Текст книги "Пылающая комната"
Автор книги: Артем Литвинов
Соавторы: Борис Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)
2
В большой комнате было темно, жалюзи опущены, только на столе горела маленькая свеча в мозаичном стеклянном подсвечнике, но она лишь бросала отблески на стекло журнального столика, бутылку с джином и два бокала, свет играл в расколотых гранях ледяных кубиков. Судя по всему, собеседники предпочитали не видеть лиц друг друга, и только таким образом могли быть откровенными.
– Понимаешь, Джимми, я просто не знаю, как это рассказать. – ни один поклонник не узнал бы сейчас Криса Харди. Его голос был тихим и мягким, с чуть заметной хрипотцой, в нем звучала нехарактерная для рок-звезды растерянность.
Джимми Грэмм внимательно слушал, не говоря ни слова, только его глаза блестели в полутьме.
– Это все Даншен. – произнес Крис и опять замолчал. Потом заговорил, и Джимми видел, что его друг с трудом подбирает слова. – Он потащил меня к этому мужику, астрологу, что ли. Он хотел, чтобы я сказал ему, когда я родился. Число там, месяц, время… А черт его знает, в какое время я родился, я и мать-то свою плохо помню. Ну в общем, с гороскопом не вышло ни черта, он стал мне предсказывать всякую чушь, и там был этот парень… Он сказал, в смысле астролог, что он его племянник. Какой он, к черту, племянник. Понимаешь, на нем был такой плащ, с капюшоном, ну, для понта, я его и не разглядел сразу. – Крис запнулся, и перед его глазами всплыло бледное, словно только намеченное призрачной кистью лицо, большие серые глаза, казавшиеся почему-то почти черными, со странным страдальчески упорным выражением в них, прямой нос и дуги темных бровей, вскинутых в горьком удивлении, маленький, плотно сжатый рот и гладкий подбородок, светлые, мерцающие в полутьме короткие волосы. Он в жизни не смог бы описать Джимми, что так поразило его и в этом лице, и в очертаниях хрупкой фигуры – то ли это затаенное страдание, то ли, напротив, страшная жестокая воля, словно и никак не связанная с ее обладателем, но Крис не мог отделаться от этого лица, которое снилось ему во сне и являлось наяву. – я отдал ему свое кольцо. Я не знаю, почему, я просто подумал, что тогда еще смогу увидеть его еще раз. Что он никуда не денется от меня. И еще, он сказал мне такую странную фразу, я поэтому и хочу так назвать диск – и Крис с каким-то глубоким страданием в голосе произнес – Chambre Ardente.
– Да классное название, я же тебе говорил. А я-то думал, откуда ты его взял… – задумчиво произнес Джимми. – ну и что дальше было? Я пока не очень понимаю, к чему ты это все? Он что, нагадал тебе что-то?
– Понимаешь, я все время думал, что хочу его увидеть еще раз. Я даже хотел припереться к этому астрологу так просто, без приглашения, только… Я просто был уверен, что он поймет, зачем я пришел и не позовет его. Я вообще подумал, а потом, кстати, мне и Даншен сказал, что это никакой его не племянник, он его любовник или что-то в этом роде. Ну, тут я совсем поехал. Я просто сдвинулся. Я даже пару раз приезжал к этому дому. Только я его не видел. А потом он прислал мне записку.
– Он – тебе? – изумленно спросил Джимми.
– А что? – немедленно взвился Крис. – Я, блин, что, так плох, по-твоему?
– Да нет, успокойся, ради Бога. Я просто удивился, странно, что он решился на это. Это просто… Как пятнадцатилетняя девчонка, понимаешь?
– А нет, все было совсем не так. Он не автограф просил, он хотел встретиться и сказать что-то важное.
– Ну и? – поторопил уже совсем заинтригованный Джимми замолкшего Криса.
– Ну, и я с ним встретился. – выдавил Крис.
– Ты с ним переспал? – продолжал допрос Джимми. При яростной демонстрации жесткой гетеросексуальности, практически все члены группы, кроме счастливо женатого басиста, были удручающе неразборчивы в интимных связях. Никому бы из них и в голову не пришло завести роман с мужчиной, но переспать с приглянувшимся парнем мог каждый из них, это даже считалось особым шиком.
