Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)
Глава двадцать седьмая: Вика
Я забегаю в туалет и закрываю за собой дверь, дважды проверяя защелку.
Плевать, что внутри четыре кабинки и на этом этаже он – единственный, куда может сходить справить нужду женская часть сотрудников. Я должна найти хоть какое-то уединение, где никто не будет таращиться на меня змеиными глазами, шипеть в спину и высказывать пространные рассуждения на тему отношений «нового босса с женой бывшего босса». Для всех этих кумушек, которых хлебом не корми – дай разнообразить свои серые будни обсасыванием проблем проблем в чужих трусах, все утреннее заседание – просто царский подарок.
Я отвинчиваю кран до упора и просто смотрю, как тугая струя воды колотит об кремовый мрамор раковины с такой силой, что брызги долетает до моего раскаленного лица. Почему-то стыдно смотреть на себя в зеркало. Я не сделала ничего такого, но в горле стоит ком, как будто меня застукали на попытке стащить штаны с почтенного отца семейства.
Я сделала ровно все, чтобы ничего такого не произошло – проследила, чтобы дверь была открытой, выдерживала дистанцию между нами и даже пыталась соблюдать деловой тон общения и проклятое «выканье». Хоть с учетом нашего с Лексом прошлого, все это смотрелось до смешного нелепо. Но я правда старалась!
Как, черт подери, ситуация снова вышла из-под контроля?!
Сую ладонь под ледяную струю и жду, пока пальцы станут деревянными – легкая колющая боль под кожей помогает сосредоточиться и мысленно отмотать наш с Лексом разговор до исходной точки. Сейчас, по горячим следам, в моей памяти настоящий провал размером с Мариинскую впадину между тем, как он сказал, что не собирается делать мне поблажки и вытянутой рожей Павлова, взявшейся вообще непонятно откуда. И где-то во всей той мешанине, я отчетливо чувствую поцелуй.
Нахальный, дерзкий.
Почему-то со вкусом крепкого кофе.
И… такой развязный, как будто это была вступительная сцена для порноролика с рейтингом «строго для опытных зрителей».
Я, наконец, поднимаю взгляд и таращусь на свое отражение в зеркале, пытаясь понять, где же в этой раскрасневшейся девице с растрепанными волосами и припухшими губами – я. Это какая-то другая Виктория – смущенная, растерянная. Сбитая с толку. Не контролирующая вообще ничего.
Когда он успел подойти ко мне так близко, что я не успела среагировать и снова позволила Лексу наброситься на меня, как на свою собственность?
Во рту до сих пор ощущается вкус крови, когда я, в приступе злости, прикусила его за язык. Хотя, кого я обманываю? Это был почти невинный «клац» зубами, похожий на тот, которым кошка, заигравшись, иногда прикусывает руку хозяина. Я как будто… просто хотела раззадорить Лекса еще сильнее, подстегнуть полностью взять меня под контроль.
Даже сейчас, когда первый мандраж прошел и в голове постепенно восстановилась хронология событий, я чувствую его руку на своем бедре. Твердый пальцы, которые недвусмысленно дергали вверх упрямую юбку. И кровь снова приливает к щекам, когда вспоминаю, что в тот момент я точно не думала о том, как бы так извернуться, чтобы двинуть Лексу по яйцам.
Я хотела, чтобы он просто развернул меня к стене, сорвал проклятую юбку и…
– Эй, кто это вообще такое?! – В дверь туалета раздается нервная барабанная дробь кулаков.
И возмущенные женские голоса уже почти что линчуют того, кто нагло и в одно лицо узурпировал унитазы и раковины. Я быстро поправляю одежду и прическу, задираю голову, мысленно отсчитываю до трех и выхожу, на ходу прорубая себе путь в плотном кольце женски тел. Среди них, кстати, обладательница купленной в кредит груди, и она смотрит на меня так, будто это я, а не она, вложила кучу бабла в то, что даже нельзя выставит на всеобщее обозрение.
