Текст книги "Дотянуться до моря (СИ)"

Автор книги: Аркадий Гендер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 44 страниц)

«Была, была кошечка!» – вспыхнули небеса, и зал снова сорвался в аплодисменты.

– Так что, мне за ту кошку премия положена? За простую кошку? За ерунду такую? – удивился я.

– Точно так, – ответил ведущий. – За ту самую. Только и кошка была не простая, и поведение водителя – не ерунда.

– Да ладно, экий, право, подвиг! – воскликнул я. – Никто не стал бы животину давить.

– Это как сказать, – ответил ведущий. – Система выбора лауреатов не ошибается. Анализ действий водителя показал, что в девяносто девяти и девяти в периоде процентов вероятности он не должен был, будучи в таком состоянии, пытаться объехать кошку. Точно такой же процент показал анализ возможных действий всех прочих существ во Вселенной в аналогичной ситуации. Вот, премия просто так, за фу-фу не присуждается.

– Угу, ясно, – ответил я, проникаясь к самому себе глубоким уважением и почтением. – Так а что за кошка-то была это такая непростая?

– За простую кошку то же самое полагалось бы, – не ответив на мой вопрос, сухо произнес ведущий.

«Да ты чё, это ж мама его была!» – ментально толкнул меня в бок Желе с первого ряда. – Она у него такая, по ночам шныряет по Вселенной, смотрит, где как его творения живут. Как Гарун-аль-Рашид по Багдаду!» «Чья мама?» – не понял я. «Ну, его! – пояснил Гриб. Я закрутил головой, и увидел… Нет, не увидел, а – понял, что ведущий – это мой старый знакомец Креатюрье.

– Это вы! – воскликнул я. – Ну, вы, это, блин, даете! Я вас и не узнал! Картавить начали.

– А это и не я вовсе, – ответил ведущий. – Ты вот с кем тот раз разговаривал? С Креатюрье? А я же, напротив совсем, Солипсический Смысл Присносущего, сокращенно СэСэЖэ.

«Странно, – подумал я, – по буквам не сходится».

– А по буквам и не должно, – прозвучал где-то в толще моей черепной коробки ответ. – Главное, чтобы по смыслу сходилось. Присносущее – сиречь, жизнь. Отсюда СэСэЖэ.

Жизнь присносуща? Да как же это? Развее жизнь была всегда? Ведь, собственно, Он ее и создал, причем не так давно: несколько тысяч лет назад по Библейским канонам или пару миллиардов – для современных космогонических представлениях о Вселенной это все – «недавно», а в сравнении с вечностью – и подавно.

– А сам-то я что, неживой, по-твоему, что ли? – хмыкнул у меня в ухе голос Кре… то есть, СэСэЖэ.

Меня совсем переклинило. Я осторожно поднял глаза в то место в вышине, где по ощущуениям должна была находится голова моего собеседника, но за вспышками перманентных салютов ничего не увидел. «Собственно говоря, не имею четкого мнения по этому поводу», – допустил в голову политкорректно сформулированный ответ я.

Да лан, не парься! – хохотнул в залблачной выси ССЖ, и я совершенно отчетливо ощутил, как меня похлопывают по плечу. – Шутю я! Просто аббревиатура ССП была уже занята.

«Союз советских писателей?» – не удержалась от ерничания моя сущность. «Совет Сионских праведников!» – не дал себя срезать ССЖ, подмигивая очередным салютом.

– Но я так понимаю, что любое из них не более, чем просто другое из ваших имен, коим несть числа? – перевел разговор на более понятные материи я.

– Ну, и так можно сказать, – довольно хмыкнул ССЖ. – Но это больше всего подходит для сегодняшней церемонии.

– Потому что Солипсический? – догадался я.

– Ага, – кивнул CCЖ. – А ты что, шаришь в солипсизме?

– Так, немного, – уклончиво ответил я, смутно вспоминая, что солипсисты считают, что нет никакой реальности кроме той, что транслирует наш собственный мозг. – Но почему, по-вашему, для сегодняшнего события так подходит именно солипсизм?

