Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)
Глава тридцать первая: Лекс
Я стою под кабинетом смотровой, в которую только что передал Вику из рук в руки, и прокручиваю в голове то, чему стал невольным свидетелем. Я знал Вику без малого два года – достаточный срок, чтобы изучить большинство ее повадок, что, впрочем, не уберегло меня от всаженного ее рукой ножам мне в спину. Но я никогда не видел ее такой испуганной, как сегодня. Да, конечно, как любая женщина она всегда чего-то боялась – пауков и, почему-то, маленьких собачек, и стоило Вике где-то увидеть паутину, он тут же с криками выбегала из комнаты и требовала немедленно прошерстить каждый угол. По этой же причине мы почти никогда не делали вылазки на пикники на природу или за город – каждую такую поездку она одевалась так, будто собиралась героически штурмовать террариум. Так что, в конце концов, я оставил идею побороть в ней страх перед дикой природой и привить любовь к ночевке под звездами.
Но в таком ее поведении не было ничего странного – все женщины, которых я знал, в той или иной степени страдают фобией если не к паукам, то к другим насекомым (знаю ту, что чуть не в обморок падает от вида безобидной божьей коровки). А сегодня Вика выглядела не паникершей, а напуганной беззащитной женщиной. И все это – не из-за паука или смешно рычащей пучеглазой собачонки, а потому что на горизонте нарисовался какой-то Егор.
Что это за тип?
По виду в нем не было ничего необычного – обычная одежда, дорогая, хоть и старая, модель часов. На вид лет сорок. Пытаюсь вспомнить, что еще мне показалось странным, но на ум лезет только то, как по-хозяйски он протягивал к ней руки – как будто у будто у него в кармане лежало подписанное всеми инстанциями мира официальное разрешение лапать Вику при встрече. А судя по реакции их обоих, вот так лицом к лицу они сталкиваются не часто. Хотя скорее так ведут себя люди, которые увидели друг друга только спустя очень долгое время.
– Это надолго? – спрашиваю вышедшую из кабинета медсестру.
– Нет, кажется, с вашей знакомой все в порядке. Но чтобы исключить ошибки, доктору нужно провести тщательный осмотр и, возможно, взять какое-какие анализы. Думаю, еще полчаса максимум.
Ну, естественного, а чего я ожидал – это же не государственная клиника, где любой осмотр сводится к измерению температуры, давления и назначением аспирина от всех недугов.
– Если что – я буду на улице, – предупреждаю на всякий случай.
Пока иду по коридору, придумываю оправдание для Кати, почему я снова задержусь, хотя пообещал ей, что мы проведем этот вечер вместе за просмотром старого фильма. Понятия не имею, что сказать, потому что буквально пять минут назад пообещал ей не опаздывать и захватить что-нибудь из ее любимой кондитерской. А теперь буду торчать в больнице минимум полчаса, а потом еще около часа, чтобы отвезти Вику домой и метнуться за сладостями. После такого косяка придется скупить половину магазина – чтобы загладить вину одного тортика явно будет недостаточно. Есть мысль просто малодушно вообще ничего не написать, свалить все на внезапно разрядившийся телефон, но я сразу ее отбрасываю – у нас с Катей нормальные отношения, она не заслуживает на такой уровень мудачества. Хотя, после случившегося сегодня утром…
Провожу языком по губам и задерживаюсь на том месте, где после нашего с Викой «столкновения» у меня маленькая рана. Она уже почти зажила, но я весь день, как псих, пытался ее разбередить, чтобы на короткие мгновения вспомнить вкус Викиных губ. И что в ту минуту только внезапно ворвавшийся в кабинет Павлов остановил меня от желания трахнуть Вику прямо там. А после ее брошенного «У меня после тебя никого не было», это желание раздулось до масштабов постоянной ноющей боли в паху. Это, конечно же, ложь от первого и до последнего слова, но меня буквально плющит от желания разорвать на ней всю одежду и собственными глазами убедить, что на ее покрытой веснушками коже нет отпечатков лап других мужиков. Что она… может быть…
Да ну на хуй!
