Текст книги "Последний пророк"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

– Я сохранила письмо, Фарадей. Я подумала, что однажды оно пригодится мне. Хочешь его прочитать?

Она вручила ему конверт, на котором отчетливым почерком Элизабет был указан его адрес: «Доктору Фарадею Хайтауэру, Каса-Эсмеральда, Палм-Спрингс, Калифорния». Он дрожал, открывая конверт, а потом прочитал:

«Дорогой Фарадей, твои письма озадачили меня, я не отвечала на них сразу только потому, что мне нужно было подумать. Не знаю, как справиться с этой ситуацией. Я поверила тебе, Фарадей, когда ты сказал мне, что твоя жена умерла. И, возможно, я и сейчас в это верю. Но женщина, которая назвалась твоей женой, вела себя очень убедительно, и во мне зародились сомнения. Да еще маленькая девочка звала ее мамой. Ты понимаешь, в каком затруднительном положении я нахожусь. Но я пишу тебе сейчас не потому, чтобы все наконец прояснить. Я хочу исполнить свой долг. Ты имеешь право знать всю правду.

Фарадей, под сердцем я ношу твоего ребенка. Я не жду от тебя денежной поддержки или какой-то иной помощи. Я уезжаю. Если ты захочешь увидеть меня, то не найдешь. Я сообщила декану своего факультета, в каком я состоянии, и он тут же уволил меня. Итак, я с позором оставляю стены университета. Я не могу вернуться домой к своей семье, потому что мой отец вряд ли примет меня. Теперь я сама по себе. Прощай, Фарадей. Я не жалею о том времени, что мы провели вместе. Я буду всегда с любовью думать о тебе, надеюсь, ты найдешь своих шаманов».

Фарадей посмотрел на безжалостную свояченицу.

– Как ты могла скрывать это от меня?! – прошептал он охрипшим голосом. Элизабет носит его ребенка! Он закрыл глаза. Не умерла ли она во время родов? И теперь ее душа скитается поблизости?

– Я не хотела, чтобы она вмешивалась в мои планы относительно тебя, – ответила Беттина и встала. – Мне нужно возвращаться. Моя дочь скоро захочет ужинать.

Ошеломленный, он посмотрел на нее:

– Ты же не собираешься оставлять меня здесь?!

– Но ты принадлежишь этому месту, этому индейскому миру.

– Ты лишишь Морганы ее отца?! – заревел он.

– Со временем она забудет о тебе.

– Но это жестоко по отношению к ребенку! А я думал, ты любишь ее.

– Люблю ее? Да Моргана была для меня лишь неудобством. Я терпела ее, Фарадей, вот и все.

– Но когда у нее было заражение крови, когда мы все думали, что она умирает, ты с ума сходила от горя.

– Только девочка связывала тебя и меня. Без нее у меня не было бы больше причин оставаться рядом с тобой. Моргана была моей страховкой. А теперь она даст мне уважение и почет. Она подарит мне статус матери. Теперь никто не станет жалеть меня, как бездетную старую деву. Старая дева, которую забыли на полке, – так они говорят. Но не беспокойся, Фарадей, пока Моргана будет служить моим целям, она будет сыта, одета и обучена всему, как настоящая леди. А когда придет время, я прослежу за тем, чтобы она удачно вышла замуж, чтобы остаток своей жизни я провела в сытости и довольстве.

В холодном и бесчувственном голосе, которым говорила Беттина, Фарадей уловил, какая холодная и бесчувственная жизнь ждет его дочь.

– Дай мне еще шанс! Я изменился.

Уже поставив ногу на первую перекладину лестницы, Беттина повернулась к нему лицом и сказала:

– И я тоже изменилась. Я больше не люблю тебя, Фарадей. – Она порыскала в своей большой холщовой сумке и достала оттуда какой-то предмет, который потом она бросила на пол. – Я хотела выбросить эту отвратительную вещь, но потом решила отдать ее тебе в качестве сувенира. Кое-что, что будет напоминать тебе о твоей белокурой потаскушке.

Она начала подниматься по лестнице, а он судорожно пытался найти слова, которые могли бы заставить ее передумать.

