Текст книги "Пылающая комната"

Автор книги: Артем Литвинов

Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

Часть вторая

1

По стенам комнаты бежало пламя, ровными, не гаснущими волнами, сверху вниз, оно горело яростным алым светом, не дававшим жара. Стены причудливо изгибались, это был помещение в форме пылающего сердца, и стол, стоявший посередине, точно повторял его очертания. В комнате все было красным, тяжелое дерево, из которого была сделана столешница и покрывающий ее странный материал с коротким чуть заметным ворсом, огромные кожаные кресла, ковер на полу. Единственное, что выделялось на этом огненном фоне, это черные мундиры, собравшихся здесь. Идеально подогнанные к фигуре черные кителя с золотыми погонами и красные отметины знаков различия на груди. На столе не лежало ничего, только у места председателя, на единственном углу стола, стоял высокий хрустальный стакан с водой, выглядевшей очень холодной.

Тот, кого Стэн Марлоу безусловно опознал бы, как Джеймса Торна, оглядел присутствующих и произнес:

– Я прошу Центуриона, который в данный момент выполняет функции Куратора, доложить все по порядку, с самого начала. Хотя все прекрасно осведомлены об обстоятельствах нашего дела, я считаю необходимым еще раз выслушать все целиком. Возможно, это поможет нам точнее скорректировать наши действия.

Куратор встал, отвесил собравшимся короткий церемонный поклон и начал:

– Как нам всем известно, накладки преследовали нас с самого начала. Так долго ожидавшееся нами рождение Имеющего Силу, которого я в дальнейшем буду именовать Кецаль, и его Проводника произошло в разных местах и социальных слоях, что затрудняло или делало почти невозможной их встречу. Практически сразу нашим целям начали препятствовать с Той Стороны, если вы помните, Кецаль чуть не погиб в возрасте пятнадцати лет, в то же время, Проводник, которому тогда было десять, перенес тяжелейшую форму пневмонии, так же угрожавшую его жизни, – собравшиеся покивали, – когда же Кецалю исполнилось двадцать шесть, только жертва, которую принесла, к сожалению, не присутствующая здесь госпожа Беатриче, спасла его от участи, которая пострашнее, чем смерть. В конце концов, ценой невероятных усилий, нашему уважаемому Художнику удалось создать ситуацию, в которой Проводник покинул Англию и оказался в нужном нам месте. Нам еще очень повезло, что Та Сторона и Даймон, в частности, не знали о его существовании, хотя и имели контакты с Звездочетом, у которого он тогда жил. Я крайне сожалею, что нам пришлось использовать этого человека, но выбора не было. – Куратор, словно ожидая возражений, обвел всех тяжелым взглядом. Никто не возразил, только Конрад, развалившийся в своем кресле, шевельнулся, скорее всего потому, что сидеть на одном месте, не двигаясь, было вообще не в его привычках. – Итак, что же происходит дальше? Даймону все-таки удается подобраться к Кецалю, и он начинает приобретать на него определенное влияние, хотя мы все прекрасно понимаем, что никто, кроме Проводника, не в состоянии сказать, что действительно может вести Имеющего Силу. – Хауэр позволил себе короткую ухмылку, Конрад глянул на него и подавил ответную. Куратор невозмутимо продолжал. – Даймон ведет Кецаля к Звездочету. Его цель абсолютно ясна. Звездочет должен был окончательно разрушить и без того неустойчивую психику Кецаля. Всем вам известно, что если Имеющий Силу остается без своего Проводника, он достаточно скоро погибает, мучимый ничем не подтвержденной идей своего мессианства. Особенно, если мы учтем, что Посвящение они могут пройти только вдвоем, а непосвященный Избранный не может долго существовать среди людей. Кецаль был и так достаточно измучен своей беспорядочной жизнью и бесплодными поисками второй составляющей, что неисполнимые обещания Звездочета только подтолкнули бы его к безумию. Но тут Даймон сыграл нам на руку. Они встретились. Я не могу не отметить, что оба действовали с поистине маниакальным упрямством, преодолевая психологические, социальные и моральные барьеры в стремлении друг к другу.

