Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)
Глава двадцать девятая: Вика
Мой первый трудовой день просто бесконечный.
Такое впечатление, что где-то в недрах офиса «Гринтек» разверзлась черная дыра, и время вокруг нее течет в обратную сторону. Когда бы я ни посмотрела на часы – стрелки на них вообще не шевелятся! Даже проверяю батарейку, чтобы убедиться, что она там в принципе есть. Но тогда это не точечная диверсия, а всемирный часовой заговор, потому что ровно так же медленно движется время и в моем компьютере, и в телефоне. Остается заниматься только тем единственным, что есть у меня под рукой – работой.
Только с третьего подхода разбираюсь, что к чему в этих огромных папках, раскладываю их по датам и начинаю вчитываться в таблицы и массивы текста. Неплохо было бы еще и понимать, что все это значит, но с этим как раз проблемы.
В конце концов, когда до финала катастрофы под названием «мой первый рабочий день» остается еще целых полчаса, я откладываю папки до завтра и, вооружившись бумагой и карандашом, пишу список нововведений, которые необходимо было провести еще вчера: вернуть назад нормальный кофе, увеличить штат уборщиц, позаботиться о паре дополнительных кабинок в каждый туалет и нанять нормального повара в кафетерий. В скобках приписываю пункт об обязательных блюдах для веганов и людей с непереносимостью глютена.
Когда выхожу из кабинета, чтобы передать бумагу моей «милейшей» секретарше – ее уже и след простыл. Кстати, очень вовремя. Дописываю последний пункт о том, что мне необходима новая помощница в связи с тем, что предыдущая систематически нарушает трудовую дисциплину (на обед ушла раньше, а вернулась – позже). Если секретарь – лицо начальника, то я не хочу выглядеть как Валентина Григорьевна. Чур меня!
Подписываюсь, ставлю дату и с гордым видом кладу на стол в приемной собственника. Когда-то это был кабинет Марата, так что пафос, но я почти уверена, что Лекс переделает все под себя. Это место буквально разит пафосом и из всех вещей на свете меньше всего похожа на рабочий кабинет. Для полного соответствия с каким-нибудь древне-римским борделем не хватает только фонтана с русалкой и полуголого толстяка в образе пьяного Бахуса.
– Это что? – глядя на меня змеиными глазами, спрашивает секретарша.
– Это на утверждение Алексею Эдуардовичу, – отвечаю ей ровно тем же. Хотя, наверное, и не следовало, учитывая то, что в этом террариуме против меня и так ополчились все насекомые, ползуны и жабы.
А секретарше Марата особенно есть за что меня «обожать» – однажды я застукала ее, буквально висящей на его шее в позе «галстука». И со свойственной мне прямотой и смехом, предложила Марату подыскать на эту роль кого-то менее увесистого во избежание травм шеи. Ну а что? Почему в нашем обществе до сих пор можно издевательски шутить над вегетарианцами, но порицается называть толстого человека – толстым?
– Если вдруг вы не в курсе такой мелочи, как «деловое документация», – продолжает язвить секретарша, брезгливо придерживая лист за уголок кончиками пальцев, – то советую изучить. Я не могу это принять.
– Можешь и примешь.
– Нет. – Она смотрит мне в глаза и ее безобразно накачанные филерами губы растягиваются в звериный оскал. – Я даже не представляю, как это… можно положить на стол моему начальнику.
– Ну, если память мне не изменяет, однажды ты нашла способ усадить на этот стол собственный зад, так что прояви смекалку. Это же твоя работа.
Вуаля – и вот ей уже не так весело. И улыбка куда-то подевалась.
Но плюнуть в меня в ответ чем-то еще более едким уже не успевает, потому что дверь кабинета Большого босса открывается и в наш милый женский разговор вклинивается Лекс.
– Что тут происходит? – Он забирает листок из ослабевших пальцев секретарши.
