Текст книги "Дотянуться до моря (СИ)"

Автор книги: Аркадий Гендер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 44 страниц)

– Ай, молодца! – со смехом шлепнул себя по коленке Аббас. – Уважаю! Несознанка – по всем понятиям фасон правильный. Только мне твоя чистуха без надобности, мне и так все доподлинно известно. Покойная перед смертью сама обо всем просыпалась, с подробностями, с датами. Каялась, прощения просила.

Аббас снова встал, прогулялся к столу – в вазе зашипела вторая сигарета – и обратно.

– И – знаешь что? – спросил он с задумчивым выражением лица. – Я ее не простил.

Я с удивлением поднял глаза на Аббаса – на его лице застыло странное, отсутствующее выражение.

– Так это ты ее? – внутренне содрогнувшись от внезапной догадки, спросил я.

Аббас перевел взгляд на меня, прищурился. Потом протянул руку, взял из кучки вещей из моих карманов, лежащих на диване, мой айфон, разблокировал засветившийся голубым светом экран, потом надавил на кнопку включения – экран погас, телефон выключился.

– А то запишешь еще меня, – осклабился он, – или сфотографируешь. Все злодеи в американских киношках в конце сыплются на чем-нибудь в этом роде. Обвиняемый в убийстве предъявил суду фото живехонькой жертвы! Вот был бы номер, хе-хе!

И он с презрением бросил айфон обратно в кучку моего карманного скарба. Аппаратик звякнул о связку ключей и обиженно забился под черный лопатник с документами. Я посмотрел на его торчащий из-под лопатника треугольный краешек, и мое сердце зачастило от неожиданно пришедшей в голову идеи. А Аббас, поудобнее утверждаясь на заскрипевшем под ним подлокотнике, широко расставил ноги и крепко уперся руками в колени.

– Нет, я ее не убивал, – со снисходительной улыбкой сказал он. – Убийство в исламе – тягчайшее преступление. Небо моей души чисто и безоблачно, и я не хотел бы начинать новую жизнь со смертного греха. Она сама. Она пила коньяк, который привезла тебе, плакала, жаловалась на одиночество. Все бросили ее, даже родная дочь уехала к какому-то Володе. Она умоляла простить, принять ее обратно, соглашалась на все. Но я объяснил, что два раза в одну воду войти невозможно. Я просто рассказал ей, что тебя посадят за мое убийство, а на нее неизбежно падет подозрение в сговоре с тобой. Вы амурничаете много лет, даже фотофиксация имеется. Вот вы и решили избавиться от мужа – мотив стопудово убедительный. Она сказала, что всем поведает, что я жив, на что я ответил, что для нее это, учитывая ее наследственность, прямой путь в Кащенко, потому что я умер, что документально подтверждено генетической экспертизой. Она сама поняла, что у нее нет другого выхода, я просто помог ей принять правильное решение.

– И ты смотрел, как она перелезает через парапет балкона, как соскальзывает ее нога, как она в последней попытке удержаться, ломая ногти, цепляется за перила? – тихо спросил я. – Видел последний, смертный ужас в ее глазах? Видел и не помог?

– Эк ты все красочно описал, шеф! – весело рассмеялся Аббас. – Будто в первом ряду сидел. Нет, всего этого не видел, когда я уходил, она была жива-здорова, только пьяна очень. Но все равно я очень удивился, узнав, что она прыгнула. Нормальный человек на такое не способен, но она и не была нормальной. Собственно, я всегда знал, что она е…анутая, еще с той истории с цыганкой, помнишь? А после того, как ее мамаша отравилась газом, и подавно. Так что все очень удачно – и руки мои чисты, и справедливость восторжествовала.

– Справедливость? – воскликнул я. – Ты называешь смерть жены справедливостью?

– Перед богом она мне давно не жена, – спокойно возразил Аббас. – С тех пор, как изменила с этим Эдуардом. Надо было тогда бросать ее к чертовой матери, жаль, не решился из-за Дашки. А насчет справедливости… Господь распорядился о смерти ее, не я, и значит, это справедливо. Вот насчет тебя, например, он по-другому определил. Честно говоря, я сначала замочить тебя хотел, шеф, как и обещал в одном памятном нашем с тобой разговоре. Потом решил – разорю и посажу. С помощью дурочки Лидии Терентьевны долго сплетал для тебя на Министерстве сеть, но ты выскользнул из нее, деньги почему-то повез этот еврей Питкес. Но ничего, то, что ему досталось, тоже справедливо: отлилось, что он пасть свою на меня раскрывал, козел старый. И в результате Аллах решил, что правильно будет, если остаток жизни ты проведешь в тюрьме за мое убийство, и помог мне осуществить этот в высшей степени непростой запасной сценарий. А ведь ввиду его сложности я сначала на него даже не рассчитывал! Можно ли после всего сомневаться в том, что все, происходящее с нами, справедливо?