– Нет, ты чего.
– А почему нет?
– Ну, он не такой.
– Не какой? Ты же говоришь, что он гомик.
– Ну, я не знаю, я даже не знаю, как ему это сказать, понимаешь? Он, похоже, считает меня просто козлом. Тупым кретином. А потом, я сам веду себя, как кретин. Я даже пьяным прикинулся, пока с ним в машине катался, просто, чтобы он подумал, что я нализался, а не на самом деле такой. Черт, я не знаю, что делать, Джим. Я просто хочу его все время видеть и все такое, ну, ты понимаешь…
– Стоп, Крис, подожди. – Джимми зашевелился в темноте на диване и сел. – То есть, ты хочешь сказать, что ты хочешь трахнуть какого-то паренька, а он просто об тебя ноги вытирает?
– Да нет, я не трахнуть его хочу, – в отчаянии проговорил Крис, – я не знаю, чего я хочу, ну и это тоже, но это не главное, хотя, хрен его знает, может я, правда, только хочу с ним переспать, и все, я не знаю, Джим, может, ты мне объяснишь что-нибудь.
– О Господи. – Грэмм пересел к Крису и обнял его за плечи. – Послушай, успокойся. А ты не можешь ему просто в лоб предложить?
– Нет. Не могу. Об этом речи быть не может. Он пошлет меня к чертовой матери, а мне зачем-то надо его все время видеть. Послушай, может, я просто гомик?
– Вряд ли. – Джимми успокаивающе похлопал приятеля по плечу. – Это бывает. Тебя просто зациклило. Ничего. Ты еще с ним встретишься?
– Да, завтра. Я уйду с репетиции пораньше, у меня с ним назначено на десять.
– Ясно. Ты только успокойся и не пей много. Вот черт.
– Ага. И я еще вот что думаю. Понимаешь, его дядька, ну этот астролог, который не дядька вовсе, он его держит.
– В смысле?
– Ну, на привязи, на коротком поводке. Я не знаю, но я чувствую. То ли парень попал в историю, то ли денег ему задолжал, но он этого дядьку своего терпеть не может. Это я тебе точно говорю. Он вроде той жабы, Грега, помнишь?
Грегори звали менеджера ребят, который продержался у них год, когда группа только-только набирала обороты. Он не гнушался ничем, платил ребятам мало, забирал себе все деньги, и они смогли избавиться от него, только найдя хорошего адвоката.
– Так вот, он такой же. Все улыбается. Знаешь, мне хочется просто снять квартиру и поселить его там, чтобы он никогда не возвращался в этот дом.
– Ну-ну. А как его зовут хоть?
– Зовут его, уржешься. Стэнфорд Марлоу.
– Нормальное имя, – рассеянно ответил Джимми, воспитывавшийся в куда более интеллигентной семье. – И что ты собираешься делать?
– Не знаю. Но я все равно добьюсь своего. – глаза Харди сверкнули в темноте, и Джимми вспомнил строчку из его песни «Когда-нибудь я сожгу этот город дотла». В этом он был уверен и его это пугало. Крис мог сжечь всю свою жизнь в нелепой погоне за чем-то, показавшимся ему смертельно необходимым. Но тут в голову Джимми Грэмму пришла еще более ужасная мысль. Крису могло и не казаться. Этот юноша, о котором Джимми не знал ничего, кроме имени, мог быть действительно необходим Крису, только вот зачем? От этой мысли по спине гитариста почему-то прошел холодный пот.
Крис собрался уходить, включили лампы. В желтом свете торшера Джимми поразило то выражение неуверенности и растерянности, которое он видел на лице своего друга всего раз или два в жизни. У него даже сердце сжалось, так больно и странно было наблюдать эту гримасу на лице самоуверенного и наглого Криса.
– Слушай, Джим, – вдруг спросил его Харди, уже стоя в прихожей. – Я и вправду такой кретин?
– Нет, ты что спятил? – Джимми потряс приятеля за плечо. – ты самый классный парень в этом городе.
Крис бледно улыбнулся.
– Не знаю. Вот он думает, что я просто тупой пижон и, наверное, он прав.
