Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
Глава шестьдесят шестая: Вика
– Это просто маленькая задержка, – смотрю умоляющим взглядом на Светикова и девушек с ресепшена, которые почему-то тоже здесь крутятся. – Пожалуйста, не выгоняйте Бармалея! Сейчас приедет мой жених и все решит! Это банковская ошибка, вы же знаете, как иногда…
От волнения мой голос ломается прямо посреди предложения, и чтобы справиться с болезненными горловыми спазмами, я несколько минут безудержно кашляю, вытирая слезы рукавом толстовки.
Если бы несколько месяцев назад кто-то сказал мне, что я буду так унижаться из-за бездомного злого кота, я бы точно плюнула этому «Нострадамусу» между глаз. А сейчас готова на колени упасть, если это поможет моему лохматому чертушке выкарабкаться.
– Вот, Виктория. – Светиков протягивает мне стакан воды. – Вам нужно успокоится, хорошо? Никому не будет лучше, если рядом с котом нам придется откачивать заодно и вас.
Я делаю несколько маленьких глотков, снова кашляю, но на этот раз не так задушено. Снова пью, на этот раз опустошая стакан полностью, и с благодарностью возвращаю его Светикову.
– Это просто недоразумение, – продолжаю твердить свое. – Но вы же видите, который час. В банке уже никого нет, чтобы решить этот вопрос по горячим следам. Клянусь, я за все заплачу! Этому коту нужно лечение, вы слышите? Вы же не выбросите его на улицу в таком состоянии! Вы же здесь животных лечите!
– Виктория, все все все… – Миловидный ветеринар кладет ладони мне на плечи, некрепко сжимает, заставляя посмотреть в его добрые глаза. – Сейчас вам нужно сделать глубокий вдох, потом выдохнуть и сесть вон там.
Он дает невидимый сигнал девушкам с ресепшена и те, под руки, обратно ведут меня в зону ожидания, пока я пытаюсь имитировать дыхательную гимнастику. Легче от этого нифига не становится.
– Вы можете подождать жениха здесь, – говорит та из них, которая пыталась наладить терминал. Голос у нее при этом такой, будто она делает огромное одолжение, возясь со мной вместо того, чтобы выставить за порог вместе с котом. – Только никуда не ходите.
Я беспомощно киваю и радуюсь уже хотя бы тому, что доктор дал мне время. Если бы Бармалея вышвырнули на улицу прямо сейчас, он бы точно не протянул и нескольких часов.
Чтобы хоть немного успокоится, обхватываю себя руками. Создаю иллюзию, будто не разваливаюсь на куски, хотя внутренне полностью опустошена. Такое чувство, что мир перевернулся вверх тормашками сразу после того, как мы с Лексом вернулись домой. Или это случилось до того, когда я вышла из ванной и увидела его озадаченное лицо?
В любом случае, что-то точно случилось. Сначала то его сообщение, как будто приказ собаке. Потом – наш разговор по телефону, когда Лекс был таким отчужденным и грубым, будто тех нескольких дней в Праге просто не было, и мы снова тихо ненавидим друг друга: он меня за прошлое, я его за то, что отобрал у меня настоящее и лишил будущего. Но если я продолжу думать об этом сейчас, то от моей нервной системы точно ничего не останется.
В любом случае – чем гадать на кофейной гуще, лучше подождать и потом напрямую обо всем спросить. Лекс всегда держит слово, и если пообещал приехать – значит, уже в дороге.
«А что, если он не даст денег?» – не унимается мой раздерганный форс-мажорами, ставшими частью моей повседневной жизни, внутренний голос.
Он ведь может просто… сказать «нет» и все.
Где мне сходу взять пятизначную сумму?
Вспоминаю, что Тоня хотела мою лакированную «Баленсиага» за десять тысяч. Быстро набираю ее номер и пока жду ответа, ловлю себя на том, что как в детстве, начинаю исступлённо грызть ногти. По фигу, потому что сейчас это вообще единственное, что не дает мне провалиться с полное отчаяние.
– Ну надо же, кто позвонил, – не может не ехидничать Тоня. До сих пор не может простить мне, что не воспользовалась ее щедрым предложением – она всегда была злопамятной.