Родившаяся в моей голове идея уже успела обрести очертания плана, и первым его пунктом значилось, чтобы Аббас снова, как десять минут назад, вышел из себя, потерял самообладание.

– Ну, а тебе-то Господь какое, по-воему, будущее уготовил? – презрительно усмехнувшись, спросил я. – Продолжать прозябать тебе где-нибудь под чужой фамилией, как раньше прозябал под своей? На содержании у какой-нибудь немытой Зубейды, как ты был на содержании у Ивы при жизни?

Стрела попала в цель – на лбу Аббаса вздулись жилы, на скулах заходили желваки.

– Ай-яй, обо всем просыпалась, сука! – сокрушенно замотал головой он. – Ну, ладно, ей уже поделом досталось, и тебе скоро небушко с овчинку покажется. А насчет меня, чтоб ты знал, шье-еф, у всевышнего такие планы. Вот закончу я сейчас с тобой, и останется еще с одним вражиной моим разобраться, с Остачним. Ему я тоже интере-е-есную шутку приготовил, и может быть, в этот момент эта шутка уже шутится. Ну, а потом ждет меня дорожка дальняя, в края дивные. И чтобы не было у меня в тех краях ни в чем ни нужды, ни заботы, открыл мне господь кладовые тайные, запасники волшебные. Так что теперь я богаче многих богатых, богаче вас с Сашей Качугиным со всеми вашими стройками и магазинами. Не веришь, шеф? На, смотри!

И Аббас, опустив руки в карманы пальто, быстро вытащил их наружу, причем в каждой руке у него было зажато по несколько пачек сиреневых ассигнаций, в которых без труда угадывались купюры в пятьсот евро.

– Считать умеешь, шеф? – озорно воскликнул он. – В каждой пачке по пятьдесят тысяч евро. Сколько их тут у меня? Так, в правой руке – три, а в левой? В левой аж четыре! Итого – семь. Семь на пятьдесят будет, если не ошибаюсь – триста пятьдесят! Триста пятьдесят тысяч евро в кармане у того, кому ты только что предсказал будущее бомжа-альфонса. И они у меня в карманах потому, что это – так, карманные расходы. Я могу их выбросить сейчас из окна или подарить первой попавшейся шлюхе, если мне понравится, как она сосет. Помнишь, как в сказках Тысячи и одной ночи: «Берите, у меня много», ха-ха! Откуда? Ты спрашиваешь, откуда? Представляю, как тебе хочется знать, откуда у того, которого вы с этой сукой Ивой низвели в своих представлениях до никчемного, конченного человечишки, ничтожества, писали со счетов, вычеркнули из списков, такие деньжищи? Не узнаешь, не догадаешься, не тужься!

Он бросил деньги на диван, возбужденно подскочил ко мне, уперся руками в подлокотники кресла, его лицо оказалось в сантиметрах от моего.

– Ненавижу тебя, ненавижу! – до неузнаваемости изогнув черты лица в подобие какой-то злой маски, зашипел мне в лицо Аббас. – Только сейчас понимаю, что я всегда тебя ненавидел. Мать говорила – внук человека, из-за которого сгинул твой дед – это твой враг, а я не понимал, почему. Мать умная, смеялась – это на генетическом ровне, это как вендетта, Монтекки и Капулетти, он твой кровник, ты обязан ненавидеть этого человека. Раз уж судьба свела вас, отомстить ему – твой долг. Я не верил, думал, что мне просто хочется доказать тебе, что я лучше, что ты недооценил меня, и поэтому я сделал так, что твой компаньон Саша Качугин тебя подставил и кинул. Мне даже было немного не по себе, я каялся, какая же я, в сущности, сволочь, вот ты – благородный, хоть и дурак. Но ты не стал злоупотреблять благородством, ты уел меня оттуда, откуда я не ожидал. Мать говорила – они, Костренёвы, такие, его дед у твоего деда бабу забрал, и этот твою сучку-жену заберет. Я не верил, а ты трахал ее, и получал от этой мести ни с чем не сравнимое наслаждение. Получал ведь? Получал, я уверен, я знаю!