– Потому, что расходы на подобную церемонию при солипсическом подходе не в пример меньше, чем при других. Представляешь, сколько потребовалось бы всего диалектикам-матерьялистам, чтобы организовать сегодняшнюю эскападу представителей большей части Вселенной в этот весьма отдаленный район? Одни расходы на рассылку приглашений и печатание программок истощили бы бюджет! Ведь они предлагали делать это все на самом деле! И звезду охлаждать и выдалбливать – тоже! Смета была на сумму, которую у вас назвали бы астрономической, и с которой они, разумеется, были посланы… Э-э, в смысле, я им дал другое задание, попроще. Другие, начитавшись Канта, заявили, что выполнить задачу вообще невозможно, так как ее условия выходят за всякие границы их опыта. Ну, я и их послал… в смысле, опыта набираться. И только смета солипсистов меня устроила, и я ее утвердил.

– Да, подход – не поспоришь, – согласился я. – Курочка по зернышку клюет, копеечка рупь бережет, и все такое. Даже экономика неограниченных возможностей должна быть экономной.

– Верно смекаешь, товарищ! – похвалил меня ССЖ. – Потому что когда у такой малости, как бесконечность, еще и убавить, то остается вообще пшик. От такого лично я всегда нервничаю.

– Оно и понятно, – кивнул я. – Какова же в итоге оказалась смета? Ну, если в каких-то доступных мне единицах измерения материальных субстанций?

– Как сколько? – удивленно вскинул брови ССЖ. – Нисколько, конечно! Ноль! Больше бы я ну ни в жисть не утвердил!

Я замолчал, несколько растерявшись. Если до этого момента я как-то удерживал за самый кончик нить разговора, то теперь она явно выскользнула из моих пальцев. Почему нисколько-то? Хотя, ну, да – ведь у солипсистов все, абсолютно все происходит только в сознании? Ну, да, сходится! СэССЖ нужно было всего лишь поместить сценарий в мою голову, а он, с его-то возможностями, точно на это сильно не потратился. То есть, проще говоря, ни копейки на заплатил. Хотя, если подразобраться, кое-что здесь все-таки не сходится.

– А вот в моем сознании это все каким образом взялось? – с выражением лица деревенского простачка спросил я. – Ведь под действием «горячего снега», надо понимать, верно? Но ведь «горячий снег» – штука материальная, она, так сказать, денег стоит. Эти-то расходы, похоже, в смете учтены не были?

ССЖэ посмотрел на меня с несколько деланым восхищением.

– Молодец, пять! – с интонациями Жоры-Скальпа воскликнул он. – Звезду героя солипсического труда тебе на грудь. Быть тебе моим замом по экономике, вот только штатной единицы нету! Думаешь, поддел? Уел, так сказать? Ан нет, торпеда мимо прошла. Ты-то «снежинку» на халяву получил, верно? Вот и зачем бы я, скажи на милость, тратился? И вообще, хватит, давай продолжать, времени мало.

«Интересно, как может быть мало времени у че… то есть, у Креатюрье, или ССЖ, в общем, у того, кто все создал? – мелькнула у меня в голове критико-диалектическая мысль. – Он же и время создал, у него его – бесконечность?» Я осторожно взглянул… то есть, не взглянул, а обратился органами чувств к ССЖ – не ощутил ли он мою крамолу? Конечно, он ощутил.

– Видишь ли, Ар, – обратился он ко мне почему-то по тому, прежнему имени (а, может, просто сократил от Арсений?) – Я ж говорю – бесконечность на поверку – это очень, очень мало. Просто это самое большее, что я пока смог придумать. Ну, а при условии, что у большинства в этом зале нет в распоряжении даже этого, предлагаю тебе не пудрить мне моз… ну, мою мыслительно-креативную безграничность и продолжить, окей?

– Йес, сё! – окончательно сраженный высшей логикой, встал навытяжку я. – Уат маст ай ду?

– Сиди и не пукай, – улыбнулся ССЖ. – Подывыся кращэ, що зараз будэ!

