Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

– Что-то ваш консорт ни словечка не пишет, – заметила Аларика, болезненно морщась и потирая поясницу. – Беата уже жаловалась, что увёз девчонку и сгинул.

– Зажарил и съел, – хмыкнула Катриона, вертя в руках яблоко красное и сочное, но настолько поеденное червяком, что кажется, не было смысла с ним возиться. – Наверное, дел невпроворот, он же долго в Озёрном не появлялся – разбирается теперь.

Она бросила яблоко в ведро, решив не тратить время попусту, и взяла следующее. Правду сказать, то, что Меллер увёз Мадлену с собой, было для Катрионы… облегчением, пожалуй. Она знала, что не права и что чуть ли не предаёт память о Вальтере, но Мадлена совсем не была похожа на него, зато личиком удалась – вылитая мать. Продажная дрянь Беата, без стеснения спавшая с богатым наёмником за подарочки. А сиру Бирюку не нравились синяки, и мужу Беаты было обещано, что вот он, сир Матиас, приедет в очередной раз и проверит, не бил ли тот свою неверную жёнушку. И если окажется, что бил… Катриона сама уже, без просьб возмущённого мужика, говорила с Беатой, однако та только кланялась да благодарила за милость для доченьки, но на все укоры и угрозы насмешливо блестела блудливыми глазами и отвечала: «Так ведь благородный сеньор, ваша милость, как такому отказать? И слушать ведь не станет. А так всё грошик в дом. Не всем же верными быть вроде консорта вашего, пошли ему Канн всяческих благ». Намёк был – прозрачней некуда: сира Катриона сама позарилась на чужое богатство и не ей было укорять кого-то в корысти. Очень хотелось высечь наглую тварь, но что бы это изменило? Всё равно сразу же, как приедет Меллер со своей охраной, подхватит подол и побежит к сиру Бирюку подарочки клянчить.

Мадлена в этом, конечно, никаким боком виновата не была, но как же она походила на мать! Катриона чуть ли не поминутно одёргивала себя, стараясь не цепляться к девчонке, и уже жалела, что забрала её в крепость. Не признал Вальтер в своё время, вот и ей не надо было признавать! Жила бы себе спокойно, без едких уколов растревоженной совести. Замечал что-нибудь Меллер или нет, Девятеро знают, но собравшись в очередной раз в свой Озёрный, он предложил взять Мадлену с собой, и Катриона трусливо спихнула девчонку ему. А теперь тоже беспокоилась, потому что от Меллера никаких известий не было. Понятно, что сам он к супруге в глухомань возвращаться не торопился, но мог бы хоть письмо прислать в три строчки, что ли. Хотя бы в духе «жив-здоров, чего и вам желаю». И о своей как бы племяннице написать те же три строчки, чтобы мать с тёткой не дёргались.

– Он говорил, будто хочет для Мадлены гувернантку поискать, – сказала Аларика, тоже разглядывая отменно червивое яблоко и решая, стоит ли с ним возиться. Так же, как и Катриона, решила, что не стоит, и кинула в ведро – для сидра сойдёт. – И барда заодно. – Она неловко повернулась и, сдавленно охнув, прижала руку к животу.

– Что? – всполошилась Катриона. Рано же ещё! Ещё недели две-три, не меньше.

Аларика ответила не сразу. Перевела дыхание, чуть расслабилась и сказала с натянутой улыбкой:

– Лягается, негодник, будто в сапогах с подковками. Ничего, сейчас отпустит. Я говорила, что консорт ваш хотел ещё и барда с гувернанткой нанять – тоже ведь хлопоты.

– И фаворитка его, наверно, жалуется, что совсем её забыл, – мрачно закончила Катриона. Аларика на это промолчала: её супруг никаких любимиц себе не заводил, никого из девок и молодок не отличая, но после отъезда Меллера словно бы заскучал без чародейки, никогда не упускавшей повода его поддеть. Может, и не имел он на неё никаких этаких видов (всё же старовата она была для него, хоть и выглядела моложаво из-за четверти своей дриадской крови), но без её ядовитого языка ему точно чего-то в жизни не хватало. И не сказать, чтобы Аларике это нравилось – говорить гадости своему законному супругу она наверняка желала сама, без всяких остроухих сучек.