В прихожей лязгнул замок, гулкий раздался недовольный голос капитана:

– Долго еще? У меня график!

– Пять минут! – через плечо раздраженно закричал Аббас. – Пять минут, капитан, закрой дверь, не мешай!

сильно оттолкнулся руками, выпрямился. Достал сигарету, закурил, нервно зашагал по комнате. Проходя мимо дивана, сбросил на спинку с плеч пальто и молча встал, глядя куда-то в угол. Я смотрел на него, а перед моими глазами стояла та фотография из старого семейного альбома, где молодая мама была так похожа на Иву, какой она была десять-двенадцать лет назад.

– Это не была месть, – хмуро ответил я. – Я любил ее. Честно.

Аббас резко повернулся ко мне, прищурился.

– Ты знаешь, а я тебе верю! – воскликнул он. – Она была самая красивая женщина, которую я встречал в своей жизни, в нее невозможно было не влюбиться! Потом – ну, я сделал тебе козу, ты сделал мне, – своеобразно, правда, но – у каждого свой метод. А насчет вендетты… Ну, подумаешь, восемьдесят лет назад один молодой метростроевец решил отбить у другого бабу, и с этой целью подставил того под 57-ую статью, сбагрил соперника в лагерь, где тот оттарабанил десятку от звонка до звонка. Кстати – вышел, провел на воле три дня и снова загремел в лагерь, представляешь?! Какое счастье, что за эти три дня он успел заделать моей бабке мою мать, а то и меня бы не было, а? Хотя – обычные для того жуткого времечка дела, чего нам-то теперь из-за этого жилы друг ругу мотать, вено? Можно было бы считать, что мы квиты, нет?

У меня екнуло сердце – неужели среды черноты безысходности забрезжила полоска света?

– Квиты? – с издевкой в голосе переспросил я. – Это потому, что мы квиты, ты под видом себя кого-то спалил в машине, и подставляешь под это дело меня? Разливаешь про какую-то вендетту, а на самом деле говняешь просто так, из любви к искусству? Или чтобы доказать, что ты умнее?

Аббас, как ужаленный, снова подскочил к креслу, снова склонился надо мной.

– А ведь знаешь, Арсений Андреевич, я мог бы прямо сейчас исправить эту ситуацию! Вот деньги – триста пятьдесят тысяч евро. Я даю по пятьдесят тысяч каждой из горилл, что ждут за дверью, их там как раз, по-моему, семеро. А, нет, шестеро – ну, ничего, капитану достанется сотка. Как ты думаешь, за сколько лет безупречной ментовской службы он заработает сто тысяч евро? Лет за десять? И прошу их тебя отпустить, а? Как думаешь, согласятся? Согласятся, думаю, согласятся! Еще и за выпивкой с хавчиком метнутся! Что будем пить, шеф? Как когда-то – Хеннеси? А закусим? Черной икоркой? А на службе скажут, что не нашли тебя, не застали дома. Или, если уже доложились, скажут – утёк, выпрыгнул с четвертого этажа и утёк. Нет, не утёк, улетел! Как Бэтмэн, ха-ха! Чё хошь скажут за такие бабки, думаю! Ты недельку где-нибудь покантуешься в бегах, а я, когда буду достаточно далеко, пришлю тебе убедительные доказательства того, я что я жив, и ты восстанавливаешь назад свое доброе имя. Получаешь, так сказать, назад свою жизнь. Что скажешь, шеф? Ты не против такого плана?

Я замер – неужели все это искренне?

– Не против, – сглотнул слюну я.

Аббас растянул губы в широкой, но какой-то непонятной, деланной улыбке.

– А вот я – против, – тихо и внятно сказал он. – Потому что ты не только до жены моей добрался, чтоб ей на том свете покоя не было, суке похотливой. Ты до дочери моей добрался, до Дарьи моей, до морюшка моего. Она – это тоже не месть? Ее ты тоже любишь?

Я взглянул в его горящие глаза и понял: что-то объяснять, доказывать – бесполезно.

– Откуда ты знаешь? – хмуро спросил я.