Видок у Лекса такой, будто все это время он сражался с Лохнесским чудовищем. А вот его ядовитая, доставшаяся в наследство от Марата секретарша, все-таки получает свою долю триумфа – да у него на лице огромными красными буквами написано, что безопаснее было бы трогать оголенный высоковольтный провод. Но откуда мне было знать, что Лекс до сих пор здесь?! Да какой собственник в здравом уме сидит на работе целый день?! Марата, помнится, хватало максимум на пару часов.
«Ну так может поэтому у Лекса дела всегда идут в гору, а Марат все просрал?» – резонно подсказывает голос разума, и на этот раз я не могу с ним не согласиться.
– Вернуть кофе-машины? – Он вздергивает бровь. – Меню для веганов?
– И новая секретарша мне, – поддакиваю с видом человека, у которого все идет по плану.
– Странно. – Лекс вертит листок, несколько секунд таращится на пустую обратную сторону. – А куда подевался пункт «золотой унитаз в личный кабинет»?
Честно говоря, я бы очень удивилась, если бы он отреагировал как-то иначе. Не планировала столкнуться к ним лицом к лицу так скоро, но к такой реакции на всякий случай заранее подготовилась. Так что, натянув на лицо невозмутимый вид и стараясь не замечать довольную моим унижением рожу секретарши, говорю, что все пункты в этом списке благотворно повлияют на рабочее настроение коллектива и, как следствие, улучшат эффективность выполнения ими своих служебных обязанностей.
– Виктория Николаевна, а теперь разъясните мне ваши собственные служебные обязанности на должности «начальника экономического отдела. – Лекс, глядя мне в глаза, невозмутимо рвет листок и швыряет обрывки себе за спину. – Что-то мне подсказывает, что назначение на эту должность другого человека, будет несоизмеримо эффективнее, чем специальное веганское меню, но у вас еще есть пара минут убедить меня в обратном.
Лекс был бы не Лекс, если бы снова не врубил вездесущий «секундомер».
– Я в курсе своих служебных обязанностей, Алексей Эдуардович, – стараюсь выдержать холодный деловой тон, но мой взгляд то и дело сползает на его губы, на которых тоже осталась маленькая ранка от нашего, прости господи, поцелуя.
– Озвучьте их, сделайте одолжение.
– Я… – От нервов во рту все пересыхает, и я непроизвольно втягиваю губы, чтобы не ляпнуть какую-то убийственную глупость.
Лекс хмурится, и я густо краснею, когда понимаю, что в эту секунду мы оба вспоминаем наш утренний разговор, точнее – то, во что он в итоге «вылился». Но, к огромной моей радости, часы на стене как раз показывают восемнадцать ноль ноль, и я с облегчением ссылаюсь на то, что мой рабочий день уже закончен.
– Кстати, – говорю уже в дверях, – насчет моего письменного предложения. У меня в запасе еще несколько пачек офисной бумаги и куча терпения.
– Ни капли не сомневался в вашей настойчивости, Виктория Николаевна, – рычит мне вслед Лекс.
К счастью, остановить даже не пытается.
Я захожу в кабинет, накидываю пиджак, снова выбегаю в коридор. Нужно поторопиться, чтобы успеть на тренировку. Теперь, когда на дорогу на работу и обратно уходит слишком много времени, приходится экономить буквально каждую минуту. И довольствоваться не элитным фитнес-залом, где на тебя снисходит благодать здорового образа жизни как только перешагнешь порог, придется довольствоваться темным и воняющим сыростью полуподвальным помещением. Но он хотя бы буквально под носом – на цокольном этаже в соседнем доме. А главное – собран энтузиастами и поэтому совершенно бесплатный.
Боже, поверить не могу, что я докатилась до такой жизни буквально за считаные недели.