И с этими словами Крис вышел, оставив Джимми в глубоком недоумении и расстройстве.
Дневник Стэнфорда Марлоу
27 апреля 2001
Генри сегодня был явно не в духе. Все началось с того, что он разбудил меня в четыре утра. Ему нужна была очередная схема, я попросил его подождать до утра, но он злобно возразил:
– Меня ждут. Кажется, мы по-хорошему договорились, что я не должен повторять дважды.
Он ушел, хлопнув дверью, а я продолжал лежать и думать, о том, почему я собственно вообще должен слушать его и бегать, как пес, по первому его зову. Меня охватил безумный приступ ярости, захотелось разбить что-нибудь, но под рукой оказался только будильник. Я его швырнул вслед закрывшей двери и он, ударившись о стену, пронзительно зазвонил. Затем он затих. Наступила полная тишина, я чувствовал, что не могу заставить себя воспринять необходимость как необходимость, я воспринимал ее как досадную помеху, поскольку все мои мысли заняты предстоящей встречей. Я помнил (и как я мог бы забыть об этом!), что сегодня вечером должен встретиться с Крисом. А мне этого делать не хотелось. У меня перед глазами вставал облик этого странного представителя мира массовой культуры, и меня удручала необходимость выполнить обещание. Зачем я согласился на эту встречу? На мой взгляд, то, с чем я столкнулся при нашем знакомстве, предлагало мне поставить аккуратный крест на том, чтобы идти прямым путем. Идти было некуда, стена была непробиваема, я отдавал себе отчет в том, что этот Харди неуправляем, да я и не умею манипулировать людьми даже в целях их собственной безопасности. И все же я знал, что приду, я знал это также свято, как и то, что Генри в данный момент отсчитывает последние минуты, прежде чем подняться ко мне и устроить скандал.
Я встал, оделся, сошел вниз и застал его сидящим за столом с какими-то бумагами, он даже не повернулся, а только махнул рукой в сторону полки, где лежали материалы, которым мне следовало придать внушительный вид. Мне на память пришло высказывание одного моего приятеля из академии: «Ты и представить себе не можешь, как опустился Х, он дизайнерит какую-то газетенку христианско-демократической партии!». Теперь я мог с полной уверенностью сказать, что я опустился значительно ниже.
– Не копайся, – повелительным тоном сказал Генри, следя за моими вялыми движениями, – быстрее делай, быстрее.
Я принялся за работу и на какое-то время забыл обо всем, кроме моей вожделенной графики. Генри встал со своего места, подошел ко мне и стал из-за моей спины наблюдать за происходящим. Я никогда не мог спокойно выносить эту ситуацию, но на этот раз даже не попросил его отойти. Мне было все равно, не знаю только, уже или еще.
– Ты должен сделать сегодня еще кое-что, – произнес он, положив мне руку на плечо. – Но считать будешь сам, я не успеваю.
– Ты же знаешь, я в этом плохо разбираюсь, – ответил я.
– Ничего посмотришь образец, он не сильно отличается. В библиотеке на S*** есть книга «Аспекты северных узлов», где-то у меня телефон был. Там свободный доступ.
– Он отошел к столу поискать записную книжку.
– Нет, нету, – отозвался он, – значит, закажешь на месте.
Затем он вышел из комнаты и вернулся через некоторое время с двумя бокалами коньяка.
– За удачу, Тэн, – сказал он, поставив бокал передо мной и похлопав меня по плечу.
– Это что-то очень крупное, – довольно равнодушно поинтересовался я, имея ввиду его нынешнее предприятие.
– Крупнее не бывает.
– Я пить не буду, – пояснил я, – рука потеряет твердость.
– Ничего, ничего, – Генри выпил свой коньяк и добавил, – но выпей обязательно.
– Выпью, – ответил я с той миролюбивой покорностью, которая возникает у человека в минуты глубочайшей апатии по отношению ко всем раздражителям, кроме одного, формирующего поле параноидальной идеи.
Моей параноидальной идеей был Крис, его глаза сфинкса и нездоровое пристрастие к шампанскому. У меня возник неприятный вопрос, скорее адресованный саму себе, нежели требующий фактического ответа – почему он не смущается присутствием шофера? Бобби, конечно, немало повидал на своем веку, но в этом я находил небольшое утешение. Впрочем, он наверное ему действительно предан, если так рванул к нам на дороге, интересно, за деньги или просто ради искусства? Я попытался представить себе телохранителя-меломана и невольно улыбнулся.
