Текст книги "Пылающая комната"

Автор книги: Артем Литвинов

Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

– И все? – продолжал допытываться Харди.

– Разве этого мало, ты же западал на это?

– Черт возьми, малыш, – сказал он, запрокидывая голову, чтобы взглянуть на меня, – я просто трахал их, попробовал бы кто-нибудь мне диктовать что делать…

– Крис, это другая культура, другие отношения, – возразил я. – и то полиция достает нас, а уж раньше все было гораздо сложнее.

Харди задумчиво смотрел в потолок.

– Что ты будешь делать, если меня отправят за решетку? – вдруг спросил он.

– Этого не будет, – ответил я, – даже думать об этом забудь. Ты же сам говорил, не так-то легко доказать твою причастность к убийству.

– И все же?

– Скажу, что мы убили вместе, пусть посадят обоих.

– Нет, – он резко поднялся и схватил меня за шею, – нет, ты не сделаешь этого, ты останешься на свободе, давай обещай мне, что так будет. Я написал на тебя завещание. Все будет твоим, Тэн, все деньги, дома, процент от продаж альбомов, все, что есть.

Не знаю, что произошло со мной в тот момент, но я вдруг воспринял его слова как прямое оскорбление, невольное и от этого еще более жестокое. Я снял его руку со своей шеи и встал. Крис смотрел на меня испытывающим тревожным взглядом.

– Мне не нужны твои деньги, дома, доходы от альбомов, мне ничего от тебя не нужно, – сказал я довольно зло и холодно, я почти не владел собой, – Элис тоже считает, что я сплю с тобой, рассчитывая что-то поиметь, и все остальные тоже, ты думаешь, ты покупаешь меня? Мне плевать на твои деньги, на твою славу, я ничего не хочу от тебя, кроме тебя самого, и лучше бы у тебя ничего не было, мы бы не сидели в таком дерьме.

Я взял сигарету и закурил. Крис молча сидел на полу. Внезапно он встал и обнял меня сзади, крепко прижимая к себе:

– Прости, я не то сказал, – произнес он тихо и покорно, – я не хотел тебя обидеть, я идиот.

– Ты не идиот, – возразил я, – ты думаешь то, что обычно думают в таких случаях, у меня нет ничего, у тебя есть все, тебе в голову не приходит, что я способен любить тебя и без всего этого, ты живешь в этом аду, ни на минуту не забывая о нем.

– Но ведь это не так? – спросил он, – ты мой, потому, что я – твой, да, Стэн, скажи это?

– Да, – подтвердил я.

Он разжал объятия и взяв меня за руку, подвел к постели. Он смотрел на меня с мучительным нетерпением, мне было все равно, что с нами будет дальше, мне было достаточно того, что сейчас его глаза выражали всю ненасытность его желания.

– Разденься, – глухо попросил он.

– Сделай это сам.

Он протянул руки и осторожно снял с меня футболку. Я проделал с ним тоже самое. Это было похоже на игру с огнем, страшным и грозящим пожрать нас обоих в мгновение ока. Я опустился на постель, и он снял с меня все остальное. Крис стоял надо мной, не двигаясь.

– Чего ты ждешь? – спросил я, чувствуя, как от его взгляда по всему моему телу разливается жар, подступая к горлу, удушающей волной. Крис сел рядом и, подняв мои руки, прижал их над головой к постели.

– Я нашел твои рисунки, случайно, – сказал он, наклоняясь ко мне и вглядываясь в мое лицо, – ты рисовал меня, Тэн, и мне это нравится, почему ты это скрывал?

– Это были наброски, – я улыбнулся, произнося эту ложь.

– Я не умею рисовать, – ответил он, проводя пылающей ладонью по моей груди. – но есть еще фотографии, ты позволишь мне, Тэн, только для меня.

– Нет, это даст новую пищу скандалу, он возобновиться.

– Я найду того, кто будет молчать.

– С одним условием, – сказал я, – я согласен, но с одним условием, ты познакомишься с Виолой Тиздейл.

Харди усмехнулся.

– Да, – наконец ответил он, – познакомлюсь.

17 декабря 2001

Наша «сделка» состоялась. Я приехал после очередного «сеанса» у Хайнца. Вопросов о моей сексуальной ориентации он больше не задавал, но зато он нашел новую, не менее видимо для него увлекательную тему – мои взаимоотношения с Виолой. Не понимаю, как он до этого докопался. Боюсь, что он до нее доберется, а это уже совсем нежелательно. Вообще-то это, кажется, запрещено, она несовершеннолетняя, да и к Шеффилду никакого отношения не имеет. Но от этого любителя интимных подробностей чужой жизни, можно ожидать чего угодно. В конце концов, он поднимет всю необходимую информацию, узнает о том, что она дочь Томаса, а Томас осужден пожизненно, был и погиб во время пожара. Узнается то, что не осталось в тени во время процесса – моя причастность к этому делу. Это обеспечит мне славное будущее, и тогда я с чистой совестью сознаюсь в убийстве и расплачусь по счетам за все то, счастье, которое сполна было послано мне небом. Настоящий хэппи-энд в духе социальной драмы шестидесятых.

Приехал в два. Крис был дома и пил виски вместе с в высшей степени экстраординарной личностью в синем костюме, с перстнями на каждом пальце и серьгой в ухе, он был высокий, статный, светловолосый, с удивительными золотистыми глазами, я так и не выяснил были ли это линзы или его естественный цвет.

Крис представил мне его как Освальда, фотографа-датчанина, профессионала суперкласса. Я охотно поверил в это, заметив, как он посмотрел на меня, в его взгляде не было никакого любопытства, я был для него моделью, и не более того. Крис разговаривал с ним с трудом, поскольку Освальд по-английски изъяснялся весьма скверно, но все, что нельзя было понять на вербальном уровне, восполнялось его необыкновенно экспрессивной манерой речи.

– Я поклонник таланта Криса, – сообщил он дружески пожимая мне руку. – такой великолепный альбом. Вы написали песни?

– Да, но только тексты, – уточнил я.

– Прекрасный союз, я хотел бы пожелать вам успехов, – продолжал он на своем ломаном языке, – никогда не сдавайтесь, чтобы кто ни говорил. Наш век – век свободы и творчества.

Мы сели и побеседовали еще немного. Крис, разговорчивый и безумно возбужденный, рассказывал о съемках клипа.

– Да, да, – кивал головой фотограф, – чудесно, это было чудесно.

– Вот так, я его уговорил сниматься, – он имел ввиду меня, – а теперь фотографироваться.

– У вас это получится прекрасно, – заверил меня Освальд, потушив сигарету, – вы необыкновенно фотогеничны.

– Вот и я ему то же самое, а он не верит, – вмешался Харди и затем, притянув меня за рукав к себе, добавил почти шепотом: «Не стесняйся, он отличный парень, все как надо».

Меня чертовски интересовал вопрос, каким образом он собирается делать не студийные снимки и не сомневается в успехе. Судя по оборудованию, он был действительно специалистом высокого класса, как я впоследствии узнал, он работал на самые престижные агентства Дании и Швеции. Но больше всего мне требовалась уверенность в том, что все это не выйдет за рамки нашего узкого круга. Я спросил об этом Криса, когда Освальд на несколько минут отлучился, чтобы что-то еще взять из машины.

– Если он продаст фотографии, Крис, они будут растиражированы во всех журналах, я же не смогу никому в глаза посмотреть.

– Ничего он не продаст, – возразил Харди, – я выкупаю пленки, все подчистую, такое условие съемки, я за это дорого отдаю, но зато надежно.

У меня в жизни было не так уж много прецедентов, когда мне доводилось испытывать неловкость из-за чрезмерного внимания к моей персоне. Я ожидал чего-то похожего от этой ситуации. Но вышло иначе. Освальд оказался не только замечательным собеседником, не перестававшим развлекать меня во время съемки, но и на редкость гибким и тактичным партнером в работе, Криса он попросил удалиться, объяснив, что всегда предпочитает иметь дело с моделью один на один. Харди немного был этим недоволен, но пререкаться не стал и оставил нас наедине. Я не мог в тайне не сознаться себе в том, что мне доставлял удовольствие сам процесс, все происходящее и это не в последнюю очередь из-за его личного обаяния.

Крис с нетерпением дождался окончания съемки. Я оставил их обоих за разговором, а сам пошел в ванную и, прикрыв дверь, сел на черные плиты. Конфликт, неизбежный как вихревые токи в сердце урагана постепенно завладевал моим сознанием. Несмотря на то, что сам я воспринимал ситуацию, как ее и должен воспринимать художник, я твердо знал, что комментарием на нее моего отца было бы одно единственное слово: «грязь». Это слово звучало внутри меня, оно сводило меня с ума и делало невыносимым само мое существование в ту минуту. Вошел Крис и немедленно поднял меня на ноги:

– Что с тобой, малыш, – он обнял меня и успокаивающе похлопал по спине, – Освальд сказал, что ты неотразим, он по-моему к тебе не равнодушен, даже спросил не согласишься ли ты сняться хотя бы пару раз для «Эдема». Конечно, я ему сказал, чтобы и речи не заводил, вот так.

– Крис, я ненавижу себя, – произнес ту единственную фразу, которая и казалось мне истиной в тот момент.

– В чем дело, – он посмотрел мне в глаза, – тебе не понравилось?

– Нет, я не про то, – я не мог объяснить ему, что именно заставляло меня страдать и почему я не мог с этим справиться.

Освальд уехал, пообещав, что все будет готово через день, на следующей неделе он должен был вернуться в Данию. Я лежал на диване и курил, Крис продолжал расписывать мне свой новый проект во всех подробностях и требовать тексты, с которыми как-то не складывалось в последнее время. Тогда я напомнил ему о его обещании. Пора было выполнить и его.

– Тэн, хоть сейчас, звони ей, я пришлю ей машину. Где она живет? – спросил Харди, со свойственным ему чувством чести никогда не отказывавшийся от данного слова.

– Я за ней съезжу, – ответил я.

– Только привози скорее, – пригрозил он, – я хочу ее видеть.

Когда, приехав к Виоле и застав ее дома, я сообщил ей, что мы сейчас же едем знакомиться с Крисом Харди, она испуганно посмотрела на меня и воскликнула:

– Но у меня ничего нет, я отдала платье в чистку, а у юбки сломана молния!

– Одевай, что есть, – велел я, – для такого дела, это неважно.

– Подожди минуту, я быстро, – она убежала в комнату и вернулась ко мне в черном джемпере и черных джинсах. На пальце у нее сияло темным винно-красным цветом кольцо с гранатом. Оно было ей велико, и, она надев его на указательный палец, все время держала руку сжатой в кулак.