– За тридцать пять тысяч сейчас она твоя, – без лишних рассусоливай озвучиваю свое предложение. Она и так прекрасно поймет, о чем речь. – Деньги нужны мне прямо сейчас, на мой счет. Сумку отдам завтра в любое удобное для тебя время.
– Что-о-о-о-о?! – тянет длинную ноту Тоня. – Тридцать пять тысяч за твое старое барахло?! За китайскую паль?! Ты в своем уме, Лисицына?!
– Паль? – Еще большой вопрос, кто из нас в уме, а у кого от чувства собственного величия поехала крыша. – Слушай, Тоня, мне правда некогда. Предложение действует только сейчас.
– Ага, пойди-ка предложи этот китайский дерматин другой лохушке! Только ищи дуру на северном полюсе, потому что среди своих с тобой теперь вряд ли кто-то захочет иметь дело!
Она первой бросает трубку, оставляя меня в полном недоумении, что это вообще было.
Хорошо, ладно, к черту Тоню. Есть еще Женя. У нас с ней одинаковый размер ноги и на некоторые мои туфли она точно давно облизывается. Я отдам все, если у меня на руках будет нужная сумма. Пусть все забирает, мне хватит и той пары кедов, которые сейчас на мне.
Но разговор с Женей тоже не клеится и идет по примерно тому же сценарию, что и предыдущий.
– Да вы можете объяснить, что вообще происходит?! – не выдерживаю и перехожу на крик.
– А ты типа не в курсе, – голосом удава, говорит Женя.
– Нет, блин! Я действительно не понимаю, в чем дело! Вы сколько лет меня знаете, что это за внезапные обвинения?!
– Я пришлю тебе ссылку, – бросает она и тоже первой заканчивает разговор.
Но входящее сообщение пищит ровно в ту минуту, когда я краем уха улавливаю знакомый тембр голоса и с облегчением выбегаю навстречу.
Лекс стоит около стойки ресепшена и как раз поворачивается в мою сторону.
Почему-то сразу отмечаю, что одет он в ту же одежду, что и утром. Не знаю почему, но меня это немного успокаивает. Наверное, если бы у него с Эстеткой случилось воссоединение, они занялись бы сексом, Лекс пошел бы в душ и переоделся во что-то другое?
Я как коза трясу головой, отгоняя от себя противные мысли и замедляю шаг, давая ему приблизиться. Поднимаю руки, чтобы повиснуть на нем, как на самой надежной и нерушимой опоре, но с удивлением обнаруживаю, что он вместо ответных объятий, Лекс хватает меня за локоть, круто разворачивает и буквально толкает перед собой на крыльцо.
– Лекс, мне больно, – стараюсь сдержать эмоции, но это действительно не самые приятные ощущения в моей жизни. Не физически – он все же не отбитый ублюдок типа Егора, но морально все это выглядит так, будто ему даже прикасаться ко мне противно. – Лекс! Пусти!
Но он разжимает пальцы только когда мы оказываемся на улице, где кроме нас, слава богу, больше никого нет. Хотя здесь наверняка должна быть минимум одна камера наружного наблюдения – они сейчас везде. Не хотелось бы устраивать «кино» для местного обслуживающего персонала.
– Какого черта происходит?! – ору я, потому что приличия приличиями, но меня уже в край достал и сегодняшний день, и идиотское поведение Лекса, и тупые намеки моих экс-подруг.
– Аналогичный вопрос к тебе, Вик, – голосом бездушного голема, говорит Лекс.
– Ты издеваешься?
– Нет. Хочу знать, что ты делаешь в седьмом часу вечера в этом месте.
– А зачем по-твоему люди приезжают в ветеринарные клиники?!
– Например, чтобы избавиться от ненужных подарков, – выдает он. Ему даже пауза на подумать не требуется, он как будто собирался сказать это еще до того, как вышел из машины.
– Ты… т-т-т-ты… – Он волнения начинаю заикаться, поэтому останавливаюсь, втягиваю воздух через ноздри и пытаюсь начать еще раз. – Ты идиот!