– Генри, – сказал я, подавая ему рисунок, – я пойду в библиотеку вечером.
Генри свернул схему и положил ее в футляр.
– Не забудь, в десять они закрываются, – напомнил он, уже на пороге комнаты – имя – Грегори Адамс, на букву Г в каталоге. Выпей коньяк.
Он удалился в приподнятом настроении, и я остался в полном одиночестве. До прихода Хелен оставалось еще пять часов и я решил немного поспать. Но спать не хотелось. Я приготовил коктейль, смешав коньяк с шоколадным ликером, и выпил, не раздумывая. Впервые в жизни я испытал безумное искушение порыться в бумагах Генри. Я знал, что никогда себе этого не позволю, но сейчас желание было настолько велико, что я едва мог ему сопротивляться. Я вошел в его комнату и направился к столу и тут обратил внимание на висевший в изголовье рисунок – копию, сделанную мною полгода назад. Я приблизился, чтобы рассмотреть ее получше, у меня появилось странное чувство, что я не чувствую связи с собственной рукой, как будто не я ее делал. Я видел в графической сетке рисунка настолько отвратительные формы жизни, что их даже невозможно было описать словами. Это был мир кошмарных паразитов, мои ощущения прекрасно понял бы ребенок, ибо я чувствовал абсолютное бессилие перед тем, что созерцал. Но самое страшное ощущение было связано не с этим, а с тем, что при взгляде на рисунок в моем сознании всплывала пылающая комната. Я не мог понять, каким образом связаны все эти разрозненные вещи – копия, деньги на карточке Генри, Виола, Томас, но я знал, что все они были связаны. Я не хочу, я не должен об этом думать – сказал я себе и с трудом оторвавшись от созерцания рисунка вышел из комнаты. Желание навести ревизию у меня пропало. Возможно, это был страх, а возможно, я догадывался, что этот шаг мне ничего не даст.
Хелен пришла без опоздания. Она приготовила мне завтрак и спросила, что купить в магазине. Я ответил, что мне все равно и что она может брать все, что угодно, на свое усмотрение, поскольку я ужинать сегодня не буду.
Она посмотрела на меня с подозрением, но задавать вопросы не решилась. Около шести вечера я ушел из дома. Мне не терпелось попасть в центр. С лихорадочным азартом я побродил по улицам в течение двух часов, зашел в библиотеку и обсерваторию. В обсерватории было пусто. Сотрудница заведения, пожилая дама спросила меня, не угодно ли мне посмотреть новый фильм о смещении орбит астероидов, я поблагодарил ее за предложение и попросил разрешения подняться к телескопу. Она проводила меня и принесла календарь, с указанием видимости планет на сегодняшний день.
– Это для посетителей, – объяснила она, – здесь есть отклонения, но очень незначительные, вот сегодняшнее число.
– Спасибо, – ответил я и уставился в объектив.
– Боюсь, вы ничего не увидите, – оправдывалась она, – оборудование у нас старое, а видимость сегодня очень плохая.
Я действительно ничего не увидел, кроме серого тумана.
– Обсерваторию должны скоро закрыть, – печально добавила она, – вы, наверное знаете.
Я покачал головой. Время неумолимо приближалось к десяти.
– Вы потеряете работу? – спросил я ее.
– Мне бы не хотелось так говорить, но, наверное, так и будет. – Она поправила брошку, которой был заколот ее зеленовато-серебряный шарф.
– Вот вам мой телефон, – сказал я, достав визитку Генри, – если возникнут проблемы, позвоните. У моего родственника есть возможность вам помочь.
Она смущенно взяла у меня визитку. И горячо поблагодарила меня.
– Можно узнать, как вас зовут? – спросила она робко, провожая меня до самого выхода.
– Марлоу, – коротко ответил я. – Звоните обязательно, я постараюсь вам помочь.