Я был уверен, что справился с эмоциями. Что после новости об очередном ее предательстве, уже абсолютно ничто в этом мире не заставит меня смотреть на нее как на женщину, а тем более – как на женщину, чьи ноги мне хочется раздвинуть с самыми пошлыми намерениями. Черт подери, я даже чувствовал легкое удовольствие на том утреннем собрании, когда наблюдал ее бессмысленные попытки выйти сухой из воды. Но потом Вика снова каким-то дьявольским образом дернула меня за живое, достала до печенок и я полностью потерял контроль. Очнулся только когда увидел выпученные глаза Павлова. И потом, сидя в закрытом кабинете, убеждал себя в том, что все это – просто отголоски прошлого, желание поквитаться за уязвленную гордость. Что это ничего ровным счетом не означает. Трижды поклялся себе больше никогда в жизни даже голову в ее сторону не поворачивать.
А в итоге…
Может пришла пора признать, что у меня еще не отболело, и единственное, что действительно сможет излечить меня от заразного вируса по имени «Вика» – ее тотальный и окончательный игнор? Я давно знал, что с «Гринтек» придется попрощаться – фактически, поставил на нем жирный крест ровно в тот день, когда ним завладел Марат. И до того, как Вика снова всплыла на горизонте моей жизни, планировал пустить его под нож, как и все, что брат когда-то у меня отобрал. Самым правильным сейчас было бы просто дистанцироваться и позволить океану потопить этот дырявый корабль, потому что уже абсолютно ничего неспособно спасти «Гринтек» от окончательного краха – сейчас его держат на плаву исключительно моя добрая воля и деньги. Но я легко могу просто забить на все это болт, сосредоточиться на развитии «Интерфорса» и наслаждаться любовью, и обществом красивой умной и хорошей женщины. А через три месяца посмеяться над тем, как Вика рухнет на грешную землю с Олимпа собственного тщеславия и гордыни. Ей давно пора понять, что не все в этой жизни решается по одному взмаху ее ресниц.
– Это ведь вы были с Викторией, да?
Тот напугавший Вику хрен неожиданно появляется прямо передо мной, вызывая мгновенную неприязнь и желание вместо ответа натолкать ему полную пазуху хуев. Но сначала выколотить из этой туши признание, почему она трясется как осиновый лист от одного его вида.
– Ага, я, – говорю в нарочито грубой форме. Давно искоренил в себе привычку изображать наигранную вежливость, если человек с первого взгляда мне неприятен.
– Как она? Надеюсь, ничего серьезного?
Я прищуриваюсь, потому что меня ни хрена не обмануть этой натянутой на одно место заботой.
– Вы давно не виделись, да? – спрашиваю вместо ответа. – Вика выглядела очень удивленной.
– Ну… наверное, можно сказать и так.
Делаю мысленную отметку, что это «давно» может быть даже больше, чем пара лет, которые я предположил в самом начале. Возможно, это даже кто-то, кто был у нее до меня: Вика никогда не рассказывала о своем прошлом, хотя ко мне попала уже не девственницей, но мне было все равно – никогда на таком не заморачивался. Да и глупо было бы верить, что двадцатилетняя красотка вдруг окажется нетронутой, блядь, как майский ландыш. Но если этот мужик действительно был у нее до меня, то это явно какая-то нездоровая хуйня, потому что между ними минимум лет пятнадцать разницы, а значит, ему было крепко за тридцать в то время, когда Вика только-только закончила школу.
Желание оторвать ему яйца крепнет буквально с каждой секундой.
– Я знал ее отца, – поясняет мужик. – Коля всегда был… непутевым. Но дочку любил. Попросил меня присматривать за ней. Наверное, чувствовал, что плохо кончит.
Родители Вики разбились на машине – на полном ходу тачка просто влетела в бетонное заграждение и обоих пассажиров буквально раздавило, потому что в старом «Жигуленке» не было и не могло быть даже элементарных подушек безопасности на такой случай. Вика никогда не любила рассказывать об этом – бабушка была ее единственной семьей и, как я теперь знаю, единственным живым существом, которое она искренне любила. Я даже толком не знаю, сколько Вике было лет, когда все это случилось, но ее бабушка однажды обмолвилась, что из-за случившегося она плохо сдала выпускные экзамены из средней школы. Значит, не больше четырнадцати.
Мои кулаки сжимаются сами собой, стоит представить причину, по которой Вику так напугало это «восстание из прошлого».
