Текст книги "Последний пророк"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

36

– Я не могу вам сказать, куда собираюсь. Извините, доктор Хайтауэр, но это секрет.

Но Фарадей настаивал, Уилер сдался и рассказал, что собирается отправиться в хоган к навахам, к одному из родственников своей жены, чтобы помогать во время ритуала исцеления. Фарадей умолял Уилера взять его с собой, поскольку он слышал о таких ритуалах и страстно хотел наблюдать за всем. Заручившись обещанием Фарадея вести себя тихо и с крайним уважением ко всему, что будет происходить, ковбой неохотно согласился.

Фарадей ликовал. Он заверил Уилера, что не станет мешать.

В Альбукерке он приобрел плоский, маленький чемодан для документов и газет, привязал к нему веревку, чтобы, освободив себе руки, нести его вместе с сумкой, в которой находились альбом для зарисовок, карандаши и древесные угольки. Он рисовал повсюду, куда бы ни ходил, будь то ритуальные танцы хопи, столовые горы или воющие на луну койоты. Рисунок священного ритуала навахов должен был увенчать его изобразительную коллекцию.

– А где место Богу во всем этом? – спросил Фарадей, когда они во время ленча сделали привал в лагере у ручья, а братья Пинто приготовили им ребрышки и бобы.

Уилер, нанизав вилкой несколько бобов и положив их в рот, произнес:

– Бог? Оглянитесь вокруг, сэр. Бог повсюду. В горах. В кукурузе.

– Я хочу сказать, личный Бог. У гор нет души. Где суд Божий? Где наказание и награда?

Уилер прожевал бобы, выпил кофе:

– Послушайте, друг мой, когда я впервые прибыл сюда, много лет назад, я, как вы, верил во все эти «да прибудет имя Твое» и «аминь». Я собирался спасать души, как святой Петр с рыболовной сетью в руках. Но в один прекрасный день я вдруг понял, что не знаю, от чего я спасаю эти души.

Фарадей удивленно посмотрел на него:

– Вы были миссионером?

– Я был проповедником, мой друг. Квакером. Но, став язычником, повесил свою шляпу и пошел работать скотником. Теперь я ищу горшки и вожу туристов на развалины. Мой друг, почему вы так презрительно относитесь к религии индейцев?

– Это едва ли можно назвать истинной религией. Они поклоняются камням и деревьям.

– Я думаю, что они скорее считают их священными, нежели поклоняются им.

– Они молятся на них. Я видел, как они молились на камни.

– А они видели, как вы и другие христиане молились на две палочки, соединенные посередине.

Когда Фарадей вопросительно посмотрел на него, Уилер пояснил:

– Крест. Вы же молитесь на кресте, не так ли?

– Мы молимся Богу. Крест – только символ. Именно крест напоминает нам о присутствии Всевышнего среди нас.

– То же самое значат камни и деревья для индейцев. Позвольте я вам объясню. Христианство – личностная религия, через которую человек спасает свою душу. Религия индейцев – всеобъемлющая, связанная со всей природой и поддерживающая равновесие.

Фарадей в задумчивости жевал баранину.

– Вот что я вам скажу, мой друг. Индейцы не боятся смерти. А вы знаете почему? Потому, что они не рождаются с врожденным грехом на душе. Все христиане появляются на свет с врожденным грехом Адама и Евы и всю свою жизнь боятся, что они так и умрут с этим грехом на душе и их отправят в ад. Вот почему христиане боятся смерти. А индейцы считают, что смерть – это лишь возможность поддерживать равновесие в природе.

37

Внутри хогана было темно, пахло плесенью и гарью. Жилище было переполнено родственниками больного индейца. Перед входом в хоган знахарь рассыпал кукурузную пыльцу на четыре стороны, проводя обряд очищения.

– Навахи верят, – объяснил Уилер, – что причина болезни в том, что человек перестает жить в гармонии с природой. Кукуруза восстанавливает гармонию, взывая к силе Женщины Перемен, которая создала племя навахо.

Фарадей, которого заинтересовала концепция женского божества, создающего людей, с интересом наблюдал за всем происходящим.

– Образец гармонии и благополучия навахи называют «озо», – тихо объяснил Уилер, а в это время знахарь, упав на колени, начал создавать на полу узор. – То, что вы сейчас видите, – это создание рисунка из песка, который поможет больному сосредоточиться на озо, а потом вернет его в равновесие. После этого рисунок разрушат.