– Это убийство, Беттина. Разве тебя не беспокоит твоя бессмертная душа?

Она остановилась и посмотрела на него сверху вниз, а ее глаза как-то странно засверкали.

– Моя бессмертная душа давным-давно умерла.

От ее тона у него мороз побежал по коже.

– Что ты имеешь в виду?

– В ту ночь на корабле, когда родилась Моргана. Как только ты покинул каюту, чтобы записать рождение дочери в бортовом журнале, Абигейл сказала мне, что с ней что-то не так. Она велела мне привести тебя немедленно. Но я этого не сделала. Я подозревала, что ты вместе с судовым врачом смог бы спасти ей жизнь, но я ждала своего часа. Я сидела там и ждала, пока ее душа практически не покинула ее тела, а потом я отправилась за тобой.

– Ты… позволила Абигейл умереть? – Фарадей едва мог выговорить эти слова.

– Я хотела, чтобы ты стал моим, Фарадей. Я была старшей сестрой и должна была выйти замуж первой. Но я ведь была всего лишь незаконнорожденной от конюха, не так ли? Абигейл была любимицей, и она могла поступать по-своему. Я решила отобрать тебя у нее. Я оставила тебе немного воды, Фарадей, чтобы у тебя было время подумать обо всем, что я тебе сказала. А теперь мне на самом деле нужно идти. Из Лос-Анджелеса приезжает архитектор, и мне нужно решить с ним миллион вопросов. Я переоборудую наш дом в гостиницу.

В душе Фарадея неожиданно закипел гнев, сменив неверие в происходящее. Эта ярость была сильнее, чем любое тонизирующее средство или наркотик. Не ощущая больше ни слабости, ни жажды, ни боли, Фарадей почувствовал в себе силы не повиноваться своему телу. Пока Беттина поднималась по лестнице, он резко вытянул руку и схватил ее за лодыжку.

– Отпусти меня! – крикнула она. Потрясла ногой, чтобы освободить ногу. Фарадей резко дернул, и она, ослабив руки, с грохотом упала на земляной пол, упала на спину, и теперь лежала рядом с Фарадеем. Он схватил ее за волосы. Беттина вырвалась и, истошно заорав, стала бить его по голове и плечам.

Оттолкнув ее от себя, он пошарил по земле, надеясь найти, чем можно было бы ее ударить. Его пальцы нащупали его ручку. Он поднял ее вверх, а потом резко опустил тонким кончиком вниз.

– Я убью тебя! – закричал он.

Уклоняясь от удара, она отползла от него.

Шатаясь, Беттина встала, качнулась над ним, ударила его своим сапогом и снова направилась к лестнице.

Он опять протянул руку и схватил ее за лодыжку. Она потеряла равновесие и ударилась о стенку кивы. Пыль и мусор посыпались с потолка.

Фарадей с трудом встал на одно колено. Боль оказалась такой сильной, что он закричал и даже подумал, что сейчас отключится. Его рука зацепилась за нижнюю перекладину лестницы. Он потянулся вперед.

Беттина схватила его за воротник и двумя руками оттолкнула назад. Он ухватился за нее, разрывая на ней блузку. Она ногтями оцарапала ему лицо. Они кубарем покатились по полу.

Ударив его кулаком в челюсть, отчего он ударился головой об пол, Беттина смогла встать на ноги и поковыляла к лестнице.

Застонав, Фарадей затряс головой, а потом приподнялся на локте. Беттина была уже на лестнице. Он снова нащупал ее лодыжку. Она ногой отпихнула его руку и продолжила подъем, оказавшись уже вне его досягаемости.

Фарадей кричал, выл, клялся, просил и рыдал. Но она, добравшись до поверхности, вынула лестницу и закричала ему напоследок:

– Чтоб ты сгнил в аду!

Затем Беттина накрыла дымовую яму деревянной крышкой, и Фарадей погрузился в темноту.

– Во имя Господа Бога! – закричал он в темноте. – Беттина, не поступай так со мной!

Он прислушался. Его тело было измучено болью. Он весь дрожал. Скоро он услышат, отдаленно и неясно, ржание лошадей и удаляющийся скрип колес повозки, а потом все замерло.