– Она ничего не рассказывала о друзьях отца, – говорю максимально сдержано, хотя внутренности разрывает от желание схватить его за шиворот и пинками выколотить признание.
– Я не удивлен. – В голосе Егора звучит снисхождение.
– Для этого есть причина?
– Ну… как бы это помягче сказать. – Он мнется, как будто набивает цену своему будущему откровению, потом достает сигарету и закуривает, задумчиво глядя вдаль. Но образу «глубокой печали» категорически мешает взгляд, который Егор то и дело бросает на часы.
– Можно сказать как есть.
– Дело в том, что Вика всегда была… впечатлительной. А Николая трудно было назвать заботливым отцом. Хоть о покойниках нельзя плохо вспоминать, но он был тем еще козлом. Поэтому Вика… В общем, она всегда была жадной до чужого внимания, особенно мужского. Как уличная собака: погладишь – и она уже преданно смотрит в глаза.
– Типа, влюбилась? – перебиваю его рассуждения.
Егор кивает.
Почему я не удивлен, что все его «неохотные откровения» в конечном итоге сведутся к тому, что в Его Великолепное величество однажды влюбилась впечатлительная дурочка, а он приложил максимум усилий, чтобы их отношения не вышли за рамки дружеских. Хотя что-то мне подсказывает, что насчет второй части своего предположения я пиздец как ошибаюсь.
– С ней все будет в порядке? – Разделавшись с сигаретой, Егор опять заводит старую пластинку о глубоком беспокойстве.
Он меня, по ходу, совсем за дебила держит, раз думает, что я поведусь на такой откровенный пиздеж.
– А в чем, собственно, дело? – спрашиваю и внимательно слежу за реакцией этого сердобольного седого козла.
Хотя нутром чую, что меня эта херня вообще не должна парить, как и все, что касается Вики. Вдруг у нее тут на горизонте образовался старый «новый» спонсор.
Я в который раз за день напоминаю себе, что меня не должно парить, как и с кем Вика устроит свою личную жизнь. Но сколько бы раз я не повторял эту херовую мантру, она ни черта не действует, даже наоборот – мне все сложнее подавлять искушение все-таки открутить этому «Егору» башку. Или яйца. А еще лучше – весь комплект. На всякий случай.
– О, вы типа… пара? – Егор достает еще одну сигарету, зажимает ее между пальцами, но так и не подносит зажигалку.
– Мы, типа, коллеги, – выбираю самую сухую формулировку из возможных.
Он как будто собирается что-то сказать, но после очередного взгляда на часы, резко спохватывается, желает Виктории скорейшего выздоровления, мне – хорошего дня, и буквально бегом бежит до припаркованного на больничной стоянке авто. Нормальная такая тачка, и тот факт, что садится этот хер не на водительское сиденье, тоже о многом говорит. Пытаюсь разглядеть номер, чтобы потом откопать, что за Егор такой, но опять себя останавливаю.
Это вообще не должно меня парить.
И чем скорее я вытравлю Вику из печенок – тем лучше.
Нужно поскорее разгрести основной пласт проблем «Гринтека» и свести на нет все наши с Викой возможные контакты.
Глава тридцать вторая: Вика
– Вот, – доктор протягивает мне рецепт с длинным перечнем лекарств. – Читайте внимательно, там есть дозировки и схема приема. Все можно купить в нашей аптеке. И вам нужно хорошо высыпаться, девушка, нормально есть, соблюдать водный…
Она продолжает говорить, но я даже не пытаюсь сосредоточиться на ее словах.
В голове мелькает лицо Егора, а мысли все время крутятся вокруг вопроса – почему именно сейчас?! Почти семь лет прошло, последние годы я вообще о нем не вспоминала, и все было в порядке. Но стоило пару раз о нем подумать – и пожалуйста, я сталкиваюсь с Егором в том месте, где мы точно никак не могли бы увидеться!
Вселенная, может, хватит уже запускать в меня бумеранги?
– Спасибо, ага, да, – бормочу в ответ на слова докторши и двигаю в сторону двери.
Но когда берусь за ручку, все-таки делаю паузу, потому что там, снаружи, стоит Лекс. Он наверняка будет что-то спрашивать. Даже, скорее всего, язвить и отпускать едкие комментарии. А мне совершенно нечего ему ответить.