Я вышел на улицу. Было уже совсем темно. Недалеко от ворот обсерватории стоял лимузин Харди. С минуту я колебался. Мне страшно захотелось проскользнуть незамеченным и исчезнуть в толпе, беспрерывно курсировавшей по окружающим улицам. Но было поздно – из машины вылез Бобби и, облокотившись на крышу машины, закурил сигарету. Пройти мимо него было уже невозможно. Я глубоко вздохнул и бодро направился к машине. Крис заметил меня в окно и распахнул дверь. Я сел, поздоровавшись вежливо, но с плохо скрытым напряжением. Бобби сел за руль и мы тронулись. Крис как и в первую нашу «прогулку» сидел, вальяжно закинув руку мне на плечи. Минут десять мы ехали молча. Затем он спросил:
– Хочешь выпить?
– Нет, – ответил я, набравшись смелости.
– А я хочу, – заявил он и достал бутылку джина. Открыл ее и стал пить из горла.
– Хочешь? – он протянул мне бутылку.
– Нет, – упрямо ответил я.
– У тебя проблемы? – поинтересовался он, вероятно, недовольный моим молчанием.
– Нет, – повторил я, опасаясь, что в третий раз все же выведу его из себя.
– Ну и круто. Курить будешь? – он полез за своими любимыми сигарами.
Я согласился и затянулся пару раз. Меня не тошнило. Вероятно, тошнота была связана с шампанским.
В этот момент я заметил на сидении журнал. Я взял его и посмотрел на страницу, на которой он был открыт. На странице была фотография Криса с ослепительной блондинкой, а внизу была надпись «Хрупкое счастье Мерелин Харди».
– Это моя жена, сучка, – прокомментировал Крис, заметив, что я взял журнал. – Нравится?
– Почему ты называешь ее сучкой? – неожиданно раздраженно спросил я.
Он задумался и не отвечал минуты две, а затем вдруг громко заорал:
– Бобби, скажи ты, Мерелин сучка или нет?
– Без комментариев, – отозвался шофер, не поворачивая головы.
– Вот видишь, – он развел руками, – значит, сучка.
Он продолжал спокойно потягивать джин и курить.
– Так нравится она тебе, скажи, – вернулся он с упорством зациклившегося неудачника к вопросу о своей жене.
– Нравится, – подтвердил я, хотя по чести мне было плевать на нее более, чем на кого-либо. Но мне несказанно сильно хотелось его взбесить.
Он посмотрел на меня с интересом, его глаза изучали меня с редким по своей наглости упрямством.
– Да ты гонишь, – сказал он наконец с удовлетворением, – кому такая дрянь понравится?
– Ну, тебе же понравилось. – возразил я.
– Да откуда ты знаешь, что мне понравилось а? – воскликнул он с негодованием, неизвестно, чем вызванным.
– Не знаю, – согласился я.
– Выпей, – он, вероятно, в знак расположения опять протянул мне джин. Я выпил и постепенно начал выходить из себя.
– Ты с блондинками спишь? – последовал очередной вопрос со стороны Харди.
– Это мое дело, – возразил я.
– А я тебе скажу, я с ними со всеми перетрахался и что толку, одни стервы, это им не так, то не эдак, работать мешают, я за полгода с ней три песни написал, да пусть она подавиться этими миллионами, лишь бы убралась и заткнулась. Ты чего молчишь? Не согласен?
– Я их не знаю, – ответил я.
– Да ну, неужели, ты баб не знаешь?
– Я не специалист.
Он снова погрузился в размышления или мне это только казалось, а на самом деле это был всего лишь краткосрочный наркотический транс. Довольно долго мы катались по городу, а затем выехали на окраины.
– Ладно, Бобби, сворачивай, – приказал он внезапно.
– Куда мы едем? – вмешался я.
– В лес, – коротко ответил Харди, – давно в лесу не был?
Мне показалось, что он уже дошел до той стадии одурения, когда особенно явно выказывать ему свое недовольство было опасно. И в то же время у меня появилось нехорошее подозрение, что он больше притворяется, чем действительно сходит с катушек. Идея поездки в лес меня не вдохновляла, но, по счастью, лес, как я понял, был северным парком города, правда, достаточно диким.
– Я везу тебя на пикник, – пояснил он, – Бобби, ты не хочешь присоединиться?