Яблоки в корзине наконец закончились, Катриона взяла обе миски, свою и Аларики, вывалила их в таз и хотела уже унести его на кухню, но глазастая помощница вроде бы рассеянно мазнув взглядом по раскрытым настежь воротам крепости, сказала:

– Гости к нам, сира Катриона. Не вижу отсюда, сир Генрих или братец его, но лошади точно из баронской конюшни. Вы встречайте, я распоряжусь тут прибрать. И Тильде скажу, чтобы ужин на лишних четырёх человек готовила.

Катриона кивнула, ополоснула руки в бочке с дождевой водой (жара жарой, а гро’зы то и дело налетали с такими ливнями, что оставалось только благодарить Кантирита за милость – зерно успели убрать до того, как поздние грозы эти пошли сплошной чередой) и двинулась навстречу въезжавшим во двор всадникам. Только это не сир Кристиан пожаловал узнать, как в Вязах идут дела, а его дядя. За компанию с целителем, видимо.

– Сир Эммет здесь? – спросил он, поздоровавшись.

– Завтра должен вернуться. – Сир Ламберт отдал ей сразу несколько конвертов, Катриона не глядя сгребла их, успела только на одном заметить знакомую руку Герты. – Уехал к Чашке, – пояснила она, пряча конверты в карман фартука, который повязала, чтобы не забрызгать платье яблочным соком. – Мальчишки ходили туда рыбачить и то ли правда видели водяницу, то ли им со страху померещилось что-то.

– Это где в прошлом году двое утонули? – хмурясь уточнил он.

– Да, там у Ручки… помните, скала такая, с просветом, как ручка у кружки? – Сир Ламберт всё так же хмуро кивнул. – Там омут, ключ бьёт со дна, и вода в любое лето ледяная. Я сама там в детстве чуть не утонула – судорогой схватило, еле брат с кузнецовым старшим вытащили… В общем, ещё тем летом разговоры шли про водяницу. Не знаю, правда, откуда ей там взяться. У меня девушки не пропадали, а чтобы из Трёх Сосен или Старицы бежать топиться… далековато как-то.

– Ну, так что в Гремучей, что в Серебрянке в конце лета утопиться – это постараться надо, – невесело усмехнулся он. – Найти место, где вода выше колена, лечь вниз лицом и не вставать… Ладно, дождусь вашего маршала. Может, сорванцы просто пугали друг дружку да сами своих же страшных историй испугались.

– Нет, Берт, – неожиданно вмешался Каттен и даже на ты сира Ламберта назвал, хотя на людях вроде бы такого себе не позволял. – Надо ехать сейчас же, водяница – это не шутки, а если она ещё и тех детишек в утопцев превратила… Далеко эта ваша Миска?

– Чашка, – поправила Катриона, но целитель только отмахнулся: Миска, Чашка – всё равно… посудина.

– За час-полтора доберёмся, – ответил сир Ламберт, посмотрел на солнце и нахмурился. Дни, что ни говори, уже заметно убыли, а ехать в сумерках по лесу удовольствие так себе.

– Тогда передохнём немного, перекусим, и можно ехать, – решил Каттен. Катриона подивилась тому, что он командует братом барона, потом вспомнила, что Каттен не просто лекарь, а маг. И как всякий маг – самоуверенный наглец, знать не знающий никаких сословий, потому как ни одно из них в подмётки могучим колдунам не годится. – Сира Катриона, у вашего консорта должно где-то храниться горное масло. Одолжите баклажку?

Это вроде как было вопросом, но задал его Каттен так, что отказать язык бы не повернулся. Катриона кивнула, вспоминая, сколько в баклаге масла. Лампу она давненько не заправляла, нужды не было, так что не меньше половины ещё должно оставаться.

– А не опасно? – усомнился сир Ламберт. – Разольётся в сутолоке, полыхнёт.

– Лично прослежу, – усмехнувшись, заверил его целитель. – А ко мне ты всё равно парочку своих парней приставишь. Опасно, конечно, – совсем другим тоном признал он и даже вздохнул этак безнадёжно. – Но нам и утопцев бы хватило, а если там водяница будет… Ты с ними дело имел?