Закрыв лицо руками, он заплакал, рукава его рубашки промокли от слез.

Через какое-то время он сел, вытер лицо и зажег фонарь. Подобрав свою ручку, он написал:

«Меня так и не спасли. Беттина приехала, чтобы навестить меня…»

Восстановив на бумаге их диалог и описав драку, Фарадей снова начал плакать, потом понял, что чернила на бумаге могут расплыться. Сделав маленькие глоточки воды и пожевав немного вяленой говядины, он решил, что не должен засыпать, а будет бодрствовать, потому что ему осталось написать еще одну важную вещь.

«Я заперт в своей собственной могиле. Я умру здесь. Не могу поверить, что я зря прожил свою жизнь, что меня привели к этому месту и в этот момент, чтобы я просто погас, как свеча, ведь я узнал тайну каньона Чако! И еще так много всего! Старая женщина расшифровала мне значение узора на золотой олле – этот удивительный секрет, который должен узнать весь мир. Поэтому, пока горит мой фонарь и пока здесь есть чем дышать, я запишу на бумаге все эти замечательные истины. Это наследство я завещаю своей дочери Моргане. Однажды она найдет меня, и хотя я уже буду мертвым, я буду разговаривать с ней».

Ручка быстро царапала по бумаге, и вся боль, и любовь, и агония в душе Фарадея выливались через чернила в слова, а когда фонарь постепенно погас и мрак поглотил погребенного человека, на небо высыпали звезды и закружились над головой в своем вечном небесном танце. А потом тишину песков нарушил какой-то новый звук, от которого совы, койоты и другие ночные создания замерли и посмотрели в направлении гигантского дерева джошуа, известного как Ла-Виеха. Это был пронзительный вопль, который шел откуда-то снизу, из-под песчаной земли, и который за ночь превратился в жалобный стон, а на рассвете совсем смолк.

И тогда снова в пустыне воцарилась тишина.

Беттина

1932 год

62

– А что у тебя на лбу?

– Тише, дитя! Это невежливо!

Моргана рефлексивно поправила челку, причесав пальцами коротко остриженные каштановые волосы. Нужно было удостовериться, что шрам снова прикрыт. Хотя в течение последних двенадцати лет она часто слышала этот вопрос, причем задаваемый в совершенно разных формах – иногда люди ничего не говорили, а просто откровенно глазели на ее шрам, – этот шрам на лбу по-прежнему причинял ей боль. Этот уродливый шрам каким-то образом был связан с исчезновением ее отца и постоянно напоминал ей о том, что он бросил ее.

Но в ту минуту, когда она разворачивала регистрационный журнал перед женщиной с ребенком, которые решили остановиться в гостинице «Дворец-Хайтауэр», эти мысли ее не мучили. Все внимание Морганы было приковано к тете, приводившей в порядок цветы в приемной.

Моргана пыталась убедить себя в том, что она все это себе нафантазировала, но не могла избавиться от ощущения, что Беттина с недавних пор ведет себя как-то странно. Даже знакомый человек ничего бы не заметил. Но Моргана после исчезновения отца прожила с Беттиной бок о бок последние двенадцать лет, и она очень хорошо знала свою тетю.

И что-то с ней не так.

Беттина сменила прическу, навела макияж, ее юбки укоротились, и впервые в жизни она начала пользоваться духами. Тете недавно исполнилось сорок восемь лет, Моргану волновало, характерно ли такое поведение для женщины ее возраста.

Тетя также начала проявлять интерес к мужчинам, особенно к тем, кто занимал высокое общественное положение, например, к врачам и адвокатам.

Несколько месяцев назад произошел странный случай с геологом из Чикаго. Он на целый месяц забронировал гостевой домик, объяснив в письме, что приезжает, чтобы исследовать местные отложения горных пород для научного доклада, который он писал. Но он пробыл здесь лишь три дня и неожиданно выписался.