– Она сама сказала, – ответил Аббас. – Я убеждал ее ехать со мной, говорил, что будем жить безбедно в одной цивилизованной стране. А она ответила, что я – злой Зер Калалуш, а она любит тебя. И ушла. Ты забрал у меня единственное, что оставалось мне дорого в той, прежней моей жизни. В этот момент я понял, что ненавижу тебя всеми фибрами, всем генотипом, всем генеалогическим древом. Поэтому я выполню свой долг. Ты пойдешь на нары, а я уж постараюсь сделать твое пребывание там максимально неприятным. И дни твои будут длинными, а ночи – страшными. И никто тебе не поможет, уж я – точно не помогу. Хрен вот тебе, товарищ Костренёв Арсений Андреевич, дорогой шье-е-е-е-ф!!

И Аббас смачно упер мне прямо в нос фигуру из трех пожелтевших, прокуренных пальцев. Я поморщился и отвернул голову, в то же время замечая, что из-за того, что, будучи левшой, кукиш он изображал левой рукой, которую для этого он отнял от подлокотника, ничего не стоит больше между моей правой рукой и его челюстью. Расстояние было небольшое, но достаточное, чтобы кисть, собранная в кулак, набрала скорость, кинетическую энергию, и вся эта энергия пришлась точнехонько в подбородок. Апперкот получился коротким, но неотразимым: Аббас лязгнул зубами, дернулся вверх, как кукла-марионетка, всеми шарнирами выражающая крайнюю степень удивления, и грузно осел у меня в ногах. Я успел вскочить из кресла и поймать ладонью его затылок, чтобы падающий в бессознаньи не размозжил его о паркет.

Усилие, с которым я вслушивался в наступившую тишину, гигантским комариным роем зазвенело в ушах. Я на цыпочках подошел к двери, прислушался. Вроде, тихо, кирасиры ничего не услышали. Медленно, осторожно, чтобы не дай бог не звякнул металл, я закрыл дверную задвижку. Так, сколько у меня времени? Капитан заглянул минут через двадцать после начала разговора, Аббас обещал ему закончить через пять, которые уже прошли. Ну, понятно, «пять минут» – это общепринятая метафора, никто не воспринимает ее буквально, но, пожалуй, максимум, на что я могу рассчитывать – минут десять. Задвижка простоит еще минут пять – надо торопиться. Я схватил айфон, нажал на кнопку включения и, пока девайс загружался, лихорадочно соображал, кому первому позвонить. Мне срочно нужен был грамотный компьютерный спец, по сути, хакер – не по роду деятельности, а по уровню квалификации. Наш Блэк Уиндоус не годился, его уровень ограничивался переустановкой операционки на фирменном сервере, а других я не знал. Кроме одного, пожалуй. Я начал лихорадочно листать контакты телефона, и через минуту нашел нужную запись. Мысленно перекрестившись, я нажал клавишу вызова. На экране высветилось имя вызываемого: «Копирайт».

– Алло! – через несколько гудков раздался в трубке задорный пацанский дискант.

– Привет, Попирайко! – сказал я. – Это Арсений, друг Ивы Эскеровой. Лет двенадцать назад мы пересекались по поводу одного… инцидента. Помнишь?

В трубке повисла испуганная тишина.

– Да, я помню вас, – ответил, наконец, айтишник. – Хотя мы, по-моему, так и не встречались? Здорово вы тогда мою систему хакнули! Как поживает Ива… э-э… Генриховна?

При упоминании своей хакнутой тогда в отместку системы в его словах просквозило нескрываемое уважение. Ага, он считает, что это я сам тогда отомстил ему его же компьютерными методами! Что ж, не будем его разубеждать. И, чувствовалось, его детско-юношеский менталитет за эти годы не сильно изменился. Что ж, предложим ему экшн в стиле компьютерного квеста.

– Она умерла, – сказал я. – Ее убили, выбросили с балкона. Я ищу убийцу, мне срочно нужна твоя помощь, коллега.

– Боже, какая жесть! – зашелся голос в трубке, но тут же выровнялся: – Что нужно делать?

Так, теперь бы не напортачить, не уронить в его глазах свое реноме знатного хакера!

– Я сейчас веду наблюдение за убийцей, не могу отвлечься ни на секунду, – начал я. – Можешь удаленно организовать видеотрансляцию в сеть с моего айфона?

– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул Копирайт. – Куда гнать поток? В Фейсбук, в Твиттер?