– Аррунг миловал, – сир Ламберт передёрнул плечами. – Отец рассказывал, что бросалась какая-то дура под мельничное колесо. Еле упокоили потом.

– Самовлюблённая идиотка, – кивнул Каттен. – Нет бы тихо-мирно повеситься на вожжах где-нибудь в сарае. А то и себе посмертие изгадила, и людям устроила проблем выше крыши. В общем, сира Катриона, нам бы ещё каких-нибудь тряпок на факелы. И пару старых простыней на повязки.

– Ты как будто точно знаешь, что она там есть, – заметил сир Ламебрт.

Каттен кривенько, вымученно улыбнулся.

– Сир Ламберт, – сказал он, неожиданно возвращаясь к официальному тону, – я пожертвую Сот две-три марки, если этой твари нет и никогда не было. Но если она там есть, я хочу сразу оказать всю необходимую помощь пострадавшим. До того, как их рваные раны загноятся от когтей несвежих покойников.

Катриона помертвела. Она до сих пор только страшные сказки слышала про утопцев, водяниц и прочую нечисть – всё-таки по соседству с дриадами мало кто водился в лесу. Но Каттен не страшные байки рассказывал. Он готовился к драке с давно знакомыми тварями и ничего хорошего от драки этой не ждал. И это пугало гораздо сильнее, чем любые страшилки, рассказанные поздним ненастным вечером.

– Что-то ещё нужно? – спросила она. – У Сабины, травницы нашей, настойка календулы крепкая всегда есть. Послать за ней?

– Я бы лучше за Фридой послал, – проворчал Каттен. – А вы у своего консорта требуйте боевого мага, сира. Сам он то уехал, то приехал, а вы-то всегда здесь. А календула… ну, давайте. У меня есть с собой, но запас уж точно не помешает.

Катриона хотела накрыть в столовой, но оба гостя только отмахнулись: на кухне можно поесть, этикета застольного им в замке хватало. У Тильды кое-что осталось с обеда, плита из-за варенья топилась чуть ли не до ночи, так что дюжина яиц на сковороду с остатками жареного картофеля – вот и готов перекус. Под зелень и последние, кривые уже и мелкие, огурцы вполне прилично.

Лидия в это время выбрала из стопки починенных две простыни, которые ещё годились на перевязки, и набрала по сундукам всяких старых шерстяных тряпок на факелы. Сама Катриона вынесла во двор флягу с меллеровским горным маслом – на кухню её тащить не хотелось и из-за запаха, и из-за близости горячей печи.

Отдыхали гости недолго, поели и сразу засобирались. Катриона смотрела, как они пристраивают тряпки и масло в сумках, как садятся в сёдла, и тревога охватывала её всё сильнее. Да уж, если бы с ними на помощь сиру Эммету отправилась та же Рената, ей было бы гораздо спокойнее.

– Надеюсь, я просто жуткий паникёр и перестраховщик, – ободряюще сказал ей Каттен. Он, кстати, на удивление хорошо держался в седле, хотя Катриона почему-то думала, что он вроде её консорта – не знает, с какой стороны к лошади подойти, только повозкой править и умеет. – Но как говорится, надейся на лучшее, готовься к худшему.

– Я тоже надеюсь, что ты зря дёргаешься, – хмуро отозвался сир Ламберт. – Только нечисти водяной нам для полного счастья не хватает.

– Это уж точно, – пробормотала Катриона и на всякий случай сотворила знак, отвращающий злую силу. Злоязыкая стерва Рената Винтерхорст по знаку этому тоже прохаживалась, но что взять с чародейки? Сира Фрида хотя бы Сот Трижды Мудрейшей исправно молилась и на Храм жертвовала, а остроухая даже Предвечной своей никаких молитв не возносила, да и про оставшиеся немногие храмы Матери Всех Живущих Катриона от неё ни разу не слышала. Похоже, Рената Винтерхорст сама себе была и богиней, и отродьем Бездны.

