Текст книги "Пылающая комната"

Автор книги: Артем Литвинов

Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

– Ну, как пробрало, да? Знаю, знаю, – он замахал руками, – со мной тоже бывало, дай закурить, а?

Я молча протянул ему сигареты. Он взял всю пачку достал одну и закурил, а остальное протянул мне. Я иступлено замотал головой, от одного вида сигарет у меня начинались позывы к рвоте. Он покачал головой понимающе.

– Ты вот чего, знаешь, – наставительным тоном начал он, – сейчас не жри, и колес больше не глотай, тебе надо коньячку с чесноком, как рукой все снимет. Знаю, я эту байду, пройдет.

Я кивнул в знак обещания, что непременно приму коньяк с чесноком и умоляюще посмотрел на него, надеясь, что он поймет, как мне хреново и как я хочу, чтобы он валил отсюда к чертовой матери.

– У меня тут тачка стоит, хочешь, подброшу, – предложил он.

– Хорошо, – ответил я и сам еле расслышал свой голос.

Я пошел за ним к обочине дороге, где стояла редкого вида заезженная Volvo вся облепленная рекламными наклейками. Мы сели, и я кое-как пояснил ему, куда меня следует отвезти. Пока мы ехали, он в подробностях изложил мне весь грандиозный опыт своей жизни, включая все известные мне наркотики, и назвав еще целый ряд тех, о которых я узнал от него впервые.

– Я сразу понял, от колес тебя сплющило, – компетентно заявил он, руля одной рукой а другой беспрерывно продолжая курить. – ты не бойся, от них коньки не отбросишь, вот игла – дело другое и то не на все сто, ширяться надо грамотно.

Он подкатил к самому входу в дом.

– О! – Воскликнул он с удивлением оглядывая мое место жительства. – Ты что, при бабках? А я думал ты так снимаешься, чтоб принять.

Я вылез из машины и, помахав ему на прощание, поднялся по ступенькам и стал открывать дверь ключом.

– Эй, ты, придурок, – обиженный моим невниманием и неблагодарностью, заорал мне вслед мой извозчик, – коньяк с чесноком не забудь.

Я услышал, как он захлопнул дверь и заведя мотор, развернувшись, поехал обратно к шоссе.

4

В три часа дня Стэнфорд Марлоу сказал своему отражению в зеркале: «Нет, я туда больше не поеду» Он вернулся домой в пять утра и тут же рухнул в постель, не раздеваясь, и проспал до часу. Проснулся, к собственному удивлению, не разбитый и больной, как предполагал, а достаточно бодрый, со свежей головой и жутко взвинченный. К половине третьего он мечтал о похмелье, как о прекраснейшем состоянии духа и тела. Омерзительные физические ощущения заставили бы его хотя бы на некоторое время забыть обо всем, что произошло. Все потеряло значение: его беды, одиночество, ужасная жизнь в чужом городе, проблемы с Генри, даже страшная участь Томаса отодвинулась куда-то вдаль. Он горел в ужасном пламени, снедавшем каждую клетку его тела, и все, каждая его мысль, каждое его движение были сосредоточены на одном. Крис. Стэнфорд даже и предположить не мог, что возможно такое всепожирающее желание. Оно существовало как бы отдельно от него, потому что разум настойчиво твердил одно и тоже: «Одумайся, это невозможно». Это было невозможно. Он ненавидел и презирал Генри, но жизнь в его доме была хоть какой-то гарантией относительного покоя и безопасности. К чему могла привести связь с этим человеком, который делал только то, что хотел, который был всегда и везде на виду, который не считался ни с чем, кроме собственных прихотей, Стэн даже вообразить не мог, да и не хотел. Крис казался ему чудовищем, но при этом он желал его так, что сердце замирало в груди. И тот факт, что он не мог справиться со своим телом, тоже пугал юношу. Ему казалось, что тот огонь, в который они вошли вместе, держась за руки, как братья, спалит их обоих дотла, потому что они не смогут контролировать это пламя. «Это как река, – бессвязно подумал Стэн, прижимая пылающий лоб к прохладному оконному стеклу, – Я должен выйти из нее, пока не поздно, иначе меня унесет».

Генри не тревожил его. Около четырех заглянула Хелен и, увидев, Стэна, лежавшего на постели лицом вниз, даже не поинтересовавшись, что с ним, исчезла за дверью.