– Не успела появиться – уже права крутит, – слышу недовольное ворчание в спину.
– Долго она здесь все равно не продержится, – говорит другая.
Я бы и рада побыстрее уйти, чтобы не слушать пересуды этого серпентария, но ноги до сих пор не слушаются. Если попытаюсь переставлять быстрее эти деревянный не гнущиеся палочки, то рискую просто растянуться у всех на виду и стать еще большим посмешищем.
– Ну, как сказать, – растягивает гнусавый женский голос. – Если бы у меня была такая фигурка и личико, я бы через месяц стала генеральным директором.
– Только наша Виктория Николаевна – жена брата нового Большого начальника. А кем она была до этого – ты в курсе?
– Нет, а что?
– О, да ты вообще…
Я, наконец, добираюсь до поворота и сворачиваю за угол, где этих скоро уже не видно и, слава богу, не слышно. За эти три года я каких только версий наших с Лексом «отношений» не слышала – и что я сделала аборт ради того, чтобы выйти замуж за Марата, и что своими руками испортила тормоза в машине Лекса. И даже что перевела деньги с его счетов – на свои, оставив «несчастного инвалида» буквально без средств к существованию. И если вдруг женсовет «Гринтека» придумает что-то новенькое – мне это вообще не интересно.
Как учила гуру на курсах «Самооценки»: то, что я сама о себе не думаю – не мое и ко мне не липнет.
Выждав, пока в моем коридоре покажется первая живая душа – к частью, мужчина и примерно мой ровесник – останавливаю его вопросом, где тут кабинет директора по экономическому развитию. Говорю, что заблудилась, потому что это в принципе близко к правде, даже если истинная причина моего вопроса – полное непонимание того, где мой кабинет и есть ли он вообще.
Парень, немного оторопев, тычет пальцем мне за спину.
Там дверь.
– Этот кабинет? – переспрашиваю на всякий случай. Еще не хватало ввалиться на чужую территорию и снова опозориться.
– Н-н-ну, да, – заикается парень.
Я благодаря его улыбкой, нажимаю на ручку и заглядываю внутрь, в просторную приемную, где за красивым полукруглым столом сидит огромная, похожая на бочку женщина в здоровенных очках, сером кардигане и накинутой на плечи вязаной шали, хотя на улице тепло. Она мерит меня подозрительным взглядом.
– Вы к кому, девушка? – Голос у этой странной, словно сошедшей со страниц старых английских детектив женщины, тоже неприятный. Как будто царапающий.
– Я Виктория Николаевна Яновская, – называю свое имя внятно и четко, надеясь, что на этом все вопросы будут исчерпаны, а эта женщина, наконец, приступит к прямому исполнению своих служебных обязанностей. Если это мой кабинет, то, стало быть, она – моя личная секретарша и должна как минимум сварить мне вкусный кофе.
Но она даже не думает вставать. Просто еще немного приспускает очки на кончик носа. Потом делает пару кликов мышкой и в наш разговор вклинивается механическое жужжание принтера. Она протягивает мне напечатанный лист.
– Ваше расписание на сегодня, – сообщает с таким видом, словно проделала титанический труд.
Это список из тринадцати пунктов.
Тринадцати, боже.
Я пробегаю по нему глазами, надеясь увидеть в списке обед и парочку перекусов, но нет – это полноценные пункты, среди которых масса непонятных слов. Слава богу, среди всей этой «красоты» нет пункта: «ОТдаться Большому боссу трижды».
Бр-р-р!
Меня передергивает от одной мысли о том, что пару минут назад язык Лекса хозяйничал у меня во рту, а я еще и находила это весьма… приятным. Точно все от стресса от недосыпа, так что во избежание подобных «сбоев» нужно сделать все, чтобы минимизировать наши с Лексом встречи в пределах пяти метров.
