Текст книги "Пылающая комната"
Автор книги: Артем Литвинов
Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)
5
Крис приехал из студии около шести вечера. Стэна дома не было, Дэнни, дежуривший в холле, сообщил, что он ушел около пяти и передать ничего не просил. Это совсем не понравилось Крису, но он просто решил подождать, мало ли, что, пошел за своими книжками, потом, Крис зверски устал, иногда ему казалось, что просто не в состоянии сочетать то, что происходило у них с Марлоу и свою обычную жизнь. Периодически, когда он от Стэна попадал в общество своих друзей и коллег, его преследовали такие же ощущения, которые бывают у крепко подсевшего на героин наркомана, которому пришлось ширнуться кокаином или чем-нибудь еще. От этого можно было и умереть.
Крис повалился одетым на кровать и заснул. Он проспал два часа, а, когда проснулся, за окнами уже стемнело, Стэна по-прежнему не было. Тогда он поплелся на кухню, сварил себе кофе и набрал телефон Бобби. Тот сообщил, что Стэна не видел, и ничего о его местопребывании не знает. Выслушав его, Крис почувствовал, что у желудок у него начинает сжиматься в липкий комок. Мысли о том, что со Стэном что-то случилось, он даже не допускал, Марлоу не мог умереть. С ним ничего не могло произойти, словно его охраняло все архангельское воинство. Криса пугало другое. Он боялся, что Стэн сейчас с кем-нибудь еще, с кем угодно, только не с ним. Что он надоел ему. Просто надоел. Что та безумная страсть, которой до сих пор терзался Харди, стала для Стэна ненужным, утомительным и надоевшим обстоятельством его жизни. Этот кошмар мучил его страшнее, чем любая угроза его жизни, здоровью и карьере. Конец любви Стэна означал для Криса конец жизни. Он думал об этом так, как думают только в детстве о смерти, впервые осознав, что же это такое. Так как думает семилетний ребенок, лежащий в темноте, сжав руки в кулачки, вглядываясь в темное небо за окном и зная, что он конечен, что когда-нибудь все прекратиться и дальше будет только тьма. Крис задыхался, он пытался избавиться от этой ужасной мысли, припоминая поведение Стэна в последние дни, оно ничем не отличалось от всего предыдущего и взгляд его серых глаз был все таким же, он не собирался бросать Харди, точно не собирался, Крис бы понял, он по-прежнему был с ним, они были одним целым. Крис сел за стол, отхлебнул кофе. Обжег язык, чертыхнулся и ему стало полегче. И все же та полная тьма, в которую он неизбежно попал бы, брось его Стэн, все еще была рядом, как вечно голодный зверь, она всегда ждала своего часа, и сознание того, какая тонкая перегородка отделяет его от полного безумия, отравляла легкомысленному Крису жизнь не меньше, чем его чересчур разумному другу. Харди не знал, знает ли Стэн о его терзаниях. Он ревновал его, эти мучения, хотя и не на чем не основанные, были невыносимыми. Крис ничего не мог сделать с собой. Марлоу с ним не было и этого было достаточно для полноценного вечера в аду.
Он взял чашку с кофе и пошел в гостиную, засунул в видеомагнитофон кассету с собственными клипами и повалился на диван. Его совершенно не интересовал он сам, на себя Крис насмотрелся достаточно, он просто хотел увидеть Стэна. Он хотел увидеть тот самый клип на песню «Войди в пылающую комнату» который начинался так, как в свое время настоял Крис. На экране лилось и трепетало пламя и на его фоне возникало лицо Стэнфорда Марлоу, такое, каким Крис увидел его в первый раз и с тех пор уже не мог забыть. Легкий, тающий очерк, призрак в огне, большие глаза и маленький сжатый рот. Крис, не отрываясь, вглядывался в экран, перематывал обратно, ставил на паузу, перематывал. Потом поглядел, как Стэн бредет по коридорам Замка Ангелов, в темном костюме, который делал его и взрослым, и ужасно юным и хрупким одновременно. Крис смотрел, курил сигарету за сигаретой, его лицо было напряженным до мучения, на скулах перекатывались желваки, он не мог оторвать взгляда от сияющего экрана, на котором его любовь смотрела куда-то вдаль, в пламя, куда угодно, но не на него.