«В честь лауреата объявляется Конкурс Любви!» – расцветились небеса, и зал снова заревел, бросив стрелку в красную зону. «Это как?» – моргнул я своим новым друзьям Желе и Грибу. «Почэкай, побачышь!» – почему-то тоже по-украински ответили мне они, энергично подмигивая. В зале началось шевеление. Многие зрители повскакивали со своих мест, и потянулись туда, где стоял я. Быстро выстроилась целая очередь. Несмотря на то, что большинство в этой очереди представляли собой глыбы, слитки, вспышки, сгустки, а то и вовсе пустые места, я хорошо понимал, что все эти создания – женского пола. Странно, но вдруг в этой очереди мелькнуло лицо – именно лицо – и причем знакомое. Это была… Боже, это была Алка Сорока! «Алла, Алла!» – радостно замахал ей рукой я, но тут же осекся, потому что через два или три создания за Сорокой из очереди на меня смотрели строгие глаза Марины. «Марин, а ты-то что тут делаешь? – спросил я. – Ты же ушла к Константин Аркадичу?» «Ха, ушла! – спроецировался мне в мозг метальный ответ Марины. – Каб я знала, что ты ежевременную премию подучишь! Что я, дура от второго после СэСэЖ создания во Вселенной уходить! Ну, а уж конкурс-то я точно выиграю! Столько лет тебя… г-м… любила!»

– Елы-палы, так в чем хоть смысл конкурса?! – возопил я.

– Смысл Конкурса Любви в том, чтобы определить создание, которое сильнее всего любит лауреата, – откуда-то сверху и справа пояснил ССЖ. – Допускаются все, включая тех, кто считает, что проникся к нему любовью прямо сейчас, на церемонии – поэтому такая очередь и длинная. Но не все пройдут отбор, – тех, у кого в душе нет ни кварка настоящей любви к тебе, Стена Любви не пропустит.

