355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артем Литвинов » Пылающая комната » Текст книги (страница 30)
Пылающая комната
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 06:02

Текст книги "Пылающая комната"


Автор книги: Артем Литвинов


Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

7

Айрон поднялся на седьмой этаж на лифте. Консьержа не было на месте, Айрон отлично знал, что как раз в это время старый дурак ходит обедать. Дом был не из самых дорогих, но и не дешевый, но нет никаких преград для человека, который решил добиться своего. Даншен уехал в редакцию и не должен был вернуться раньше, чем к вечеру. Однако на площадке перед квартирой Даншена Айрона ожидал сюрприз. Выглядел он, как пятнадцатилетняя девушка в джинсах и белой куртке на меху, сидевшая с сумкой на коленях прямо на полу у двери. У девушки были густые вьющиеся русые волосы, свежее лицо и милые три родинки высоко на левой щеке. Айрон никогда не забывал лиц. Он видел эту девушку, ее один раз привел Марлоу и представил, как дочь своего учителя. Ее звали Виола. При виде Айрона она вскочила на ноги с испугом на хорошеньком личике.

– Что вы здесь делаете, юная леди? – сурово спросил телохранитель, выходя из лифта.

– Я… Мне нужно поговорить с господином Даншеном, – пролепетала девушка, и по ее стремительно покрасневшему лицу Айрон понял, что она лжет.

– О чем?

– Я… Мне нужно поговорить с ним.

Айрон подошел ближе. Посмотрел Виле в глаза и улыбнулся.

– Девочка, милая, – сказал он спокойно, – все очень серьезно. Крису и Стэну угрожает опасность, – тут ее лицо побледнело и Айрон понял, что попал в точку, – Скажи мне правду.

– Я не знаю, – Виола опустила голову и волосы упали ей на лицо. – Я ничего не понимаю, мне пришло письмо.

– От кого?

– От отца. – прошептала девушка. – Это невозможно, он умер прошлой весной, но он пишет так, как будто знает все, что происходит, я ничего не понимаю, – по ее щеке поползла блестящая слеза, видно Виола долго ждала здесь, измучилась от страха и нервного напряжения, так что Айрон приобнял ее за плечи.

– Покажи письмо, – скомандовал он.

Виола достала из рюкзака белый конверт, и Айрон быстро пробежал письмо глазами. Оно было коротким и там говорилось о том, о чем он уже догадывался. Умерший отец девочки предупреждал об опасности, грозившей ее друзьям. Основным источником угрозы назывался Даншен. Письмо было подписано именем Томаса Уиллиса.

– Ясно, – пробормотал сквозь зубы Айрон. – Ладно, я собираюсь покопаться в этой квартире, пойдешь со мной?

– Да, – отчаянно кивнула Виола.

Айрон всегда доверял интуиции. Это было совершенно дико брать с собой пятнадцатилетнюю соплячку, но он знал, что поступает правильно. Он надел перчатки и ловко вскрыл замок. Виола смотрела на него с детским любопытством, ее слезы моментально высохли.

Квартира была обставлена просто, но дорого, Айрон мельком заглянул на кухню и сразу пошел в одну из двух комнат, которая была скорее всего кабинетом, потому что во второй стояла только огромная кровать и телевизор, было еще три встроенных шкафа с одеждой, но в них он решил посмотреть позже.

– Что мы ищем? – деловито спросила Виола, оглядываясь с недетским хладнокровием.

– Фотографии, – ответил Айрон. – и что подвернется. Твоя задача осмотреть книжные полки, вряд ли он их держит в книгах, скорее между, но помни, все должно остаться таким как было. Надень. – он подал девушке пару тонких резиновых перчаток. Он приняла их с восторгом, как часть увлекательной игры.

Пока Виола копалась с книгами, которых к удивлению Айрона было немного, все какие-то справочники, он тщательно осматривал письменный стол и полки с бумагами. Когда девушка закончила и сообщила ему, что ничего не нашла, он послал ее в спальню, осмотреть шкафы.

