Текст книги "Последний пророк"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

40

Фарадей никому не рассказывал о девушке с развалин. Кто поверит ему, человеку, который вернулся из каньона сумасшедшим, несущим какой-то бред? Он по памяти нарисовал ее лицо, а потом часто смотрел на этот рисунок, как будто в контурах ее лица, мягкой округлости ее щек, лунном свете ее миндалевидных глаз и трех необычных линиях на ее лбу он мог разгадать тайну того, что случилось с ним той ночью на руинах.

Конечным пунктом их путешествия из Нью-Мексико был город Баннинг, штат Калифорния. Он был чуть больше железнодорожной станции, в городке была платная конюшня и несколько магазинов. Но они нашли там даже один пансион, где можно было остановиться, пока Фарадей искал подходящее жилье для Беттины и Морганы. Он отчаянно хотел продолжить поиски шаманов, но долг перед семьей все же был на первом месте.

Они нашли дом на продажу возле Палм-Спрингс, одинокой деревушки посреди индейских резерваций, состоящей в основном из хижин и палаток, где жили люди, больные туберкулезом и другими легочными заболеваниями. Здесь, посреди песчаных холмов и раскидистых пальм, за высокой глинобитной стеной, местный железнодорожный магнат построил для своей жены, которая страдала от эмфиземы, великолепный дом из десяти комнат в испанском стиле. Но, вскоре после того как они вселились, она умерла, и магнат вернулся в Сан-Франциско.

На постройку поместья «Каса-Эсмеральда» ушло целое состояние: золотая сантехника в ванных комнатах, повсюду импортный мрамор, резные двери из красного дерева с хрустальными стеклами. Дом продавался по астрономической цене, но Беттина и Моргана сразу влюбились в сказочную виллу. Фарадей договорился в банке Лос-Анджелеса перевести все его оставшееся состояние из Бостона сюда, но так как на покупку дома ушли бы практически все его деньги, они с Беттиной разработали целый план: он был уважаемым врачом с гарвардской степенью, это должно было убедить банковского служащего в том, что он собирается открыть здесь практику, которая, учитывая количество легочных больных в долине Коачелла, процветала бы. Банк хранил бы его деньги в качестве финансовой гарантии, и они впоследствии взимали бы платежи автоматически каждый месяц. Таким образом, у Фарадея были бы средства на жизнь, пока он постепенно не вступил бы во владение собственностью.

На территории «Каса-Эсмеральда» был свой собственный глубокий колодец, который не зависел от милости природы и борьбы за права индейцев пользоваться местной водой. Хотя в имении не было газа и электричества, Беттину это не беспокоило, дом, роскошный и элегантный, как дворец, соответствовал ее утонченному вкусу. И она не собиралась здесь готовить, убирать и стирать.

– Пожалуй, для начала хватит и шести слуг, – сказала она и начала составлять списки поваров, прачек, служанок разного уровня и слуг для работы во дворе, так как она хотела привести в порядок все испанские фонтаны и сады.

Фарадей распаковал свою коллекцию. Прошло несколько дней, прежде чем он набрался храбрости вынести оллу на свет и рассмотреть ее беспристрастным взглядом ученого.

Прекрасный кувшин больше его не пугал, он смог зарисовать его в разных ракурсах, заботливо передавая необыкновенный золотой цвет и хаотический узор, выполненный красной краской. Он встречался и разговаривал с разными местными коллекционерами керамики из Пуэбло-Бонито, поскольку ему хотелось прочитать историю, зашифрованную в узоре на глиняном кувшине. «Какое-то несчастье произошло в этом месте много лет назад», – говорил Джон Уилер. Рассказывал ли этот узор о забытом катаклизме?

Но ему не везло.

Фарадей понимал, что ему требовался не просто эксперт по индейской культуре или местной керамике, ему нужен был кто-то, кто смог бы идентифицировать узор и объяснить те два рисунка, которые дала ему цыганка. Были ли они вообще индейскими, как думал Джон Уилер? Банковский служащий посоветовал Фарадею заехать в Сан-Бернардино, в местное Управление по делам индейцев. В конце стояли письменные столы, заваленные бухгалтерскими книгами, корреспонденцией, картами в рулонах, правительственными докладами. Фарадей застал и совершенно равнодушного ко всему и официального представителя по имени Попиэль.