– Интересное лицо у господина Марлоу, – внезапно произнес спокойный и насмешливый голос за его спиной. Крис подскочил, уронил пульт, успел подхватить падающую чашку, обернулся, перед ним за спинкой дивана стоял Клеменс.
– Как вы сюда попали? – спросил Харди с ужасом.
– Через дверь, – сказал Клеменс спокойно, он обошел диван и сел. Положил ногу на ногу, достал сигареты. – Меня пустил ваш телохранитель. Я все-таки представитель закона. Не угостите кофе?
Возясь с кофеваркой на кухне, Крис в полном замешательстве пытался понять, как это Денни пропустил пусть даже полицейского, не предупредив его, это был какой-то бред, как он вошел в дверь, которую Крис должен был открыть изнутри, он ничего не понимал, а то что его застали за тем, как он смотрел на лицо Стэна на экране, сулило еще большие неприятности.
Он вернулся в гостиную, Клеменс смотрел клип, на его лицо отражалась глубокая заинтересованность. Крис вручил ему чашку и сел. Клеменс нажал на паузу и внимательно поглядел на Харди.
– Отличный клип, Крис, просто прекрасный, и господин Марлоу там совершенно на месте. – Крис переменился в лице.
– Что вам нужно? – Спросил он грубо. – Мы, кажется, не договаривались о встрече.
– А я вот решил зайти. – Безмятежно ответил Клеменс. – мы с вами еще не договорили, если у вас есть время… – он не договорил, но посмотрел на собеседника так, что стало ясно, даже если у Криса времени не минуты, он все равно поговорит.
Харди стиснул зубы, смирение не было для него привычным состоянием, но он смирился. Клеменс стал для него чем-то типа персонального дьявола. И отвязаться нельзя и терпеть невозможно.
– Я слушаю, – сказал он.
Клеменс тут же вытащил диктофон.
– Итак, Крис, что же вам все-таки предсказал господин Шеффилд?
– Дайте вспомнить, – буркнул Крис, ему ничего не шло в голову из того вечера, только лицо Стэна в обрамлении капюшона и то как он его скинул, машинально встряхнув головой, когда взял руку Харди в свою. Наконец, что-то стало оформляться.
– Он мне сказал, что я в двух шагах от высшей точки своей жизни. Что-то типа этого. Сказал, что будет посланец, он скорее всего имел ввиду себя, ну, чтобы я еще раз к нему пришел. И вот еще, я вспомнил, он сказал, что появиться, как это называется, пустая карта, бланка, понимаете, – Крис диковато усмехнулся, ему вдруг пришло в голову, что предсказание сбылось, Стэн и был той самой бланкой, которая изначально не входила в расклад. – ну и все.
– Очень интересно, – протянул Клеменс, – а вот господин Хайнц утверждает, что мистер Марлоу показал – вы просили его предсказать вашу судьбу.
– Ну просил, а какое это отношение имеет…
– Крис, – укоризненно покачал головой полицейский, – мы же договаривались, я решаю, что имеет отношение, а что нет. Итак?
– Ничего он мне не предсказал! – воскликнул Крис в отчаянии. – Он сказал только два слова.
– Каких?
– Chamber Ardente – выговорил Крис, поразившись, как легко и непринужденно слетели эти два жутких слова с его языка.
– Еще интересней, – обрадовался Клеменс. – И что это по вашему значит?
– Не знаю, – отрезал Крис.
– А я бы на вашем месте выяснил. – синие глаза полицейского сверкнули в полутьме собственным, не отраженным огнем. – нельзя жить с предсказанием, смысл которого тебе не понятен. – Крис вздрогнул, почти такую же фразу сказал ему когда-то Стэн про браслет девственницы.
– Я не верю в предсказания, – угрюмо солгал Крис.
– Бывает, – добродушно бросил полицейский. – меня интересует вот что. В каких вы отношениях с мисс Андерсон?
– С кем? – сперва не понял Крис, – С Элис, что ли?
– Ну да, если вам угодно, с Элис.
– В деловых. – пожал плечами Харди. – Она на меня работает.