– Едем, – сказал, накидывая ей куртку на плечи и спеша вытащить ее из квартиры. Виола заперла дверь и мы побежали вниз по лестнице. Внизу ждал Бобби. Увидев лимузин, Виола с восхищением воскликнула:

– Вот это тачка! Здорово!

Мы сели на заднее сидение. По ней было заметно, как сильно она волнуется. Она все время нервно облизывала и кусала губы, пока не пошла кровь.

Я достал платок и приложил к ее рту:

– Не трясись, он не кусается, ты же давно хотела его увидеть.

– Но это так неожиданно, я совсем не готова, я даже не знаю, что сказать, – пояснила она, прижимаясь щекой к моему плечу.

– Ничего не говори, он сам будет тебя спрашивать, за этим дело не станет, только не проси автограф, его это бесит.

– Не буду, – пообещала Виола.

Мы подошли к Айрону, я познакомил его с Вилой, представил ее, как дочь моего учителя. Поднялись наверх и на пороге столкнулись с Крисом. Виола замерла. Она смотрела на своего кумира, широко раскрыв глаза, а Харди стоял, прислонившись к дверному проему и тоже разглядывал мою гостью с интересом. Внезапно он протянул ей руку и сказал:

– Крис.

Виола взяла его руку и он взглянул на кольцо и улыбнулся.

– Великовато? – спросил он весело.

– Да, – ответила она, и, набравшись смелости, продолжила, – Виола, я очень люблю вашу музыку.

Харди пожал ее руку и сказал взглянув на меня:

– Заходи.

Мы прошли в гостиную. Виола подошла к креслу, но сесть не решалась, продолжая смотреть на Криса, теребя ворот джемпера.

– Садись, садись, – велел он, – Ариэль, там все готово, принеси кофе и мороженное. Ты любишь мороженое? – спросил он у Виолы.

– Очень, – ответила она с готовностью съесть и выпить все, что угодно, лишь бы не произносить в присутствии Харди слово нет.

Я принес кофе, мороженое, фрукты, поставил все на стол и, придвинув третье кресло, сел с ними.

– Ты чем занимаешься, рассказывай, – потребовал Крис и тут же схватившись за сигарету добавил, – извини, я не могу не курить.

– А можно мне тоже, – спросила девушка.

– Конечно, – он протянул ей сигареты, она взяла одну дрожащей рукой, придерживая большим пальцем кольцо и сунула ее в рот. Крис дал ей прикурить и, затянувшись, откинулся на спинку кресла. Она явно нравилась ему, гораздо больше, чем я ожидал, Виола курила и молчала, поглядывая то на него, то на меня.

– Я боксом занимаюсь, – начала он робко рассказывать о себе, – я Тэну говорила, он даже не поверил, а еще лошадей люблю.

– Вот это да! – воскликнул Харди, – хороша подружка, Тэн, а стрелять умеешь?

– Один раз мне Марк давал выстрелить, когда мы на охоту ездили, – объяснила она, ужасно сожалея, что не может похвастаться более существенным опытом.

– И давно ты нас слушаешь? – он сам налил ей кофе и положил в чашку мороженное и шоколад.

– Спасибо, – Виола взяла чашку из его рук, и осторожно поставила ее себе на колени.

«Уронит», – подумал я, заранее представляя себе ее смущение и панику.

– Очень давно, я все песни знаю наизусть, – сказала она с гордостью.

– А что тебе больше всего нравится?

Виола поднесла полную чашку к губам и слизнула пену растаявшего мороженного.

– Все-все, но сейчас очень «Пылающая комната» нравится.

Она поставила чашку на стол и я вздохнул с облегчением.

– А на концертах бывала много раз?

– Всегда, если могу билеты купить, – пояснила она.

– Тэн говорил, ты в бильярд играть научилась?

Виола покраснела и опустила глаза. Я вмешался и ответил за нее.

– Да она меня сделала с полпинка, а теперь не сознается.

Крис весело рассмеялся и протянув руку Виоле, воскликнул:

– Поздравляю! Молодец!

– Я случайно, – оправдывалась девушка, легко прикасаясь к руке Харди, – он мне поддавался нарочно.

– Ну не ври, не ври, – возмутился я, – все было по-честному.

– А хочешь со мной сыграть, а? – спросил он.

Виола закусила губу, не зная, что сказать, и беспомощно посмотрела на меня. Я ей кивнул. И она ответила:

– Хочу.

– Ну, так поехали в «Гринвич», – сказал он, поднявшись.

Виола встала и потерла глаза руками, она, вероятно, до сих пор не могла поверить, что это не сон.

– Спускайтесь, я сейчас буду, – сказал Крис и отправился переодеваться. Виола подошла ко мне и, наклонившись, прошептала мне на ухо:

– А можно мне в туалет зайти?

– Пойдем я тебя отведу, – я встал повел и повел по коридору.

– Не уходи, ладно, – попросила она приоткрывая дверь.

– Ладно, – пообещал я.

Крис вышел, уже одетый, и, увидев меня, сказал:

– Классная девчонка, Тэн.

– Да, – согласился я, и тихо добавил, – только не вздумай ее поить ничем.

– Ты что думаешь я совсем идиот, – возмутился он, – я все понимаю.

Виола вышла и мы все трое спустились вниз, сели в машину и поехали в «Гринвич». Виола сидела между нами и по ее лицу было видно как она счастлива и взволнована. Я взял ее руку и пожал в знак поддержки.

– Он серьезный противник, смотри не подведи меня, – сказал я ей.

Харди усмехнулся.

В «Гринвиче», мы сначала обосновались за стойкой, бармен разглядывал нас с нескрываемым любопытством, он, вероятно, был знаком с Харди, но меня и Виолу в его компании видел впервые. И наконец, не удержавшись, спросил:

– На вечеринку или поиграть?

Вечеринка проходила в другой части клуба, у столов народу почти не было.

– Играть, – ответил Харди, – «Зорро», двойной, Стэн, что будешь?

– То же самое, – отозвался я.

Харди наклонился к Виоле что-то тихо сказал ей, за звуками музыки я ничего не расслышал, девушка улыбнулась и опустила глаза.

– Еще один «Зорро», – крикнул Крис бармену.

Через две минуты мы все трое уже тянули коктейль. Он был крепкий, и я с тревогой поглядывал на щеки Виолы, загоравшиеся постепенно ярким румянцем. Они о чем-то увлеченно перешептывались с Крисом и наконец он сказал мне:

– Свидетелем будешь, пошли, учитель.

Партия началась, бармен не вытерпев, присоединился к нам, покуривая сигарету, на Криса «Зорро» не подействовал, но с Виолой дело обстояло иначе. После каждого забитого шара она скакала вокруг меня, с кием в руках, и радостно призывала всех присоединиться к ее ажиотажу. Кольцо ей мешало, и она сняла его и отдала мне. Ее буйство заражало Харди, и он метался вокруг стола, постоянно чертыхаясь и примеряясь к более удобной позиции, а, промазав, смотрел на меня и долбил кием по полу. Игра принимала масштабы рыцарского турнира, бармен давал обоим советы, особенно сочувствовал Виоле, поздравляя ее с очередной победой. Я внимательно следил за тем, не подыгрывает ли Харди своей партнерше, но нет, ничего подобного и в помине не было, он играл всерьез и всерьез удивлялся собственной неловкости. Виола побеждала, она уже подбегала ко мне и азартно целовала меня в случае удачи. Крис в конце концов попросил поставить «Сердце девственницы». Вероятно, это была его дань победительнице, ибо Виола выиграла и положив кий на стол сказала нам:

– Пейте за мою победу!

Крис, перешедший в стадию подростковой развязности, заказал еще три порции «Зорро». Бармен к нам присоединился, непрестанно рассказывая бильярдные анекдоты. Виола и Крис хохотали, как сумасшедшие. Я уже подозревал, что ее опьянение перешло все возможные границы.

– Я тебя поцелую, – сказал ей Харди, – но ты сохранишь это втайне, никому даже бой-френду ни слова, ОК!?

– Ни слова, ни слова! – подтвердила она, и они с удовольствием поцеловались.

Я смотрел на них и, как ни странно, я был беспредельно счастлив, так как только может быть счастлив человек, вернувшийся из долго опасного путешествия.

– Хочешь есть? – спросил Крис у девушки.

– Да, я с утра не ела, – призналась она.

– У нас будет отличный ужин, – он достал телефон, позвонил Айрону и попросил его заказать ужин на дом.

– Ну, можешь идти? – спросил Харди, когда мы все трое, поблагодарив за отменное развлечение бармена, поднялись на ноги.

– Могу, – держась за меня, уверенно ответила Виола. Я взял ее под руку и мы пошли к выходу.

Нас окликнул бармен и, помахав нам рукой, добавил специально для Виолы:

– Мои поздравления, леди!

В машине, Виола прислонилась ко мне и, положив голову мне на плечо, задремала. Крис курил сигарету за сигаретой, и все время улыбался сам себе. Бобби подкатил к дому и остановился, Виола открыла глаза и пошевелилась. Крис вышел и протянул руки:

– Иди сюда.

Она кое-как подобралась к двери, и он подхватил ее на руки и вытащил из машины.

Я вышел и, подойдя к нему, спросил:

– Нас не застукают?

– А пошли они, – ответил он, поднимаясь по лестнице с Виолой на руках, – мы педерасты и педофилы, что еще надо.

Шутка была рискованная. Мы прошли мимо кивавшего нам с плохо скрытой иронией телохранителя и вошли в лифт.

Крис усадил Виолу в кресло, и поставив ей на колени полную тарелку велел есть. Она с усилием стала запихивать в себя, столько смогла. И вдруг посмотрела на меня с отчаянием:

– Тэн, меня тошнит, – простонала девушка, – я больше не могу. – Я взял у нее тарелку, пока Крис разыскивал какие-то тибетские таблетки от похмелья.

– Идем.

Она добрала до ванной и исчезла за дверью. Я вернулся к моему другу, меня взяло зло:

– Ну, какого черта ты это сделал?! Я же тебя просил. – сказал я ему, наблюдая, как он растворяет порошок в стакане с минеральной водой.

– Сейчас все будет в порядке, это безотказное средство, – заверил он меня, – вот это девчонка, ей выступать надо, а не с лошадьми возиться, хорош был твой учитель рисования, такая дочка, блеск!

Пришла Виола бледная и измученная.

– Пей, – Крис протянул ей стакан.

– А что это?