Проводив сира Ламберта и его спутников, Катриона поднялась к себе и вытащила наконец из кармана фартука письма. Их было аж четыре штуки разом.

Одно письмо в самом деле пришло от Герты. Катриона дважды перечитала его и отложила: Герта требовала подробностей жизни в Волчьей Пуще, любых, самых мелких и незначительных, даже о том, прижился ли у сиры Аларики её картофель. Ответ предполагался, как она и просила, обстоятельным, а значит, это было надолго и следовало сначала прочесть остальные.

Ещё одно было для Аларики от сира Клавдия – его Катриона даже читать не пыталась. Хочется маршалу продираться через огородные премудрости, чтобы уличить супругу в каких-нибудь грешках, так на здоровье, пусть читает внимательно. А Катриона только конверт вскрыла, но само письмо даже не вынимала оттуда.

Третье неожиданно оказалось от дядюшки Артура. У Катрионы в животе заныло от предчувствия очередных гадостей, однако дядя, к её безмерному удивлению, только ласково попенял ей на излишнюю торопливость и с опозданием, но всё же благословил её на брак с Меллером. Это было очень странно, и письмо на всякий случай стоило сохранить.

Последнее прислал дорогой консорт. Предупреждал, что задержится в Озёрном, и надолго. Просил не терять ни его, ни Мадлену, а матушке её передать, что девочка жива-здорова, в городе ей нравится, так что вернутся они где-нибудь после Равноденствия… Возможно, недели этак через две-три после праздников. Или вовсе к Белой Дороге вместе с тётушкой Еленой. Ещё просил не продавать ни зерно, ни мясо, а дождаться его возвращения. И приготовить нормальную (он так и написал, «нормальную», точно ему горенка Лидии была нехороша!) комнату под детскую; только поставить в неё ещё одну кровать, для гувернантки, и какой-нибудь столик, за которым девочка сможет заниматься чистописанием, рисованием и прочими уроками. Да! И пусть сколотят полку для книг. А ещё будет нужен шкаф для одежды. В Волчьей Пуще есть очень неплохой столяр, – тот, что изготовил мебель для спальни тётушки Елены, – вот пусть он с сыновьями и займётся. Ещё консорт спрашивал про здоровье и Катрионы, и её помощницы, а заодно просил узнать у Аларики, что та хочет получить в подарок на рождение первенца. Не для ребёнка – для себя.

Письмо было длинным, но прочиталось довольно быстро, потому что почерк у Меллера был такой ровный, чёткий и разборчивый, словно письмо отпечатали, как молитвенник, а не писали от руки. Катриона опять-таки только повздыхала и твёрдо решила, что будет Мадлене отдельная «нормальная комната» со столиком для занятий. А она, Катриона, над племянницей будет хоть с розгой стоять, но заставит её выучиться писать так же красиво и грамотно. Потому что самой ей на письмо своего консорта и отвечать было неловко.

========== Глава 24 ==========

– Вот не знал, что из водяниц получаются такие вкусные пироги, – ехидно заметил сир Ламберт.

Каттен только фыркнул на эту шпильку и взял ещё кусок пирога с «водяницей». Оказавшейся, хвала Девяти, обыкновенным и даже не очень большим сомом: мальчишки в ожидании зорьки в самом деле рассказывали у костра всякие страшные байки, а потом, хорошенько напугав друг дружку, увидели, как из воды метнулась какая-то тёмная тварь. Сом, видно, утку схватил, но рыболовы разбираться не стали, кто это был и на кого напал – бежали без оглядки до самого села.

– Отличный пирог, – согласился Каттен, придвигая кружку Лидии, чтобы ему подлили молока (от вина и даже сидра он отказался… впрочем, сколько Катриона о нём слышала, пил целитель редко и очень понемногу, зато покуривал болотник). – Сира Катриона, это ведь картофель кружочками под рыбой?

– Да, кузина сиры Аларики давала рецепт.