– Да, мне особенно понравилось с запиской. – проговорил Конрад, усмехаясь. – Я такого детского сада давно не видел. Спасти его он решил. Просто чудо какое-то.

Все посмеялись, даже Куратор позволил себе улыбнуться.

– Так или иначе, они сблизились с достойной уважения при их разности быстротой. Скорость их продвижения по ступеням Посвящения мне тоже кажется необыкновенной и очень многообещающей.

Хауэр хмыкнул.

– Да, сказал он, – но их методы…

– Себя вспомни, – посоветовал ему Конрад, заработав тяжелый взгляд со стороны председателя.

– Я прошу вас быть серьезней – заметил он.

Конрад привстал и поклонился.

– Прошу прощения, Архангел. Прошу прощения, мой друг, продолжайте, мы все внимание.

– Их методы вполне безумны, но никогда еще не рождалось Пернатого Змея такой силы. Вы же помните, что это заметно даже тем, кто не посвящен, но обладает видением.

– Эту девочку давно надо было взять к себе. – буркнул тот, кого называли Художником. – Она сойдет с ума или умрет, если мы не займемся ей.

– Я помню об этом, – ответил председатель.

Куратор подождал, не хочет ли кто-то еще взять слово, и продолжил.

– Даймон поздно спохватился, мне удивительно, как долго он не мог понять, кто является проводником. Но, поняв и заручившись помощью Лисицы, он продолжал чинить нам препятствия всеми доступными ему способами, в том числе организовав ту травлю, о которой вы уже осведомлены. Оба Проходящих Посвящение пытались перейти Грань в тот момент, когда опасность их потерять была наиболее велика. Я хочу выразить свою благодарность Крылатому и Мастеру за их своевременное и неоценимое вмешательство. – Конрад и Хауэр кивнули. – Итак, что мы имеем на данный момент? Оба находятся под подозрением, Даймон, очевидно, отчаявшись их разлучить, пытается погубить их физически, однако именно в этом экстремальном случае мы и можем добиться успеха. Ситуация такова, какой мы ее планировали. Именно сейчас они могут наконец задействовать свою истинную силу. И мы обязаны спровоцировать их на это, применив даже самые жестокие меры. Сейчас, как я понимаю, наступает тот момент, когда я и присутствующий здесь Художник, Куратор Проводника, должны передать свои функции Основной Паре, проводящей Посвящение. Архангел, я закончил.

– Благодарю, Куратор. – кивнул председатель. – Кто-то хочет добавить?

– Разрешите, – привстал Хауэр.

– Говорите, Мастер.

– Я прошу уважаемое собрание позволить нам с Крылатым действовать дальше на свое усмотрение. Эта ситуация очень похожа на ту, в которой когда-то мы находились. Я считаю, что необходимо провести их через то же Посвящение Высшей Ступени, которое проходили мы.

– Вот-вот, – подал голос с места Конрад, – особенно если учесть, что они сами пошли по пути Большого Огня.

На живом лице Художника отразились страх и недоумение. Председатель чуть свел брови. Куратор спокойно взглянул на Конрада.

– Я согласен. Я собственно и хотел сказать, что мы не должны занижать планку.

– Но… – растерянно произнес Художник, – Проводник… мальчик еще так молод, я не уверен, что он выдержит весь этот ужас, да и Кецаль, он иногда перегибает, вы же понимаете…

Конрад посмотрел на него насмешливо. Художник замолчал, страдальчески заломив брови.

– Решено. Действуют Мастер и Крылатый. – подвел итог председатель. – Функции Центуриона остаются без изменения. А вас, Художник, я попрошу воздержаться от вмешательства. Все свободны.