Но когда я уже спускаюсь до проходной, краем глаза замечаю стоящего на крыльце Лекса. Сначала замедляю шаг, чтобы еще раз не столкнуться с ним нос к носу, но потом вспоминаю Эстетку и все ее бесконечные красивые фоточки, поездки, красивые закаты и прочие атрибуты красивой жизни. И еще – свой план Б. Если у него с этой невидимкой действительно все серьезно, то времени на раскачку вообще нет. В любой момент она может додавить его до кольца на пальце. Но у них явно не все гладко – иначе стал бы он развлекаться со стриптизершами и дважды накидываться на меня как с голодухи. Тот Лекс, которого я когда-то знала, никогда мне не изменял – я просто знала это и все. У верных мужчин особенный взгляд и поведение, они просто не дают ни единого повода думать, что его хотя бы на секунду может заинтересоваться другая женщина.
Значит, если я постараюсь и правильно все разыграю…
Я на ходу незаметно что есть силы щипаю себя за щеки, чтобы на коже проступил яркий румянец, а когда выхожу на лестницу, то нарочно спускаюсь по самому краю, придерживаясь рукой за перила. Сделав три шага, останавливаюсь и хватаюсь за поручень второй рукой, как будто у меня вдруг закружилась голова. Делаю еще один шаг и снова медлю.
«Ну, давай же!» – посылаю ему сигнал.
Он всегда был чертовски правильно воспитанным мальчиком, чем очень отличался от брата – смешно сказать, но когда мы поженились, мне пришлось буквально вколачивать в Марата элементарные нормы вежливости. К загадкам мировой истории следовало бы добавить еще одну – как у одних и тех же людей, появились настолько разные дети.
Но Лекс не спешит мне на помощь. Да что он там топчется так долго?
Не могу даже оглянуться, чтобы увидеть его реакцию, вот же блин!
Приходится ковылять вниз, с каждым шагом изображая буквально нестерпимую боль. В этом очень помогают воспоминания о бесконечных фоточках Эстетки и тот факт, что они встречаются уже целый год, так что никакой форы, а тем более времени на раскачку и подготовку более замысловатого плана у меня нет.
– Виктория Николаевна? – наконец, слышу его голос за спиной, и мысленно с облегчением выдыхаю. – С вами все в порядке?
– Абсолютно, – говорю тем тоном, который сам по себе кричит, что «в порядке» – это точно не про меня.
– А вот мне так не кажется.
Я чувствую его пальцы у себя на локте, но на этот раз Лекс делает это деликатно и вежливо, как будто вдруг вспомнил, что я в первую очередь – хрупкая женщина, а только потом – бывшая, насыпавшая ему соли за воротник.
Для вида предпринимаю попытку освободиться, но делаю это настолько неуклюже, что Лексу даже не приходится прилагать усилия, чтобы меня удержать. Он разворачивает меня к себе, заглядывает в лицо все с тем же хмурым видом, с которым я оставила его в приемной несколько минут назад.
– У тебя температура? – Пытается потрогать мой лоб, но я уворачиваюсь. – Хватит валять дурака, Вика. Я в курсе, что ни одному из нас не доставляет удовольствие постоянно сталкиваться нос к носу, но это не повод корчить из себя Жанну д’Арк.
– Я правда в порядке. Просто вдруг закружилась голова. Это пройдет.
– Вас можно поздравить?
– Слушай, ты уже определись – мы на «ты» или на «вы».
– Вас – тебя и моего любимого братца, – кривится Лекс.
Что он, блин, несет? С чем поздравлять? И причем тут «мы», если уже только идиот не понял, что мы с Маратом разбежались, и единственное, что нас до сих пор связывает – штамп в паспорте, избавиться от которого будет чисто формальной процедурой.
– Слушай, Лекс, я вообще не понимаю твои эти шарады, – снова предпринимаю слабую попытку освободиться, но на этот раз он уже так крепко сжимает пальцы, что я невольно кривлюсь от боли. – Тебе никто не говорил, что ты просто дикарь?! Или это твоя визитная карточка – оставлять на девушках синяки в память о себе?