– Вкусная штука, – одобрил сир Ламберт, решив, видимо, не дразнить своего фаворита сверх меры. А то Каттен, как слышала от сплетниц Катриона, легко обходил гильдейские клятвы о непричинении вреда пациентам, устраивая им основательную прочистку кишечника – как бы для их собственной пользы. Сидеть же безвылазно в нужнике два-три дня, чем-то обидев злопамятного целителя, охотников было немного. – Надо бы тоже посадить хоть немного этого картофеля. Сира Катриона, я у вас, пожалуй, заберу вашу помощницу следующей весной на денёк-другой.

Катриона коротко глянула на совсем не обрадованную Аларику и, помедлив, неохотно кивнула. К счастью, за столом с ними ещё и наглый рыжий кошак сидел.

– Брат барона в полный рост, – опять по-кошачьи фыркнул он. – А мнением самой сиры Аларики поинтересоваться? Сир Ламберт, следующей весной у неё на руках будет грудной младенец. Молодая мать уедет, бросив его дома, или будет таскаться с ним по полю?

Аларика бросила на него благодарный взгляд украдкой, но сир Ламберт возразил:

– Елена детей кормила сама, но ещё до родов всегда находила кормилицу, с которой можно было оставить младенца в любое время и на любой срок. В Вязах нет ни одной чистоплотной и надёжной женщины, чтобы доверить ей ребёнка на два-три дня?

– Кормилицу и правда найдите заранее, – уже без всякой усмешки сказал Каттен. – На всякий случай.

Аларика от этого «всякого случая» заметно побледнела, и Катриона торопливо спросила целителя, переводя разговор:

– А откуда вы столько про них знаете? Ну, про нежить всякую?

– Я почти десять лет отслужил в форте на берегу Данувия. Береговая охрана. – Каттен чуть усмехнулся чему-то и взял ещё кусок пирога. – А там с нашей стороны выше по течению сначала имперские каторжные каменоломни, ещё выше – бывшая столица Железных Холмов, а на том берегу и тоже выше по течению – семиреченские Порожищи. Города немаленькие, торгово-портовые, люди в них без конца прибывают-убывают, и не все покидают их живыми. Представляете, сколько трупов река тащит вниз, к морю? И скольких утопленников некому помянуть в храме?

– И сколько топится дурёх в сёлах по обоим берегам, – буркнул сир Ламберт.

Он посмотрел на своего фаворита и тоже взял ещё кусок пирога, хотя вроде бы уже отодвигал от себя и тарелку, и кружку с недопитым сидром. Катрионе, разумеется, не было жалко ни пирогов, ни сидра, но её развеселило это желание баронского брата не уступать ни в чём магу. Даже в количестве съеденного.

– А утопленница непременно станет водяницей? – спросила она, отгоняя глупое детское желание похихикать в кулачок. Всё-таки беспокойно было от мыслей, что вот на этот раз обошлось, а если бы нет?

– Не обязательно. – Каттен доел кусок пирога, вытер пальцы салфеткой, посмотрел на тарелку, где кусков таких лежало ещё с дюжину, но только тяжко вздохнул: нет, больше точно не влезет. – Если девушка купалась и утонула или, скажем, полоскала бельё и упала с мостков, да если к тому же семья её оплакала, как положено, и все молебны отслужила, то уйдёт её душа на перерождение, а телу не всё ли равно, в земле лежать или в воде. Но с обрыва или под мельничное колесо частенько кидаются с мыслью: «Я вам ещё покажу, гады, мерзавцы, сволочи! Вы у меня ещё попляшете!» Вот в таком настроении девица или молодка обычно и всплывает как-нибудь ночью. Она, кстати, и приличных, вполне добропорядочных утопленников может в свою… скажем так, свиту превратить. Потому я и испугался, что в озерце минимум трое тварей завелось. Нет бы подумать о том, что дриады слишком близко, а они нежить на дух не переносят.

– Зато какого сома поймали, – мечтательно закатывая глазки, протянула Аларика. – Эммет теперь лет десять, наверно, будет вспоминать про рыбу с во-от такими глазами! – И она, соединив якобы связанные, как в старой рыбацкой байке, запястья, изо всех сил развела пальцы в стороны.

Её супруг даже не обиделся. Видимо, слишком хорошее настроение было у всех. Только целитель, как показалось Катрионе, был чем-то по-прежнему озабочен. И судя по тому, как поглядывал он на Аларику, именно в ней ему что-то не нравилось.

– Ладно, – сказал он, когда Катриона подала знак Лидии, что можно убирать со стола. – Всё хорошо, что хорошо кончается. Но ехал к вам я совсем по другому делу. – Катриона невольно кивнула: так она и думала. – Сира Аларика, не пугайтесь раньше времени, но через две недели я вас жду в Волчьей Пуще. Будете у меня под боком, чтобы я сразу мог вами заняться, едва схватки начнутся, а не добирался до вас три-четыре часа, да ещё и устал в дороге. А если раньше этих двух недель почувствуете себя плохо, немедленно посылайте за мной. Никаких «сейчас полежу немного, и пройдёт», понятно?

«Не пугайтесь» он зря сказал. Аларика, как показалось Катрионе, именно этих слов и испугалась сильнее всего. И сир Эммет тоже.

– Может, мне её привезти пораньше? – спросил он заметно дрогнувшим голосом. – У меня там тётка, отцова сестра замужняя – пусть Аларика поживёт у неё. Сира Катриона, вы же обойдётесь без моей жены две-три недели?

Та кивнула, не раздумывая. Хоронить помощницу из-за лишнего бочонка варенья она точно не собиралась.

– Да, конечно, – легко согласился Каттен. – Так будет спокойнее. Завтра утром со мной поедете или прислать за вами моего помощника через недельку?

– Завтра, – перебив начавшую что-то говорить супругу, отрезал сир Эммет. – Я сейчас же пошлю кого-нибудь к тётушке, чтобы готовилась встретить нас. Сира Катриона, я уеду на денёк, завтра же вечером вернусь.

Он не спрашивал разрешения, а просто ставил в известность. Следовало бы, конечно, указать ему на это, но Катриона только опять покивала. Про себя подумав с неожиданной тоской, что хоть маршал с супругой и ссорятся без конца, однако вон как он переполошился, едва представил, что может потерять жену и обещанного дриадами сына. Меллер, конечно, тоже за неё испугался тогда, с виверной, но он так легко оставляет её одну на два-три месяца, а то и дольше, что на него точно рассчитывать не приходится. Уедет и оставит её на сносях, а сам разве что письма будет слать: «Как Вы там, дорогая?»

Аларика занялась тем, что начала укладывать в небольшой сундучок вещи, которые ей понадобятся в ближайшие две-три недели. А Катриона велела Лидии отобрать корзинку яблок покрупнее, покрасивее, и что там ещё можно послать в гостинец? Сома хороший большой кусок? Сир Ламберт, понятно, забрал половину рыбины (само собой, лучшую половину), но и ей перепала немалая часть – хватило и на пироги, и на суп, и ещё осталось. «Солью посыпать, крапивой обложить и велеть посыльному не задерживаться в дороге, – озабоченно подумала Катриона. – Вон, сир Ламберт сразу же отправил одного из своих парней отвезти половину сома в замок». И опять припомнила совет Каттена требовать с консорта боевого мага, потому что стихийные маги, кроме всего прочего, очень полезны в хозяйстве. Та же сира Фрида заморозила бы рыбу одним небрежным щелчком, избавив Катриону от раздумий, как сохранить сома свежим по такой жаре. Особенно в конце лета, когда запасённый с зимы лёд в погребе уже почти весь растаял.

«Чего бы ещё послать? – ломала голову она, прикидывая, что пяти-шести фунтов рыбы и корзины яблок как-то маловато на две-три недели. – Голову сахара? Аларика сластёна, а мой консорт вконец её разбаловал, да и Эмметова тётушка точно не откажется от сахара…»

Ещё Катриона подумала про картофель, который предстояло выкопать без сиры огородницы, убившей на него столько времени и сил… и про то, что кто-то уже повыбрал начисто, до самого мелкого клубенька, две крайние полосы маленького, каких-то два десятка шагов в ширину, поля. Сельчане клялись и божились, что это не они, и Катриона, в общем, в это верила – попробуй-ка скрыть от соседей, кто что варил на ужин. Разбойники на такую мелочь не позарились бы. Неужто гоблины? Вот уж кого не хватало для полного счастья! Это вам даже не утопцы с водяницами. Эти мелкие проныры половину урожая выкопают, да ещё сведут лошадей и навьючат мешки на них. А сельчанам пока ну вот совершенно не до гоблинов: зерно собрано, но подошла очередь овощей. Видимо, опять придётся кланяться остроухим стервам, напирая на то, что после налёта зеленошкурых воришек моркови-капусты и самим не хватит, не то что с дриадами делиться. Хотите пирогов – так помогайте, что ли.

Она думала обо всём этом, а сама решительно направлялась к Каттену, собираясь вытрясти из него, что его так тревожит в молодой здоровой женщине, у которой ни тошноты, ни отёков всерьёз не было. Да и сложением она вовсе тощенькую, узкобёдрую эльфиечку не напоминала – легко же вроде бы должна родить?

Ну… хорошо, что не просто постучала, а дождалась, когда ответят «Войдите» (очень недовольно ответят, но над этим она не задумалась, а зря). Потому что войдя в гостевую даже после разрешения, Катриона почувствовала, как у неё загорается всё лицо, а ещё уши и ключицы в придачу: сир Ламберт сидел на рановато разобранной постели в одних подштанниках, а на его фаворите, кажется, и того не было – он в плед, заменявший по летнему времени беличье одеяло, как-то хитро замотался, красиво перекинув угол через плечо. Катриона попятилась, пролепетав извинения, и хотела уже удрать, сообразив, что заявилась ну вот совершенно не вовремя, но сир Лмберт только с каким-то обречённым видом махнул рукой: что там у вас?

– Поперечное положение, – хмуро ответил Каттен на её тревожный вопрос. Сир Ламберт непонимающе уставился на фаворита, но Катриона сдавленно охнула. – Бывает, что ближе к родам младенец всё-таки поворачивается головкой или хотя бы ягодицами вперёд, – прибавил целитель. Катриона только головой покачала: ага, бывает. Иногда. То есть, очень редко на самом деле. – Но если нет… я всё-таки не повитуха деревенская, – с знакомой уже кривоватой усмешечкой сказал Каттен. – Я магистр второй ступени. Сделаю всё, что смогу, а я таки могу кое-что. Постараюсь спасти вашу помощницу.

– А ребёнка?

– Как получится. Когда приходится выбирать между младенцем и матерью, я, знаете ли, выбираю взрослого, разумного, способного о себе позаботиться человека.

– Сиру Эммету только такого не говорите, – пробормотала Катриона, неприятно поражённая словами человека, всегда вроде бы готового прийти на помощь. Не бесплатно, конечно, но в той же Рыжей Гриве целитель ни для кого, кроме самого барона и членов его семьи, не подхватывался среди ночи, чтобы скакать за три-четыре лиги к больному или раненому. А вот Каттена можно было звать в любое время и в любую погоду, не отказывал он никому, да ещё и легко соглашался на любую рассрочку. А тут такое… Впрочем, это если в самом деле придётся именно что выбирать, кого спасать в первую очередь. Но может быть, милостью Девяти обойдётся? Он же и правда магистр почтенной гильдии, а не повитуха деревенская. Может быть, придумает что-нибудь, чтобы не выбирать?

– По-вашему, лучше оставить молодого мужчину вдовцом с грудным младенцем на руках, чем лишить первенца? – как-то неприятно усмехнулся магистр Гильдии Целителей, словно мысли её подслушал. – Сира Катриона, мне самому не нравится подобный выбор, но между плохим и совсем скверным я всё-таки выбираю меньшее зло. А живая молодая мать, способная родить других детей – по мне, зло куда меньшее, чем мёртвая.

Катриона зябко повела плечами. И не поспоришь ведь. А что сир Эммет думает, интересно? Он бы кого выбрал? Сына или жену? Ей почему-то казалось, что сына: приданое получено и даже потрачено, наследник есть, няньку для него сеньора найдёт, а уж с кем утешиться, молодому привлекательному вдовцу долго искать не придётся. Как всегда, не хотелось так плохо думать о людях, но ведь даже отец не захотел жениться заново. Зачем? Наследники есть, а хозяйством Лидия занимается. А управительница – это вам не жена, ей недолго напомнить, где её место. Маршал, конечно, испугался за свою супругу, но это она просто не родила ещё. А остался бы от неё законный наследник, подумалось Катрионе, сир Эммет наверняка легко бы смирился с потерей. Или нет? Или ей уже просто кажется, что нет и быть не может никакого счастья в браке? Глупости это всё – про семейное счастье. Сказки и прочие… баллады.