На одном выдохе, но Лекс и так все понимает – фирменно, как змей, щурится, не давая мне ровно никаких визуальных подсказок, как глубоко я его задела.
– Орео спит в зоне ожидания! И я бы скорее ухо себе откусила, чем кому-то его отдала или продала!
– Поэтому ты решила его усыпить? – озвучивает свою версию.
Я машинально открываю рот, готовясь отрицать все что угодно, но к этому оказываюсь не готова.
Ощущения такие, будто я на всем ходу влетела в бетонную стену, и то немногое, что от меня уцелело, медленно додавливает подушка безопасности. А потом, словно со стороны, вижу, как моя рука взлетает вверх, почти достигает каменной рожи Яновского, но на этот раз ему удается ее перехватить. И когда меня по инерции тянет к нему, Лекс отстраняется, словно от прокаженной.
Отходит, увеличивая расстояние между нами до нескольких метров.
– Я забираю щенка. Сколько денег тебе нужно, Виктория?
Но меня так основательно придавило шоком, что я даже губ разжать не могу. Это не получается на уровне тел, как будто вся эта функция полностью вышла из строя на неопределенный срок. Но руки меня, слава богу, еще слушаются, так что вместо всех непроизнесенных «ласковых» слов я от души скручиваю ему фигуры из двух средних пальцев.
В ответ на мою пантомиму на лице Лекса не дергается ни один мускул.
Он достает портмоне и начинает отсчитывать купюры по двести евро. Отсчитав десять, вопросительно поднимает бровь в мою сторону.
Я повторяю свой предыдущий жест.
Тогда Лекс отчитывает еще столько же.
– Виктория, это хорошие деньги. Забирай и будем в расчете.
Он правда думает, что я собиралась избавиться от щенка.
Он действительно абсолютно в этом уверен.
Бурлящая внутри злость, наконец, пробивает путь наружу через мое горло, возвращая способность говорить.
– Ты просто конченый мудак, – произношу без тени сомнения в том, что слова можно было выбрать и помягче. Если в эту минуту в чем-то и сомневаюсь, то лишь в том, не звучат ли они слишком деликатно. – Мразь. Подонок. Пошел на хуй, Янковский. Чтобы глаза мои тебя не видели. Больше. Никогда.
Поразительно, насколько легче может стать от одного прямолинейного посыла. Как говорится – вместо тысячи слов и реверансов.
Мне нужны деньги, но прямо сейчас нужнее уйти подальше из того пространства, где мы с Лексом можем даже гипотетически дышать одним и тем же воздухом.
Глава шестьдесят седьмая: Лекс
Вика скрывается за дверьми ветеринарной клиники, а я еще несколько минут смотрю ей вслед, даже когда от не осталось даже тонкого аромата цветов, который преследовал меня буквально весь день.
Нужно выдохнуть.
Чуйка, которая никогда меня не подводила, подсказывает, что прямо сейчас нужно оставить все как есть. Я ведь не собирался устраивать скандал. Когда она позвонила и сказала, что ей срочно нужны деньги, я даже не удивился. После разговора с Тихим, шарики в моей башке начали вертеться в обратную сторону, отматывать назад события последних дней, выпячивая одно за другим события, которые на первый взгляд выглядели просто как случайность – то Вика вдруг почти что признавалась с любви к ММА, которое раньше на дух не переносила, то вдруг отказывалась от бесплатного шоппинга, а то млела от щенка. К собакам, как и к любым домашним животным, она всегда была равнодушна, в отличие от подружек, которые все до единой таскали в дамских сумках каких-то тявкающих карликовых уродцев. Когда я пару раз пошутил на тему бездонности женской сумки, она даже пошутила, что там можно найти трупик предыдущего домашнего животного, за что потом долго носила прозвище «Викикашитель» (созвучное с «потрошитель»).
Всю нашу поездку она была такой… идеальной, такой, какой я всегда хотел ее видеть, но смирился с тем, что любимая женщина и идеальная женщина – это далеко не всегда одно и то же. В этот раз она была именно такой. Словно нашла способ проникнуть мне в мозг, прочесть там все мои желания и мастерски, безупречно воплотила их в жизнь. Настолько ловко перевоплотилась, что я совершенно потерял бдительность… и голову.