– Пей, не спрашивай, – приказал Харди.

– Он тебя отравить собирается, – сказал я с улыбкой, стараясь скрыть раздражение.

Виола взяла стакан и выпила залпом.

– Теперь ешь, – Харди посадил ее в кресло и протянул вилку и нож. – Есть надо, это тактика такая, давай.

Виола послушно приступила к еде, ела она с аппетитом, что меня немного успокоило. Наевшись, Виола попросила кофе. Крис налил ей кофе и опустился перед ней на корточки, похлопал ее по руке:

– Сейчас поспишь немного и все, Тэн, отведи ее.

Виола выпила кофе, и я отвел ее в комнату и уложил на кровать. Она улыбнулась и вдруг спросила меня:

– А вы здесь спите?

Я покачал головой, пришлось сознаться, что есть еще одна спальня. Я взял ее руку и надел ей кольцо на палец. Виола закрыла глаза, и я тихо удалился.

– Что ты себе позволяешь? – я снова накинулся на него с негодованием, – ей же пятнадцать лет, у нее мать есть, ты думаешь, она довольна будет такими приключениями.

– Ну и что, – Харди пожал плечами, – в жизни все бывает. Она сильнее, чем ты думаешь, Тэн. Она не размазня. Это ей только на пользу пойдет.

– Что на пользу? – переспросил я, – напиться с Крисом Харди?

– И обыграть его в бильярд, – добавил он. – Круто она меня обставила. Сегодня просто не мой день.

Я знал, что в глубине души он смертельно не любит проигрывать и теперь пытается понять, почему ему так не везло.

– Знаешь, Тэн, – продолжал он, – ей надо подарить нашу фотографию. Но только ты сам напишешь все, что полагается.

– Что я могу написать? – спросил я, – Джон и Питер любят друг друга, у нас есть только одна фотография, где мы с тобой полуголые на мотоцикле сидим.

Я имел ввиду снимок, сделанный на море Айроном. Действительно наша единственная совместная с Крисом фотография.

– Напиши всю правду, – посоветовал он, – как есть.

Он достал фотографию и подал мне.

Я бросил ее на стол.

– Постараюсь.

Виола проснулась через два часа. Пришла в гостиную веселая и бодрая и села в кресло. Она посмотрела на нас с Крисом и смущенно извинилась:

– Я пить не умею, я в первый раз.

Крис рассмеялся открыто, как ребенок, на ее признание.

– Он тоже не умел, – он кивнул в мою сторону.

– Это правда, – признался я.

– Ну, давай, пиши, – он взял фотографию и сунул мне в руки. Виола следила за нами с любопытством.

Внезапно мне пришла в голову простая нелепая мысль и я взял ручку и написал на оборотной стороне снимка: «Amis pour la vie. Королеве бильярда от Ариэля и Пернатого Змея 17 декабря 2001». Я протянул Харди ручку и фото, и он расписался. Затем я сделал тоже самое и отдал снимок Виоле. Девушка с восторгом взглянула на него и заметила:

– Я вам завидую.

Крис простился с Виолой, поцеловав ее на прощание. Я проводил ее вниз и отвез домой. У самой двери она обняла меня и сказала:

– Вы ведь не умрете, Тэн, никогда?

– Почему ты так думаешь? – спросил я, погладив ее по голове. Ее вопрос задел самые неприятные и темные предчувствия, постепенно пускавшие корни в моем собственном сознании.

– Вы не можете, я не хочу жить, если вас не будет.

– Ну, это ты преувеличиваешь, фиалка, – возразил я, пытаясь ее успокоить, – тебя еще ждет долгая счастливая жизнь и первые призы на скачках.

– Я знаю, его обвиняют в убийстве, я читала, – сказала она, поднимая голову, – но ведь он не убивал.

– Я тоже так считаю, но пока что мы находимся под следствием.

– А ты еще будешь писать песни? – она спросила меня так серьезно и с такой надеждой, что мне не захотелось ее разочаровывать.

– Конечно, мы уже начали новый альбом.

– А как он будет называться? Я никому не скажу, клянусь.

– «Инициация», – бросил я небрежно, и сам похолодел от странности этой идеи.

– А что это значит?

– Ну, это такая игра, если выиграешь, то получаешь все, что захочешь, исполнение желаний, проиграешь и все, крышка.

– А какие у нее правила?

– У нее нет правил, фиалка, в том-то все и дело, что это игра без правил.

– Это нечестная игра, – возразила Виола.

– Да, мне тоже так иногда кажется, но очень увлекательная.

– А когда он будет готов?

– Альбом? К лету, наверное, спешить некуда. Ну, давай прощатся, я тебя как-нибудь приглашу на запись, если Крис не будет возражать.

– Вот классно!

Вернувшись назад, я еще полчаса выслушивал восхищенные отзывы Криса о дочери Уиллиса. Но меня уже занимали совсем иные мысли. Название для нового альбома не давало мне покоя.

19 декабря 2001

Позвонил Виоле, спросить все ли в порядке после нашей встречи. Услышал незнакомый женский голос. Оказалось, приехала ее мать. Виола сказала, что все нормально и что она написала мне письмо. Я вспомнил, что когда-то дал ей свой E-mail. Больше ничего объяснить она не смогла, видимо из-за присутствия матери. Я пообещал прочитать письмо. Пообедал и отправился в Интернет-салон. Мои убедительные доводы насчет того, что Интернет нам необходим, на Криса не действуют. Он и слышать об этом не желает. У него просто какая-то дикарская ненависть к компьютеру. И это при том, что в студии все напичкано техникой, так, что продохнуть невозможно.

Ящик был забит до отказа. Я не смотрел почту с тех самых пор, когда получил письмо от Сью, в котором она сообщала мне свои впечатления от кассеты и диска, и уверяла, что отец отказался от судебного иска. Я начал просматривать письма одно за другим. Случайно обнаружилось послание от Бони, я пожалел о том, что дал адрес. В письме он на своем диком жаргоне изъявлял мне свой восторг по поводу нашей встречи и предлагал заехать в магазин за потрясающими изданиями по интересующему меня вопросу. Он так же упоминал о Стэлле, страдающей от моего не сдержанного обещания. В конце прилагалось предложение посетить какую-то вечеринку у его знакомого. Я не стал отвечать. Следующее сообщение было от некоей госпожи Патрисии Винц, приглашавшей всех, кого ни попадя, составить ей компанию в организации благотворительного фонда по перевоспитанию малолетних преступников. Затем шел спам, рекламные рассылки, известия о новых сайтах, конференциях, и прочий мусор. Наконец отыскалось письмо Виолы. Оно было длинное, восторженное и проникнутое такой теплотой по отношению к нам с Крисом, что я почувствовал себя виноватым перед ней. Она по-видимому воспринимала все происходящее между нами с гораздо большей серьезностью, чем я мог себе представить. Я сохранил его и уже собирался уходить, как вдруг заметил, что остался еще один не распечатанный конверт. Я открыл его. Но он был пуст. Никакого сообщения не было, ни строчки. Вместо этого был приаттачен файл, текстовый, довольно солидного объема. Я решил на всякий случай проверить, что это такое. Я ожидал увидеть какую-нибудь очередную электронную книгу, из тех, что периодически рассылаются в качестве бесплатного развлечения всем желающим самими авторами, не знающими, каким еще способом популяризировать свое творение. Вместо имени отправителя стоял какой-то произвольный набор знаков, адрес отправителя значился, как «Ошибка! Закладка не определена». На экране развернулся текст, пролистав послание, я обнаружил, что он разбит на неравные части, помеченные цифрами, это были числа, я понял это, когда прочел первые две страницы. Они поразили меня настолько, что несколько минут я пребывал в полной уверенности, что этого не может быть, просто потому, что таких вещей не бывает. Затем мне пришла в голову другая мысль, более правдоподобная и примиряющая меня с реальностью, того, что я видел – кто-то знающий обо мне достаточно много, решил пошутить, и пошутить весьма оригинально. Однако смысла этой шутки я понять не мог. Это был дневник, обычный дневник. Впрочем, обычным его назвать нельзя, это был дневник, в котором с все возрастающей настойчивостью встречалось имя Мела Конрада. Конрад был героем и центральной фигурой, вокруг него вращалось все, и все нити вели к нему, словно никого больше не существовало во вселенной, о нем говорилось на каждой странице. Я распечатал весь текст и, забрав с собой огромную стопку бумаги, вернулся домой.

Крис приехал следом за мной, и первое, что он сообщил мне, это то, что группа с восторгом приняла предложенное мною название альбома и единогласно постановила, что я буду автором текстов.

– Теперь ты не отмотаешься, Ариэль, – с удовольствием сказал Харди, – все запущено, и мы ждем твоих слов, контракт заключим с Werty, там ребята без завихов, это не JT. Они нам опять предлагают, но я их к чертовой матери пошлю с их торговыми марками.

– А может не стоит? – возразил я, мне почему-то показалось, что с JT несмотря ни на что следует продолжать сотрудничать.

– Еще чего, – отозвался Крис, глотая сок с жадностью умирающего в пустыне, – с ними покончено.

– А кто больше предлагает? – продолжал я искать аргументы в пользу ненавистной Харди компании.

– Малыш, они, конечно, больше дают, они готовы нас перекупить за любую цену, но хрен им это удастся.

– А может попробовать? – настаивал я, – просто быть повнимательнее и все.

– С ними это не пройдет, они найдут, как подставить, – возразил он.

– А если нет?

Харди начинал выходить из себя:

– Да что ты заладил, не будем мы с этими козлами дело иметь, нет, значит, нет.

– В таком случае я писать не буду, – заявил тоном, не терпящим возражений.

Крис отставил недопитый стакан, и посмотрел на меня с плохо сдерживаемым гневом:

– Ты что охренел, что ли, мы же на тебя рассчитываем!

– Ну и что, я не собираюсь заключать контракт с Werty, – пояснил я свою позицию.

– Что они тебе дались, какая тебе разница, – он удивленно поднял брови и стукнул кулаком по столу, – ну да, я понял, ты хочешь получить побольше, да, Тэн, тебе денег захотелось сорвать, да?

– Нет, не в том дело, я просто считаю, что нужно сотрудничать с JT и больше не с кем.

– Хоть разъясни почему, а то я что-то не улавливаю. Чем они тебе так понравились?

– Я считаю, что так должно быть и не буду писать, если вы не передумаете.

– Вот, черт, – Харди задумчиво покрутил в руках стакан, – ну, я поговорю с ребятами, вообще-то они тоже сначала за JT были.

– Поговори, – посоветовал я.