Когда Фарадей зашел в контору, Попиэль жевал бутерброд с ветчиной и не собирался прерывать свою трапезу из-за посетителя.

– Официальные представители индейцев, – сказал он с полным ртом, – несут ответственность за работу школ, судов, распределение товаров, управление земельными участками и осуществляют контроль за договорами об аренде. Представитель индейцев – это, в сущности, племенное правительство. А поверьте мне, сэр, это нелегкая задача.

Он вытер жирный рот салфеткой, заложенной за его воротник.

– Они как дети! Им нужна жесткая рука!

Фарадей спросил Попиэля, знакомо ли ему слово «ошитива». Он его не знал. Он не говорил ни на одном из индейских диалектов. Когда Фарадей предположил, что это может быть названием какого-то племени, Попиэль показал ему список племен, находящихся под его юрисдикцией: чемеуэви, кауилла, серрано, луисено, камиа… Этот список казался бесконечным, но слова «ошитива» в нем не было.

Запив бутерброд холодным молоком, представитель продолжил объяснять, что его территория – тысячи квадратных миль, многочисленные деревни объединены в несколько резерваций. У каждого племени свой язык, культура и потребности. Как же он может знать их все? На стенах его конторы висели фотографии индейцев. Фарадей внимательно рассмотрел одну, на которой был запечатлен, как написано на ярлычке ниже, «портрет вождя Кабасона, последнего воина из племени кауилла». На вожде был костюм, рубашка и галстук, а на коленях он держал шляпу-котелок. Попиэль пренебрежительно фыркнул и сказал:

– Надев одежду белого человека, они не стали белыми людьми.

Фарадей посмотрел на него:

– Разве это ваша цель – превращать их в белых людей?

Попиэль стер остатки горчицы в уголках рта:

– Знаете, как люди говорят: «Нужно убить индейца, чтобы спасти человека».

Комментарии Попиэля расстроили Фарадея. Здесь, казалось, не предпринималось никаких усилий, чтобы сохранить индейский образ жизни. Даже «последний воин из племени кауилла» носил костюм белого человека.

– Такова наша неблагодарная работа, – сказал Попиэль, – помогать этим людям адаптироваться в американском обществе. Многие из них сопротивляются. Мы постоянно разговариваем с ними, пытаясь их убедить, что, если они хотят выжить, им нужно отказаться от прежнего образа жизни. Я дни считаю, когда закончится четырехлетний срок моего пребывания здесь. От нас даже требуют, чтобы мы часть времени жили в резервации. Вы можете себе это представить? – Он отвернулся от Фарадея и взял кусок персикового пирога, который теперь завладел всем его вниманием. Продолжая сидеть спиной к посетителю, Попиэль сказал: – Удачи вам в ваших поисках!

Однако Фарадея было не так легко сбить с толку. Но нужно с чего-то начинать. Как найти местных жителей в бескрайней пустыне?

– Пожалуйста…

Попиэль развернулся и, сощурив глаза, посмотрел на него. Видя, что Фарадей не собирается уходить, он вздохнул:

– Что конкретно вас интересует?

После неприятного разрыва с Джоном Уилером Фарадей поклялся никогда не доверяться ни одной живой душе, поэтому он ответил:

– Я пишу книгу. У индейцев столько всего интересного. Особенно произведения искусства. Символизм. Таинственные фигуры и образы.

Он решил не показывать этому ослу два наброска и его рисунки оллы.