Разноцветный песок струился сквозь пальцы знахаря, а он что-то тихо и монотонно говорил, другие мужчины гремели трещотками, сделанными из оленьих рогов, и били в маленькие барабаны. Больной лежал на одеяле, его трясла лихорадка. Он страдал от серьезной инфекции, попавшей ему в рану. Фарадей хотел выступить и предложить им использовать антисептик, а не сыпать бесполезный песок на пол.

– Узор из песка, – пояснил Уилер, – это «иикаа», что означает «они приходят и уходят». Имеются в виду «ейи» – священные духи. Вы обратили внимание, что рисунок ведет к входной двери огана, которая всегда смотрит на восток. Именно через иикаа духи приходят на церемонию и уходят с нее.

Фарадеем овладело страстное желание зарисовать эту сцену, хотя ритуал был непонятным, окружающая обстановка и атмосфера – странными и экзотическими. Никто не видел, как он засунул руку в свой чемоданчик, даже Уилер, который не мог глаз оторвать от происходящего. Все находились под гипнозом от непрекращающегося, похожего на жужжание шмеля пения знахаря.

Фарадей едва прикоснулся углем к бумаге, как кто-то закричал. Пение резко прекратилось. Все взгляды устремились на него. А затем все, как один, начали кричать, выражая свое негодование.

Уилер схватил его за руку:

– Нам лучше убраться отсюда.

– Но я могу объяснить. Я не причинил никому вреда.

Уилер вырвал лист из его альбома и отдал его знахарю.

– Пошли!

Они запрыгнули на своих лошадей и галопом поскакали прочь. Они скакали быстро и долго, и когда уже были далеко, Уилер, наконец, пришпорил свою лошадь и заявил:

– Я отведу вас обратно в Альбукерке, доктор Хайтауэр. В моих услугах вы больше не нуждаетесь.

Обратно в город они возвращались в полной тишине, а когда проходили в нескольких милях от каньона Чако, Фарадей снова почувствовал сильное влечение к этому месту. Образ странного каменного холма так надежно вытеснил из его головы все другие мысли. Они с Уилером расстались на краю города, и каждый поехал своей дорогой. Фарадею было абсолютно все равно, что думает о нем Уилер или кто-нибудь другой. Фарадей наконец понял, что все это время не давало ему покоя: он должен вернуться в каньон Чако и обследовать запрещенные развалины.

38

– Должна ли я напоминать тебе, что мистер Викерс будет здесь через семь дней, чтобы получить мой ответ на его предложение руки и сердца?

– Я вернусь к этому времени, Беттина, – пробурчал Фарадей, собирая сумку в дорогу. Новый проводник, которого он нанял прошлой ночью, ждал его внизу, держа за поводья пару свежих лошадей.

– Фарадей, ты даже не поинтересовался, собираюсь ли я принять это предложение.

– Я вернусь, – снова пробормотал он, закрыв сумку решительным щелчком.

Когда он потянулся к портфелю со своими художествами, он увидел, что в дверном проеме его спальни стоит Моргана и с широко открытыми, умоляющими глазами смотрит на него. От ее вида его сердце дрогнуло, с каждым днем она все больше и больше напоминала ему Абигейл. Прекрасное маленькое создание с проникновенным взглядом и грустным выражением лица! Ей было всего шесть лет, но все же ему казалось, что ее душа взрослая не по годам.

– Папочка, а можно мне с тобой?

Вопрос озадачил его. Фарадей собирался вернуться в Пуэбло-Бонито один.

– Ангелочек мой, – он встал перед ней на колени, – папочка должен идти один. Я не задержусь.

Но ее громадные глаза, слишком серьезные и глубокомысленные для такого маленького создания, заставили его изменить свои намерения.

Взять с собой Моргану к каньону Чако он мог только вместе с Беттиной. Она согласилась, но только на условии, что они вернутся к приезду мистера Викерса. Ровно через год после того, как они впервые ступили на эту дикую землю, они снова на лошадях и вьючных мулах отправились в каньон, который навахи называли «Запрещенный».

39

Фарадей не мог спать.

Он ворочался и метался во сне, и не столько от снов и видений, сколько от своих чувств. Проснувшись, он внимательно посмотрел через ручей на пугающе тихие руины Пуэбло-Бонито, залитые светом полной луны.

Что-то звало его туда.