Дневник Стэнфорда Марлоу

28 октября 2001

Когда я вошел в довольно темное помещение, выполнявшее, по-видимому, функции рабочего кабинета господина Хайнца, я увидел то, что и положено видеть в комнате полицейского – стеллажи с папками, газетные вырезки на стене справа, компактный стол с компьютером, маленький низкий столик с пепельницей серебряным кофейным набором и двумя креслами, меня даже затошнило от этой стандартно-аккуратной обстановки. Но когда я глянул в другую сторону, на секунду мне показалось, что я ошибся, но нет, я видел то, что видел, на стене слева висел внушительных размеров портрет Зигмунда Фрейда. Его присутствие в кабинете полицейского не поддавалось никакой мотивации, вероятно это была просто экстравагантная прихоть хозяина и ничего более. Хайнц сидел и резво стучал по клавиатуре, похоже, он спешил допечатать и отослать какой-то отчет или что-нибудь в этом роде, поскольку, учтиво поздоровавшись, он попросил меня присесть, налить себе кофе и подождать минут пять. Через пять минут он встал и присоединился ко мне. Теперь я мог его рассмотреть с достаточно близкого расстояния. Он был темноволосым, с красиво вылепленными чертами лица, в которых было что-то восточное, черные глаза блестели холодно и любопытно. Я пытался вспомнить на кого же он похож, он сильно напоминал мне кого-то.

– Отменный кофе, – прервал он мои размышления этим ничего не значащим замечанием, его тон был весьма дружелюбный, – великолепный кофе, господин Марлоу.

Я кивнул и посмотрел на него выжидательно. Перед тем, как войти сюда, я еще раз повторил себе основное правило, говорить как можно меньше, а если можно, то не говорить вовсе.

– Да, вы не стесняйтесь, – продолжал, не обращая внимание на мой настороженный взгляд, – пейте, а то я Кэтрин скажу пирожных принести, дело-то, как вы сами понимаете, деликатное и запутанное, – он едва заметно усмехнулся, – вы меня правильно поймите – я вас не подозреваю, но я должен с вами побеседовать.

Его речь подействовала на меня успокаивающе. По крайней мере, я мог рассчитывать на свое право отвечать или не отвечать ему по своему усмотрению.

– Давайте начнем с самого начала, – предложил он, – начало в этом деле не менее важно, чем его печальный финал. Итак, я хотел бы узнать, ваше полное имя и возраст, а так же то, каким образом вы оказались в этом городе.

– Мое имя – Стэнфорд Марлоу, мне 23 года, – я сделал короткую паузу и добавил, после глотка кофе, – я приехал сюда четыре года назад.

– Вот как? – он изобразил на лице искреннее недоумение, – вы должно быть успели освоиться со здешними обычаями?

Его вопрос поставил меня в тупик, я не понимал, о каких обычаях идет речь и не было ли подвоха в этом вопросе.

– Не думаю, – ответил я.

– Жаль, – сказал он, – ну, да это неважно, а что, собственно, привело вас в наш город? Вы ведь родились в Манчестере.

– Да, – согласился я, – я из Манчестера, но…

– Что но…? – он поднял свои удивительной правильной формы черные брови.

– Мне пришлось поменять место жительства, – уклончиво ответил я.

– Это бывает, – заметил он с пониманием, – а как вы познакомились с покойным господином Шеффилдом?

Он смотрел на меня с холодным любопытством и понял, что мое замешательство от него не ускользнуло.

– Я обязан отвечать на этот вопрос?

– Это в ваших интересах, – подтвердил Хайнц.

– У меня не было возможности заплатить за билет, и господин Шеффилд одолжил мне немного денег.

– Это был великодушный поступок, любой на его месте поступил бы также, – он улыбнулся, – вы встречались с ним раньше?

– Нет, я первый раз видел его, – совершенно честно сознался я.

– Тем более достойный поступок, – в его напоре на этическую сторону поступка Генри было что-то издевательское, – но как же вы оказались в таком плачевном положении?

– Это, я думаю, не имеет отношения к делу, – возразил я, – у меня были проблемы.

– Да, да, – согласился он, – вы можете не говорить, если не хотите, а как чувствует себя господин Харди?

– Он прекрасно себя чувствует, – отрезал я, боясь, что он попытается вывести меня на разговор о Крисе.

– Какая неожиданная неприятность, – сказал он, покачав головой, – молодой, в сущности, человек, преуспевающий и так опрометчиво рисковать своей жизнью, хорошо, что все так удачно кончилось. Кстати, вы не знаете, что его на это толкнуло?