Попиэль на минутку задумался, а потом щелкнул пальцами и сказал:

– Я вспоминаю, была здесь одна команда антропологов из Нью-Йорка, которая хотела отправиться в пустыню с целью исследования шаманской наскальной живописи. – Он вытянул выдвижной ящик с папками и, покопавшись в делах, объявил: – Вот оно! – подавая Фарадею письмо. – Некий доктор Делафилд просит разрешения исследовать окрестности вокруг Барстоу в Мохаве. Им не требовалось разрешения, потому что они не собирались вступать на индейские земли. Насколько я в этом разбираюсь, они были туристами. Прошу прощения, но больше я вам ничем не могу помочь, – добавил он и вернулся к своему персиковому пирогу, давая понять, что на этом их дела можно считать законченными.

Фарадей быстро вернулся в свое поместье «Каса-Эсмеральда», где Беттина увлеченно занималась его реставрацией, пытаясь заставить фонтаны снова струиться, контролируя установку новой мебели, ковров и драпировки в просторных комнатах дома и раздавая указания рабочим, которые приводили в порядок газоны и фруктовые сады. Фарадей обнял и поцеловал свою малышку, ее длинные каштановые волосы, завитые в локоны, весело развевались на солнышке. Попрощавшись, Фарадей пообещал своим родным, что скоро вернется.

41

Он сел на поезд и поехал мимо небольших городов и через горы в пыльный горнодобывающий городок Барстоу. Он находился в ста тридцати милях на восток от Лос-Анджелеса. В полдень Фарадей остановился в привокзальном ресторане «Харвей-Хаус», где ему упаковали корзину с едой, затем он взял лошадь напрокат в местной платной конюшне. Владелец конюшни ему очень помог, показав на карте места, где он мог найти индейскую наскальную живопись.

Результаты экспедиции антропологов сначала его напугали: пиктографии были обнаружены по всей территории. Но, несмотря на размеры региона, население было малочисленным, и, как во всех маленьких городах, слухи там распространялись очень быстро. Фарадей вышел на след ученых из Нью-Йорка и направился в каньон Баттерфляй у подножия горы Смит-Пик.

В сумерках он подъехал к лагерю в устье старого песчаного русла, которое тянулось к высохшему озеру. Скалистая гора Смит-Пик стояла посреди пустыни, взрываясь в небо заостренным зубчатым контуром, а с ее скалистых склонов постоянно дул порывистый ветер. Фарадей придерживал шляпу на голове, мчась галопом к лагерю, и молился, чтобы эти ученые люди смогли ответить на его вопросы и указать ему путь, по которому ушли шаманы. Демоны из Запрещенного каньона путешествовали вместе с ним. Эти темные пугающие существа сидели в его голове и выжидали, когда наступит его минута слабости.

Когда Фарадей подъехал поближе, он увидел, что в лагере никого не видно, только ветер пугающе завывал вокруг. Хотя кофе кипел на огне и фонари на десяти столбах ярко горели, он не увидел ни одной живой души и не услышал ни одного звука из установленных бок о бок палаток. Что здесь произошло?

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – закричал он, и ветер схватил его слова и унес их прочь.

Чувство тревоги на мгновение охватило Фарадея, но потом он увидел, как из одной палатки показался молодой человек, который выглядел так, как будто он уже неделю не брился и не мылся.

– Вам лучше покинуть это место, – закричал он, – у нас здесь эпидемия.

– Эпидемия чего? – закричал Фарадей ему в ответ. Он слез с лошади, но по-прежнему сохранял дистанцию.

– Мы не знаем. Среди нас нет врача.

– Вы все больны?

– Пока только один.

По привычке Фарадей везде путешествовал со своей аптечкой. Теперь он благодарил Бога, что эта привычка не подвела его и в пустыне. Войдя в палатку, он увидел восемь обеспокоенных человек у походной кровати, на которой лежал пожилой джентльмен с белыми усами. Он спал, дыхание его было прерывистым. Все посмотрели на Фарадея, а когда он им сказал, что он врач, радостно закричали.

Он опустился возле больного и попросил всех освободить палатку. Казалось, они обрадовались возможности выбраться на свежий сумеречный воздух. Но одна молодая женщина осталась. У нее были такие изумительно белые, как платина, волосы, каких Фарадей в жизни своей не видел. Она, казалось, не замечала присутствия Фарадея и продолжала сидеть возле кровати больного, держа его за слабую руку.

