадей снова посмотрел на Ангера, который, стоя у каменного холма, похлопывал по нему, словно это была норовистая лошадь. Фарадей не мог глаз отвести от этой груды камней. Что там под ними?
– Вы археолог, сэр, или просто турист?
Фарадей повернулся к своему спасителю.
– Я точно не знаю, кто я, – ответил он, но, увидев озадаченный взгляд Сойера, добавил: – Я врач. Как бы на каникулах. Фарадей Хайтауэр.
Они пожали друг другу руки.
– Вы хорошо знаете эти развалины? – Фарадей не понимал, почему задал этот вопрос. Вдруг ему показалось очень важным узнать побольше об этом замечательном разрушенном комплексе, где когда-то жил исчезнувший народ.
Гарольд Сойер ответил:
– На этом месте раскопки ведутся с перерывами уже двадцать лет. Пока что было найдено двести комнат. Думаю, что остались еще сотни.
– Сколько… – начал говорить Фарадей, но почувствовал, как ему тяжело дышать. Это из-за ружья. Он слишком быстро повернулся и посмотрел в глаза собственной смерти – такое подкосило бы любого. – Сколько лет этому комплексу?
– Еще не определили. Думаем, строительство шло веками.
– В самом расцвете.
Сойер нахмурился, приложил руку к правому уху и спросил:
– Что вы сказали?
Фарадей глубоко вздохнул:
– В самом расцвете их культуры. Как вы полагаете, когда это было?
Сойер скривил розовые губы под аккуратно подстриженными усами.
– Предположительно лет пятьсот назад.
Фарадей, тяжело сглотнув пересохшим ртом, подумал, что это не так, что это место еще старше.
– Видите те бревна, торчащие из каменной кладки? – спросил Сойер и махнул своей пухлой рукой, не замечая, что его собеседнику вдруг стало плохо. – Это цельные стволы дерева. В настоящее время новая группа археологов сверху донизу обследует каньон, записывая положение и количество таких бревен во всех «великих домах», как мы их называем. Уже доказано, что в этом месте на строительство домов использовалось более двухсот тысяч древесных стволов. У них даже есть ботаник, который делает химический анализ образцов дерева. Он говорит, что большинство деревьев не местного происхождения. Их привезли сюда издалека – более пятидесяти миль в сторону. И произошло это раньше, чем у них появились лошади и колеса. Представляете себе, как они каменными топорами могли нарубить четверть миллиона деревьев, а потом отвезти их на расстояние в пятьдесят миль, используя только рабочую силу.
– Напоминает строительство великих пирамид, – прошептал Фарадей, оттягивая воротник рубашки.
– В Северной Америке нет ничего похожего, доктор Хайтауэр, на то, на что вы сейчас видите. После того как местные жители покинули это место, ничего подобного больше никогда не строилось. – Сойер поднял глиняный черепок и, осмотрев его, бросил. – Мы мало знаем о людях, которые жили здесь, но известно, что они строили пятиэтажные дома за сотни лет до того, как пришел белый человек и построил в Нью-Йорке высотные здания. И еще одна тайна, доктор Хайтауэр. Эти люди строили дороги. В некоторых местах они достигали тридцати футов в ширину и были великолепно спроектированы. Для чего они их использовали? У них не было ни лошадей, ни мулов, никаких других вьючных животных, у них также не было телег и повозок. Все это привезли с собой испанцы. Так для чего же анасази нужны были длинные и широкие мощеные дороги?
Вынув носовой платок, Фарадей промокнул испарину на лбу. Ему вдруг стало не по себе.
– Что-то есть в самом человеке, – громко провозгласил Сойер, как будто он стоял за аналоем, – что заставляет его строить грандиозные памятники. Египетские пирамиды. Великая Китайская стена. Храмы майя. Может, и дороги анасази были простой формой монументальной архитектуры, и они их строили, чтобы показать свою силу и мощь, больше ничего.
Сквозь золотой свет Фарадей посмотрел на две фигуры в белом, Беттину и Моргану, которые ступали по развалинам, как два бесплотных призрака. Они казались бестелесными, походили на неземных фей. Фарадей закрыл глаза. У него закружилась голова.