– Нет, нет, – замялся я, лихорадочно соображая. – В социальные сети не надо. Мне нужно, чтобы любой чел, даже полный чайник, мог максимально быстро и просто увидеть трансляцию.

– Понял! – радостно воскликнул Копирайт. – Тогда юзаем Юстрим! Поток пойдет прямо на Ю-Эр-Эл Юстрим-Дот-ТиВи, надо только создать на сайте аккаунт бродкастера.

– Ага, гуд, – одобрил я. – Слу, у меня тут движуха началась, забацаешь все сам, окей? Я имею в виду, создашь этот… аккаунт бродкастера?

– Далегко! – отозвался тот. – Давайте свой Эпл-Ай-Ди.

Я облегченно вздохнул: что такое Apple ID, я представлял плохо, но, по счастью, еще со времен непростого медового месяца со своим первым айфоном знал, где этот АйДи у меня записан. Я быстро нашел нужную запись и продиктовал ее Копирайту.

– Ага, – сказал тот, – есть. Ну, все, сделаю, сразу свяжусь. Надеюсь, вы не делали джейлбрейк? И посмотрите, в настройках автоматическая загрузка программ включена?

– Обижаешь! – пристыдил хакера я, инстинктивно понимая, что ни «да», ни «нет» я ответить на эти вопросы во избежание неминуемого разоблачения не могу.

– Сорри, – сконфуженно пробормотал он. – Забыл, с кем говорю.

Я отключился и, уповая, что у меня не сделан этот самый джейлбрейк и включена гребаная автозагрузка, набрал следующий номер, числящийся у меня в контактах как «Мент Ещук майор ЛеонИг».

– Да-а, Арсений Андреевич! – радостно пропел в трубку голос Ещука. – Рад вас слышать! Чем обязан на сей раз? Приняли, наконец, решение? То самое, единственно верное?

– Нахожусь непосредственно в стадии его принятия, – ответил я. – Вот только появилось тут, майор, одно препятствие.

– Подполковник, – аккуратно поправил мен Ещук. – Получил очередное, так сказать, воинское звание. Чё за препятствие?

– Поздравляю, – буркнул я. – Препятствие в виде группы захвата из какого-то вашего подразделения, которые стоят у меня за дверью, хотят засадить меня на цугундер за убийство, которое я не совершал. Причем человек, которого я якобы убил, лежит здесь у меня дома…

– Мертвый? – перебил меня Ещук.

– Да нет, живой, – нетерпеливо оборвал его я. – В отключке. Это он меня подставил, а у самого у него в кармане документы на другое имя. Все очень грамотно обтяпано, думаю, не без участия следака, который ведет это дело, и если ты мне не поможешь прямо сейчас, отмываться я буду очень долго. А если я загремлю сейчас на нары, мне будет не до обдумывания твоего любезного предложения, майор. То есть, подполковник.

Я замолчал, не зная, что еще сказать.

– От меня-то ты сейчас что хочешь? – помолчав, спросил Ещук.

– Я хочу, чтобы ты прямо сейчас позвонил следаку, и сказал бы ему, что человек, которого я якобы убил, жив и здоров, и он через пять минут может увидеть его в интернете в прямом эфире. Я хочу, чтобы ты приказал ему сделать это, потому что сам он этого не сделает, а даст команду спецназу ворваться в квартиру и запаковать меня в наручники. Я хочу, чтобы ты тоже увидел это все в интернете в режиме реального времени, и дал команду следаку, чтобы он отозвал громил. А завтра я явлюсь к тебе и подпишу все бумаги. Я никого не убивал, этот человек жив, но мне сейчас нужна твоя помощь, понимаешь?!

– Понимаю, – снова помолчав, ответил Ещук. – Вот только не понимаю, зачем мне это надо?

– В смысле? – опешил я. – Ты не понимаешь, хочешь ли ты мне помочь? Или – хочешь ли ты, чтобы я подписал бумаги по твоему «любезному» предложению? Или – надо ли тебе спасти невинного человека и покарать убийцу?

– Я думаю сейчас над всем комплексом этих вопросов, Арсений Андреевич, – вкрадчивым голосом ответил Ещук. Видишь ли…

– Что? – в отчаянии повысил голос чуть не до крика я. – Что я должен видеть?