Моргана поинтересовалась у геолога, были ли у него какие-то проблемы с номером или с обслуживанием. Но он лишь пробормотал что-то невнятное, что ему нужно немедленно возвращаться в Чикаго. Она забыла о геологе, а неделю спустя узнала, что он просто переехал в мотель вниз по дороге. Местные сплетники начали утверждать, что во «Дворце-Хайтауэр» произошло нечто неприличное и к этому причастна сама хозяйка гостиницы.

Девушка знала, что ее тетя страдает сомнамбулизмом. Моргана иногда видела, как Беттина стоит у окна или гуляет по саду в ночной сорочке и смотрит на луну. Поначалу Моргана спрашивала у нее:

– Что ты тут делаешь, тетя?

– Ты слышишь его, доченька? – отвечала ей холодным – тоном Беттина. – Он просит, чтобы его выпустили наружу.

Со временем Моргана научилась просто, без лишних вопросов, укладывать тетю в кровать, на следующее утро никто не вспоминал ни о каких происшествиях, и Беттина снова становилась серьезной, разумной тетей.

Может, то же самое произошло с геологом? Может, у тети Беттины случился очередной приступ лунатизма и она пришла в комнату постояльца? Молодой геолог мог все неправильно понять и поспешно выехал из гостиницы.

А потом произошел неприятный случай С бедной Полли Кру, одной из горничных, – Беттина обвинила ее в непристойной связи с одним постояльцем. Моргана не могла поверить, что Полли на это способна. Девушка удивлялась, как тетя узнала об этом. Взбешенная Беттина тогда потрясла всех, – и персонал и постояльцев. На глазах у всех она в резкой и грубой форме отчитала Полли.

Теперь Моргана понимала, что ей есть о чем беспокоиться. Но даже если так, думала она, вручая женщине ключи от комнаты, она ничего не может с этим поделать. Через неделю Моргана на три года покинет «Дворец-Хайтауэр».

Поэтому Моргана была такой рассеянной и не слышала вопроса ребенка о шраме на лбу. Ее мучила неразрешимая дилемма. Идея пройти трехгодичные курсы медицинских сестер в клинике при высшем учебном заведении принадлежала Беттине. Моргана же лелеяла мечту продолжить работу отца, изучать индейский народ, присоединиться к группе ученых, которые посвящали свои жизни сохранению исчезающей культуры. Но Моргана чувствовала себя обязанной тете Беттине, которая вырастила ее одна, пожертвовав ей всю свою жизнь. Моргана считала, что, вероятно, тете было очень тяжело, ведь отец исчез сразу после того, как они с Беттиной поженились, они были еще молодоженами.

Моргану воспитывали как маленькую леди; она обязана была быть тихой и послушной. Она покорно прочитала все справочники по уходу за больными, анатомии и физиологии, которые Беттина купила для нее, и так искусно научилась у тети свертывать бинты, пользоваться шприцами, готовить и отпускать лекарства, что могла бы сразу стать ведущей студенткой в клинике. Но Моргана знала, что хотя она потом вернется в гостиницу снова помогать Беттине, в своих ожиданиях тетя видела ее медсестрой, по необходимости проводящей лечебные и профилактические мероприятия среди местного населения. Беттина хочет, чтобы она стала «мобильной сестрой», которую с радостью бы встречали в поместьях, где есть больные и раненые. Но такая перспектива Моргану не радовала. Она представляла себе, как будет разговаривать с индейскими старейшинами и записывать их мифы и легенды.

Дни и ночи напролет эти мысли не давали ей покоя.

Когда Моргана отправлялась в пустыню, дух неповиновения просыпался в ней и она с трудом сдерживала себя, чтобы не сбежать из дома. По ночам она выскальзывала из постели и тайком убегала в пустыню, где луна освещала частички кварца и слюды, и они ярко сверкали под ее ногами, а стойкий запах креозотовых кустов и полыни наполнял теплый воздух. Тишина была такой абсолютной, что Моргана воображала, будто слышит, как луна проплывает по черному небу, от горизонта до горизонта. В такие моменты чувство свободы в ней было абсолютным и совершенным. Падающие звезды на небе – такое привычное в пустыне явление, – казалось, приглашали ее присоединиться к ним. «Беги с нами!» – они как будто звали ее, и Моргана сбрасывала туфли и, как звезда, летела по песчаным просторам.