Крис пожал плечами и направился в ванную.

Я взял принесенную из салона распечатку и лег на кровать в спальне, был уже вечер, я включил свет над изголовьем и стал перебирать листы. Я знал, что буду делать дальше, но не знал, чем это может закончиться. Крис пришел и лег рядом со мной. Он был явно настроен весьма решительно, немедленно начав меня раздевать. И тут заметил груду бумаги.

– Что это такое? – поинтересовался он, взяв первый попавшийся сверху лист.

– Дневник, – ответил я, – очень интересный, я тебе его почитаю.

– Да это бред какой-то, курсы валют, брокеры, сводки какие-то, ты что этим интересуешься?

– Тебя это тоже заинтересует, здесь, конечно, много неясного, но кое-то разобрать можно. Будешь слушать?

Крис вздохнул. По его лицу было заметно, что он предпочел бы с большим удовольствием провести время.

– Буду, но когда надоест, ты заткнешься, и я буду делать все, что захочу.

– Согласен, – ответил я, и приступил к чтению.

«15 августа ***

Конрад – темная лошадка. Не понимаю, собирается он взять меня на работу или нет. Месяц назад он заявил, что его моя кандидатура не устраивает. У меня нет опыта работы с ценными бумагами. Его действительно нет. Я закончил факультет журналистики. Но мне нужны деньги. Нужны до конца лета. Нортон меня убьет, или попытается убить, если я не верну долг. А машину пришлось продать, за бесценок, сильно повреждена дверь.

18 августа***

Конрад позвонил. Велел приехать в его офис к восьми. Я так и сделал. Хорошее место, тихое и работа хорошо организована. Я ему завидую. Он богат, наследство отца обеспечивает ему карьерный рост, связи защиту. Я совсем другое дело. Плохо, если он узнает, что на мне висит долг, может пойти на попятный. Нет, на него не похоже, он цепкий тип, если решит, то уж намертво. А ведь он старше меня всего на пять лет. И смотрит на меня так, словно с кучей дерьма разговаривает.

22 августа***

Приступил к работе. Отдельный кабинет пока не дали, но обещали. Я кое-что почитал про ценные бумаги. Пока затруднений нет, может, дальше разберусь, и проблем не возникнет. Сотрудников четверо, и все ходят по струнке перед боссом.

25 августа ***

Нортон напомнил о долге. Я рассчитываю на аванс. Конрад сказал, что выдаст его, когда закончится испытательный срок. Надеюсь, Нортон меня не успеет прирезать. Этот Конрад много о себе думает. Чуть что сразу выказывает мне свое презрение. Конечно, я не специалист, финансирование бирж не изучал. Но у меня еще все впереди. Слава Богу, мне 22 года. Слышал, как он с менеджером своим разговаривает, со мной такие шутки не пройдут.

30 августа***

Делать нечего было, пришлось зайти к Конраду, сказать, что нужны деньги. Нортон ждет. Я вошел и сел перед ним. Вивиан ему кофе подавала. Я не очень хотел первым лезть. Он спросил, что мне нужно. Я сказал: «Могу я аванс получить немного раньше?».

Он усмехнулся. У него взгляд, как у удава. Достал какую-то бумагу и говорит мне: «Ты факс подписывал?». С какой стати он так ко мне обращается. Я сказал, что я. Он бросил мне бумагу и ткнул пальцем в мою подпись: «Что Гор Хауэр за меня подписываться начал?». Я уже и не помнил, как это случилось. Я у Вивиан спросил, когда он будет, она ничего определенного не ответила. А дело было спешное. «Я пожалуй тебя уволю,» – сообщил он мне. «Увольте», – согласился я. Мне было интересно, что он на это скажет, он думал, я у него в ногах валяться буду. Не уволил. Но про аванс я больше не заикался.

5 сентября***

Как обещал Нортон со мной рассчитался. Лежу в больнице. Ничего не помню. Надо позвонить в офис, если я там еще работаю. Рука болит, в полицию заявлять бесполезно. Надо отдавать три тысячи. Жаль Стивен уехал в Англию. Он бы деньги дал. Пробовал ему писать два раза, но он не отвечает.

6 сентября***

Вивиан приехала в больницу. Ко мне. Привезла деньги, я даже удивился. Она сказала Конрад ее прислал и передала записку. «Когда выздоровеешь, я тебя жду. А с акциями HUNI разберемся поподробнее. Мел Конрад». Вроде все в порядке. Заплатил даже больше, чем я рассчитывал. Я позвонил Нортону, он прислал своего братца косоглазого и тот сгреб все подчистую. На что жить буду, не знаю. Черт с ним.

10 сентября***

Вышел сегодня в офис. Конрад меня вызвал после обеда. Он как-то переменился не брезговал лишними словами. Спросил, что у меня за история. Я не стал разъяснять. Не его это ума дело. Почему он костюм не носит, если такой крутой, сидит в рубашке и джинсах. Куплю костюм, как у Дона. Конрад дотошный, ничего не пропускает. Я на его придирки внимания не обращаю. Конечно, если не по справедливости. Пока что серьезных ляпов у меня не было.

16 сентября***

Задержался в офисе. Опоздал на встречу с Агнес. Теперь будет злиться на меня всю неделю. Все, Конрад скотина. Нет, я сам скотина, надо было не дрейфить при нем, позвонить Агнес. А я сидел как баран, слушал его наставления. И добро бы что-нибудь существенное. Ему просто потрепаться вздумалось на ночь глядя.

18 сентября***

Опоздал на работу. Вчера лег в пять утра, изучал «Валютные банковские операции». В приемной Вивиан слышу голос Конрада: «Явился Хауэр? Ко мне пусть зайдет». Я зашел. Он опять чем-то недоволен. Отчет не подготовлен. Оказывается он ему еще вчера нужен был. Яснее надо было говорить. Я отчет подготовил, я положил ему на стол. А он его даже смотреть не стал. Психопат.

20 сентября***

Привел Агнес в офис вечером, думал, все ушли. Не к себе же ее вести было в эту конюшню. Как назло, Дон притащился и сразу на второй этаж. Увидел, что свет горит. Заглянул и извинился. Донесет, наверное. Конрад меня скорее всего уволит, ну и черт с ним. Я и сам от него уйти собирался.

21 сентября***

Ничего не было. Ни словом не заикнулся. Или только вид делает. Претензий к работе никаких. Может, оставит меня в покое. Агнес вечно всем недовольна. Я не могу жениться, мне еще долго пахать придется до приличных денег. Она из приличной семьи, ей нужно все сразу и без проволочек. Не хочу ее терять. День и ночь сижу за изучением тактик, пока ничего не понимаю. Продерусь как-нибудь.

24 сентября***

Поздно вышел из офиса. Конрад в свою машину садился. Я сделал вид, что не замечаю его. Но он меня окликнул. Пришлось подойти. Он меня предложил подбросить. Спросил, где я живу. Я соврал, сказал в Т***. Он меня довез, я рад был от него отделаться, а он мне предложил с ним поужинать в А***. У меня денег и за половину такого ужина заплатить не будет. Я отказался.

28 сентября***

Агнес собирается в Канаду ехать. Чтоб ей провалиться, этой Канаде. Зачем я здесь парюсь, если она ехать собирается. На работе ошибку сделал. Конрад опять меня доставал. И в конце заявил: «Я в твою жизнь не лезу, это дело личное, но чтоб твоих баб здесь ноги не было». Значит Дон донес, все-таки. Это значения не имеет.

12 октября***

Агнес уехала. Уволюсь из офиса. Опыт у меня теперь есть. Найду что-нибудь.

16 октября***

Конрад не отпускает меня. Требует, чтобы я согласно контракту еще две недели отработал. Придется отрабатывать, иначе не отделаешься. Что он за человек. Вроде не сволочь. Как-то сказал мне: «Жизнь – это биржа», а потом добавил: – «Черная».

20 октября***

Что он там решил, не важно. Держать меня дольше, чем положено по контракту он не может. У Вивиан был вчера день рождения. Пришлось поприсутсвовать на чаепитии. Конрад тоже был, принес ей огромный букет роз, она его любовница. Я раньше просто этого не заметил. Так и должно быть. Секретарша всегда – любовница. Только что-то он ей позволяет с Доном флиртовать? Дон редкая мразь, прав был Артур. Артур уходить собирается. У него контракт на полгода, все спрашивает, как Конрад меня отпускает или нет. Еще бы он меня не отпустил.

7 ноября***

От Агнес писем нет. Сижу на работе целыми днями. Артур уволился. Предлагает мне тоже к нему переходить. Конрад не возражает, я думаю.

9 ноября***

Взяли на мое место другого сотрудника. Артур сожалеет. Видно придется ждать пока еще что-нибудь подвернется. Вивиан дерганая, что ее Конрад не устраивает что ли? Или он ей замену готовит.

14 ноября***

Конрад меня пригласил и сообщил, что поручит мне дело важное и серьезное. С хорошей прибылью. И изучал, как на меня известие о прибыли подействует. Я не жаден. Деньги мне, конечно не помешают, но когти рвать не буду. В его махинациях слишком легко запутаться, я это уже давно понял, не я это был виноват, это он себя прикрывал и от меня того же требовал. Я предложение принял и решил поподробнее дело изучить. Он меня не подсадит на мелочи, это явно не в его духе. Но по крупному может, это и является его целью.

18 ноября***

Ненависть к боссу чревата. Не удается мне ее скрывать. Вчера чуть не послал его к чертям собачьим. Сидели до полуночи, все требовал анализа ситуации на бирже, я ничего путного сказать не могу, биржу шатает, какие прогнозы можно делать? Напрасно я за это темное дельце взялся. Пусть себе математика наймет. Точнее будут предсказания.

23 ноября***

Получил письмо от Агнес. Прохладное, светское. Отвечать не стал. Да и нет смысла. Она бы рада от меня отделаться, но воспитание не позволяет. Конрад злой, как собака, не дает ни одного дня отпуска. Чтоб мне провалиться, если я еще хоть один контракт здесь подпишу. Вместо прибыли одно дерьмо.

24 ноября

Вивиан выходит замуж. Не за босса. Мне было интересно, как он на это отреагирует. Оказалось никак. Видно, я ошибся, никакая она не его любовница. Ему все безразлично. Здоров и бодр, подписал ей расторжение контракта без неустойки и взысканий. Похоже, он просто решил от нее отделаться и пользуется удобным случаем.

28 ноября***

Новой секретарши не взял. Так вообще-то спокойнее. Дон и я работаем с утра до ночи. Конрад нас вызывает к семи вечера и расходимся мы только в три ночи. Пару раз он меня подвозил, опять по ложному маршруту.