– Видишь ли, я в курсе, что тебя обвиняют в убийстве, – спокойно пояснил Ещук. – Я по долгу службы должен быть в курсе всех твоих дел. И с точки зрения небезызвестной тебе задачи, которая передо мной поставлена, твое нынешнее состояние меня вполне устраивает. Будешь ты сидеть под замком, а не шляться где-то на территории сопредельного государства, где тебя контролировать весьма затруднительно. А что до твоего намека, что, дескать, попав в тюрьму, ты бумаги не подпишешь, то это пустое. После максимум пары дней в камере ты подпишешь все, что угодно, будь уверен. Так что не вижу повода менять ситуацию. Не ощущаю стимула, так сказать.

– Ну, ты с-сука, подполковник, – зашелся в бессильной ярости я. – Гнида, падаль и мразь!

– Вот и поговорили, – крякнул в трубку Ещук и отключился.

Я бессильно опустился в кресло. План не сработал. Сейчас очнется Аббас, или начнут ломиться в дверь кирасиры и – все. Хотя, конечно, Копирайту может записать трансляцию и выложить ее на Youtube, но это – путь неблизкий, прямо сейчас мне это не поможет. Навернулись слезы – слезы отчаяния. В этот момент два раза прожужжал айфон, сигнализируя, что пришло сообщение. «Установил на вашем айфоне Ustream, зарегил вас на их сайте. Ник и пасс – Stimul123. URL страницы с вашей трансляцией http://ustream.tv/broadcaster /stimul123. Еще что-то нужно?» «Нет, спасибо, – плохо попадая пальцем по виртуальным клавишам, отбил я, подумал и дописал: – А почему Stimul?» «Так кота моего зовут», – ответил Копирайт, послав мне в конце строчки смайл. «Хм, кот Стимул, – невесело улыбнулся я смайлу. – Бред какой-то!» Аббас дернулся, еще не открывая глаз, завозил ногами. «Стимул, стимул, – вертелось у меня в голове. – Что там Ещук говорил про стимул?» И снова набрал его номер.

– Слушай, подполковник, – начал я, не дожидаясь ответа. – Если я правильно понял тему про стимул, то сто тысяч долларов, которые мне причитаются после добровольного отказа от фирмы, твои. Завтра буду у тебя, и все оформим. Не обману, матерью-покойницей клянусь.

В трубке была тишина, я даже не знал точно, произошло ли соединение. Секунда, вторая, третья. Аббас дернул головой и открыл ничего непонимающие глаза. Я свои закрыл.

– Ну, это меняет дело, – расцвел в трубке Ещук. – Диктуй, где в интернете идет твоя трансляция.

«Йес-с-с-с-с!» – мысленно вскричал я, диктуя Ещуку нужный URL.

– И телефон следака запиши! – закричал в трубку я, чувствуя, что Ещук вот-вот отключится.

– Старший лейтенант Лазарев? – усмехнулся в трубке тот. – У меня есть его телефон.

Аббас оторвал от пола голову, плечи, сел, потянулся руками к воображаемому карману пальто за сигаретой, но, не обнаружив пальто на плечах, закрутил головой в поисках. В его голове явно еще не все встало на места.

Я нажал на иконку программы Ustream, появившейся на экране айфона, ввел в появившейся форме логин и пароль. Экран ожил, превратившись в подобие видоискателя видеокамеры. Я увидел на экране себя, комнату, сидящего на полу Аббаса. Так, а видят ли это другие? Я включил ноутбук, набрал в адресной строке браузера присланный Копирайтом URL, и все, что я видел в видоискателе айфона, отобразилось на экране компьютера. Класс! Я выключил звук и закрыл крышку ноута, потом поставил айфон на ребро на стол, сориентировав так, чтобы Аббас был в фокусе, погасил его экранчик и, как не бывало, снова сел в кресло.

– Зря ты это, шеф, – натужно произнес Аббас, ощупывая подбородок. – И чего ты добился кроме того, что выбил из меня последние остатки сочувствия к тебе? И с какой, собственно, целью? В окошко хотел прыгать, да не решился? Надо было прыгать… Или убить меня? Так убивал бы – я хоть не увидел, что будет дальше. А так сейчас вернутся ребята, и придется мне им на тебя пожаловаться. Думаю, вряд ли они помнят из школьного курса анатомии, сколько у человека ребер, вот они свои знания и обновят. На тебе обновят.

