Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)
Глава шестьдесят девятая: Лекс
В шесть у меня назначена встреча с Шараповым. Понятия не имею, зачем ляпнул Вике, что у меня встреча по поводу свадьбы, если теперь у меня официально даже женщины нет. Но Лисицына на таких серьезных щах несла по телефону всю ту дичь про круассаны, что никаких моих тормозов не хватило, что бы сдержать нормальное в такое ситуации желание уколоть ее посильнее. Хотя, с чего я взял, что ей есть дело до того, что я ее обманул? Это точно не ревность, а скорее уязвленное эго женщины, которая снова получила по носу.
Ладно, к черту, нужно сосредоточиться на делах, тем более, что знакомая ссутуленная фигура Шарапова как раз появляется в дверях маленькой закусочной, в которой он сам назначил мне встречу. Всегда поражался, как он может так жить – зарабатывать отличные бабки, консультируя людей по шкурным вопросам, и при этом выглядеть как обсос.
– Добрый вечер, – Алексей усаживается за стол, без прелюдий протягивает мне какие-то распечатанные документы. – Тебя, полагаю, это может заинтересовать.
Вместо идиотских вопросов, сразу заглядываю внутрь.
Мне хватает минуты беглого чтения, чтобы понять, что это список компаний, которые пытались играть против меня. Их много, больше трех десятков, и все они сбрасывали незначительное количество акций, потому что больше у них просто не было. Я подключил все свои ресурсы, чтобы выкупить все, что успел, но какая-то значительная часть все равно ушла с торгов в неизвестные руки.
– Моя сердечная благодарность, Сергей. – Я не просил его о такой услуге, потому что за проделанную им работу обычно просят кругленькие суммы. Но прям сейчас готов заплатить сколько бы шарапов не запросил. По крайней мере теперь у меня на руках есть отправная точка для поисков. Должно же быть что-то общее у всех этих названий, помимо их очевидного желания обрушить стоимость «Гринтек». – Это колоссальный труд, Сергей. Я все оплачу.
Он молча протягивает заранее написанную на клочке бумаги сумму.
Я при нем звоню своему бухгалтеру и даю отмашку сделать денежный перевод в самые короткие сроки.
– На твоем месте, Алексей, я бы не щелках клювом. – Шарапов поглядывает на часы, потому что как обычно куда-то опаздывает.
– Звучит как намек на то, что мои проблемы еще не кончились, – не весело шучу я.
– Так и есть. – Шарапов не спешит меня успокаивать. – Такие вещи, Алексей, не начинают чтобы останавливаться на полпути. Кто-то хорошо против тебя играет. По-умному. Кто-то, кто знает твои слабые места.
«Ага, и я даже знаю, кто это».
– Хочешь совет? – Шарапов поднимается, снова глядя на часы и только потом – на меня. – И даже бесплатный, в качестве бонуса за то, что ты всегда платишь вовремя, а я не хочу потерять одного из своих самых стабильных и надежных клиентов.
Кивком предлагаю ему продолжать.
– Вычисли его. – Он несколько раз стучит пальцем по бумагам на столе. – А потом продай ему свою долю. Кем бы ни был этот тип – ему «Гринтек» очень нужен, а тебе… Зачем?
– Плюшкинством страдаю, – говорю первое, что приходит на ум. Не люблю раскрывать душу перед людьми, с которыми меня связывают пусть и теплые, но сугубо товарно-денежные отношения.
– Завязывал бы ты с этим. «Интерфорс» крепко и надежно стоит на ногах, вместо того, чтобы сливать финансовый ресурс на войнушку за акции, вложи его в оборот, получи навар и радуйся жизни.
– Спасибо за совет, Сергей. Я приму к сведению.
Он усмехается с видом человека, понимающего, что его только что вежливо послали на хер.
Ничего личного, просто бизнес.
Но этот разговор окончательно портит мое и без того кислое настроение, так что в ресторан я приезжаю раздраконенный почти до максимума. Нахожу взглядом Вику: кто бы сомневался, что она выберет столик на балкончике, ведь оттуда можно делать то, что она так любит – смотреть на этот мир как на говно.
Когда поднимаюсь к ней и молча сажусь напротив, Виктория слегка морщится.
– Что? – У меня нет терпения выносить еще и ее высокомерный взгляд.
– Начинаю всерьез раздумывать о том, не пересесть ли мне за соседний столик, пока ты меня не испепелил.
– А ведь иногда даже в твою голову приходят хорошие мысли. Хочешь еще одну? Просто, блядь, уходи. Не делай дерьмо еще большим дерьмом.