Лекс так резко меня отпускает, что я теряю равновесие. Не падаю только потому, что успеваю вовремя схватиться за перилла. Вот же дура! Что за черт меня за язык дернул?! Я же все сделала правильно – он клюнул на мой беспомощный вид, повелся на образ «девы в беде». Нужно было просто отыграть его до конца, похлопать глазками, может даже погоревать. А там бы уже как пошло. Но вместо этого я назвала его придурком, раздающим девушкам гематомы.
– Ты беременна? – Лекс сует руки в карманы брюк, давая понять, что теперь мне точно ничего не угрожает.
– Что?! – От одной мысли о такой катастрофе у меня глаза на лоб лезут и тянет перекреститься. – Блин, Лекс, ты вообще в порядке?! Ни одна женщина в здравом уме не родит от твоего брата!
– Марат не единственный мужчина на свете, – криво усмехается Лекс.
– В смысле? – не сразу соображаю, к чему он клонит. Восьмичасовой рабочий день определенно плохо влияет на мою умственную активность. А если посмотреть на количество косяков, которые я умудрилась совершить только за последние несколько минут – к концу дня мозг просто выключился.
Вместо ответа Лекс издевательски вздергивает бровь.
«Не единственный мужчина..» – кручу в уме, пока, неожиданно, до меня не доходит, что именно но имеет ввиду.
– Ты просто урод! – Моя ладонь взлетает вверх так резко, что крепкий звук пощечины становится «сюрпризом» не только для Лекса, но и для меня самой.
Глава тридцатая: Вика
Мы наверняка привлекаем слишком много внимания и завтра об этом будет шептаться весь офис, но в эту секунду мне вообще плевать на последствия. Обо мне можно сказать много нелицеприятных слов, я корыстная эгоистка и самовлюбленная стерва, слишком зациклена на своей внешности и не очень умная. Но я не какая-то подстилка под кого попало!
Да он вообще второй мужчина в моей жизни!
– Что такое, Вик? – Несмотря на стремительно краснеющий отпечаток моей ладони на его роже, Лекс продолжает нарываться. – Неужели даже в твоей пустой упаковке есть слабые места?
– У меня после тебя никого не было, придурок! – ору слишком громко, потому что…
Потому что…
… он чертовски прав.
Даже в такой пустышке как я есть болевые точки.
Да ну его в пень этот план Б!
Я лучше буду есть тот кошачий корм, который взяла для Бармалея на своем балконе, чем стерплю такое унижение от этого… штопаного…
– Осторожно! – кричит Лекс и вдруг оказывается так близко, что я не сразу понимаю, почему вместо того, чтобы бежать от него со всех ног, вдруг изо всех сил хватаюсь за его рубашку.
Я так спешила уйти, что сделала шаг назад, забыв, что там еще целая последняя ступень, и меня по инерции тянет вниз, словно дерево, которое срубили одним точным ударом топора. Если бы не Лекс и его молниеносная реакция, меня ждало бы не самое приятное приземление сразу на спину. Может даже с летальным исходом.
Но теперь Лекс обнимает меня за талию, а мои пальцы цепляются за рубашку на его груди, как будто я какой-то бездомный котенок. И его темный, штормовой взгляд мне в глаза, точно не сулит ничего хорошего.
Но к тому, что происходит потом, я точно оказываюсь не готова.
Со словами: «В больницу, на хуй» (точнее, это больше похоже на рык), Лекс легко подхватывает меня на руки и несет к машине. Я даже пискнуть не успеваю, как он, прямо со мной в охапку, садиться на заднее сиденье, диктует водителю название лучшей частной клиники в городе и машина буквально торпедой срывается с места. Любую мою попытку освободиться, он пресекает все сильнее сжимающимся вокруг меня кольцом рук.
– Если ты думаешь, что я буду просить прощения за «синяки на память обо мне», то нет, – предупреждает Лекс, когда я шиплю в ответ на болезненные ощущения буквально во всем теле.