– Нет, спасибо, – вежливо, но твердо отозвался Бобби.
– Ну, так мы вдвоем будем, – сделал Харди законный вывод и достал сзади ящик пятью бутылками шампанского и коробку со всякой снедью.
Мы въехали в парк и покатили по широкой асфальтированной дороге, по обеим сторонам которой вставал самый настоящий лес. Проехали еще немного в глубь и остановились.
Крис вышел из машины, я последовал его примеру. Затем он вытащил коробку и сунул ее мне в руки, а сам взял ящик. Я с ужасом подумал о полном идиотизме происходящего, но его это явно нисколько не трогало.
– Пошли, – скомандовал он и кивнул направо, где в чащу уходила маленькая тропинка.
Мы двинулись в лес. Апрельская лунная ночь наводила меня на мысли о кошмарных снах. Мне было трудно поверить, что я тащусь по лесу за рок-звездой с коробкой в руках и даже не могу объяснить себе толком, куда и зачем я иду. Мы прошли довольно далеко вглубь и наконец вышли на поляну с озером посередине, впрочем, это было не озеро, а небольшой пруд с беседкой на берегу. Мы вошли в беседку и поставили свою ношу на скамейку.
– Люблю сюда прикатить ночью, – заметил Харди, – это очень спокойное местечко.
– Да, – согласился я без энтузиазма. Он сел прямо на пол беседки и открыл шампанское, причем так, что оно окатило его с головы до ног, – черт, нагрелось в машине, – выругался он и поставил бутылку на пол. Я смотрел на него в полном недоумении.
– Садись, – велел он, и я счел, за благо последовать его приглашению, чтобы у него не возникло подозрения, что я шокирован его действиями.
– Ты сегодня будешь пить, – продолжал он с неистребимой настойчивостью, – за то, как ты мне жизнь спас, тогда на шоссе.
– Ты еще помнишь? – удивился я.
Его это замечание явно оскорбило.
– Я такое не забываю, не в моих правилах.
– Я бы и поесть не отказался, – я действительно внезапно почувствовал, насколько сильно хочу есть.
Крис открыл коробку и достал что-то запечатанное в вакуумную упаковку, это оказался копченый угорь, затем последовал французский сыр, языки и уже остывшие креветки, все это съедалось с крошечными, но невероятно аппетитными булочками и обильно запивалось шампанским, а после еще выкуривались две сигары. Я не чувствовал, что пьянею. Я вспомнил, что мне рассказывала Виола о жизни Харди, о том, как он вырос в рабочих кварталах в многодетной семье, как с удовольствием журнальные хроники переписывали друг у друга рассказы его тогдашних друзей об их драках, бродяжничестве и безграничной нищете. Было понятно, почему его понесло в лес и почему он сидел на полу. Я как-то освоился с ситуацией и стал с любопытством разглядывать моего компаньона в тусклом лунном свете. Он курил, глядя на меня пристально, и в тоже время в его глазах временами появлялось что-то отсутствующее.
– Крис, это правда, что твоя мать была правнучкой какого-то индейского вождя?
Он отчаянно засмеялся на мой вопрос, и протянул мне сигару, за которую только что принялся.
– Нет, это легенда, – ответил он, – но она была индианкой.
– Ты ее помнишь? – снова спросил я.
– Очень смутно, помню, она болела, а я все время хотел найти лекарство, чтобы ее вылечить.
– А твои братья и сестры, ты с ними видишься?
– Нет, а зачем? – холодно спросил он, и меня мороз пробрал от этого тона.
– Я так просто спросил, – ответил я в оправдание своего любопытства.
– Тебе действительно нравится моя жена? – спросил он с тревогой, свидетельствующей о том, что открытым он этот вопрос не отставит.
– Мне как-то все равно, – ответил я искренне.
– Я могу тебя с кем-нибудь познакомить – предложил он.
– Нет, не надо, – поспешно отказался я.
Мы сидели на полу беседки друг напротив друга, и я чувствовал какую-то пугающую ирреальность всего происходящего. Стояла сырая апрельская ночь, на удивление тихая. Деревья вокруг были блестящие и мокрые.
– Почему ты не говоришь о моих песнях? – спросил Харди то ли с обидой, то ли с претензией.