29 ноября***

Неприятная случилась история. Конрад предложил подвезти. Я сказал в Т***. А он мне: «Долго еще врать будешь?» Пришлось сознаться, где я живу. Довез меня до моего дома. Я от стыда на него даже не посмотрел. А он вылез из машины и потащился за мной и говорит: «Кофе мне сваришь, голова болит». Наглый тип. Я его впустил. Квартира омерзительна, ну, да так ему и надо. Провел его на кухню и стал кофе варить. А он меня спросил, чего я не съеду, не найду место поприличнее. Мне так и захотелось ему сказать: «Потому что ты скотина мне гроши платишь». Но промолчал. Он как будто догадался, о чем, я думал и говорит: «Будут деньги от нашей последней аферы (так и выразился – аферы) купишь квартиру, недорогую». Хорошо, еще быстро убрался.

9 декабря***

Дон прокололся на собственном вранье. Решил левые операции прокручивать, это он от Конрада собирался скрывать. Вот, не повезло парню. Теперь сотрет его в порошок. Я не злопамятен. Заложил он меня с Агнес и Бог с ним. Думаю, как ему помочь. С удовольствием встану на его сторону против босса. Конрад и не подозревает, как я этого часа ждал.

12 декабря***

Ничего не вышло. Дона Конрад уволил. Правда, деньги трогать не стал. Я наивно полагал, что Дон один мошенничал, а сейчас уверен, в этом и Конрад участвовал, решил избавиться от свидетеля. Время пришло. Хитрая бестия. Он мне напоминает кровожадного тигра, никогда не поймешь, когда он, насытившись, играет, а когда собирается тебе глотку разорвать.

13 декабря***

С утра пришел в пустой офис. Распоряжений со вчерашнего вечера никаких не поступало. В кабинете Дона все по-прежнему, все двери открыты. Кроме кабинета за черной дверью, самого хозяина. Я прислушался, никого. Пошел на второй этаж, проверить почту. Секретарские обязанности легли теперь на меня. Хотелось бы все же избавиться от этого ангелоподобного дьявола. В нем есть что-то дьявольское. То ли взгляд синих глаз, они дают какое-то излучение, то ли в очертаниях рта, понятно, почему Вивиан говорила, что боится его. Я его не боюсь. Не такое видел.

Я думал, почему он штат новый не набирает. Работать-то надо. Или он собирается дело прикрыть? Не похоже, он азартный игрок, а мы только начали играть по крупному. Я подозреваю, что он всех уволил, чтобы от свидетелей лишних отделаться, все на меня повесить. Я, конечно, справлюсь, если он меня сам не подставит.

Как я не услышал, пока почту разбирал, как он вошел? Потом я понял, что он ночевал в офисе, был в кабинете и слушал, как я брожу вокруг. Я обернулся на его голос: «Брось этот мусор, мне нужно срочно с тобой один вопрос обсудить». Я ему в ответ: «Я слушаю». Конрад никогда не улыбался, а тут вдруг улыбнулся, и заявил: «Мы теперь партнеры, Гор, вдвоем будем работать, так что в наших интересах не обманывать друг друга. Тебе ведь деньги нужны, я тебе их дам заработать». Мне захотелось сказать, что не нужны мне его деньги, моя жизнь мне дороже, если узнают, что он задумал, упекут, конечно, не его, а меня, а он будет свой кофе потягивать каждый день, как раньше. Но промолчал. Деньги мне нужны. Не могу больше жить в рабочих кварталах.

16 декабря***

Я и забыл, что у меня день рождения сегодня. Если бы не Конрад, так бы и не вспомнил. Он с утра в своем кабинете сидел. Я зашел с дурными известиями – понижение идет не в нашу пользу. Я его об этом предупредил, а мне в ответ: «Поздравляю с днем рожденья, Гор» и кладет на стол бархатный футляр. Я спрашивая на всякий случай: «Это мне?». Он рассмеялся и ответил, что, кроме меня, никого нет, а он это уже видел. Я открыл и увидел Орден Почетного Легиона. Конрад забавлялся моим недоумением. «На счастье, как говорится», – пояснил он. Орден был хорош, мне было неловко принимать от него этот подарок. Я ему об этом сказал. Конрад вышел из себя, как бывало в спорах с Артуром, встал и говорит: «Подарки принимают, как лекарство, понятно?». Необычная формулировка. Но Орден хорош, откуда он его взял?

19 декабря ***

Получили хорошую прибыль от сделки с В***. Конрад был удовлетворен результатами. Предложил мне поехать поужинать. Я уже прикинул, что покупать квартиру не стану, я сниму дом в хорошем чистом районе, поближе к библиотеке. Я сто лет там не был. Может, встречу кого-нибудь из университета.

Конрад возмутился, что я не пью. Не удобно ужинать с боссом, особенно, когда ты единственный сотрудник. Надо было отказаться. Он мне предложил свои сигары. Я попробовал, он за мной следил, и вдруг заметил: «Не доверяю не курящим, когда брал тебя на работу, узнал, что не куришь, и отказал». Я удивился: «Какое это имеет значение?». «Объясню когда-нибудь», – ответил он.

22 декабря***

Снял квартиру, дом оказался не по карману. Удобная, проснулся утром в воскресенье, собирался отдохнуть. Не знаю, правда, как. Фауст предлагал отправиться в С***. Я не люблю клубы, отказался. В результате просидел полдня дома, за чтением и разбором аналитики. Скучноватое занятие. И зачем Конрад в это полез и меня втянул. Рано или поздно просчитаемся. Я пессимист, Агнес была права.

Вечером позвонил Конрад. Я думал, потребует, чтобы я ехал в офис, что-то случилось. Ничего, все было в порядке. Пригласил на ужин к своей двоюродной сестре и ее мужу. Он адвокат, человек разумный и куда более обходительный, чем его шурин. Конрад рассказал, как взял меня на работу. Его зять за меня порадовался, сказал, что мне повезло. Он полагает, что Конраду нужен только хороший старт и надежный партнер, чтобы развернуться, как следует.

Вечером босс меня отвез домой. Узнав, что я переехал сказал, что он этого давно ждал. Почему он этого ждал, не понимаю.

23 декабря***

Встретились в офисе. Конрад и думать забыл о вчерашнем ужине. Смотрит на меня с презрением и дает тем самым понять, что мне не следует слишком много о себе мнить. Я и так не считал, что мы на равных. Зачем это подчеркивать? Я сознался себе, что мне это было неприятно. Хотя какое мне до него дело?

25 декабря***

Конрад сообщил, что срочно едет в Швейцарию. Объяснений не давал. Когда вернется неизвестно. Что-то там неладно, но он скрывает, а может быть это дело приватное. Велел мне следить за всем и информировать его ежедневно, и после полудня я остался один. Поработал еще немного, пока не стемнело. Потом сходил поесть в соседнее кафе и решил собираться домой. Сигнализацию включил и проверил, Конрад не хочет даже охранника нанять. Прошел по комнатам. Кабинет был закрыт. Впервые в жизни я подумал, что неплохо бы узнать о моем шефе кое-что поинтереснее, чем то, что уже известно. Конрад у меня доверия не вызывает. А уж его резкие перемены настроения тем более. Рано или поздно он меня подставит, я это подозревал. Надо было найти ключ.

Ключ нашелся, запасной. Я знал о его существовании. Вошел в кабинет, включил свет, все ящики заперты, стеллажи тоже. Я умел открывать и без ключей – профессия журналиста. Не нашел ничего ценного. Все очень солидно. Только по работе и только в рамках закона. Я и сам не знал, что хотел обнаружить, документы у него все в сейфе, а здесь так, хлам не нужный. В самом нижнем ящике валялась папка, красная и пыльная с надписью «СA». Я решил, что обычные бумаги, может, корреспонденция. Ничего интересного.

1 января***

Конрад вернулся, позвонил. Предложил отметить Новый год. Я не стал отказываться. Однако не легко смотреть человеку в глаза после того, как ты рылся в его кабинете. Кажется, он заметил мою неловкость. Ну, он не ясновидящий, не догадается, у меня просто нет причин это делать. Пусть докажет обратное.

7 января***

В офисе сложная ситуация. Пришлось признаться, что заходил в его кабинет. Откуда только он узнал. Не спросил, зачем, наоборот, сказал, что все знает. Он у меня начинает вызывать чувство глубокой неприязни, если бы я так не запутался вместе с ним в работе, послал бы его ко всем чертям.

11 января***

Наводил справки, все не могу отделаться от «CA». По сокращение подходит минимум двенадцать финансовых организаций. С тремя из них он точно имеет сношения. С остальными выяснить сложнее.

13 января***

В темное дело влип. Конрад настаивает. Обещает слишком много, чтобы отказаться. На его счетах и так не мало. Алчный безумец. Расчетливый и хладнокровный. Один из нас погубит другого. Он насчитывает, что жертвой буду я. Но я найду его уязвимое место. Осталось кое-что выяснить.

16 января***

Конрад у меня на столе обнаружил листок с «инициалами» «СА». Я объяснил, что это моя бывшая невеста Агнеса Крейн. Он, не поверил. Хотя про Агнесу я не соврал. И он это знал. Я ему уже не только не доверяю, больше того, я его подозреваю.

19 января***

Деньги получили весьма приличные. Успех его замыслов у меня вызывает тревогу. Может я в его руках только марионетка?

22 января***

Состоялось финальное объяснение. Конрад пригласил меня в кабинет и спросил знаю ли я какое полагается наказание за нарушение права неприкосновенности частной собственности. Я примерно знал, ответил ему. Он спросил не позвонить ли ему в полицию. Я сказал, что у него нет доказательств. Спор затягивался. Он постепенно впадал в ярость, и я тоже. Долгое время сдерживаемое напряжение наконец закончилось скандалом. Он швырнул на стол красную папку и спросил, что мне в ней понадобилось. Я прямо ответил ему, что считаю его мошенником, и не позволю ему меня использовать. Он расхохотался. Потом добавил, «СА – не имеет к делу отношения, здесь все чисто». Мы закурили по сигаре. Он сказал мне, что не доверяет некурящим, потому что они не дают противнику времени на размышления. Я согласился, что курение, это бесспорно шанс выиграть время. Потом разговор вернулся к СА. Он спросил меня слыхал ли я когда-нибудь про отдел тайных расследований 17 века во Франции. Я о нем понятия не имел. Конрад пустился в пространные объяснения, чем занимались его сотрудники. Оказывается, он историей увлекается. Я удивился поблагодарил его за лекцию. Вот это было интересно. Конрад с удовольствием описывал, что у них там происходило, с таким, с каким обычные обыватели любят повествовать о своих семейных корнях и традициях. Странный он человек, что ему до этой СА.