К семи часам он уже пребывал в таком аду, что смерть казалась избавлением. Стэн знал, что Крис отменил репетицию и приехал на свидание к пяти. Мысль о том, что он ждет там, сидит один и, наверное, проклинает неверного любовника последними словами, была настолько невыносима для юноши, что он готов был биться головой о стену. Наконец его измученный разум нашел спасительную уловку. А что, если Крис решил, что Генри задержал его? Что если он приедет сюда и устроит страшный скандал? Тогда все будет еще хуже, чем раньше. Нет, он поедет туда и скажет Крису, что все кончено. Стэн собрался в три секунды и выскочил на улицу. Чтобы было быстрее, он поймал такси.

Стоя в лифте, он сжимал руки, чтобы унять дрожь и проговаривал внутри себя все, что должен был сказать. «Хотя бы раз в жизни. Прояви благоразумие, Стэн, умоляю!» – обратился он к себе напоследок и, открыв дверь своим ключом, вошел в квартиру.

Квартира, которую он оставил в ужасном беспорядке была чисто прибрана, кровать застелена свежим бельем. На низком столике стояло огромное блюдо с великолепными персиками, Стэн мельком вспомнил, что говорил Крису, как он их любит. Золотисто-красные плоды, казалось, светились изнутри от наполняющего их сока. В вазах свежие цветы – темные, почти черные розы. От жалкой трогательности этих приготовлений у Стэна сердце сжалось в ледяной комок. Он огляделся. Криса не было, но он явно находился в квартире, на кресле валялась его потертая кожаная куртка, в которой он возил Стэна в Замок Ангелов. Стэн прошел еще несколько шагов по темно-вишневому паласу, он думал, что должно быть, Харди в кухне или в ванной, но тут увидел, что Крис стоит на балконе, спиной к нему. Рок-музыкант, сгорбившись, курил и смотрел вниз, его плечи поникли, и вся поза выражала ужасное, смиренное страдание, страдание человека, теряющего жизнь по капле. Этого уже Стэн не мог вынести. Он совершенно забыл все благие намерения и тихо позвал:

– Крис.

Харди вздрогнул, как от удара током. Обернулся, сигарета полетела вниз.

– Я думал, что ты не придешь. – сказал он ужасно спокойно, но Стэн увидел, как в короткой судороге подергивается у него уголок рта.

– Извини. – Стэн сделал еще несколько шагов вперед, и Крис пошел к нему навстречу. Они сошлись почти в центре комнаты и исступленно сжали друг друга в объятиях. Словно все еще стыдясь своего предательства, Стэн не решался поцеловать своего любовника, только, запрокинув лицо, смотрел ему в глаза. Горячее дыхание Криса обжигало ему губы.

– Ты хотел бросить меня, да? – спросил Крис все с тем же ужасающим спокойствием, с мертвым спокойствием урагана, которой затаивается на мгновение перед тем, как обрушить тонны воды на крохотный приморский городок.

– Прости, – пролепетал Стэн, которого повергало в сокрушительное безумие прижавшееся к нему пылающее тело. – прости, я виноват.

– Если бы ты меня бросил, я бы тебя убил, – прошептал Крис хрипло и впился ему в губы. Несколько минут в полном бреду Стэн отвечал на поцелуи, потом оторвавшись от его жадного рта, прильнул губами к шее, там, где ожесточенно билась под кожей кровь, Крис застонал, запрокинув голову. Через минуту Стэн стоял перед ним на коленях. Ему так же страстно, как и любви, хотелось унижения, хотелось загладить свою вину любой ценой, сделать все, что угодно, позволить Крису обращаться с собой, как с рабом, как с вещью, только бы стереть те часы унизительного и терпеливого ожидания, который пришлось пережить его другу. Когда язычок молнии на джинсах рок-музыканта пополз вниз, Крис опять застонал, только уже громче.

Хватило его всего на несколько минут. Стэн, забывший обо всем за своим занятием, почувствовал, что его берут за плечи, поднимают вверх, и Крис легко подхватил его на руки. Стэн снова поразился тому, насколько силен был музыкант, что совершенно не вязалось в представлении Стэна с его гибкой поджарой фигурой. Уложив его на постель, Крис принялся быстро раздеваться, приказав севшим от вожделения голосом:

– Снимай эти тряпки, я не могу больше.

Стэн стал судорожно снимать с себя одежду, трясущиеся руки не слушались его, поэтому Крис просто вытряхнул его из узких джинсов и, швырнув на кровать, подмял под себя. Несмотря на этот чудовищный огонь, в котором плавилось все тело, каким-то оставшимся ясным кусочком сознания, Стэн подумал, что Крис словно читает его мысли, он владел своим любовником грубо и нетерпеливо, но при этом Стэн ощущал, что в этом есть такая страсть и нежность, такое желание доставить ему удовольствие, что он даже не представлял, что его можно так любить. Бедра Криса сжимали его бедра, музыкант сидел на нем верхом, упираясь в плечи ладонями и вскрикивал от каждого движения. Когда Стэн уже изнемогал, извиваясь под ним, весь в поту, Крис наклонился к его уху:

– Будешь еще меня обманывать, говори, – прохрипел он.