– Тогда скажите, вы состояли с ней когда-нибудь в интимных отношениях?
Как не был взвинчен Крис, как не раздражали его и полицейский, и отсутствие Стэна, о котором он ни на минуту не забывал, он не удержался от смешка.
– Нет, – ответил он совершенно честно. – про меня конечно пишут черте что, и часть из этого – правда, но я все же не сплю со всеми женщинами, которые меня окружают.
– Не сомневаюсь, что вы достаточно разборчивы в подобных вопросах, – вежливо согласился Клеменс. – то есть у нее нет причины плохо к вам относиться.
– Может и есть. – пожал плечами Крис, – я не знаю, она по-моему, хотела переспать со мной, но, честно говоря, мне она совершенно не нравится и она это знает.
– Понятно, то есть мотив для мести все же есть.
– О какой мести вы говорите, – насторожился музыкант.
– Она свидетельствовала против вас, я же вам рассказывал, говорила, что вы грозились убить Шеффилда, если узнаете, что это от него пресса получила информацию о ваших странных отношениях с Марлоу.
– А, это. Ну что тут поделаешь, я человек вспыльчивый, я вот Джимми каждый день грожусь прикончить, а Пэта и по три раза в день. – и Крис посмотрел на своего допросчика нагло.
– Ясно. Ну что же, доказать и то и другое мне не представляется возможным – загадочно отозвался полицейских. – Вернемся к господину Марлоу.
Крис чуть не застонал.
– А что вы скажете на то, что мистер Марлоу живет в вашей квартире? – полюбопытствовал Клеменс. Крис похолодел.
– А что? Это запрещено? – он решил переть напролом. – Я с Джимми когда-то в одной квартире жил. И с Пэтом, так втроем и жили, что в этом такого?
– Да ничего. – Клеменс смотрел на него как на идиота. – так вы отрицаете все, что говорят о вас и Марлоу?
– Да. Я точно не импотент. – ответил Крис яростно.
Клеменс хихикнул, похоже, Крис не злил его а откровенно развлекал.
– Я вас поздравляю, – ответил он весело, Харди просто обалдел от такой наглости, а Клеменс как ни в чем не бывало продолжал:
– Мистер Марлоу вообще очень интересный человек. Умный, образованный, талантливый. И необыкновенно привлекательный. Может, вы в курсе, у него есть подруга?
Крису на секунду стало дурно. Он просто представил себе, что, да, у Стэна есть подружка, полицейский знает это, знает про все страдания Криса и потешается над ним, над человеком, который потерял голову от любви к чокнутому мальчишке из художественного колледжа, обманутым и преданным, но не излечившимся от своей страсти. Он пытался выдавить хоть слово, Клеменс ждал, въедаясь в его лицо своими жестокими светлыми глазами.
– Нет, – наконец произнес он. – Я ничего про это не знаю.
– Ясно, – легко отозвался полицейский. – А вы однако к нему не равнодушны. – и он кивнул в сторону телевизора. Крис жалел только о том, что у него нет любимого томагавка Джимми, он бы огрел этого извращенца по затылку.
– С чего вы взяли?
– Ну, вы поселили его у себя и не расстаетесь с ним, несмотря на все преследования со стороны прессы, а в его отсутствие смотрите на него по телевизору, вывод, сами понимаете, напрашивается сам собой. – и Клеменс уставился на Харди, ожидая комментариев.