Фотографии обнаружились на самой верхней полке, это очевидно была вторая печать, они лежали, небрежно сунутые в конверт, если Даншен и собирался как-то ими воспользоваться, то он был уверен, что никто о них не знает. Быстро просматривая пачку, Айрон подумал, что да, воспользоваться ими можно. На всех были Стэн и Крис, в квартире Криса, снятые с достаточно близкого расстояния. Было такое ощущение, что кто-то не пожалел ни денег, ни усердия, чтобы запечатлеть каждый миг их близости с особой тщательностью. Даншен подумал, что фотографии сделаны с видеопленки, и не понимал, почему не шантажировать сразу пленкой? Ее можно по телевизору показать. Зачем печатать кадры, да еще и отдавать их этому странному индейцу.

Тут вошла Виола, и Айрон поспешил спрятать снимки. Негоже девочке было глядеть на это.

– Я кое-что нашла. – сказала она тихо. – Может, посмотрите?

Айрон пошел за ней в спальню. Виола отодвинула дверь шкафа, выкрашенную в кремовый цвет, как и вся спальня, отвела рукой одежду, и Айрон увидел, что внизу в коробке, деля ее с парой рыжевато-коричневых женских туфель, лежит пистолет.

Пистолет Айрон трогать не стал. Он был уверен, что это тот самый из которого убили Шеффилда. Они с Виолой быстро покинули квартиру, уничтожив все возможные следы своего пребывания. Проводив притихшую девочку до дому, Айрон зашел в бар, заказал себе чашку кофе и задумался. Идти и рассказывать все Крису? Нельзя, он слетит с катушек в ожидании того, как его начнут шантажировать, а когда увидит фотографии, это будет вообще катастрофа. Идти в полицию к старым друзьям рассказать про пистолет? Всплывут фотографии. Ладно, подумал Айрон, я подожду чуть-чуть. Они съездят в Швейцарию и тогда разберемся. Может, все приутихнет и тогда проще будет решить этот вопрос.

Дневник Стэнфорда Марлоу
20 декабря 2001

Вопрос с JT решился. Контракт с ними подписан. Я должен начать работать. Нужны слова. С названием оказалось сложнее. Оно понравилось всем, кроме Джимми. Грэмм отрицал его с упрямством и без объяснений. В конце концов, он заявил, что оно недостаточно коммерческое. На что Пэт с присущим ему остроумие в подобных ситуациях предложил ему самое коммерческое название «Оранжевые яйца». Крис веселился, ему доставляло удовольствие победить Грэмма и заставить его принять общее мнение. Джимми бросил репетицию и ушел, не попрощавшись. Я чувствовал себя перед ним виноватым. Пока Харди продолжал репетировать с оставшимися Пэтом и Арчи, я поехал вслед за Грэммом. Бобби довез меня до его дома, и просил позвонить, когда я соберусь ехать домой, поскольку он наметил на ближайшее время прогулку с Чани.

Грэмм принял меня без особой радости. Но чай все же предложил. Я спросил его, что на него нашло.

– Нельзя так. Тэн, ладно, Крис, у него всю жизнь проблемы из-за его воспитания, но ты ему не ровня, ты прекрасно понимаешь о чем я говорю, все хорошо в меру, – он потер рукой лоб и поморщился. – Ну, он такой, какой есть, у него с мозгами не все в порядке, все это знают, а ты-то что ему постоянно подыгрываешь, нравится тебе, что ли, весь этот бред?

– Я не возьму в толк о чем ты, – совершенно искренне ответил я ему, прекращая курить, поскольку дым явно причинял ему страдания.

– О чем? – переспросил он, – как будто ты не догадываешься, началось все удачно. Да, любовь у вас, это здорово, я не из тех, кто считает, что это патология, да и ребята не такие, потом ты стал с нами работать, ты отличный парень, я сам в тебя влюбился, когда первый раз увидел, – видимо, это признание далось ему с трудом, – пишешь классные тексты, никто не против, ты уже практически наш, вся группа тебя приняла, и не только из-за Харди, он – это отдельный разговор, альбом потрясающий, пока самый лучший из всего, что мы сделали, все идет, как надо, но нет, вы в штопор вошли. И ты, и он.

– Что значит – вошли в штопор? – уточнил я. – Джимми говори яснее.

– То и значит, что это твое названьеце «Инициация», это же очередной скандал, нас же опять во всех газетах полоскать будут и никто уже нас ради музыки слушать не будет, все будут ходить поглазеть на нас, как на кучку маргиналов, уродов-извращенцев.