Пустыня манила ее к себе своими петроглифами и наконечниками стрел, следами людей, которые жили здесь когда-то, но уже давно умерли. Моргана боялась признаться, что ее вовсе не радует идея заботиться о больных людях. Ее отец был врачом, но есть ли у нее к этому призвание? Ей уже исполнилось двадцать два года, она давно не ребенок. Но у нее есть долг перед тетей, мнение которой нужно уважать.

Значит, на следующей неделе, в это самое время, она уже будет регистрироваться в общежитии, которое станет ее домом на тридцать месяцев и где она должна будет воплотить чужую мечту.

Беттина поймала странный взгляд своей племянницы, и сразу догадалась, что происходит у нее на душе. Моргана не хотела уезжать. Но Беттина уже приняла решение. Это была часть ее тщательно продуманного плана.

Беттина носила обручальное кольцо и фамилию Хайтауэр. Когда ее спрашивали о муже, она обычно отвечала, что прошло уже много лет, должно быть, он мертв. Но она все равно отказывалась называться вдовой, ссылаясь на отсутствие доказательств его смерти. «Я не перестаю надеяться, что однажды Фарадей войдет в эту дверь», – говорила она.

На самом деле Беттина редко вспоминала Фарадея. Обычно это случалось одинокими ночами, когда ветер стонал в тополях или койоты, подойдя близко к гостинице, выли на луну, или когда на пустыню опускалась какая-то сверхъестественная тишина, и Беттину охватывал такой ужас, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Тогда она прерывала свою работу, подходила к окну и вглядывалась в черную пропасть, дурное предчувствие закрадывалось ей в душу Она, задержав дыхание, прислушивалась к биению сердца и размышляла, увидит ли она призрака, появляющегося из могильной темноты ночи?

Он, должно быть, еще долго пролежал в яме, медленно умирая от жажды, голода и боли.

Но именно тогда, когда она боялась, что от этих жутких мыслей ее сердце остановится, она умрет на месте, она кашляла, двигалась, резко дышала, что-то громко говорила вслух и усилием воли прогоняла эти воспоминания, повторяя про себя придуманную ложь: Фарадей бросил ее ради несбыточной мечты, как последний трус сбежал в Мексику. Пульс становился нормальным, а мрак превращался в обычную ночь.

Беттина остановилась перед зеркалом у конторки портье и, рассмотрев себя со всех сторон, в особенности прическу, удовлетворенно отметила, что самодельного шиньона не видно. Она хорошо выглядела в последние дни. Однажды она подслушала, как рассерженный рабочий, которого она уволила, назвал ее «старой сукой». Это была неправда, но все же такой эпитет не подходил ей как хозяйке гостиницы.

Тогда она взяла билет на поезд до Баннинга и там, в тайне от всех, купила себе журналы о кино и брошюрки с советами по уходу за внешностью и поддержанию женской привлекательности. Прежде всего ей хотелось изменить свои волосы, которые начали редеть. Беттина уже привыкла к таким приспособлениям, как самодельные шиньоны, которые, спрятанные под волосами, придавали прическе естественный юношеский объем. Она не видела никакой необходимости тратить деньги на дорогие шиньоны, дешевле собрать собственные волосы с расчески, заполнить ими чулок, а потом завязать его, как сосиску. Кудри и локоны, созданные на таких «волосяных сосисках», придавали ей, как она полагала, моложавый вид.

Она также обменяла все свои белые блузки и темные шерстяные юбки на хлопчатобумажные платья в розовых и голубых тонах с развевающимися рукавами и юбками чуть ниже колена. Ее помада теперь была не красной, а розовой. И теперь никто не назовет ее старой или сукой, или как-нибудь еще.

В то утро в зеркале ее волосы выглядели просто великолепно. Под кудрями не было видно никакого шиньона.

Потом она загрустила, вспомнив, что ее волосы – не самая большая проблема. У Беттины перестали регулярно идти месячные. Ее часто бил озноб, мучили приступы головокружения и бессонница. Она поехала к врачу в Риверсайд, где ее не знали, врач просто констатировал:

– Это всего лишь такой период в жизни женщины, миссис Хайтауэр.