2 февраля***

Пока что дела идут хорошо. С боссом стали почти друзьями. Ведем занимательные беседы, он расспрашивает меня о подробностях работы в прессе. Опыт у меня невелик, но чем могу делюсь. Конрад человек жадный до всего, не только до денег, но и до полезной информации и чужих переживаний. Когда разговор зашел о моем несостоявшемся браке, он даже оживился больше, чем обычно. Сам-то он был женат и разведен. Не постеснялся спросить, каково мне теперь. Я не знаю, ни каково. Агнес я любил, или думал, что любил, но она не захотела подождать полгода и в результате ничего не вышло. Конрад очень интересовался, что я собираюсь делать дальше, не планирую ли жениться. Я ответил, что нет. Потерял всякий вкус к этому делу.

4 февраля***

На моем счету шестьсот тысяч. Не плохо для такого стремительного восхождения. Хоть сейчас же брось все и уходи заниматься журналистикой. Мне этого уже не хочется. Биржевые спекуляции затягивают, как наркотик. Я полюбил свою работу, больше, чем мог предположить. Но и с Конрадом не хотелось бы расставаться. Он тяжелый партнер и капризный начальник, но мне он стал нравиться все больше и больше. Не знаю, сколько времени мы еще сможем сотрудничать.

18 февраля***

Всякая дружба грозит перейти в привязанность и стать личной. Я привык контролировать такие моменты и по возможно пресекать. Друзей у меня не много. Сейчас вообще не осталось. Причина одна – работа. Конрад единственный человек, которого я вижу по десять часов в сутки. Иногда мы просто беседуем, иногда спорим до сжатых кулаков. Я ловил себя на мысли, что мне хочется дать ему в морду. Редко, но такое бывает. Но он умеет задеть меня так, что все остальные обиды перед новым оскорблением меркнут.

25 февраля***

Бесконечная зима, похожая на проклятие. Я перенес простуду, не стал отказываться от работы. Пришел еле на ногах стоял. Конрад меня отчитал за глупость. Сказал, чтобы я немедленно убирался и вызвался такси. Я сказал, что не поеду, буду работать. У него глаза вспыхнули от ярости, я подумал, что он не сдержится скажет какую-нибудь очередную колкость. Но он этого не сделал. Приготовил мне чай и велел пить. Потом высыпал из ящика таблетки, это было уже чересчур, не принимать таблетки – мой принцип. Опять загорелась ссора. Наконец он проводил меня вниз и посадил в такси. Странный он человек. Поначалу мне казалось, он просто кровожадное животное, умное и жестокое, а теперь я вижу совсем другое, он не лишен вполне достойных и благородных человеческих чувств.

5 марта***

Долго провалялся из-за своей болезни. Каждый день звонил в офис и извинялся. Конрад с редким терпением отнесся ко всему.

7 марта***

Приступил к работе. Проблем множество, боюсь не упали бы наши шансы на прибыль в одном грандиозном проекте. Конрад самоуверен и весел. Солнечный свет действует на всех положительно. Я стараюсь поскорее войти в курс всех событий и ничего не потерять из виду. Конрад доволен.

10 марта***

Видно, это правда, когда у человека решается проблема с деньгами, ее место обычно занимает другая проблема, более серьезная. Вот у меня теперь столько денег, что я снял дом. Купил машину. Обедаю в закрытых ресторанах. А проблем меньше не стало. Никогда еще я не спал по ночам так плохо. После каждой беседы с Конрадом мне приходиться отходить по полдня.

30 марта***

Проект провалился. Конрад обвинил меня в нерасторопности. Я был не согласен. Обстоятельства изменились неожиданно. Он настаивал на своей версии неудачи. Я сказал, что отказываюсь продолжать дальше на него работать. Такое внезапное решение его немного урезонило. Но я ошибся, в следующую минуту он на меня накинулся с еще большим ожесточением. Когда он заявил, что «вытащил меня из дерьма». Я поставил крест на этом разговоре и ушел.

2 апреля***

Не выходил на работу. Конрад не звонил. Надо полагать это конец. Разрыв состоялся. Почему-то я чувствую облегчение. Этот человек перевернул с ног на голову всю мою жизнь. Правда, я заработал немалые деньги. Это позволит мне протянуть, пока я не открою собственное дело. В конце концов наберу обороты и стану его конкурентом. Тогда посмотрим, кто из нас более удачлив.

3 апреля***

Продолжал хранить молчание. Лег спать в одиннадцать. В дверь позвонили. Я решил не вставать, смотрел телевизор, назавтра узнал бы, кто приходил. Но звонили с настойчивостью полиции. Я подумал, что у соседей проблема или что-то действительно серьезное. Оделся, вышел, открыл дверь и обомлел. Это Конрад явился. Он стоял при свете фонаря. В темном пальто, светлые волосы, мокрые от дождя, прилипли ко лбу, глаза с очень странным выражением злобы и страдания. Я сразу подумал, что он проигрался в доску. Все рухнуло. Он прошел молча, не спрашивая разрешения. Я спросил, что стряслось. Он не ответил повесил пальто и пошел наверх. Он никогда не был у меня в новом доме, откуда он знал, что гостиная наверху? Я пошел за ним. Конрад был явно чем-то сломлен. Я торжествовал, пытаясь скрыть свое злорадство. Мы посмотрели друг на друга и тут я понял, что совсем не рад его поражению. Я напротив не желал ему зла, мне было непереносимо знать, что сейчас он ненавидит самого себя за эту слабость.

«Мел, я сожалею», сказал я, – «полный провал?». Он не ответил. Я принес ему выпить. Он выпил полбокала и сказал: «Полная победа, Гор». Это было неожиданностью. «Так в чем же дело?» – я охладел к происходящему. Не понятно, зачем он явился, чтобы сообщить мне это. Я не собирался с ним больше иметь дело. «Ты будешь продолжать со мной работать». Он утверждал это с уверенностью, вызывавшей у меня бешенство. «Нет», отрезал я и намекнул ему, что разговор окончен. Он спустился по лестнице захватил пальто и ушел, хлопнув дверью, так что чуть стекла не высыпались. Я был доволен собственной стойкостью. Напрасно он полагал, что он управляет мною. Это было заблуждение манипулятора.

6 апреля***

Конфликт усугубляется. Конрад вызвал меня в офис, требуя, чтобы я немедленно приступил к выполнению своих обязанностей. Я повторил, что больше на него не работаю. Он пригрозил мне неустойкой, согласно контракту. Я знал, что он, конечно, может дать ход делу. Но это заставит его отвлечься от его основного занятия – игры, а он на это не пойдет. Впрочем он отделается адвокатом. Деньги я потерял бы немалые. Пришлось согласиться поучаствовать в последнем рискованном предприятии.

12 апреля***

Конрад мне ненавистнее всех на свете. Бог послал мне этого человека, чтобы он превратил мою жизнь в ад и я никогда не смог бы от него отделаться. Но я это сделаю. Есть универсальное средство. Вряд ли он о нем догадывается.

17 апреля***

Пришел как ни в чем ни бывало. Главное, себя не выдать. Я уже купил билет. Все рассчитано. Ему недолго осталось меня шантажировать. Конечно меня начнут искать. На меня сразу падет подозрение, но я надеюсь улететь я успею. А там все будет проще. Никогда еще ни один человек на земле не мечтал совершить преступление с таким подлинным сладострастием, как то случилось со мной. Мне вспомнилось изречение: «Вот ты жил и не знал, какого зверя ты в себе носил». Этого зверя вскормил, ты, Конрад.

19 апреля***

Я продумал все до мелочей. В ответ на выстрел, могла сработать сигнализация. Но я об этом позаботился. Пистолет у меня был с глушителем. Я принес его с собой и положил в ящик стола с утра. Сел заниматься делами. Самолет в семь утра. Раньше его не начнут разыскивать. Весь багаж был у меня в машине. Никаких неожиданностей быть не могло. Конрад не заходил ко мне. Около шести вечера я решил пойти поесть. Вряд ли мне удалось бы что-нибудь перекусить до отлета. Я вышел на улицу. Ящик стола был заперт, ключ у меня в кармане. Вечером он спросит меня как идут дела, должен спросить.

20 апреля***

Я дал себе слово молчать, что ж и буду держать его. Сколько смогу, попытаюсь забыть, избавиться ото всего. Выбросить из головы. Ведь бывают в жизни и более страшные происшествия.

Надо было доверять первому впечатлению. Не все на свете можно проверить логически. Некоторые открытия даются иррациональным путем. Против него возмущается мой разум, но не моя природа.

Что же теперь сделаешь. Если ничего сделать не удалось.

Я отлично поужинал и достал Орден. Мне хотелось понять, зачем он мне его подарил. На несколько минут я засомневался в своей правоте. Даже захотел отказаться от задуманного. Но, когда вспомнил наши стычки и его угрозы, сказал себе, что это единственный выход, мой единственный выход.

Я вернулся в офис, в его кабинете горел свет. Прошел к себе и открыл ящик стола. Он был пуст. Я просмотрел все ящики. Пистолет исчез. Я подумал, что забыл его, последнее время я ходил как во сне. В самоконтроле мог произойти сбой. Он даже вполне возможен. Я вышел и проверил в машине. Его не было. Значит на сегодня все откладывалось. Все, включая и мой отъезд. Следовало больше туда не возвращаться, я это сразу понял. Но что-то меня потянуло назад. Любопытно было увидеть его лицо. «Возможно, – подумал я, – он и взял его, я скажу, что храню его для самообороны, на всякий случай».

Конрад сидел за столом и курил. Вид у него был довольный. Он поднялся мне навстречу. Я сообщил ему о делах. Мы сели выпить. Он разлил коньяк. Пока все было в порядке. Я решил, что он ничего не брал. Я просто забыл пистолет дома. Такое тоже было возможно. Я еще раз завел разговор о том, что хочу выйти из игры и согласно нашему договору это последнее дело в котором я участвую. Конрад заверил меня, что у него нет ко мне никаких претензий. Мы еще немного поговорили о возможных сдвигах на бирже и их последствиях. Он был явно в отличном расположении духа.

Потом он поднялся подошел к столу, открыл ящик и достал мой пистолет. Я молча следил за ним. Все сразу стало ясно. Это была его обычная тактика, внезапной атаки. Я уже с ней успел познакомиться за девять месяцев нашей работы.