– Чем дурно это название, Джим?

– Инициация, – тайный обряд, посвящение, ты сам это лучше меня знаешь, конечно, большинство и слова-то такого не слыхивали, и обязательно найдутся те, кто его истолкует по своему, мол, оргии, секты тайные, педерастрические штучки…Извини.

Он вздохнул и посмотрел на меня с тоской.

– Я тебя понимаю, – согласился я с ним неохотно, но честно. – Но что же теперь идти на поводу у требований среднего уровня, чтобы все ясно и просто было, без лишнего смысла, – я едва сдержался, чтобы не напомнить ему об оранжевых яйцах.

– Неужели нет другой идеи, у тебя-то, Тэн, – потребовал он так, словно в мою обязанность входило немедленно порождать сверхценные идеи и формулировать их четко и ясно.

– Нет, – ответил я, – «Инициация» – идеальное название для альбома.

– Сдаюсь. – в конце концов произнес он устало и без энтузиазма. – Будь по твоему. «Инициация» так «Инициация».

Зазвонил телефон. Джимми взял трубку.

– Нет. Это не я. Я уже давно труп, прекрасная Джейн, – ответил он. – Конечно, успешно. Еще не видел, обязательно посмотрю, как твой сингл? Давно уже. Никого, только Стэн Марлоу. Хочешь поговорить?

Он протянул мне трубку.

– Стэн, – услышал я голос, который ни с чем невозможно было спутать, голос Золотого Ангела, бархатный и властный, – я рада тебя слышать.

– Привет, – отозвался я.

– Ты еще не скис там, Харди тебя держит под замком?

– Ну не совсем, иногда я вырываюсь на волю, – возразил я.

– Я хотела пригласить тебя с нами на вечеринку. Знаю-знаю, тебя уже тошнит от одного упоминания о них, это у меня все было. Но я тебе обещаю, это будет великолепно.

– Куда надо приехать?

– Никуда, – ответила Джейн, – сиди и жди. Мы с Даной сами за тобой заедем. Согласен?

– Да, буду ждать, – пообещал я.

Мы вышли с Грэммом на улицу и ждали их у входа. Джейн подъехала на скромном сером «Рено», рядом с ней сидел Дана. Обе они были в белых костюмах. Я попрощался с Джимми и сел на заднее сидение.

– Дана сядь, пожалуйста с ним, – попросила подругу Джейн, – а то ему будет одиноко. И потом я не могу крутить руль, когда ты так близко, я умираю от возбуждения.

Девушка вылезла из машины и пересела ко мне.

– Она будет петь, – тихо сообщила она мне, – тот самый сингл, это секрет, в первый раз.

– Да, да, но ты уже всем разболтала, противная девчонка, – отозвался Золотой Ангел, – Стэн, я буду петь, и хочу, чтобы ты это услышал. От Харди все равно не добьешься ничего путного, а ты – совсем другое дело. Может когда-нибудь напишешь для меня песню.

– Попробую, – сказал я, задумываясь над тем, что же я могу для нее написать.

Мы ехали молча еще некоторое время, а затем Джейн снова стала расспрашивать меня об «Ацтеках».

– Какое отличное название, – воскликнула она, когда я сообщил ей, как будет называться следующий альбом. – «Инициация», ты гений, Тэн, мне нравится.

– Джимми совсем иного мнения, – ответил я, и объяснил почему именно.

– Какой он зануда, и трус, – она взмахнула головой, откинув назад свои роскошные золотые волосы, – он всегда удерживал Криса от глупостей, как будто его можно от них удержать.

Мы остановились у ворот клуба. Вышли из машины и прошли мимо охраны. Вечеринка, видимо, была серьезная.

– Здесь будет Джек Прайс, – сообщила Джейн, – он мой любимый актер, ты не смотрел «За чертой»? это тебе понравится, я тебя с ним познакомлю. Нет, пожалуй, не стану, Крис мне этого не простит. Вообще-то Джек женат, у него трое детей, но ты просто ужасен, Марлоу, – она посмотрела на меня сияющими небесно-голубыми глазами, – я понимаю, что Харди так по тебе с ума сходит. Идем. – Она взяла под руку Дану и я вслед за ними вошел в клуб.