Придумав на ходу историю про старого знакомого (не будет же Лекс, в конце концов, выпытывать у меня правду каленым железом), осторожно открываю дверь, выглядываю наружу.
Лекс стоит спиной, около окна. На удивление без телефона на этот раз. Неужели драгоценная Эстетка может прожить без его сообщений целых пять минут? Украдкой глазею по сторонам, чтобы убедиться, что Егор окончательно исчез с горизонта – его нигде нет, но ощущение тревоги почему-то становится только сильнее.
– Что там у тебя? – слышу голос Лекса, который успел повернуться ко мне и разглядывает листок с выписанными лекарствами, который я как раз пытаюсь спрятать в сумку.
– Витамины, – бросаю первое, что приходит на ум. Проклятая сумка никак не хочет открываться, потому что после встречи с Егором пальцы до сих пор предательски дрожат. – Мне это не нужно.
– Именно потому, что тебе это не нужно, ты чуть не упала с лестницы, – в уже привычной грубоватой манере бубнит он.
Пытается забрать рецепт и получает его почти без борьбы. Потом как будто пытается взять меня за руку, но мы так синхронно одергиваемся друг от друга, что ограничивается поддержкой под локоть. Ведет меня до выхода, усаживает в машину и возвращается в больницу.
Егора поблизости тоже не видно, и его машину – белый седан японского бренда – тоже не замечаю. Хотя, столько лет прошло, он мог как минимум поменять машину, как максимум – приобрести еще одну. В последние месяцы нашего «общения» из-за загруженности на работе он мог пропадать на несколько суток, сваливал все на очень важный бизнес-проект, в который вложил все свои активы, и что если проиграет – обанкротится быстрее, чем я успею чихнуть.
Я прикусываю палец, на мгновение забыв про свой идеальный маникюр.
Нужно просто относится к этому как дерьму, которое, как известно, случается. Ничего страшного не произошло, мне уже давным-давно плевать и на этого человека, и на ту историю. Я была молодой, наивной и глупой. Да меня бы кто угодно вокруг пальца обвел, а как сказал тогда сам Егор: «Тебе повезло, что это был я, а не какой-то сукин сын, который мог сделать с тобой вообще что угодно».
Дверца машины резко открывается, Лекс садится, но дверцу не закрывает. Кладет мне на колени внушительный пакет.
– Виктория Николаевна, у вас официальный выходной три дня. Увижу вас в офисе – уволю.
Потом обращается к водителю, говорит, чтобы отвез меня домой, и потом тоже может быть свободен. И покидает машину, на прощанье довольно ощутимо хлопнув дверцей.
И… все? Никаких вопросов, никаких попыток вменить мне увиливание от работы?
– Виктория Николаевна? – обращается водитель. – Назовите ваш домашний адрес.
Я сначала диктую адрес своей старой квартиры, потом вспоминаю, что теперь у меня другой «райский уголок» и называю его. Пока едем, раза три прошу не говорить Лексу, что я сменила место жительства, если вдруг он будет спрашивать. Хотя это глупо, конечно – вряд ли личный водитель, которому Лекс платит деньги, будет утаивать от него такую ерунду. Но мне спокойнее думать, что Лекс хотя бы еще какое-то время не будет знать, в каком плачевном положении я оказалась.
Домой поднимаюсь еле-еле, чувствуя себя именно так, как изображала на лестнице – уставшей и на пороге грандиозного обморока. Закрываю дверь и, плюнув на все, сажусь прямо на обувную тумбочку. Вытягиваю ноги в своих дорогих туфлях от Лоро Пиано, разглядывая идеально чистые носки.
Лекс даже про Егора не спросил. Ни слова не сказал, бровью не повел, как будто ему действительно… все равно. Нет, он и раньше никогда не был патологически ревнивым, не пытался надеть на меня мешок, не запрещал проводить время с подругами. Да я даже пару раз ездила без него на моря, и он не требовал отчет за каждую проведенную врозь минуту. Но все же, стоило вокруг меня появится телу мужского пола – сразу настораживался. А сегодня возле меня появился явно не посторонний мужчина, но Лекс вообще никак не отреагировал, не отпустил даже парочку едких шуточек, хотя теперь он отпускает их в мой адрес вообще по любому поводу.