Пока Фарадей открывал аптечку и доставал стетоскоп, он внимательно изучал лицо пожилого мужчины. Поскольку все остальные члены группы были молоды и выглядели как студенты, он догадался, что это профессор Делафилд, который приехал на восток изучать индейские пиктографии. Что произошло и почему он оказался в таком состоянии?

– Мы не знаем, что с ним такое, – пробормотала молодая женщина, предугадав вопрос Фарадея, и продолжала неотрывно смотреть на профессора. – Все началось со слабости и удушья. Мы работали в каньоне. – Она подняла голову, и Фарадей заглянул в самые голубые глаза на свете. – Профессор продолжал работать, но с каждым днем становился все слабее и слабее, потом он уже не мог вставать с постели. Мы послали за доктором в Барстоу, но его там не оказалось. Профессор слишком слаб, его нельзя было перевозить. Спасибо Господу, вы здесь.

Как странно было слышать слова благодарности Богу за то, что он привел им человека, чью душу терзали демоны! Но откуда было знать этому прелестному созданию, какие злые духи осаждали его душу? И как он мог сказать ей, что он больше не верит в свою силу исцеления, потому что Бог повернулся к нему спиной?

Фарадей приступил к работе и методично, как его учили, начал осматривать больного: он отметил цвет лица и состояние кожи, прощупал пульс – все было в норме. Никаких признаков инфекции и сердечного приступа. Никаких видимых причин для такого состояния. Что же вызывало слабость и удушье?

Фарадей вынул из своей сумки медицинский инструмент, купленный в Бостоне накануне отъезда. Это последнее изобретение науки называлось «сфигмоманометр». Он видел этот отличный диагностический инструмент в деле в университете Джонса Хопкинса и решил приобрести аппарат.

Когда он обмотал манжет вокруг предплечья пожилого мужчины, молодая женщина спросила:

– Что вы делаете?

– Измеряю кровяное давление. Это поможет мне понять, что у него происходит внутри.

Она с любопытством наблюдала, как он надувает манжет с помощью резиновой груши и слушает через стетоскоп, пока манжет сдувался. Показания на маленьком измерительном приборе взволновали его, поэтому он решил повторить процедуру. После четырех попыток Фарадей понял, что показания были верными: кровяное давление этого человека было пугающе низким.

– Сколько ему лет? – спросил он, снова заглянув в ее голубые глаза.

– Шестьдесят семь. Но у него всегда было крепкое здоровье. Никогда он не болел больше одного дня.

Веки пожилого человека задрожали, и он открыл глаза.

– Элизабет?..

– Я здесь, профессор.

Фарадея по-прежнему интересовало его удушье.

– Он поднимался в горы в последнее время? – спросил он, подумав о том, что причиной удушья мог стать кровяной тромб в легких.

– Нет.

– А были какие-то еще жалобы?

– Он растянул лодыжку пару недель назад – это все. Когда ему стало лучше, он вернулся к работе.

Фарадей теперь обратился к больному:

– Сэр, меня зовут Фарадей Хайтауэр. Я терапевт. Как вы себя чувствуете?

Профессор Делафилд, казалось, был в полном сознании и смотрел на Фарадея чистым, сосредоточенным взглядом.

– Только слабость, сынок. Не могу… не могу дышать.

Фарадей сразу, как только вошел в палатку, почувствовал неприятный запах и заподозрил, что ночной горшок стоял у больного под кроватью. То, что он теперь собирался делать, должно было происходить без посторонних, чтобы сохранить достоинство Делафилда. Он попросил молодую леди покинуть палатку. Когда они остались одни, он отдернул край одеяла и поднял профессору рубашку, чтобы прощупать его живот и узнать, не болит ли где-нибудь. Запах в палатке свидетельствовал о том, что этот мужчина страдает от диареи. Но боли не было.

– Что вы ели и пили?

– Ничего необычного.