В просторном помещении со сценой и не таким уж большим количеством столиков, как можно было ожидать уже было достаточно народу. Женщины в дорогих нарядах, мужчины в костюмах, но среди всей этой приличной публики попадались и отдельные экземпляры с перьями на голове и полуголые красавцы в золотых ремешках на груди. Странное сборище. Я взглянул на Дану и понял, что она тоже чувствует себя не совсем комфортно. Я же в потертых джинсах и черном свитере Харди ощутил себя, как любила повторять моя сестра, будучи поклонницей Марселя Пруста, «волосом в супе». Одно было утешительно, на меня никто не обратил внимания, только какой-то парень улыбнулся, встретившись со мной глазами, и что-то прошептал стоявшей рядом с ним даме. Все было чинно и вполне мирно. Мы сели за специально отведенный стол на троих. Джейн пить отказалась, но Дане заказала «Падающую звезду». Я выбрал «Висконти».

– Скоро начнется, – сказала Джейн, – я пойду приготовлюсь.

– Удачи, – пожелала Дана и поцеловала наклонившегося к ней Ангела.

Джейн удалилась.

Я остался в обществе маленькой журналистки. Дана попробовала коктейль и отставила его в сторону.

– Может поменяемся, – предложил я.

– Можно, – согласилась она. Мой ей понравился больше. Гости потихоньку расходились и рассаживались по своим местам. Шоу начиналось. Погасили свет.

– Джейн поет после Оскара, – пояснила мне Дана, – он обычно очень нудный.

На сцене появился Оскар. Действительно обещавший быть нудным и обстоятельным. Не очень сильный и уже поврежденный голос звучал до боли искусственно, контрастируя с набором обычных вербальных штампов. Дана крутила в руках недопитый бокал, и вдруг он выскользнул и, упав, на пол разбился в гробовой тишине затаившегося зала. Никто из официантов не подошел, пока Оскар не закончил свое выступление. Затем девушка быстро подбежала и собрав осколки предложила нам принести еще что-нибудь. Я заказал мидии. Дана ничего заказывать не стала, но попросила у меня разрешения, попробовать пару мидий из моей порции. Я не возражал.

Появилась Джейн. Великолепная, в ослепительно белом костюме с золотом текущим волнами по плечам, и меня поразило насколько она была действительно одарена свыше тем, что называется «даром света». Она пела, и, казалось, море ее голоса переливалось вокруг нас и обволакивало все вокруг, она пела страшную, печальную песню об ожидании смерти, о смертельной болезни, о воспоминаниях любви, утраченной и разрушенной, я взглянул на Дану и заметил, что она плачет. Я взял ее за руку и спросил, кому посвящена эта вещь.

– Ее мужу, – ответила она, – он умер от лейкемии. Они прожили вместе всего полгода.

Я замолчал. Джейн сошла со сцены и продолжала петь, проходя между гостями, как призрак, освещенный холодным голубоватым светом, пока не подошла к нам. Я опустил глаза и сидел, не двигаясь, она обошла вокруг и вернулась на сцену. Дали свет и разразилась буря аплодисментов, все вставали, подчиняясь непреодолимой силе соприкосновения с чужой, ничего не значащей для них трагедией и все же вызывавшей преклонение. Я встал вместе с Даной. Джейн помахала нам рукой и исчезла. Свет опять погасили и началась джазовая часть концерта. Джейн подсела к нам и обняла Дану.

– Ну, что скажешь, Тэн, – спросила она, – все уже записано и скоро выйдет вместе с моими ремиксами.

– Я не буду ничего говорить, – ответил я ей, – я не умею лгать.

Она удовлетворенно кивнула. Посетители начинали танцевать, Дана предложила мне присоединиться, но я отказался. Джейн попросила принести ей порцию виски со льдом. Дана отправилась танцевать с каким-то молодым человеком.

– Ты счастлив, Марлоу, – вдруг спросила она меня, – ты чувствуешь себя счастливым?

– Что есть счастье? – ответил я вопросом на вопрос.

– Когда любишь – это счастье, – задумчиво пояснил Золотой Ангел, – когда живешь свободно – это счастье.

– А если твоя свобода куплена болью тех, кто любил тебя? – я знал, что этот вопрос жесток, но я не мог не задать его ей.

– Тогда это не свобода, – ответила певица, – это предательство.