– Я хотел спросить об одной – «Змеелов». Это твоя?
– Да, – ответил он с гордой улыбкой, – ну, кое-что Грэмм добавил, – сознался он неохотно.
– Мне очень нравится, – сказал я, затягиваясь в очередной раз от его сигары, – ты бы мог весь альбом сделать в этом стиле?
– Наверное, – он пожал плечами, – но лучше, когда все разное, а что еще тебе нравится?
– Много чего, но «Змеелов» больше всего, – настаивал я.
– Я что-нибудь сделаю похожее специально для тебя, – сказал он, и я почувствовал, что мне его обещание польстило.
– Я хочу тебя спросить, – заговорил я после паузы, – почему ты приехал тогда, после концерта?
Он посмотрел на меня пронзительно, почти мрачно, и нахмурился.
– Да так, просто захотелось поболтать, – небрежно ответил он, – а ты?
– Я вообще-то по делу, – нашел я хороший предлог сменить тему, – хотел предупредить тебя быть поосторожнее.
– Это тоже из гороскопов? – он усмехнулся и глотнул шампанского.
– Может и так, но это значения не имеет, – ответил я, понимая, что мои слова он всерьез не воспринимает. Меня охватила досада на самого себя.
– Я никого не боюсь, мне плевать, что там они думают и пишут, – заговорил Харди, повысив голос, – я всегда бил морду тем, кто мне не нравился, а почему я не должен этого делать, если хотят, пусть попробуют ответить, а я посмотрю, что получится, я вообще люблю драки, а ты, небось, нет? – он посмотрел на меня с некоторым, как мне показалось, презрением.
– Ненавижу, – подтвердил я, искренне и без смущения, – пошлое занятие, особенно, на публике.
– Ну, этого требует имидж, как говорит Элис, мои фанаты это любят, и они не ошибаются, – наш спор набирал обороты, я понимал, что мы потихоньку скатываемся не к тому, ради чего я собственно затеял все это.
– Бог с ними, с драками, – согласился я, – но осторожность тебе бы не помешала.
– Честно говоря, я думал ты, так, паинька-мальчик у этого твоего дяди, но когда ты там, на дороге меня из под колес вытащил, я передумал.
«Вот тупица, – с досадой подумал я, – все только по прямой»
– Да ты забудь, Крис, – попросил я умоляюще, – не надо мне напоминать о моем героизме по десять раз, я от этого чувствую себя кретином.
– Почему? – с искреннем удивлением спросил он.
– Ну, потому что случайно все получилось, и это сделал бы любой на моем месте и гораздо лучше, чем я, вот, хотя бы Бобби.
– Да, Бобби это бы тоже сделал, – мечтательно произнес Харди, вероятно, вызывая в памяти фигуру шофера. – Я ему и плачу за это как следует.
– Ты считаешь, что вообще все дело в деньгах?
– А ты нет? Ладно, не прикидывайся, я знаю, что такое без денег жить, а ты живешь без них, как все.
– Мне хватает, – почти злобно возразил я.
– Не ври, – императивно заявил он, – ни фига тебе не хватает. И мне тоже.
– Чего же тебе не хватает? – спросил я и подумал, что в любом журнале мне неплохо заплатили бы, пожелай я им продать его откровения, хотя в чем их ценность для публики я как-то понять не мог.
– Всего, – с широким жестом ответил Крис, – поедем на дискотеку?
– Зачем? – спросил я, опешив от неожиданного предложения.
– Потанцуем, я танцевать люблю, да ты не думай, там мало народу, все свои ребята. Это закрытое заведение «Black Cage».
– Я не умею танцевать, – пояснил я, – не взыщи.
– Ну, и к черту, посидишь, выпьешь, музыку послушаешь – настаивал он.
– Поехали.
Мы встали, прихватили коробку с собой и пустой ящик и отправились назад к Бобби. Бобби терпеливо ждал сидя в машине. Мы сели, и Харди сказал:
– Трогай в клетку.
Время было около трех ночи. В половине четвертого мы прибыли на место. Мы спустились в подвал, где в голубоватом полумраке было прохладно, как в склепе. Народу было немного, и никто не обратил на нас внимания, за исключением двух-трех девиц, поприветствовавших Харди на непонятном жаргоне. За нами опустилась тяжелая железная решетка. Мне показалось, что я попал в тюрьму, и я понял, что отделаться от этой фобии мне будет нелегко. Народ танцевал, лица разглядеть было невозможно.