– Нет, нет, пожалуйста. – простонал Стэн, он готов был сейчас пообещать ему все, что угодно, только бы это не кончалось никогда, от наслаждения и сладкого унижения у него голова шла кругом. – ну же, давай!

Крис навалился на него всем телом и, когда неиспытанное доселе наслаждение прокатилось по телу Стэна густой, горячей волной, сильнее и превыше этого было ощущение полного слияния, абсолютного единства, выходить из которого было горше, чем младенцу из сна перед рождением, словно он разрывал собственную кожу, обнажая нервы и мускулы.

– Я не сделал тебе больно? – тихо спросил Крис несколько минут спустя.

Стэн помотал головой, все так же прижимаясь к нему, он не испытывал не малейшего желания отрываться от этой смуглой кожи, имевший терпкий привкус горького меда.

– Может, налить тебе выпить?

– Нет. Просто полежи со мной.

Они лежали в гаснущем свете дня, и Стэн чувствовал, как рука Криса перебирает его волосы, накручивая на палец короткие пряди. Потом Крис нашарил на тумбочке сигареты, прикурил одну и дал Стэну затянуться. И снова это жуткое слияние, словно игла, пронзило сердце Марлоу. «Я не могу, – подумал он, закрыв глаза и вдыхая дым, – я ничего не могу с этим поделать. Все что угодно, но я с ним останусь».

Ночь продолжалась, словно в диком бреду, никогда столь ненасытные желания не терзали Стэна, у него было ощущение, что и его тело, и его сердце вышли из спячки, в которую были погружены много лет.

В какой-то момент он пошел в ванную, но только включил воду, как в дверях появился Крис, который даже не потрудился ничего на себя накинуть.

– Я не могу, – сказал музыкант жалко и отчаянно, пожирая его глазами, – Я ничего не могу с этим сделать.

Эта жуткая простота, с которой Крис произнес главную мысль, не оставлявшую Стэна ни на минуту, словно поставила точку на всех его метаниях.

– Я тоже. – сказал он тихо. – Иди сюда.

Фрагмент записей, вырванный из дневника, случайно обнаруженный впоследствии и сохраненный Крисом Харди:

Я хочу его. Я ничего не могу поделать. Я обезумел от этой ночи, я знаю, что был влюблен в него еще раньше, еще тогда, когда он приезжал к Генри, когда мы ездили в машине по городу, когда мы были на пикнике в парке. Если бы он захотел оттрахать меня прямо в беседке, я был бы только счастлив, я не хотел себе в этом признаваться, но я знал, что влюблен в него. Я не могу даже объяснить, что я испытал, когда он наконец это сделал. Я готов сделать все, что он захочет. Мне даже кажется, что я всегда любил его, любил давно, знал его давно, и безумно хотел, мне нравилось его терзать, я видел, я помню, тогда в Замке, как он смотрел на меня, так смотрят, только потеряв голову, я не только не отказал бы ему, я встал бы перед ним на колени, умолял бы его, сделай он хоть одно движение, но я боялся, я не верил тому, что видел и чувствовал, у меня в голове все время вертелась идиотская фраза Виолы «он ненавидит геев и лесбиянок», обнаружить, что я ненавистен ему, было для меня непереносимо. Если бы он только знал, как я хочу сказать ему это, как я люблю его, как я готов быть для него чем угодно, его мальчиком, его игрушкой, его случайным увлечением, я готов даже обслуживать его и всю его группу, только бы быть рядом с ним, быть сопричастным ему, его жизни. Любое унижение, любой позор не показались бы мне слишком дорогой платой на эту ночь, но я не могу, я не в силах сказать ему об этом, всему причиной моя несчастная гордость, моя трусость, мой страх, что это заставит его пренебречь мною, обесценит смысл этих отношений, если я превращусь в его глазах в тряпку, в ничтожество, которое было ему интересно, лишь пока оно было недоступно или, по крайней мере, прикидывалось таковым. О, Крис, любовь моя, мой Крис, как я бы хотел сказать тебе об этом, о том, что ТЫ – моя Пылающая комната, мое безумие и смерть. И никуда я так по-настоящему не желаю войти, как в тебя, слиться с тобой, стать тобою, мой обожаемый любовник, моя награда и мучение, если бы ты знал, насколько меньше дорожу я самим собою, чем твоей тенью, мельчайшей клеткой твоего тела, самим именем твоим, всем, к чему ты прикасаешься и на что обращаешь свой взгляд.