– Ты не представляешь, как мне самой хочется поскорее избавить себя от необходимости смотреть на твою кислую рожу, но это невозможно, потому что я уже сделала заказ. – Вика, следя за тем, чтобы локти не касались столешница, складывает руки перед собой в позе прилежной ученицы. – Здесь подают потрясающие тортеллини с мясом индейки и панчеттой. Я тебе тоже заказала. И белое вино. Ты должен оценить, я старалась, чтобы продукты сочетались между собой, а это знаешь как не просто? Выберешь не то вино или соус, или гарнир – и основное можно сразу выбрасывать.
Пока она рассуждает о тонкостях сочетания вкусов итальянской кухни, я смотрю на нее как баран и в который раз пытаюсь понять, как я мог снова купиться на это. То, что глаза у меня были в тот момент на жопе, это я уже понял.
– Сколько ты хочешь, Вик? – перебиваю ее где-то между рассказами о тонких вкусах тосканских вин и тем, как готовится традиционная итальянская карбонара, в которую ни в коем случае нельзя добавлять сливки. – Просто назови сумму.
Она вздыхает, но в это время официант приносит ее заказ и грехопадение приходится отложить. Я от предложенного меню отказываюсь, хотя пока ехал сюда у меня порядком сосало под ложечкой. Но рядом с Лисицыной мой «голод» может утолить разве что порция ржавых гвоздей.
– Сразу к делу – узнаю Лекса-с-Секундомером, – язвит Вика. Что, впрочем, не мешает ей с аппетитом разглядывать содержимое своей тарелки.
– Просто хочу поскорее от тебя избавиться.
– Ты грубишь? – Она хмурится, изображая обиженку. – Вдруг я обижусь и сделаю какую-нибудь глупость?
– Вдруг мне плевать?
– Настолько плевать, что ты согласился со мной встретиться, прискакал без опозданий и сразу стал предлагать деньги. Даже без ограничений на количество ноликов. – Она продолжает паясничать и прищелкивает языком. – Всегда знала, что именно так и ведут себя люди, которым нечего терять.
– Вик, у меня был тяжелый день. Ты очень облегчишь мне задачу, если сделаешь, как я прошу. А потом я уйду и оставлю тебя наслаждаться ужином в компании себя любимой.
На мгновение мне кажется, что она морщится будто от боли, когда вертит на языке те самые заветные слова, которые должны открыть ей дорогу в безбедное существование. Я догадываюсь, что она попросит не на носовые платки, но Вика так мнется, будто собирается затребовать миллион в иностранной валюте.
– Я хочу пять тысяч евро, – наконец, говорит она.
От удивления, кажется, даже икаю.
– Пятьдесят, ты хотела сказать?
– Нет, Яновский, я сказала ровно то, что собиралась, – огрызается Вика, снова как будто становясь похожей на ту «пражскую» девушку, которая яростно требовала отдельную кровать и согласилась жить со мной в одном номере только потому, что я не оставил ей выбора.
«На ведись, Лекс, это просто очередная попытка сыграть в дурочку».
– Значит, пять тысяч евро? Ровно? – Теперь, когда мне стало интересно, я снова хочу есть, и когда официант приносит заказ, я с наслаждением втягиваю парящий над тарелками ароматный пар. Накалываю на вилку странный крохотный завитушек, отправляю его в рот и с удивлением обнаруживаю, что это действительно вкусно. – Что это за зародыши пельменей?
– Я хочу получить деньги прямо сейчас, – игнорирует мою остроту Вика. Мы как будто только что поменялись стульями и теперь мне до колик охота кривляться и ёрничать, а вот ей почему-то уже не до смеха.
– Без проблем, солнце, только раз уж мы решили, что это наш с тобой последний обмен любезностями, я бы услышать вменяемое объяснения, какого лешего ты решила так продешевить?
– Нет, – немного нервно, но решительно отвечает она. – Перевод на карту меня устроит, номер и данные я скинула тебе в сообщении. Как только деньги будут на счету, я при тебе удалю это видео с телефона.
– И все? А как же воскреснуть в моей жизни через месяц, когда закончатся деньги и вжать следующую порцию? – Накалываю на вилку еще пару мясных «рогаликов» и с наслаждением прожевываю. К вину не прикасаюсь, потому что в одном пространстве с Викой мне надо иметь максимально трезвую голову. На всякий случай.
– Через месяц? – Из всего моего спича Вика почему-то выхватывает только это.