– Какой период?

– Менопауза.

Это слово, как молоток, ударило ее по голове. Этот термин и явление были ей знакомы, но ей всегда казалось, что это происходит с другими женщинами, старыми.

Менопауза. Это не пауза. Это смерть. Ее женское естество – естество сексуальное – умирало. Вдруг ей стало так страшно! Врач говорил о реальных вещах, выписал тонизирующее средство и сказал, что ей придется это пережить. Но Беттина чувствовала себя так, словно врач ей сказал, что у нее смертельная стадия рака.

Онемев от ужаса, она сидела на железнодорожной станции, пропустив два поезда на Баннинг. В гостиницу она вернулась почти ночью. Ее встретила племянница, которая с ума сходила от волнений. Беттина успокоила Моргану, заверив ее, что с ней все в порядке, она просто встретила друзей, они пообедали вместе, не заметив, как пролетело время, Моргане не стоило так беспокоиться. Но в ту ночь Беттина лежала в постели и ждала, когда ее снова бросит в жар, когда тело предаст ее, остро осознавая, что ее внутренние органы – утроба, которая никогда не вынашивала детей, и девственная плева, с которой ей не пришлось расстаться, – высохли. От этого Беттина испытывала и стыд, и гнев.

Беттина не спала всю ночь. Вплоть до рассвета она лежала и проклинала свою судьбу, кучера, который зачал ее, свою мать, Фарадея, Абигейл и Бога. Когда первые лучи солнца сквозь занавески проникли в ее спальню, она почувствовала себя измученной и обессиленной, но смирившейся. Если так сложились обстоятельства, то так тому и быть. Она переживет это несчастье, как пережила другие, с мужеством и достоинством. И потом, только она одна знает, что она старая дева. Для всего остального мира она – жена и мать.

Значит, пора подумать, как она проведет свои золотые годы.

Беттина усердно трудилась над своим планом, решив завязать дружеские знакомства с влиятельными людьми, которые могли бы написать рекомендательные письма в клинику в Лома-Линде. Это ее особенно беспокоило, потому что образование Морганы было, мягко говоря, поверхностным. Но девушку зачислили и без протекции, поэтому Беттина решила, что, как только Моргана окончит медицинские курсы, она присоединится к «Сестрам Эллин Уайт», которые самозабвенно помогали тысячам беднякам в Лос-Анджелесе, жертвуя им свое время и еду (что, конечно же, благотворно отразиться и на самой Беттине, поскольку мир узнает, что она вырастила дочь доброй христианкой), потом Моргана вернется в Твентинайн-Палмс и обеспечит Беттине достойную старость. Всем известно, что если медсестре повезет, она может выйти замуж за врача. Беттина уже представляла, какие чаепития и приемы она будет устраивать молодоженам, своей названной дочери и ее мужу-врачу, а она, как важная влиятельная персона, будет править балом.

Беттина знала, что Моргана не хочет ехать, но была уверена, что девушка не осмелится ей противоречить. Раскаленная кочерга на ее лбу двенадцать лет назад выжгла из ее души любые порывы непослушания. Моргана выросла послушной и уступчивой, и Беттина не переставала изумляться, как хорошо в конечном счете все сложилось.

Когда Моргана проходила через общую столовую, она улыбалась дамам и джентльменам, которые сидели за столиками, покрытыми льняными скатертями, и наслаждались чаем с фирменными пирожными Беттины, выложенными на китайском фарфоре. Человек, находясь в пустыне, вдали от цивилизации, не должен вести себя нецивилизованно.

Беттина приложила неимоверные усилия, чтобы завоевать уважение и почет среди местного общества. Она добилась того, что каждый в городе знал, что она происходит из древнего богатого рода. «Фамилия Лидделл находится в непосредственной близости к родовой знати Америки», – обычно говорила она постояльцу, когда он спрашивал, откуда она родом (ее бостонский акцент всегда выдавал ее происхождение). Никто не знал о кучере. Даже Моргана не знала правды, и Беттина была вольна выдумывать свое прошлое. Она обычно спокойно заявляла, что члены ее семьи были потомками тех, кто прибыл в Америку на знаменитом корабле «Мэйфлауэр», а еще, как бы невзначай, ссылалась на свое положение среди дочерей американской революции. Беттина даже гордилась своей ложью. Наследственность – просто случайность рождения. А ее ложь не причиняла никому вреда, и даже наоборот. Беттина полагала, что ее постояльцам и соседям нравится тот факт, что среди них живет американка голубых кровей.