Дневник Стэнфорда Марлоу

1 июня 2001

Позвонил по телефону, присланному мне от покойного Кена.

– Мне необходимо поговорить с господином Торном, – сказал я, решив, что трубку сняли.

– Я вас слушаю, – это и был сам Торн, видимо, телефон напрямую соединялся с его кабинетом.

– Господин Торн, вы, наверное, не помните меня, я приходил к вам, когда затопило подвал, приносил гороскоп от Генри Шеффилда. Моя фамилия Марлоу.

– Да, припоминаю, – спокойно отозвался начальник тюрьмы, – что-то случилось?

– Я хотел бы попросить вас об аудиенции. Разрешите мне прийти в Ф***.

– Приходите, завтра в 10 часов.

Послышались короткие гудки. Я упал на диван и проспал до утра. Точнее, я пробыл в забытьи все шестнадцать часов.

2 июня 2001

Все повторилось – на проходной меня встретил охранник, не тот же самый, но ничем не отличавшийся от предыдущего. Мы прошли знакомым путем по коридору без окон, и снова я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Но, наконец, переступил порог кабинета Торна, на сей раз с пустыми руками.

– Рад видеть вас, – искренне приветствовал он меня, вставая из-за своего огромного стола. – Вы сильно изменились, господин Марлоу, что-то случилось?

– Нет, не совсем, – ответил я, – во-первых, я бы хотел поблагодарить вас за любезное согласие принять меня. – я нерешительно сделал несколько шагов вперед.

– Садитесь, садитесь, – воскликнул он, жестом убедительно принуждая меня опуститься в кресло рядом с башней напольных часов. – Пустяки, вам и благодарить меня не за что.

– Но я пришел по делу, которое, скорее всего, покажется вам весьма странным, – осторожно начал я свою атаку.

– Вы меня вряд ли чем-нибудь удивите, мне приходилось заниматься настолько серьезными проблемами, что я уверен, вашу мы успешно решим за полчаса. – он по привычке начал заваривать кофе, все как в прошлый раз – в маленькой чашке для меня и в несколько крупнее по размеру для себя.

– Я пришел просить вас о разрешении увидеться с этим заключенным, гороскоп которого вы заказали моему дяде, – быстро и с усилием сформулировал я цель своего прихода.

– Вот как! – он удивленно поднял брови, – зачем же вам это понадобилось?

– Видите ли, я не могу вам сейчас этого объяснить.

Я заметил, что его лицо сильно помрачнело.

– Я понимаю, господин Марлоу, – отозвался он ставя на стол маленькую чашку – пейте кофе, пожалуйста, настоящий кофе из Сан-Паоло. Я вас прекрасно понимаю, у вас наверняка есть веские причины обращаться ко мне с такой необычной просьбой, но это запрещено уставом нашего заведения. Ни одно постороннее лицо не может встречаться с нашими заключенными, разрешение может получить только сотрудник специальных служб или родственник, если он подтвердит необходимость данного свидания.

– Вы не сделаете для меня исключения? – спросил я со всей допустимой в таком вопросе наглостью.

– Я был бы счастлив поступить таким образом, но я обязался под присягой блюсти устав.

Я молча сидел на кресле в оцепенении, не имея возможности принять решение, что делать дальше. Его отказ не был для меня неожиданностью, неожиданностью был тон, которым он со мной разговаривал.

– Я прошу прощения, – я встал и посмотрел на него в упор, – я не могу больше злоупотреблять вашей добротой.

– Ну что вы говорите, – возразил он с улыбкой сдержанной и холодной, – кстати, как вы нашли мой телефон?

– По справочнику, – автоматически солгал я.

– Ах, да, наверное, очень старому, ведь эту информацию изъяли из всех изданий после 1983-го года.

– До свидания, господин Торн.

– Подождите, я позвоню, вас проводят, я боюсь, вы не найдете дорогу самостоятельно.

– Не беспокойтесь, я найду.

И не дожидаясь провожатого я выскользнул за дверь и стремительно понесся по темному коридору, мне хотелось покинуть это место как можно скорее, но коридор, бесконечный, как виртуальные коридоры компьютерных миров не кончался, он становился все длинее и темнее, вдали его я видел свет, но, казалось, с каждым шагом он становился все дальше, я бежал, потому что идти было уже невыносимо, я бежал, не слыша звука своих шагов, хотя я отчетливо представлял себе, какого рода акустика должна быть в этих помещениях. Еще секунд тридцать, и передо мной возникла фигура охранника, я не мог разглядеть его лица под козырьком фуражки, он схватил меня за плечо и сказал мне, указывая вперед, туда, где был виден просвет:

– Там Chambre Ardente

Меня бросило в жар, затем в холод я двинулся вперед и вдруг почувствовал, что свет стремительно приближается ко мне, так же как в фильмах о глобальных катастрофах неумолимо приближается столб пламени.