Твою мать.
Я смотрю на экране телефона, где высвечивается входящий от Кати. Со всеми сегодняшними откровениями и болезненными приземлениями в реальность, я совершенно забыл, что перед вылетом написал ей, что заеду вечером примерно к семи. Она сухо ответила, что будет ждать и уже сложила мои вещи. Дала понять, что не собирается даже пытаться меня вернуть и независимо от исхода нашего разговора уже поставила точку. Даже не удивлён ее решительностью – после того, как я почти в точности повторил «подвиг» ее мудака-бывшего, странно было бы ожидать чего-то другого.
– Кать, прости, я замотался с делами, – объясняю свое отсутствие после нашего формального обмена приветствиями.
– Тебя не ждать?
– А у тебя есть другие планы на вечер? – зачем-то спрашиваю я. Нет, это не ревность. Просто долбаный рефлекс длительных отношений, который подкладывает в рот такие вот фразочки. Это как еще сонным тянуться за зубной щеткой или разуваться, как только переступаешь порог. – Прости, я просто…
– Нет, Лекс, у меня нет планов на вечер, – перебивает она. – Но ты либо приезжаешь, либо в другой раз – я не собираюсь ждать тебя как Алёнушка у окошка.
Бросаю взгляд на часы – половина восьмого. Я доеду до нее через полчаса.
– Буду в восемь, не поздно?
– Без проблем. – Я даже кажется слышу, как она пожимает плечами. – Но если тебя не будет в восемь ноль одну, я выключаю дверной звонок и телефон.
Мы так же сухо прощаемся, но прежде чем рвануть с места, нужно разобраться со щенком. Согласен, скорее всего я перегнул палку с усыплением, но что еще я должен был подумать, если еще утром в аэропорту пес был совершенно полностью здоров?!
Выделяю себе на все про все ровно пять минут, захожу внутрь и сразу иду к стойке регистрации. По пути ищу взглядом Вику, но она так глубоко забилась в зоне ожидания, что даже не видно. Впрочем, сразу замечаю на одном из диванов толстый зад Орео. Он, кажется, спит. Даже на мгновение замедляюсь, чтобы убедиться, что со щенком все в порядке. Ладно, чего гадать, если можно спросить?
– Добрый вечер, – здороваюсь с уже знакомой мне девушкой, которая показывала мне Вику.
Она вежливо улыбается и снова указывает туда. где прячется Вика.
– Я хотел узнать, зачем деньги, – говорю в лоб. Не вижу смысла корчить «все норм» перед первыми встречными. – Она хотела избавиться от щенка?
– Кто? – вытаращивает глаза моя собеседница.
– Виктория.
– Ваша невеста? – уточняет она. – Госпожа… гм-м-м… – она коси взгляд в монитор, – Лисицына, сказала, что…
Я резким жестом обрываю ее на полуслове. Значит, Вика настолько уверовала в собственную победу и что я у нее в кармане, что уже направо и налево трубит о наших отношениях. Или…
Я крепко сжимаю кулаки, благо, на мне толстовка с глубокими карманами и это можно сделать, не пугая окружающих.
Она нашла кольцо.
Это же, блядь, очевидно!
С чего бы вдруг с пустого места вдруг величать меня «женихом»! Я бы еще поверил, будь Виктория действительно круглой дурой, но теперь я точно знаю, что она такое на самом деле. Видимо, пока я выходил из номера, Вика перешерстила все мои вещи – искала, что еще можно слить своему подельнику. И нашла кольцо, которое я, как полный круглый кретин, купил для нее, поддавшись импульсу.
Блядь!
Чтобы не пугать людей своим звериным оскалом, крепко сжимаю челюсти, медленно, с шипением, как закипающий чайник, выпускаю выдыхаю через нос и снова обращаюсь к девушке за стойкой.
– Так что моя… невеста… – произнести это чрезвычайно трудно, – хотела сделать с бедной собакой?
– С собакой? Ничего.
– В смысле? Какого черта она тогда здесь делает?!