– Вы свое имя мне сами назовете или мне лучше поинтересоваться в отделе кадров? – спрашиваю свою помощницу. Но мысленно делаю зарубку избавиться от нее как можно скорее. Не представлю, что каждое утро меня, в своей собственной приемной будет встречать такое кислое лицо.
– Бовт Валентина Григорьевна. – Она произносит свои имя таким тоном, будто делает мне королевское одолжение.
– Хорошо, Валентина Григорьевна. А теперь сварите мне американо со сливками и с одной таблеткой сахарозаменителя.
– У нас нет сахарозаменителя и…
– … значит, вы купите его и позаботитесь о том, чтобы его запас не заканчивался, – перебиваю я.
– … и в мои обязанности не входить варить кофе, – с каменным лицом продолжает она, как будто все, что я только что сказала, действительно ее не касается. – Я занимаюсь входящими письмами и составлением вашего графика. Остальное, Виктория Николаевна, вам придется делать самой. Кофейный автомат в коридоре, направо, потом налево и до конца.
– Кофейный автомат? Я же…
Когда два года назад я впервые пришла на собрание акционеров и нас угостили тем ужасным напитком туалетного цвета, который язык не повернется назвать «кофе», я потратила кучу времени и сил, чтобы закупить нормальные кофемашины и заключить договора с надежными поставщиками хорошего кофе. Марат сразу сказал, что его такие мелочи не интересуют и отстранился, но я точно знаю, что все кофемашины были поставлены и подключены. Да я лично пару раз заезжала, чтобы проверить, все ли работает.
– Полгода назад, – как будто прочитав мои мысли, бесцветно сообщает Валентина Григорьевна. – Марат Эдуардович распорядился, чтобы технику демонтировали, потому что еще в декабре мы прекратили договор с поставщиками кофе, а проводить техобслуживание не работающих кофемашин стало слишком нерентабельно.
Я закатываю глаза и издаю протяжный злой стон. И плевать, что его могут услышать даже в коридор. Почему буквально все, за что бы я ни взялась – либо продано, либо не работает? Этот тотальный «северный пушной зверь» когда-нибудь вообще закончится?!
– Если меня будут спрашивать – я впала в спячку! – говорю в сердцах, хватаю свое расписание и захожу в кабинет.
Закрываю дверь.
На всякий случай осматриваюсь, чтобы убедиться, что хотя бы здесь меня не подстерегает очередное несчастье с топором. Но единственное, чего мне стоит опасаться – тонны пыли, которая буквально стоит в воздухе как плохой фотофильтр. Я моментально чувствую першение в носу и, повинуясь инстинкту, распахиваю настежь окно. Высовываюсь туда, чтобы сделать пару глотков чистого воздуха, разворачиваюсь и предпринимаю еще одну попытку осмотреть кабинет. На столе, заваленном бумагами и папками, стоит чашка, рядом с которой валяются фантики от конфет и выпотрошенная пластика валерьянки. Пара массивных полок в углу, на которых стоят какие-то непонятные книги. Судя по названиям – написанные еще до того, как плохой метеорит убил динозавров. На красивой кованной стойке около окна – горшки с абсолютно высохшими растениями. Теперь практически невозможно угадать, что в них раньше жило, но их всех постигла одинаково жестокая участь. Поэтому я и не завожу цветы – нужно быть дисциплинированным, чтобы не забывать вовремя их поливать, пересаживать и удобрять, а некоторые еще и купать. Практика показала, что я с точностью до минуты могу помнить когда у меня маникюр или съемка, но цветок забуду полить даже если он будет ходить за мной по пятам.
Вывод из всего увиденного неутешительный – в этот кабинет не заглядывали с уборкой после того, как его владелиц уволился. Понятия не имею, что у них тут за внутренний распорядок, но что-то во всем этом нужно срочно менять.
– Почему в моем кабинете такой армагеддон? – Выхожу в приемную и широким жестом приглашаю Валентину Григорьевну своими глазами в этом убедиться.