И одновременно ловлю себя на мысли, что мне они даже как будто приятны. Немножко, конечно, я же не какая-то там извращенка. И у меня вообще низкий болевой порог. Но когда тебя вот так крепко, что и не вздохнуть, обнимает здоровенный накачанный, вкусно пахнущий и максимально сексуальный мужик – это что-то из области совершенно новых для меня ощущений. Только однажды, много лет назад, был человек, ради взгляда которого я готова была в лепешку разбиться, расстелиться мягким ковриком, лишь бы он был мной доволен и наградил своим вниманием. Бр-р-р-р.
Блин, с чего вдруг в последнее время я так часто об этом вспоминаю?
– Меня можно просто… – хочу сказать «отвезти домой», но вовремя вспоминаю, где я теперь живу. Если Лекс увидит, насколько в действительности плачевно мое положение, он точно этим воспользуется.
– «Просто»… что? – довольно грубо переспрашивает он, но в который раз молниеносно пресекает мою попытку сползти с его колен. – Я, типа, должен угадывать?
– Вызвать мне такси! – тут же огрызаюсь я. – А не тащить на край света как лабораторную мышь. Еси тебя интересует содержимое моей матки, то не радуйся раньше времени – там ничего нет.
– Даже не могу придумать причину, по которой наличие там ребенка должно было бы меня порадовать, – фыркает Лекс. – Радости за пополнение в вашем токсичном семействе вы от меня точно не дождетесь.
– Мы с Маратом разводимся, – говорю я.
– Мне все равно.
Я чувствую, как он дергает плечом и когда украдкой поглядываю на его выражение лица, оно действительно кажется абсолютно безразличным. Что, блин, в голове у этого мужика? Если ему так все равно – почему он уже дважды набрасывается на меня, как с голодухи? Или, может быть, самая умная и интересная в мире Эстетка, не так уж интересна в постели?
Боже, да почему я вообще об этом думаю?!
Вовремя даю себе моральную затрещину, прихожу в чувство и все-таки сползаю с колен Лекса на сиденье. На этот раз он уже даже почти не против. А как только между нами оказывается свободное пространство – демонстративно отворачивается к окну, как будто мелькающие за окном столбы и рекламные растяжки – верх всего, что может вызвать его заинтересованность.
Вот и хорошо, самое время порадоваться свободе и вдохнуть полной грудью.
Но только когда я втягиваю ртом воздух, понимаю, какую непоправимую ошибку совершила – запах Лекса, проклятая умопомрачительная смесь ладана, перца, тестостерона и раздражения, проникают мне в легкие как лишающее силы воли вещество. Возникает острое желание уткнуться Лексу в шею, в то место, где в воротнике расстегнутой рубашки выглядывает его смуглая шея, и дышать им, пока не остановится сердце.
Все, Вика, тебе срочно нужно «протрезветь»!
Я нервно давлю на кнопку, чтобы открыть окно, но сколько бы раз я на нее не нажала, стекло все равно опускается слишком медленно.
– Тебе плохо? Голова кружится? – Лекс пытается развернуть меня за плечо.
Но я все-таки высовываю лицо наружу, дыша часто и резко, как будто долго пролежавшая на суше рыба. Постепенно, приходит облегчение. Я все еще чувствую этого гада внутри себя, как будто он уже успел просочиться в кровь, но теперь хотя бы могу ему сопротивляться.
– Высади меня где-то здесь, – тычу наугад сразу во все, мимо чего мы проезжаем. – Я уже в порядке. Пройдусь пешком и отпустит.
– Тебя осмотрит врач, Виктория, – тоном, не приемлющим возражений, отчеканивает Лекс. – И если компетентный человек с соответствующим дипломом скажет мне, что с тобой все в порядке, я с превеликим удовольствием отпущу тебя на все четыре стороны.
– Спасибо за заботу, Лекс.