– Но самый главный вопрос, доктор Хайтауэр: кто строит вечные каменные сооружения, а потом оставляет их? И почему так происходит?
У Фарадея перехватило дыхание, он стал задыхаться. Что-то было не так.
– Хопи говорят, что они потомки тех людей. Если это так, то почему они никогда больше не строили ничего такого же грандиозного?
Пока археолог пробирался через булыжники и разрушенные стены, камни и валуны, подбирая осколки глиняных горшков, наконечники стрел, обрывки веревки из волокон юкки, а Фарадей старался держаться прямо, Гарольд Сойер продолжал говорить.
– Мы нашли здесь удивительные вещи. Птичьи клетки, перья ары, морские ракушки, медные колокольчики. Это предметы, у которых другая родина. Некоторые из них прибыли сюда из мест за тысячу миль отсюда. Кто бы мог подумать, что первобытные люди могли создать такую обширную торговую сеть?
– Мне нужно сесть, – задыхаясь, вымолвил Фарадей.
Сойер посмотрел на него, и улыбка замерла на его устах.
– Боже мой, у вас кровь течет из носа!
Дотронувшись рукой до верхней губы, Фарадей почувствовал, что его усы теплые и влажные, а посмотрев на руку, увидел, что она вся в крови.
– Я не совсем хорошо себя чувствую…
Сойер взял его под локоть и повел к большому камню.
– Это из-за давления и сухого воздуха. Откиньте голову назад, вот так. О, что это я, вы же врач. Вы знаете, что делать. Там ваша жена и ребенок?
Фарадей остановил кровотечение, ему стало гораздо легче, и он вернулся в лагерь. Он решил поговорить с археологами, работающими далеко, в глубине каньона. Но его планам помешала Беттина. Она вошла в его палатку и стала перед ним, вытянувшись как струна и сжав на талии руки. По ее позе Фарадей понял, что она собирается что-то твердо заявить и не потерпит никаких возражений.
– Фарадей, мы с малышкой не можем жить в таких условиях.
Она ссылалась на суровую лагерную жизнь, на варварскую еду и отсутствие нормальных условий для мытья, но Фарадей догадывался, что ее желание вернуться в Альбукерке продиктовано тем, что братья Пинто называли ее «Белая Женщина, Которую Боятся Койоты» и за ее спиной подшучивали над ней.
– Мы ужасно испугались из-за твоего… твоего носа. И потом, нет ничего хорошего в том, что твоя дочь подвергается языческому влиянию. Мы с Морганой хотели бы вернуться в Бостон.
– Нет, – сказал он быстро, – Моргана останется со мной. – А потом он вспомнил, что Беттине тридцать один и у нее впервые в жизни появился поклонник. Нечестно удерживать ее здесь. – Но ты можешь ехать, Беттина. Мистер Викерс, должно быть, скучает по тебе.
– А как же твоя дочь?
– Я найму няню, – едва слышно ответил он.
Беттина с раздражением вздохнула:
– Няню! Я не позволю, чтобы дочь моей сестры жила вот так. Очень хорошо, я останусь, но ты должен найти нам подходящее жилье и в таком городе, где Моргана могла бы ходить в школу.
Фарадей с помощью Уилера устроил их в приличном пансионе, где Беттина сразу дала всем понять, что она леди и требует к себе соответствующего отношения. Ему было мучительно больно расставаться с Морганой, но он понимал, что Беттина права: в этом диком мире, куда он вторгся, нет места для ребенка. Он пообещал их часто навещать и привозить подарки.
34
Уилер был владельцем фактории в северной части каньона Чако. Она была построена из дерева и камня, и в ней можно было приобрести всевозможные галантерейные товары, консервы, свиной жир в банках, крекеры и печенье. Там хранились мешки с мукой, сахаром, кофе и солью, стояли бочки с соленьями и лежали рулоны хлопчатобумажной ткани и набивного ситца. Кроме того, Уилер торговал фонарями, керосином, веревкой, сандалями, кастрюлями. На стенах висели и пылились могучие оленьи рога, растянутые шкуры гремучей змеи и ящерицы и связки меховых шкурок и кожаных отрезов разных видов. Навахи тихо и послушно стояли в очереди и ждали, когда их обслужат и они смогут обменять бирюзу и серебро на лекарства и специи, лопаты и топоры.