Маленький отряд из шести человек прибыл к месту лагеря на закате, и проводник предложил своему клиенту приступить к раскопкам на следующее утро. Но Фарадей не мог больше ждать. Он тихонько выполз из своего спального мешка, взял фонарь, перекинул через плечо сумку и уже было направился в сторону руин, как вдруг услышал звонкий голосок Морганы:

– Папочка? Куда ты идешь?

Она стояла в проеме палатки, которую они делили с Беттиной, и он подумал, как она узнала, что он не спит. Он сказал ей, что просто собирался прогуляться, велел ей возвращаться в палатку и не будить тетю Беттину. Но когда он отошел на небольшое расстояние и оглянулся, он увидел, что его шестилетняя дочь по-прежнему стоит там, в своей ночной сорочке при свете луны она была похожа на маленькое привидение. Но он не мог повернуть назад. Какая-то неведомая сила гнала его туда, в лабиринт разрушенных стен.

Фарадей надеялся, что Ангера, человека с ружьем, там уже нет. Внутренний голос подсказывал ему, что под каменным холмом похоронено что-то значительное. И он намеревался это узнать, даже не боясь попасть под прицел ружья.

Когда Фарадей добрался до места, где находился диковинный холм, он увидел, что его уже очистили от мусора и осколков, и теперь перед ним стоял необычный, громадный камень, который, как показало внимательное исследование с фонарем, кажется, когда-то был серым, но теперь был темно-красного цвета. Он выглядел так, будто его покрасили. Но для чего?

Он огляделся вокруг – нет ли поблизости парня с ружьем? Затем увидел в ста ярдах от себя, по правую руку вход в помещение, которого не было год назад. Ангер отлично поработал. От его камня до нижайших рядов развалин была расчищена широкая полоса. Большая часть стены была откопана и даже, как оказалось, часть внутреннего пространства одной большой комнаты.

Фарадей осторожно начал приближаться к этому месту.

Когда он подошел к главным развалинам поближе, он почувствовал, как у него перехватило дыхание и на лбу выступила испарина. Вспомнив, как у него по непонятным причинам из носа текла кровь, Фарадей подумал, что, может, во всем виновата неприятная здешняя пыльца.

Вдруг он услышал какой-то звук.

Фарадей повернулся и в ужасе увидел, что там стоит девушка. Ей было примерно лет семнадцать, по ее прическе он догадался, что она из племени хопи. Крупные живописные завитки волос, которые назывались «соцветия кабачка», подчеркивали ее незамужний статус. На ней была длинная юбка и блузка малинового цвета, на ее лбу – татуировка; именно она приковывала его внимание: это были три темно-синие вертикальные линии, они придавали ее взгляду особенную притягательность.

– Здравствуй, – сказал он.

Она молча смотрела на него. Но он уже свыкся с молчаливой натурой индейцев, особенно молодых девушек, которые не были представлены незнакомцу. Улыбаясь, он спокойно спросил:

– Как тебя зовут?

Она улыбнулась ему в ответ, и он подумал, какая она очаровательная.

– Ты говоришь по-английски?

Она произнесла слово, он повторил его вслух. С гортанной остановкой она сказала «оши» и «тива», словно поделив слово на две части, он воспринял его, как «ошитива», и спросил ее, что оно означает. Девушка только снова повторила его.

Среди звезд на небе появились рваные облака. Они на мгновение закрыли луну, но потом она снова засияла в полную силу. А девушка стояла и смотрела своими миндалевидными глазами на него. Большие завитушки по бокам головы обрамляли круглое, медного цвета лицо. Он не мог отвести глаз от нее.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

Фарадей поднялся и подошел к ней, но она убрала руку, повернулась к нему спиной и пошла прочь. Он вдруг понял, что должен следовать за ней. Они шли через камни и булыжники, вокруг разрушенных стен и мимо зияющих проемов окон. Облака плыли по звездному небу, а луна то появлялась, то исчезала. Девушка вела его вверх, путь среди развалин становился более трудным, так как раскопанная часть города уже осталась позади.

Когда он уже намеревался спросить ее, куда она его ведет, девушка вдруг остановилась. Он посмотрел на высокие каменные стены, что окружали их, на песок и камни, которыми был засыпан пол. Они находились в маленькой комнате, где когда-то, очень давно, кто-то жил, любил и умирал.

Она протянула руку и указала. Он посмотрел туда, увидел в углу комнаты кучу камней, насыпанных прямо у стены.