– Заботу? – Он тихонько матерится сквозь зубы, но я все равно это слышу. – Я слишком хорошо тебя знаю, Вик. И если ты вдруг, посреди белого дня, не держишься на ногах, то это может означать только две вещи – либо ты действительно больна, либо собираешься вкатить мне иск за нарушение условий труда и производственную травму.
Я ощутимо прикусываю язык, на случай, если вдруг мне когда-то снова захочется ляпнуть, не подумав, какие-то телячьи нежности. Ну конечно, вот она – истинная причина его «заботы» – Лекс решил, что я снова собираюсь выдурить из него деньги. А мне такая дичь никогда бы даже в голову не пришла.
– Хорошо, ты меня раскусил! – Натягиваю маску «мне вообще плевать», поворачиваюсь к нему лицом. – План был сырой, поэтому случились нюансы. Молодец, что вовремя разоблачил мои коварные планы поиметь с тебя денег. А теперь, когда покровы сорваны, дай мне выйти! А то, как знать – вдруг я воспользуюсь тем, что мы заперты в салоне одного автомобиля и выкачу иск о сексуальных домогательствах с использованием служебного положения!
– Дура что ли? – он как будто вообще не слушал, что я говорю.
– Дура, но расчетливая, – продолжаю спектакль. – Душу дьяволу продам за деньги, Алексей Эдуардович! Находиться со мной рядом вот так, без перегородки, может стоить вам еще и претензии на отцовство.
– Чего? – С Лекса, наконец, сползает его непроницаемая броня, и теперь он выглядит озадаченным.
– Вот! – быстро нахожу в интернете статью о том, как в природе, во времена сильной засухи, некоторые земноводные размножаются без наличия партнера, просто меняя пол. – Только не говори, что ты ни разу не думал обо мне как о жабе!
– Только как о Царевне-лягушке! – корчится Лекс, и его легкие неожиданно разрывает громкий заразительный хохот.
Я несколько секунд смотрю на него, как будто вообще впервые вижу.
Почему раньше никогда не замечала, какой классный у него смех? И каким чертовски сексуальным он выглядит вот так, когда, запрокинув голову назад, пытается одновременно и успокоиться, и пятерней зачесать обратно упавшие на лоб волосы.
Снова разворачиваюсь к окну и, как собака, высовываю нос наружу.
Жизнь была намного проще, когда он был просто одним из множества мужчин вокруг, не выглядел как голливудская звезда и не разил тестостероном, как какой-нибудь сказочный викинг.
К моему огромному облегчению, ехать нам не очень долго, а Лекс, наконец, справившись с хохотом, больше не предпринимает попыток со мной заговорить. Я только искоса наблюдаю за тем, как он что-то активно набирает в телефоне. И судя по улыбке, которая изредка мелькает на его губах, это явно не рабочие вопросы. Вот же… придурок. Мы же целовались всего несколько часов назад, а он как ни в чем не бывало уже строчит что-то своей зазнобушке! И после этого он будет еще тыкать меня в то, что когда-то в прошлом я вела себя недостаточно благородно?
Я, задумавшись, фыркаю, но Лекс так увлечен перепиской, что не обращает на это никакого внимания. Но когда останавливаемся около медицинского центра, он прячет телефон и идет следом.
– Мне совсем не нужен конвой, – пытаюсь отвязаться от его настойчивого внимания, но он и глазом не ведет. – Мне надо в дамскую комнату!
– Обязательно, но сначала убедимся, что..
Он не заканчивает, потому что хрипловатый мужской голос где-то сзади вдруг громко зовет меня по имени.
– Вика?!
Я чувствую, как каждая косточка в моем теле буквально покрывается коркой льда, стоит этому голосу проникнуть в мои уши.
Боженька, нет. Я, может быть, не самое лучшее твое создание, но совсем не обязательно устраивать мне личный тотальный армагеддон.
– Вика.