– Вот там, можно заказать выпивку, – Харди махнул рукой в сторону закрытой двери в другом конце зала. И затем добавил, наклонясь ко мне совсем близко, – хочешь ширнуться?
– Нет, спасибо, – произнес я, чувствуя себя все хуже и хуже.
– Ну, я сейчас закажу музыку.
Он что то сказал одной из девиц, и она немедленно отправилась выполнять его просьбу. Он заказал какую-то отвратительную композицию в духе «Haujobb» и танцующие немедленно влились в новый ритм, Крис к ним присоединился, а я продолжал стоять в стороне, борясь с тошнотой. Он действительно хорошо танцевал, с необыкновенной, не свойственной европейцам пластикой, даже под это бредовое сопровождение. Я стоял и смотрел на него. Меня тошнило все сильнее, и я вспомнил одну клиентку Генри, беременную даму, приехавшую за гороскопом своего мужа, она сидела и с невыразимой мукой на лице внимала пояснениям Шеффилда, прижимая ко рту платок. В конце концов, она не выдержала и вышла. Я попросил Хелен в случае необходимости оказать ей помощь. Одно воспоминание о ней усугубило мое отвратительное теперешнее состояние. Я прошел по периметру зала в поисках входа в туалет. Наконец нашел его и, войдя, подошел к раковине, схватившись за нее обеими руками, как за свою последнюю надежду. В углу стояли двое парней и курили, с интересом за мной наблюдая. В эту минуту вошел Харди. Он направился прямиком ко мне и спросил, все ли в порядке.
– Крис, скажи им, чтоб вышли, – умоляюще обратился я к нему.
– Эй, ребята, – крикнул он курившим, – валите отсюда.
Они тихо засмеялись и вышли. Харди положил мне руки на плечи:
– Хреново? – поинтересовался он с состраданием, я поднял голову и посмотрел на его отражение в зеркале.
«Господи, – взмолился я про себя в отчаянии – дай мне умереть»
– Я люблю блевать в одиночестве, – глухо я сказал Харди.
– Понял, – ответил Крис и, похлопав меня по плечу, быстро вышел за дверь.
Я остался один, и у меня началась рвота. Затем, умывшись холодной водой, я немного пришел в себя и сел на пол, прислонившись спиной к стене. «Никогда, – прошептал я, Никогда больше»
Вошел Крис и внимательно посмотрел на меня. Никогда прежде я не чувствовал себя настолько униженным. Меня бесил его здоровый, трезвый вид, его теплый взгляд, вся его персона, я проклинал тот день и час, когда мы увидели друг друга впервые.
– Вставай, – он протянул мне руку, но я не пошевелился.
– Ну ладно, я тоже посижу, не возражаешь? – извиняющимся тоном сказал он и опустился на пол рядом со мной.
«Да нет, он не глуп, – подумал я, – он просто издевается надо мной. Ему это доставляет удовольствие. Мало он развлекается, теперь еще я нашелся. И как я мог подумать, что должен что-то для него сделать»
– Ты чем занимаешься… – спросил он неожиданно, – ну, кроме этих ваших предсказаний?
– Я художник, – еле слышно ответил я.
– А меня рисовать возьмешься? – он спросил это совершенно искренне без всякого подвоха, вероятно, ему действительно хотелось, чтобы я нарисовал его.
– Не знаю, – я помолчал и затем добавил, – можно попробовать.
– Это я виноват, – произнес он тоном сожаления, – ты раньше ничего, небось, не пробовал.
– В каком смысле? – уточнил я.
– Ну, в смысле травы, но та, что мы сегодня курили, была с добавками. Крепковатые они.
Я повернул голову и посмотрел на него без обиды, без злобы и даже без укора.
– Я ничего никогда не пробовал, я вообще не имею никакой тренировки в таких вещах, я просто тебя не хотел обидеть, – выпалил я на одном дыхании, и мне сразу полегчало, словно это признание было призвано аннулировать всю унизительность моего положения.