– Там что-то есть? – шепотом спросил он, боясь разбудить Ангера, который, как он предполагал, спал где-то поблизости в лагере.

Она продолжала указывать на то место, поэтому, опустившись на колени, он начал осторожно, как это делали Уилер и археологи, раскапывать, ведь древние предметы легко крошились. Скоро на поверхности, освещенной лунным светом, показались гладкие края. Он все больше и больше возбуждался. Очень нежно он погрузил руки в камни и вынул великолепный глиняный кувшин. Он было абсолютно целым.

Пока он поворачивал прекрасное изделие в руках, различая в свете луны золотые и оранжевые цвета, он вспомнил разговор, который состоялся у них с мистером Уилером, когда тот показывал ему свою коллекцию. Восхищаясь одной особенной вещью, Фарадей тогда спросил:

– Что это? Какой-то вид кувшина?

– Он называется «олла», – ответил Уилер.

– «Ойа»?

– Пишется «о-л-л-а». Испанское слово, означает «кухонный горшок». Не знаю, как индейцы называют их. Иногда узор на них может поведать целые истории. Хотя их очень сложно расшифровывать. Никто не знает, что означают эти символы.

Теперь Фарадей волновался еще больше – ведь на олле, что была сейчас в его руках, был выполнен великолепный узор. И все для него вдруг наполнилось смыслом, как будто именно этот кувшин манил его к себе с того самого момента, как он ступил на землю Пуэбло-Бонито.

– Люди, которые сделали его, – обратился он к девушке, – ты знаешь, куда они ушли?

Она нахмурила брови, и Фарадей опять обратил внимание на три синие линии на ее лбу.

Он повторил свой вопрос, теперь уже используя жестикуляцию, как будто играя в светские шарады. Девушка перестала хмуриться, видимо, поняла, о чем он спрашивает. Она лениво подняла руку и указала на запад.

– Они все еще там? – спросил он, снова волнуясь.

Но она не ответила, он снова занялся кувшином. Когда он поворачивал его в своих руках, он услышал, как что-то гремит внутри него. Он не успел узнать, что там находится, почувствовав, как по его спине поползли мурашки, будто волоски на коже поднялись от какого-то сверхъестественного страха. Что-то там было в этой комнате вместе с ними. Что-то невидимое.

– Вы это чувствуете? – спросил он у девушки.

Она подняла брови.

Он посмотрел ей в лицо. На нем не было никаких признаков страха.

Тогда он постарался убедить себя, что это лишь игра его воображения, причина которой кроется в частых разговорах с навахами и ковбоем. Призраки-оборотни. И все же, продолжая рассматривать оллу, он чувствовал, как этот жуткий страх все усиливается. Кто-то, а может, что-то, наблюдал за ним, и он ясно чувствовал его дыхание на своем затылке.

– Кто здесь? – неожиданно закричал он. – Ангер, это ты?

Девушка удивленно посмотрела на него, ему стало стыдно. Если простая девушка не боится этого места, почему же он, взрослый мужчина, так испугался? Его руки дрожали, над бровями выступили капельки пота, а в желудке были такие сильные спазмы, что он подумал – сейчас стошнит. Пока он рассматривал развалины, краем зрения он видел какую-то темноту и чувствовал, как некое зло собирается вокруг него. И еще он вдруг понял, что если сейчас же не покинет это место, он потеряется здесь навсегда.

Он находился на той грани, когда можно увидеть видения. Как долго он мечтал о таком опыте! Но теперь он стоял и не мог пошевелиться от ужаса. Не о таких видениях он мечтал! Он хотел увидеть ангелов и херувимов, а не темного демона, который витал на краю его сознания. «Нет! – закричал он про себя. – Злые видения, убирайтесь от меня!»

У него волосы встали дыбом, а по телу градом катился холодный пот. Он посмотрел на девушку, которая выглядела так же естественно, как все индейские девушки, в ее внешности не было ничего зловещего, и все же он задрожал от страха, вспомнив слова Уилера: «Призраки-оборотни – это ведьмы, которые могут превращаться во что угодно, и они всегда приходят, когда ты один».

Фарадей побежал.

Со старинным горшком в руках он бежал от этого места, как кролик от охотничьей собаки, и когда, с воплями и криками, добрался до лагеря, Беттина с изумленным выражением лица вышла ему навстречу.

– Фарадей! – закричала свояченица. – Что с тобой произошло?

– Господи, – проговорил он и упал в глубокий обморок.