Более внимательно исследовав его руки и ноги, Фарадей обнаружил на них синяки непонятной природы.

Потом Фарадей спросил, как работает его кишечник и какого вида у него стул.

– Черный…

– Как смола?

– Да.

Фарадей откинулся назад, чувствуя, что сбит с толку. Кажется, все симптомы указывали на кровотечение, но в чем же причина? А потом он вспомнил поврежденную лодыжку.

– Что вы делали со своей лодыжкой, сэр? Как вы ее лечили?

Профессор поднял слабую руку и указал на столик возле кровати, на котором находились фонарь, бутылка с водой, стакан, расческа, карандаш, бумага и… бутылочка аспирина.

Фарадей уже знал ответ. Кровотечение желудка. Профессор Делафилд медленно умирал от потери крови и не знал этого.

– Кровотечение! – вскликнула Элизабет, молодая женщина, когда они стояли у входа в палатку, а остальные члены профессорской группы нервно бродили вокруг костра. – Но отчего? Он всегда так внимательно относился к своей диете. Он никогда не курил и не принимал алкоголя.

– Он принимает аспирин, ведь так?

Она нахмурила брови.

– После того как он растянул ногу, он принимал таблетки, которые снимали боль. Это вызвало небольшое расстройство желудка, поэтому он стал принимать аспирин.

– Сколько таблеток?

– Он выпивает баночку за неделю.

Фарадей застонал. Все двадцать лет с изобретения аспирина люди считают его неким чудотворным лекарством, принимают его от любых заболеваний и в неумеренных количествах. Он сказал Элизабет:

– Аспирин – это не панацея от всех болезней, в больших дозах он может даже навредить. Профессор думал, что у него несварение от повышенной кислотности, а на самом деле у него кровоточащие язвы на слизистой желудка.

– Но его не тошнило.

– Кровь выходит, когда опорожняется кишечник. Это коварная форма смертельного кровотечения.

– Боже мой! – прошептала она.

– Ему необходимо лечь в больницу, но он слишком слаб, чтобы его можно было транспортировать, – быстро сказал он, наблюдая, как свет от фонаря растворяется в локонах ее платиновых волос. – Мы должны остановить кровотечение. В лагере есть хоть немного окиси магнезии?

– Я не думаю. Я пошлю кого-нибудь в Барстоу. Там есть аптекарь.

– И привезите имбирное пиво, чтобы успокоить желудок и помочь работе кишечника.

На ней была белая хлопковая блуза, заправленная в брюки цвета хаки.

Пока Фарадей-врач разрабатывал логический план мероприятий по лечению и попутно отдавал распоряжения Элизабет, Фарадей-мужчина рассматривал эту молодую женщину в брюках. В первый раз в жизни он сталкивался с такой необыкновенной особой.

– Доктор Хайтауэр, – сказала она, – если бы вы не пришли, профессор бы выжил?

– Он бы умер от потери крови, и вы бы так и не узнали, что с ним случилось.

Слезы наполнили ее невероятно голубые глаза, и Фарадей почувствовал, что дьяволы из Запрещенного каньона, поселившиеся в его голове, вдруг опрокинулись со своих насестов.

В качестве срочной терапии Фарадей предписал давать профессору стакан молока каждый час и немного простой овсянки. Аспирин он велел тут же убрать из палатки и регулярно давать ему на исследование ночной горшок. Его смущало, что ему приходилось говорить с таким нежным созданием о таких неделикатных вещах. Фарадею хотелось выглядеть настоящим джентльменом, но в первую очередь он был врачом, а жизнь профессора висела на волоске.

Однако она не испытывала никакой неловкости, и он подумал, что такова натура женщины, которая носит брюки.

Фарадею приготовили кровать в палатке, где хранилось продовольствие, и когда Элизабет за это извинилась, он ответил, что это его совсем не беспокоит. Путешествуя по свету, он спал и в худших условиях, и потом, он заверил ее, здоровье профессора Делафилда – его основная забота.