Опираясь руками на пол, он тяжело поднялся, достал-таки из пальто сигареты, закурил, первый раз не бросив спичку на пол, а спрятав ее с нижней стороны коробка. Затянулся и, покачиваясь, повернулся, явно имея желание направиться в коридор.

– Кто же все-таки сгорел в машине, Абик? – окликнул я его. – Поведай приговоренному, утоли последнее желание!

Аббас снова повернулся ко мне, мутным взглядом посмотрел мне в глаза.

– Да, пожалуй – последнее желание нельзя не утолить, – ответил он. – В машине сгорел Азан, не знаю, растрещали тебе мои бабы про такого человека, или нет.

– Растрещали, – кивнул головой я. – Твой дядя из Эльбургана.

– Мой родной брат-близнец из Эльбургана, – с мрачной улыбкой поправил меня Аббас. – У мамы Софы нас было двое. Но брат родился с травмой, перевозить его было немыслимо, все считали, что долго он не протянет. Договорились с Амзой, что она присмотрит за ребенком, и скажет, что это ее сын, чтобы Эскеровым не было позора. Вот присмотр этот и растянулся почти на полвека. А когда в прошлом году Амза умерла, я перевез Азана в Москву, положил в частную клинику. Но он умер накануне того дня, в машине сгорело уже его мертвое тело. Так что Эскеров Аббас Мерашевич умер, да здравствует Киблахов Азан Сабазович, прошу любить и жаловать! День и год рождения те же, так что день, к которому мне открытки «Happy Birthday!» слать, еще помнишь, думаю, а адресок я тебе на зону малявой вышлю. Ну, утолено твое последнее желание, шеф?

– Утолено, утолено! – рассмеялся я, беря со стола айфон и вызывая Ещука.

Аббас внимательно посмотрел на меня, видимо, не понимая причин моей веселости. Но в этот момент дверная ручка повернулась раз, другой, потом забилась в пароксизме, резко остановилась, и в дверь раздались мощные гулкие удары. Казалось, заходил ходуном весь старый дом.

– Алло, да! – прокричал в трубку Ещук. – Что, у тебя там уже дверь ломают? Все в порядке, все всё видели. Я команду Лазареву дал, только что положил трубку, он сейчас должен им звонить. Держись!

Я бросился мимо остолбеневшего Аббаса к двери и повернул защелку. Но дверь открывалась наружу, и кирасиры, не зная, что дверь больше не заперта, продолжали долбить в нее с усердием Боба Дилана, колотящего в Небесные врата. Я прижал руки рупором к вибрирующей обшивке и завопил, что есть мочи: «Открыто, мать вашу!!!» Удары стихли, дверь распахнулась, бряцающая железом громада снова ввалилась в квартиру. Последним бочком протиснулся в дверной проем капитан, держащий у уха трубку мобильника.

– Стойте, стойте! – вскричал я, выставленными перед собой руками пытаясь остановить катящуюся на меня бронированную лавину. – Дайте вашему командиру по телефону поговорить!

Спецназовцы закрутили касками, глядя на капитана, тот моргнул им: «Обождите». С минуту еще слушал, кивая головой и дублируя эти движения осмысленными звуками: «Угу», потом протянул недовольно: «Е-е-есть». Отнял телефон от уха, прогудел:

Отбой, бойцы. Уходим.

Кирасиры опустили стволы, развернулись и, жутко похожие на цепочку огромных норвежских троллей, двинулись к выходу.

– Как уходим? – закричал Аббас. – Почему уходим?!

– Приказ отменен, – бросил через плечо капитан. – Без объяснения причин.

– Вы не можете! – еще громче завопил Аббас. – Вы должны! Арестуйте его!

Капитан остановился, развернулся вокруг оси. На его лице было выражение крайней усталости.

– Хотите, чтобы я запросил инструкции относительно вас? – спросил он Аббаса.

– Нет, – быстро ответил Аббас, отступая от капитана. – Не хочу, спасибо.

Капитан перевел взгляд на меня, на его бугристом лице мелькнуло нечто, напоминающее сожаление.

– Извините, – пробасил он извиняющимся тоном. – Ошибочка вышла.

И вышел сам. Я какое-то время стоял, глядя в его широкую, как русские просторы, спину, хотя физически капитана давно уже не было в квартире. Потом подошел к двери и аккуратно запер ее на все замки. Повернулся к Аббасу.