– Да, признаю, погорячился. Насколько я в курсе твоих аппетитов, то этих хлебных крошек тебе хватит максимум на неделю. Даже приличные шоппинг с подружками не устроить. Вик, ты точно в порядке? – Подаюсь вперед и тоном заговорщика шепчу: – Моргни, если тебя удерживают силой.
Но Вика только упрямо поджимает губы.
Да блин, что за муха ее только что укусила?
Глава семидесятая: Вика
Наверное, такое могло случиться только со мной.
Хотя не наверное, а точно, потому что другой такой безголовой дуры в мире больше нет.
Потому что в ту самую минуту, как Лекс перестает выглядеть как разъяренный бык и превращается в улыбчивую самодовольную сволочь, я остро осознаю, что люблю его.
Что моя голова окончательно и бесповоротно потеряна.
Что внутри моего сердца раздулась огромная, как рыба-еж нежность. Мне так сильно хочется обнять его, что если бы прямо сейчас какая-то добрая душа предложила распять меня на дыбе, я не раздумывая согласилась бы.
Но и желание выцарапать глаза этому мудаку, тоже никуда не делось.
– Что-то скучно с тобой стало. – Лекс изображает ленивый зевок.
– Я не собираюсь перед тобой отчитываться, куда и на что я собираюсь потратить деньги.
– Мои деньги, – поправляет он.
– После того, как они окажутся у меня на карте – они перестанут быть твоими. Хочешь узнать, куда и на что девочки могут потратить пять тысяч евро? Выйди на улицу и устрой интервью.
– Может твоему напудренному и надушенному мозгу тяжело в это поверить, но жизнь среднестатистической женщины, к которой я не имею никакого отношения, меня крайне мало интересует.
– Ну так поинтересуйся у своей драгоценной невесты, раз уж она носит на своем пальце тот огромный бриллиант грушевидной огранки! – ляпаю не подумав.
И только через секунду, когда улыбка медленно сползает с лица Лекса, соображаю, что натворила. Теперь Лекс знает, что я рылась в его вещах. И хоть я точно ничего там и пальце мне тронула, сам факт покрывает мой и без того испачканный «светлый образ» жирным слоем грязи.
Кажется, на пару к дыбе мне еще и рот зашить не помешает.
– Ты в курсе про кольцо, – нарочно растягивая слова, нарушает молчание Лекс. – Кто-то здесь маленькая подлая…
– Это вышло случайно! – перебиваю я, потому что дала себе обещание не ждать, а уходить сразу, после первого же оскорбления. Странно звучит, учитывая все, что он и так успел наговорить.
– Ты рылась в моих вещах… – он говорит это так, будто расследование преступления уже случилось и приговор по мою душу был вынесен миллион лет назад.
– Да нет же!
– … иначе ты не узнала бы про кольцо, – не обращая внимания на мои слова, продолжает Лекс. – Знаешь, Викуль, сколько тёлок у меня было за эти три года?
На этот вопрос я не хочу отвечать даже мысленно.
– И знаешь, сколько из них шарились по моим карманам после перепихона?
Я продолжаю молчать, потому что на этот раз мне нечем защищаться. Да и что говорить, если прямо в эту секунду я вообще не помню, как мой любопытный нос и руки оказались в том огромном пакете. Да у меня с детства привычка каждый Новый год устраивать облаву на все заначки в поисках подарка, но это не означает, что я ограбила бы Деда Мороза!
– И ты, как обычно, решила мне поднасрать, – заканчивает Лекс. Брезгливо отодвигает тарелку, зовет официанта и просит принести счет. Еще и торопит его вдогонку. – Ты получишь свое бабло, Виктория. Даже с процентами, потому что я привык быть щедрым с работниками сферы обслуживания.
Если бы он просто назвал меня проституткой без использования словесных выкрутасов – я и то не чувствовала бы себя настолько раздавленной и униженной. Мной только что как будто вытерли очень, очень грязную обувь.
– И не только в этом, да, Вик?
– Лекс, я правда… не… специально. – Меня так душат слезы, что это практически мешает говорить. Но какая разница, потому что он все равно не поверит мне, даже если небеса разверзнуться и Боженька лично признает меня невиновной? Какой дурой я была, когда размечталась, что между нами возможно новое начало. Не зря Лекс все время высмеивает мой маленький мозг – вот, доказательство. Но хоть он все равно меня не услышит, зачем-то все равно продолжаю оправдываться: – Лекс, я правда…
– Ты и «правда» в одном предложении? Смешно, Вик, очень смешно.