Уилер представил Фарадея своей стеснительной толстой жене. Она была одета в бирюзового цвета вельветовую блузу и длинную разноцветную юбку, затянутую серебряным ремнем. Потом Уилер повел его в свою дальнюю комнату, где гордо показал коллекцию керамики, которая насчитывала сотни веков. Фарадей взял в руки кувшин, которому, по словам Уилера, было пятьсот лет. Врач тут же нарисовал в своем воображении руки человека, который формировал и разрисовывал кувшин. Интересно, как выглядел тот ремесленник, о чем он думал, когда творил, был ли он женат, имел ли детей? Фарадей поделился своими мыслями. Уилер ему возразил:
– Мы полагаем, что именно женщины занимались гончарным ремеслом.
Посетив факторию, Фарадей очень много интересного узнал об индейцах. Как всегда, на переднем крыльце сидел завернутый в одеяло навахский старик и мирно покуривал трубку. Уилер объяснил, что у этого человека парализованы ноги, случилось это во время одного из последних сражений с белыми солдатами. Теперь каждое утро его нужно приносить сюда из хогана и каждый вечер относить обратно.
– Бедняга, – пожалел Фарадей.
– Почему вы так говорите? – спросил Уилер.
– Ужасно быть паралитиком!
– Старик Бен смотрит на это иначе. Он считает себя счастливым человеком.
– Разве может парализованный быть счастливым?
– Спросите его сами, и он вам скажет, что чувствует себя парализованным, когда ему нужно пойти куда-нибудь.
Фарадей сопровождал Джона Уилера повсюду и был поражен условиями, в которых жили индейцы и которые, когда он прибыл сюда, представлялись ему совершенно иными. Бедность угнетала его.
– Там, на востоке, – иронизировал мистер Уилер, – в Нью-Йорке и Филадельфии – народ хороший. Они беспокоятся о своих краснокожих братьях. Складывают в коробки одежду и присылают ее на запад, чтобы бедным индейцам было что носить. Вы знаете, что эти идиоты присылают сюда? Поношенные вечерние платья и смокинги.
Фарадей старался обращать внимание на все, что видел и слышал, но он не мог выбросить из головы образ загадочного каменного холма на площади в Пуэбло-Бонито. Холм снился ему, он думал о нем, из-за него он спорил сам с собой, делал предположения, а потом сам же их опровергал. Почему холм преследовал его, куда бы он ни ходил? Что такого особенного в той груде камней?
Чем настойчивее он пытался не думать о каньоне Чако, чем дальше уезжал от запрещенных руин и чем больше спорил сам с собой, тем все сильнее росло его любопытство. Где бы они ни находились с Уилером в этой широко раскинувшейся стране холмов и пустынь, равнин и лесов, посещая хоганы навахов и горные пуэбло хопи, где они слушали нескончаемые сказания, истории, мифы и легенды, Фарадей часто вспоминал призрак каменного холма в Пуэбло-Бонито.
Какую великую тайну скрывает каньон Чако?
35
Беттина и Моргана прожили в пансионе ровно два месяца. Вдруг Беттина заявила, что это жилье им не подходит. К счастью, Альбукерке был развивающимся пограничным городом, который когда-то был конечным пунктом на тропе от Санта-Фе, а теперь главной станцией на железной дороге, поэтому пансионов здесь было построено предостаточно. Город стал оздоровительным курортом для больных туберкулезом и другими респираторными заболеваниями, поэтому санатории и минеральные источники быстро росли повсюду, привлекая в город тех, кого Беттина называла высшими слоями общества: докторов, медсестер, ученых и юристов. Мистер Уилер говорил, что если бы лекарства от туберкулеза никогда бы не нашли, Альбукерке так и остался бы в руинах. Фарадей в сопровождении Уилера и двух индейцев-проводников исследовал окрестности в поисках шаманов. Беттина в это время делала все возможное, чтобы обустроить жизнь для себя и Морганы.