«Ты никак пристрелить меня собираешься, Гор» – он задал вопрос с отчетливо издевательской нотой в голосе.

Я не ответил. Он положил пистолет на стол, он держал его салфеткой, а не руками.

«Придется позвонить в полицию», – добавил он, с сочувствием, явно направленным на то, чтобы меня окончательно уничтожить. – «Твои прошлые грешки плюс покушение на убийство». Он задумался о сроке, который мне был гарантирован.

«Не хорошо». Конрад ждал, как я отреагирую, я молчал.

«Может договоримся, Брут?» – он улыбнулся так, что мне стало не по себе. Я не очень представлял, что он сейчас от меня потребует. Он опять встал, открыл ящик стола и достал наручники. Это уже было не смешно.

«Давай руки, Гор», – предложил он так словно собирался обручаться со мной в храме.

«Нет,» – возразил я, – «звони в полицию».

В его глазах загорелся настоящий огонь ярости. Главное было выдержать его взгляд. Мы стояли друг напротив друга. По тогда еще неизвестным мне причинам он не хотел вызывать полицию. Меня это обнадежило.

«Ты не можешь предъявить мне обвинения», – сказал я уже чувствуя себя более уверенно. «Никто не докажет, что я готовил убийство, я просто хранил у себя оружие. И потом я расскажу, все что ты делаешь, все до единого слова. Я веду дневник, там все записано. Я его отдам в полицию».

Тогда он размахнулся и со всей силы ударил меня по лицу. Я набросился на него, мне было уже все равно, чем это кончится, или он или я, кто-то из нас должен был убить другого. Завязалась драка, ни я, ни он больше не собирались притворяться. Мы катались по полу, и самое важное было не дать ему схватить меня за горло. Он был силен, как дьявол, но и я был в бешенстве и уже не разбирал, что делаю. Я попытался схватить пистолет со стола, стол опрокинулся на нас, мой противник взревел от боли и вцепился мне горло, другой рукой он тянулся к пистолету, отлетевшему под шкаф. Я не сомневался, что он меня убьет, это было очевидно, как и то, что его звали Мел Конрад. Ему удалось подобрать пистолет. Это был конец.

«Ты проиграл, Гор», он направил пистолет мне в лоб.

Я понял, что не хочу умирать. Сейчас не хочу. Тем более, как скотина, которая сама идет на убой.

«Это была самооборона», – продолжал он теоретизировать, «вынужденные меры, пожалуй, я тебя все-таки сдам».

Он вздохнул и улыбнулся:

«У тебя еще есть выбор». Он протянул руку и взял наручники.

Я не понимал его. И ненавидел себя за свою слепоту.

«Так что? Как насчет того, чтобы начать слушаться?»

«Звони в полицию», – ответил я.

«Ну, ладно, ладно, как скажешь» он подошел и нажал кнопку сигнализации. «Скоро все кончится для тебя».

Он сел в кресло и закурил сигару, продолжая держать меня под прицелом.

Это было дьявольски досадно. Сесть в тюрьму из-за собственной глупости. А ведь все началось с взятых взаймы денег. Послышался рев полицейской сирены. Конрад потушил сигару и посмотрел на меня, выжидая последние минуты.

«Ты не сдашь меня, Мел, так просто, мы работали вместе, ты не можешь это сделать».

«Могу, но не хочу», – он возразил мне почти равнодушно, – «Я и не сделаю, одно твое слово, Да или Нет?»

Я колебался.

«Поторопись», – полицейские уже ломились в двери.

«Да».

Конрад вышел, я продолжал сидеть на полу. Не знаю, что он им сказал, но осматривать офис они не стали. Он вернулся в кабинет. Пистолет все еще был у него в руке, в другой он держал наручники.

«Давай руки».

Я подчинился, и он надел на меня наручники.

23 апреля***

Я должен про это написать, иначе я свихнусь. Может хоть это поможет мне отогнать дьявола. Прав был Фрейд, которого я всегда презирал и считал узколобым немцем, помешанным на сексе. И я сделаю так, как он считал правильным. Мне не кому об этом рассказать. Я расскажу это здесь. Все, что произошло, все, что я ощущал до сих пор стоит передо мной как некая адская гравюра, врезанная в мой мозг. Я должен перенести ее на бумагу, может хоть тогда у меня есть микроскопический шанс от нее избавиться.

Я все так же сидел на полу, когда он подошел ко мне, нагнулся, и я услышал короткий тусклый щелчок. Этот звук словно отсек от нас весь мир. До меня доносились шаги уходящей полиции, сирена на улице, гудки машин, но все это происходило на другой планете. Я не видел ничего, кроме его полыхавших собственным синим светом глаз и слышал только его хрипловатый голос, когда он сказал:

– Ну что, Гор, вот мы и одни.

Он взял меня за подбородок, явно наслаждаясь моим смятением и растерянностью, и несколько мгновений пристально смотрел мне в глаза.

– Я долго этого ждал, – сообщил он задумчиво. – С той самой минуты, как увидел тебя.

Я уже все понимал, понимал, чего он от меня хочет. Но все еще страстно надеялся, что мне удастся как-то этого избежать. Не вышло. Я сидел, опираясь спиной на стену, он стоял надо мной. Я увидел его улыбку, яростную и торжествующую. Я смотрел на него и не мог пошевелиться. Он медленно расстегнул молнию на джинсах и достал свой уже напряженный член. Я знал, что у него стояло уже в момент нашей драки, но какой-то мощный инстинкт самосохранения избавил мой мозг от этого знания.

– Давай, – сказал он, – открой рот.

Я понимал, что он хочет просто меня унизить. Доказать, что он здесь хозяин, то, что он пытался доказать с момента нашей первой встречи. И, да, конечно, я прекрасно помнил все эти гордые высказывания в романах о тюремной жизни «Как только он окажется у меня во рту, я откушу его и выплюну». Пожалуй, у меня достало бы сил произнести что-то подобное, но загвоздка была вовсе не в страхе и не в гордости. Дело было в том, что я этого хотел. Больше, чем чего бы то ни было в моей жизни. Я так желал его, что у меня начинались судороги в паху и в бедрах, а мой собственный член грозил порвать брюки, и он это видел.

– Давай, парень, – подбодрил он меня и подошел совсем близко. Я закрыл глаза, встал на колени и сделал, что он просил.

Я готов поклясться всем святым, что у меня никогда не было подобного опыта. Но я знал, откуда-то знал, что я должен делать, чтобы ему было хорошо. И я старался на совесть. Никогда в жизни я не испытывал такого безумного, острого, безнадежного, неразрешимого наслаждения, чем когда я стоял перед ним на коленях со скованными руками и делал ему минет. Он стонал, и я видел, как выражение какого-то ужасного, запредельного блаженства разливается по его красивому лицу. Он кончил. Я продолжал стоять перед ним, тяжело дыша, и мне не было никакого дела до того, что теперь, когда его желание удовлетворено, он просто вышвырнет меня отсюда, как шлюху, ублаготворившую клиента, что, возможно, больше я его никогда не увижу, что только что меня унизили так, как никто и никогда не унижал. Я думал только об одном, о том, что я не знаю, что мне делать со своим телом, распаленным до такого состояния, что мир уплывал куда-то вбок, в голове стучали горячие молоточки, а сердце грозило лопнуть от возбуждения. Мне уже было все равно, а он стоял передо мной и чего-то ждал.

И я взмолился:

– Мел, я умоляю тебя, пожалуйста, – мой голос так сел, что я сам с трудом себя слышал.

Он усмехнулся. И я с невероятным облегчением увидел в этой усмешке, что его желание не удовлетворенно даже наполовину. Он рывком поднял меня с пола и почти прижал к себе, я смотрел ему в глаза с отчаяньем утопающего. Мой разум приказывал мне прекратить это немедленно, перестать, уйти отсюда, покончить с этим раз и навсегда, даже если мне придется для этого броситься с моста в зеленую воду А***, мое тело жаждало его с той страстью, которая бывает лишь один раз в жизни, потому что только раз человеческое существо может выдержать это. Он нагнулся ко мне, пытаясь поцеловать, я отвернул голову, но он почти с рычанием повернул меня к себе и впился в мои губы. Этот кусок просто вывалился из моего сознания, кажется, ему пришлось поддержать меня, чтобы я опять не рухнул на колени, когда наши губы слились, что-то начало высвобождаться во мне, корежа и ломая все, что я считал своей исконной природой. Этот процесс трансформации был настолько сильным, что я просто отключился на несколько минут, а когда снова стал воспринимать действительность, то уже лежал на диване, в соседней с кабинетом комнатке, где обычно отдыхал Мел, а он навалился на меня и смотрел мне в лицо. Его глаза, синие, яркие и совершенно безумные, были самым страшным, что я видел в своей жизни. Я понимал только одно – то, что происходило сейчас, не имело никакого отношения к сексу, похоти, вожделению, это было что-то чудовищное, то, после чего я уже никогда не мог бы стать прежним. Он рванул на мне рубашку, наручники здорово мешали нам, и тогда Мел одним коротким движением порвал цепочку, как будто это была гнилая бечевка. Я знал, что он очень силен, но до этого момента даже не представлял, насколько. В минуту он сорвал все, что было надето на нас, и опрокинул меня лицом в диван. Он целовал меня в затылок, в шею, и я уже не помнил ни о чем, кроме того, что сейчас я смогу удовлетворить, наконец, свое желание, становившееся все более невыносимым. Боль была адской. Да он и не церемонился со мной. Но и это было мне совершенно безразлично. Я хотел этой боли, жаждал ее всем телом, словно это была некая жертва, принося которую, я оказывался не просто равным ему, а мы оба – и палач, и казнимый, оказывались вознесенными на некую запредельную высоту. Меня снова тянет на какие-то философствования, словно я пытаюсь всем этим бредом оправдать ту злосчастную страсть, которую я питаю к этому человеку, оправдать тот ужасный факт, что я очевидно глубоко извращен и был таким всегда. Я знаю только одно, что пока он трахал меня, я кончил под ним и не один раз, я даже не знал, что такое бывает. Второй оргазм я получил тогда, когда в меня хлынуло его горячее семя, и он был таким мучительным, что у меня потемнело в глазах. Пока он делал это, я все время слышал его хрипловатый голос, он спрашивал меня, нравится ли мне то, что со мной делают, хотел ли я этого, и на все я отвечал только «Да, да, да», потому что это было правдой, самой ужасной истиной, которую только человек может себе открыть. Я этого хотел с той минуты, когда увидел его. Когда я очухался, настолько, что мог шевелиться и говорить, то увидел, что Мел стоит рядом со мной на полу на коленях и на лице его какое-то странное выражение: глубокое блаженство, смешанное с ужасом. Он смотрел на меня так, как будто я был каким-то драгоценным призом, лучшим, что он имел в жизни, и за этот взгляд я готов был в ту минуту простить ему все унижения и муки.