– Почему же ты не умерла вместе с ним, а продолжаешь жить и поешь о его смерти?

Она посмотрела на меня с гневом. И взяв из моей пачки сигарету, закурила и отвернулась.

– Не тебе об этом судить, – ответила она. Джейн встала и ушла к танцующим. Я остался один. Я сожалел о том, что сказал.

Прошло полчаса, Дана вернулась и следом за ней Джейн. Похоже, она простила меня, она больше не спрашивала о своей песне и заговорила о Харди.

– Сколько его помню, он всегда был всем недоволен, – сказала она, – из-за каждого альбома ссорился с Арчи, а уж с Джимми и подавно. Но Пылающая комната, это как раз то, что он всегда хотел сделать. Ему повезло, что вы познакомились, никто бы для него таких слов не написал.

– По-моему, слова для него не главное, – заметил я, – он вообще может и без слов завести кого угодно, слушают-то в основном голос.

– Это ты зря так думаешь, – продолжала спорить Джейн, – спроси у Даны, она в этом разбирается, ей твои слова очень нравятся.

– А кто тебе пишет? – поинтересовался я.

– По всякому, иногда сама пишу, сейчас с Даной вместе что-нибудь прикидываем, а так это все должно ложиться без напряга.

Я оглянулся вокруг.

– Тебе вон за ту стойку, – указал Золотой Ангел, – сразу направо. Не промахнись.

Я направился по указанному адресу.

Открыл дверь, и убедился, что попал правильно. Я подошел к вожделенному писсуару. и уже расстегнул штаны, когда сзади хлопнула дверь. Я невольно оглянулся. В дверях, держа руку за спиной, стоял тот самый парень, который улыбнулся мне, когда мы вошли в клуб. Он двинулся ко мне и, подойдя почти вплотную, направил на меня пистолет. Мне вспомнилась фраза из дневника Хауэра: «Я понял, что не хочу умирать. Сейчас не хочу». Он посмотрел на меня насмешливо, но под насмешкой сквозила холодная ненависть.

– Ну что, пришло время, шлюха, – сказал он и посмотрел на мои расстегнутые джинсы.

– Может разрешишь мне отлить?

– Последнее желание – закон.

Он сделал мне знак повернуться. Я повернулся и с приставленным к затылку дулом, занялся тем, ради чего зашел в этот гребаный сортир.

– Готов? – спросил он. Ему явно не терпелось поскорее проделать мне дырку в башке. – Ненавижу пидоров.

– А я люблю, – раздался в ответ голос Золотого Ангела. Мне дьявольски захотелось оглянуться, но я знал, что он выстрелит при любом моем движении.

– Катись отсюда, – отозвался парень, – а то обоих грохну.

– Ну, зачем же так, – продолжала Джейн, – Дана, поди позвони, куда следует, а я постою.

– Я ему вышибу мозги, убери пушку.

– А я тебе, – возразила Джейн. – взаимно. – Не беспокойся Стэн, я его держу. – сообщила она мне.

– Пошла ты…

– Пригнись, Тэн, – дико закричала Джейн, – пригнись.

Я последовал ее совету и метнулся на пол, раздались выстрелы, меня осыпало осколками керамики, ужасная боль пронизывала плечо. Я не мог понять, что происходит, пытаясь сбросить с себя эту скотину, белый призрак Золотого Ангела навис над нами. Она держала пистолет у его виска.

– Сука, – это было последнее, что я расслышал.

Я открыл глаза, было довольно прохладно. И первое, что увидел это глаза были глаза Пернатого Сфинкса, внимательно смотревшие на меня. Харди сегодня не брился. Я улыбнулся этому факту.

– Ты сволочь, – нежно прошептал он, целуя меня в шею. – я люблю тебя.

Я оглядел зеленоватые стены палаты. Плечо ныло, я не мог пошевелиться.

– Сон, помнишь сон? – спросил я его, – плечо Пелопа.

Он покачал головой.

– Как Джейн?

– С ней все в порядке, полиция во время приехала, это ей я должен спасибо за тебя сказать.

– Да, она, молодец, а что парень?

– Его забрали, Хайнц им займется, что он тебе сказал?

– Кто? – переспросил я.