Беттина всегда следила за тем, чтобы ее постояльцы тоже были людьми приличными. В первые годы она запрещала киношникам останавливаться в ее гостинице, считая, что на социальной лестнице они находятся ниже рабочих и эмигрантов. Но со временем все больше и больше кинозвезд стало приезжать в пустыню за солнцем и развлечениями. Зарождалась новая индустрия под названием «курортная жизнь», и окрестности долины Коачелла в выходные дни стали превращаться в игровые площадки. Тогда Беттина поняла: люди кино – замечательная приманка для тех, кто приезжает сюда и снимает комнаты в надежде хоть мельком увидеть кинозвезду. И она решила, что в конце концов киношники – не такие уж плохие люди, и открыла для них двери своей гостиницы. Впрочем, звезды кино у нее не останавливались. В гостинице Хайтауэров не было плавательного бассейна, теннисного корта и лужаек для гольфа, а Беттина не собиралась тратить на эти удовольствия большие деньги. Но, желая поднять престиж заведения, она переименовала гостиницу во «Дворец-Хайтауэр», а в рекламной брошюрке указывала, что знаменитости останавливаются здесь не для того, чтобы активно развлекаться на свежем воздухе, а чтобы инкогнито отдыхать от изнуряющих съемочных дней. И туристы останавливались у нее, надеясь увидеть Джину Харлоу или Кларка Гейбла, а это давало ей возможность поднимать цены за комнаты.

Мимолетный взгляд знаменитости дорого стоил.

Беттина решила, что делает все удивительно хорошо. Гостиница процветает. Ее все уважают. Фарадей не возвращается, чтобы все испортить. Моргана должна стать медсестрой и выйти замуж за врача. Абсолютно ничто и никто не может расстроить великолепного плана Беттины.

Моргана стояла за конторкой портье и аккуратно раскладывала открытки на продажу, вдруг она увидела в окно, как в кактусовом саду четыре взрослых мальчика жестоко издеваются над другим мальчиком, по виду явно меньше их. Когда они сбили мальчика с ног и Моргана увидела кровь на его лице, она все бросила и пулей вылетела на улицу, крича и ругаясь. Местные хулиганы тут же кинулись врассыпную, а она опустилась на колени перед их жертвой.

У него лоб был рассечен камнем.

Она помогла ему встать, а потом приложила чистый платок к ране.

– Ну-ну, не плачь, – успокаивала его Моргана, увидев в глазах мальчика накатившиеся слезы. – Не обращай на них внимание. Они трусы, пристают к тому, кто гораздо младше их.

– Мне уже четырнадцать лет, – сказал он, Моргана удивилась. Она думала, ему максимум лет двенадцать. – А через несколько недель мне исполнится пятнадцать. У меня серьезная рана?

– Не такая уж. Я ее смажу, и ты будешь как новенький.

– С тобой такое же произошло? – спросил он, указав на ее лоб.

Она улыбнулась.

– Что-то вроде этого, – ответила она, хотя на самом деле Моргана не помнила тот несчастный случай, из-за которого у нее на лбу появился этот шрам. Миссис Кэндлуэлл рассказывала ей, что, когда ей было десять, она споткнулась и ударилась о раскаленную печь, но Моргана этого не помнила.

– Иди домой, – сказала она, подавив в себе желание взять его за руку, ведь если скоро ему исполнится пятнадцать, ему не понравится, что с ним обращаются, как с малышом.

Когда они повернули к парадной двери, перед ними появилась женщина в красивой шляпе, из-под которой ниспадали изумительные белокурые волосы.

– Привет! – поздоровалась она с Морганой. – Меня зовут Элизабет Делафилд. Я вижу, ты уже познакомилась с моим сыном, Гидеоном.