– Понятия не имею, – ответил я.

– А я полагал, что вы довольно близки с ним, – заметил Хайнц, – знаете, я сплетен не люблю и газеты только ради криминала открываю, – он указал рукой в сторону стены с газетными вырезками, – но тут я все ознакомился с некоторыми деталями, что вы можете сказать по поводу всего шума, поднятого вокруг вашего друга да и вас тоже?

– Это обычное хамство прессы, – пояснил я, сам искренне желая верить в собственные слова, – попытка выставить на всеобщее обозрение частную жизнь в самом неприглядном свете.

– Я так и подумал, – весело ответил он, – любят они полоскать чужое грязное белье, а кому какое дело, я бы вас не спрашивал, но коли такое происшествие…

Он произнес все это подчеркнуто извиняющимся тоном.

– Вернемся к господину Шеффилду, – сказал он наконец после паузы, – вы говорите он оказал вам услугу, вам, совершенно незнакомому человеку. Он сделал это безвозмездно?

Интуитивно я понимал, что допрос ведется в какой-то не совсем обычной форме и вопросы задаются тоже не совсем стандартные, словно этот детектив решил основательно покопаться в моей жизни, используя для этого очень выгодный шанс.

– Он ничего не сказал мне, – ответил я, – мы расстались, когда сошли с поезда.

– Я так понимаю, вы не договорились о встрече?

– Фактически нет, но он мне оставил свой телефон.

– Ах, вот как! – в его темных глазах вспыхнул огонь, но ни одна черта лица не изменилась при этом. – это уже серьезно. С какой целью он сделал это?

– Наверное, с той, чтобы я ему позвонил, – довольно логично объяснил я.

– Да, но зачем?

– Я не знаю, – ответил я, и не выдержав, вынул из кармана пачку сигарет, – вы не возражаете, я закурю?

Хайнц кивнул и даже дал мне прикурить, взяв со стола тяжелую бронзовую зажигалку, роскошную и вычурную, настолько насколько может быть вычурным предмет современного быта, выполненный в стиле барокко.

– И вы разумеется позвонили? – продолжал он с живым интересом.

– Да, я позвонил, – нехотя признался я.

– Как он отреагировал на ваш звонок, господин Марлоу?

«Что за идиотское дознание», – подумал я, но вслух ответил:

– Мы встретились и он предложил мне работу.

– Какую?

– Я – художник, он предложил мне делать дизайн, чертить схемы и тому подобное.

– Вы приняли его предложение?

– Да, я его принял.

– Хорошо, очень хорошо, – с удовлетворением произнес он, – как долго вы занимались этой работой?

– Около трех с половиной лет.

– Вы жили вместе с господином Шеффилдом? – его вопрос, к которому я так старался подготовиться заранее, рассчитывая на тот ход допроса, который обычно демонстрируется в фильмах, его вопрос прозвучал в тишине комнаты просто и непреднамеренно.

– Я жил с ним, поскольку этого требовали мои обязанности, выполнение срочных заказов. – пояснил я, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

– Вы жили за городом?

– Нет, мы жили в центре, потом он купил дом в пригороде.

– Его доходы не вызывали у вас подозрений?

– Нет, – возразил я, – его заказчиками были состоятельные люди, у многих он был личным консультантом, и к тому же, ко времени нашего знакомства он уже располагал приличной суммой.

– Как часто вы выполняли свои обязанности? – наши взгляды встретились, и я почувствовал растерянность перед этими пронизывавшими меня насквозь рентгеновскими лучами. Хайнц, едва заметно улыбаясь, изучал мое лицо.

– По мере получения заказов, – ответил я.

– А как решался между вами вопрос оплаты?

Я молчал, размышляя, чтобы мне соврать, и наконец решился:

– Я получал процент от каждого заказа.

– Должно быть, это были не плохие деньги, господин Марлоу, – явно язвительно заметил он. Надо полагать, Хайнц как добропорядочный блюститель закона с презрением относился к тем, кто наживается на расхожих суевериях клиентов.