– Этот ублюдок, – глаза Харди сверкнули зеленоватым огнем, – дерьмо.

– Сказал, что ненавидит пидоров, – я улыбнулся той простоте, с которой повторил его слова.

Харди прерывисто вздохнул.

– Его не отпустят?

– Отпустят, так я его прикончу, – ответил Харди, осторожно прикоснувшись к моей щеке, – тебе больно?

– Не очень, терпеть можно. Огнестрельных ран у меня еще было.

– Кость немного задета, царапина, не больше. Я тебя заберу дня через два.

– А что газеты, все будет оглашено на всех перекрестках?

– Нет, да какая разница, забудь, – он смотрел на меня с незнакомым мне странным выражением лица. В его глазах не было того желания, которое было для меня постоянным знаком нашей связи с ним, что-то совсем иное было в них. Я вспомнил «Братьев по крови».

– Оставайся со мной, – попросил я. – Всю ночь.

– Конечно, – ответил он. – Я не уйду. Джимми тут приехал, топчется у дверей. Не хрен ему тут делать.

– Впусти его, – возразил я.

– Это он виноват, меньше выебываться надо было.

– Нет, он не виноват.

Харди встал и подошел к двери, Джимми осторожно заглянул.

– Заходи, – предложил я.

– Стэн, – он подошел и сел рядом под пристальным взглядом Криса, – это просто дикость какая-то. Зачем он это сделал?

Харди подошел и сел с другой стороны постели.

– Не любит педерастов, – пояснил я, заметив, как Харди передернуло от очередного повторения этой фразы.

– Мерзавец, – Джимми положил ладонь на мою лежавшую поверх одеяла руку. – тебе нельзя никуда без Айрона, больше этого не должно повториться. Я тебе хотел сказать, что ты прав, название что надо, это я придурок.

– Да ну, не важно, Джим.

Харди остался на всю ночь. Ночью боль усилилась, словно в плечо всадили раскаленное железо. Стало легче после укола. Я боролся со сном. Глаза слипались. Крис уговаривал меня заснуть.

– И не уедешь никуда, – с сожалением рассуждал Крис, – альбом записывать надо, и эти двое кретинов приставлены к нам.

– Ты поговори с Хайнцем, – попросил я, – он должен его допросить как следует, я не думаю, что все так просто.

– В каком смысле, – Харди удивленно посмотрел на меня.

– Он не просто так меня замочить решил, он собирался это сделать вполне намеренно, Крис, – пояснил я.

Харди отошел к приоткрытому окну и закурил. Я попросил его дать мне тоже сигарету. Он поднес ее к моим губам. Я затянулся и подумал о том, что Хауэр должно быть порадовался бы глядя на все это.

– Странно все это, – заметил Крис, – как будто задались целью нас угробить.

– Может так оно и есть, – предположил я.

– Хрен им, – возразил Харди, – на Новый год уедем из города к черту.

Мне снова вспомнилась наша первая ночь и строки, которые я читал ему:

 
Тебя похоронил великий Нил,
И выдал нам – и смерть зажала в львиных
Объятиях превыше наших сил,
И с этой мыслью страсть его, а страсть
Всего лишь память о страстях минувших
Очнулась победительно в уснувших
Бессильно чреслах и взыграла всласть.
 
26 декабря 2001

Крест Диего Эрреры. Подарок Криса занимает меня так же, как Хауэра занимала Звезда Почетного Легиона. Моя болезнь, плохо заживающая рана на плече, бессонница, – все это только еще больше заставляет меня задаваться вопросом, на который, кажется, нет и не может быть ответа – Что есть Пылающая комната. У каждого из нас есть своя Пылающая комната. Ее стены залиты жидким пламенем, оно течет и переливается, оно прилипает к коже, как одежды, пропитанные кровью Несса, и их нельзя отодрать иначе, чем вместе с кусками плоти. Если я еще могу молиться, то моими святыми заступниками могут быть только Конрад и Хауэр, едва не убившие друг друга из-за любви, запретной и сжигающей. Вместо того, чтобы еще раз сказать себе: «Держи себя в руках», меня тянет сказать совсем иное: «Дай себе волю, и пусть будет что будет». Наступающий год пугает меня. Я не могу заставить себя работать, а это необходимо. Контракт обязывает. Меня тяготит постоянное внимание и заботы Харди о моем здоровье, Айрон, дежурящий внизу. Единственное утешение – Чани. Собака чувствует состояние человека. Он приходит ко мне и кладет голову на колени. Крис мечется из угла в угол. Пьет, курит и названивает по телефону весь день. Репетиция отменена из-за Арчи. Джимми приехать отказался. Я не могу забыть историю с фотографиями, смотреть на них я не хочу. Крис не стал настаивать, он от них в восторге. Иногда мне вспоминается его вопрос, после нашей партии в бильярд, не извращенец ли он. Извращенец каждый из нас, каждый, кто пришел в этот мир со своими мечтами и надеждами, в этот мир, не приспособленный ни для их исполнения, ни для их умерщвления. Он принуждает нас с ними жить. Невыносим не миг полноты, невыносим по-настоящему лишь момент опустошения, мой друг этого не понимает. Он даже во сне продолжает купаться в огненной реке своих желаний.