– Профессор Делафилд? – спросила она, когда луна еще не взошла и они стояли, освещенные светом фонаря.

– Представитель индейцев в Сан-Бернардино сказал мне, что профессор Делафилд ищет пиктографии в этой местности. Я просто полагал…

– Представитель был прав, доктор Хайтауэр. Но ваш пациент – профессор Кин.

– Тогда кто…

– Доктор Хайтауэр, – сказала она, смеясь, – профессор Делафилд – это я.

42

Профессор Кин постепенно поправлялся. Фарадей прибыл как раз вовремя, еще можно было остановить кровотечение и повернуть ситуацию вспять. Элизабет сидела у кровати пожилого человека днями и ночами. Ее преданность профессору заставляла Фарадея вспоминать дорогую его сердцу Моргану, он представлял, как он сам через двадцать лет, возможно, будет умирать, сломленный какой-то болезнью, а его любимая дочь будет умолять чужого человека помочь им. Когда профессор, наконец, уже мог сидеть на кровати и даже есть вареные яйца, Фарадей удивлялся, что у него сохранились способности лечить, а он уж думал, что они исчезли. В тот день, когда профессор Кин уже мог выйти из палатки и прогуляться на свежем воздухе, Элизабет сказала Фарадею:

– Я не знаю, что бы я делала, если бы вы не пришли. Профессор Кин очень дорог мне. Вы посланник Божий для нас.

Фарадей подумал: странно, когда о мужчине, которого мучают демоны, говорят, что он посланник Божий. Ее слова немного облегчили его бремя.

Когда кризис миновал и профессор Кин был уже в безопасности, Фарадей смог рассмотреть повнимательнее замечательного человека – профессора антропологии, который действительно читал лекции в университетских аудиториях. Его знакомые ученые дамы не были похожи на это гибкое и хрупкое, с тонкой талией, создание, чьи волосы струились, как завитые солнечные лучи, а глаза сияли, как альпийские пруды.

И она носила брюки.

Элизабет объяснила, что профессор Кин был ее наставником и всячески поддерживал ее в стремлении стать профессором университета.

– Мой отец был против того, чтобы я шла в мужскую профессию, он считал, что это сделает меня бесполой и в итоге просто погубит мою жизнь. Он отказывался общаться со мной, пока я не поумнею – выйду замуж и нарожаю детей. Моя мать, конечно, была на его стороне, она ему во всем подчинялась. Вот вам яркий пример: конечно, мой отец против того, чтобы женщины принимали участие в голосовании, но при этом он четко заявил, что, даже если девятнадцатая поправка пройдет, он укажет моей матери, где сделать пометку в ее бюллетени.

Они сидели у костра и грелись в лучах теплого послеобеденного солнца. В это время остальные члены группы работали в каньоне, ведя записи индейских пиктографий, а профессор Кин спал в своей палатке. Пока они разговаривали, ему пришлось отвести взгляд от коротко остриженных белых волос Элизабет с модной завивкой, которую женщины лишь только начинали носить. Он знал это потому, что как-то Беттина решила идти в ногу со временем, срезала свои локоны, сделав себе, как она это называла, женскую стрижку. Но, увы, прическу свояченицы нельзя было назвать прелестным зрелищем, а Элизабет выглядела просто обворожительно.

– Фарадей, – сказала она задумчиво, – интересное имя.

– В нем есть определенная ирония. Я не приверженец науки. Я откровенно не доверяю науке и ее стремительному прогрессу в сегодняшнем мире. И при этом, благодаря моей матери, Фарадей в девичестве, я нахожусь в родственных связях с Майклом Фарадеем, который считается великим ученым своего времени.

Когда он рассказывал ей о себе, о своей жизни в Бостоне и об учебе в Гарварде, ни словом не упоминая Абигейл или шаманов, Элизабет умиротворенно смотрела на него своими голубыми глазами, и он знал, что его внешний облик приводил ее, как и большинство людей, в замешательство. С тех пор как Фарадей покинул Альбукерке, он стал мрачным и замкнутым, и от этого его природная худоба была еще заметнее, он выглядел тощим и костлявым. Необычным его делала и загорелая кожа – ведь он был определенно белокожим человеком.