Но она даже не шевелится – только вопросительно смотрит на меня поверху своих ужасных старомодных очков. Я несколько мгновений жду, что она все-таки выковыряет из себя хотя бы каплю совести и бросится исправлять свои косяки, но она, по-видимому, даже не пытается это сделать.
– Да там пыль столбом! – выхожу из себя и снова закашливаюсь, абсолютно не нарочно. – Цветы засохли! На столе можно рисовать картины! И грязная посуда! И все это, судя по виду, находится в таком состоянии не один месяц!
– Анна Сергеевна уволилась полгода назад, – механически говорит моя секретарша, и для солидности озвучивает точную до дня дату. – С тех пор кабинет пустует.
– Это не повод превратить его в конюшню! – Моему возмущению нет предела. Нужно сделать паузу, чтобы перевести дыхание, взять себя в руки и вспомнить, что проявлять слишком много эмоций в адрес подчиненных – очень непрофессионально.
Но эту Мадам Невозмутимость вообще ничем не прошибить. Она никак не реагирует на мой возмущенный тон, только все тем же занудным канцелярским голосом сообщает, что когда дела «Гринтек» пошли на спад, Марат распорядился уменьшить количество штатных единиц, поэтому теперь за чистотой следят всего две уборщицы.
– Две? – не верю своим ушам. – На все здание?
– Они работают день через день, – окончательно добивает меня Валентина Григорьевна.
Ну, тогда понятно, почему убирают только те кабинеты, в которых существует жизнь. Просто чудо, что в туалете порядок и отсутствуют соответствующий «аромат», в чем я лично успела убедиться. Но в любом случае это просто возмутительно – чтобы за порядком в таком огромном здании следил всего дин человек. Готова поспорить, что половину женсовета (а то и их всех!) можно уволить без последствий. Но Марат решил отыграться на самых беззащитных.
Глава двадцать восьмая: Вика
Я разворачиваюсь к двери, уже открываю рот, чтобы сказать, что собираюсь обсудить наше штатное расписание с новым собственником, но задеваю зубами ранку на нижней губе – напоминание о том, что бывает, когда мы с Лексом сходимся в лобовой атаке. Очень своевременное напоминание. Но чтобы не возвращаться, все-таки иду в коридор, чтобы раздобыть стаканчик кофе и уборщицу. Ну или костюм химзащиты, заходить без которого внутрь просто опасно для жизни.
Около кофейного автомата натыкаюсь на Павлова, который смотрит на меня во все глаза.
– Марат со мной разводится, – говорю я на тот случай, если они еще не обсудили это за мой спиной.
– Я знаю, он говорил, – бубнит Павлов. Отхлебывает кофе, мычит и выплевывает под ноги сгусток коричневой слюны. Ругается, что кофе-автомат уже месяц не могут отрегулировать, и теперь он варит не просто дрянной кофе, а коричневый кипяток.
– Учти, Саш, – не даю заговорить себе зубы, – если ты хоть кому-то разболтаешь о том, что сегодня видел – я тоже откопаю парочку пикантных секретов, которыми с удовольствием поделюсь с твоей женой.
Его лицо вытягивает до вида молодого кабачка.
– Ты же не думал, что Марат только с тобой любит посплетничать? Поверь, я в курсе абсолютно всех ваших похождений. Хочешь, покажу тебе парочку видео из личного архива Марата? Вы там, кажется, отжигаете на голой вечеринке.
Это чистой воды блеф – о тех видео я знаю только то, что они есть, потому что Марат и правда как баба любит хвастаться своими похождениями. Как будто жрать суши и слизывать васаби с голых женских жоп – апогей всех жизненных достижений, но Марату хватило ума поделиться со мной «счастьем» только в устной форме – мы же с ним, в отличие от счастливо женатого Павлова, находились в абсолютно прозрачных договорных отношениях, и мне было глубоко плевать, с кем и как проводит время мой муженек. Кроме, пожалуй, Кристины – всегда знала, что рано или поздно этой честолюбивой сучке надоест сидеть в статусе официальной любовницы.