27 декабря 2001

Я не мог поехать к Хайнцу, поэтому Хайнц приехал ко мне. Сдержанный и вежливый осведомился как я себя чувствую. Я чувствую себя отлично, как и полагается чувствовать себя тому, чьей предсмертной просьбой была просьба дать ему спокойно помочиться. Детектив этого не понял или сделал вид, что не понял. Тем хуже для него. Он ждал, что первый спрошу его о том, что показал арестованный. Мне плевать, что он показал, мне плевать, кто убил Генри Шеффилда, которого я трахал за то, что он подобрал меня на улице, мне плевать, что меня называют шлюхой и потаскушкой, что меня чуть не прикончила в сортире какая-то мразь, мне все становиться безразлично. Похоже, это действие транквилизатора.

– Вы знаете, что нам удалось обнаружить, господин Марлоу, – он посмотрел на меня своими стеклянными черными глазами и в них, казалось, появилось сострадание, – на квартире у Раймонда Кларка (так его надо полагать звали), была визитка господина Даншена, не могли бы вы откомментировать это?

– Я знаю господина Даншена слишком плохо, чтобы давать комментарии, – ответил я, поглаживая собаку, – Спросите у него сами.

– Какие мотивы могли быть у Кларка нападать на вас?

– Мотив самый обыденный, господин Хайнц, я – педераст, и не скрываю этого, – я посмотрел ему в глаза без всякого смущения, но он не отвел взгляд, ни единый мускул в его лице не дрогнул. Он и бровью не повел.

– Были ли иные причины, ссора, или что-то еще?

– Я видел его дважды в жизни, первый раз, когда вошел в клуб, второй раз, когда достал свой член из штанов, – меня несло все дальше и дальше и все сильнее.

Хайнц еле заметно улыбнулся и сам предложил мне закурить, протянув свои сигареты.

– Так вы признаете, что вы – гомосексуалист, господин Марлоу?

– Вы и сами это прекрасно знаете, – ответил я, не испытывая ни малейшего стеснения.

– Я вынужден задавать вам этот вопрос, поскольку только ваше личное признание имеет силу.

– Проведите экспертизу, – предложил я ему, – это, кажется, не сложно.

Детектив, не ожидавший, видимо, подобного цинизма, слегка поморщился. Я был вполне удовлетворен, теперь он был моей жертвой, мы наконец поменялись ролями.

– Этого не требуется, достаточно ваших слов, – заверил он меня. – как давно началась ваша связь с Крисом Харди?

– Так давно, что и вспомнить трудно, я полагаю еще во времена Нерона, – я выдохнул дым и потрепал Чани за ухом, – потом мы плавали с ним за золотом в Южную Америку, там прошли инициацию в племени, вырезанном впоследствии конквистадорами, мы занимались любовью в огненном кругу на шкурах леопардов, а все племя смотрело на нас, включая женщин и детей, такие у них обычаи. После чего мы дали клятву на крови. И с тех пор неразлучны.

Я замолчал и подняв голову заметил, что в дверях стоит Айрон и на лице его выражение неподдельного ужаса. Мне стало весело, и я предложил ему присоединиться к нашей беседе. Хайнц оглянулся и коротко поздоровался. Айрон сообщил, что Даншен приехал по срочному делу. Я вопросительно посмотрел на полицейского. Он отрицательно покачал головой.