– Достаточные, – подтвердил я.

– В таком случае, может быть, вы объясните мне почему некоторые книги у господина Барнса, чей магазин находится на улице B*** вы брали в долг, а обедать вам приходилось в самых дешевых кафе? – его торжествующий тон заставил меня похолодеть от ужаса.

– Я полагаю, это мое личное дело, – ответил я, решив, что ни за что не буду открывать ему истинное положение дел.

– Вы правы, это дело вкуса, – отметил он с особым двусмысленным изяществом, – итак, вы жили с господином Шеффилдом, что вы можете сказать о его личности?

– Я не психолог, господин Хайнц, – возразил я, – мне это не понятно.

– Я вам поясню, – терпеливо и строго продолжал он, – во-первых, я хотел бы узнать не наблюдали ли вы у него склонности к суициду, тайной или явной, не было ли у него дегрессий или, напротив, приступов агрессивности?

– Я не замечал ничего подобного, – ответил я и против собственной воли, не удержавшись задал вопрос, который запретил себе задавать, – как его убили?

– Его застрелили, три пули, одна из них в голову, смерть наступила мгновенно, – заверил он меня с видом знатока. – Это было еще то зрелище, вам просто повезло, что вы этого не видели.

– Кто это мог сделать? – я продолжал задавать недопустимо дерзкие вопросы.

– У нас есть ряд вариантов, среди возможных подозреваемых находится господин Харди, ваш друг, – он с какой-то особой интонацией произнес слово «друг» и посмотрел на меня с интересом.

– Я это знаю, но он не убивал, – твердо возразил я, – он не мог его убить.

– Почему вы так полагаете?

– Потому что я знаю, Крис не такой человек, он может ввязаться в драку, но лишить человека жизни он не может.

– Я вам охотно верю, – согласился Хайнц и внимательно проследил за тем, как я зажигаю следующую сигарету.

– Кого еще вы подозреваете, если это не секрет?

– Никакого секрета, господин Марлоу, следующая кандидатура домработница господина Шеффилда, Хелен Портер. Затем ряд его клиентов, но, главное, разумеется, это вы и ваш друг.

Он снова сделал ударение на слове «друг».

– Вам вероятно предстоит очная ставка с мисс Портер, – сказал он, – я думаю это кое-что прояснит, наконец.

При мысли о том, что мне вновь придется увидеть Хэлен, мне стало дурно. Бог знает что она, тайно и безответно влюбленная в Генри, способна была наговорить на меня.

– Итак, вы жили в центре, – продолжал Хайнц, – затем господин Шеффилд купил дом в пригороде. Вы часто виделись?

– Да, каждый день, – ответил я, не понимая смысла его вопроса.

– Прекрасно, значит вы были в курсе всех дел господина Шеффилда?

– Я не могу этого сказать, у него были свои дела, о которых он не распространялся.

– Но вы знали приблизительный круг его клиентов?

– Некоторых, да, – я говорил чистую правду, – но не всех.

– Вы знаете, что господин Харди обвиняется в убийстве из мести? – он спросил об этом почти весело, как бы между прочим.

– Что значит – из мести?

– Это значит, что у него были причины и мотивы, господин Марлоу, и одной их этих причин были ваши с ним отношения, о которых достаточно открыто распространялся прессе господин Шеффилд. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Я уже сказал, что Крис не мог его убить.

– Конечно, это может быть только версия, но я должен задать вам еще кое-какие вопросы, вы готовы на них ответить?

– Я полагаю, да. – произнес я довольно твердо, но на самом деле едва мог пошевелиться от тягостного ожидания какого-нибудь подвоха.

– У вас были вполне определенные отношения с господином Шеффилдом, об этом свидетельствовала мисс Портер, я вынужден спросить вас об этом подробнее.

– Я не буду отвечать, господин Хайнц, – возразил я, догадываясь к чему он клонит.

– Вам придется ответить, господин Марлоу, – настоятельным тоном заметил он, – от этого зависит ваша собственная жизнь и жизнь вашего друга.

Он снова сделал упор на слове друг.