Он стоял и молча разминал в руках сигарету. Его неподвижный взгляд был устремлен в пол, нижняя губа по-муссолиниевски оттопыривалась. Но курить он не стал, а сунул сигарету обратно в пачку. Потом огляделся, присел на корточки, аккуратно собрал с пола обуглившиеся спички и окурок, поплевал на пальцы, попробовал оттереть с паркета копоть, но только размазал черную грязь.

– Извини за быдлячество, – сказал он. – Не удержался, прорвалось наружу.

Он подошел к дивану, вынул из пальто пачку евро, бросил на стол.

– За паркет и моральный ущерб. Хватит, или накинуть?

Я засмеялся, покачал головой – нет, такого говнюка обыскаться – не сыскать! А еще за быдлячество извинялся!

– Слушай, как тебя там – Азам? Аббас? Авас? Об вас? – прищурился на него я, чувствуя, как чешутся в месте приложения к его небритому подбородку костяшки на правой руке. – Если не хочешь снова схлопотать по е…алу, убрал свои сраные деньги по-быстрому!

Аббас с неожиданным интересом быстро вскинул на меня глаза, потом пожал плечами и спрятал пачку в карман. Как-то растерянно улыбнулся:

– Шеф, а как ты это сделал?

Я подошел к столу, открыл крышку ноутбука. Картинки не было, но я вынул айфон из кармана, навел камеру на Аббаса, и на экране появилась его удивленная физиономия на фоне интерьера моей гостиной. Аббас минуту смотрел на себя, потом сокрушенно усмехнулся:

– Вот бл…дь! Получается, это я сам тебе планчик, как себя обставить, состряпал? Ну, что ж, поделом мне. Одного фраера жадность губит, другого – понты, гордыня. Ну на х…я, спрашивается, мне нужно было этот спектакль разыгрывать?! Сейчас трясся бы ты в бобике на заднем боковом сиденье на пути на нары, а я бы в «мерине» S-класса в Шереметьево! Нет, надо было это представление устроить, бисер перед свиньями пометать! Это называется: отобрать мяч, пройти все поле и забить в свои ворота! Идиот! Кретин! Дебил!

И Аббас со всей силы вмазал себе открытой ладонью по лбу, но сразу, застонав, снова схватился за подбородок.

– Очень самокритично! – усмехнулся я. – И, главное, достоверно. У вас, батенька, талант! Браво, цветы! На бис слабо?

Аббас нехорошо прищурился на меня.

– Зря ты так, Арсений Андреич, – укоризненно покачал головой он. – Тебе бы сейчас на коленях стоять, поклоны в пол бить, бога да заступников своих благодарить, а не ерничать в мой адрес. Мой план был безупречен, отшлифован до сияния, отточен до кварка. Тебя чудо спасло, случайность, мое желание напоследок воочию насладиться своим триумфом. Ты бы никогда в жизни не смог бы понять, что откуда взялось, откуда плюха прилетела. Я всегда был умнее тебя, шеф, и остаюсь умнее сейчас, лучше и умнее. Тебе просто повезло.

Я уже открыл было рот для отповеди, но задребезжал мой айфон. Это был Ещук.

– Ничего не говори, просто слушай, – заговорил он тревожным голосом. – Если этот фрукт еще там у тебя, скажи: «Плохо слышно».

– Плохо слышно, – повторил я.

– Понятно. Слушай внимательно. Сорок минут назад стреляли в некоего Николая Остачнего, родственника одного очень важного человека. Он остался жив, но в реанимации, выберется или нет, неизвестно. Стрелка взяли – некий Олег Лазарев. При задержании его ранили, припугнули, что в больничку не будут торопиться отправлять, он зассал и слил, что заказчик – наш фрукт, и под контролем послал тому эсэмэску, что все прошло гладко. К тому же он оказался родным братом стершего лейтенанта Лазарева, твоего следака. Без его участия мнимое убийство так быстро и так плотно на тебя не удалось бы повесить. За ним уже поехали, но главарь шайки сейчас у тебя в квартире. Группу захвата сразу развернули, но они умудрились попасть в стоячую пробку из-за аварии где-то на Рязанке. Другой группе до тебя минут двадцать пять. Твоя задача – держи его, не дай уйти. Сам ни в коем случае не лезь, он опасен и начеку, второй раз не проканает. Если понял и согласен, скажи: «Да, хорошо, Марина».