– Скажите ему, чтобы ждал внизу, пока господин Хайнц не закончит со мной. – велел я. Айрон кивнул и удалился.

– Все это очень занимательно, господин Марлоу, – продолжил детектив в ответ на мое откровение. – вы действительно в это верите?

– Это было, – сказал я, прикуривая следующую сигарету, от предыдущей, Хайнц не успел протянуть мне зажигалку, – ничего не поделаешь.

– Это очень рискованное заявление, знаете ли, – заметил он.

– Риск – благородное дело, – ответил я банальностью на его деликатное ханжество.

– И все же вернемся в рамки нашего времени, как давно вы вступили в связь?

– Около года назад, я захотел переспать с ним, как только его увидел, у него была замечательная зеленая майка с надписью Kiss my ass, please, это please очень возбуждает.

Хайнц покачал головой, мне было любопытно, сколько он еще выдержит. Но он держался молодцом. И тогда мне пришла в голову уже совсем непристойная мысль: «Встает ли у него от моих рассказов?»

– Нет, господин Марлоу, – произнес он, и мне показалось, что он отвечает на мой вопрос, так странно прозвучало это неуместное «Нет». – Меня интересуют отнюдь не майки господина Харди, а его браслет.

– Был у него браслет, медный, сломался, перед пресс-конференцией, когда альбом вышел, а потом и вовсе пропал, – пояснил я. – Извините, я могу предложить вам кофе?

– Да, конечно. – отозвался полицейский, – с лимоном, если не трудно, – добавил он довольно нагло.

Я подумал о Даншене. Дождется он внизу или так и уедет со своим срочным делом.

Прошел на кухню, приготовил нам обоим кофе, Хайнцу с лимоном, себе с бренди и вернулся на место. Сделав несколько глотков, мой мучитель блаженно прищурился.

– Кто мог подкинуть его на место преступления, – вдруг спросил он таким тоном словно вел диалог с самим собой.

– Кто угодно, – ответил я, – Вы же должны лучше это знать. Это ваша профессиональная обязанность.

– Вы бы хотели помочь вашему… другу, – поинтересовался он.

– А как вы сами думаете?

– Думаю, вы бы не отказались, так вот назовите, конфиденциально, разумеется, всех кто может являться его врагом, тайным или явным.

– Вряд ли у него есть враги, есть женщины, которым он отказывал, мужчины, которым он бил морду… – мне захотелось добавить «и девочка-подросток, которую он носил на руках…», но сдержался.

– Кто именно, господин Марлоу? – Хайнц очень внимательно изучал меня, следя за каждым моим движением. Чани встал на задние лапы и начал облизывать мое лицо. Детектив терпеливо ждал ответа.

– Я не знаю, – ответил я.

– Хорошо, я думаю, на этом нам стоит остановиться, – он встал и подал мне руку. Я пожал ее. Он ушел. И явился Даншен. Бодрый и полный энергии, я начинал понимать чувства Бодлера, испытывавшего ненависть к здоровым и полным жизни прохожим на улице. Плечо ныло. Даншен сказал, что JT просит представить в самые краткие сроки сингл, таково их условие. Я подумал о том, что надо написать ранее задуманный мною текст песни «Напиток Господина Говарда» и заверил его, что все будет сделано в самые короткие сроки. Я готов был душу продать дьяволу, лишь бы он убрался поскорее. Он вероятно и сам понял, что я не настроен на длительную беседу и ушел восвояси. Оставшуюся часть дня я пролежал в спальне с задернутыми шторами, думая над вопросом Хайнца, есть ли у Харди враги. Чани лежал рядом с постелью, его присутствие действовало на меня успокаивающе.

Вернулся Крис и спросил, не голоден ли я. Я был не просто не голоден, я не мог даже подумать о еде.

– Тэн, какого черта, тебе нельзя не есть, – убеждал он меня.

– Хайнц приезжал. – сказал я ему, – у этого парня нашли визитку Даншена. Ты понимаешь, что это значит?

Крис провел по лицу рукой.

– Сука, одно дерьмо кругом, кому доверять-то, – я пропустил мимо ушей его риторический вопрос и продолжал.

– Даншен подослал его, чтобы убить меня, тебе это ни о чем не говорит, не тебя, а меня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю