Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Да ещё и в часовенке при крепости было как будто бы холоднее, чем на улице – до того камни нетопленого помещения промёрзли. Несколько свечей едва разгоняли застоявшуюся ледяную темень тесного помещения с единственным мутным окошком наверху, так что пришлось оставить дверь открытой. Впрочем, тесно там было так, что от присутствия неполного десятка человек воздух понемногу прогрелся, разве что влага от дыхания садилась на промёрзший камень кружевными узорами инея.

Никакого торжественного выхода невесты под хоровое пение, понятно, не было: жрица с неизменным своим кислым лицом прочла молитву Девяти и особо – Сармендесу-Отцу богов, и под её скороговорку барон надел браслеты на запястья младшего Меллера, а Меллер-старший застегнул брачные кандалы на руках Катрионы. «Ну точно свадьба бесприданницы с безземельным сеньором», – подумала она, подавив тяжкий вздох.

Браслеты, правда, были совсем не те, какие бесприданницы прихватывают с собой, сбегая обычно из дому с соседскими младшими сыновьями, чтобы их не отправили в ближайшую обитель послушницами. Довольно тяжёлые и крупные для женщины, – не для Катрионы, конечно, с её-то сложением и образом жизни, – защищавшие руки не хуже наручей, без всяких камней, просто с гравированными узорами… В сущности, она со временем могла их внуку передать, они и за мужские сошли бы. Понятно, что на её запястьях затейливые цепочки со множеством цветных глазков смотрелись бы смешно и глупо, но эти были уж очень… «Дорогими, – признала она про себя главный порок своих браслетов. – Наверняка это литое золото – вряд ли Меллеры стали бы покупать для невестки из первого сословия позолоченные медяшки». Вместе с будущей крепостью выглядело это попыткой то ли прикормить, то ли посадить на цепь. Впрочем, одно другому разве мешает?

Никакого особого празднования тоже не устраивали – посидели за столом, и то недолго, потому что барон то ли выпил лишнего, то ли в его возрасте разъезжать верхом после почти бессонной ночи становилось уже чересчур тяжким усилием, и младшие Меллеры деликатно уволокли его в отведённую ему комнату. Сира Маргарита всё так же развлекала разговорами жрицу, а свёкор – теперь уже свёкор – стал расспрашивать Катриону о том, что они здесь выращивают, сколько и чего снимают с полей, что хотели бы растить, но почему-то не получается… В общем, завёл совершенно деловой разговор, а о делах своего владения Катриона могла говорить бесконечно. К их разговору понемногу присоединились и сыновья Фредерика Меллера, а его фаворитка с матерью Кларой, наоборот, прихватили с собой бутылку вина и корзинку с печеньем и ушли то ли к жрице в комнату, то ли в спальню Меллеров, чтобы их разговорам не мешали нудные расспросы про весенние заморозки, которые могли прихватить рожь и овёс, про починку укреплений, про волков, шлявшихся зимой у самых ворот. Про всё то, с чем Катриона много лет подряд сталкивалась постоянно и с чем вынуждена была как-то справляться. И что было совершенно не интересно нормальным, благополучным женщинам, пусть они и были уверены, будто им досталась тяжкая и неблагодарная доля.

Когда, как тёмная вода,

Лихая, лютая беда

Была тебе по грудь,

Ты, не склоняя головы,

Смотрела в прорезь синевы

И продолжала путь. *

– Это просто про вас сказано, сира, – сказал консорт, покачивая головой с таким видом, словно Катриона делала что-то невероятное, а не просто пыталась вести хозяйство в беспокойном и опасном, чего уж там, но привычном месте.

Она вспыхнула: никогда ещё никто ей стихов не читал, и меньше всего она ждала подобного от супруга, которому не за что было ни любить её, ни даже, пожалуй, уважать. Всё-таки брак этот она’ ему навязала, не он ей. И однако же он говорил с нею так, будто их брак вообще что-то значил.

– Пойдёмте-ка спать, – сказал вдруг старший Меллер. – И сира Катриона выглядит совсем замученной, и просто час уже поздний. Доброй ночи, сира.

Катриона напряглась, ожидая каких-нибудь шуточек по поводу этой доброй ночи, но ни свёкор, ни брат её консорта даже не улыбнулись, а сам Меллер выглядел таким задумчивым и усталым, что Катриона не удивилась бы, если б их брачная ночь оказалась отложена.

Комментарий к Глава 9

* С. Маршак

========== Глава 10 ==========

– Если ты скажешь мне что-нибудь вроде: «Ой, что бы сказал ваш отец», – я прямо не знаю, что с тобой сделаю, – мрачно пообещала Катриона Лидии.

Управительница промолчала, полила мочалку специально приберегаемым для торжественных случаев лавандовым мылом из страшно дорогого цветного флакона, вспенила хорошенько и принялась тереть Катриону так, будто кожу с неё содрать хотела.

– Дед ваш, пошли ему Девятеро удачного перерождения, – неторопливо заговорила она в такт движениям умелых сильных рук, – рассказывал, будто его отец в молодости захватил живьём орочьего шамана и тот в отместку сказал сиру Альберту, что не останется в его роду мужчин и род прервётся. – Катриона кивнула, слышала она об этом и раньше. Много раз слышала. Верить не хотелось, конечно, но и не верить не получалось. Особенно после гибели брата. – То ли проклял, то ли напророчил, – продолжала Лидия, – только рождались у сеньоров Вязов одни мальчики и всякий раз оставался один, и тот еле успевал наследника оставить. Гибли в боях, простужались насмерть, один в полынье утонул, один… – она махнула рукой, и Катриона поняла, о ком она не хочет говорить. Был у её отца братец, которому вздумалось поискать доли лучшей, чем жизнь приграничного сеньора, вечно считающего каждый медяк и обедающего той же овсяной кашей, что и его люди, разве что за отдельным столом. И подался он в наёмники, да только не в чинную законопослушную Гильдию, где за каждый чих надо отчитываться, как младшему Меллеру, а в вольные, которые за любое дело возьмутся, лишь бы платили. Так и сгинул дядюшка, впутавшись в какое-то грязное дельце. – Только орк про то не подумал, – говорила Лидия дальше, – что у людей-то законы не как в горах. Что род и по дочери можно передать. Вот кабы вы руки с тоски опустили и Вязы в приданое кому-то принесли, батюшка ваш, верно, и перерождения бы дожидаться не стал, призраком бы явился с вами разбираться. А так вы консорта взяли, а уж какого он звания, велика ли важность? Вязы вашим владением остались, род продолжится.

Лидия зачерпнула полный ковш горячей воды и осторожно, чтобы брызги не летели на пол, облила новобрачную, смывая пену.

– Вы бы, прости меня Канн, сходили к мавкам, ваша милость, что ли, – тем же размеренным голосом продолжила она. – Спросили бы, что у них за зелья такие, чтобы почти одних девок рожать? Редко-редко ведь когда у них мальчишки рождаются, неспроста же это? Пойдёт род по кудели, не по мечу, а там, глядишь, и проклятие выдохнется. Родились же вы у сиры Элеоноры, не только брат ваш – слабеет, стало быть, шаманское проклятие. Ну, так и ещё бы поколение-другое продержаться, а там как Девятеро присудят.

Катриона судорожно вздохнула, аккуратно поворачиваясь под льющейся на неё водой.

– Прости, – сказала она, – я… всё мне кажется, что глупость я сделала и надо было требовать с барона кого-то из младших сыновей. Тот же сир Эммет не против же был стать консортом.

– Ну да, – усмехнулась управительница. – А приданое получил – и тут же в Захолмье умчался снаряжение новое покупать, на сотню-то золотых. Ему уже и супруга, и отец в голос: зачем, дескать? Через семь лет по бумаге-то этой уже полторы сотни будет, а там и все две! Да хоть просто на чёрный день оставить. А он ни в какую. Надоело ему это дедово ржавьё чинить, и всё тут. Вы же девушка хозяйственная, у вас всякая корка в дело идёт. Вот уж зажили бы вы с консортом, которому деньги карманы жгут! А что он консорт, а вы глава рода… Консорты, они тоже всякие бывают. Как начнёт своё гнуть, он-де мужик, у него и яйца, и мозги, и силы побольше, такое веселье начнётся, хоть из собственного дома беги. Господину Меллеру-то, я гляжу, наши Вязы сто лет не сдались, он в ваши дела вовсе лезть не станет, зато подарки будет привозить всякий раз. Всё грошик в дом. И брачной ночи вы зря боитесь, ваша милость. Ласковый консорт ваш, по глазам сейчас видно и по рукам.

– По рукам?

– Ну да. Он меня попросил о чём-то на днях, а сам так к руке притронулся… вроде легко-легко, а прямо мурашки по спине. – Лидия неловко усмехнулась. – Кобель он тот ещё, консорт ваш, Канн прости, но такой… любит, чтобы с ним хорошо было, а не просто сунул да кончил.

– Да ты-то откуда знаешь? – с неожиданной для себя ревностью спросила Катриона.

– Так до моих лет доживёте, тоже сразу будете видеть, кто каков. Кто в глазки заглядывает и пальчиком по ладошке водит, а кто сразу за сиськи хватает.

Она вылила на Катриону последний ковшик и подала ей полотенце. Пока та вытиралась, Лидия сама перелила мыльную воду из лохани в вёдра и вытерла неизбежные мелкие лужицы. Видимо, не хотела, чтобы в хозяйкиной спальне перед брачной ночью вертелись бесхвостые сороки.

– В общем, доброй вам ночи, ваша милость, – сказал она, поудобнее подхватив вёдра. – Всё вы правильно сделали, не сомневайтесь даже.

Не сомневаться… Катриона надела ту самую сорочку из голубого сатина и задумчиво начала расчёсываться. Голову мыть она не стала: неловко как-то было в брачную ночь встречать своего супруга с пучком мокрой пакли на голове. Вот только стоит ли вообще его ждать? Вдруг не придёт: устал, всё ещё нездоров после праздника, потому что пили они с отцом и братом, видимо, наравне с егерями и деревенскими, так что все трое еле встали к полудню. Да мало ли что ещё? Но не идти же самой к нему. Свою – теперь уже точно свою – комнату он уступил отцу с его фавориткой, а сам делил постель с Томасом. Не между ними же ложиться. Катриона даже нервно посмеялась над такой картиной: как брачную ночь она проводит сразу с двумя мужчинами, хотя ей и одного не много ли будет.

Сама консуммация её не пугала, заставляла только с лёгкой брезгливостью передёргивать плечами. Наследник-то ей нужен в любом случае, а эта якобы ужасная боль и кровь на простыне… Очень сомнительно, что потеря невинности причинит больше боли, чем сперва вывихнутое плечо, а потом вправленный вывих. А уж сколько крови из неё вытекло, когда на неё чей-то одичавший пёс бросился, хвала Канн, что не бешеный! Шрам на бедре, между прочим, остался безобразный, и ничего с ним даже господин Каттен поделать не смог. Сказал, не его уровень, грандмастер нужен или хотя бы просто мастер. Но где ж их взять, а ещё того вернее, где взять деньги на них? Под платьем опять же не видно, а вот если сорочку для исполнения супружеского долга задирать, то он прямо на виду оказывается, зараза такая. В темноте не разглядеть, конечно, но он и на ощупь только так находится…

В дверь постучали, и Катриона, судорожно прижав руки к груди, крикнула:

– Да, войдите!

То есть, хотела крикнуть, но голос предательски сел, и из горла вырвалось только придушенное сипение.

Дверь открылась, и первым делом в неё влился яркий свет лампы, потом ворвался резкий запах горного масла, и только после этого вошёл сам новобрачный. Нетерпеливым любовником он, прямо скажем, не выглядел – аккуратно поставил лампу на стол, прикрутил фитиль так, чтобы только-только мерцал слабенький огонёк, и лишь тогда подошёл к Катрионе. Но и то не вплотную, а остановившись за два-три шага.

– Умел бы я рисовать по-настоящему, не кувшины и яблоки, – сказал Меллер, – я бы с вас написал королеву Маэву. Босую, простоволосую, в одной сорочке – и всё равно королеву.

– Очень смешно, – буркнула Катриона, отложив гребень и заплетая волосы на ночь в простую косу.

– С чего вы взяли, что я смеюсь? Или вы всерьёз верите в сказки, будто сира Маэва была редкостной красавицей? Да ни в одном месте. Она была женщиной из старого даже по тем временам рода, но ни богатством, ни влиянием её род похвастаться не мог, иначе король Эрик не рискнул бы выгнать её в одной сорочке по одному только подозрению в неверности. Но брал-то он её в жёны не за красоту, а именно потому, что его отец трон захватил без особых на то прав и Эрик собирался передать своим наследникам настоящую благородную кровь хотя бы по материнской линии. Как оно и вышло в конце концов, правда, без его на то желания.

Катриона только дёрнула плечом, не споря. Меллер всё это так говорил, будто лично был знаком с великой королевой. Небось, гору книг прочёл о тех временах, она же о Маэве слышала только баллады. А в балладах, понятно, все женщины – писаные красавицы, а мужчины – герои, рыцари без страха и упрёка. Даже король Эрик, бесчестно обманутый своими придворными. Ага, им он поверил, а своей законной супруге – нет? Настоящий герой, даже разбираться ни в чём не стал! Показали ему серёжку жены, найденную служанкой в постели графа, и всё, он тут же выгнал бедняжку Маэву. А что серёжку хоть потерять, хоть украсть – раз плюнуть, даже не подумал. Не хотел думать, видимо.

А Меллер подошёл ещё поближе и легко-легко, как Лидия и говорила, провёл кончиками пальцев по груди Катрионы, обводя вышитый серебром оберег.

– Красивая сорочка, – сказал он с тихим смешком. – Но знаете пошлую байку, сира? Жили-были две близкие подруги. Когда одна из них собралась замуж, вторая подарила ей на свадьбу чудесную сорочку, всю вышитую и в кружевах. Первая поблагодарила и обещала непременно надеть подарок на свадьбу. Через некоторое время замуж собралась и вторая, и тогда уже замужняя подруга подарила ей на свадьбу роскошный шёлковый шарф. «Зачем?» – удивилась та. И замужняя подруга ответила…

– Потому что сорочка всё равно окажется у тебя на шее, – пробурчала Катриона, надеясь, что в зыбком зеленоватом свете не видно, как горят её щёки. – Старые у вас байки, сир-консорт.

Что шрам на её бедре не будет виден, когда сорочка окажется у неё на шее, она не особенно надеялась. Но не помешает же он консорту исполнить супружеский долг? В конце концов, у сира Кристиана шрамов этих должно хватать по всему телу, но не поэтому же Меллер ему отказал?

– Старые, – согласился он, осторожно поглаживая её горло в вырезе сорочки правой рукой и понемногу забираясь пальцами под ворот, в то время как левая рука словно бы сама собой легла Катрионе на поясницу. – Впрочем, моему болтливому языку можно найти и другое применение.

Катриона зажмурилась, ожидая, что вот сейчас он её поцелует. По-настоящему, так, чтобы дух захватило. Поглаживания его совсем отвращения не вызывали, и пахло от него приятно – чем-то вроде полыни, горько и чуточку тревожно.

Вместо этого консорт вдруг без особого усилия подхватил её на руки, и она с безмерным удивлением почувствовала, как напрягаются очень даже крепкие мускулы под гладкой кожей и благополучным жирком. А точно ли не учили его с оружием обращаться? Если уж и рисовать, и петь, и на лютне играть заставляли, так на нож или лёгкий меч тоже могли часок в день выкроить.

– …Понятно, почему сир Кристиан так настойчиво вас добивался, – сказала Катриона с неловким смешком, надевая сорочку. Ни на какой шее та не болталась, потому что Меллер её как-то незаметно для Катрионы стянул, пока целовал с головы до ног… и между ними тоже. Воспоминания о горячем юрком языке вгоняли в краску, но и заставляли заново покрываться мурашками. Сам… супружеский долг оказался делом не особенно приятным, – хоть и вполовину не таким болезненным, как об этом любили рассказывать замужние женщины, – но вот до него и после…

– А может, не стоит в брачную ночь припоминать мне моих случайных любовников? – отозвался Меллер, сдерживая зевок. – Или вы ревнуете?

– Да вот ещё! – фыркнула она, забираясь под одеяло. – Мне просто любопытно, чем он-то вам показался нехорош. Я, прямо сказать, ничего не знаю и не умею…

– Это поправимо, – заверил он, обнимая её поверх одеяла.

– …но сир Кристиан-то?

– А вот там всё очень печально, сира. – Меллер уже откровенно зевнул. – И непоправимо совершенно точно.

– Почему?

– Ох, ну попробуйте сами, что ли. Когда он, управившись за пару минут, начнёт завязывать шнурок от штанов, предоставив вам самой скидывать подол с головы, вы всё без моих объяснений поймёте.

– Хотите, чтобы я вам изменяла?

– Ну, я же не король Эрик. И вообще, я ваш консорт, не мне указывать вам, с кем спать.

Тут он был прав, но Катриона озадаченно молчала, переваривая «пару минут» и «подол на голове».

– Но чем-то же он вам понравился, – неуверенно проговорила она.

Меллер испустил тяжкий вздох, горячим влажным пятном оставшийся на шее Катрионы.

– Сир Кристиан… – сказал он странным тоном. – Подальше от границ таких уже просто нет, сира. Одна надутая спесь: «Мы – благородные сеньоры». А у вас тут всё ещё ясно, кем когда-то были сеньоры… и особенно ясно, во что они выродились в большинстве своём. Когда я узнал немного ближе пограничных баронов, которые просто и буднично, без всякого пафоса, готовы умереть, защищая своих людей, я одним из них увлёкся, как романтичная девица. Такая цельная натура, такой… настоящий мужчина. А на обороте этой цельной натуры оказался тип, привыкший к тому, что его обслуживают. Он защищает – его кормят и ублажают. Вот только одна пустяковая деталь: я не его крестьянин и обслуживать его не собираюсь. Для меня плотская любовь – удовольствие для двоих, а если ему нет дела до того, что чувствую я, пусть идёт к шлюхам. Для них это просто работа, за которую деньги платят и которая не обязана быть приятной. Что-то ещё хотите спросить? Боюсь, я засну, не договорив.

– Ну и засыпайте, – буркнула она, поворачиваясь к нему спиной.

Он и правда почти сразу заснул, дыша ей в затылок, а Катриона попыталась представить себе, как сейчас в одной постели с нею лежал бы Роланд. Ну, или даже его брат. Привыкший, что его обслуживают, и думать не думающий о том, что «плотская любовь – это удовольствие для двоих». Представлять себе Роланда, медленно проходящегося поцелуями от её горла до колен, было, конечно, приятно и волнующе, но почему-то не верилось в такое совершенно.

А так хотелось бы хоть на минутку поверить, будто это возможно.

Проснулась она безобразно поздно – в заиндевевшее окошко лился уже настоящий дневной свет. «Пригрелась, разоспалась!» – упрекнула она себя, поспешно перелезая через привольно развалившегося консорта. Он, похоже, уже вставал и даже накинул своё долгополое стёганое одеяние, но потом улёгся обратно.

– Могу отвернуться и заткнуть уши, – предложил он.

– Зачем? – не поняла Катриона.

– Ну, вы так поспешно вскочили, будто вам уже невмоготу терпеть.

Она почувствовала, как горячая волна приливает к щекам. Нравы в захолустном сельце были, конечно, простые, но не настолько же, чтобы сеньора уселась на горшок в присутствии постороннего мужчины! То есть, уже как бы не постороннего, но всё равно…

– Нет, – сухо отрезала она. – Я вскочила так поспешно, потому что уже очень поздно.

После постели, нагретой двумя телами, пол, даже застеленный медвежьей шкурой, неприятно холодил босые ноги, но прежде чем одеваться, приходилось сперва подбирать волосы, чтобы не лезли во все петли и не перепутывались с шнурками. Катриона взяла гребень и принялась яростно раздирать спутавшиеся за ночь пряди. Она заплела их на ночь в косу, но ничем не связала, а волосы у неё были такие непослушные, своевольные, что и лентой-то не удержишь. Делать приличную причёску она пока не стала, просто скрутила волосы в жгут и приколола его к затылку. Потом надела платье поверх сорочки и потянулась за чулками. Меллер прикрыл лицо рукавом, изображая деликатность, а сам сказал:

– Эти подвязки, наверное, ужасно режут ноги под коленями. Давайте я попрошу тётушку Маргариту купить для вас пояс с лентами? К нему чулки пристёгиваются, и никаких подвязок.

– Вы так хорошо в этом разбираетесь? – съязвила она, чувствуя, что опять краснеет.

– Я хорошо знаю, как всё это снимается, – сказал он, посмеиваясь. – Но купить, конечно, не рискну, попрошу родственниц. И честное слово, даже смотреть не стану, что они сложат в коробку.

Катриона покосилась на него, но Меллер по-прежнему закрывался рукавом, как сконфуженная деревенская девица, так что она быстренько закончила одеваться. Был бы её консорт ровней ей, она бы спросила, не помочь ли ему умыться, а так… поплескала себе в лицо из ведёрка с подогревшейся за ночь водой, прополоскала рот мятным настоем. Пусть так же умывается, лить ему из ковшичка она не служанка.

– С кем бы вы заключили брак, если бы не я? – неожиданно для себя спросила она.

– Понятия не имею. – Как можно пожать плечами лёжа? Меллер вот как-то сумел. – Мои старшие братья намного старше меня, матушка как-то призналась, что я получился вообще случайно – чары на пояске, видимо, выдохлись. – Катриона хотела спросить, что за чары и что за поясок, потом сама сообразила, а Меллер продолжил: – Оба брата давно женаты, у обоих есть сыновья, так что наследников никто от меня не ждёт. Но и подыскивать мне супруга для бесплодного брака тоже смысла нет: у меня два сводных брата – признанные бастарды, а я хоть младший, но всё-таки законный сын. Для нашей семьи разницы, в общем, нет. Крысы всех детёнышей в стае кормят и вылизывают, не разбирая, свои или чужие. Но устроить брак бастарду – даже признанному, даже не бедному, даже получившему неплохое воспитание и образование – всё равно сложнее. Веберы предлагают очередной бесплодный брак, но они сразу имели в виду Томаса, обо мне и речи не было. Возможно, предполагалась дочка какого-нибудь торговца средней руки в Озёрном: его знакомства, его знание графства, его кое-какие постройки – и наши деньги, наши связи с гномами, имя наше в конце концов. Какая теперь разница? Вы моя супруга, и только Бездна разорвёт наши узы.

– А фаворит или фаворитка?

Катриона сама не могла объяснить себе, зачем так дотошно всё это выспрашивает. Ей же это должно быть безразлично, разве нет? На Меллера она при этом не смотрела, взяла со стола зеркальце, подошла к окну и придирчиво оглядела себя: что ж, долгий сон ей пошёл на пользу. Красивой она, понятно, не стала, но хотя бы не выглядела унылой замученной клячей.

– Пояс, чулки, бельё и нормальное зеркало, – сказал Меллер вместо ответа на её вопрос. – Пошлю тётушек по лавкам сразу, как приеду в Озёрный. – Катриона хотела возразить, что ничего ей не нужно, но он ответил-таки: – А в фаворитках у меня довольно известная поэтесса Этельберта Сильвер. Если вы слышали романсы «Луна на ущербе» или «В твои глаза смотрю, как в ночь», то это на её стихи.

– Красиво, – вздохнула Катриона. Ну да. А после этой поэтессы он будет приезжать в глухое село и встречаться там со своей законной супругой, которая не знает, какой вилкой надо есть рыбу, а какой это… суфле.

– А, – поморщился Меллер, садясь на кровати, – игры томных барышень в тоску, разлуку и несчастную любовь. Настоящих проблем нет, вот и ударяются в возвышенные страдания.

– Так она вам даже и не нравится? – удивилась Катриона. Она была уверена, что женятся, конечно, ради выгоды, но уж фаворитов-то заводят точно для души.

– Ох, сира, вы хотите, чтобы я плохо говорил о своей женщине, да ещё у неё за спиной?

– Не хочу, – возразила она. – Просто не понимаю. Женились бы на дочке бакалейщика средней руки, а в театр или куда там положено водили бы свою поэтессу, но для души-то кто?

– Друзья и родственники.

Она чуть не ляпнула: «А любовь?» Удержалась милостью Хартемгарбес, не насмешила торгаша девичьими бреднями о любви.

========== Глава 11 ==========

Вообще-то, в кладовой, где хранились меха, пустовато было, пустовато. И распродать пришлось старые запасы, чтобы устроить достойное бракосочетание Вальтера, и подарки сделать Марене и её семье, и десятину барону выплатить. Оставшееся Катриона продавать не хотела даже ради разрешения на брак и выплаты долга сиру Георгу: мало ли что ещё случится? Вполне может оказаться так, что настоящие чёрные дни ещё даже не начинались. Да хоть вот, как сейчас, понадобится сделать подарок – и что будешь дарить? Холст домотканый? Медвежий окорок? А тут приходишь и выбираешь шкурку-другую. Выбирать, правда, было особенно не из чего. Не енотов же преподносить жене торговца, который фаворитку одевает в куниц! Понятно, что госпоже Меллер куницы не по чину, но ей в подарок следовало хотя бы лис набрать с полдюжины. Обыкновенных, рыжих, потому что в её годы (а она уж точно не девочка, если её позднему младшему уже не девятнадцать, прямо сказать) чернобурок лучше не носить. Старят они, хоть и выглядят побогаче рыжих сестриц.

– Ох, какая прелесть! – восхитилась сира Маргарита, осторожно скользя гладкими ухоженными пальчиками по ряду свисающих полосатых хвостов. – Кто это, сира Катриона?

– Еноты, – сказала Катриона, пытаясь сообразить, а что фаворитке-то Меллеровой можно подарить, если она уже носит кунье манто? Вообще-то, Катриона, раз уж собралась рыться в мехах, мать Клару пригласила, чтобы та сама к Солнцевороту выбрала себе лису на воротник или тех же белок на полушубок. Однако сира Маргарита тоже увязалась за ними – скучно ей тут было, только разговорами с жрицей и спасалась.

– О, – сказала сира Маргарита с загоревшимися глазами, – вы не будете против, если я попрошу Фредерика купить для меня несколько таких шкурок? На пелерину и на шапочку. У вас тут носят такие забавные, круглые с хвостиками. Я тоже хочу такую.

– А… – Катриона поперхнулась и предупредила очень вежливо: – Я хочу сказать, сира, такие носят только парни помоложе. Даже взрослым мужчинам уже… ну, не принято.

– Но я только что видела девушку в шапочке с полосатым хвостиком. Или ваши юноши ходят с косами ниже поясницы?

– Это Берта Беда, – вздохнула Катриона. – Лучший здешний охотник и лучший стрелок. Она нарочно так одевается и так себя ведёт, чтобы женихов отвадить.

– А куда смотрят родители?! – возмутилась мать Клара, даже перестав наглаживать пятнистый рысий мех. «Ей пошёл бы, – прикинула про себя Катриона, – светло-русенькая, бледненькая, глазки прозрачные – рыжая лиса из неё просто совсем белёсую моль сделает, а зимняя рысь неяркая».

– Отец покойный сам её стрелять и учил, – ответила она матери Кларе, – матушка на неё давно рукой махнула, а братец сказал, что ему же проще, приданое не выделять.

– Но вы же её сеньора, вы должны вразумить девушку!

– Зачем? – удивилась Катриона. – Брат её женат, детишек полон дом, Берта их любит и невестке с ними помогает. Девушка она порядочная, не вертихвостка какая-нибудь. Не хочет замуж – зачем же силой гнать?

– Но разве пристало порядочной девушке бродить по лесу в одиночку? Мало ли что может случиться? Вдруг разбойники?.. – Мать Клара неожиданно залилась некрасивым, неровным румянцем.

– Так парню лет тринадцати-пятнадцати разбойникам тоже лучше бы не попадаться, – хмыкнула Катриона. – Правда, настоящего охотника в лесу выследить и поймать – это ещё постараться надо. Но девушки только до замужества на охоту ходят, святая мать. Потом какой мужик жену в лес отпустит? А так до свадьбы набьют белок себе на шубку, родителям на подати, или зайцев настреляют, тетеревов – тут у нас временами голодно бывает, только лес и спасает иной раз.

– И всё же, я думаю, обязанность сеньора… – гнула своё жрица.

– Позаботиться о том, чтобы его люди могли выжить в здешних-то краях! – не сдержавшись, рявкнула Катриона. – А уж какое перерождение они себе заслужат, пусть сами думают. – Сира Маргарита сделала большие круглые глаза, и Катриона, спохватившись, буркнула: – Простите, святая мать, но здесь не Озёрный и даже не Захолмье. Вы хотите эту рысь?

– А?! – та вздрогнула и неожиданно опять покраснела. – Д-да… А одной хватит?

Катриона искоса посмотрела на жрицу и передумала выбирать шкуры для Меллеров. Не при ней. А то начнёшь укладывать в сундук енотов для фаворитки, лисиц для законной жены, волчьи шкуры для сыновей с супругами, чтобы на пол постелить в спальне или у камина… А у кого-то, кажется, глазки завидущие: хоть сто раз скажи, что это на всю немаленькую семью – не услышит. Вон как по вешалам взглядом шарит. И не надо столько, а всё равно хочется.

– Нет, – сказала Катриона ровным голосом, – одной не хватит, конечно. Вы полушубок хотите или пелерину с капюшоном?

Жрица посмотрела на сиру Маргариту, вернее, на её манто, и сказала не очень уверенно:

– Наверное, пелерину.

«Да уж понятно, – в раздражении подумала Катриона, – тебе ручки не пачкать, тяжёлой работой не трудить… Правда, мне же проще – на накидку без рукавов меньше шкурок уйдёт».

– Давайте подберём, чтобы похожие были, – как могла миролюбиво, сказала она.

Подобрав шкуры, наиболее схожие по цвету, Катриона сложила их в мешок, выпустила гостий из кладовой и заперла дверь на большой навесной замок. Не сказать, чтоб она считала своих людей ворами, но Меллер прав: порядок есть порядок, всё ценное добро следует сосчитать и переписать, а хозяин должен быть один. И вообще, как учат Скрижали, блажен, кто устоит пред искушениями плоти, духа и разума, да вот только многие ли способны устоять?

Во дворе было шумно, тесно и суетливо: проспавшийся и похмелившийся народ бодро разбирал сколоченные к празднику столы и снимал уже ненужный навес. Видимо, на этот шум и заявился незваный гость. С перепугу показавшаяся Катрионе огромной крылатая тварь зависла было над двором, потом неуклюже хлопая крыльями, уселась на крышу сторожевой башни и пронзительно, визгливо заорала.

Люди во дворе замерли на мгновение, а потом резво кинулись кто врассыпную, кто под защиту ещё не разобранных столов. Какой-то егерь, вышедший во двор проветриться и поболтать с работниками, цапнул жрицу, как волк овцу, и поволок к ближайшему сараю. Та завопила так, будто её в этом сарае собирались разложить на соломе, а не прятать от злобной хищной твари, которую какая-то нелёгкая разбудила посреди зимы. «А может быть, – зло подумала Катриона на бегу, – именно этого она и хотела бы, да кому она нужна, моль крупяная?»

– Сармендес Отец богов! – в ужасе выдохнула сира Маргарита, которую Катриона тащила за руку обратно к кладовке. – Кто это?

– Виверна. Тихо, сира, тихо, умоляю! Вот, стойте тут и замрите. Они плохо видят неподвижную добычу, а эта ещё и сонная, вялая и тупая.

– А вы?

– И я.

Катриона распласталась спиной по стене кладовки, впервые жалея, что дверь в ней запирается на тугой и тяжёлый замок – быстро не откроешь.

– Когда взлетит, голову нагните, можете вообще лицо руками закрыть – эти твари ядом плюются, – негромко проговорила она, косясь на упавший совсем рядом большой кусок дерюги, из которой натягивали навес над двором – как-то бы к нему подобраться и прикрыть им горожанку, а ещё лучше спеленать её, чтобы не начала в панике метаться по двору, мешая егерям.