– Она привезла… кота, – заикаясь и отступая на шаг, объясняет девушка.
– Кота? Какого кота?
– Судя по его виду и состоянию – бездомного. Почему бы вам самому ее не спросить?
– Потому что я хочу спросить вас.
И так, Вика где-то откопала бездомное животное, притащила его в больницу, а меня вызвала оплачивать ее очередную прихоть. Хотя, чему я удивляюсь? Раньше ей ничего не стоило позвонить и вынудить меня примчаться покупать ей очередную сумку или туфли, хотя я давал ей достаточно денег. Стратегия изменилась, но привычки остались те же.
Но бедное животное в любом случае не должно страдать.
– Сколько?
Она озвучивает сумму – не пятизначную, как озвучила Вика. Но причину я узнаю ровно через минуту, когда оплачиваю счет и собираюсь прятать карту.
– Это только на сегодня и завтра, – торопливо объясняет девушка. – Животному будет нужна операция, а потом – восстановление.
– И все это время оно будет здесь?
– Да. Вы можете поговорить с доктором, – показывает в сторону большой белой двери, – Олег Иванович скоро освободится.
– Моя… гм-м-м… невеста, уверен, держит руку на пульсе. Вот, – протягиваю наличные, которые Вика так горделиво отказалась брать, – надеюсь, этого хватит на все расходы.
– Здесь намного больше, – заикаясь, пересчитывает купюры. – Я могу набрать вас и…
– Девушка… – присматриваюсь к ней в поисках бейджика с именем, но его нет. – Девушка, вы же тут явно еще и на благотворителей основе лечите братьев наших меньших? Вот, тогда все оставшееся считайте моим взносом в ваше доброе дело.
И пока она придумывает очередную отговорку, откланиваюсь, на прощанье бросив взгляд на спокойно сопящего щенка. Сегодня Вика решила не избавляться от моего подарка, но она точно это сделает, как только я окончательно обрежу ей кислород.
С меня, блядь, хватит.
К Кате я приезжаю без семи минут восемь. Выхожу из машины, задираю голову, разглядывая среди десятков светящихся окон – ее, и практически уверен, что за секунду до того, как нахожу его, она точно так же высматривает оттуда меня.
Лифт игнорирую, топаю пешком, давая себе последние секунды на подготовку. И пока топаю по бесконечным ступеням, вдруг отдупляю, что еще ни разу сам ни с кем не рвал. Имею ввиду не девиц для постельных отношений, которых вполне устраивал мой слив, если к нему прилагалась какая-то ювелирная херня в качестве компенсации. Но на самом деле за всю мою долбаную жизнь, Катя – это мои вторые по счету затяжные отношения, с претензией на серьезность. Первой была Вика, но она сама от меня избавилась.
Я планирую задержаться около ее квартиры, состроить грамотную стратегию разговора, подумать о словах, которые ни в коем случае нельзя говорить, но на последнем лестничном пролете замечаю, что Катина дверь уже приоткрыта. А около нее стоит небольшая картонная коробка.
Останавливаюсь. Топчусь на пороге, не понимая, что теперь делать. Входить? Или…?
– Я собрала твои вещи. – Катя решает мою дилемму, появляясь с обратной стороны двери, в своем любимом домашнем костюме и с чашкой в форме тыквы в руках.
– Немного. – Если честно, вообще не припомню, чтобы оставлял у нее что-то кроме зубной щетки и бритвы. – Катя, мне… блин, даже сказать нечего, если честно.
Все фразы, которыми я собирался объяснять свой скотский поступок, звучали либо как тупая отмазка, либо как издевательство.
– Расслабься, Лекс, – спокойно, без тени злости и дребезжания в голосе, говорит она. – Я знала, что ты рано или поздно уйдешь к ней.
– Это… Все намного сложнее.
– Может быть. – Она безразлично дергает плечом. – Извини, что я не собираюсь копаться в ваших отношениях – мне это правда вообще не интересно. И не жди, что я благословлю тебя под венец.
– Кать, блин, мы с Викой… Одна Большая Ошибка. – Я нарочито выколачиваю три последних слова, надеясь, что они сработают как отрезвляющая таблетка после двух дней запоя поддельным счастьем.