– Итак, вы пришли сюда, чтобы встретиться с профессором Делафилд, – сказала она.

– Признаться, я ожидал увидеть мужчину.

Она засмеялась, обнажив свои великолепные зубы и самые замечательные ямочки на щеках.

– Так происходит всегда. Почему вы искали меня?

Сначала он хотел соврать ей, как соврал представителю индейцев, что пишет книгу, но ему показалось, что женщине со спокойными голубыми глазами можно сказать правду Он объяснил ей причину своего визита – найти потерянное племя шаманов.

– Потомки индейского народа анасази находятся где-то здесь? Я ничего об этом не слышала, но какая любопытная идея! Они члены уто-ацтекского рода?

– Не имею ни малейшего представления, – сказал он, не в силах оторвать глаз от ее солнечных волос. Она не носила шляпы, как большинство женщин, которые беспокоились о цвете лица. Иногда она могла позволить себе выпить стакан виски, и это было еще одним исключением в понятии «нежный пол». А когда она чиркнула спичкой и спокойно зажгла сигарету «Кэмел», Фарадей был так шокирован, что потерял дар речи. Никогда ранее не видел он, чтобы женщина курила. Элизабет Делафилд нередко вела себя как мужчина, и все же никогда в жизни он не встречал более женственного создания!

– Анасази – это великая тайна истории. Это люди, которые достигли наивысшего расцвета, а потом внезапно исчезли без следа. Вы знаете, доктор Хайтауэр, все задают один и тот же вопрос: куда они ушли? Но это не тот вопрос. Правильнее было бы спросить…

– Почему они больше не вернулись?

Какое-то мгновение она не могла оторвать от него взгляда. Он прочитал ее мысли и закончил за нее предложение.

– Культурные традиции индейцев очень стремительно исчезают, – сказала она с тоской в голосе. – Большинство индейцев сейчас живут в резервациях и зависят от правительственных поставок еды, одежды и медикаментов, а так как в правительственных школах обучение ведется на английском языке, местные языки и религии подавляются, запрещается все больше и больше ритуалов – это неизбежно приведет к тому, что местная культура исчезнет. Со смертью каждого старейшины племени умирает еще одна традиция. Цель моего пребывания здесь – искать и записывать доказательства тех исчезающих традиций, а именно наскальной живописи.

Слово «исчезающие» насторожило его.

Если местная культура, укоренившаяся на этой территории и существовавшая здесь тысячелетиями, стремительно исчезала, то каким хрупким и мимолетным был мир, в котором жили его шаманы-затворники, мудрецы народа анасази!

Неожиданно Фарадей почувствовал какое-то новое волнение. К своему удивлению, он понял, что его очень интересовали анасази, но не для получения ответов на его духовные поиски, а как народ, чья культура исчезла.

Он спросил ее о слове «ошитива», и Элизабет сказала, что, скорее всего, это имя.

– Очень похоже на язык хопи.

– Да! Девушка, которая назвала мне его, была хопи.

Когда он показал ей свой набросок девушки, Элизабет взволнованно попросила его разрешения сфотографировать его. Пока он держал набросок на свету, а она настраивала фотокамеру, он решил показать ей два других рисунка, которые еще в Бостоне дала ему цыганка-гадалка.

Элизабет минуту изучала их, сморщив нежный, красивый лоб и нахмурив брови, а потом сказала:

– Зигзагообразная линия часто встречается в древней наскальной живописи и пиктографии, хотя мы не знаем, что она обозначает. Вовсе не обязательно, что это молния. Но этот рисунок, напоминающий безголового человека с поднятыми руками, похож на дерево джошуа.

– Что?

– Это громадная юкка, что растет посреди горной пустыни. Вы должны были видеть это дерево, когда скакали сюда из Барстоу. Где, вы сказали, живете?

– Возле деревни Палм-Спрингс.