– Вы признаете, что состояли в любовной связи с господином Шеффилдом?

Я посмотрел в его черные, как уголь, глаза, спокойные и ироничные.

– Нет. – я произнес это с плохо скрытым отчаянием, которое вероятно не ускользнуло от него.

– Вы отрицаете это? – переспросил он.

– Да, – подтвердил я.

– На сегодня нашу беседу можно считать оконченной, – с удовлетворением сказал он, – я сообщу вам о времени очной ставки с мисс Портер. Всего доброго. – он поднялся и, кивнув мне, пошел назад к столу. Я тоже встал и поплелся к двери, не чувствуя под собой ног.

Криса я застал в крайне растерянном состоянии с контрактом в руке, он размахивал листом перед носом Майкла Флана и с горящими от ярости глазами спрашивал его:

– Ты меня подставил, да, ты с ними снюхался с JT, ты же видел что там за условие, я никогда не проверял контракты, я тебе доверял, а ты меня продал, да?

Совершенно ошалевший от этого напора и агрессивного вида Харди Микки, только открывал рот и судорожно глотал воздух, как рыба выброшенная на песок.

– Что думаешь, тебе это пройдет? – спросил Крис, нападая на него и приближаясь к своей жертве так, словно он собирался прыгнуть на грудь несчастного адвоката и растерзать его. В его движениях было что-то напоминавшее о пантере, черной, разъяренной и раненной в самое сердце.

– Подожди, подожди, – закричал я, поняв, что дело серьезное, и бросился между ними загораживая Микки от глаз Харди. – Что случилось? Объясни мне!

– Этот кретин, эта продажная адвокатская шкура, он нас подставил, Тэн, – не в силах подавить гнев, ответил Крис, – он заставил меня подписать это контракт, а там оказывается был еще пункт о рекламе, о которой мы ни слухом ни духом.

– Не было, не было, – отчаянно завопил Микки, прячась от Харди за мою спину, – я его не видел, на Библии готов поклясться…

Крисом овладел новый приступ ярости, и он попытался отстранить меня, но несмотря на всю его силу, правда была на моей стороне, я защищал слабого.

– Уйди, Тэн, – он схватил меня за плечо.

– Я тебе не дам его тронуть, можешь мне дать в морду, – я отстранил его руку, продолжая закрывать притихнувшего и приунывшего Флана.

– Да, ты что охренел что ли, – заорал он, – ты хоть понимаешь, что нам теперь платить придется из-за этой твари!

– Крис, давай выйдем, и ты мне все расскажешь, я ничего не понимаю, идем, – я потянул его за собой вон из комнаты. В коридоре он прислонил меня к стене и страстно поцеловал. Я обнял его, и мы, немного постояв, и помолчав, прошли в соседнюю комнату.

– Так в чем дело? – спросил я.

– Все плохо, – относительно успокаиваясь, начал Харди, – хреново все, платить придется этой Vist'е. Мы ее официальное название использовали и сами под этим подписались, чтоб ему провалиться. Это все ты – комната, комната, пылающая.

Я вспомнил наш разговор с Бобби, состоявшийся на фоне незабвенной неаполитанской помойки, вспомнил о той статье «Сколько заплатили Крису Харди», вспомнил парня-хакера, и игру, о которой мне приходилось уже слышать немало, и которая, кажется, на сей раз грозила обрести вполне конкретные очертания.

– А почему ты контракт не изучил как следует, – отвечая ему также резко, – ты все сваливаешь на чужую голову, я виноват, Микки виноват. А ты куда смотрел?

– Это не мое дело читать эти долбаные бумаги, я ему плачу, чтобы он их на ощупь проверял, с этими компаниями только отвернись, обязательно нож в спину, а уж это мне Даншен подсунул, сволочь…

– Не думаю, что он так глуп, как ты полагаешь, может у него, и спросим в чем дело?

– Да пошел он! – Крис махнул рукой и повалился в кресло, – сам все решу.

– Давай найдем эту корпорацию, поедем в JT, спросим, мне говорили, что их главный офис в Америке, может они откликнуться, а нет, так съездим туда, а?