На этот раз голос так близко, что я непроизвольно пытаюсь найти укрытие, чтобы спрятаться от неминуемого столкновения с прошлым. Но поблизости есть только спина Лекса, а она, какой бы соблазнительно широкой ни была – точно последнее место на свете, где я стала бы искать убежище.
Егор.
Он вырастает передо мной в полный рост, как грех прошлого, но только абсолютно реальный. Я еще пытаюсь обмануть реальность, зажмуриваюсь и мысленно считаю до трех, надеясь, что он просто исчезнет. Но даже мой невеликой мощности ум понимает, что это чистой воды самообман.
– Все в порядке? – слышу голос Лекса, непривычно глухой и жесткий.
– Я… – понятия не имею, что сказать, потому что еще сама не знаю, в порядке я или вся вся моя хрупкая душевная организация только что посыпалась как домино.
– Вика, ты чего – не узнаешь?
Я бы правда хотела просто смотреть на него как на случайного прохожего, который просто обознался. Хотела бы пожать плечами, обозвать его сумасшедшим и предложить исчезнуть с моего пути. Но даже если я миллион раз повторю все это – Егор не перестанет быть Егором.
– Привет, Егор, – произношу едва слышно, потому что воздух с трудом просачивается сквозь сдавленное паникой горло.
И, наконец, решаюсь поднять взгляд.
Мы не виделись… семь лет. Мне всегда казалось, что за такое долгое время люди меняются до неузнаваемости. Я вообще с трудом узнаю себя на фотографиях тех лет – у меня была идиотская прическа, я тогда стыдилась своего рыжего цвета волос и красилась в иссиня-черный, рисовала ужасные жирные стрелки и всегда носила невозможно узкие короткие юбки, потому что искренне верила, что единственное мое достоинство – длинные, стройные и в меру мускулистые ноги. Но Егор… Он как будто провел все это время в морозилке – в нем абсолютно ничего не изменилось. Разве что немного прибавилось седины на висках. Сколько ему сейчас? Сорок… три?
– Ты что здесь делаешь? – Егор спрашивает меня, но довольно пристально рассматривает Лекса. – Надеюсь, ничего серьезного? Я, конечно, невероятно рад тебя видеть, но предпочел бы чтобы это случилось в более позитивном месте. Ты в порядке, кролик?
«Обязательно было это делать?!» – вопит мой устремленный на Егора взгляд, потому что я почти физически ощущаю все сделанные Лексом молниеносные выводы.
– Прости, я впервые в жизни растерян, – говорит Егор, но не выглядит ни растерянным, ни извиняющимся.
Единственное, что в нем изменилось – это одежда. Раньше он всегда носил строгие костюмы, а сейчас одет в джинсы и свитер с высоким горлом. Но на нем все те же знакомые мне часы «как у агента 007».
И еще один неизменный аксессуар – обручальное кольцо.
Ненавижу себя за то, что меня до сих пор цепляет его семейный статус. Как будто не было этих семи лет и я только что узнала, что у меня роман с женатым мужиком.
– Была рада тебя видеть, – кое-как справившись с чувствами, говорю я, одновременно пытаясь подать сигнал Лексу, что нам пора, и пытаясь свернуть в коридор, хотя нам нужно к регистратуре.
– Вик, погоди.
Краем глаза замечаю, как Егор протягивает ко мне руку, но Лекс молниеносно вклинивается между нам и перехватывает его запястье. А потом почти небрежно его отшвыривает.
– Отвали, – еще более скрипучим голосом предлагает Егору вполне понятный маршрут.
– А ты кто такой?
– Человек, который сломает тебе грабли, если ты еще раз протянешь их в ее сторону.
– Лекс, не надо. – Как маленькая, тяну его за полу пиджака.
Не сразу, но он поддается, и Егор, слава богу, остается где-то позади.
Но какое-то нехорошее и очень зудящее предчувствие мне подсказывает, что это – далеко не последняя наша встреча.