– Это не подлежит сомнению, – услышал я напоследок чей-то голос совсем рядом, и свет ударил мне в глаза, – он не может умереть сейчас.

– Да, но все, что он делает, вредит нам или же оказывается совершенно бесполезным, – мне, казалось, что в темноте, поглотившей мою способность видеть, обступившей меня со всех сторон, я ясно различаю голос Торна.

– Он приводит сюда тех, кого здесь не ждут, – снова произнес голос, и мне показалось, что я узнаю его.

– Боюсь, что их приводит кто-то другой.

Я открыл глаза и тут же понял, что лежу на кровати в больничной палате. На меня смотрели с глубочайшим сочувствием молодая женщина и господин Торн.

– Что произошло, – почти шепотом произнес я, мои губы пересохли и, разомкнув их, я почувствовал ужасную боль.

– Вы попали в переделку, – мягко даже ласково, пояснил Торн, взяв меня за руку, – вы просто всадник Апокалипсиса, Стэнфорд, разрешите мне вас называть по имени, – в прошлое ваше посещение в подвале прорвало трубу, на этот раз случился серьезный пожар, огонь распространился с огромной скоростью, вероятно, был взрыв.

– Я потерял сознание?

– Милый мой, – ответила женщина с улыбкой, – вы имели все шансы потерять жизнь или, по крайней мере, здоровье. Вам просто повезло, что на вашем теле нет ни одного ожога, вас словно скафандр защищал.

– А что произошло с охранником? – спросил я.

– Там не было никого, кроме вас, – объяснил Торн, – я услышал, как вы побежали, и вышел за дверь посмотреть, туда ли вы устремились, тогда-то я и увидел этот кошмар, вы бежали прямо на него.

– Невероятно, – произнесла женщина, созерцая меня, как редкий инопланетный феномен.

– Я могу отсюда уйти?

– Хоть сейчас, – ответила дама, – вы абсолютно не пострадали, ничего, кроме шока.

– А где я? – наконец задал я вопрос, которого всячески избегал, сознавая его нелепость.

– Вы в тюремном госпитале, господин Марлоу, уже два часа, как мы вас сюда привезли.

Торн, заметив, что я собираюсь подняться, помог мне и обратился к женщине:

– Благодарю, Анна, все с ним будет в порядке, я отвезу его домой, только, пожалуйста, никаких журналистов до моего возвращения.

– Как скажите, господин Торн, – спокойно согласилась дама.

Торн привез меня домой. Генри как сквозь землю провалился, но меня это не интересовало. Вечером я позвонил Виоле. Она безумно обрадовалась и сообщила, что обо мне говорили в вечерних новостях в связи с пожаром в тюрьме в Ф***.

Это было скверно.

– И еще, – добавила она, – сказали, что там никто не погиб, но один заключенный задохнулся в камере от дыма.

– Кто это был? – я задал вопрос, предчувствуя, что произошло непоправимое.

– Я не знаю, Томас Уиилис или Вильямс.

По моим представлениям, это был конец. И тут было два возможных варианта – первый, что прошлое мое как и я сам кануло в Лету, а второе – что поиски возобновятся и пойдут активнее. Второе – означало мою верную гибель, первое – необходимость предотвратить гибель других. И то, и другое предполагало движение вслепую, потому что я до сих пор не мог понять, что же происходит и как себя лучше вести, чтобы не делать лишних движений. И мой приход к Торну был уже сам по себе сопряжен с нелепым и бессмысленным риском.

Виста

Золотой Легион

Chambre Ardente

Командору Пурпурной Ветви

Милорд!

Несмотря на то, что план был утвержден на Общем Совете, я хотел бы внести в него некоторые коррективы в связи с тем, что Проводник услышал то, что не было предназначено для его ушей. Травма может быть столь велика, что я бы советовал убрать с его пути все препятствия, мешающие ему обрести хотя бы на короткое время душевное спокойствие. В том числе я рекомендовал бы устранить Звездочета с его пути хотя бы на время. Я надеюсь, что Кецаль приложит все усилия, чтобы охранить Проводника от разрушающих влияний, но, видя его неопытность, я понимаю, что без нашего вмешательства ему не обойтись. К письму прилагаю краткий план предлагаемых мер.

Куратор.