Он посмеивается, забирает у официанта счет и почти не глядя на сумму, оставляет несколько крупных купюр. Потом снова пристально на меня смотрит, подхватывает мой устремленный на его пухлое портмоне взгляд. Ни о чем таком я и близко не думаю, но когда ты уже и так во всем виновата – какая разница?
– Значит, пять тысяч, – он снова растягивает слова.
Если бы я не нуждалась в деньгах на моих «детей», то послала бы его прямо сейчас. Лучше есть из мусорного бака, чем терпеть такое унижение от человека, который… так ловко обвел меня вокруг пальца всего-то парой красивых жестов.
– Я дам пятьсот за имя человека, на которого ты работаешь.
– Пятьсот… тысяч? – машинально переспрашиваю я, потому что моя и без того пустая голова окончательно ломается. Он хочет, чтобы я назвала его имя? Еще одна форма моего уничижения, типа, он мой работодатель и хозяин? – Я работаю на тебя, Лекс.
– Не не не, солнце, на меня ты с сегодняшнего дня больше не работаешь, забыла?
– Лекс, я не понимаю, о чем ты. – Я обхватываю виски ладонями, опасаясь, что голова вот-вот треснет.
– Тебе не надоело валять дурака, Вика? Ну серьезно?
Понимай я хотя бы примерно, что он от меня хочет – я, возможно, и не отказалась бы нарочно подергать его за усы, но я у меня на этот счет нет ни единой мысли. На кого еще я могу работать, если даже со своими обязанностями в «Гринтек» еле-еле справлялась?
– Лекс, я правда не понимаю…
– Правда? – грубо перебивает он. – Ты все время это говоришь – правда, правда, правда… На воре и шапка горит, да, Викуля?
Бессмысленно напоминать ему, что я просила так меня не называть – он только еще чаще начнет это делать, мне назло. Хотя, какая разница, если эта наша встреча – последняя? Может, воспользоваться случаем и высказать ему все, что я о нем думаю?
– Яновский, я понятия не имею, о чем ты говоришь, но, если тебе нравится думать, что в перерывах между исполнением своих служебных обязанностей в «Гринтек» работала доставщиком пиццы – кто я такая, чтобы тебя разубеждать.
– Пятьсот тысяч, Виктория. Получишь любым удобным тебе способом, в любой удобной тебе валюте. Просто назови имя – и твоя жизнь снова превратиться в сказку.
– А твоя, Лекс, превратится в кошмар, если через пять минут на моем счету не будет тех пяти, на которые мы с тобой договорились.
Я быстро нахожу в телефоне страницу его драгоценной невестушки и сую ему под нос. Лекс несколько секунд тупит в экран, а потом со злостью поджимает губы. Я предусмотрительно сую телефон в сумку, а сумку накидываю на плечо. Если Яновский попытается его отнять – ему придется для начала избавиться от моей руки, а делать это в публичном модном месте ума не хватит даже ему.
– Ты думал, что у тебя все покрыто завесой тайны, да? – наступает моя очередь язвить. Ну его… в пень! Раз сегодня наша с ним лебединая песня, то на прощанье я хотя бы отведу душу. – Типа, если ты засрал ей голову, почему нельзя выставлять ваши совместные фотки, то никто не узнает, с кем встречается завидный холостяк Алексей Яновский? Серьезно? А шутку о том, что каждая женщина – целый Джеймс Бонд в юбке, ты тоже, наверное, не слышал?
Лекс обдает меня новой смертельной порцией презрения, но сейчас мне уже все равно.
Вернусь домой, закроюсь на ключ и дам себе ровно три дня погоревать. Выплачу все то дерьмо, которым Яновским полил мои к нему чувства, а потом запрещу своему сердцу даже вспоминать о том, кто это такой.
– Есть предел твоей подлости, Лисицына? – Лекс опускает взгляд в свой телефон, делает несколько жестов пальцами и тоже показывает мне экран, на котором сумма в десять раз больше той, которую я запросила.
– Я просила пять, Яновский. Барские замашки оставь для невестушки.
– Обещанные чаевые, Викуля, не более.
– Переведешь хоть на одно евро больше, – успеваю остановить его до того, как он нажмет клавишу отправки денежного перевода, – и минуту кусок нашего совместного пикантного видео в ту же секунду полетит к твоей ненаглядной.
– Ты головой стукнулась что ли? – Но делать перевод не спешит.
– Пять тысяч евро, Яновский. Заставишь меня повторить это снова – ты знаешь, что будет.