– Марат… показал тебе видео? – Павлов так резко и буро меняется в лице, что становится похож на тот странный электрический приборчик на ножках из мультика про космические приключения Алисы. – Мы же договаривались, что… никто… не будет… снимать.
– Только не говори, что ты всегда и во всем веришь Марату на слово, – не могу сдержать иронию. Хотя, откровенности ради, я тоже крепко недооценивала этого морального урода, за что теперь и расплачиваюсь.
– Но он же крестил… моего…
– Саш, он вытер ноги об собственного брата – такие люди врут всегда, даже когда клянутся и крестятся, в случае чего, быть чужому ребенку ближе родной матери. Но эта сторона ваших дружеских сношений меня вообще ни капли не интересует. Просто решила на всякий случай предупредить, что если ты вдруг решишь распустить язык о том, о чем не следует, я устрою тебе прекрасный, грандиозный развод. А насколько я знаю Машу – она выставит тебя за порог голым и босым, а вдобавок навесит такие алименты, что ты до конца своих дней будешь штопать носки и питаться в столовой, потому что все остальное будет получать твоя бывшая жена.
– Вика, клянусь, я никому ни слова! – трясется Павлов.
Он и правда испуган, но даже если я перегнула палку – моя совесть чиста. Понятно, что они с Маратом друзья-товарищи и я в их тандеме – просто некая переменная, но он мог хотя бы как-то предупредить меня о том, что «Гринтеку» на ладан дышит и что теперь на меня навесили должность, в которой я абсолютно ни черта не соображаю. А не в последнюю минуту делать по этому поводу большие удивленные глаза.
Так, с этим разобрались. Теперь нужно сделать то, без чего я не смогу полноценно начать рабочий день – найти уборщицу и обозначить ей фронт работ.
На это уходит еще примерно пятнадцать минут – приходится побегать вверх-вниз по лестнице, пока, наконец, я не замечаю ее в одном из коридоров. Бегу навстречу и успеваю остановить неуловимую уборщицу за шаг до того, как она зайдет в кабинку технического лифта, толкая перед собой огромную моющую машину.
– Нет! – ору и преграждаю ей путь. – Сейчас вы пойдете со мной!
Эта уже весьма немолодая женщина смотрит на меня недовольным взглядом все время, пока я объясняю, что от нее требуется. Потом говорит, что у нее еще два этажа не мытые и ведра с бумагами, и еще что-то, но я буквально трижды перебиваю ее, настаивая на том, что мой личная проблема буквально катастрофического масштаба.
– Я не могу в кабинет зайти – такой там ужас! Чьи-то бумажные корзины никого не доведут до пылевой астмы, в отличие от ужаса у меня в кабинете.
С горем пополам, буквально за руку, отвожу ее до кабинета, с облегчением выдыхаю и ставлю мысленную «галочку» напротив первого выполненного пункта. Теперь мне просто необходима порция кофе, а с учетом унылого вида крохотных цифр на моем единственном живом счету, придется довольствоваться бурдой из кофейного автомата – он, по крайней мере, дешевый.
Убедившись, что поблизости меня не подстерегают сороки из женсовета, получаю свою порцию американо с молоком и делаю над собой два усилия – чтобы отхлебнуть и чтобы проглотить этот подгоревший ужас. Но ладно – от него я хотя бы прихожу в чувство и вспоминаю, что у меня есть еще одно дело, которым, пока мой кабинет приводят в порядок, как раз и могу заняться. Спускаюсь в кафетерий для сотрудников, выбираю пустой столик в отдалении, достаю ноутбук и, убедившись, что за мной никто не следит (включая камеры), снова вбиваю в поисковик полное имя Лекса.