Пуэбло-Бонито находился в шестидесяти милях от железной дороги. Нанятый проводник и его люди погрузили Фарадея в повозку и быстро, как только могли, поехали в сторону железной дороги, где станционный смотритель взмахнул флажком и товарный поезд отправился на Альбукерке. Беттина не положила его в больницу, заявив, что будет заботиться о нем сама в их арендованном доме. Она тут же послала за доктором, но тот ничего не мог сказать вразумительного, кроме как объявить, что ее свояк выжил из ума, и оставил его на попечение Беттины.

Дни и ночи напролет Фарадей метался и кричал в бреду. К нему приходили и другие врачи, но все они в один голос заявляли, что он страдает от пережитого психического потрясения.

Позже Фарадей мог вспомнить только обрывки того ночного кошмара, от которого он корчился и метался в приступе лихорадки. Демоны и видения, что являлись ему, были такими невообразимо ужасающими, словно скрывающееся в руинах существо поглотило его уязвленное сознание и истязало его. Он был свидетелем человеческого жертвоприношения: на камне лежал распластанный человек, его грудная клетка была вскрыта, а сердце – все еще бьющееся – вырвано. Убийство было совершено на странном камне, который был погребен под грудой камней.

Когда Фарадей окончательно пришел в сознание, он узнал, что в бреду велел дать ему альбом и карандаши, и потом лихорадочно, несколько часов подряд, корпел над бумагой. Что он рисовал, Беттина не знала, потому что он не хотел никому ничего показывать. И вот теперь, в первое утро умственного прозрения, он прикоснулся к альбому, который лежал у его кровати, и ему стало до тошноты страшно, ведь ему предстояло созерцать те ужасы, что он видел в бреду. Трясущимися руками он поднял альбом, но открыть его так и не решился. Обрывки тех образов пронеслись в его голове: монстров, гоблинов и всех злых существ, что населяли древние развалины. Он нарисовал их! Он привел их в свой дом и свою жизнь! Он задрожал от страха, и ему вдруг стало не по себе оттого, что подверг опасности не только свою смертную душу, но и Моргану. А что, если она случайно увидит эти рисунки из ада?

Фарадей решил бросить весь альбом в камин, где его поглотило бы пламя, он бы почернел и превратился в пепел. Он представил, как огненные искорки, поднявшись по трубе, прогнали бы тех демонов обратно в адские глубины, из которых они пришли.

Но Фарадей знал, что все будет по-другому. Даже если бы он сжег эти рисунки, демоны все равно остались бы с ним. Поэтому, не глядя на то, что нарисовали его измазанные углем пальцы, и не понимая, почему он это делает, он спрятал их в самое дальнее отделение своего портфеля, чтобы никогда снова не смотреть на них.

Когда физически, но не психически, он почувствовал себя намного лучше, Беттина заявила ему своим самым категоричным тоном:

– Фарадей, достаточно значит достаточно. Мы уезжаем из этого места, и точка.

Ей на удивление, он легко согласился. Хотя он не собирался возвращаться в Бостон, а планировал отправиться дальше на запад. Мистическая девушка из Пуэбло-Бонито указывала ему на запад. Фарадей предложил оплатить Беттине обратный билет в Бостон, посоветовал принять предложение руки и сердца от мистера Захарии Викерса.

Беттина рассказала ему, что, когда Фарадей лежал в беспамятстве, мистер Викерс по дороге из Аризоны заезжал к ним. Она уже приняла предложение Захарии и в качестве доказательства своих слов протянула Фарадею руку, на которой сияло обручальное кольцо с бриллиантом.

– Но так как он сразу должен был уехать в Африку, – объяснила она, – где собирается пробыть почти год, мы решили пожениться следующей весной. А пока, Фарадей, я продолжу исполнять свой долг перед тобой и моей племянницей. Потом ты будешь заботиться о себе сам.

Фарадей упаковал всю свою коллекцию керамики, отдав оллу Беттине, потому что ее вид пугал его. Когда они садились в поезд, он снова окинул взглядом древнюю землю, где в поисках духовных истин провел год. Он вспомнил день, когда они впервые приехали сюда, и он готовился узреть великие откровения. За это время никакие видения не посетили его, за исключением демонов, от которых теперь он отчаянно искал спасения.

Но жили на земле люди, они могли изгнать засевших в его голове демонов из каньона Чако, и это были потомки тех самых людей, которые первыми застраивали эту долину.