– Поцелуй меня, – попросил он хрипло, я придвинулся к нему, невольно сморщившись от боли во всем теле, обвил его шею руками и поцеловал. Мои пальцы скользнули в его густые светлые волосы, которых мне так давно хотелось коснуться, и он чуть слышно застонал. Я чувствовал себя так, как будто завтра должен был умереть, я знал лишь одно, я не уйду отсюда, пока он хочет, чтобы я был здесь.

Я не могу продолжать. Все, что последовало дальше, было самым лучшим кошмаром в моей жизни, если мне простят подобное высказывание. Самым странным было то, что мне казалось, я знаю это тело под моими руками до последней клетки, я не чувствовал никакой неловкости, никакого отторжения. Все это ужасно, позорно и мучительно. Я бы отдал двадцать лет жизни, чтобы вернуть все назад. И сорок, чтобы повторить эту ночь.

27 апреля***

Заказал себе ужин и четыре бутылки коньяка покрепче и снова отключил телефон. Четыре дня не выходил из дома. Не могу выйти на улицу, даже думать об этом нет смысла. Я пожалел, что не забрал с собой пистолет. Придется искать другое средство. Жить больше я не собираюсь. Это лишено всякого смысла. Я не могу к нему вернуться, но без него существование невозможно. Я задумал убийство, лишь потому, что это было моим единственным выходом, я сделал последнюю неудачную попытку защититься от самого себя.

28 апреля вечер***

Он приехал. Вчера в одиннадцать ночи. Я был пьян вдрызг, две бутылки я уже выпил. Когда я услышал звонок, я был уверен, что это галлюцинация. Но пошел проверить. Я открыл ему дверь. Конрад, прищурившись, смотрел на меня. Он видел, что я пьян и еле стою на ногах. Нам нечего было сказать друг другу. Он вошел и закрыл дверь.

– Нажираешься? – спросил он с такой скрытой яростью, что я прислонился к стене, чтобы не отступить перед ним. – Тебе это не поможет.

– Помогает, – ответил я ему, и ощутил непреодолимый позыв рвоты. Он понял, что происходит и, схватив меня за плечо, поволок в туалет. Втолкнул меня и закрыл за мной дверь. Меня выворачивало наизнанку и при мысли, что он стоит за дверью голова горела как в огне. Нужно было выходить, но я бы предпочел закрыться и ждать, пока он высадит дверь. И все же я вышел. Его не было. Я прошел в гостиную. Конрад сидел и пил из моего бокала, покуривая сигару. Я смотрел на его ослепительно белую рубашку и черные брюки, на его руки, которыми он без особых усилий мог бы переломить мне хребет, на его четко вырезанные черты лица, в которых всегда сохранялось какое-то беспредельное напряжение и мне казалось, что вот наступил тот самый судный день, о котором принято думать как о чем-то далеком и нереальном. На деле же он рано или поздно приходит в жизни каждого и никто не готов достойно его встретить.

– Сядь, – велел он. Я сел в кресло. Я хотел закурить, но он посмотрел на меня так, что я остался сидеть неподвижно.

– Не можешь пережить унижение, Гор? – он спросил меня прямо и холодно и в этой холодности было еще большее унижение, чем во всем, что случилось до этого, – До твоих тупых мозгов так ничего и не дошло.

– А что должно было дойти? – спросил я, посмотрев с отвращением на остатки своего ужина.

– Что я не собирался измываться над тобой, – ответил он, – ты должен быть моим партнером, а не рабом.

Я подумал, что он слишком много хочет от меня, я не слишком годился для этой роли, особенно если учитывать его несколько нетрадиционное понимание партнерских отношений.

– И что особенного случилось, ты этого хотел, мы оба получаем удовольствие, – он сказал это, так как будто речь действительно шла о совершенно нормальных вещах, узаконенных и благопристойных, а то и того более, сродственных обыденным бытовым проблемам вроде замены колеса или покупки нового оборудования.

– Ты не очень-то интересовался, что я хотел, а чего нет.

– А мне и не надо было, я и так видел, – возразил он спокойно подливая себе еще коньяк. – Ты не баба, чтобы я еще у тебя позволения просил, что сделано, то сделано, оставь свои идиотские представления о том, что можно, а чего нельзя, можно все, что ты хочешь, и что я хочу. – в абсолютной императивности его слов было что-то инфернальное.

– А убивать, если я хочу убивать, можно? – вдруг спросил я, принимая откровенно-циничный фон нашей беседы как данность.

– Можно, если это необходимо, – твердо ответил Конрад.

– Значит я правильно хотел тебя убить? – продолжал я задавать вопросы, которые меня всерьез интересовали.

– Ты идиот, ты хотел меня пристрелить, потому, что на деле хотел убедиться, что не можешь этого сделать.

– Я бы это сделал, клянусь, – с горячей уверенностью, возразил я.

Он посмотрел на меня высокомерно и усмехнулся. Видимо, он считал каждое мое слово ложью и ничем больше.

– Я знал, что ты сопляк и трус, захотел бы – убил, но ты хотел, чтобы тебя трахнули, а когда я это сделал, забился в нору и не знаешь, что тебе с этим делать.

Я молчал. Он докурил сигару, налил еще коньяк и выпил залпом. Он не пьянел, его глаза смотрели на меня, как обычно, холодно и рассудочно. Он меня презирал, и было за что.

– Пошли, – он встал и, взяв меня за плечо, повел за собой. Я уже не собирался ни оправдываться, ни спорить, ни объяснять, почему я не мог его видеть и насколько он был не прав, называя меня трусом.

Он привел меня в спальню, я еще раз отметил, насколько он безошибочно ориентируется в этом доме. Он не искал комнату, но шел так, как будто отлично знал ее расположение.

Я не ложился последние два дня. Он повернулся ко мне и спросил:

– Для чего тебе постель, Гор?

– Чтобы спать, – ответил я мрачно.

Он с любопытством, граничившим со сладострастной жесткостью изучал мое лицо.

– Может, тебе не хватает его, – он взял мою руку и прижал ее к себе пониже живота. Моя эрекция была мгновенным ответом на то, что я почувствовал. Я отдернул руку и отвернулся. Мое сознание не желало мириться с тем, что происходило, оно металось как загнанный зверь, силясь найти хоть какой-нибудь выход. Этот человек стремился разрушить саму основу моей жизни, мое понимание самого себя, разрушить до основания не ради каких-то абстрактных целей, а просто потому что его собственная животная сила, слитая с его беспощадным рассудком требовала этой жертвы неотступно и незамедлительно. Он шел напролом.

– Ложись, – сказал он и вышел. Я не сомневался, что он ушел принять душ, а мне было все равно, даже если бы от него несло, как от последнего бродяги в этом городе, я бы только еще сильнее хотел его. Я разделся и лег, закрыв глаза. Комната, все окружающее пространство вращалось против часовой стрелки, вызывая у меня омерзительно тошнотворное состояние. Конрад лег рядом, притянув меня к себе. Я вспомнил, как он сжимал мое горло, во время нашей драки в офисе. Но теперь вместо звериной ярости на его лице было выражение удовлетворения. Ему должно быть нравилось сгибать меня, но, сделав это и поняв, что я сам не мог желать ничего иного, он наконец успокоился.

– Видишь, Гор, – сказал он, – никуда не деться от самого себя, так что лучше стань таким, каков ты есть, а ты знаешь, что это значит.

Я задумался над его словами. Каким же я должен был стать, чего он хотел от меня, чтобы я преклонялся перед ним или доверял ему, если ему вообще можно было доверять.

– Я пытаюсь, – ответил я, – если бы ты не ломал меня, все было бы проще.

Он усмехнулся.

– Тебе это не повредит, и чем скорее ты это поймешь, тем скорее избавишься от своей дури. А теперь давай, встань на колени.

Мне стало страшно от той готовности, с какой я способен был выполнить его требование, словно я был девкой, которую он снял, чтобы он дала ему делать с ней все, что ему вздумается. Я встал на колени, опираясь на постель всем телом. Что-то немыслимо унизительное было в ожидании того момента, когда он наконец изволит начать совокупление. Но еще более унизительным было мое собственное вожделение, желание ощутить внутри его член. Он встал сзади между моих ног на колени и стиснул мои плечи. Я так жаждал дать ему подтверждение того, что его власть надо мной неоспорима и я признаю ее, вопреки самому себе, своей природе и гордости, которую еще никто не попирал так бесцеремонно и сладострастно как он, что сам раздвинул свои ягодицы. Он уперся лбом в мою спину и вошел стремительно, настолько, что я кончил, испытывая вместе с мучительным удовольствием болезненное чувство стыда за него. Он не обратил на это никакого внимания, он двигался, оттягивая меня за плечи на себя. Когда он кончил, внутренности у меня сжались в комок, я почувствовал, как сокращаются его мышцы отдавая все, что больше не могла удерживать его плоть. К чему было лгать себе, что я уступал из-за невозможности противостоять ему, я уступал ради наслаждения, мне нравилось все, что он делал, все, что говорил, все, что он требовал от меня.

– Передохни, – сказал он мне, отпустив меня наконец. Я лег, не ощущая собственного тела.

– Почему ты не приехал ко мне? – Конрад лег рядом, накинув на нас обоих одеяло. – Стыдно было или испугался?

– И то и другое.

– Забудь об этом, я бы тебя все равно из под земли достал.

Он повернулся ко мне и, обняв меня одной рукой, закрыл глаза. Он заснул, и я подумал, что я все же не совсем ясно представляю себе, что он такое. Я и представить не мог, когда пришел наниматься на работу, что этот здоровый, надменный и жестокий человек, привыкший брать все, что пожелает с имперской уверенностью в своей правоте и вседозволенности, осторожный и опасный, как хищник, опирающийся на свои безотказные инстинкты, будет спать в моей постели, как в своей собственной, и уж меньше всего я готов был тогда поверить, что я сам способен будут заснуть в его присутствии так крепко, что две бессонные ночи отчаяния будут забыты мною навсегда».

Я замолчал и повернулся к Крису. Он лежал, закинув руку за голову, и сосредоточенно курил. Мне хотелось немедленно услышать его мнение о прочитанном.