– Это мое дело. – Крис неожиданно ощутил дикое желание рассказать этому человеку обо всем, о своей страсти к Стэну, об их клятве, о всем том безумии, которое окружало их, о своих мучениях и своем счастье. Это желание было настолько острым, что он залпом допил остывший кофе, словно надеясь удержать внутри те слова, которые лезли наружу. Клеменс словно понял, что с ним произошло, и внезапно сказал:
– А что там у нас по телевизору? – и щелкнул кнопкой пульта. – Глядите, Крис, это вам ничего не напоминает? – спросил он, и Крис взглянул на экран. Судя по всему, это был какой-то фильм. На экране почему-то не было значка, обозначающего канал, Харди отметил это машинально и тут же забыл, завороженный происходящим. На экране была роскошная спальня, огромная комната, с колоссальной кроватью посередине, шелковые простыни сбились, одна подушка валяется на полу. Напротив кровати панорамное окно во всю стену. В комнате двое мужчин, не старше Криса, он узнал их моментально, без всяких вопросов, те двое, из сна, одного он видел на старых газетных фотографиях, Хауэр и Конрад. Конрад и Хауэр. «Черт, а я и не знал, что про них фильм сняли», подумал он. Мужчины ссорились, Хауэр, полностью одетый, в черные джинсы и черный свитер смотрел на своего собеседника со смертной ненавистью, такой, какая возникает только тогда, когда человек не справляется с самим собой и ненавидит того, кто вызвал в нем такой страшный разлад. Конрад, в одних джинсах, говорил ему что-то, Крис не слышал, звук почему-то не дали, на его лице была жестокая гримаса, он старался больнее уязвить собеседника, заставить его страдать, страдать так же, как видимо и очевидно страдал он сам. Наконец Хауэр с перекошенным лицом внезапно размахнулся и со всей силы залепил Конраду пощечину. Тот покачнулся, и на секунду Крису показалось, что он сейчас кинется на обидчика и задушит его голыми руками, но он только стоял, молча и глядел на него, на белом лице алел отпечаток руки Хауэра, синие глаза сверкали безумием. Хауэр развернулся и вышел. Конрад еще минуту стоял, тяжело дышал и сжимал кулаки так, что на тыльных сторонах выступали вены. Потом он отвернулся и подошел к окну. Прижал ладони к стеклу, Крис видел только его светлый затылок и вздымающие от судорожного дыхания плечи. Харди показалось, что от его рук, прижатых к стеклу поднимается синеватый дымок. Он увидел язычки пламени, оно потекло по стеклу, через минуту вся комната была уже охвачена огнем, горели обои, алые языки скакали по постели, пожирая тонкий шелк, а Конрад, не тронутый этим буйством, все стоял, прильнув к окну, и скоро на экране не было ничего, кроме неизбывной ярости пламени и темной фигуры, которая не шевелилась и Крису внезапно показалось, что не Мел Конрад стоит там, а он сам.
– Ты не один, – сказал голос за его спиной, Крис обернулся и увидел, что в комнате никого нет. Телевизор потух.
Крис вытер холодный пот, выступивший на лбу, очевидно, Клеменс ушел, когда он смотрел на трагедию, разворачивавшуюся на экране. Комната была освещена очень скупо, внезапно это стало сильно раздражать Харди, и он врубил свет на полную мощность. Он ходил по квартире и включал везде светильники, все, которые были, как вдруг зазвонил телефон. Харди метнулся к нему, отчаянно надеясь, что это Стэн, и твердо зная, что это не он. Это был Хайнц. Суховатым тоном он сказал, что все улажено, они могут лететь в Штаты, только необходимо подписать какую-то бумагу. Это была отличная новость, но Крису больше всего хотелось, чтобы детектив скорее положил трубку, не занимал телефон, хотя Стэн мог звонить и по мобильному, и все же когда в трубке раздались гудки, Крис облегченно вздохнул. Было десять часов вечера и Марлоу не звонил. Крис опустился на диван, закурил сигарету, на вкус она была горькой и таким же горькими были его страх и отчаяние.
Дневник Стэнфорда Марлоу
22 ноября 2001
Все относительно спокойно. Если бы еще обвинение с нас сняли было бы еще лучше. Крис ждет возможности отправиться в Лос-Анджелес. Хочет, чтобы поехали Холливуд и Флан. Зачем-то еще собирается пригласить Даншена. Этот человек всегда вызывал у меня неприязнь. Я не хотел говорить Крису, но я подозреваю, что не без его содействия Генри получил возможность вытряхнуть всю эту помойку на всеобщее обозрение. Обвинение они с нас все равно вынуждены будут снять, Хайнц признал, что у них нет основного доказательства, – оружия. Оно не найдено, а доказать что-либо без отпечатков пальцев невозможно. Никто не может, кроме Элис, подтвердить, что у Криса были какие-либо причины убивать Шеффилда.
Мне он запрещает выходить без сопровождающего, обычно таковым оказывается Айрон, но чаще Бобби. Я никогда не задавался вопросом, что же они оба вообще обо мне думают. Не презирают ли они меня, скрывая это по долгу службы? Впрочем, не все ли равно. Вчера он уехал на репетицию, они решили начать работать над следующим проектом, пока что без названия и просят меня взяться за тексты песен. Я взял тайм-аут на размышление. Ни о каких текстах и речи сейчас быть не может. Период отчаяния у Харди сменился периодом активной деятельности, у меня же наоборот.
Я вышел на улицу, скромно одетый, с сигаретой в зубах, пересек пределы элитной зоны и сел в такси. Оказавшись в центре, я первым делом посидел в кафе. Это было необычное переживание. Я вновь почувствовал себя обычным никому неизвестным посетителем недорогого кафе. Все было хорошо, до тех пор, пока я не заметил, как перешептываются за соседним столиком парень с девушкой, искоса поглядывая на меня. Я встал и ушел. Постояв немного у витрины антикварного магазины, с объявлением о ближайшем аукционе, я подумал о Виоле. Она должна была уже вернуться, так, по крайней мере, говорил старик Барнс. Я решил зайти к ней без предупреждения. Вероятность, что дома могла оказаться ее мать, меня не останавливала, вряд ли она была осведомлена о скандале с группой «Ацтеки».
Когда я позвонил в дверь, около трех минут не было слышно ни звука. Я уже собрался уходить, и вдруг дверь распахнулась, и я увидел Виолу в халате с полотенцем на голове. Лицо у нее было мокрое.
– Стэн, Стэн, – закричала она и кинулась мне на шею.
Мы обнялись, как двое старых приятелей. И я понял, насколько сильно в действительности хотел ее увидеть, мне казалось, что никогда прежде я не усматривал в ней такого сходства с Томасом. Виола втащила меня в квартиру и захлопнула дверь.
– Проходи, скорей, – крикнула она мне, убегая в ванну, – в комнату, или на кухню, я сейчас тебе кофе налью.
– Я сам налью, не беспокойся, – ответил и, пройдя на кухню, сел в белое кресло качалку, неизвестно зачем там находившееся.
Она вернулась, сияющая и поцеловала меня в губы. Я улыбался.
– Стэн, я столько про тебя читала, я даже обалдела, когда увидела, скажи, это все правда?
– Правда? – переспросил я, – конечно, а ты как думаешь?
– Ой, да это же здорово, я так и знала! – воскликнула она, заваривая кофе и сидя на высокой табуретке такого типа, которые обычно можно увидеть у стойки бара.
– Ты любишь Криса Харди, – она мечтательно закатила глаза, – это же класс. А он любит тебя, как ты думаешь?
– Думаю, да, – ответил я, продолжая улыбаться.
– Вот кайф, и как он? Он же для тебя пел, я так тебе завидую, он такой, как на сцене или нет, Стэн?
– Почти такой же, а как твой друг? – спросил я, стремясь переключить ее восторженное внимание с моей персоны на что-нибудь другое.
Виола помрачнела.
– Мы с ним поссорились, я даже из лагеря уехала, – она спрыгнула с табуретки и налила мне кофе в маленькую китайскую чашку, – ты пей, а я сейчас Марку позвоню, чтобы он Додо отпустил, я к нему не поеду.
Я покрутил в руках чашку. Виола позвонила и вернулась.
– Я бы тебе Додо показала, он мой любимец, но только не сегодня, – я понял, что речь идет о лошади, и мне стало смешно.
– Я, наверное, стану наездницей, как мама, – обречено проконстатировала она.
– Ты будешь лучшей амазонкой в мире, – успокоил я ее.
– Стэн, – вдруг сказала она, и, присев около кресла положила мне руки на колени, с ее волос капала вода, – а можно мне с ним познакомиться, я обещаю, что не буду ничего спрашивать, только познакомиться.
– Я попробую, – пообещал я ей, – одевайся, суши голову и пошли со мной гулять.
– Пойдем, я сейчас, – она вскочила и побежала собираться.
Меня поражала даже не редкая непосредственность Виолы, а ее удивительная естественная способность принимать все таким, какое оно есть, с искренней радостью и не подвергая сомнению даже самые невероятные вещи. Она была воплощенным доказательством правильности господнего замысла – эта девочка, дочь моего учителя, погубившего мою жизнь и спасшего мою душу.
Мы вышли на улицу, Виола взяла меня под руку, и мы, весело болтая, направились куда глаза глядят. Холодные ноябрьские сумерки медленно обволакивали город. Я шел, улыбаясь всему, что слышал от моей спутницы. А она ни на минуту не закрывала рот.
– Я когда ваш клип посмотрела, ну я тебя, конечно, узнала, я говорю Тине, смотри, это мой друг, я его знаю, а она мне не поверила, решила, что я для понта вру, а я ей говорю, ты еще убедишься. Я не то, чтобы показать, какая я крутая, я хотела..
– Ты умеешь играть в бильярд? – спросил я ее, увидев впереди вывеску над входом в клуб «Король Ричард».
– Нет, а что? – он прижалась щекой к моему плечу.
– Хочешь научиться?
– Хочу, – ответила она с готовностью подростка, которому предлагалось немного похулиганить.
– Тогда идем.
Мы зашли в клуб. Было еще слишком рано, народу было мало, я провел Виолу мимо бильярдных столов и, усадив за стойку бара, заказал нам обоим шоколадный коктейль с ромом.
Она с интересом наблюдала за действиями бармена. Я подумал, что окажись здесь какой-нибудь блудный представитель прессы и дня через три выйдет очередная статья под каким-нибудь бредовым названием, где будет говориться о том, что любовник Криса Харди на самом деле педофил, предпочитающий общество несовершеннолетних школьниц. Виола с удовольствием потягивала коктейль и вдруг, дождавшись, когда бармен подошел к ней поближе, сказала ему с сознанием своего абсолютного превосходства:
– Я хочу заказать «Ацтеков», «Черную магию», – и, повернувшись ко мне, добавила, – для тебя Стэн.
– Спасибо, – коротко ответил я. Бармен посмотрел на каждого из нас по очереди и ответил:
– У нас уже был заказ, ваш будет вторым.
– ОК, – ответила девушка и, допив коктейль, сказала мне – будешь меня учить в бильярд играть, а?
– Для этого и пришли, – отозвался я и подал ей руку.
Мы выбрали стол, и я начал объяснять Виоле, как следует держать кий, чтобы удар был не слишком сильным и не слишком слабым, как следует выбирать наилучшую позицию для удара, правила игры, возможные отклонения от них и все, что тогда только приходило мне в голову. Она слушала очень внимательно, копировала каждый мой жест и проявляла редкие способности, а я чувствовал, как постепенно глаза мне начинает застилать туман. Я беспрерывно курил, чтобы скрыть свое безумное волнение. Мы начали играть.
– Подожди, – сказал я, останавливая ее, – мы должны договориться, на что играем.
– А просто так нельзя? – со всей серьезностью спросила Виола.
– Нет, – соврал я и улыбнулся.
– Тогда давай на поцелуй, – предложила она.
– Нет, это не то, – возразил я, – ставкой будет тайна.
– Какая? – недоумевая, спросила девушка.
– Твоя или моя, кто проиграет, тот раскрывает другому самую важную тайну своей жизни, у тебя есть тайна?
– Сейчас подумаю, – задумчиво проговорила она. – Да! Есть, но я на нее играть не буду, – она отрицательно покачала головой.
– Хорошо, – сказал я, – тогда мы будем играть на мою тайну, если ты выиграешь, то я тебе о ней расскажу, если – нет, сама понимаешь.
– Давай, – воскликнула она, и глаза у нее загорелись.
Мы начали играть. Бармен с интересом следил за нами, и тут раздались первые аккорды «Черной магии». Когда я услышал голос Криса, у меня задрожали руки. Я наклонился, прицеливаясь, и вдруг поймал на себе внимательный взгляд Виолы. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
– Тэн, что с тобой? Ты что, плачешь?
Я положил кий и поднес руку к глазам, они были полны слез, я не понимал, что со мной твориться.
– Извини, – сказал я ей, – я сейчас вернусь.
Я проиграл партию. Но, кажется, Виола совсем не гордилась своей победой и даже великодушно сказала:
– Если не хочешь, я не настаиваю, ты можешь мне не рассказывать.
Мы выпили еще по коктейлю и ушли. На улице совсем стемнело, на часах на здании городского банка было одиннадцать.
– Виола, – сказал я, обнимая ее за плечи и медленно бредя с ней по улицам, – я должен тебе это рассказать.
– А это настоящая тайна? – спросила недоверчиво.
– К сожалению, да, – ответил я, – а теперь послушай, – ты говорила, что плохо помнишь своего отца, да? – она кивнула, – я знал твоего отца, я был его учеником, он преподавал в университете в Манчестере, он ведь был художник, ты знаешь об этом?
– Нет, – она изумленно смотрела на меня, – не знала.
– Он преподавал, он был моим учителем и я… – я внезапно замолчал, осекшись на полуслове.
– Чего, чего, – она дернула меня за рукав.
– Мне очень нравился твой отец, Виола, я им восхищался, но в результате он обратился ко мне с просьбой, я готов был для него сделать все, что угодно. Я выполнил его просьбу.
– Какую? – спросила она с детским интересом.
– Я не могу тебе этого объяснить, это было слишком запутанное дело, я и сам не знал всех его деталей, я должен был только передать бумаги. Я делал это несколько раз, но в один прекрасный день твой отец сказал мне, что его должны арестовать, а мне необходимо уехать, все бросить, никому ничего не говорить, уехать немедленно. Я это сделал, и в следствии всей этой истории оказался здесь. Твой отец был арестован и приговорен к пожизненному заключению, вы об этом не могли знать, поскольку дело не разглашалось, а имя твой отец поменял, его фамилия была не Тиздейл, а Уиллис. Его приговорили к пожизненному заключению, я не уверен, что это точно, но потом я в этом убедился. Виола, твой отец умер в тюрьме, во время того пожара, о котором тогда говорили в новостях, помнишь, когда ты мне позвонила.
Девушка шла молча, держа меня за руку, опустив голову, как ребенок, который не понимает, чем он провинился. Я остановил ее и заставил взглянуть на меня.
– Почему ты молчишь?
– Тэн, ты ведь шутишь, ты это придумал, да? – спросила она с надеждой, разрывавшей мне сердце.
– Нет, я не придумал, я рассказал тебе то, что обещал, – возразил я, – и самое страшное в этом во всем, то, что я напрасно послушал твоего отца, я напрасно уехал из дома, я думал, что меня разыскивают, а меня никто не искал, и все, что я делал, я делал зря.
Виола ничего не говорила. И вдруг она произнесла тихо и печально:
– Мой отец был нечестный человек.
– Нет, нет, – возразил я, взяв в руки ее голову, – твой отец был прекрасный человек, Виола, ты не будешь меня ненавидеть за то, что узнала, пообещай мне.
– Я обещаю, – ответила она и обняла меня. – Я тебя люблю, Стэн, – вдруг сказала она громко, так громко, что ее голос прозвучал у меня в ушах как горное эхо. – Я в тебя влюбилась, когда мы с тобой познакомились, я и с Фредом встречалась, потому что ты на меня не обращал внимания, я так завидую твоему Крису Харди.
Я невольно улыбнулся.
– Ты же говорила, что ты мне завидуешь, кого же из нас ты любишь?
– Не знаю, – растерянно ответила она, – я вас люблю, и тебя, и его, вы не такие, как все, я хочу быть такой же, как вы.
– Пойдем, я тебя отведу домой, – предложил я.
– Я не хочу, – сказала упрямо, – не пойду домой, у меня есть нечего.
– Мы зайдем в магазин.
Я довез ее на такси, зашел в магазин и купил все, что она попросила. Мне необходимо было возвращаться. Мы зашли к Виоле, она не хотела со мной расставаться. Мне было ее жаль.
– Хочешь, я приготовлю салат, очень вкусный, меня Марк научил его готовить, – умоляюще предложила она.
– Мне нужно позвонить, – сказал я.
Виола принесла мне телефон и вышла. Я набрал номер. По голосу Криса было ясно, что мне лучше было вообще не произносить ни слова, но выхода уже не было.
– Это ты?
– Я, – отозвался я, раздумывая, что мне сказать дальше.
– Где ты?
– Я у Виолы. У девушки, которая тебе кольцо передала.
– Где это?
– Я сам приеду.
Крис положил трубку.
Вила приготовила свой салат, он оказался довольно вкусный. Я наговорил комплиментов ее кулинарным способностям. И собрался уходить. Она стояла в дверях, глядя, как я спускаюсь по лестнице.
– Ты мне пообещал, – крикнула она мне вслед, – с Крисом меня познакомить.
– Я помню, – я помахал ей рукой и больше не оборачивался.
Впервые в жизни я испытал непреодолимое искушение отступиться. Мне хотелось поехать в какой-нибудь дрянной отель, снять номер, а завтра купить билет на самолет и улететь, куда угодно, только прочь отсюда, только подальше. Я не мог даже представить себе, какого рода объяснение ждет меня в случае моего возвращения к Крису. В гневе он как правило был невменяем, в состоянии уязвленного самолюбия – опасен. Похоже, сейчас в нем соединилось первое и второе. Меня возмущало даже не то, что он требовал полного подчинения, это еще куда ни шло. Теперь, наконец, я знал, что мне был ненавистен тот мир, в который он заставил меня войти, мир, который он делил с Элис и Даншеном, с Крэгом и Айроном, с его адвокатами, менеджерами, поварами, горничными, автомобилями, всем, к чему я не мог и не хотел привыкать, как к само собой разумеющимся атрибутам существования. Мир, в котором я вынужден был просыпаться и засыпать, есть и пить, не имея возможности отделаться от него ни на минуту. Этот мир принес мне славу, если так можно было назвать то, что произошло со мной, деньги, и постоянное сознание того, что в глазах всех, не исключая и Бобби, я, как дешевая шлюха, вошел в него через постель неотразимого Криса Харди, который, пресытившись всем на свете, вдруг потерял голову от какого-то парня из провинциального английского городка.
Я сел в такси и попросил подвезти меня до начала проспекта X***. Дальше я пошел пешком, ночь была холодная, от ледяного ветра ломило виски. По дороге я зашел в первый попавшийся бар и выпил с единственной целью согреться. Алкоголь медленно начинал действовать, мрачные мысли не уходили, но просто путались, аннулируя друг друга, я радовался всему, что видел вокруг, и, с удовольствием глянув на часы, обнаружил, что было уже два ночи. Никто в этом городе, да и во всем мире, даже подумать не мог о том, что автор текстов, получивший за свою работу гонорар в размере трехсот тысяч долларов, тащился пешком навеселе к своему звездному любовнику от его пятнадцатилетней поклонницы. Войдя в холл, я увидел Харди стоявшего и курившего, рядом стоял Бобби, сунув руки в карманы своего темного костюма. Я остановился в нескольких шагах от них с идиотской фразой и не менее идиотской улыбкой, скорректировать которую я не мог как ни старался:
– А вот и я.
Крис резко повернулся. Выражение его лица описать было невозможно, он подошел ко мне, положил мне руку на плечо и сказал:
– Бобби, я тебя больше не задерживаю.
После чего он стиснул мое плечо и повел меня к лифту.
В лифте он не смотрел на меня, продолжая курить. Я молчал, чтобы не вызвать бурю, раньше, чем мы окажемся наедине без свидетелей. Он не говоря ни слова, втащил меня в гостиную и толкнул в кресло. Я сел, постепенно приходя в себя.
Крис потушил сигарету и наклонился ко мне.
– Ну как подружка, Стэн, хорошо развлекся? – спросил он, дотрагиваясь горячей рукой до моей щеки.
– Перестань, – возразил я, с трудом выдерживая его взгляд, – она же ребенок.
– Да, я забыл, – глухо продолжал он, – извини, ты же любишь ученик-учитель, или как там еще, да?
Я промолчал.
– С папашей не вышло, – продолжал он, – ты решил с дочкой. Ты помнишь нашу клятву?
– Я все помню, Крис, я не могу сейчас тебе это разъяснять, ты дурак.