Фарадей появился на шестилетие Морганы, привез в подарок индейские бусы, мокасины и обрядовую куклу «качина». Когда они катались в экипаже, Моргана спросила отца, что значит «важничает». Он спросил, где она слышала это слово, дочь ответила, что миссис Слокомб, владелица пансиона, говорит, что Беттина Хайтауэр важничает. Фарадей засмеялся и подумал, что его дочь растет очень смышленой девочкой. Скоро этот незначительный разговор стерся из его памяти.
– Фарадей, – начала Беттина резким голосом, что всегда означало: далее последует требование. – Тебе придется принять какое-нибудь решение. Ты уже многие месяцы путешествуешь по этой несчастной стране, но так и не обнаружил следы язычников, которых ищешь. Твоей дочери уже шесть лет. Ей надо жить оседлой жизнью. – Беттина не упоминала, что у нее совсем недавно был день рождения, ей исполнился тридцать один год. – Я не могу допустить, чтобы так продолжалось и далее.
Он не желал ее слушать. В последнее время его мучили частые головные боли и бессонница. Когда ему все же удавалось заснуть, ему снились какие-то странные, бессмысленные сны. Если они с Уилером не путешествовали, он оставался с Беттиной и Морганой. Но их общество не приносило ему утешения и покоя. Не только потому, что даже после стольких месяцев образ каменного холма продолжал терзать его мысли и он постоянно думал о Пуэбло-Бонито, но также потому, что раздражение Беттины росло с каждым его приездом.
Беттина отвергла все пансионы города, и Фарадей арендовал для них бунгало на окраине города, в достаточно тихом и уютном месте, но она стала жаловаться на неприятный запах, который шел с окрестных пастбищ. Затем Фарадей поместил свою дочь и свояченицу в респектабельный отель, где капризная Беттина на время успокоилась, но лишь до той поры, пока она не узнала, что их отель находится всего в нескольких кварталах от пользующегося дурной славой района. Она жаловалась ему, что не хочет, выглядывая в окно, видеть на тротуаре размалеванных дамочек, направляющихся в город за покупками.
Фарадей слышал о районе красных фонарей на Третьей Северной улице и о том, какие споры это вызывало в обществе. Те, кто был против существования такого района, постоянно выступали за его закрытие. Но те, кто его защищал, считали, что он должен существовать, потому что все дамы работали с лицензией и периодически подвергались медицинскому осмотру. В зависимости от того, кто был у власти, этот район то закрывали, то открывали снова, но когда он был открыт, его женщины должны были строго выполнять все правила. Например, эти женщины могли идти за покупками на четыре шага поодаль. Фарадей пытался вразумить Беттину, объяснял ей, что эти дамы не занимаются своим ремеслом в непосредственной близости от нее. Но все его разговоры были напрасными. Она снова настаивала, чтобы он нашел им другое место.
Скоро Фарадей уже боялся приезжать в город, и если бы не потребность периодически прижимать к сердцу Моргану, он вообще бы никогда больше там не появлялся.
– И еще ты не принял во внимание приезд мистера Викерса, – язвительным тоном произнесла Беттина.
С тех пор как они покинули Бостон, Беттина регулярно получала от мистера Захарии Викерса открытки и письма из Африки, где он выполнял миссионерскую работу. Обычно на открытках были изображены нагие туземцы, а в письмах он ей рассказывал о своих столкновениях с львами и другими дикими хищниками.
Он прибыл на юго-запад, как поняла Беттина, чтобы привезти «бедным индейцам Аризоны» Библию, и собирался остановиться в Альбукерке на неделю в надежде убедить ее вернуться вместе с ним на восток. Он собирался в течение месяца вернуться в эти края еще раз и снова остановиться здесь, но уже за ответом.
Эта новость повергла Фарадея в панику. Если она согласится и вернется в Бостон? Что ему делать с Морганой? Тогда он не сможет продолжить свои поиски с мистером Уилером, не решится оставить Моргану в чьих-то чужих руках. Но и с собой нельзя ее брать!
На принятие решения Беттина дала ему ровно тридцать дней.