– Да как мы съездим, Тэн, – закричал он, – мы не можем никуда выехать из-за полиции, они нас не выпустят, как будто нарочно нас к стене приперли!

Я совсем забыл, что и я, и он не могли покинуть пределы страны, пока шло расследование, мы находились под постоянным контролем и не должны были исчезать из виду. Действительно нас приперли к стене.

– А большая сумма, которую надо выплатить?

– Еще бы, почти половина от всех продаж, концертов, записей, со всего 40 %, они небось, думают, что все от их названия тащатся, а не от нашей музыки.

– Ну, может доверим кому-нибудь, Джимми, например, он знает об этом, он же тоже пострадает, как и все остальные.

– Да, я ему позвонил, он даже заикаться начал от такой новости.

– А может в суд подать, сказать, что контракт подменили?

– Нет, это не дело, неизвестно на кого подавать, я ведь сам подписал в присутствии адвоката и группа, все привыкли, что Флан нам все обеспечивает, и подмахнули. Хотя постой, Пэт, он дотошный, он его читал, сейчас спросим.

Крис схватил телефон со стола и набрал номер ударника.

– Привет, слушай тебе все рассказали? – спросил Крис, – нет? Ну потом поясню, ты мне скажи там в контракте был этот пункт о процентах для корпорации, никто ее и в глаза не видел? Нет, не было, ты уверен, точно? А ты это подтвердишь, да, почему? Ты же говоришь, видел. Да ну тебя к черту, потом договорим.

Крис бросил телефон на стол, на его лице было выражение досады и гнева, не находивших выхода.

– Влипли мы, Тэн, – сказал наконец, – не отвертеться, ладно выплатим им эту сумму, пусть Микки считает сколько и занимается этим.

– А может доберемся до этой Висты, я что не понимаю, каким образом они хотят снять с нас эти деньги посредством другой компании, какое они отношение к ним имеют?

– Да, так бывает, это трюк такой, по закону такие штуки как-то проделывают, только, по-моему, берут меньше за это, ну, у них игра эта, видно, раскрученная, вот и заломили. Черт, лучше было не называть его так.

Он посидел молча, затем подошел к бару и налил нам обоим выпить.

– Я на допросе был, у Хайнца.

– И что он там спрашивал, тоже привязался?

– Про все, где жил, когда, с кем, что Генри делал, с кем встречался.

– А ты что?

– Я отвечал, говорил только по делу.

– Правду? – Крис спросил это не без тревоги.

– Практически, да, но он о тебе, о нас, то есть, спрашивал, газеты, наверное, просматривал.

– Ну и?

– Я сказал, что это ложь, что нас просто грязью поливают, и про Генри, когда он спросил спал я с ним или нет.

– Что прямо так и спросил? – глаза Криса расширились от изумления, – ему-то какое дело?

– Генри убили, вот он теперь и копается во всем, они ведь думают, что это мы, ты или я, это сделали.

Мы молча выпили, и Крис отправился к Микки в соседнюю комнату, продолжать терроризировать несчастного адвоката. Мне было уже все равно. Казалось, весь мир возмутился против нас, я понимал, что как бы ни была велика сумма подлежащая выплате, как бы ни было это неприятно, все это было только началом какого-то другого еще более страшного и опасного разбирательства, в которое нас постепенно втягивала чья-то злая воля, а теперь я в этом не сомневался, и больше всего боялся потерять чувство реальности, а вместе с ним и рассудок, просто сойти с ума.