Мои пальцы сами тянутся снова зайти на страницу Эстетки, пролистать ее идеальные фото, пересмотреть интересные не банальные посты без единой грамматической ошибки. Вспоминаю, что у меня самой никогда не хватало таланта красиво выражать мысли, и все посты за меня писала специально нанятая помощница.
Ну вот, теперь у Лекса появилась настоящая правильная женщина – такая, как он всегда хотел: много читает, много думает, не боится выражать непопулярное мнение.
Я чувствую такую едкую зависть, что жжет во рту.
Пакет, который всучил Лекс, падает на пол и я с некоторым удивлением вижу, что из него вываливаются не только коробочки с лекарствами и БАДы, но еще и мандарины, пара бутылочек с витаминизированным тоником, шоколад. Черный, с орехами и цедрой лимона – как я люблю. Где он вообще успел все это достать?
Да блин же.
– Не вздумай реветь из-за этого придурка, – уговариваю себя, потому что глаза буквально на мокром месте. – Он это сделал потому что боится иска. Считает меня корыстной расчетливой стервой и перестраховывается. Ничего личного – просто бизнес.
Отношу все это на кухню. Она настолько микроскопическая, что стоя в центре, можно запросто дотянуться и до плиты, и до холодильника, и до обеденного стола. Раздеваюсь и оставляю вещи прям здесь. Хорошо, что успела прихватит вместе с вещами и свой любимый теплый плед из шерсти альпаки. Заворачиваюсь в него до самого кончика носа, а потом, подавшись порыву, нахожу в телефоне номер той девушки, которая помогла мне в супермаркете и пишу ей сразу несколько сообщений – здороваюсь, спрашиваю как дела, а в конце оставляю короткое: «У меня был максимально хреновый день».
Пока она отвечает, успеваю заварить дешевый кофе, но потрясающая шоколадка полностью перекрывает его дерьмовый вкус.
Кэт: Что случилось?
Кэт: У меня тоже чего-то не особо гладко на личном фронте.
Викуля: Мой новый босс, по совместительству мой бывший, сегодня меня поцеловал. А потом я встретила еще одного бывшего, которого не видела кучу лет.
Викуля: А что у тебя?
Кэт: Твой босс просто козлина! Накатай на него заяву, это же сексуальные домогательства в чистом виде! Такие вещи нужно предавать огласке, иначе женщины в нашем обществе и дальше будут молчать, когда над ними издеваются мужики!
Я пишу длинное сообщение о том, что в общем, у нас все сложно, и даже начинаю расписывать, как он потом по-рыцарски на руках отнес меня в больницу, но в этот момент Катя присылает длинное сообщение со своей историей. Ее парень, с которым она уже полтора года, внезапно начал часто отменять встречи и задерживаться на работе, и все это началось примерно в то же время, когда вернулась его бывшая. Она щедро разбавляет предложения громко смеющимися смайликами, но это как будто только еще больше подчеркивает, как сильно ее беспокоит происходящее.
Викуля: Что за говнище!
Викуля: Обычно я так не выражаюсь, но других слов у меня просто нет. Ты не пробивала, может, сейчас какой-то парад планет что ли, что вся нечисть бодрствует?
Кэт: Ретроградный Меркурий, прикинь!
Мы обмениваемся парой картиной на эту тему, пишем друг другу слова поддержки и утешения, а потом Катя быстро набирает, что вернулся ее парень и она пошла устраивать ему взбучку. Желаю, чтобы ее рука со сковородкой была тверда и справедлива, и нехотя закрываю переписку. Дожила – в жизни черте что творится, а даже пожаловаться некому, кроме малознакомого человека.
Быстро готовлю себе омлет – чуть ли не единственное блюдо, которое умею готовить почти без последствий для желудка и сковородки, беру из холодильника консерву с кошачьим кормом и пробираюсь на балкон, пока там нет Бармалея. Вываливаю ему сразу половину, проверяю, чтобы в миске была свежая вода и успеваю сбежать до того, как на перилах появляется его усатая бандитская морда.
Через час Катя присылает мне фото роскошного элегантного букета и сочных стейков на тарелках. И делает приписку: «Вот что сковородка мозгоправная делает!»
Я улыбаюсь, чувствуя за нее искреннюю радость, словно мы дружим уже лет сто.
Самой мне, похоже, ничего из этого в ближайшее время не грозит.