Он так зол, что желваки на его челюсти практически живут своей собственной жизнью. Потом демонстративно тыкает пальцем в экран и через минуту мой телефон издает характерный звук оповещения из банковского приложения. Я знаю, что там деньги – можно даже не проверять. Но Лекс язвительно предлагает убедиться.
– Ну какие между нами могут быть обманы, Алексей, в самом деле? – тоже язвлю я, хотя меня буквально вкручивает немедленно вернуть ему эти деньги и забыть весь сегодняшний разговор как страшный сон. Но мне позарез нужны эти деньги. И что бы он обо мне не думал – не на шмотки, рестораны и красивую жизнь.
– Я удалила видео, – показываю ему свою совершенно пустую галерею.
– Мне все равно, – Лекс поднимается и ощущать себя под его взглядом сверху вниз – новая грань моего сегодняшнего унижения. – Если ты попытаешься воспользоваться этим видео каким угодно способом – обещаю, ты очень сильно об этом пожалеешь. Если попытаешься снова выйти со мной на связь – результат этого глупого поступка тебе тоже очень не понравится. Поэтому, пожалуйста, исчезни из моей жизни, ради своего же блага.
И когда он уже почти повернулся ко мне спиной, я говорю последнее, о чем нужно сказать.
Ту часть разговора, который нарочно оставила напоследок, потому что возвращаться к этой теме так же неприятно, как и шантажом выбивать у Лекса деньги. Нет – намного неприятнее.
– Наш договор, Лекс.
– Договор? – Он не особо спешит поворачиваться лицом.
– Пари. На акции. «Гринтек». Раз ты меня уволил, я не имею возможности влиять на процесс, и ты ясно дал понять, что показываться тебе на глаза может быть опасно для моей жизни, я бы хотела закрыть этот вопрос здесь и сейчас.
– Ага, значит все-таки не пять тысяч, – хмыкает Лекс, поворачивается на пятках и в его взгляде больше совсем ничего нет. Там только пустота, ноль эмоций. Я не чувствовала себя настолько ничтожной даже когда он смотрел на меня как на воплощение вселенской мерзости.
– Просто хочу закрыть вопрос.
– Вика, этот договор – просто бумажка.
Я вовремя сдерживаю тупой вопрос: «Что ты имеешь ввиду?». Кажется, когда я говорила Хасскому, что мы с Лексом заключили договор, он пытался о чем-то меня предупредить. Или я просто все это только что придумала, потому что пытаюсь найти хоть какие-то звоночки разума в бесконечной череде своих бестолковых поступков?
– Я мог бы подтереть тем договором зад, Виктория, но даже в таком случае от этой бумажки была бы хоть какая-то польза. Потому что ни для чего другого заключенный между нами договор не годится.
Если бы не его беспристрастное выражение лица – я бы ни за что ему не поверила. А сейчас я вижу перед собой только пустоту, за которой может скрываться блеф, насмешка, издевка и еще масса чего «приятного» в моей адрес. «Приятного» и, безусловно, абсолютно заслуженного.
– Ты же не думала, что водить за нос – только твоя прерогатива?
– Думала. – Развожу руками, давая понять, что не собираюсь отрицать вину за собственную самонадеянность. – Ладно, Лекс, черт с ними, с акциями. Будем считать, что их стоимость входит в эти пять тысяч. Я сегодня щедрая.
Его прищур в ответ не предвещает ничего хорошо и за те несколько секунд, которые Лекс собирается с ответом, я успеваю сто раз пожалеть, что не ограничилась одним словом. Но видимо, как говорила моя бабушка, нам с Лексом нужно окончательно побить все горшки, чтобы не осталось совсем ничего.
– Вика, солнце мое, – Яновский упирается ладонями в стол, нависая надо мной как проклятие, – мне показалось или ты действительно бросила мне кость с барского стола?
«Нет, я просто ляпнула, не подумав!» – мысленно ору в ответ, но знаю, что никакие мои слова не остановят этот набирающий обороты локомотив.
– Ты сидишь здесь в этом красивом костюме, с уложенными волосами и разукрашенной физиономией, корчишь свое сытое довольное личико и с барской руки бросаешь подачки… мне? Ты серьезно?!
– Я погорячилась, – говорю еле слышно.
Конечно, он не слышит.
– Ты мне омерзительна, Лисицына. Даже не представляешь насколько.
Когда он, наконец, уходит, я отодвигаю свою тарелку на другой край стола и радуюсь, что у меня крепкий желудок, способный перемалывать даже камни, иначе все, что я ела за последние дни, я оставила бы в качестве чаевых.