После отъезда Аларики всё вернулось словно бы на год назад: опять тишина и пустота поселились в столовой и в спальнях. Сир Эммет в Вязах появлялся редко и ненадолго – помыться, переодеться, выспаться в кровати, а не на куче лапника, и поесть не обугленного над костром мяса, а «человеческой», как он говорил, пищи. Потом опять пропадал в дозорах и засадах. Мало им было зверья и разбойников, так ещё и в самом деле к человеческому жилью потянулись оголодавшие в горах гоблины, которым и так обычно доставались орочьи объедки, а тут и объедков толком не стало.

Катриона, свалившая хотя бы эту заботу на широкие плечи своего маршала, дважды выбиралась в Волчью Пущу, чтобы узнать, как там дела у Аларики, но у той всё покамест шло привычным порядком, и даже самочувствие было бы прекрасным, если бы она так не боялась умереть при родах. Из-за этого страха она не то чтобы похудела, но заметно спа’ла с лица и стала капризной и слезливой. Оба раза Катриона старалась её утешить, убеждая, что целитель Каттен очень немногих потерял из тех, кого брался лечить; медовики с маком и с ягодами ей привозила, точно ребёнку, но в конце концов, не выдержав, отговаривалась множеством дел (что, в общем-то, было чистой правдой – осень же на носу) и поспешно возвращалась в Вязы, бросая помощницу на попечение тётки сира Эммета. Опять-таки доводя Аларику до слёз: никому она не нужна, всем она в тягость, но ничего, вот скоро умрёт и не надо будет с нею нянчиться… Слышать это было невыносимо, и Катриона трусливо сбега’ла, в душе упрекая себя за чёрствость, но не в силах терпеливо выслушивать этот вздор.

И от дорогого консорта ни слуху ни духу не было, и гномы как сквозь землю провалились. Если бы не теплица, зеленевшая всходами укропа, чеснока и прочей петрушки, да не те самые три медных таза, словно и не бывало бородачей в Вязах никогда. Как будто приснился Катрионе весь этот год.

Впрочем, Меллер скоро дал о себе знать в лучших своих традициях. Опять прибыл в крепость целый обоз, только на этот раз возглавляла его такая двуколка, что Катриона разом простила своему консорту все уже совершённые грехи и половину будущих. Бронзовые финтифлюшки и крылья из тиснёной кожи запылились в долгой дороге, но всё равно тускло блестели на понемногу остывающем солнце, а на сиденье хотелось небрежно развалиться и лишь едва пошевеливать вожжами. Катриона так и слышала жужжанье осиного роя про «коляску, в каких столичные блудницы по бульварам раскатывают, а не приличные женщины поля объезжают», но в кои-то веки грядущие пересуды вызывали у неё только мечтательно-злорадную улыбку.

Она с заметным усилием заставила себя оторваться от обтянутых всё той же тиснёной кожей мягких поручней и приняла у Ланса Воробья… ну, то есть, Саккара, конечно… очередную пачку реестров.

Кроме всякого барахла от Меллера Ланс привёз коротенькое, в три кривые, дрожащие строчки письмецо от Аларики. Просто листок, на котором неверной рукой было выведено: “Мальчик почти десяти фунтов весу, вопит, как сыч. Мне вставать пока не велено ни под каким видом, но недели через две, наверное, вернусь”. Катриона от облегчения чуть не расцеловала парня, доставившего такое известие. Жаль только, подумала она, сир Эммет вернётся дня через два-три, не раньше. Хотя… может, и к лучшему. Аларика хоть немного в себя придёт после наверняка тяжёлых родов.

– Ты не видел её? – спросила она. – Ну, сиру Аларику?

Тот покачал головой, только хохолок на макушке подпрыгнул.