И точно: стоящая первой в очереди дама в виде обаятельнейшей ящерицы с бронированной грудью пятый номер подошла к мерцающей между возвышением (про себя я назвал его сценой) и трибунами преграде, напоминавшей легкую тюлевую занавеску на окне. Но контакт любвеобильной ящерицы с занавеской оказался совсем не безобидным – послышался гулкий удар, по занавеске пошли мерцающие круги, и ящерица, отскочив на полметра, села на пятую точку, передней лапой потирая шишку на лбу. Зажглась надпись: «В претендентке любви к лауреату не обнаружено!» «Мазафака!» – четко услышал я ментальный посыл неудачницы. В моем взгляде, обращенном на нежное пресмыкающееся, было столько удивления, что дама подхватилась и, щебеча: «Ой, это я не вам, не вам!», ретировалась, посылая мне губами мармеладные сердечки. Вторую претендентку – каплю расплавленного металла – постигла та же участь, десяток следующих – тоже. Когда к Стене подошла Сорока, она предусмотрительно прикрыла лоб ладошкой и зажмурилась, но мерцающая ткань с тонким звоном расступилась, пропуская ее. «В претендентке обнаружена любовь к лауреату!» – зажглись небеса, и трибуны отреагировали ревом на 72 процента возможностей эмоциометра. «Привет, Арсений! – чмокнула меня в щеку Сорока. – Я всегда знала, что ты самый необыкновенный парень на свете!» Я улыбнулся, хотел вернуть ей поцелуй, но ССЖ дернул меня за рукав: «Не проявляй ни к кому своего особого расположения, – краешком рта прошептал он. – Это будет несправедливо по отношению к будущей победительнице! Книжку не читал?» Я не понял, какая книжка имеется в виду, но совету внял и целовать Сороку не стал, но она и без того всем видом своим давала понять, что совершенно счастлива. Вслед за ней снова было несколько неудачных попыток, пока очередь не дошла до Марины, без проблем преодолевшей преграду. Марина вышла сцену, гордо подняв подбородок, и встала рядом, бесцеремонно оттеснив Сороку. Дальше шли десятки и сотни неудачных попыток, пока в очереди не показалась Ива. «Стой, не пройдешь, расшибешься!» – подумал я ей. «Почему это? – мысленно фыркнула она в ответ. «Но ведь ты даже просто сказать, что любишь меня, ни разу не захотела, просто, чтобы мне потрафить, просто потому, что я этого так ждал!» – ответил я. «Дурачок! – изогнула губы в презрительной усмешке Ива. – Ты всегда был дурачком, Арсений! Разве слова имеют хоть какое-то отношение к любви?» Она прошла сквозь Стену, будто ее вовсе не было, сухо кивнула мне, наградила ненавидящим взглядом Марину, присела перед ССЖ, и попыталась влезть между ним и мной. «Дамочка, не козлите, встаньте в очередь!» – отшил ее ССЖ. Ива опать фыркнула, и с выражением крайнего неудовольствия пристроилась вслед за Сорокой, нагладив ее взглядом, в котором читалось: «А ты-то еще кто такая?» В зале послышались свистки, вывесились баннеры: «С пляжа нахалюгу!», и Ива притихла. Потом с разными промежутками прошли сквозь Стену черненькая Джой (сказавшая мне: «Хай, диэр! Ремембэ ми?[i]»), казачка Тамара (Ой, Арсений Андреич, я так по вас скучала! То есть, по вам! Или по вас?..), полька Беата (Я знала, что мы еще встретимся!) и брюнеточка Полина из Владимира. Не пропустил барьер рыжую Люду из сметного (А я-то всю жизнь думала, что вас люблю! Вот дура-то!), Ирку Чуприну (Не очень-то и хотелось!) и жену прапорщика Любу (Дурацкая занавеска! Не в том месте любовь ищет!). Необычно повела себя Стена с двумя претендентками – Леночкой Воротниковой из 6-го «А» и матерью двоих детей Наташей. Она не отразила их стеклянным ударом в лоб, а мягко и тягуче не пропустила через себя, и претендентки были вынуждены сами оставить попытки прорваться. «Стена определила, что когда-то в этих женщинах на самом была любовь к тебе, – пояснил ССЖ, – но к настоящему моменту она полностью выветрилась». Очередь уже начинала редеть, когда барьер стремительно преодолела Дарья. «Фу, думала, не успею, в парикмахерской была, мысли в порядок приводила!» – воскликнула она, поправляя прическу, и скромно встала в конце шеренги, демонтстративно не глядя на испепеляющую ее взглядом Иву. Наконец, очередь иссякла. «Переходим ко второму этапу!» – возвестила надпись на небе. «Подождите! – поднял руку ССЖ. – Безусловно, забыта одна из главных претенденток! Пригласите!» Все заволновались, закрутили головами, и тогда с самой дальней трибуны поднялась маленькая фигура. Огромное расстояние, отделявшее ее от сцены, она шла бесконечно долго, и я не сразу узнал ее. И только когда подошла достаточно близко, я увидел, что это была мама. «Мама лауреата!» – вспыхнула надпись, и все трибуны встали. Мерцающий барьер даже не пропустил, а расступился перед мамой. Тяжело преодолевая ступеньки, она поднялась на сцену, подошла, взяла меня за руку. «Я так рада тебя видеть! – сказала она. – Думала, уж не придется». «Сюда, – сказал, подвигаясь, ССЖ, и поставил маму на место, куда так рвалась Ива. – Приступайте ко второму этапу!»

«Начинаем анализ степени любви претенденток к лауреату! – прочитал я. – Главный анализатор – Вселенское Сердце!» От дальнего, темного до сей поры угла сцены отъехал занавес и там, подсвеченное тысячами прожекторов, загорелось ярко-красным неимоверных размеров, до неба, сердце, каким его изображают на плакатах в кардиологических кабинетах. «Вселенское сердце – сосуд Божественной Любви!» – пояснила надпись, но, похоже, всем, кроме меня, это и так было известно. Весь зал, который после появления мамы так и не садился, склонился перед Сердцем в разнообразных формах земного полклона. «Интересно, откуда такой пиетет?» – подумал я.

– Обыкновенное дело, когда речи идет о непосредственно моих произведениях, – ответил ССЖ. – Когда давно я решил что-нибудь посоздавать, то сперва замутил Пространство и Время, думая, что остальное моя команда – архангелы и прочие Серафимы Аркадьевны – досоздадут без меня. Но у них из-под штихеля начала выходить по большей части такая мерзость, что я только диву давался. Это они соорудили ад, который упросили меня не трогать, чтобы после них осталось хоть что-то, потому что все остальное было еще хуже. Я долго думал, и создал Любовь. Она служит своеобразной склейкой для Времени и Пространства, как Володин фермент для кокаина и LSD, и с ее помощью у них начало получаться что-то более-менее приличное. Так что Любви не грех и поклониться, все-таки это мое детище!