– Деревья джошуа растут в изобилии на севере, в нескольких милях от вас, но это громадная территория, доктор Хайтауэр. – Она повела его в главную палатку, где ее студенты систематизировали различные участки местности, изучали ископаемые, сортировали и помечали наконечники стрел и кремневые инструменты. На рабочей лавке она развернула карту пустыни в окрестностях его дома. Раскладывая карту, Элизабет мимоходом спросила его, нравится ли его жене жить в долине Коачелла.

– Считается, этот сухой воздух очень полезен для здоровья.

Когда Фарадей сказал ей, что он вдовец и их взгляды встретились, он увидел интерес в радужной оболочке ее спокойных голубых глаз. Приступ внезапного желания пронзил его тело. Фарадей находился здесь, чтобы найти Бога, и все же он не мог спокойно смотреть на шелковистые платиновые локоны Элизабет.

Ему было всего сорок семь, но суровое испытание в каньоне и последующее беспамятство состарили его так, что его черные волосы и борода полностью поседели. И хотя он полагал, что был лишь на двадцать лет ее старше, Элизабет могла подумать, что между ними разница в целое поколение или даже больше.

В главной палатке вдруг стало тесно и душно, и атмосфера становилась близкой к интимной. Элизабет показывала ему фотографии наскальных рисунков, которые нашла она и ее студенты. Многие рисунки очень сильно пострадали, от некоторых остались лишь фрагменты.

– Мы сфотографировали этот рисунок возле Бейкера, до того как бригада инженеров взорвала склон холма, чтобы разрабатывать рудник. По нашей оценке, эти символы были выгравированы на скале сотни лет назад.

Она принялась объяснять истинную цель ее пребывания в горной пустыне.

– Мы здесь не только для того, чтобы сфотографировать индейскую наскальную живопись и собрать все вместе в одной книге. Мы хотим затронуть за живое американский народ и побудить его рассмотреть вопрос сохранения этих древних произведений искусства до того, как они окончательно исчезнут.

От ее страстной речи заряжался воздух, щеки ее горели, зрачки расширились, и Фарадею вспомнилось изречение: один страстный человек стоит более ста просто заинтересованных. Он посмотрел на причудливые гравюры высоких людей с необычно широкими плечами и перевернутыми чашами на головах.

– Как вы считаете, кто они?

– Мы не знаем, – сказала она, пожав плечами. – Но уже не в первом месте мы обнаруживаем такие фигуры. Это определенно мифические существа. Возможно, ваши анасази.

Она решила рассказать ему легенду племени навахо, которая объясняла тайну исчезновения анасази.

– Анасази – сами по себе очень интересный мир. Правильнее было бы писать это слово так. – И она написала его. – «Анаа», что означает «враг-чужестранец», и «сази», что означает «родовой, потомственный». Послушайте это.

Она открыла книгу, озаглавленную «Мое пребывание среди дене», и начала читать ее вслух. Они сидели вдвоем в палатке, ее голос был нежным, а запах духов сладким.

«Старейшина племени навахо рассказал мне, что произошло с их древними врагами. Он сказал: “Анасази были сильными и властными людьми, они могли летать по воздуху и общаться со сверхъестественными существами. Но они злоупотребляли своим могуществом, и это рассердило богов, которые послали ураганы огня в каньоны, где обитали анасази, послали одноглазого и однорогого зверя, которые изрыгали огонь. Анасази знали, как путешествовать на молнии, и посылали их на своих врагов, поэтому боги уничтожили анасази молнией. Те, кто выжил, взмыли в воздух на огненных стрелах”».

– Молния! – сказал Фарадей. – Может она иметь какое-то отношение ко второму рисунку? – Он задумался над тем, что она прочитала. – Что все это значит?

Элизабет закрыла книгу:

– Существует много историй в племени навахо, объясняющих, что произошло с людьми, которые жили в Нью-Мексико до того, как их собственные предки пришли сюда с севера. И все эти истории довольно отвратительные. Сменилось уже столько поколений, а племенная неприязнь друг к другу по-прежнему существует.