Но на этот раз использую все известные мне техники отслеживания информации – в свое время, когда я еще не была известной светской львицей, но уже обскакала на этом пути других претенденток, появилось много желающих сунуть мне палки в колеса. Чего они только не делали – и создавали фейковые страницы, где от моего имени выкладывали чуть-ли не порно, и писали оскорбительные посты, и делали откровенные провокационные вбросы. Пришлось научиться отслеживать информацию и оперативно ее подчищать.
Но даже потратив на расследование полчаса, у меня в итоге есть только одна зацепка – несколько личных страниц в социальных сетях, которые так или иначе имеют отношение к упоминаниям Лекса в необъятном море информации. Ну точнее, таких страниц было около десятка, но путем тщательного анализа и отсеивания, осталось только две.
Обе принадлежать женщинам.
И обе, как нарочно, все равно крайне малоинформативны. Потому что одна вообще закрыта и там на аватарке вообще фото со спины, а другая, хоть и открыта для всех, но ведется в виде а ля «городская эстетика», на котором разные красивые фотографии архитектуры, разбавленные крайне редкими частями тела хозяйки страницы, без единого намека на то, как выглядит она сама.
Если честно, даже несмотря на предвзятое к ней отношение, чем больше я разглядываю ее фотографии – тем более красивыми и стильными они мне кажутся. Всегда в тайне мечтала вести такую же страницу, но в плане способности поймать красивый кадр, я полный и безоговорочный рукожоп. Чего не скажешь о девушке Лекса.
«Ну или она просто пользуется услугами платных фотографов, как будто ты одна так делаешь! – Моя внутренний голос не упускает случая плюнуть ядом. – Да и вообще, с чего ты решила, что это ее страница? Просто потому что нет других вариантов?»
Допиваю кофейную бурду, фыркаю от гадостного вкуса во рту и пересматриваю все ее сохраненки в «Актуальном». Тут уже интереснее – больше коротких видео, больше повседневной информации. И хотя она по-прежнему тщательно хранит свое инкогнито, у меня есть места, в которых она была. Точнее – и самое главное! – заграничные поездки. На странице Лекса такие тоже есть. И хотя их значительно меньше, но я хотя бы могу сопоставить даты.
В марте прошлого года Лекс был в Греции – у этой Эстетки есть фото оттуда в те же даты. Потом она летала в Токио, но у Лекса ни на какой Токио даже намека нет. И в Майами он тоже не был, хотя Эстетка тусила там целых три недели, и в сохранном у нее просто сотни всячины из этой поездки. Дальше – снова Греция, но уже другой отель и снова без Лекса.
Может, я все-таки ошиблась?
В глубине души я даже надеюсь, что эта девушка не будет его пассией. Потому что надеюсь, что девушка Лекса какая-то… лишенная вкуса серая мышь, которую я, в случае чего, с легкостью уберу с арены его жизни. Потому что Эстетка как минимум не дура – пишет классные интересные посты, читает много книг, любит артхаус и не стыдится признаваться в любви к старой музыке, в отличие от меня. Такая женщина может серьезно зацепить мужчину, а тем более – такого долбаного умника, как Лекс. Он же тоже любит весь этот старый американский рок, черно-белые фильмы и книги английских классиков, ни одну из которых я так и не осилила дальше десятка страниц.
Черт, Эстетка, даже если она в итоге окажется просто случайной прохожей, точно походит Лексу больше, чем я.
Но потом у нее остается еще одна поездка – буквально месяц назад, в Лондон. И Лекс тоже там был. И хоть я снова не нахожу ни намека на совместные фото или отметки друг друга, одно неоспоримое доказательство у меня все-таки есть.
Одна и та же фотография.
Она есть у Лекса, и она же есть в «актуальном» у Эстетки. Это набережная Темзы, и это не просто похожий ракурс (как часто бывает на туристических фото) – это действительно одна и та же фотография, потому что в кадр попали те же птицы, на том же месте.
Я откладываю телефон, пытаюсь выцедить из опустевшего стаканчика еще хотя бы глоток кофе, но и он, как назло, закончился.
Вот же гадость какая.