Мы все, стоящие на сцене, как по команде, повернулись к Сердцу, и тоже отвесили ему низкий поклон. Сердце ответило нам серией бурных радостных сокращений, и из трех черных обрезов сосудов аорты и легочной артерии, как из труб Титаника, пыхнули облачка розоватого пара. «Анализировать будем в порядке появления на сцене», – сказал ССЖ Сердцу, и то согласно ухнуло.

Первой к Сердцу, явно очень робея, подошла Сорока. Сердце словно вздохнуло, надулось, загудело, от него к девушке, как щупальца, протянулись еле видимые красные нити. Сорока, как от удара током, выгнулась, повисла на красных нитях, ее глаза закатились так, что остались одни белки.

– Анализ на любовь – очень энергозатратная процедура, – прошептал мне ССЖ. – Чтобы узнать истинный размер любви, нужно проникнуть в подсознание индивида минимум на три с половиной диаметра Вселенной. Некоторые сознание теряют.

Сорока сознание не потеряла, но когда Сердце перестало гудеть, упала на сцену совсем без сил. «Уровень любви установлен!» – зажглась надпись. Сорока встала, и на дрожащих ногах направилась в шеренгу, с двух сторон ее поддерживали завитки силового поля в виде средневековых рынд. Ее место заняла Марина. С ней сердце гудело меньше, тряски и конвульсий почти не было, поддержка после процедуры ей не понадобилась. Иву трясло еще меньше, она даже уточнила: «Что, уже все?» Зато Джой досталось. Силовые нити мяли ее, как комок теста, то подбрасывая вверх, то чуть не роняя на землю. После окончания анализа она осталась на сцене бездыханная, и целых четыре силовых рынды подняли ее и плавно оттранспортировали на место. Тамара отделалась малой кровью, а вот Беату и Полину потрепало изрядно. Дарью красные нити опутали всю, так, что она стала напоминать кокон, подняли в воздух, несколько минут держали неподвижно, а потом, осторожно опустив на землю, освободили.

– Она там у тебя не беременная часом? – скосил на меня глаза ССЖ. – Сердце редко с кем так деликатничает.

Последняя к Сердцу подошла мама. Сердце, по обыкновению, вздохнуло, и тут же выдало сигнал о том, что анализ закончен. Мама повернулась ко мне, как-то жалобно улыбнулась и отошла в самый конец шеренги. «Ну-с, дамы! – обратился к ним ССЖ. – Теперь вы знаете абсолютно все о своей любви к лауреату, Сердце дало вам развернутый анализ. В третьем туре каждая из вас выйдет и честно, ничего не утаивая, расскажет, так ли велика ее любовь, как ей казалось раньше. «Третий этап! – запылала надпись на небесах. – Определение победительницы!»

Первой, как повелось, вышла Сорока. Она страшно волновалась, и минуту вообще не могла начать.

– Я всю жизнь любила его, – наконец, произнесла она. – До самой смерти. То есть, я думала, что люблю. То есть, я и любила, но не его, а свои воспоминания о нем, о тех сутках, которые мы провели вместе. Странная вещь любовь, оказывается, иногда не поймешь, кого или что ты любишь. Но Сердце мне все четко растабличило, я со всем согласна.

– Как вы думаете, вы победили в конкурсе? – спросил ССЖ.

– Думаю, нет, – покачала головой Сорока, и в ее глазах блеснули слезы.

«У-у-у!» – протяжно и разочарованно загудел зал, – видимо, Сорока всем пришлась по душе. Марина вышла вся какая-то потерянная.

– Я до последней минуты думала, что люблю его, – тихим голосом, глядя куда-то поверх самых верхних трибун, начала она. – Но оказалось, что последние лет двадцать я люблю не его, а нашу семью, сына, дом, уют в доме, наши совместные планы на старость. Я думала, что это – одно и то же, но Сердце считает по-другому. Я была уверена, что у меня нет соперниц, и сейчас мне очень больно, потому, что, видимо, не я буду победительницей.