– Нет, Лекс! – Впервые за все время после моего сообщения о разрыве наших отношений, она повышает голос. – Избавь меня от необходимости выслушивать твои душевные страдания. Я не доктор Фрейд и не булочка-бывшая, которая даст повесить на себя ярлык «дружбана», так что изливай душу кому-то другому. В мою ты уже и так достаточно нагадил. Совет вам да любовь. А лучше, – она криво усмехается, – сожрите друг друга.
И захлопывает дверь прямо у меня перед носом.
Глава шестьдесят восьмая: Вика
Я просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо.
Точнее, в моем сне я как раз занята тем, что мастерю из дерьма и палок куклу-вуду с лицом Лекса, чтобы потом предать ее изощренным болезненным пыткам. И в тот момент, когда мои пальцы заняты очень тонким делом, случается судорога, которая буквально не дает закончить важную деталь соответствия. Я пытаюсь размять плечо, но судорога становится еще сильнее и…
– Виктория… – слышу издалека раздраженный женский голос. – Виктория, проснитесь.
Резко сажусь, но еще несколько секунд пытаюсь понять, куда делся мой шедевр колдовского мастерства, прежде чем понимаю, что я сделала его во сне. Очень жаль – прямо сейчас не отказалась бы воткнуть в него шило. Раз… несколько. Для начала.
Но я, судя по остановке, все еще в ветеринарной больнице, а за окном уже сереет что-то похожее на рассвет, значит, я проторчала тут всю ночь. Последнее, что я помню перед тем, как провалиться в сон – девушка с ресепшена, сообщающая новость, что «мой жених» все оплатил, и текущие, и будущие расходы. Именно облегчение от этой новости не действует на меня как снотворное.
– Простите, – тру глаза костяшками пальцев, а потом быстро осматриваюсь в поисках Орео. Его нет и мои глаза округляются до болезненных размеров. – Где мой щенок?!
– Успокойтесь, он с нашей Тоней. Захотел есть. Ну и по своим собачьим делам.
Я краснею и снова извиняюсь. Приз Хозяйки года мне не светит даже если на соревнованиях буду участвовать только я. Но когда мы везли сюда Бармалея, я буквально взяла только то, что можно было еще каким-то чудом впихнуть в руки.
Бармалей.
Ему должны были сделать операцию и только поэтому доктор Светиков разрешил мне остаться, десять раз предупредив, что обычно они выпроваживают всех хозяев своих хвостатых больных, не делая исключений ни для кого. Но у меня был такой жалостливый и зареванный вид, что отказать от не смог. Стыдно признаваться, но ревела я, конечно, не из-за кота.
– Как операция? Уже закончилась? Как Бармалей? С ним все в порядке?! – забрасываю девушку вопросами и она торопиться отстраниться, чтобы выйти из-под «обстрела».
Пытаюсь встать за ней следом, но от долгого лежания в одной позе на диванчике, который явно для этого не предназначен, мышцы затекли и одеревенели.
– С вашим животным все хорошо, не кричите вы так, – кривится девушка. В отличие от улыбчивого и добродушного Светикова, большинство его персонала – настоящие мегеры, маскирующиеся под людей. – Доктор сейчас к вам выйдет.
Светиков появляется минут через десять. К тому времени я успеваю найти своего щенка и даже сполоснуть лицо в женской уборной. Добрый доктор выглядит заметно уставшим и уже не держим мину Айболита.
– Мы вставили штифты, – начинает объяснять, сухо перечисляя еще кучу медицинский терминов, которые мне ни о чем не говорят. – Сейчас животное под наркозом, его жизни ничего не угрожает. Не ему еще нужна квалифицированная помощь, поэтому какое-то время Бармалей останется у нас.
– Я не могу забрать его домой сегодня?
– Ни сегодня, ни завтра, ни, полагаю, через неделю. Но не буду пугать вас долгими прогнозами. В любом случае, здесь о вашем животном позаботятся и окажут все необходимое лечение, чтобы он как можно скорее встал на лапы.
Я рассеянно киваю, и прошу посмотреть на него еще хотя бы разочек.