Вечером Крис уехал к Джимми обсудить проблему с корпорацией. Я остался один в его набитой всяким дорогим дерьмом доме, наедине с собственными мыслями, раздавленный всем случившимся, воспоминания в моей голове мешались с фантастическими бредовыми картинами. Оживало все, мертвый Генри Шеффилд с его подозрительным взглядом, Хэлен с пылесосом, Джеймс Торн, вежливый и корректный, и тот странный сон о замке, и бледное лицо Криса в ванне с водой, мутной от крови. Я не знал, как мне отделаться от этого бесконечного потока видений. Я бродил из комнаты в комнату, включал и выключал освещение, пытался слушать музыку, курить, пить, внезапно у меня даже возникла безумная мысль позвонить домой Сью. Я уже было взялся за телефон, но тут же отказался от этой идеи. Только не ее, ее нельзя впутывать в этот кошмар. К тому же скорее всего я нарвался бы на отца, а этого я даже представить себе не мог без содрогания. В конце концов я позвонил Айрону. Спокойный, как всегда, он без всяких объяснений согласился ко мне подняться. Когда он вошел и встал в дверях, очевидно, ожидая моих распоряжений, я почувствовал себя крайне неловко. У меня не было к нему никакого дела, я просто хотел поговорить с ним, предложить ему со мной выпить.

– Что-то случилось, господин Марлоу? – он спросил меня серьезно и даже с тревогой.

– Ничего, ничего, пожалуйста садитесь, куда удобно.

Он прошел в комнату и сел напротив меня у столика, заваленного пустыми пачками сигарет, бокалами, пепельницами, полными окурков, посреди которых как будто назло всему этому хаосу красовалась большая золотая ваза с персиками и виноградом, не тронутыми и сияющими первобытной гармонией.

– Хотите кофе? – спросил я.

– Не беспокойтесь, – возразил Айрон, выжидательно глядя на меня.

– Я приготовлю, подождите, не уходите.

Я вскочил и выбежал на кухню, там я на скорую руку сварил кофе, поставил кофейник и чашки на поднос и, разыскав в баре коньяк, со скоростью звука вернулся обратно. Айрон сидел в кресле и, увидев меня с подносом в руках, не выдержал и встал. Я видел, насколько ему было неудобно.

– Сядьте, Айрон, мы будем пить кофе, я просто хочу поговорить с вами.

Телохранитель глубоко вздохнул и сел в кресло. Я поставил перед ним чашку и налил кофе.

– Сколько ложек вы предпочитаете? – спросил я, открывая коньяк.

– Четыре, – ответил он.

– Вот, пожалуйста, – я подал ему чашку. – Он взял ее осторожно, словно боясь, что она расколется от одного его прикосновения. Затем откинулся на спинку кресла и сделал несколько глотков.

– Можно я задам вам вопрос? – спросил я.

– Конечно, господин Марлоу, – ответил он.

– Не называйте меня по фамилии, лучше просто Стэн, я не выношу, когда мне напоминают о моем прошлом. Я хочу спросить вас, вы работали в полиции, когда-нибудь, некоторые так делают?

– Да, – спокойно отозвался Айрон, – работал, года четыре, бестолковое занятие.

– А почему?

– Карьеры не сделаешь, там свои сложности, работай себе с проститутками, студентами, кого за травку загребают, с женами, которых мужья бьют, настоящих дел не было, но мне и по должности они не полагались, надоело в конце концов. Притащат какую-нибудь красотку под утро, вместе с ее сутенером и начинается, пока поневоле подумаешь, а не отпустить ли их к Богу, так всегда и кончалось, конечно, если без особых претензий дело.

– Что вы называете настоящими делами, Айрон? – я полез в карман и обнаружил, что в моей пачке сигарет пусто, мой собеседник тут же вынул из кармана свою и учтиво протянул мне ее. Это у него, видно, было профессиональное.

– Настоящее дело, серьезное, убийство запутанное, ограбление, не мелочь, а хорошо спланированное.

– Вы знаете, что нас с Крисом в убийстве обвиняют? – спросил я.

– Да, слышал, но это они так, видно, доказательств нет, а голова не работает, подумать не на кого, или просто лень разбираться.

– Да нет, они тщательно во всем разбираются, копаются по крупному, и я думаю целенаправленно нас подводят.

На лице Айрона отобразилось сомнение.

– Помяните мое слово, ничего не будет, правда, помотают они вас, конечно, крови попортят.

– Это верно.

– Вы знаете кого убили? – спросил я.

– Я слышал Генри Шеффилда, астролога какого-то, вашего знакомого, я правильно понимаю?

– Почти, ну вот скажите зачем мне или Крису его убивать?