В зале раздалось еще более протяжное и сочувственное «У-у-у-у!» Марина вернулась на место. Губы ее дрожали, глаза были на мокром месте. Внезапно она упала в объятия Сороки, и обе женщины зарыдали. Вслед за ними зарыдал весь кратер, стрелка эмоциометра ушла далеко влево, в отрицательную, синюю зону. Ива свысока посмотрела на рыдающих женщин и, переступая, как породистая лошадь, своими длиннющими ногами, вышла к краю сцены.

– Ну, что ж, – усмехнулась она, презрительно поджав губы. – Собственно говоря, я всегда знала, что моя любовь к лауреату – не самое сильное мое чувство. Я вообще думала, что эта дурацкая занавеска меня не пропустит, но, к моему удивлению, что-то все-таки я к нему питаю. Но, думаю, что для победы над этими курицами, квохчущими над своими чувствами к лауреату, этого будет недостаточно. Черт бы побрал это ваше Сердце!

Зал разразился свистом, улюлюканием, возгласами: «Хабалка!», «Растопырка!» и «С пляжа ее!!», а наиболее радикально настроенные и вовсе требовали оскандалившуюся соискательницу распылить и заформалинить.

– Вообще-то в моем присутствии руководителя конкурирующей организации поминать не принято, – вполголоса произнес ССЖ. – За такое можно было бы и заформалинить, банка с ней украсила бы паноптикум. Но не будем, у нее это от ревности, ревность же суть есть производная от Любви. Правда, размеры ревности и любви в этом создании фантастически диспропорциональны!

– А к кому она ревнует? – поинтересовался я.

– Ты еще спроси, кого! – фыркнул ССЖ. – Понятно, к кому – вон, предпоследней в шеренге топчется.

Я наклонил голову, и посмотрел на Дарью. Та, закрыв глаза, под неслышную мне музыку, видимо, вовсю шарашащую у нее в голове, отплясывала нечто среднее между менуэтом и рэпом; стоящая рядом Полина с недоуменным видом прислушивалась к звукам, видимо, пробивавшимся из Дарьи наружу.

– У этой длиннолядой вообще сейчас трудный период, – задумчиво продолжил ССЖ. – Она практически на грани когнитивного диссонанса, разрывается между любовью и ненавистью к одному и тому ж человеку.

– Ко мне, штоль? – ухмыльнулся я.

ССЖ посмотрел на меня с сожалением.

– При чем здесь ты? – спросил он. – Ты чего, телевизор только сейчас включил? У нее от ста процентов любви в организме та часть, которая к тебе – ноль целых с закорючкой, Стена Любви прежней версии вообще ее не пропустила бы, не почувствовала бы ничего. Ладно, харэ бубнить, вишь, народ уже извелся, шоумастгоуона хочет!

«Show must go on!» – грянул с небес дуэт Фредди Меркури и Клавдии Шульженко, и кратер взорвался аплодисментами. На центр сцены вышла Джой. «Не жарко?» – крикнул ей Желе, и только сейчас я заметил, что в отличие от остальных претенденток Джой была совершенно голой.

– Ноу, сэнкс! – махнула рукой Джой. – Я привыкать! У меня плотный график, тратиться время на одевание и раздевание… как это?.. нерентабельно, вот! А по поводу любви… Сердце сказало, что при моем образе занятий сохранить в душе столько любви к лауреату после одной встречи несколько лет назад – это совершенно импоссибл. Поэтому оно меня и крутило-винтило столько, проверяло и перепроверяло. Оно говорит, что если бы я была ему… ну, рядом с ним, гёлфренд или вроде этого, то никто не смог бы со мной соревноваться в любви к нему. Но сейчас – нет. Сердце говорит, что… как это по-русски?.. если долго елозить, невозможно не стереть, вот! (зал захохотал). Наверное, я слишком много елозить, и стерлось! (зал забился в истерике). Не повезло, shit! То есть, черт!

Зал лег на лавки, а Джой, махнув рукой, отправилась на место, восхитительно крутя круглыми, как земные полушария на школьной карте, ягодицами, – даже ССЖ не только не обратил внимания на упоминание конкурента, а не удержался и скосил глаза. Шедшие следующими Тамара и Беата отстрелялись быстро и без изысков, честно признавшись, что во времена оные они ко мне разного цвета пламенем горели, но теперь давно остались угольки, радиацию от которых барьер и распознал. Полине Сердце растолковало, что она принимала за любовь свое преклонение провинциалки перед обаятельным москвичом, а только зарождавшейся в ней любви помешало развиться то, что я прервал с ней отношения после возобновления последних с Ивой. Следующей и предпоследней шла Дарья.