Доктор против, мотивируя свой отказ тем, что животное после операции выглядит не самым лучшим образом, и видеть его таким может быть травмирующим для моей психики. Приходится напомнить, что я несла его сюда еле живого, с кровью изо рта и болтающей на честном слове задней лапой, что тяжело назвать «усладой для глаз». Светиков сдается.
Бармалей лежит в просторном белом боксе, весь перебинтованный, как египетская мумия. Из лент повязок торчит только одно рваное ухо и обрубок хвоста.
– Хвост пришлось ампутировать, – говорит Светиков, – но вы не беспокойтесь, обычно животные довольно быстро восстанавливаются после таких хирургических манипуляций.
– А все остальное? Лапы? – С моего угла обзора тяжело рассмотреть, все ли они на месте.
– Уверяю, лапы мы не трогали. Все они там, где им и положено быть. Все пять.
Мы обмениваемся взглядами, и я благодарю его улыбкой за попытку разрядить обстановку.
В любом случае, из ветеринарной клиники ухожу с тяжелым сердцем. На прощанье Светиков потребовал, что я не появляюсь у них раньше завтрашнего дня, потому что животное все равно будет отходить от операции и мне не разрешат с ним контактировать.
Я спускаю Орео на землю, беру поводок и, со вздохом, бросаю взгляд на часы.
И того: у меня нет ни копейки на обратную дорогу, сейчас почти шесть утра и через полтора часа мне нужно быть в офисе свежей и блестящей как новая копейка. Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы пешком добраться до дома? Проложенный моим телефоном маршрут на семьдесят минут, потому что топать мне буквально далеко, в другую часть города. Просто чудо, что эта клиника вообще оказалась в черте города.
В общем, не один раз за всю пешую прогулку я благодарю себя за то, что, во-первых, привыкла рано вставать и утром всегда бодрая, во-вторых – за то, что никогда не ленилась много и часто ходить пешком. И в-третьих – иногда даже мой не очень острый ум может соревноваться с телефоном в коэффициенте полезного действия, благодаря чему я дважды удачно срезаю и таким образом экономлю как минимум пол километра.
Но даже при таких бонусах я успеваю забежать домой только для того, чтобы быстро ополоснуться, переодеться в первое, что попадает под руку и покормить Орео. Подумав немного, взвесив все «за» и «против», принимаю решение взять его с собой. Если кто-то накапает Лексу, я всегда могу напомнить, что это именно он подарил мне щенка, прекрасно зная, что у меня нет денег ни на няньку, ни на какие-нибудь собачьи ясли. Он, бедняжка, так распереживался, что я могу обидеть щенка – вряд ли станет наезжать за то, что решила всюду таскать его с собой.
Даже если это не собачка для сумки и держать его в руках в вагончике метро – это целое испытание на выносливость. Но он хотя бы ник к ому не лезет и не пытается вытереть слюни обо все, что шевелиться поблизости.
Из метро выбегаю пулей, чуть не попадаю под машину, не осторожно выскочив на перекресток на мигающий желтый, но, слава богу, дело ограничивается только порцией забористого мата мне вслед.
И – о, чудо! – я успеваю прибежать в офис за две минуты до начала рабочего дня. Останавливаюсь на крыльце, чтобы привести себя в порядок и взбить руками волосы, которые совершенно не было времени сушить, так что пришлось просто заколоть их «крабом». Проходящие мимо меня сотрудники натянуто здороваются, но мне вообще плевать – главное, что я успела вовремя и сволочи Яновскому не к чему будет прицепиться. Уж не знаю, какая вожжа ему под хвост попала, что он снова превратился в мудака, но больше у него этот перевертишь не сработает.
Захожу в офис уверенным шагом, иду до проходной, но на половине пути дорогу преграждает Стёпа – наш самый главный «охранник». Не потому, что действительно рулит входом-выходом, а потому что с его габаритами модно было вообще не придумывать шлагбаум на проход – мимо такой туши даже мышь не проскочит.
– Доброе утро, Степан Андреевич, – здороваюсь, сверкая приветливой улыбкой.