Она перестала пританцовывать и встала, скромно сложив ладошки крестиком на причинном месте.

– Сердце сказало мне, что в настоящий момент я люблю лауреата всей душой своей, всем сознанием и молекулярно-физической структурой, – громко и внятно, как на утреннике, заговорила она. – Оно сказало, что если моей любви дать физическую волю, то здесь сейчас образовалась бы черная дыра размером с полгалактики! (зал завибрировал; «О, дас ист колоссаль! – с немецким прононсом сказал Гриб Желе. – Ихь никто никогда так не любийт, натюрлихь!») Конечно, оно допустило, что со временем эта сила может уменьшиться, потому что скоро появится некто, на кого неизбежно перейдет часть любви (она потупила глаза), но все равно это была бы минимум четверть галактики. Я очень надеюсь победить, но есть еще последний претендент.

Дарья скромно отошла в сторону, освобождая место маме. Мама вышла, и долго молчала. Потом, встав вполоборота ко мне и к залу, она сказала:

– Сердце не стало мне ничего растолковывать, потому что я сама все прекрасно знаю, и единственное, что мне нужно, это быть честной с самой собой. Я всегда любила лаур… моего мальчика, но когда изредка приходило время анализировать свой внутренний мир, я всегда давала себе отчет, что первым в моей душе всегда был его отец, мой любимый муж, наш папочка, а потом уже он, наш ребенок. Мне нечего стыдиться, но, получается, что с точки зрения любви к моему сыну той девочке, которая выступала передо мной, я не конкурент.

Мама склонила голову и, ни на кого не глядя, ушла.

– Держись, – сочувственно шепнул мне ССЖ. – Не хотел бы я узнать, что моя мама любит кого-то больше меня, даже если этот кто-то – я сам!

Я непонимающе посмотрел на ССЖ, но в этот момент на все небо вспыхнула надпись «ДАРЬЯ!», и мой собеседник уже вовсю размахивал руками, вместе со всеми приветствуя победительницу.

Зал неистовствовал, стрелка билась в конвульсиях, лежа на упоре. Дарья вышла на авансцену, мириады прожекторов высветили ее крохотную фигуру и ее огромную, в несколько тысяч километров проекцию на небесном своде. То и дело прижимая ладони к раскрасневшимся щекам, она кланялась, приветственно махала рукой посылала залу воздушные поцелуи. Откуда ни возьмись на ее голове появилась корона из огромного красного рубина, искусно выточенного в виде сердца, в обрамлении золотых солнечных лучей и бриллиантов размером со спичечный коробок. Невидимый оркестр грянул «All You Need Is Lovе», вспыхнула надпись: «Вселенная приветствует победительницу Конкурса Любви!» Зал встал, закланялся в пояс и земно, отчего по трибунам побежали гигантские волны.

– А победительница получает какой-то приз? – поинтересовался я.

– Здорово живешь, конечно! – ответил ССЖ. – Какой же конкурс без приза! Сейчас сам все увидишь.

И точно, на сцене появилось уже поднос, перекинутый украинским шитым рушником, над которым, паря в пространстве, сияла маленькая, но ослепительно яркая звезда.

– Что это? – воскликнул я, закрываясь от невыносимого света.

– Как что? Главный приз, – улыбнулся ССЖ, – корпускула истинной любви, микрочастица той, изначальной, реликтовой, абсолютно чистой любви, созданной мной. Раритетная вещь, ей минимум двадцать миллиардов лет.

– И что она делает, что дает? – спросил я.

– Что делает? – переспросил ССЖ. – Ничего не делает, вечно горит себе в груди того, кому она вложена. А что дает? Дает истинную, непреходящую, неугасимую и неодолимую любовь к своему предмету. Навеки, навсегда, несмотря ни на что. Предмет может состариться, обрюзгнуть или вовсе стать козлом, алкоголиком и перетрахать всех соседок по лестничной площадке. Но тому, у кого в груди звезда истиной любви, это будет конкретно до лампочки, он все равно будет любить свой предмет, как Ромео Джульетту. Ну, или наоборот, как она его. Короче, до смерти. Такая вот штука, ага.