Пытаюсь обойти его, но Стёпа снова передо мной.
– Доброе утро, Виктория Николаевна.
– Стёп, в чем дело? – начинаю раздражаться, когда становится понятно, что он не просто так мешает мне пройти, а делает это совершенно намеренно. – У меня пропуск есть.
Вообще-то мне не нужно демонстрировать его для прохода – достаточно просто приложить магнитную карту к считывателю, чтобы система зафиксировала имя и время, когда сотрудник попал внутрь офиса. Но мало ли, с какой ноги сегодня встал этот медведь-переросток?
– Вот, – тычу пропуск прямо ему под нос (для этого приходится едва ли не подпрыгнуть). – Теперь все в поряд…?
Мой рот так и остается открытым, потому что Стёпа выхватывает пропуск из моих рук и прячет его во внутренний карман пиджака.
– Прошу вас покинуть помещение, Виктория Николаевна, – отчеканивает сухим казенным голосом.
– Что происходит? Я не опоздала! – Тычу пальцем в экран телефон, на экране которого только-только всплывают цифры «08:00».
– Распоряжение Алексея Эдуардовича.
Я снова открываю рот, готовясь возражать сотней любых аргументов, но именно к такому повороту событий оказываюсь совершенно не готова. Даже несмотря на наш с Лексом последний разговор.
Мне нужна пауза, чтобы просто переварить услышанное.
– Это какая-то ошибка. – Банальщина, но это единственное, что вот так сходу приходит мне на ум. – Лекс… Имею ввиду. Алексей Эдуардович не мог.
– Виктория Николаевна, прошу вас, покиньте офис, – ни капли не изменившийся интонацией, повторяет Стёпа.
– Это ошибка! – взрываюсь, как только он пытается взять меня за локоть и развернуть в сторону выхода. В ответ на мои нервные попытки освободить руку, Орео начинает громко тявкать и пытается схватить моего обидчика за палец. – Стёпа, это просто бред! Я здесь работаю! Ты хотя бы в курсе, на какой вообще должности?!
– Если вы не уйдете сами – мне придется позвать охрану. – Рожа этого медведя ни на грамм не меняется. – Мне не очень хочется это делать, Виктория Николаевна, но я действую согласно полученным инструкциям.
– И что – в этих инструкция сказано, что ты должен выкручивать руки беспомощной женщине?! – От возмущения меня уже почти трясет. Что это такое?! Что, блин, происходит?!
– Виктория Николаевна, поверьте, если вас выведут отсюда под руки и спустят с лестницы – приятного в этом будет мало. А я уже теряю терпение.
Такое чувство, что медведь Стёпа проторчал на проходной всю жизнь в ожидании своего звездного часа – возможности вышвырнуть на улицу беспомощную и бесправную женщину.
– Хорошо, я уйду, но сначала – набери его. – По лицу охранника видно, что он не очень понимает, кого я имею ввиду и чего хочу. Приходится разжевывать и объяснять, что хочу лично убедиться, что Лекс отдал именно такие распоряжения и нет никакой ошибки.
– Ошибки нет, – басит Стёпа, но когда снова пытается подтолкнуть меня к двери, я к этому уже готова и успеваю сманеврировать в сторону. – Виктория Николаевна, я же предупреждал. Правда хотел по-хорошему.
– Я тоже хочу по-хорошему, и учитывая все сопутствующие обстоятельства, а также тот факт, что у меня с Алексеем Эдуардовичем не было никаких конфликтов и других причин для того, чтобы он вынес такое радикальное решение, я хочу убедиться, что эти, как вы выражаетесь «распоряжения», действительно существуют. Не хочу потом узнать, что меня уволили за прогул без уважительной причины.
– Виктория Николаевна, это уже просто ни в какие рамки.
– В чем проблема, Степан Андреевич? Если это действительно распоряжение нашего цербера – вам не о чем беспокоится. Наоборот, заработаете себе «звездочки» за исполнительность и предусмотрительность. Просто наберите его, включите громкую связь, и мы все услышим из первых рук.
Стёпа колеблется, но потом сдается и набирает номер Лекс. Переводит телефон на громкую связь.