Тем временем поднос с корпускулой подплыл к удивленно щурящейся на него Дарье. Внезапно звезда вспыхнула еще ярче, Дарья охнула, прикрыла глаза рукой, отвернула голову, и в этот момент звезда, словно пуля, ударила ее в грудь. Дарья задрожала, засветилась вся изнутри, раскинула в стороны руки, ее ноги отделились от земли, и она повисла в метре над сценой, поддерживаемая невидимым полем. Зал безумствовал, на ускоренный мотивчик Энигмовской «Gravity Of Love»[ii] исполняя нечто вроде коллективного кан-кана.

– Ничего себе эффект! – восхитился я.

– То ли еще будет! – подмигнул мне ССЖ. – Так, а ты-то что хочешь в виде премии своей?

– Я? – растерялся я. – Что хочу? А что можно хотеть-то?

– Да что угодно! – хохотнул ССЖ. – От пожизненного запаса Луи Рёдерер Кристаль Брют и выше.

– А… вечную жизнь можно? – прищурился я, лихорадочно перебирая варианты. – Ну, бессмертие, то есть.

– Некорректный запрос, – поморщился ССЖ. – В этом измерении все равно все бессмертны, а награждать лауреата тем, что у его и так есть, уж больно разводкой попахивает – нехорошо, не по-пацански. Давай что-нибудь другое.

– Да не знаю я, чего пожелать, – растерялся я. – Чего будет, то и будет.

– О, вот и ладушки! – обрадовался ССЖ. – А то иногда такое пожелают, что просто руками хочется развести. Значицца, так. Предлагаю тебе весь следующий период бесконечности быть навроде моего полномочного представителя на вашей планете и во всей вашей звездной системе. Все, что положено по должности – всезнание там, всесилие, разумеется, умение пальцами щелкать, прилагается. Связь со мной в любое время, даже когда я в планово-предупредительном отпуске. Как тебе идейка?

– Да ничего себе идейка! – восхитился я. – Я уж постараюсь оправдать доверие!

Я аж глаза закрыл от открывающихся перспектив. Сколько пользы я принесу на таком посту и с такими возможностями! Остановлю военные конфликты, накормлю голодных, поборю СПИД и Эболу, всем мужикам выправлю потенцию, – короче, всех сделаю добрыми и счастливыми!

– Ну, ты остынь! – прочитал мои мысли ССЖ. – Разбежался! Ты думаешь, что если бы я мог, я сам бы давно всего этого не сделал бы? Все проблемы, о которых ты подумал, органически присущи людям, вообще всему физическому миру, каким его эти дурачки создали. Хорошо еще, что хоть Любовь им помогла, самые большие косяки подрихтовала! Не могу же я взять, и перечеркнуть все, что сделали мои же собственные творения, сиречь, я сам? Закон, как говорится, обратной силы не имеет. Так что ты это брось – одним рукавом махнул, оттуда счастье с радостью, другим махнул – оттуда справедливость с потенцией. Смотри на вещи прагматично.

– Это что ж за всесилие такое? – надул губы я. – Получается, ничего я и не смогу?

– Сможешь, сможешь! – засмеялся, похлопывая меня по плечу, ССЖ. – Уж возможностей у тебя будет побольше, чем у Доктора Манхэттэна, Хэнкока и Супермена вместе взятых! Раз, эдак, в сто-пятьсот, ха-ха! И это не здесь, где такими кунштюками никого не удивишь, это в вашем, реальном, так сказать, мире, где толщу вод морских раздвинуть или солнце на небосводе остановить – упаришься!

– А, ну, ладно! – успокоился я. – А то я уж было подумал, что все несерьезно, понарошку.

– Серьезно, еще как серьезно! – подтвердил ССЖ. – Континентами сможешь в Тетрис играть, сатурнианские кольца на ось бытия закидывать! Главное, о последствиях не забывать. Готов?

– Готов! – вытянулся во фрунт я.

– А-атлично! – рявкнул ССЖ. – Вот только что с победительницей делать прикажешь?